Кларк Саймон. Пригвожденное сердце

   — Ладно, теперь ничего не поделаешь. Не будем больше об этом.
   — Но почему? Мы же обо всем договорились. Сторговались насчет аренды фургона; назначили день, когда туда переберемся; даже купили для него чертовы лампочки.
   — Крис...
   — И этот красномордый педераст... Стоит как ни в чем не бывало и говорит: извините, мол, фургон не сдам. Он ожидает, видите ли, дочку из Канады и хочет попридержать это место для нее.
   — Крис... Хорошо, фургон от нас уплыл. Это еще не конец света.
   Крис почувствовал, как в нем закипает ярость.
   — До чего убогая отговорка... Дочь. Рут, ты ему веришь? Потому что я — нет.
   Дэвид сидел теперь сзади тихо, немного напуганный.
   — Знаешь, я намерен...
   — Что же ты собираешься сделать, Крис? — полюбопытствовала Рут. — Мы с ним ничего не подписывали. Мы не можем вчинить ему иск. Или ты намерен вернуться и вышибить ему мозги?
   Крис покосился на жену. В ее глазах стояли слезы.
   Он отпустил акселератор, скорость начала падать.
   и стада черно-белых коров на лугах перестали сливаться в одно пятно. Ради Бога, хотя бы сделай вид, что ты снова владеешь собой.
   Крис оглянулся на Дэвида:
   — Как ты там, старичок?
   — Неплохо, папа.
   — Потом поиграем еще в Супермена?
   — Обязательно, папа.
   Хотя Крис и напустил на себя беспечный вид, он был озабочен. Внутренние помещения морского форта пребывали в полузаброшенном состоянии. Десять лет назад какой-то застройщик пытался превратить это сооружение в отель. Подвели новые магистрали: водопровод, электричество, подъездную дорогу. Установили окна, открывающие панорамный вид на море. Но застройщик разорился и бросил работу. Почти в каждой комнате на полу лежали кучи мусора. Помещения были совершенно нежилыми. Потребуется не один месяц, чтобы создать там хотя бы элементарные условия для самих себя.
   Он вырулил на гравийную автостоянку загородной гостиницы, которая стала их временным прибежищем.
   — Дом! — радостно закричал Дэвид.
   — Ненадолго, — проговорил Крис и добавил с кислой усмешкой: — Надеюсь.
   Планы, которые они с женой строили, значили для него очень много. Он не допустит, чтобы они не осуществились.
   Колеса зашуршали по гравию, и Крис затормозил машину у фасада гостиницы. Здесь уже стояло несколько автомобилей. Через шесть недель туристы набьются во все местные бары, потом заполонят открытую пивную и автостоянку. На будущий год в это же время, сказал Крис себе, и мы кое-что от этого поимеем.
   — Можно я поиграю на горке? — крикнул Дэвид, выпрыгивая из машины.
   — Хорошо, — ответила Рут. — До ленча.
   Мальчишка побежал на лужайку, где стояли качели и большой стеклопластиковый слон с длинным розовым хоботом-горкой, закруглявшимся у земли. Дэвиду нравилось карабкаться по ступенькам, усаживаться слону на голову и оттуда обозревать свой мир.
   Его родители вошли в гостиницу.
   «Одна, две, три, четыре... — считал Дэвид ступеньки, — пять, шесть, семь, восемь». Здесь, наверху, ветерок как будто был сильнее. Мальчик огляделся. Очень высоко. Когда папа стоял около слона, то Дэвид был выше папиной головы. Дэвид дразнил его, а потом хихикал, когда папа рычал по-звериному, подпрыгивал и норовил схватить его, скрючивая пальцы, словно когти чудовища. Игра всегда кончалась одинаково: папа лез по лестнице, а Дэвид понарошку пинал ногой в оскаленную морду чудища — совсем как в кино. Бац! Он ногой разбивает чудовищу голову, и тот валится вниз на землю.
   Дэвид поднял голову. В небе висели большие пышные облака, похожие на горы картофельного пюре. Между ними проглядывало темно-синее небо.
