Страница:
Безжалостные красные лапы так и стояли у него перед глазами.
Ему представилось хрупкое горло Дэвида.
30
31
32
Ему представилось хрупкое горло Дэвида.
30
Дэвид заскучал и пошел побродить по форту.
Что-то недавно случилось. Что-то такое, от чего все стали совсем унылыми. Мальчик не знал, в чем дело, но понял, что это как-то связано с человеком по имени Уэйнрайт. Кажется, так звали мужчину с неприятным липом и перебинтованной головой. Может, он разозлился на что-то и решил вернуться домой? Во всяком случае, его нигде не было.
В большой комнате через застекленные окна, выходившие на батарейную палубу, виднелись люди, пришедшие из деревни. Они неподвижно сидели на старых стульях (некоторые снова вытащили из мусорной кучи). Большинство тупо глядели в пространство. Старый викарий (у него тоже была противная физиономия, да и пахло от него скверно) безостановочно ходил кругами, ни с кем не заговаривая.
Дэвид двинулся дальше.
В конце вымощенного каменными плитами коридора находилась небольшая комната. Через щель в двери был виден маленький столик, вокруг которого сидели на стульях мама и папа Дэвида, Тони и Марк. Дэвид прислушался к их разговору.
Мама сказала:
— Надолго нас не хватит. Приходится кормить три раза в день больше двадцати человек. Вы принесли с собой все, что могли; у нас тоже были запасы, поскольку до ближайшего супермаркета не меньше пятнадцати миль. Но продукты расходуются очень быстро. Уже нет свежего хлеба, да и молока осталась последняя упаковка.
— Уменьшим рацион, — послышался голос Тони Гейтмана.
— И вот еще что, — проговорил Крис, — надо решать: мы будем сидеть и ждать или попробуем позвать помощь?
Вмешался Марк:
— Телефоны не работают. Отсюда ничего не сообщить.
Рут продолжала:
— Вы представляете, что может случиться, если и дальше бездействовать? В понедельник утром в деревню попытается проехать почтальон. Ему придется остановиться у моста, где дорога перекрыта. Наверно, он решит добраться до деревни пешком. Вы говорили, что одна из этих тварей затаилась под мостом?
— Рут права, — кивнул отец Дэвида. — Если ничего не делать, погибнут люди. Вспомните, что произошло с беднягой Уэйнрайтом; то же самое произойдет с каждым, кто попытается добраться до Аут-Баттервика.
Мама сказала:
— Пока в городе сообразят, что их служащие не возвращаются из Аут-Баттервика, погибнет множество людей. А сколько полицейских пострадает, прежде чем власти поймут, что тут что-то происходит?
— Я согласен с ними, Тони. — Дэвид пальцами почувствовал, как от низкого голоса Марка задрожала дверь. — Если мы будем сидеть и ничего не делать, на нашей совести окажется кровь невинных.
Что-то недавно случилось. Что-то такое, от чего все стали совсем унылыми. Мальчик не знал, в чем дело, но понял, что это как-то связано с человеком по имени Уэйнрайт. Кажется, так звали мужчину с неприятным липом и перебинтованной головой. Может, он разозлился на что-то и решил вернуться домой? Во всяком случае, его нигде не было.
В большой комнате через застекленные окна, выходившие на батарейную палубу, виднелись люди, пришедшие из деревни. Они неподвижно сидели на старых стульях (некоторые снова вытащили из мусорной кучи). Большинство тупо глядели в пространство. Старый викарий (у него тоже была противная физиономия, да и пахло от него скверно) безостановочно ходил кругами, ни с кем не заговаривая.
Дэвид двинулся дальше.
В конце вымощенного каменными плитами коридора находилась небольшая комната. Через щель в двери был виден маленький столик, вокруг которого сидели на стульях мама и папа Дэвида, Тони и Марк. Дэвид прислушался к их разговору.
Мама сказала:
— Надолго нас не хватит. Приходится кормить три раза в день больше двадцати человек. Вы принесли с собой все, что могли; у нас тоже были запасы, поскольку до ближайшего супермаркета не меньше пятнадцати миль. Но продукты расходуются очень быстро. Уже нет свежего хлеба, да и молока осталась последняя упаковка.
— Уменьшим рацион, — послышался голос Тони Гейтмана.
— И вот еще что, — проговорил Крис, — надо решать: мы будем сидеть и ждать или попробуем позвать помощь?
Вмешался Марк:
— Телефоны не работают. Отсюда ничего не сообщить.
Рут продолжала:
— Вы представляете, что может случиться, если и дальше бездействовать? В понедельник утром в деревню попытается проехать почтальон. Ему придется остановиться у моста, где дорога перекрыта. Наверно, он решит добраться до деревни пешком. Вы говорили, что одна из этих тварей затаилась под мостом?
— Рут права, — кивнул отец Дэвида. — Если ничего не делать, погибнут люди. Вспомните, что произошло с беднягой Уэйнрайтом; то же самое произойдет с каждым, кто попытается добраться до Аут-Баттервика.
Мама сказала:
— Пока в городе сообразят, что их служащие не возвращаются из Аут-Баттервика, погибнет множество людей. А сколько полицейских пострадает, прежде чем власти поймут, что тут что-то происходит?
— Я согласен с ними, Тони. — Дэвид пальцами почувствовал, как от низкого голоса Марка задрожала дверь. — Если мы будем сидеть и ничего не делать, на нашей совести окажется кровь невинных.
31
Крису Стейнфорту снился ужасный сон.
Была ночь.
Он бродил вокруг морского форта, разыскивая топор, чтобы насадить его на топорище. Хотелось иметь настоящее, серьезное оружие — наверняка вскоре оно понадобится. В поисках топора Крис дошел до стен морского форта.
Сон был удивительно правдоподобным, вплоть до мельчайших деталей. Он ясно видел машину, стоящую во дворе, доски и кирпичи, сложенные у ворот, фургон, погруженный в темноту. Все беженцы из Аут-Баттервика крепко спали.
Крис поднялся на галерею, опоясывающую верх стены, и выглянул наружу. Ночной берег, песчаная равнина; насыпь, прямая, как линейка, тянулась в сторону дюн.
На кромке прибоя сидел, словно часовой, сафдар, темный, задумчивый. Он не сводил глаз с морского форта.
Крис подался вперед, уперевшись руками в холодные камни стен, и увидел кое-что еще.
Счастье, что это только сон. Если бы это было наяву, Крис, наверно, лишился бы рассудка.
Из тумана одна за другой появлялись фигуры... одиннадцать, двенадцать, тринадцать.
Они выходили из мглы, и сон становился кошмаром.
Фигуры выстраивались в процессию; Крис точно знал, что это утопленники.
