От этого его бедная голова чуть не раскололась пополам.
   «Чего ты от меня хочешь? — в отчаянии подумал Крис. — Господи... Чего ты хочешь? Чего ты хочешь?»
   Голос ревел.
   Требовал... Требовал... Требовал...
   Требовал чего, ради всего святого?
   Господи... Уйди... Пожалуйста...
   Если бы только он смог понять... Нет!
   Острое чувство отвращения начисто лишило его способности мыслить здраво. Он испытывал только омерзение.
   И вдруг все будто встало с ног на голову. Внезапно появилось какое-то манящее чувство, что-то до такой степени притягательное, что Крис невольно потянулся к белому диску. Ближе... Ближе... Коснуться этого плавно вздувающегося белого лица губами и...
   Щелк!
   Его реакция на лицо изменилась: отвращение, ненависть, омерзение, страх. Крису захотелось бежать. Господи, просто бежать. Пожалуйста...
   Щелк!
   Опять неприязнь исчезла и обернулась страстным желанием понять, о чем грохочет голос. Это так важно...
   Щелк!
   Отвращение захлестнуло Криса, словно поток гнилой воды хлынул из канализационной трубы.
   Вдруг:
   Тишина. Громовой вал, молотивший по его голове, смолк.
   Белое лицо по-прежнему висело перед Крисом, мертвые рыбьи глаза смотрели прямо на него. Щель рта раздвинулась, и между двумя рядами зубов-моллюсков свесилась на сторону дохлая рыбина языка, поблескивая серебристой изнанкой в белесой слизи.
   Лицо покрылось маленькими бугорками, которые начали набухать, будто морские анемоны, во время отлива сплошь покрывавшие скалы мясистой сыпью.
   А потом эти вздутия, как анемоны, залитые морской водой, одно за другим раскрылись. Лицо зацвело, выпустив тысячи тонких колышущихся щупалец длиной не более спички.
   Крис, оцепенев, глядел во все глаза, а громовой голос вновь породил приливную волну звуков, угрожая барабанным перепонкам.
   Вдруг как будто что-то порвалось.
   Крис отпрянул от белого лица и, кинувшись в сторону, побежал через дюны, напрягая все свои силы. Трава хлестала по ногам и рукам.
   Белый диск неотступно мчался следом. Казалось, огромное белое лицо оседлало его плечи, словно кошмарный наездник, и едет на нем всего в нескольких дюймах от уха.
   Голос продолжал греметь. Господи, что ему нужно?..
   Справа от Криса возник край дюны и отвесный обрыв к берегу высотой футов в двадцать. Не замедляя бега, взметнув ногами фонтаны песка, Крис рванулся через высокую траву влево и снова выскочил на тропинку.
   Лицо не отставало. Оно не собиралось отпускать его — никогда.
   Громоподобный голос: он разорвет Крису череп, как бумажный пакет.
   Поскользнувшись на пучке травы, Крис упал на руки и по инерции проехал лицом по песку, но тут же вскочил на ноги и бросился дальше. Каждый вздох причинял такую боль, что казалось, дыхательные пути разорвутся и вывернутся наизнанку — от гортани до легких.
   Не останавливаться... Оно не должно меня поймать. Если лицо прикоснется ко мне...
   Он понимал, что не сумеет этого вынести. Уж лучше обниматься с гниющим трупом. Если чудовищное лицо прильнет к нему, то сердце разорвется от ужаса, и он с воплем умрет прямо здесь, в дюнах.
   Острая боль пронизывала тело Криса с головы до ног.
   Он оглянулся. Его по-прежнему преследовало круглое белое лицо... гримасничающее шевелящимися отростками.
   Крис снова глянул вперед.
   И увидел, как кончается дюна...
   ...и начинается только один ночной воздух.
   Он полетел вперед, потом вниз, и ноги оказались над головой.
   Луна сорвалась с неба.
   Крис даже не успел сгруппироваться перед тем, как грохнулся о берег двадцатью футами ниже.
   Падающее тело остановилось мгновенно, но сознание, освободившись от удерживавшего его всадника, понеслось дальше, вниз... вниз...
   Вниз, в вечные черные воды забвения.

22

   — Обедать будешь? — Рут обняла Криса за талию.
   — Умираю от голода.
   — Тогда пошли. Где Дэвид?
   Он бросил взгляд вдоль берега, и сверкающее солнце заставило его прищуриться.
