— Он был человеком своего времени, — заявил Редди так упрямо и цинично, словно лет ему было в два раза больше, чем на самом деле. — Чего тут ожидать? В его мире порядок исходил только от империи. Внутри границ империи существовали культура, порядок, возможность развития цивилизации. За ее границами — только варварство и хаос. И не было другого способа управлять миром! И между прочим, достижения Александра его пережили, хотя самой империи это было не суждено. Он распространил греческий язык от Александрии до Сирии так гладко, будто варенье на хлеб намазал. Когда римляне двинулись на восток, они обнаружили там не варваров, а людей, говорящих по-гречески. Если бы не это греческое наследие, христианство из Иудеи распространялось бы с гораздо большим трудом.
   — Возможно, — не стал спорить Абдыкадыр. — Но не забывай, Киплинг, — добавил он с усмешкой, — я — не христианин!
   К ним подошел капитан Гроув.
   — Полагаю, мы свое дело сделали, — негромко произнес он. — Я необыкновенно рад тому, что нам удалось так быстро достигнуть соглашения, и просто поразительно, как много у нас общего. Получается, что когда дело доходит до того, что нужно переместить войско из одного места в другое, за две тысячи лет ничего так уж сильно не изменилось... Но послушайте: я заметил, что встреча стала носить не самый деловой характер... Я слышал об Александре и том разврате, который его окружал, — с печальной усмешкой заметил капитан. — И я бы, несомненно, предпочел ретироваться отсюда, но боюсь, с точки зрения политики надо еще немного тут послоняться и свести с этими ребятами знакомство поближе. Не волнуйтесь: с вином я не переусердствую! Мои парни тоже побудут тут со мной, но если вы хотите удалиться...
   Бисеза воспользовалась этим предложением. Редди и Джош тоже решили уйти. Правда, на выходе Редди с некоторой завистью оглянулся на мерцающий интерьер царского шатра, где перед троном начала танцевать весьма недурственная собой девица в легкой накидке.
 
   Снаружи, у входа в шатер, Бисезу поджидал Филипп, грек, лекарь Александра. Бисеза поспешно позвала де Моргана. Снабженец был полупьян, но переводить еще мог.
   Филипп сказал:
   — Царь знает, что ты говорила о его смерти.
   — О... Мне очень жаль.
   — И он хочет, чтобы ты сказала ему, как он умрет. Бисеза растерялась.
   — У нас есть только предание. Рассказ о том, что с ним случилось...
   — Он скоро умрет, — выдохнул Филипп.
   — Да. Ничего не поделаешь.
   — Где?
   Она вновь растерялась, но ответила:
   — В Вавилоне.
   — Значит, он умрет молодым, как Ахилл, его любимый герой. Как это похоже на Александра! — Филипп оглянулся на царский шатер, где, судя по доносящемуся шуму, пирушка набирала обороты. Вид у лекаря был встревоженный, но решительный. — Что ж, дивиться нечему. Он пьет, как и дерется, за десятерых. И ему в легкое вонзилась стрела, он чуть не погиб. Боюсь, он не даст себе времени на выздоровление, но...
   — Он не станет слушать своего лекаря. — Филипп улыбнулся.
   — Кое-что остается без перемен.
   Бисеза быстро приняла решение. Она сунула руку во внутренний карман комбинезона, где у нее лежала аптечка первой помощи, и вынула пластиковую упаковку таблеток от малярии. Она показала Филиппу, как выдавливать таблетки из пластиковых лунок.
   — Пусть твой царь примет это, — сказала она. — На самом деле никто точно не знает, как все было. Истина была окружена слухами, ссорами и враньем. Но некоторые верят, что все вышло из-за той болезни, от которой помогают эти таблетки.
   Филипп нахмурил брови.
   — Зачем ты даешь мне это?
   — Потому что я думаю, что твой царь очень важен для будущего всех нас. Если он умрет, то хотя бы не так...
   Филипп сжал в кулаке упаковку таблеток и улыбнулся.
   — Благодарю тебя, госпожа. Но скажи мне...
   — Да?
   — Будут ли помнить о нем — в будущем?
   И снова она возникла, эта странная дилемма — стоит ли рассказывать слишком много. А Бисеза успела довольно многое узнать об Александре и его эпохе из рассказов своего телефона.