Здесь были и давно погибшие, и утонувшие совсем недавно.
Почти сразу Крис узнал Фокса. Клочковатая борода свисала крысиными хвостиками. Волосы исчезли вместе со скальпом, обнажившиеся кости черепа белели во мраке. У него остался только один глаз; вторая глазница выглядела так, будто в нее набили сырую печенку. На одной руке не было ногтей, на кончиках пальцев росли розовые шишечки. Словно та сила, которая навязывала свою версию жизни там, где некогда была мертвая плоть, заодно кое-как подправила покалеченное тело. Из каждой царапины на коже лезли наружу розовые отростки.
Нет, эти люди не были мертвыми. Это была жизнь — особая форма жизни и исключительно напористая.
Вслед за Фоксом двигалась огромная глыба, почти потерявшая человеческие очертания из-за чудовищного давления подкожных наростов. Невозможно было определить, что осталось от прежнего человека, однако по некоторому сходству глыбы с Фоксом Крис догадался, что это его брат, погибший десять лет назад. По лбу гребнем шла темная полоса ракушек; усоногие раки гроздьями повисли на распухшей груди, лишенной какой-либо одежды; анемоны красными и коричневыми комками присосались к раздувшимся гениталиям.
Крис ощутил болезненный приступ тошноты.
Глыба шла за братом, шлепая непомерно большими ступнями по мокрому песку.
За близнецами тащились: пилот, закутанный, как в саван, в сгнивший парашют; мальчик, слишком далеко заплывший в море двенадцать лет назад; рыбак, с горла которого свешивался чудовищный нарост; огромный, как буек, он надулся так сильно, что казалось, вот-вот лопнет.
В затылок ему брел бухгалтер Уэйнрайт, хоть и изменивший походку, но все еще с бинтом вокруг шеи. Из разбитого рта торчал красный, как земляника, вырост величиной с теннисный мяч.
В этом дурном сне мозг Криса подмечал каждую деталь.
Потом появились еще люди с головами, как будто слепленными из фарша — сырого и влажно-красного, — которые тряслись и колыхались при каждом шаге.
За ними — шесть мужчин, утонувших в одной лодке. Их тела срослись вместе, образовав единое существо на скрюченных ножках. Оно двигалось, как краб, оставляя на песке глубокую борозду.
(Слава Богу, что это всего лишь сон.)
Твари добралась до насыпи и перешли через нее.
Крис почувствовал, что у них одна цель, одно неодолимое желание.
Все они хотели вернуться домой.
То, что осталось от их мозга, бубнило одно и то же слово, словно заклинание: домой, домой, домой...
Они двигались, как путники в конце изнурительной дороги. Домой, домой, домой...
Вдруг процессия остановилась.
Крис заметил, что сафдары теперь смотрят не на морской форт, а на тех, кто брел по берегу. Фигуры развернулись и, будто подчиняясь чьей-то более сильной воле, двинулись к морскому форту, не сводя с него глаз.
Что это были за глаза!.. Крис вцепился пальцами в каменную стену. Огромные, чуть ли не с грецкий орех, неправильной формы, с гребнями и шишками, выпиравшими из глазниц.
Те, у кого были рты, разинули их. Они застонали, и лица исказились еще кошмарнее. Этот слабый крик был насквозь пронизан мукой. Их принуждали делать нечто такое, чего они отчаянно не хотели. И управляли ими сафдары. Крис понял, что утопленники стали рабами.
Это только сон, напомнил себе Крис.
Внезапно сила, толкавшая мертвецов к морскому форту, отпустила их, и несчастными овладело прежнее желание — домой... домой... домой...
Они снова двинулись по берегу, уходя в темноту.
Сафдары как по команде плавно повернули головы и уставились на морской форт.
Рядом с Крисом кто-то пошевелился.
Это был Тони Гейтман.
Он внимательно посмотрел на Криса и сказал:
— Нет, вы не спите. Вы, знаете ли, бодрствуете, точно так же, как и я.
Крис перевесился через стену, и его вырвало на песок.
Была ночь.
Он бродил вокруг морского форта, разыскивая топор, чтобы насадить его на топорище. Хотелось иметь настоящее, серьезное оружие — наверняка вскоре оно понадобится. В поисках топора Крис дошел до стен морского форта.
Сон был удивительно правдоподобным, вплоть до мельчайших деталей. Он ясно видел машину, стоящую во дворе, доски и кирпичи, сложенные у ворот, фургон, погруженный в темноту. Все беженцы из Аут-Баттервика крепко спали.
Крис поднялся на галерею, опоясывающую верх стены, и выглянул наружу. Ночной берег, песчаная равнина; насыпь, прямая, как линейка, тянулась в сторону дюн.
На кромке прибоя сидел, словно часовой, сафдар, темный, задумчивый. Он не сводил глаз с морского форта.
Крис подался вперед, уперевшись руками в холодные камни стен, и увидел кое-что еще.
Счастье, что это только сон. Если бы это было наяву, Крис, наверно, лишился бы рассудка.
Из тумана одна за другой появлялись фигуры... одиннадцать, двенадцать, тринадцать.
Они выходили из мглы, и сон становился кошмаром.
Фигуры выстраивались в процессию; Крис точно знал, что это утопленники.
Здесь были и давно погибшие, и утонувшие совсем недавно.
Почти сразу Крис узнал Фокса. Клочковатая борода свисала крысиными хвостиками. Волосы исчезли вместе со скальпом, обнажившиеся кости черепа белели во мраке. У него остался только один глаз; вторая глазница выглядела так, будто в нее набили сырую печенку. На одной руке не было ногтей, на кончиках пальцев росли розовые шишечки. Словно та сила, которая навязывала свою версию жизни там, где некогда была мертвая плоть, заодно кое-как подправила покалеченное тело. Из каждой царапины на коже лезли наружу розовые отростки.
Нет, эти люди не были мертвыми. Это была жизнь — особая форма жизни и исключительно напористая.
Вслед за Фоксом двигалась огромная глыба, почти потерявшая человеческие очертания из-за чудовищного давления подкожных наростов. Невозможно было определить, что осталось от прежнего человека, однако по некоторому сходству глыбы с Фоксом Крис догадался, что это его брат, погибший десять лет назад. По лбу гребнем шла темная полоса ракушек; усоногие раки гроздьями повисли на распухшей груди, лишенной какой-либо одежды; анемоны красными и коричневыми комками присосались к раздувшимся гениталиям.
Крис ощутил болезненный приступ тошноты.
Глыба шла за братом, шлепая непомерно большими ступнями по мокрому песку.
За близнецами тащились: пилот, закутанный, как в саван, в сгнивший парашют; мальчик, слишком далеко заплывший в море двенадцать лет назад; рыбак, с горла которого свешивался чудовищный нарост; огромный, как буек, он надулся так сильно, что казалось, вот-вот лопнет.