   — Минуту назад был вон там. У моря. Рут, тебе не кажется, что Дэвид в последнее время сам не свой? Я хочу сказать, не такой, каким был, когда мы жили в старом доме?
   Рут улыбнулась.
   — Ты имеешь в виду, что он в последние дни ничего не говорит о том, будто умеет летать?
   — Он ведь был буквально помешан на полетах. Всем и каждому рассказывал, что умеет летать. А теперь... ни гу-гу. Последнее время стал совсем другим.
   — И уже больше недели не просит надеть костюм Супермена, да и видео о Супермене совсем не смотрит.
   — Как ты думаешь, в чем тут дело?
   — Крис, я точно знаю, в чем дело.
   Он вопросительно посмотрел на жену.
   — Это называется взрослеть.
   — А как насчет того случая, когда он оставил на валуне свои любимые игрушки, чтобы их смыло в море?
   — Просто такой способ избавиться от детских игрушек. Крис, пойми, ты не сможешь сидеть на диване, обняв его, и смотреть мультики про Тома и Джерри, когда Дэвиду будет двадцать.
   — Уже понял. Пошли, ужасно есть хочется... Дэвид! Мы идем домой.
   Они побрели по берегу, и Крису было приятно, что жена обнимает его рукой за бедро.
   — Кстати, как себя чувствует наш инвалид? — спросила она и потерла ему грудь свободной рукой.
   У Криса вдруг пересохло горло. Лучше бы она не напоминала.
   — Неплохо. Хотя побаливает. Пожалуй, я получил по заслугам — нечего шататься по гребням дюн в темноте.
   — С полным брюхом пива. — Она тихо хихикнула. — В следующий раз бери с собой фонарь.
   В следующий раз! Как бы не так. Вывихнутая рука и ушибленные ребра были сущей ерундой по сравнению с тем, что он чувствовал в душе. Инстинктивно Крис стер из памяти самое худшее, но иногда у него появлялся какой-то отсвет воспоминаний, всего лишь отголосок того, с чем ему довелось столкнуться лицом к лицу предыдущей ночью, и тогда казалось, что разум вот-вот сорвется с якорей и улетит, чтобы укрыться в убежище безумия.
   Разумеется, он ничего не рассказал жене. Ничего, кроме приемлемой части случившегося. Мол, случайно грохнулся башкой вниз с дюны двадцатифутовой высоты. И, по счастью, не сломал позвоночник.
   Когда воспоминания прошлой ночи начали отступать, Крис стал обдумывать дела, которые назначил себе на сегодня. Почистить аквариум Кларка Кента — вода там в последние дни почему-то всегда была теплой, да и рыбка выглядела как-то необычно. А еще он хотел заглянуть в подвал морского форта.
   У Криса за спиной заскрипел песок.
   — Приготовься к смерти!
   Крис обернулся.
   — Папа, лови меч!
   Дэвид кинул красный меч так сильно, что у Криса заломило кисть, когда он его поймал.
   — Осторожней, Дэвид. Не забывай, у папы ушиблена рука.
   — Он же легкий, пластмассовый. — Дэвид резко ударил отца мечом по ноге.
   — Ой! Ну, я тебе отомщу! — Крис погнался за мальчиком, который, задыхаясь от смеха, бросился к морскому форту. — Отрезай его! — заорал Крис жене, изо всех сил стараясь не хромать. — Пусть ест пирог из песка и водорослей!
   — Ну уж нет, — засмеялась Рут. — Деритесь сами, без меня.
   Мечи с треском скрестились, и Крис позволил сыну потеснить его к форту, а Рут подбадривала:
   — Бей ему по пальцам, Дэвид!
   — Эй, ты за кого? — хохотал Крис, отбивая безжалостные удары сына.
   — Пойдемте. Прилив начинается. А то нас отрежет.
   Приливом уже затопило берег вокруг морского форта, и вода подбиралась к скатам насыпи. У них было предостаточно времени, однако следовало сделать крюк в направлении суши, прежде чем подняться на три-четыре фута до насыпи, а потом вернуться в морской форт по дорожке, омываемой с обеих сторон волнами.
   — Эй! Иди сюда, чудовище! — Они с Дэвидом фехтовали весь обратный путь до форта и даже когда входили в залитый солнцем двор через открытые ворота.