   — Да, будут. Будут помнить даже о его коне! — Буцефал погиб в битве у реки Джелум*[20]. — За тысячу лет до нынешнего времени в стране за Оксусом*[21] правители будут утверждать, что у их коней на голове когда-то росли рога и что они — потомки Буцефала, некогда прошедшего по этим краям вместе с Александром.
   Филипп был в полном восторге.
   — Александр велел изготовить для Буцефала шлем с золотыми рогами и надевал его на голову своего коня перед битвами. Госпожа... если царь будет при смерти...
   — Тогда расскажи ему об этом.
   Когда лекарь ушел, Бисеза строго сказала де Моргану:
   — А вы об этом помалкивайте. — Он развел руками.
   — Конечно, конечно. Мы должны сохранить Александру жизнь — ведь если уж мы тут застряли, он наша надежда хоть на какое-то будущее. Но заклинаю вас всеми богами, Бисеза! Почему вы просто так отдали этому врачу таблетки? Почему не продали? Александр в тысячу раз богаче любого из людей его времени! Какая расточительность...
   Но она, смеясь, ушла прочь.

24
ОХОТА

   Наконец все было готово к началу battue.
   Для охоты, представлявшей собой одновременно и упражнение в воинском искусстве, была отведена огромная территория в степи. Части войска развертывались широкими кордонами, и каждой из этих частей командовал один из главных полководцев. Загонщики направились к центру, передвигаясь будто на маневрах. Впереди и по обе стороны от каждой группировки двигались разведчики. Части войска перекликались между собой с помощью труб. В конце концов образовался очень точный круг.
   Как только загонщики приступили к делу, Чингисхан сам возглавил царскую процессию и вывел ее на гряду невысоких холмов, откуда открывался хороший вид на всю окружающую местность. На охоте обязаны были присутствовать все члены Золотого рода — жены, наложницы, слуги. Йе-Лю также отправился с царской процессией и взял с собой Колю, Сейбл и толмачей.
   Масштаб учений потрясал воображение. Заняв место на вершине холма, Николай увидел только два-три полка, выстроившихся на равнине внизу. Реяли яркие вымпелы, взволнованно переступали с ноги на ногу лошади. Остальные полки находились далеко, где-то за линией горизонта. Для царской семьи и сопровождающих ее лиц было приготовлено обильное и роскошное угощение.
   Покуда работали загонщики, членов Золотого рода развлекали сокольники. Один монгол вынес большого орла, сидевшего поверх толстой рукавицы. Когда орел расправил крылья, оказалось, что их размах больше роста охотника. Выпустили ягненка, и огромная птица догнала его и набросилась с такой страстью, что сокольничий, державший орла на длинном ремешке, не удержался на ногах и упал, что весьма развеселило хана и его окружение.
   После соколиной охоты начались конные скачки. Маршрут растянулся на несколько километров, и оттуда, где стоял Николай, было видно только место финиша. Наездники не старше семи-восьми лет скакали на взрослых лошадях без седла и босиком. Скорость скачки была просто бешеная. В густом облаке пыли всадники приближались к финишу. Члены Золотого рода бросали победителям золотые монеты и драгоценные камни.
   На взгляд Коли, все это было еще одним примером монгольской смеси варварства с вульгарной показухой. Сейбл об этом отзывалась по-своему.
   «У этих людей совсем нет вкуса», — ворчала она.
   Однако Николай не мог не восхищаться удивительным хладнокровием Чингисхана.
   Вышколенный воин, твердый политик, целеустремленный и неподкупный человек, Чингисхан родился в семье вождя одного из монгольских кланов. При рождении ему было дано имя Темучин, что означает «кузнец», а впоследствии он взял себе имя Чингисхан, то есть «властелин мира». Около десяти лет длился братоубийственный конфликт, но в конце концов Темучину впервые за много столетий удалось сплотить монголов в единый народ, и он стал «правителем всех племен, живущих в войлочных шатрах».
   Монгольские войска состояли почти поголовно из кавалерии, отличавшейся удивительной быстротой перемещения и строжайшей дисциплиной. Стиль ведения боя монголы оттачивали на протяжении жизни многих поколений, занимаясь охотой и ведя войны на равнинах. Для оседлых народов, имевших крестьянские хозяйства и города по краям степей, монголы были трудными соседями, но не только они. На бескрайних как океан просторах Азии несколько столетий бесчинствовали орды конников-грабителей. Монголы просто оказались последними в этой долгой кровавой цепочке. А под властью Чингисхана они стали поистине страшной силой.