В затылок ему брел бухгалтер Уэйнрайт, хоть и изменивший походку, но все еще с бинтом вокруг шеи. Из разбитого рта торчал красный, как земляника, вырост величиной с теннисный мяч.
В этом дурном сне мозг Криса подмечал каждую деталь.
Потом появились еще люди с головами, как будто слепленными из фарша — сырого и влажно-красного, — которые тряслись и колыхались при каждом шаге.
За ними — шесть мужчин, утонувших в одной лодке. Их тела срослись вместе, образовав единое существо на скрюченных ножках. Оно двигалось, как краб, оставляя на песке глубокую борозду.
(Слава Богу, что это всего лишь сон.)
Твари добралась до насыпи и перешли через нее.
Крис почувствовал, что у них одна цель, одно неодолимое желание.
Все они хотели вернуться домой.
То, что осталось от их мозга, бубнило одно и то же слово, словно заклинание: домой, домой, домой...
Они двигались, как путники в конце изнурительной дороги. Домой, домой, домой...
Вдруг процессия остановилась.
Крис заметил, что сафдары теперь смотрят не на морской форт, а на тех, кто брел по берегу. Фигуры развернулись и, будто подчиняясь чьей-то более сильной воле, двинулись к морскому форту, не сводя с него глаз.
Что это были за глаза!.. Крис вцепился пальцами в каменную стену. Огромные, чуть ли не с грецкий орех, неправильной формы, с гребнями и шишками, выпиравшими из глазниц.
Те, у кого были рты, разинули их. Они застонали, и лица исказились еще кошмарнее. Этот слабый крик был насквозь пронизан мукой. Их принуждали делать нечто такое, чего они отчаянно не хотели. И управляли ими сафдары. Крис понял, что утопленники стали рабами.
Это только сон, напомнил себе Крис.
Внезапно сила, толкавшая мертвецов к морскому форту, отпустила их, и несчастными овладело прежнее желание — домой... домой... домой...
Они снова двинулись по берегу, уходя в темноту.
Сафдары как по команде плавно повернули головы и уставились на морской форт.
Рядом с Крисом кто-то пошевелился.
Это был Тони Гейтман.
Он внимательно посмотрел на Криса и сказал:
— Нет, вы не спите. Вы, знаете ли, бодрствуете, точно так же, как и я.
Крис перевесился через стену, и его вырвало на песок.
32
Ранним утром миссис Лэмб встала на свой чемодан, обвязала шею одним концом бельевой веревки, другой конец закрепила на железном крюке, торчащем из потолка кладовой, и ногой отпихнула чемодан.
Крис еще отсыпался после скверной ночи. Дэвид завтракал вместе со всеми в помещении батарейной палубы. Рут делила корнфлекс на порции.
Шум поднял один из младших Ходджсонов, и все помчались в кладовую. Марк первым ворвался туда. Лицо миссис Лэмб потемнело, глаза вытаращились; тело раскачивалось, как кукла на ниточке.
Марк быстро обхватил и приподнял миссис Лэмб, а миссис Ходджсон торопливо обрезала веревку перочинным ножом.
Миссис Лэмб опустили на каменный пол, трясли ее и окликали... Она обмочилась. Тогда Марк начал делать ей искусственное дыхание рот в рот.
Через десять минут ноги миссис Лэмб дернулись. Ее отнесли в фургон и положили на кровать Дэвида.
Рут укрыла миссис Лэмб одеялом.
— Почему вы не дали мне уйти? — прошептала та и отвернулась к стене.
— В миле от яблочка, Дэвид.
— Есть!
— Нету! — Крис понарошку набросился на сына, но это был лишь предлог, чтобы схватить его в охапку и крепко прижать к себе.
— У-у-у, медведь, — задыхаясь, еле выдавил Дэвид. — Так нечестно!
Господи, как же он любит сына; и жену тоже. За что им все это?.. Крис прикрыл глаза. Ему захотелось, чтобы все стало по-прежнему. Веселая возня на берегу, пикники, сияние солнца, работа в морском форте...
Утром они с Дэвидом зашли в одну из пустых комнат форта поиграть в «дротики». Крис пытался сохранить хотя бы видимость нормальной жизни. Но это ему не очень-то удавалось после того, что произошло за последние сорок восемь часов. Смерть Уэйнрайта, жуткая процессия утопленников на берегу прошлой ночью, миссис Лэмб в петле. Не лучше ли им всем последовать ее примеру?
— Па-ап! Я так задохнусь.
Крис отпустил сына.
— Можно взять конфетку?
Крис не мог смотреть в эти синие глаза.
— Тебе придется подождать, когда я выберусь в магазин.
— А когда выберешься?
— Ну что, мы будем играть?
К величайшему облегчению Криса, подключилась Рут. Она притворялась счастливой и беззаботной, и у нее это выходило намного лучше, чем у него.
Они играли в «дротики». На какое-то время Дэвид благодаря стараниям родителей позабыл о том, что их жизнь стала совсем другой.
Но тут раздался звук, разрушивший иллюзию.
— Тише... — Крис поднял руку. — Что это?
Они прислушались. По морскому форту прокатился удар, как будто столкнулись два тяжелых предмета. Снаружи послышались торопливые шаги и голоса.
— Пошли. — Крис взял Дэвида на руки.
— Что случилось, папа?
— Ничего страшного, мой хороший, — ответила Рут. — Похоже, стучат в ворота.
Так оно и было.
Крис оставил Дэвида на нижней ступеньке лестницы, ведущей на галерею. Там уже находились Марк и Тони с полудюжиной деревенских. Они перегнулись через стену, стараясь увидеть, что происходит внизу.
Крис взбежал наверх и задохнулся, но не от усталости, а от волнения. С опаской выглянул наружу. С каждым разом положение становилось все хуже и хуже.
У ворот стоял один из сафдаров. Форма и даже цвет его тела изменились. Исчезли изможденность и темно-вишневый оттенок. Теперь кожа, словно обожженная солнцем, стала ярко-красной, но под ней просвечивало что-то темное, как будто кровь этих тварей была черной, как уголь. Под кожей появились мощные мускулы, от чего руки, ноги и торс раздулись, а поверх тугих узлов мышц выступили толстые вены.
В левой руке сафдар держал круглый камень размером с дыню и колотил им в дубовые ворота. Во все стороны разлетались белые осколки. Иногда камень попадал по железным полосам, скреплявшим доски, высекая ярко-голубую искру.
Хотя от мощных ударов дрожал даже каменный пол, трудно было представить, что таким способом можно пробить ворота. Они были рассчитаны на то, чтобы выдерживать попадание ядер. Крис перевесился, насколько мог, за зубцы стены, однако увидеть сами ворота ему не удалось.