   Мальчик уселся на голове слона и стал смотреть, как течет вода в ручье, который бежал через гостиничный сад. Ручей впадал в море неподалеку от форта. Иногда они с папой бросали палочки в медленно текущий поток и представляли, как те плывут до самого моря, будто ленивые тюлени.
   Порой из моря появляются разные штуки, рассказывал ему папа. Однажды вверх по реке до самого города, где они жили, проплыл дельфин — заблудился. Тогда полиции и муниципалитету (или это была пожарная команда?) пришлось его ловить и бережно везти назад.
   Греясь на теплом солнышке, Дэвид переключил внимание с ручья на чаек, скользящих широкими кругами высоко над головой, и ему захотелось научиться летать. Высоко-высоко, под самым небом. Там, где картофельное пюре облаков.
   — Да, — отозвался Дэвид, оглядываясь.
   Мама — или это папа? — позвала его. Наверно, уже ленч.
   Нет. На автостоянке никого не было, только несколько пустых машин. И с этой стороны гостиницы нет окон, откуда можно крикнуть. Может, папа спрятался за толстой ивой около ручья?
   — Па-ап! — крикнул Дэвид, улыбаясь. — Я тебя вижу-у-у!
   Он во все глаза смотрел на дерево, свесившись со слона как можно дальше.
   Нет. Там точно никого.
   Наверно, кричали на ферме, которая через дорогу. Многих людей зовут Дэвид.
   Мальчик снова сел на теплую пластиковую голову слона. Здесь было так хорошо.
   — Что? — Голос разнесся эхом по стоянке. — Ты где?
   Дэвид был уверен, что кто-то опять позвал его.
   И на этот раз никого не было. Единственным живым существом, попавшимся ему на глаза, оказалась утка в ручье. Она крякнула и улетела, громко шлепая крыльями по воде.
   Полетела...
   Дэвиду тоже хотелось полетать. Может, стоит лишь как следует захотеть?..
   И тут, на солнцепеке, он ощутил такое тепло — и легкость, что можно было подняться вверх и поплыть над верхушками деревьев, словно воздушный шарик.
   Небо над головой становилось все синее и синее, а облака все больше и больше.
   «Я могу... Я могу... Я могу...»
   Дэвид Стейнфорт стоял на огромной серой голове слона, раскинув руки, как крылья; он не испытывал страха — внизу была лужайка мягче матраса. Ветер обдувал ему лицо, отчего звенело в ушах.
   Он наклонился вперед навстречу ветру, который нежно тек сквозь его пальцы. Он был похож на большую-пребольшую птицу, готовую взлететь.
   Нагнуться вперед. Сильнее... еще...
   И тут он упал.

6

   Оставив Дэвида на лужайке, они пошли в свою комнату. Рут захотела перед ленчем принять ванну, и Крис остался в спальне один.
   Надо переодеться, прежде чем идти в отделанный дубовыми панелями ресторан гостиницы.
   Когда Крис стягивал джинсы, что-то выпало из кармана и закатилось под кровать. Он было подумал, что это монеты, и встал на четвереньки, чтобы подобрать их.
   То, что он нащупал, оказалось легким и ребристым.
   Крис усмехнулся. Ракушки Дэвида.
   Он положит их на столик возле кровати Дэвида, чтобы пополнить его коллекцию.
   С рифленой внешней стороны раковины были грязно-белыми со странным желто-коричневым пятном. Он повернул одну из раковин, чтобы рассмотреть гладкую вогнутую поверхность.
   И рассмеялся.
   Должно быть, чей-то розыгрыш.
   Крис поднес ровную внутреннюю сторону ракушки к настольной лампе, чтобы получше разглядеть ее.
   Сомнений быть не могло.
   На одной стороне раковины явно было нарисовано человеческое лицо. Слегка искаженное, с широко разинутым ртом и зажмуренными глазами.
   Это было похоже на стоп-кадр из фильма. Исключительно гнусного фильма. Человек орал от ужаса.
