Кларк Саймон. Пригвожденное сердце

   Постепенно рассветало, небо посерело, а горизонт окрасился розовым.
   В сотне ярдов слева Марк разглядел ту огромную штуку, которую принял за корабль: это был старинный морской форт. Видимо, на протяжении многих веков он являлся частью береговой обороны страны.
   Какой страны? Голландии? Франции? Англии?
   Как только Марк почувствовал достаточно сил, он заставил себя подняться на ноги. Набросив брезент на плечи, как мантию, подошел к краю воды — теперь уже наступил отлив — и вгляделся в даль.
   Никакого судна.
   Никаких террористов — все они мертвы. Почему-то он был в этом уверен. Корабль затонул очень быстро.
   Его друзья тоже мертвы. Он, как ни странно, не испытывал грусти. Он мог думать лишь о старом шкипере, слепом, но с сердцем льва, который упорно колотит в железную переборку корабля, будто в огромный барабан.
   Одежда высыхала, и кровь болезненно возвращалась к членам и лицу. Разболелся нос в том месте, где три дня назад по нему ударил бандит.
   Марк Фауст повернулся к морю спиной и медленно побрел вверх по берегу. Ему казалось, что поверх стихающего рева прибоя он слышит далекий, очень далекий звук ударов металла о металл. Медленный ритм; почти как биение сердца спящего великана. Юноша не оглянулся.
   «Бей в барабан, шкипер, — пробормотал он. — Продолжай бить в барабан».
   От холодного ветра слезились глаза. Медленные, размеренные удары не прекращались, лишь становясь тише и тише по мере того, как юноша, прихрамывая, удалялся от беспокойного океана.
   Через сотню шагов Марк больше не слышал мощных ударов. Но их эхо будто отдавалось в его сердце.

8

   — А знатный тебе фингал под глазом набили, драчун. С кем поцапался-то? — спросил мужчина, укладывавший бетонные блоки для фургона.
   Дэвид подскочил к нему, обрадовавшись, что сможет еще раз рассказать свою историю.
   — Я не дрался. Я летал. Сидел на самой верхушке слона в гостинице.
   — Слона? — удивился мужчина. — Стало быть, там есть зверинец?
   — Не-е-е. Слон с горкой.
   Мужчина ловко загнал еще несколько бетонных блоков под фургон.
   — Горка?
   — Да-а. А фингал у меня потому, что я летал.
   — Летал?
   — Да-а!
   Рабочий от души рассмеялся.
   — Никто мне не верит. Все говорят, что я упал в ручей. А я летал. И потом ударился лицом о дерево.
   — Видать, летел слишком быстро?
   — Наверно.
   Крис оперся о машину, положив локти на крышу. Дэвид рассказывал историю о том, как у него появился синяк под глазом, всем и каждому. Но в последнее время он стал раздражаться, если кто-нибудь подвергал сомнению правдивость рассказа, поэтому они с Рут решили не перечить сыну.
   Теперь шестилетний мальчик в очередной раз описывал сцену полета рабочему.
   Крис оглядел фургон и остался собой доволен. Не прошло и шести часов после того, как старый поганец в Аут-Баттервике сказал, что его фургон не сдается, как они на прибрежной стоянке немного южнее нашли этот, который продавался. Тут было две спальни, кухня, ванная, прихожая и место для приема пищи. Нормальный второй дом.
   Сейчас, когда фургон уже установили на месте, Крис готов был расцеловать его. Они поместили новое жилище на краю двора морского форта, такого большого, что не могло быть и речи ни о какой клаустрофобии, хотя с трех сторон мощеной площади стены вздымались футов на двадцать. А за ними крепость поднималась еще на добрых тридцать футов на скале цвета сливочного масла. С дюжину окон, расположенных в верху стен, отражали лучи вечернего солнца.
   Вход во двор преграждали мощные деревянные двустворчатые ворота в стене. Они были такими большими, что мог свободно проехать автобус. На одной из створок петли совершенно проржавели, и она была бесполезно прислонена к стене. Еще одно дело среди тысяч подобных, которые надо завершить до открытия морского форта следующей весной.