Злобная тварь сосредоточила все свое внимание на воротах. Не слишком усердствуя, колотила медленно, ритмично.
Крис поймал себя на том, что невольно отсчитывает ритм ударов.
Бум — раз — два — бум — раз — два — бум...
Мускулистая рука медленно поднималась и бухала по воротам примерно на уровне глаз монстра. Словно внизу работала какая-то чертова машина. Сафдар не уставал, ему это не надоедало, ему не нужно было отлучаться по малой нужде. Ему не нужно было ничего.
Возможно, он не столько стремился сломать ворота, сколько хотел привести в замешательство людей внутри морского форта. Если так, то тварь своего добилась. Беженцы вздрагивали от каждого удара.
А стук все продолжался и продолжался...
Час спустя люди вернулись в главное здание морского форта, где тяжелые удары были не так слышны.
— Пойдемте куда-нибудь, — предложил Крис Марку и Тони, — нам надо поговорить.
Они устроились в бывшей офицерской столовой. Вокруг стола стояло несколько стульев с прямыми спинками, с потолка свисал провод со стоваттной лампой, которая и служила главным источником света.
Крис по-прежнему считал, что Тони рассказал ему не все. Даже если от этого не будет ровно никакого толку, он хотел полностью представлять себе всю картину.
Они сели. Марк положил ружье на колени. Крис наклонился вперед.
— Тони, Марк, два вопроса. Первый: почему все это происходит? Второй: что будем делать?
Тони и Марк молча смотрели на Криса; далекие удары доносились даже через толстые каменные стены.
Тони потер подбородок.
— Пора играть в открытую. Ты теперь с нами в одной упряжке. И если честно, в этом виноват я. — Он нервно сдернул обертку с сигары. — Когда Фокс разлил тут бензин, мне следовало бросить спичку, пока была возможность.
Крис поднял брови.
— Тогда ты не вляпался бы во всю эту жуткую дрянь. Фокса отправили бы в ближайшую психушку, а меня — в Манби, за решетку. По крайней мере я был бы достаточно далеко отсюда.
— Ты сам в это не веришь, Тони, — мягко пророкотал Марк. — Если они вырвутся, то не спрячешься даже на краю света.
— Кто они на самом деле?
В дверь осторожно проскользнула Рут и села позади Криса.
Тони вскинул глаза на Марка, как бы спрашивая, кому рассказывать.
— Ты, Тони, говоришь лучше, — предложил Марк.
— Если у вас, ребята, есть время, — Тони через силу улыбнулся, — то я начну с самого начала. — Он закурил сигару. — Около полугода назад одна женщина купила большой кусок мяса, огромный, как тарелка. Разрезала его пополам, одну половину положила в миску и поставила ее в холодильник, вторую пожарила и съела на обед. Позже, к вечеру, она почувствовала себя плохо и легла в постель. Когда с работы вернулся муж, женщина попросила его приготовить себе на ужин мясо, оставленное в холодильнике. Он открыл дверцу и увидел, что кусок мяса не только заполнил всю миску, но и вывалился через край. Он посмотрел повнимательнее и заметил, что мясо шевелится. Внизу, на дне холодильника, лежало несколько сырых сосисок. Видимо, мясо к ним прикоснулось и заразило — они выросли вдвое и разорвали оболочку. Кусок бекона, оставленный утром на верхней полке, стал толщиной с Библию. Конечно же, муж отнес кусок мяса на анализ в лабораторию. И что же, по-вашему, обнаружилось?
Крис и Рут только пожали плечами.
— Рак. Это было мясо коровы, больной раком. Так что несчастная женщина принесла домой не что иное, как живой рак.
— Очаровательный ужастик, — проговорил Крис. — И что дальше?
Тони помолчал, прислушиваясь к ритмично повторяющимся ударам, и беспокойно заерзал на стуле.
— Ничего. Просто один из современных мифов, который всплывает каждые несколько лет. Я воспользовался этой идеей о сосисках, зараженных раком, чтобы пояснить происходящее. Я собираюсь рассказать о реальных вещах, которые превращаются в нечто необычное. — Тони подался вперед. — Слушайте. Когда вы были у меня в гостях, я говорил о том, что Мэнсхед, этот крошечный островок, на котором построен морской форт, считался одним из тех мест, где проходит граница между обычным миром житейской суеты и другим — сверхъестественным. Называйте его как хотите — небеса, Вальхалла, Олимп, дом богов, любым чертовым именем. Возможно, вы знаете легенду об одной из горных вершин в Шри-Ланке. Она так близко к границе между этим светом и тем, что, если внимательно прислушаться, можно услышать, как в раю журчат фонтаны. Мэнсхед — одно из таких мест.
Тони говорил низким ровным голосом, стекла его очков гипнотически поблескивали.
— Здесь, на скале, стоящей посреди моря, один из таких проходов в иной мир. Язычники, мистики, ранние христиане и даже такой презренный циник, как я, в этом не сомневались. Именно здесь в определенное время люди собирались, совершали религиозные обряды и открывали заветную дверь.
— Это те жертвоприношения, о которых вы упоминали? Они совершались здесь?
— Несомненно, Рут. Если отбросить всякие сказки о жертвоприношениях, то станет ясна истинная сущность ритуала — обычная коммерческая сделка с богами. Торговля, и не более. Тот, кто приносит жертву, говорит: «Смотри, я зарезал своего драгоценного быка и отдаю его тебе, богу, которому поклоняюсь. Я надеюсь, что за это ты дашь мне сил, чтобы одолеть моих врагов, или ниспошлешь на радость нашему племени обильный урожай». В основе любой жертвы лежит обычное желание смертных выпросить у бога что-нибудь взамен — обилие зерна, здоровье детей, теплую зиму...
— Я помню, — вмешался Крис, — ты говорил, что чем более ценную жертву приносишь, тем больше ожидаешь получить.
— Правильно. Крупные вещи стоят дорого. В трудные времена — когда случался голод или нападали враги — приносили в жертву самое дорогое. К примеру, любимого члена общины. Или того, кого все любят или любили бы, принадлежи это им: ребенок. Или дети.
— Ладно, — Рут тряхнула головой, — пусть они покупали таким способом заветное желание у этого вселенского лавочника, но объясните, ради всего святого, зачем богу мертвая лошадь или овца?
— Этот вопрос, Рут, стоил мне долгих раздумий. В конце концов я попытался поставить себя на место человека, приносящего жертву. Допустим, у вас есть ценная корова. Она для вас крайне важна, поскольку кормит всю семью. Что вы почувствуете, когда зарежете ее? В сущности, разозлитесь, как черт. Вы лишаетесь чего-то весьма дорогого, чем прекрасно могли бы воспользоваться сами. Теперь представьте себе более драматическую ситуацию. Что вы будете ощущать, принося в жертву собственного ребенка? Перерезаете горло сыну... раскраиваете ему голову каменным топором...