   Свои боевые походы Чингисхан начал с покорения трех народов, обитавших на территории Китая. Быстро богатея за счет грабежей, монголы затем обратили свое внимание на запад и напали на Хорезм — древнее и богатое государство, простиравшееся от Ирана до Каспийского моря. После этого прошли по Кавказу на территорию нынешней Украины, в Крым, а потом совершили страшный набег на север, на Русь. Ко времени смерти Чингисхана его империя, созданная при его жизни, уже в четыре раза превышала по площади государство Александра Македонского и в два раза — Римскую империю.
   Но при этом Чингисхан оставался варваром, и его единственной целью было усиление власти и обогащение Золотого рода. К тому же монголы были безжалостными убийцами. Их жестокость объяснялась их собственными традициями: безграмотные кочевники, они не понимали, зачем нужно сельское хозяйство. Города для них представляли смысл только как источники добычи, а человеческую жизнь они не ценили вовсе. С этими принципами они и осуществляли каждое очередное завоевание.
   И вот теперь Коля чудесным образом оказался в самом сердце монгольской империи. Здесь преимущества имперского строя были видны более ярко, чем на страницах любого из учебников истории, написанных потомками покоренных народов. Впервые за все свое существование Азия была объединена — от границ с Европой до Южно-Китайского моря: на гобеленах, украшавших шатры Чингисхана, китайские драконы соседствовали с персидскими фениксами. И несмотря на то что все связи прервались после упадка монгольской империи, на смену мифам о народах Востока пришли воспоминания — воспоминания, которые в один прекрасный день вдохновят Христофора Колумба пуститься в плавание через Атлантический океан в поисках нового пути в Индию.
   Наконец на горизонте показались отряды загонщиков. С воплями и улюлюканьем они пересекли границу охотничьих угодий. Бегуны протянули между отдельно стоящими частями войска веревки и создали кордон. Загнанные звери валились наземь или метались из стороны в сторону, едва различимые в облаках пыли.
   Николай щурился и всматривался в пелену пыли.
   — Интересно, кого они поймали. Вижу лошадей... еще вроде бы там есть дикие ослы... волки, гиены, лисы, верблюды, зайцы. И все жутко перепуганы.
   Сейбл указала в сторону.
   — Посмотри-ка туда.
   Сквозь пыль там проглядывал силуэт какого-то крупного животного. Поначалу оно показалось Коле похожим на огромный валун. Словно бы вылепленный из глины, зверь был намного выше человека ростом. Он передвигался тяжело и мощно, было видно, как шевелятся его могучие плечи, как поблескивает ржаво-коричневая шерсть. А когда зверь запрокинул голову, Николай увидел выгнутый дугой хобот и извитые спиралью бивни и услышал звук, подобный пению басовых труб органа.
   — Мамонт, — прошептал Николай в ужасе и изумлении. — Охотники Чингиса пересекли границу между территориями из разных эпох, наткнулись на такую добычу, на какую и не рассчитывали. Много веков можно было только мечтать об этом. Ну почему у нас нет видеокамеры!
   Но Сейбл смотрела на мамонта совершенно равнодушно.
   Чингисхан сел верхом на своего коня и поехал навстречу загонщикам, сопровождаемый с обеих сторон парой телохранителей. Ему предоставлялось право первым убить загнанного зверя. Правитель остановил коня метрах в двадцати от холма и стал ждать, когда на него выгонят жертву.
   Неожиданно послышались крики. Некоторые из кордонщиков покинули ряды и обратились в бегство, невзирая на ругань командиров. В туче пыли прямо перед Чингисханом Коля увидел летящую по воздуху красную тряпку — но нет, это была не тряпка, а человек — монгольский воин с вспоротыми животом и грудью и болтающимися внутренностями.
   Чингисхан не двигался с места. Он пришпоривал коня и держал наготове копье и ятаган.