   В углу двора пролет узких ступенек вел вверх на галерею, опоясывающую стены.
   — У вашего паренька хорошенькое воображеньице! — фыркнул работяга, подходя к Крису и вытирая черные от масла руки о комбинезон. — Летал! Прямо-таки, черт возьми, голова кружится. Ну вот, порядок. Вы дадите мне эту... штуковину.
   Забавно, что некоторые слова в определенных ситуациях становятся табу, подумал Крис. Рабочему, вероятно, кажется вульгарным произносить слово «чек».
   Он оторвал продолговатый листок от корешка.
   — Спасибо за помощь. Теперь у нас по крайней мере есть дом.
   Мужчина окинул взглядом двор.
   — Серьезное местечко. — Он стрельнул взглядом на Криса. — А вам не кажется, что оно немножко... мрачновато?
   — Через двенадцать месяцев вы это место не узнаете. Новые окна, бассейн, мягкий пейзаж, вьющиеся лозы по стенам. К тому же здесь будет полно народа... платящего народа, надеюсь. Так что через год заходите пропустить стаканчик. За счет заведения.
   Работяга пожал Крису руку.
   — Ловлю на слове. Спасибо за... штуковину. — Он сунул чек в карман. — Пока, сынок, — обратился он к Дэвиду. — И помни: когда летаешь, не спеши. Чтоб фингалов больше не было.
   Мужчина направился к своему грузовичку, стоящему на подъездной дорожке. Прилив лизал каменную насыпь, приподнимавшую дорогу над берегом.
   — Ладно, — проговорил Крис, ероша густые волосы сына. — Посмотрим, что скажет мама о новом доме.
   Рут уже начала распаковывать вещи. По всему полу были разбросаны коробки с одеждой, столовыми приборами, сковородками, моющими средствами, рулонами туалетной бумаги, обувью и игрушками Дэвида. На обеденном столе стоял аквариум с Кларком Кентом. Рыбка без устали плавала, припав ртом к поверхности воды. Все эти переезды из дома в гостиницу, а потом в фургон не больно-то хорошо подействовали на беднягу.
   Рут швырнула через дверь фургона на двор картонную коробку.
   — Что вам тут надо? — Ее лицо раскраснелось от работы. — Чая еще долго не будет. Пока только сандвичи, торт и попкорн. У нас нет газовых баллонов.
   — А электричество у нас есть? — поинтересовался Дэвид.
   — Конечно, есть, малыш. — Крис включил свет, дабы придать побольше значимости этому факту. — Прямо как дома.
   Дэвид улыбнулся.
   — Мне нравится. Как будто мы дома и одновременно на отдыхе.
   — Правильно. Теперь мы будем жить на морском берегу во веки веков.
   — Аминь, — добавила Рут, но потом улыбнулась, чтобы скрыть всякий цинизм.
   — Мы можем тебе помочь?
   — Да. Уйдите. Дайте мне час, чтобы привести здесь все в порядок, а после возвращайтесь и будете пить чай.
   — Ты начальница, Рут. Ну, Дэвид, давай осматриваться.

* * *

   Крис и Дэвид шли к двустворчатой деревянной двери, ведущей в морской форт.
   — Папа?
   — Да?
   — Завтра я, может, снова полетаю.
   Крис внутренне застонал. У Дэвида было хорошее настроение, и ему хотелось поболтать.
   — Знаешь, пап, когда я был на верхушке слона, то почувствовал себя таким легким, прямо как мыльный пузырь. А потом полетел.
   — Дэвид... — Они подошли к двери здания.
   — Мне хотелось посмотреть, можно стоять на облаках или нет.
   Крис присел и взял ладонями голову сына, чтобы заглянуть ему в глаза. Он поцеловал мальчика в лоб, прямо над подбитым глазом.
   — Дэвид, хватит уже этих историй о полетах, а, сынок?