— Но зачем? Каким образом это даст богу то, что ему нужно?
— Древние прекрасно понимали, что происходит. Они вовсе не были тупыми жестокими дикарями, когда, к примеру, ацтеки тащили воина на вершину горы, вскрывали ему грудь кремневым ножом и голыми руками вырывали еще бьющееся сердце. Или когда жрецы сдирали кожу с женщины и носили эту кожу в качестве одеяния.
Слушайте, нынешние психиатры только начинают понимать то, что тогда происходило. А именно: катарсис — очищение, искупление. Катарсис — это способ разрядить накапливающуюся внутри психическую энергию, прежде чем она начнет вредить тебе и влиять на твое поведение. Все мы слышали о женщине, у которой, скажем, умер муж. Покуда она не выплачется, она не в силах смириться с тем, что произошло. Когда она плачет, то переживает катарсис.
Шлюзы открыты, и через них вытекает все горе, которое скопилось внутри.
Рут кивнула.
— Значит, древние понимали, хотя и на подсознательном уровне, пользу катарсиса.
— У ацтеков был ритуал, во время которого они убивали собственных детей. Конечно, это ужасно, чудовищно. Но опять же это не признак жестокости, слабоумия или бессердечности. Напротив, они искренне плакали, заливались слезами. Таким образом высвобождалось огромное количество бессознательной душевной энергии. Вот кто-то плачет, плачет по-настоящему, его сотрясают рыдания, он не в состоянии держаться на ногах, поверженный волной горя. Зато все чувства выплескиваются наружу. Перемножьте это на пятьдесят, на сто или даже тысячу. Все равно что сломать огромную плотину между сознательной частью разума и бессознательной. — Тони постучал тонким пальцем по виску. — Уходят все тревоги, страхи и ненависть, которые копились там год за годом. Речь идет о настоящем фонтане, тут возникает очень сильное давление. Вроде как пробурить нефтяную скважину.
Никто не произнес ни слова. Отдаленный грохот камня о дерево не прекращался — приглушенный, как удары сердца. Марк беспокойно передвинул ружье на коленях.
— Так вот чего хочет бог, — проговорил Крис. — Всех этих... эмоций. Зачем?
Тони пожал плечами.
— Вы смогли бы объяснить роботу, зачем нам нужна еда? Это то, чего хочет бог, вот и все. Что ему нужно. Возможно, мы и не в силах вообразить себе, что происходит на самом деле. Впрочем, я полагаю, что он питается этим мощным эмоциональным разрядом после жертвоприношения. Каким-то образом поглощает его; если угодно, телепатически пьет.
Крис фыркнул:
— Вы нас низвели прямо-таки до уровня домашнего скота! Является сверхъестественный фермер, выдаивает из нас эмоции, шлепает по крупу и отпускает пастись до следующего раза.
— Звучит не слишком приятно, — согласился Марк. — Но если ему нравится пить то, что скапливается там, — он приставил к голове палец, будто ствол пистолета, — то я не возражаю. Потому что, как и обычный фермер, он дает взамен то, что необходимо стаду.
— И что же это такое?
— Защита от тех штуковин, что снаружи.
— Но ведь не всегда же так было.
— Конечно, нет. Рут. Повторяю, местность здесь прямо-таки целительная. Аут-Баттервик притягивает людей, страдающих физическими или психическими недугами. Я, к примеру, был алкоголиком. Сюда тянет людей, которые страдают депрессией или душевными расстройствами, тех, для кого обыденная жизнь становится совершенно невыносимой. Они приходят сюда один за другим инстинктивно; и так же, один за другим, узнают, что здесь должно произойти. За последние годы нам стало совершенно ясно, что оно случится — вот это нашествие, если угодно. Что здесь произойдет прорыв некоей таинственной силы. И у каждого из местных жителей, и у мужчин, и у женщин, исполнится самое заветное желание.
— Хотя его придется покупать жертвоприношением?
Тони кивнул, и толстые линзы очков сверкнули под ярким светом.
— Я никогда не позволил бы себе такой бестактности и никого ни о чем не спрашивал. Однако уверен, что каждый придумал свой собственный обряд и выбрал то, что он отдаст в жертву. Крайне маловероятно, чтобы кто-нибудь замышлял кровавое жертвоприношение. Ну а что будет жертвовать такой старый циничный капиталист, как я, вы можете догадаться. Деньги.
Марк нетерпеливо поднялся со стула, словно чувствовал, что время уходит.
— Как вы уже догадались, все обернулось скверно. Мы тут сидим себе и ждем прекрасного чуда. Вдруг появляются эти твари. Проще говоря, они норовят похитить чудо, на которое все мы возлагали свои надежды. А тогда... — Он покачал головой и помрачнел.
— Кто они такие? — не вытерпел Крис.
— Сафдары? Насколько я смог разобраться, шайка психопатов разных национальностей — американцы, англичане, немцы, африканцы, индусы, которые объединились вскоре после Второй мировой войны. Промышляли пиратством, контрабандой оружия, убийствами; служили наемниками у всех, кто платил. Позже они специализировались на дестабилизации власти в странах третьего мира. Попросту делали то, что им нравилось, то есть убивали. Резали всех подряд: мужчин, женщин и детей. Отсюда их название: сафдар — прорывающий строй. В 1961 году они направлялись в Англию.
— Как раз тогда, — заговорил Марк, — я их и встретил. Я был юнгой на торговом судне «Мэри-Энн». Они захватили его. Убили большую часть экипажа, а оставшихся заставили плыть к берегам Англии. Бог знает, что они должны были там сделать.
— Но это им не удалось, — предположил Крис.
— Точно. — Глаза Марка потемнели от боли воспоминаний. — Я открыл кингстоны «Мэри-Энн». И сафдары, и мои друзья из экипажа — все отправились на дно меньше чем в полумиле отсюда. Спасся только я один.
Внезапно Крис все понял.
— Смотрите... — В голосе Марка звучало нетерпение. — Для меня все это совершенно очевидно. В любой момент здесь возникнет магическая сила невероятной мощи, какой не видали лет пятьсот. Вопрос в том, кто ухватит ее первым. Мы — или эти ублюдки на берегу. Мы словно две команды, стоящие друг напротив друга в ожидании волшебного мяча, который вот-вот вбросят в Мэнсхед. Кто первым схватит мяч, тот и победит, все остальные — проиграют. Я имею в виду полную победу или полное поражение. Крис, Рут! Эти твари — наши соперники. Они хотят первыми схватить Силу. Если смогут, они всех убьют, а потом превратят нас в монстров, подобных Уэйнрайту. В таком случае мы не будем бороться с ними за всплеск той энергии, когда он случится. И поверьте, если эти твари сумеют овладеть Силой, то будут в состоянии сделать все что угодно. Каменные стены защитят нас не лучше, чем бумажки. Мы даже не сможем выбрать смерть. Мы станем их пехотой. Нас погонят вперед, и мы будем убивать каждого, кто попадется на пути. Те, кого убьем, станут такими же, как мы. Процесс будет расти, как раковая опухоль.