   Крис быстро осмотрел другие ракушки. На каждой было изображение лица. Мужчины. Женщины. Дети. У некоторых глаза были закрыты, у других — чуть ли не вылезали из орбит, словно они наблюдали какую-то жуткую катастрофу.
   Похоже, изображения, миниатюрные рисунки, сделаны желтовато-коричневой краской того оттенка, который разлитый кофе оставляет на бумаге.
   Их рисовали специально: иначе и быть не могло.
   Вот только кто?
   На мгновение перед глазами возник образ спятившего старого художника, который живет в затерявшейся среди дюн Мэнсхеда хижине, рисует миниатюрные портреты на раковинах, а потом снова разбрасывает их по берегу.
   На каждой ракушке было изображение лица. Лишь одна не походила на остальные. Самая большая, настоящее чудовище среди себе подобных. Величиной почти с устрицу.
   Лицо на ней было иное.
   На всех других рисунках изображались жертвы. А у этого лица были узкие лукавые глаза, и губы кривила самая жестокая улыбка из всех, какие Крис когда-либо видел.
   Это, решил Крис... это охотник.
   — Крис, — позвала Рут из ванной.
   — Что тебе?
   — Подойди сюда на секунду.
   — Я смотрю ракушки Дэвида, — ответил он, сидя на кровати со спущенными до колен джинсами. — Они какие-то чертовски странные.
   — Брось ты эти ракушки, Крис. Надо, чтоб ты потер мне спину. И...
   Он услышал, как в ванну снова полилась вода.
   — Я думала о морском форте. И...
   — И?..
   — И прикидывала, где мы можем жить.
   — Ну-ка удиви меня.
   — Иди сюда. Ты вполне можешь потереть мне спину, пока я буду излагать.
   Он улыбнулся.
   — Значит, если не спою, то не покормят?
   — Разумеется.
   Крис вошел в ванную, наполненную клубами пара. На запотевшем туалетном зеркале Рут написала: «Рут + Крис = ИЛН».
   — Истинная Любовь Навеки?
   Рут улыбнулась сквозь пар.
   — Или покуда не объявится мой миллионер.
   Сняв ее лифчик и трусы с края ванны, он нагнулся, выудил губку из воды и начал обрабатывать ее спину.
   — Ох... Ты же не машину полируешь. Это, знаешь ли, натуральная кожа. Нежная, чувствительная кожа. Которую надо ласкать.
   — Знаю. — Крис поцеловал ей плечо. Оно было теплым, влажным и восхитительно пахло. — М-м-м...
   Чудо, так и хочется съесть. — Он выжал ей на спину теплую воду. Рут с глубоким вздохом изогнулась.
   — Горячо?
   — Нет. Изумительно. Так вот, как я говорила...
   — А-а-а... Где нам жить. Не надо, не рассказывай. Мы отдадимся на милость Церкви и встанем лагерем на кладбище, а на надгробиях станем спать и есть.
   — Нет. Дай мне закончить. И продолжай тереть спину. С тебя за это кое-что причитается — на целый год станешь моим рабом. М-м-м... Не останавливайся. Когда ты так делаешь, мне приятнее говорить.
   — Слушаю и повинуюсь, госпожа. Хорошо, где же мы будем жить?
   — Все очень просто, Крис. — Она подтянула колени к груди. — Мы въезжаем немедленно. Великолепно, правда ведь?
   — Немедленно въезжаем в морской форт? — Крис вздохнул. — Только ты забыла одну малюсенькую вещь. — Он отодвинулся назад, пытаясь определить, не потешается ли жена над ним. — Там полное запустение. Комнаты забиты мусором, а малярная кисть не касалась стен уже лет пятьдесят. И что?
   — А мне казалось, что ты человек с воображением.
   — А мне казалось, что ты человек практичный. Полно, любовь моя. Будь посерьезнее.
   Она подняла на него глаза, и сквозь волны пара они показались туманными и большими. Довольное выражение лица подсказало Крису, что у жены есть тайный козырь.
   — Послушай. Во сколько этот фургон должен был нам обойтись за год?