   — Папа, я ведь правда летал!
   — Ты мне после расскажешь. А сейчас... Давай все осмотрим, пока не стемнело. Про пушку помнишь?
   — Настоящая пушка?
   — Самая настоящая, малыш. Пошли найдем ее.
   Дэвид побежал к двери, а Крис вытащил из кармана ключ. Первое, что сделал прошлый владелец форта, так это заменил бряцающий викторианский запор удобным американским автоматическим замком. Он открылся легко (никакого скрежета в духе замка Франкенштейна, подумалось Крису). Отец с сыном вошли в полумрак.
   Запах... Крис глубоко втянул носом воздух... немного затхлый. Здание надо бы провентилировать. Когда день-другой морской ветерок продует эти пыльные коридоры, воздух здесь будет пахнуть, пожалуй, даже приятно.
   Они стояли в вестибюле, из которого расходились три коридора: один налево, другой направо, а еще один прямо перед ними вел к лестнице. Здесь будет холл с конторкой портье в углу. Свет из окон хорошо освещал кучи строительного мусора вдоль стен. Тут были ржавые каркасы коек (видимо, оставленных выехавшими военными) и аккуратный штабель шлакобетонных блоков, брошенных, должно быть, десять лет назад, когда строители прекратили работу по переустройству.
   — Пошли. Давай посмотрим.
   Длинные пыльные коридоры кое-где были оштукатурены во время строительных потуг десятилетие назад, но по большей части кладка оставалась каменной, из блоков размером с коробку из-под обуви, так мастерски обтесанных и пригнанных, что между ними нельзя было бы просунуть лезвие ножа.
   Первое помещение, в которое они зашли, похоже, использовалось как свалка для всякого хлама. Старые консервные банки, бутылки (одна из-под виски, большинство — пивные: военные, вне всяких сомнений, умели расслабляться), поломанные стулья и — вдоль дальней стены под окном — с дюжину оливково-зеленых металлических ящиков с белой трафаретной надписью «Боеприпасы!». Они двинулись дальше, причем Дэвид, которому не терпелось увидеть пушку, перешел на рысь.
   — Погоди, Дэвид. Не так быстро. — Это место все еще оставалось опасным. То там, то здесь свисали кабели — части недоделанной проводки. Они не должны быть под напряжением, но кто знает? Другие комнаты на первом этаже в общем напоминали первую. Только их расчистка будет похожа на подвиг Геракла. Может, даже придется кого-то нанять в помощь.
   Отец с сыном добрались до следующего помещения. Пустая комната, если не считать обеденного стола и трех разнокалиберных стульев.
   — Похоже, здесь у строителей была комната отдыха.
   — Гляди, тут игральные карты, — сообщил Дэвид, пересекая комнату; его шаги отдавались легким эхом. — Можно мне их взять?
   — Лучше оставь. — Крис заметил, что карты сданы на двоих. Десять лет назад игру прервали. Еще здесь лежала пыльная пачка мятных леденцов «Поло», наполовину пустая. Оставшиеся леденцы напоминали круглые желтоватые костяшки в цилиндре мятой фольги. Спичечный коробок. И раскрытая на столе газета. Двенадцатое апреля. Десятилетней давности, с точностью до недели.
   Крис поежился. Увиденное заставило его подумать о «Марии Селесте». Строители попросту бросили то, чем занимались, и исчезли. Вот так и настигает банкротство. Воображение Криса разыгралось. Что произойдет, если их план не удастся? Они собрались вложить в это место все свои деньги до последнего пенса. А вдруг не получится?
   — Дэвид... Давай, сынок, пора идти.
   — Я нашел что-то странное, — отозвался Дэвид, заглядывая в дверь, которую Крис принял было за шкаф.
   — Что там?
   — Бог его знает.
   — Что за выражение? — Замечание вырвалось автоматически, но Криса больше заинтересовало, что кроется за деревянной дверью.
   Дэвид нахмурился и прикрыл дверь.
   — Ступеньки, но они спускаются вниз. А мы и так на первом этаже.