— Сколько у нас времени? — спросила Рут у Тони. — Когда прорвется эта сила?
— Не больше двух-трех дней, — ответил тот. — Возможно, вы и сами почувствовали, как нарастает какое-то напряжение. Все признаки налицо. Преграда между нашим миром и тем, другим, стала настолько тонкой, что волшебство, сверхъестественная Сила — мана, энергия космоса, называйте ее как хотите, — уже просачивается. И сильнее всего она на этих нескольких сотнях ярдов вокруг Мэнсхеда. Если угодно, мы находимся в эпицентре. Она мощнейшим образом влияет на живых существ, увеличивает жизненную энергию. Если вы больны, то чувствуете себя лучше; если устали — откуда-то берутся свежие силы.
Крис еще отсыпался после скверной ночи. Дэвид завтракал вместе со всеми в помещении батарейной палубы. Рут делила корнфлекс на порции.
Шум поднял один из младших Ходджсонов, и все помчались в кладовую. Марк первым ворвался туда. Лицо миссис Лэмб потемнело, глаза вытаращились; тело раскачивалось, как кукла на ниточке.
Марк быстро обхватил и приподнял миссис Лэмб, а миссис Ходджсон торопливо обрезала веревку перочинным ножом.
Миссис Лэмб опустили на каменный пол, трясли ее и окликали... Она обмочилась. Тогда Марк начал делать ей искусственное дыхание рот в рот.
Через десять минут ноги миссис Лэмб дернулись. Ее отнесли в фургон и положили на кровать Дэвида.
Рут укрыла миссис Лэмб одеялом.
— Почему вы не дали мне уйти? — прошептала та и отвернулась к стене.
* * *
— Точно в цель, папа!— В миле от яблочка, Дэвид.
— Есть!
— Нету! — Крис понарошку набросился на сына, но это был лишь предлог, чтобы схватить его в охапку и крепко прижать к себе.
— У-у-у, медведь, — задыхаясь, еле выдавил Дэвид. — Так нечестно!
Господи, как же он любит сына; и жену тоже. За что им все это?.. Крис прикрыл глаза. Ему захотелось, чтобы все стало по-прежнему. Веселая возня на берегу, пикники, сияние солнца, работа в морском форте...
Утром они с Дэвидом зашли в одну из пустых комнат форта поиграть в «дротики». Крис пытался сохранить хотя бы видимость нормальной жизни. Но это ему не очень-то удавалось после того, что произошло за последние сорок восемь часов. Смерть Уэйнрайта, жуткая процессия утопленников на берегу прошлой ночью, миссис Лэмб в петле. Не лучше ли им всем последовать ее примеру?
— Па-ап! Я так задохнусь.
Крис отпустил сына.
— Можно взять конфетку?
Крис не мог смотреть в эти синие глаза.
— Тебе придется подождать, когда я выберусь в магазин.
— А когда выберешься?
— Ну что, мы будем играть?
К величайшему облегчению Криса, подключилась Рут. Она притворялась счастливой и беззаботной, и у нее это выходило намного лучше, чем у него.
Они играли в «дротики». На какое-то время Дэвид благодаря стараниям родителей позабыл о том, что их жизнь стала совсем другой.
Но тут раздался звук, разрушивший иллюзию.
— Тише... — Крис поднял руку. — Что это?
Они прислушались. По морскому форту прокатился удар, как будто столкнулись два тяжелых предмета. Снаружи послышались торопливые шаги и голоса.
— Пошли. — Крис взял Дэвида на руки.
— Что случилось, папа?
— Ничего страшного, мой хороший, — ответила Рут. — Похоже, стучат в ворота.
Так оно и было.
Крис оставил Дэвида на нижней ступеньке лестницы, ведущей на галерею. Там уже находились Марк и Тони с полудюжиной деревенских. Они перегнулись через стену, стараясь увидеть, что происходит внизу.
Крис взбежал наверх и задохнулся, но не от усталости, а от волнения. С опаской выглянул наружу. С каждым разом положение становилось все хуже и хуже.
У ворот стоял один из сафдаров. Форма и даже цвет его тела изменились. Исчезли изможденность и темно-вишневый оттенок. Теперь кожа, словно обожженная солнцем, стала ярко-красной, но под ней просвечивало что-то темное, как будто кровь этих тварей была черной, как уголь. Под кожей появились мощные мускулы, от чего руки, ноги и торс раздулись, а поверх тугих узлов мышц выступили толстые вены.
В левой руке сафдар держал круглый камень размером с дыню и колотил им в дубовые ворота. Во все стороны разлетались белые осколки. Иногда камень попадал по железным полосам, скреплявшим доски, высекая ярко-голубую искру.
Хотя от мощных ударов дрожал даже каменный пол, трудно было представить, что таким способом можно пробить ворота. Они были рассчитаны на то, чтобы выдерживать попадание ядер. Крис перевесился, насколько мог, за зубцы стены, однако увидеть сами ворота ему не удалось.
Злобная тварь сосредоточила все свое внимание на воротах. Не слишком усердствуя, колотила медленно, ритмично.
Крис поймал себя на том, что невольно отсчитывает ритм ударов.
Бум — раз — два — бум — раз — два — бум...
Мускулистая рука медленно поднималась и бухала по воротам примерно на уровне глаз монстра. Словно внизу работала какая-то чертова машина. Сафдар не уставал, ему это не надоедало, ему не нужно было отлучаться по малой нужде. Ему не нужно было ничего.
Возможно, он не столько стремился сломать ворота, сколько хотел привести в замешательство людей внутри морского форта. Если так, то тварь своего добилась. Беженцы вздрагивали от каждого удара.
А стук все продолжался и продолжался...
Час спустя люди вернулись в главное здание морского форта, где тяжелые удары были не так слышны.
— Пойдемте куда-нибудь, — предложил Крис Марку и Тони, — нам надо поговорить.
Они устроились в бывшей офицерской столовой. Вокруг стола стояло несколько стульев с прямыми спинками, с потолка свисал провод со стоваттной лампой, которая и служила главным источником света.
Крис по-прежнему считал, что Тони рассказал ему не все. Даже если от этого не будет ровно никакого толку, он хотел полностью представлять себе всю картину.