   Крис с третьей попытки запрыгнул — в духе Эррола Флинна[11] — на старый деревянный стол возле фургона, на котором они иногда обедали во дворе. Дэвид продолжал фехтовать, с ликованием норовя уязвить лодыжки отца.
   — Дэвид, тебе известно, что означает слово «садист»?
   — Не-е-е... стой смирно, а я ударю.
   — Крис... — Рут стояла, озабоченно озираясь.
   — Дэвид... Перестань. — Крис поднял руку, пытаясь понять, что там увидела жена. Все казалось совершенно обычным. Двор морского форта выглядел точно таким же, каким они покинули его с час назад. Стол, на котором он сейчас стоял, красный пластмассовый меч в руке, фургон с открытыми из-за жары окнами — все на своих местах. Крис снова взглянул на Рут.
   — Крис, ты не чувствуешь запаха?
   Он принюхался.
   — Бензин?
   — Тут все им пропахло.
   Крис слез со стола.
   — Может, у машины прохудился бензобак?
   Он сделал несколько шагов в сторону «форда» и заметил, что машина блестит. С автомобиля, мокрого от капота до багажника, буквально стекал бензин; под машиной он собирался в лужицы.
   — Господи Иисусе! — Крис заглянул под фургон, где валялся старый ковер и полдюжины деревянных ящиков. Они тоже были насквозь пропитаны бензином.
   Сердце заколотилось, в горле пересохло. Крис оглядел двор. Он казался пустынным. Либо попытка не удалась, либо они все еще готовились поджечь морской форт. Крис подумал о комнате на первом этаже, где хранилось полдюжины газовых баллонов.
   — Мам, в чем дело? — В голосе Дэвида слышалась тревога.
   — Дэвид, держи маму за руку. И не подходи к бензину.
   Крис забежал за фургон, чтобы взять старое топорище, которое он поставил за дверью.
   — Рут, я пойду проверю морской форт.
   — Крис...
   — Там может кто-нибудь прятаться... — Он понизил голос до шепота. — Газовые баллоны. Если загорится, они взорвутся, как бомба.
   — Ради Бога, будь осторожен.
   — Не волнуйся. Скорее всего они смылись, когда увидели, что мы возвращаемся. Я все проверю внутри, а потом мы помоем из шланга машину и фургон... Присмотри за ним, пока я не вернусь, сынок. — Он отдал пластмассовый меч Дэвиду.
   Крис обошел весь двор. За штабелями досок и кучами камня никто не прятался. Он быстро перебежал через мощеный двор к главной двери, ведущей в здание морского форта.
   Дверь была закрыта; а теперь стояла распахнутой.
   На каменной ступеньке виднелось пятнышко бензина размером с монету. Взвесив в руке топорище, Крис шагнул внутрь.
   В вестибюле с трехгаллонной канистрой бензина в руках стоял человек, которого Крис меньше всего ожидал увидеть.
   В белой рубашке, костюмных брюках, начищенных ботинках и шелковом галстуке... Тони Гейтман.
   От неожиданности Крис на секунду оторопел, выпучив глаза, и кровь застучала у него в ушах. Тони тоже уставился на него, сжав тонкими пальцами ручку канистры.
   — Ах ты несчастный подонок, — тихо прошипел Крис.
   — Я знаю... Я знаю, что вы подумали, Крис. Все на самом деле совсем не так. Поверьте мне. Все не так. Я его остановил... Я проходил мимо... там, по дюнам, и увидел...
   Крис поднял топорище. Оно было достаточно тяжелым, чтобы проломить череп, словно яичную скорлупу.
   — Нам в глаза — мне, моему сыну, жене — вы говорите одно, мистер Симпатичный Парень, а за спиной выкидываете вон какие подлые фортели!
   — Крис... Это не я! Смотрите...
   — Нет, это вы смотрите. Вы вломились сюда; вы вторглись на частную территорию с целью совершить поджог. Боже правый, вам ли не знать, сколько труда, времени и денег мы во все это вложили? За два последних года я угрохал девяносто девять процентов своей жизни: планировал, переживал, просиживал в банковских кабинетах, беседовал с архитекторами и безмозглыми чиновниками. А теперь вы хотите все это спалить. Господи... Почему, Гейтман? Что мы вам такого сделали?
   — Крис, послушайте. Я шел по дюнам и увидел Фокса. Помните Фокса? Он все поливал бензином. Я сумел отговорить его от этого... он...
   — Где он сейчас?
   — Я-я... Я не знаю.