   Николай увидел бегущего зверя, появившегося из-за пыльной завесы. Он двигался крадучись, припадая к земле, как лев, но при этом был гораздо массивнее льва и статью больше походил на медведя. А когда зверь раскрыл пасть, всем стали видны клыки — такие же кривые и длинные, как ятаган Чингисхана. Еще мгновение — и в мертвенном безмолвии император и саблезубый тигр замерли, глядя друг на друга.
   А потом раздался единственный выстрел — будто неожиданный гром грянул с ясных небес. Выстрел прозвучал так близко от Коли, что у того зазвенело в ушах, а еще он услышал свист летящей пули. Вокруг закричали, забегали, запричитали приближенные хана. А гигантская кошка вдруг рухнула на землю, ее задние лапы задергались, а голова превратилась в кровавое месиво. Конь Чингисхана пятился, а сам он даже не побледнел.
   Это, конечно сделала Сейбл. Но свой пистолет она уже успела спрятать.
   Она развела руками.
   — Tengri! Я — посланница небес, присланная, чтобы спасти тебя, великий владыка, ибо ты должен жить вечно и править миром! — Она резко обернулась к дрожащему с головы до ног Базилю. — Переведи все точно, пес, а не то ты будешь следующим, кому я разнесу башку.
   Чингисхан пристально смотрел на нее.
 
   Убийство животных внутри кордона продолжалось несколько дней. По традиции некоторых животных отпускали на волю, но на этот раз, из-за того что жизни правителя грозила опасность, никого не пощадили.
   Николай с любопытством осматривал останки. В дар Чингисхану принесли головы и бивни нескольких мамонтов, а также целую стаю убитых львов — таких громадных, каких прежде никто из охотников не видел, и еще лисиц с чудесным снежно-белым мехом.
   Угодили в монгольские сети и очень странные люди. Обнаженные, умеющие быстро бегать, но не сумевшие спастись. Небольшая семья — мужчина, женщина и мальчик. Мужчину прикончили на месте, а женщину с ребенком в цепях привели в ханские покои. Они были нагие и грязные и, судя по всему, не умели членораздельно разговаривать. Женщину отдали на поругание воинам, а ребенка несколько дней держали в клетке. Без родителей малыш отказывался есть и слабел на глазах.
   Только однажды Николай рассмотрел его вблизи. Мальчик, сидевший на корточках в своей клетке, был высокого роста — выше монголов, даже выше Коли, но при этом лицо его сохраняло детскую неоформленность. Кожа на лице у него была обветренная, ступни омозолевшие. Ни капли жира нигде на теле, а мышцы жесткие, крепкие. Казалось, он способен пробежать весь день без отдыха. Он повернул голову и посмотрел на Колю поразительно синими и ясными, как небо, глазами. В этом взгляде был ум, но то не был ум человека, а некое вселенское понимание всего мира, не сосредоточенного внутри самого себя. Так смотрят львы.
   Николай хотел поговорить об этом с Сейбл. Возможно, это было какое-то доисторическое существо — Homo erectus, к примеру, нечаянно захваченный во время Разрыва. Но он нигде не мог разыскать Сейбл.
   Когда Николай вернулся, клетка исчезла. Ему сказали, что мальчик умер, что его тело забрали и сожгли вместе с останками зверей.
 
   Сейбл появилась около полудня на следующий день. Йе-Лю и Николай в это время в очередной раз обсуждали стратегию дальнейших действий.
   Сейбл была одета в монгольское платье из дорогой, украшенной вышивкой ткани, какие носили только женщины из Золотого рода. Однако то, что она к этому роду не принадлежала, подчеркивалось вплетенной в ее волосы и обернутой вокруг шеи лентой из оранжевого парашютного шелка. Вид у нее был какой-то диковатый, взбудораженный.
   Йе-Лю откинулся на подушки и устремил на нее пристальный, встревоженный и расчетливый взгляд.
   — Что с тобой случилось? — спросил Коля по-английски. — Я тебя не видел с того момента, как ты выпалила из пистолета.
   — А скажи, эффектно получилось? — выдохнула Сейбл. — И, что самое главное, сработало.
   — Что значит «сработало»? Чингис мог тебя убить за то, что ты помешала ему реализовать право первенства на охоте.