Они сели. Марк положил ружье на колени. Крис наклонился вперед.
— Тони, Марк, два вопроса. Первый: почему все это происходит? Второй: что будем делать?
Тони и Марк молча смотрели на Криса; далекие удары доносились даже через толстые каменные стены.
Тони потер подбородок.
— Пора играть в открытую. Ты теперь с нами в одной упряжке. И если честно, в этом виноват я. — Он нервно сдернул обертку с сигары. — Когда Фокс разлил тут бензин, мне следовало бросить спичку, пока была возможность.
Крис поднял брови.
— Тогда ты не вляпался бы во всю эту жуткую дрянь. Фокса отправили бы в ближайшую психушку, а меня — в Манби, за решетку. По крайней мере я был бы достаточно далеко отсюда.
— Ты сам в это не веришь, Тони, — мягко пророкотал Марк. — Если они вырвутся, то не спрячешься даже на краю света.
— Кто они на самом деле?
В дверь осторожно проскользнула Рут и села позади Криса.
Тони вскинул глаза на Марка, как бы спрашивая, кому рассказывать.
— Ты, Тони, говоришь лучше, — предложил Марк.
— Если у вас, ребята, есть время, — Тони через силу улыбнулся, — то я начну с самого начала. — Он закурил сигару. — Около полугода назад одна женщина купила большой кусок мяса, огромный, как тарелка. Разрезала его пополам, одну половину положила в миску и поставила ее в холодильник, вторую пожарила и съела на обед. Позже, к вечеру, она почувствовала себя плохо и легла в постель. Когда с работы вернулся муж, женщина попросила его приготовить себе на ужин мясо, оставленное в холодильнике. Он открыл дверцу и увидел, что кусок мяса не только заполнил всю миску, но и вывалился через край. Он посмотрел повнимательнее и заметил, что мясо шевелится. Внизу, на дне холодильника, лежало несколько сырых сосисок. Видимо, мясо к ним прикоснулось и заразило — они выросли вдвое и разорвали оболочку. Кусок бекона, оставленный утром на верхней полке, стал толщиной с Библию. Конечно же, муж отнес кусок мяса на анализ в лабораторию. И что же, по-вашему, обнаружилось?
Крис и Рут только пожали плечами.
— Рак. Это было мясо коровы, больной раком. Так что несчастная женщина принесла домой не что иное, как живой рак.
— Очаровательный ужастик, — проговорил Крис. — И что дальше?
Тони помолчал, прислушиваясь к ритмично повторяющимся ударам, и беспокойно заерзал на стуле.
— Ничего. Просто один из современных мифов, который всплывает каждые несколько лет. Я воспользовался этой идеей о сосисках, зараженных раком, чтобы пояснить происходящее. Я собираюсь рассказать о реальных вещах, которые превращаются в нечто необычное. — Тони подался вперед. — Слушайте. Когда вы были у меня в гостях, я говорил о том, что Мэнсхед, этот крошечный островок, на котором построен морской форт, считался одним из тех мест, где проходит граница между обычным миром житейской суеты и другим — сверхъестественным. Называйте его как хотите — небеса, Вальхалла, Олимп, дом богов, любым чертовым именем. Возможно, вы знаете легенду об одной из горных вершин в Шри-Ланке. Она так близко к границе между этим светом и тем, что, если внимательно прислушаться, можно услышать, как в раю журчат фонтаны. Мэнсхед — одно из таких мест.
Тони говорил низким ровным голосом, стекла его очков гипнотически поблескивали.
— Здесь, на скале, стоящей посреди моря, один из таких проходов в иной мир. Язычники, мистики, ранние христиане и даже такой презренный циник, как я, в этом не сомневались. Именно здесь в определенное время люди собирались, совершали религиозные обряды и открывали заветную дверь.
— Это те жертвоприношения, о которых вы упоминали? Они совершались здесь?
— Несомненно, Рут. Если отбросить всякие сказки о жертвоприношениях, то станет ясна истинная сущность ритуала — обычная коммерческая сделка с богами. Торговля, и не более. Тот, кто приносит жертву, говорит: «Смотри, я зарезал своего драгоценного быка и отдаю его тебе, богу, которому поклоняюсь. Я надеюсь, что за это ты дашь мне сил, чтобы одолеть моих врагов, или ниспошлешь на радость нашему племени обильный урожай». В основе любой жертвы лежит обычное желание смертных выпросить у бога что-нибудь взамен — обилие зерна, здоровье детей, теплую зиму...
— Я помню, — вмешался Крис, — ты говорил, что чем более ценную жертву приносишь, тем больше ожидаешь получить.
— Правильно. Крупные вещи стоят дорого. В трудные времена — когда случался голод или нападали враги — приносили в жертву самое дорогое. К примеру, любимого члена общины. Или того, кого все любят или любили бы, принадлежи это им: ребенок. Или дети.
— Ладно, — Рут тряхнула головой, — пусть они покупали таким способом заветное желание у этого вселенского лавочника, но объясните, ради всего святого, зачем богу мертвая лошадь или овца?
— Этот вопрос, Рут, стоил мне долгих раздумий. В конце концов я попытался поставить себя на место человека, приносящего жертву. Допустим, у вас есть ценная корова. Она для вас крайне важна, поскольку кормит всю семью. Что вы почувствуете, когда зарежете ее? В сущности, разозлитесь, как черт. Вы лишаетесь чего-то весьма дорогого, чем прекрасно могли бы воспользоваться сами. Теперь представьте себе более драматическую ситуацию. Что вы будете ощущать, принося в жертву собственного ребенка? Перерезаете горло сыну... раскраиваете ему голову каменным топором...
— Но зачем? Каким образом это даст богу то, что ему нужно?
— Древние прекрасно понимали, что происходит. Они вовсе не были тупыми жестокими дикарями, когда, к примеру, ацтеки тащили воина на вершину горы, вскрывали ему грудь кремневым ножом и голыми руками вырывали еще бьющееся сердце. Или когда жрецы сдирали кожу с женщины и носили эту кожу в качестве одеяния.
Слушайте, нынешние психиатры только начинают понимать то, что тогда происходило. А именно: катарсис — очищение, искупление. Катарсис — это способ разрядить накапливающуюся внутри психическую энергию, прежде чем она начнет вредить тебе и влиять на твое поведение. Все мы слышали о женщине, у которой, скажем, умер муж. Покуда она не выплачется, она не в силах смириться с тем, что произошло. Когда она плачет, то переживает катарсис.
Шлюзы открыты, и через них вытекает все горе, которое скопилось внутри.
Рут кивнула.
— Значит, древние понимали, хотя и на подсознательном уровне, пользу катарсиса.