   — Договаривались на двести пятьдесят в месяц. Около трех тысяч.
   — Три тысячи? Мы могли бы купить подержанный фургон примерно за пять. Потом ставим его во дворе морского форта. Когда я говорю «фургон», то имею в виду очень приличный. Знаешь, такого типа, на которых ездят в отпуск. Со спальнями, кухней, ванной, со всеми модерновыми наворотами. Вот так... — Она изогнулась в ванне. — Чуть ниже. Ох...
   — Пять тысяч. Пришлось бы несколько выйти из бюджета, правда?
   — Нисколько. Считай это капиталовложением. Сейчас он стоит нам пять тысяч. Через двенадцать месяцев мы его перепродаем. За сколько... Тысячи за четыре?
   — Говори-говори. Мне нравится то, что я слышу.
   — Таким образом, наш первоначальный бюджет на обустройство, три тысячи фунтов, сокращается до одной тысячи. К тому же не надо будет ездить туда-сюда из морского форта каждый день. И мы постоянно будем на месте, если возникнут какие-нибудь проблемы. Ну вот. А теперь скажи, что я гений.
   — Гений... Восхитительно... Чудесно... — Крис поцеловал ее с чувством. — Ты великолепна. Ты спасла наши чертовы шкуры. — У Криса поднялось настроение. — Сейчас же хватаю газету и начинаю искать.
   — Нет-нет, Крис. Закончи то, что начал.
   Ее взгляд был более чем красноречив, а в глазах плавала такая дымка истомы, что желание насквозь пронзило все тело Криса.
   — Какой еще кусочек моей жены надо помыть?
   Она приподняла мокрую прядь волос и брызнула на него водой.
   — Еще спинку. А потом решай сам.
   Сначала он тер ей спину долгими длинными движениями, одновременно выжимая губку, и вода пузырилась у него между пальцами.
   Рут все больше наклоняла голову, пока влажные кончики волос не коснулись воды.
   — М-м-м... как хорошо. — Вода с ее голых плеч стекала по груди сверкающими речками.
   Крис бросил губку в ванну и стал растирать ей спину ладонями. Кончиками пальцев он чувствовал гладкость ее кожи, волнистые контуры ребер и слегка вогнутую ложбинку спины. Ему очень нравилось это ощущение. Сердце забилось сильнее.
   Он начал намыливать Рут сперва плечи, потом живот. А затем ее груди, и пальцы скользили по нежному слою мыльной пены, едва касаясь твердеющих сосков.
   — Ох, Крис. Я бы согласилась, чтоб ты делал так целую вечность. — Она улыбнулась, зажмурив глаза. — Я бы заставила тебя делать так целую вечность.
   Легким движением Крис провел кончиками пальцев линию вниз от кончика ее носа по губам, подбородку, гладкой шее и еще ниже через ложбинку между грудями, которые налились и поднялись мягкими остриями, блестевшими на свету. И дальше вниз по животу, пока рука не окунулась в горячую воду. По ее телу пробежала отчетливая дрожь.
   Да, после десяти лет супружества их занятия любовью иногда могли быть рутиной. Только не сегодня.
   Сегодня, он знал это точно, все будет по-особенному.

* * *

   Крис уже почти оделся, когда услышал стук в дверь.
   — Подождите! — Рут, полуголая, выхватила лифчик из ящика туалетного столика. Захихикав, как школьница, она бросилась в ванную.
   Крис, натягивая трикотажную рубашку, подошел к двери и отпер.
   — Здравствуйте, мистер Стейнфорт.
   Это был хозяин гостиницы, высокий мужчина с белой бородой.
   — Все в порядке?
   Хозяин проговорил, запинаясь:
   — Э-э... боюсь, произошла неприятность. Ваш сын... Там, во дворе...
   Лицо человека ничего не выражало.
   Криса замутило.
   — Где он?
   Ответ хозяина озадачивал:
   — Вы хотите сказать, что не чувствуете его запаха?
   Мужчина отступил в сторону.
   Позади него угрюмая фигурка цвета серой глины роняла капли воды на ковер коридора.