   — Но он этого не сделал. Он позвал меня к себе в юрту. Он прогнал всех — даже толмачей, и мы остались наедине. Думаю, теперь он и вправду верит, что я спустилась с этого самого tengri. Знаешь, когда я к нему пришла, он уже пил несколько часов подряд, так я его вылечила от похмелья. Поцеловала его кубок с вином, представляешь? У меня за щекой было припрятано несколько таблеток аспирина, и я их в кубок выплюнула. Все так просто вышло... Говорю тебе, Ник...
   — Что ты ему предложила, Сейбл?
   — То, чего он хочет. Давным-давно шаман сказал ему, что боги избрали его своим орудием. Чингис — наместник tengri на земле, посланный, чтобы править всеми нами. Он знает, что его миссия еще не окончена, что Разрыв на самом деле отбросил его назад. И еще он знает, что стареет. Этот ваш коммунистический памятник с датой его смерти жутко его огорчил. Он хочет, чтобы ему было дано время завершить миссию — он жаждет бессмертия. Именно это я ему и предложила. Я ему сказала, что в Вавилоне он найдет философский камень.
   Николай ахнул.
   — Ты чокнулась.
   — Как знать, Ник. Мы же понятия не имеем о том, что ждет нас в Вавилоне. Что там может быть? И кто нас остановит? — процедила она сквозь зубы. — Кейси? Или эти тупоголовые британцы, застрявшие в Индии?
   Коля растерялся.
   — Чингис переспал с тобой? — Она улыбнулась.
   — Я знала, что моя чисто вымытая кожа ему будет отвратительна. Поэтому я взяла немного навоза от его любимого коня и втерла себе в волосы. И еще немного покаталась по грязи. И знаешь, как ему понравилась моя кожа? Она гладкая, на ней нет оспин, нет рубцов от прыщей. Пусть ему не по нраву гигиена, зато он по достоинству оценил ее результаты. — Она помрачнела. — Он пристроился ко мне со спины. Любовью монголы занимаются примерно так же тонко, как ведут войны. Но в один прекрасный день этот краснорожий ублюдок заплатит за все.
   — Сейбл...
   — Но не сегодня. Он получил, что хотел, и я тоже. — Она пальцем поманила к себе Базиля. — Эй, французишка. Скажи Ие-Лю, что Чингисхан принял решение. Монголы, так или иначе, доберутся до Ирака — лет через сто примерно, так что ничего сверхъестественного в этом походе для них не будет. Курултай — военный совет — уже созван.
   Она выхватила из-за края ботинка кинжал и вонзила его в карту — в то самое место, куда уже втыкала. В Вавилон. И на этот раз никто не осмелился выдернуть кинжал.

Часть четвертая
СЛИЯНИЕ ЭПОХ

25
ФЛОТ

   На взгляд Бисезы, флотилия Александра Македонского, стоявшая у берега, выглядела потрясающе, невзирая на дождь. Триремы ощетинились рядами весел, на плоскодонных баржах нервно ржали лошади, но забавнее всех выглядели зоруки, корабли индийской конструкции с невысокими бортами для перевозки зерна. В том же виде им было суждено просуществовать до двадцать первого века. Дождь лил как из ведра, его занавес заслонял все, смывал краски, сглаживал углы и перспективу, но при этом стояла жара, и гребцы были по пояс раздеты, их загорелые до черноты худые тела блестели, намокшие волосы липли к щекам и шее.
   Бисеза не удержалась и сделала несколько снимков. Но телефон стал жаловаться.
   — Это что тебе, парк развлечений? Да ты мне память забьешь задолго до того, как мы доберемся до Вавилона, а что ты тогда будешь делать? А еще — я, между прочим, намокаю...
   Тем временем Александр просил у богов благословения для предстоящего похода. Стоя на носу своего корабля, он излил вино из золотой чаши в воду и обратился к Посейдону, морским нимфам и духам Мирового океана, прося сохранить и защитить его флот. Затем он совершил жертвоприношения Гераклу, который считался его предком, и Амону, египетскому богу, которого он отождествлял с Зевсом и всерьез считал своим отцом, покоящимся в гробнице посреди пустыни*[22].