— У ацтеков был ритуал, во время которого они убивали собственных детей. Конечно, это ужасно, чудовищно. Но опять же это не признак жестокости, слабоумия или бессердечности. Напротив, они искренне плакали, заливались слезами. Таким образом высвобождалось огромное количество бессознательной душевной энергии. Вот кто-то плачет, плачет по-настоящему, его сотрясают рыдания, он не в состоянии держаться на ногах, поверженный волной горя. Зато все чувства выплескиваются наружу. Перемножьте это на пятьдесят, на сто или даже тысячу. Все равно что сломать огромную плотину между сознательной частью разума и бессознательной. — Тони постучал тонким пальцем по виску. — Уходят все тревоги, страхи и ненависть, которые копились там год за годом. Речь идет о настоящем фонтане, тут возникает очень сильное давление. Вроде как пробурить нефтяную скважину.
Никто не произнес ни слова. Отдаленный грохот камня о дерево не прекращался — приглушенный, как удары сердца. Марк беспокойно передвинул ружье на коленях.
— Так вот чего хочет бог, — проговорил Крис. — Всех этих... эмоций. Зачем?
Тони пожал плечами.
— Вы смогли бы объяснить роботу, зачем нам нужна еда? Это то, чего хочет бог, вот и все. Что ему нужно. Возможно, мы и не в силах вообразить себе, что происходит на самом деле. Впрочем, я полагаю, что он питается этим мощным эмоциональным разрядом после жертвоприношения. Каким-то образом поглощает его; если угодно, телепатически пьет.
Крис фыркнул:
— Вы нас низвели прямо-таки до уровня домашнего скота! Является сверхъестественный фермер, выдаивает из нас эмоции, шлепает по крупу и отпускает пастись до следующего раза.
— Звучит не слишком приятно, — согласился Марк. — Но если ему нравится пить то, что скапливается там, — он приставил к голове палец, будто ствол пистолета, — то я не возражаю. Потому что, как и обычный фермер, он дает взамен то, что необходимо стаду.
— И что же это такое?
— Защита от тех штуковин, что снаружи.
— Но ведь не всегда же так было.
— Конечно, нет. Рут. Повторяю, местность здесь прямо-таки целительная. Аут-Баттервик притягивает людей, страдающих физическими или психическими недугами. Я, к примеру, был алкоголиком. Сюда тянет людей, которые страдают депрессией или душевными расстройствами, тех, для кого обыденная жизнь становится совершенно невыносимой. Они приходят сюда один за другим инстинктивно; и так же, один за другим, узнают, что здесь должно произойти. За последние годы нам стало совершенно ясно, что оно случится — вот это нашествие, если угодно. Что здесь произойдет прорыв некоей таинственной силы. И у каждого из местных жителей, и у мужчин, и у женщин, исполнится самое заветное желание.
— Хотя его придется покупать жертвоприношением?
Тони кивнул, и толстые линзы очков сверкнули под ярким светом.
— Я никогда не позволил бы себе такой бестактности и никого ни о чем не спрашивал. Однако уверен, что каждый придумал свой собственный обряд и выбрал то, что он отдаст в жертву. Крайне маловероятно, чтобы кто-нибудь замышлял кровавое жертвоприношение. Ну а что будет жертвовать такой старый циничный капиталист, как я, вы можете догадаться. Деньги.
Марк нетерпеливо поднялся со стула, словно чувствовал, что время уходит.
— Как вы уже догадались, все обернулось скверно. Мы тут сидим себе и ждем прекрасного чуда. Вдруг появляются эти твари. Проще говоря, они норовят похитить чудо, на которое все мы возлагали свои надежды. А тогда... — Он покачал головой и помрачнел.
— Кто они такие? — не вытерпел Крис.
— Сафдары? Насколько я смог разобраться, шайка психопатов разных национальностей — американцы, англичане, немцы, африканцы, индусы, которые объединились вскоре после Второй мировой войны. Промышляли пиратством, контрабандой оружия, убийствами; служили наемниками у всех, кто платил. Позже они специализировались на дестабилизации власти в странах третьего мира. Попросту делали то, что им нравилось, то есть убивали. Резали всех подряд: мужчин, женщин и детей. Отсюда их название: сафдар — прорывающий строй. В 1961 году они направлялись в Англию.
— Как раз тогда, — заговорил Марк, — я их и встретил. Я был юнгой на торговом судне «Мэри-Энн». Они захватили его. Убили большую часть экипажа, а оставшихся заставили плыть к берегам Англии. Бог знает, что они должны были там сделать.
— Но это им не удалось, — предположил Крис.
— Точно. — Глаза Марка потемнели от боли воспоминаний. — Я открыл кингстоны «Мэри-Энн». И сафдары, и мои друзья из экипажа — все отправились на дно меньше чем в полумиле отсюда. Спасся только я один.
Внезапно Крис все понял.
— Смотрите... — В голосе Марка звучало нетерпение. — Для меня все это совершенно очевидно. В любой момент здесь возникнет магическая сила невероятной мощи, какой не видали лет пятьсот. Вопрос в том, кто ухватит ее первым. Мы — или эти ублюдки на берегу. Мы словно две команды, стоящие друг напротив друга в ожидании волшебного мяча, который вот-вот вбросят в Мэнсхед. Кто первым схватит мяч, тот и победит, все остальные — проиграют. Я имею в виду полную победу или полное поражение. Крис, Рут! Эти твари — наши соперники. Они хотят первыми схватить Силу. Если смогут, они всех убьют, а потом превратят нас в монстров, подобных Уэйнрайту. В таком случае мы не будем бороться с ними за всплеск той энергии, когда он случится. И поверьте, если эти твари сумеют овладеть Силой, то будут в состоянии сделать все что угодно. Каменные стены защитят нас не лучше, чем бумажки. Мы даже не сможем выбрать смерть. Мы станем их пехотой. Нас погонят вперед, и мы будем убивать каждого, кто попадется на пути. Те, кого убьем, станут такими же, как мы. Процесс будет расти, как раковая опухоль.
— Сколько у нас времени? — спросила Рут у Тони. — Когда прорвется эта сила?
— Не больше двух-трех дней, — ответил тот. — Возможно, вы и сами почувствовали, как нарастает какое-то напряжение. Все признаки налицо. Преграда между нашим миром и тем, другим, стала настолько тонкой, что волшебство, сверхъестественная Сила — мана, энергия космоса, называйте ее как хотите, — уже просачивается. И сильнее всего она на этих нескольких сотнях ярдов вокруг Мэнсхеда. Если угодно, мы находимся в эпицентре. Она мощнейшим образом влияет на живых существ, увеличивает жизненную энергию. Если вы больны, то чувствуете себя лучше; если устали — откуда-то берутся свежие силы.