   Крис засмеялся.
   — Это подвал. Наверно, использовался как склад.
   Однако подвал на острове?.. Здание и без того построено лишь на ярд или два выше уровня прилива. Значит, подвал расположен ниже уровня моря. Невозможно. Если только его не заливает каждый высокий прилив.
   Крис заглянул в черную дыру лестничного колодца, но разобрать ничего не сумел.
   — Мы не спустимся?
   — Не сегодня. Времени нет. Ладно, давай пошевеливаться, если хочешь отыскать ту пушку.
   Мысль о подводном подвале озадачила Криса, однако с этим придется подождать. Скоро начнет смеркаться.
   На следующем этаже они нашли большую комнату, выходящую на море. От потолка до пола и вдоль всей дальней стены протянулось окно. Сразу за ним находилась старинная батарейная палуба; а за ней не было ничего, кроме моря и синего неба до самой Голландии. За все эти долгие годы стекла стали грязными и мутными от молочного налета соли с редкими черными и белыми пятнами там и тут. Чистое гуано морских чаек.
   Комната была пустой и относительно чистой; лишь несколько обрывков серого провода свидетельствовали о прерванном в спешке строительстве. «Мария Селеста».
   — Где пушка? — Дэвид подбежал к окну. — Па-ах! Па-ax! Па-ах!
   — Вон там, — показал Крис на нечто величиной с автомобиль, накрытое изодранным брезентом. — «Бофорс», сорокового калибра. Хотя сомневаюсь, что сегодня нам удастся подбить какой-нибудь корабль.
   — Почему нет?
   — Снарядов нету. — Он улыбнулся сыну. — К тому же у меня предчувствие, что армия забрала кое-какие части орудия, чтобы оно не стреляло.
   — Разве это не варварство?
   — Ну, вообще-то конечно. Но ведь мы не хотим, чтобы кто-нибудь из гостей по неосторожности пальнул из пушки, правда?
   — Пожалуй, нет.
   — А видишь вон те платформы — возле проемов в стене? Там стояли старинные пушки, пока не появились современные орудия.
   — Заряжающиеся с казенной части?
   — Правильно, Дэвид, — подтвердил Крис, удивленный познаниями сына. — Откуда ты знаешь? Я был... Тьфу ты, что такое с этой дверью? — Крис возился с медными ручками уже целых полминуты. Они не шевелились. — Похоже, у нас небольшая проблема. Не могу открыть дверь.
   — У тебя есть ключ?
   — Нет. Тут нет ключей. Здесь даже замка нет. Мы так высоко, что понадобится вертолет, чтобы добраться до батарейной палубы... Бог ты мой. — Если бы не присутствие Дэвида, Крис выразился бы покрепче. Он в последний раз пихнул двери. — Не волнуйся, малыш. Двери мы приведем в порядок и тогда все как следует осмотрим. А сейчас давай поглядим, что там видно из окон.
   Даже несмотря на заляпанные стекла, вид открывался весьма привлекательный. Наверно, наиболее эффектным он бывает зимой во время шторма: слышны все феерические звуки, видно неистовство волн, и кажется, будто ты на корабле, лишь с той приятной разницей, что находишься на непоколебимо стоящей скале. Крис мог представить себе, как волны разбиваются о стену и пены брызг долетают до самых окон.
   Он вспомнил поездки в Скарборо, когда ему было примерно столько же лет, сколько Дэвиду. Разъяренное море привлекало толпы народу на площадку минерального источника, нависшую над кромкой воды. Водяные горы опрокидывались на волнолом и взрывались гейзерами брызг, взлетавших вверх футов на тридцать. Соленый душ обдавал с ног до головы того, кто подходил слишком близко к краю площадки. А к вящему удовольствию мальчишки, такой человек неизменно находился. Океан всегда обладал этой силой. Он разыгрывает яркое представление, которое излучает магнетизм, притягивающий людей. И единственное, что они могут сделать, — это стоять и смотреть.