   — Поставьте канистру и выходите во двор... Стойте там.
   Гейтман кивнул так энергично, что у него сползли очки. Поправив их, Тони поспешил к выходу.
   Крис вошел в первую комнату и тут услышал тонкий резкий крик. Он обернулся и увидел Фокса, который с выпученными, как у обезумевшего павиана, глазами бежал по коридору во двор.
   Крис бросился следом.
   Фокс выскочил в ворота раньше, чем Крис добежал до двери. Рут стояла посередине двора, положив руку Дэвиду на плечи.
   Крис не стал преследовать сумасшедшего. Он знал, где его найти, если тот понадобится.
   — Крис, — начал Тони, — нам надо поговорить. Я должен рассказать вам, что здесь происходит.
   Крис опустил топорище; оно так громко ударилось о булыжники, что Тони подпрыгнул.
   — Я и так знаю, что здесь происходит, — проговорил Крис.
   — Да?
   — Конечно, и чертовски хорошо. Вы и этот чокнутый Фокс пытаетесь нас отсюда выжить. Не верю ни одной секунды, будто вы просто случайно... просто случайно слонялись по этому проклятому берегу... и совершенно случайно заметили, как он поливает все бензином.
   — Крис, вы не понимаете... Здесь погиб его брат. Ему хочется отомстить. Это место...
   — Думаю, вы лжете. Вы ему помогали. — Крис никогда раньше не испытывал ничего подобного: ледяное спокойствие, но под ним он ощущал закипающую чудовищную силу, вот-вот готовую взорваться. Если не сумеет сдержаться... Он крепко сжал топорище.
   Тони быстро говорил, однако Крис его не слушал.
   — Крис, вы не знаете, что происходит тут, в Мэнсхеде. Это очень опасное место. Мы не можем уйти, пока не наступит отлив. Вы должны уехать отсюда как можно быстрее. Уезжайте и побудьте несколько недель с семьей. Вы...
   — Убирайтесь.
   Тони поглядел в ворота.
   — Я не могу. Не сейчас. Слишком поздно. Прилив заливает насыпь.
   — Ножки боитесь замочить?
   Запах испаряющегося бензина сделался сильнее.
   — Это моя собственность, и я хочу, чтобы вы ушли.
   — Послушайте... Я не могу. Ради Бога, черт, там, в море, что-то есть. Мы должны запереть ворота до отлива, а потом уезжать отсюда. Мы должны вообще уехать с побережья.
   — Что-то в море? И что же такое там, в море, мистер Гейтман?
   — Посмотрите сами. Они в воде.
   Крис даже не повернул головы в направлении ворот.
   — Я ничего не вижу, мистер Гейтман. Так вот, даю вам десять секунд, чтобы покинуть мою территорию.
   — Крис, пожалуйста, не выгоняйте меня сейчас, я...
   — Раз.
   — Черт, да вы посмотрите сами! Скажите ему, Рут. Заставьте его посмотреть...
   — Два.
   Тони как будто о чем-то вспомнил.
   — Рут... Вы видите Фокса? Вы видели, он добрался до берега?
   — Три. Четыре.
   — Рут, ответьте мне. Вы его видите?
   — Пять.
   Рут слегка покачала головой.
   — О Господи, пожалуйста. Умоляю вас, не выгоняйте меня туда.
   — Шесть... Семь.
   — Давайте присядем. — По лицу Гейтмана струился пот. — Поговорим. Я вам все расскажу.
   — Восемь.
   — Крис! Ваша жена, ваш мальчик. Они в опасности.
   — Девять. — Крис сжал топорище так сильно, что его кулак побелел.
   — Ох, Боже милостивый... Ухожу, ухожу... А вы просто следите за мной. — Тони побежал — медленной трусцой нетренированного человека. В воротах он на мгновение замешкался и оглянулся. И побежал со всех ног.
   Он бежал мелкими шажками. Море накрыло насыпь ему по щиколотку; иногда волна доставала до колен.
   Крис с несвойственным ему спокойствием наблюдал, как маленький лондонец бежит по прибою, волоча ноги по воде и размахивая руками, словно неумелый канатоходец, чтобы не потерять равновесия на дорожке.
   Наконец Тони Гейтман повалился на берег напротив форта.
   Крис подошел к створчатым воротам и глядел, как Тони встал и побрел вверх по берегу. При этом он отчаянно указывал рукой на линию прибоя.