   Несколько сотен британских солдат, построившихся по команде офицеров, вытаращив глаза и порой отпуская шуточки, наблюдали за общением царя с богами. И все же и томми, и сипаи с большим удовольствием воспользовались гостеприимством лагеря македонян; то, чем занимался Александр сегодня, было лишь завершением череды жертвоприношений, совершавшихся несколько дней подряд, музыкальных представлений и атлетических состязаний. Прошедшей ночью царь наделил жертвенными животными — овцами, коровами или козами — каждый отряд.
   «Самое обильное барбекю в истории», — подумала Бисеза.
   Редди Киплинг, надвинув на лоб пробковый шлем, раздраженно дергал кончики собственных усов.
   — И какая же дребедень у людей в голове! Знаешь, когда я был маленький, моя ayah была католичка, она водила нас в церковь — рядом с ботаническим садом в Пареле, знаете, где это? Мне ужасно нравилось, как там все торжественно и высокопарно. А еще у нас был носильщик, его звали Мита, и он учил нас индийским песням и водил по индуистским храмам. И мне страшно нравились их боги — их было плохо видно в полумраке, но они были какие-то симпатичные, дружелюбные.
   Абдыкадыр сухо прокомментировал:
   — Очень интересное экуменистическое детство.
   — Может и так, — отозвался Редди. — Но одно дело — истории, которые рассказывают детишкам. На самом деле, забавный индуистский пантеон несколько более значителен. Есть боги страшные, есть глупые, есть множество непристойных фаллических изображений! И что это, как не далекое эхо голосов этой бессмысленной компании божков, на которых Александр изводит такое хорошее вино — да ведь он считает себя одним из них!
   — Редди, будучи в Риме, веди себя как римлянин, — напомнил ему Джош.
   Редди хлопнул его по спине.
   — Приятель, здесь Рим еще небось не построен. Так как же мне себя вести, а?
   Наконец ритуал завершился. Бисеза и ее товарищи пошли к лодкам, которые должны были доставить их на корабли. Они и большинство британцев отправлялись в путь с флотом македонян, а вместе с ними — почти половина войска Александра. По берегу должен был отправиться обоз.
   Лагерь свернули, обоз постепенно начал формироваться. Зрелище производило впечатление беспорядочности: тысячи мужчин, женщин, детей, пони, мулов, волов, коз и овец бегали и слонялись туда-сюда. Повозки нагружали вещами и кухонной утварью, инструментами плотников, лудильщиков, оружейников и прочих ремесленников и торговцев, следовавших за войском. Менее узнаваемо выглядели разобранные на части катапульты и осадные башни. Посреди толпы сновали проститутки и водоносы, над морем людей вздымались гордые головы верблюдов. Шум стоял невероятный. Людской гомон, звон колокольчиков, пение труб, жалобное ржание и мычание вьючных животных. Из-за того, что на одну из повозок посадили обезьянолюдей, вся толпа стала еще больше походить на громадную труппу бродячего цирка.
   Современники Бисезы не могли не удивляться.
   — Ну и толпища, — восхищенно выговорил Кейси. — В жизни ничего подобного не видел.
   Между тем мало-помалу начал устанавливаться кое-какой порядок. Послышались крики надсмотрщиков, ударили по воде весла. На суше и на море люди Александра Македонского запели ритмичные песни.
   Абдыкадыр сказал:
   — Это песни синде. Потрясающий хор — в нем десятки тысяч голосов.
   — Давайте поспешим, — предложил Кейси. — Надо взойти на борт, пока эти сипаи не заняли лучшие места на палубе.
 
   По плану флотилия должна была плыть на запад через Аравийское море, а из него — в Персидский залив. Сухопутный обоз должен был следовать в ту же сторону вдоль южного побережья Пакистана и Ирана. Встретиться флот и обоз должны были в том месте, где залив глубже всего вдавался в сушу, после чего предстоял поход на Вавилон. Это параллельное путешествие было необходимо, поскольку провизии на кораблях хватало всего на несколько дней, и приходилось доставлять ее с суши. Однако путь по берегу был труден. Почти не переставая, лил зловредный едкий дождь, небо было затянуто пепельно-серыми тучами. Земля раскисла, колеса повозок, копыта животных и ноги людей увязали в грязи. Стояла немыслимая жара и жуткая влажность. Обоз очень скоро растянулся на несколько километров. Позади этой цепи всеобщих страданий оставались трупы погибших животных и сломанные повозки. Через несколько дней появились и тела не вынесших такой нагрузки людей.