   Пожалуй, такое же чувство возникает, когда в зоопарке приближаешься к клетке льва и перегибаешься через барьер, чтобы увидеть глаза в глаза зверя-людоеда. Возможно, это одно и то же. Увидеть природу без покровов, во всей наготе, дикой, завораживающей и пленительной, вселяющей благоговение и более пугающей, чем можно вообразить. Надо лишь подойти чуть ближе; увидеть чуть больше.
   Море как будто говорило: «Следи за мной. Гляди, десятифутовая волна; гляди, вот пена вскипает у самых ступенек волнолома. Спустись на несколько ступеней. Вот так. Я слегка наброшусь на тебя, а ты, визжа и смеясь, кинешься вверх по лестнице. Подойди ближе. Я хочу поиграть с тобой. Подойди... Вода такая нежная. Я не сделаю тебе больно...»
   — Пап, ты же говорил, что дверь нельзя открыть.
   Крис взглянул на свою руку, будто это было что-то чужое. Он сжимал и вертел бронзовую ручку, пытаясь отворить дверь. Крис тряхнул головой, словно очнувшись от глубокого сна.
   — Просто хотел убедиться... Пошли, скоро стемнеет. Давай поглядим еще, пока не слишком поздно. — Они вышли из большой комнаты. — Отличное местечко, правда, малыш?
   — Еще какое, папа! — Дэвид помчался по коридору в направлении следующего лестничного пролета вверх.
   Крис направился следом. Откуда вдруг возникли мысли о море? Как будто они проникли в его голову откуда-то извне. Сейчас даже воспоминание о них вызывало какое-то странное чувство... Он зябко повел плечами и облизал пересохшие губы. Может, так начинают сходить с ума?
   — Давай же, папа!
   Дэвид был уже на лестнице. Он быстро полез по ступенькам, скрывшись из виду.
   Крис, растирая лицо, пошел за ним. Это все треволнения переезда, решил он. Переутомление.
   — В чем дело, папа?
   Голос Дэвида доносился с верха лестницы.
   — Что ты хочешь сказать — «в чем дело»?
   Дэвид стоял на верхней ступеньке. На фоне темной пустоты он казался таким хрупким.
   — Папа... — ответил Дэвид тем тоном, который указывал родителям, что его начинает раздражать их несообразительность. — Па-ап. Ты же орал на меня.
   — Ни слова не сказал.
   — Нет сказал... Врун, — с некоторой обидой проговорил Дэвид.
   — Ты снова фантазируешь.
   — А вот и нет.
   — Ладно, Дэвид. Наверно, ты услышал ветер или эхо.
   Или ты позвал его, Крис? У тебя начинается старческий маразм. Прими две таблетки парацетамола и приляг в темной комнате.
   Крис посмотрел на мальчика, наблюдающего за ним сверху. Из-за искажения перспективы, освещения или еще отчего-нибудь Дэвид казался дальше, чем он мог находиться. А над ним зияла эта черная дыра — просто какая-то свистящая колоссальная пустота.
   Крис мысленно вновь перенесся к той поездке в Скарборо, когда глядел на детей, стоявших на лестнице волнореза, а море, шипящее, как огромный бесформенный зверь, билось о мол, и потоки пены лизали ступени. Ребятишки, весело вопя, бежали вверх, не понимая, насколько опасна эта игра. Крис поймал себя на том, что ставит Дэвида на их место. Хихикающего, сбегающего вниз к колышущейся темной воде, а потом несущегося обратно, когда поднимается следующая волна, чтобы сожрать ступени одну за другой. Конечно же, Дэвид не успевает. Мускулистый напор воды сталкивает его с каменных ступеней и уносит в лоно океана. Слышится крик Дэвида: «Папа... Папа... Вытащи меня!»
   Лицо Дэвида скрывается под пеной. Мучительная беспомощность Криса.
   Если море утащит Дэвида на глубину, он утонет под вздымающимися водами. Если оно выбросит его обратно на волнорез, то его тело расплющит о каменные глыбы.