   — Дэвид? — Крис сморщил нос, потому что комнату наполнил резкий запах речного ила. — Господи, что стряслось?
   Беловолосый хозяин едва сдерживал смех.
   — Парнишка говорит, что был на горке и упал с нее в ручей.
   — На горке? Она же далеко от ручья. Как ты мог в него упасть?
   — Я не падал, — ответил Дэвид гордым и в то же время сердитым тоном. Он чопорно вошел в комнату, хлюпая ботинками. — Я вовсе не падал. Я летал.

7

   Мир, в котором очутился Марк Фауст, спрыгнув с корабля, был кромешной тьмой, наполненной, однако, шипящими звуками и порывистым ветром.
   Потом его поглотил океан.
   Как холодно.
   Он хотел закричать. Глаза широко раскрылись от удара, от всего этого ужаса, когда он погрузился в жидкую темноту.
   Господи... Как лед.
   Если бы он остался на корабле. Если бы только...
   Зачем? Чтобы его ослепили, кастрировали, а потом, наверно, все равно выбросили бы за борт?
   Так у него еще оставался шанс.
   "Какой там шанс? — злобно спросил он самого себя. — Я, может, в сотне миль от берега. В море. Зимой. Мне жить осталось минут десять. Это сколько же?.. Два мультика «Том и Джерри». Или три песни Бадди Холли, к примеру, «Пегги-Сью», «Сердцебиение» и «Вот будет денек»...
   Какая-то часть мозга молола бессвязный вздор, словно больше не принадлежала его телу.
   Другая приказывала ему сбросить резиновые сапоги.
   Потом плыть.
   Сперва левая нога.
   Марк протянул руку вниз. Сапог снялся легко.
   Разве мне не надо дышать?
   Правый застрял.
   Мне нужен воздух!
   Слезай!
   Скинь, мать его! Он тянет тебя вниз!
   Ох, Боже милостивый, дай воздуха!.. Внезапно его голова очутилась на поверхности. В лицо ударил холодный ветер, осыпая водяной пылью. Здесь, на уровне моря, вода грохотала, как гром. Гром заполнил уши — злобный, постоянный, непрерывный.
   Задыхаясь и захлебываясь, Марк глотнул полные легкие сладкого воздуха. И снова изо всей силы тряхнул ногой, пытаясь сбросить правый сапог. Тот не снимался.
   Этот гад наверняка утопит его, все равно что свинцовая чушка.
   Задержав дыхание, Марк согнулся пополам, чтобы сдернуть сапог.
   Пятка наполовину освободилась.
   Дышать... Дышать... Дышать...
   Голова рванулась вверх; он сделал глубокий вдох. Еще один вдох, и попробовать снова...
   И тут...
   И тут сапог соскочил. Марк даже не коснулся его.
   Ощущение было такое, словно что-то сорвало с него сапог.
   «Акула!»
   Нет. В Северном море акул нет.
   Марк месил ногами воду и повторял: "Акул нет... акул нет... Господи, до чего холодная вода..."
   По мере того как выравнивалось дыхание, включалось его ночное зрение. Марк уже различал черные водяные холмы, вздымающиеся и падающие вокруг него. Темные очертания. Они вздувались, а затем мягко опадали. Почти как черные спины огромных китов, возникающие на поверхности в ореоле белой пены.
   «Мэри-Энн»?
   Ветер рвал облака в клочья, и сквозь них просвечивала ущербная луна, лившая на море неверный серебристый свет.
   Вон она!
   Судовые надстройки и красная труба неясно виделись сквозь дымку брызг. Накатила волна, все заслонив собой. В следующий раз, когда Марк увидел корабль, его нос ушел глубоко под воду.
   Марк Фауст представил себе этих подонков-убийц на судне. Сейчас они наверняка все уже поняли. Вот они отчаянно пытаются спастись. Бегут по коридорам, хватая все, что могут награбить, перед тем, как прыгнуть в спасательные шлюпки. Если бы он только мог что-нибудь с ними сделать. Например, пробить дырки в днищах... Увы, он не мог сделать всего. Так хотя бы есть шанс, что большинство из них погибнет в море.