   Прыгнуть в волны и пытаться спасти мальчика равносильно самоубийству. Никто не сумел бы выплыть из такой воды.
   А он попытался бы? Не испытывая колебаний, Крис знал ответ.
   Конечно, попытался бы.
   По телу прошел неизбежный электрический удар страха.
   — Дэвид. Стой там, — проговорил Крис ровным голосом, но быстро побежал по ступенькам. — Не уходи.
   — Ладно.
   Собственно, ничего особо тревожного на верхнем этаже не было. В конце концов, морской форт на совесть сложен из доброго йоркширского камня.
   Там с ними ничего случиться не может.

9

   Как он делал это каждый вечер на протяжении последних десяти лет, Марк Фауст запер дверь своей лавки и отправился на набережную Аут-Баттервика.
   Там уже собрались человек десять или даже больше. Двое-трое кивнули ему в знак приветствия, но большинство вглядывались в море.
   Вот майор со своей собакой, изящно постриженным терьером. На мужчине широкие серые брюки и фланелевая куртка с орденской колодкой на нагрудном кармашке — словом, типичный отставной офицер. А вот миссис Джарвис — придвинула свое кресло-каталку к самому краю мостовой и сидит, положив ногу на низенькую стенку, отделявшую песок от дороги... Всем известно, что она страдает раком позвоночника и до Рождества вряд ли дотянет.
   Позади них по дороге медленно проехал автомобиль. Должно быть, преподобный Рид. Он никогда не стоял здесь вместе с другими обитателями Аут-Баттервика, однако он проедет на «остине» туда и обратно по приморской дороге по крайней мере еще трижды, прежде чем солнце канет в соленые топи.
   Собиралось все больше народу, главным образом люди средних лет и старики. Если не считать маленькую Рози Тамворт. Ей сейчас, видимо, тринадцать, но ум трехлетнего ребенка, и руки трясутся.
   Марк наблюдал. Все мы состоим из привычек. Приходим сюда в одно и то же время. Стоим на тех же местах, и, наверно, все затаили в себе одни и те же чувства — то же самое напряженное ожидание, которое напрягает каждый мускул, словно тетиву лука.
   Бринли Фокс не был похож на остальных. Опустив голову, он шагал по берегу, свирепо затягиваясь сигаретой. Точь-в-точь старомодный муж у родильного отделения.
   Пыхтя от напряжения, торопливой походкой явился маленький лондонец Тони Гейтман.
   Тони ободряюще кивнул Марку.
   Они ждали. Напряжение возрастало.
   На этих сборищах никто не разговаривал. Пока, во всяком случае; пока не заканчивалось ожидание.
   Но сегодня Марк должен был кое-что сказать лондонцу; придется подождать.
   Собака майора заскулила и начала бегать туда-сюда, насколько ей позволял поводок из искусственной кожи. Майор словно ничего не замечал. Он всматривался в море. Как Марк и все, кто был рядом.
   Фокс зашагал быстрее, не поднимая глаз. Море для него не существовало. Оно содержало один лишний предмет.
   Покусывая губу, Марк обвел взглядом горизонт, где блеснули последние лучи солнца. Море казалось совершенно, совершенно спокойным. Однако он заметил, что чайки перестали кружить в небе и устремились в сторону суши. Надвигалась сильная буря.
   Собака визгливо тявкнула и завертелась.
   Марк сильнее прикусил губу. Неужели оно? Оно приближается?
   Все вокруг затаили дыхание. Они тоже почувствовали...
   Марку казалось, что оно растекается по всему пространству. Вроде электричества, проникающего везде. Прямо до самого песка, скрипящего под ногами. Такое сильное, что он почти ощущал его вкус.
   Вдруг оно исчезло. Так же внезапно, как и появилось.
   Это была лишь первая волна того, чего все они ждали. Даже малютка Рози Тамворт, убирающая пряди светлых волос с детского личика дрожащей рукой.
   Напряжение спало. Сегодня этого не случится. Вполне вероятно, не завтра и не на той неделе, а когда-нибудь — скоро.