   На минуту юнга потерял корабль из виду. Он поплыл в ту сторону, где в последний раз видел «Мэри-Энн», позабыв, что его собственная жизнь ускользает в холодный океан.
   Он должен видеть, как она утонет.
   Это причинит ему боль. Он любил корабль и его команду. Для него они стали второй семьей. И все равно Марк знал, что обязан увидеть последние мгновения судна.
   Вот!
   Нос внизу, корма поднялась. Боже, она уходила под воду, словно субмарина. Два винта крутились уже не в воде, а в воздухе. На огромном киле влажно поблескивал лунный свет.
   Корабль тонул.
   На судне уже никто не смог бы стоять на полу, который поднялся почти вертикально. Все пираты с криками катятся к носу.
   Марк постарался не думать о капитане — и о том, что осталось от команды «Мэри-Энн». Море быстро закрывает людям глаза.
   Господи, пожалуйста, пусть им не будет больно...
   Секунд десять он находился внизу, в провале между волнами. Когда море снова подняло Марка, корабля уже не было. Где-то у него под ногами судно падало камнем на океанское дно.
   Вдруг Марку стало ужасно одиноко. Холод глубоко вгрызался ему под кожу, и парню начало казаться, что его кости сейчас лопнут.
   Волнам, наверно, доставляло удовольствие колошматить его по лицу. Дышать стало труднее, а боль, словно острозубый червь, проедала путь к животу.
   Марк попробовал плыть.
   Как только он это сделал, тело ушло под воду, как будто кто-то потянул его вниз.
   Он не сопротивлялся. Просто опускался ниже, ниже, ниже...
   Черт, давление... Как больно. Словно металлические спицы сквозь уши пронзают мозг.
   Марк почти потерял сознание, прежде чем опять вынырнул на поверхность. Восстанавливая прервавшееся дыхание, он норовил набрать в грудь воздуха больше, чем вмещали легкие. Они болели, как... о, ради... Бога...
   Господи, я хочу жить, я хочу жить, я хочу жить, пожалуйста, разреши мне жить... я хочу... я хочу...
   Вниз.
   Он опять следовал за «Мэри-Энн».
   Так-то вот, Марк Фауст, семнадцати лет, никогда не знавший девушки, никогда не пивший виски, не выкуривший ни одной сигареты. Евший слишком много яблочного пирога... Обожавший яблочный пирог, но...
   Мозг его начал крутиться, как каскадерская машина в фильме, все переворачиваясь и переворачиваясь в замедленной съемке, разбрасывая в стороны отлетающие куски.
   Медленно, медленно распадаясь.
   Он упал на дно. Удар заставил его открыть глаза. Маленькие пузырьки, как серебряные колокольчики, поплыли от лица к поверхности.
   Ему захотелось засмеяться и крикнуть им вслед: «Подождите! Подождите меня-а-а-а-а-а-а-а...»
   Но его рот больше не действовал; тело было на девять десятых мертво. Всего несколько крохотных искр жизни затаились в каких-то уголках мозга, присосавшись к нему, как блюдечки присасываются к скалам во время шторма.
   Теперь уже скоро. Я перешагиваю грань. Я скоро вернусь домой, мама... Не гаси свет на веранде, потому что я иду...
   Там были люди.
   Они стояли на дне моря, подняв на него глаза. Белые лица как будто выражали скорбь. Словно они хотели, чтобы он остался. Их было никак не меньше девяти-десяти. Все стояли тесной кучкой. Как на каком-нибудь рекламном плакате: все стоят близко друг к другу, глядя вверх. Потом они протянули к нему руки.
   Им хотелось, чтобы он остался. Присоединился к ним.
   Стал одним из тех, кто, стоя по колено в водорослях на покрытом бурой зыбью лугу, следит, как высоко над их головами проплывают кили кораблей.
   Эти люди были милыми или противными?
   Добрыми или злыми?
   Живыми или мертвыми?
   Он всмотрелся в их большие лица и широко раскрытые удивленные глаза.