   Майор извлек из кармана теннисный мячик и швырнул его вдоль берега. Пес, спущенный с поводка, метнулся, словно им выстрелили из пушки, разрядив напряжение мускулов в стремительном броске.
   — Добрый вечер, Тони, — проговорил Марк низким рокочущим голосом. — Я тебя как раз и ловлю.
   — Выкладывай.
   — Слыхал про тот старый морской форт у Мэнсхеда?
   Лондонец кинул на Марка изумленный взгляд.
   — Нет. А что такое?
   — Туда вселяются. — Марк следил за реакцией Тони Гейтмана.
   Тони был потрясен.
   — Кому такое могло прийти в голову?
   — Какая-то семья. Познакомился с ними на днях в лавке. У них парнишка лет шести.
   — И они вселяются? Въезжают в...
   — Тс-с-с... — Большая загорелая лапа Марка схватила Тони за локоть. К ним приближался Бринли Фокс.
   Тони воспользовался паузой, чтобы раскурить сигару.
   Когда старина Фокс отошел достаточно далеко, Тони спросил:
   — Когда?
   — Сегодня.
   — Шутишь. Ведь место заброшенное.
   Марк покачал головой.
   — Сегодня утром прогулялся дотуда. Они поставили во дворе автоприцеп. Будут в нем жить, пока переделывают здание под гостиницу.
   — Гостиницу? Черт побери... А что-нибудь еще знаешь о них?
   — Только что они производят впечатление самых обыкновенных людей. — Марк бросил на Тони Гейтмана тревожный взгляд. — Думаешь, они знают?

10

   — Эй... Есть тут кто-нибудь? — Генри Блэквуд хихикнул. — Выходите, выходите.
   Никакого ответа.
   Впрочем, он его и не ожидал. Гребя единственным веслом на корме, он направил лодку к покачивающейся на поверхности океана пластиковой бутылке, которая отмечала место следующей верши для омаров.
   — Кликни меня, девочка, если снова это услышишь.
   Он и сам прислушался. Но звук — три удара в днище корпуса, будто кто-то пытается привлечь внимание Генри Блэквуда, — не повторился.
   Тихонько напевая себе под нос, он тащил за леску вершу. И при этом вел беседу:
   — Чудесное утро, Сьюзи. Нынешнее лето станет рекордным... Так... Что тут у нас? Вылезай, мой красавчик, и в ящичек.
   Осторожно, чтобы массивные клешни омара не схватили его, Генри положил тварь в садок.
   — Уже семь, Сьюзи... Похоже, у нас выдастся удачный денек... Чертовски удачный денек... Вот сюда.
   Ничто другое ему так не нравилось. Тихое, остекленевшее море. Краешек солнца над горизонтом, молочная мгла, смягчающая линию берега. И беседа со своей возлюбленной Сьюзи. Он построил ее собственными руками пятнадцать лет назад: двадцати футов в длину, покрашенная в ослепительно белый цвет, она напоминала переросшую гребную шлюпку. Генри казалось, что даже сам Господь Всемогущий не мог испытывать большего удовлетворения, когда в День Шестой отступил на шаг, дабы полюбоваться Своим космическим рукоделием.
   Сьюзи никогда ему не отвечала. Неизменно верная, неизменно надежная. Сьюзи исправно уносила его прочь из дома, переполненного сыновьями-подростками, не прекращавшими споров ни утром, ни днем, ни ночью, на добрые десять миль вниз по побережью, где он ловил на отмелях омаров и крабов.
   — Перерыв на чай, Сьюзи. — Генри сел на скамейку и вытащил термос. — Не возражаешь, старушка, если я закурю? Ладно... Обещаю, что только одну.
   Улыбаясь, он налил чая и раскурил сигарету. Генри отдыхал на тихо покачивающейся лодке и посматривал вокруг, наслаждаясь Божьим творением. Чайки носились над самой водой. Высоко над головой потянулся косяк гусей.