   Трудно сказать. Лица становились расплывчатыми. Руки начали двигаться. Но он видел их смутно и не мог отличить от стеблей водорослей, которые раскачивались из стороны в сторону.
   Пора спать. Какая усталость. Хорошо, что больше не надо дышать.
   Его брат Джон играл со своим самолетом, моделью «Летающей крепости», которую смастерил дядя Уолт. Он играл слишком близко от кровати Марка. Марк попросил его перестать — слишком близко.
   Черт возьми. Самолет стукнул его по лбу. Больно же, ты...
   И еще раз.
   Бормоча, Марк открыл глаза и, сделав над собой усилие, припомнил, где находится. Посередине моря.
   Господи.
   Почему он еще не умер?
   Море колотило его. Оно тащило, пихало и катало его с боку на бок.
   Вода накрыла его.
   На этот раз не было ощущения падения. Он обо что-то больно ударился головой. Вытянув руку, ухватился... Галька. Песок. На ощупь словно...
   Берег.
   Волна ударила снова и грубо протащила Марка по песку.
   Он попробовал встать, но снова не достал дна.
   Из последних сил он попытался плыть; руки и ноги были как будто опутаны железными цепями.
   Прямо перед ним что-то поднялось из воды. Темный силуэт на фоне серебрящихся в лунном свете облаков.
   Оно было большое. Невообразимо большой квадратный кусок черноты.
   Корабль так близко к берегу?
   Похоже... но тогда он должен быть огромным. И не видно навигационных огней.
   Марк поплыл было в его сторону, однако почувствовал, что снова уходит под воду.
   «Мы водим наши суда по морям, мы ими управляем, выбираем определенный курс. Но, знаешь ли, зачастую верх одерживает море. И когда это происходит, не надо с ним бороться. Смирись. Подчинись его воле. Потому что если не сделаешь этого, оно тебя уничтожит».
   Марк помнил слова шкипера. И принял сознательное решение отдаться на милость моря. Если оно хочет его забрать, пусть так и будет.
   Прибой его толкал и тянул. Единственное, что он мог сделать, это хотя бы часть времени держать голову над водой.
   Обжигающе-холодная соленая вода то и дело заливала горло и забивала ноздри.
   И тут он ударился о берег.
   На этот раз каждая волна, отступая, оставляла его на суше — по крайней мере ненадолго, до следующей волны. Тут еще один вал прибоя с срохотом накатил на песок и вынес Марка, на сей раз довольно нежно, еще выше на берег.
   Вода отлила, унося песок и гравий у него из-под ладоней.
   Значит, ему не суждено утонуть.
   Стоя на коленях и опершись на руки, Марк устало тряс головой.
   «Спасен».
   Это слово сочилось с его губ, как нечто полутвердое.
   «Спасен».
   Прилив начал спадать. Очередная волна лишь лизнула подошвы его босых ног.
   Не в состоянии идти, он на четвереньках отползал по берегу от прибоя, пока под руками не начали скрипеть песок и галька.
   Наконец Марк остановился и поглядел назад. Месяц освещал длинную полосу прибоя, накатывающего с низким непрерывным ревом.
   Ветер стихал.
   Поднявшись на нетвердые ноги, Марк бродил по берегу туда-сюда в поисках чего-нибудь такого, что защитило бы его от холода. Юноша понимал, что мокрая одежда быстрее отводит тепло от тела, а это не менее опасно для жизни, чем разрыв главной артерии. В конце концов он нашел кусок брезента размером с простыню.
   Онемевшие пальцы были сейчас совершенно бесполезны, вроде кривых палочек, не принадлежавших телу. Ему понадобилось минут пять, чтобы обернуть вокруг себя брезент, одним концом прикрыв голову наподобие капюшона.
   Так Марк просидел около часа, едва не теряя сознание от холода. Однако ему надо было дождаться, когда он сумеет как следует рассмотреть океан. В его мозгу все еще колотилась мысль о террористах, ускользнувших с «Мэри-Энн» на спасательной шлюпке.