   Крис медленно затворил массивные деревянные створки, задвинул стальные засовы. Отстранение ощущая чуждое спокойствие, он пересек двор и взял Дэвида за руку.
   — Крис... — промолвила Рут тихим голосом. — Тот человек, Фокс... Я ничего не видела, но... Его не было на берегу.
   Он безучастно посмотрел на жену.
   — Крис, я не уверена, что бедняга добрался до той стороны.
   — Пошли, Рут. Пора обедать.
   Держа Дэвида за руку, он вошел в фургон.

23

   Сперва Бринли Фокс решил, что отключился.
   Этот человек, размахивающий топорищем в морском форте, привел его в ужас. Бринли хотел спрятаться в одной из комнат — все те комнаты были битком набиты тенями! — но потом подумал о бензине, который расплескал! расплескал! расплескал! повсюду, и испугался еще сильнее.
   И те комнаты, где полным-полно теней, — нехорошо, Бринли, нехорошо...
   И вот он выскочил из морского форта (похоже, самое лучшее, Бринли), промахал полпути по насыпи, шлепая большими ботинками по воде, а теперь — ах, глупенький Бринли! — упал. Он весь вымок и замерз.
   И вспомнил.
   Все это время память сохранялась. Как напуганный щенок, ждущий, когда его впустят с холода в дом.
   Бринли Фокс вспомнил, как смотрел на брата — Джима, да, Джима, — бегущего по насыпи босиком, и вода была такой же глубины, как сейчас, и так же накатывал прибой.
   Он вспомнил.
   Руку, темную и необычную с виду, высунувшуюся из волн, схватившую Джима, а потом утащившую его в воду.
   «Я теперь помню все», — подумал он, выздоровев от испытанного потрясения; десять лет он блуждал в душевном тумане, наполненном сновидениями и бессвязными голосами, которые считал призраками. Сейчас он наконец понял, что это был его собственный голос.
   Бринли Фоксу захотелось крикнуть, чтобы Тони Гейтман, оставшийся в морском форте, помог ему, но волна, испещренная крохотными зелеными кусочками водорослей, ударила в лицо, залив рот.
   Он попытался встать на ноги.
   Ступня была крепко зажата.
   Попала в трещину или запуталась в водорослях.
   Привстав на одно колено, Бринли поглядел на ногу.
   Нет. Ее там держала рука.
   Кисть, запястье... дальше рука исчезала в воде.
   Тут волна скрыла ее.
   «Мне надо выбраться... надо выбраться, — подумал он, снова поворачиваясь лицом к берегу. — Если опушу голову, то смогу ползти на локтях и коленях, по нескольку дюймов за раз, и доберусь до суши. А там через пять минут уже буду дома, в безопасности». После десяти лет безумия ему хотелось насладиться ощущением здоровья. Он не хотел кончить жизнь здесь, в студеном Северном море, как его брат.
   Сжав зубы и до боли напрягая мускулы, он подался вперед.
   Снова попробовал крикнуть. И снова, прежде чем успел издать хотя бы хрип, почувствовал дикий рывок, заставивший окунуть лицо под воду. Нет...
   Чудовищная сила потянула его назад, к краю насыпи. В ногах огнем вспыхнула боль.
   Он попробовал схватиться за булыжники. Но уцепиться было не за что. Попытался впиться ногтями в щели между камнями, но ногти оторвались от пальцев.
   Бринли тащило дальше, через край. Теперь уже большая часть головы находилась под водой. Дышать стало почти невозможно; крик, поднявшийся из горла, завершился бульканьем.
   Рука схватила пояс его брюк. Еще один рывок, и он очутился на самом краю насыпи. Ноги отчаянно молотили воду, как если бы человек тренировался плавать вольным стилем, держась за край бассейна.
   В панике крутясь из стороны в сторону, Бринли почувствовал, что его разум снова соскальзывает в тот дремотный мир, где он обитал последние десять лет. Нет. Ему хотелось удержаться; ему хотелось снова жить по-человечески, вменяемым, умным, чистым, с собственным разумом.
   Нет,
   он становится
   неуправляемым
   снова... снова...
   ускользает...
   ...Хочется домой. Хочется сидеть... есть шоколад, пить сидр, курить сигареты... смотреть телевизор...
   Только не это... Только не под воду, куда волокут склизские, как сырая колбаса, руки. Только не это... Больно... Страшно.
   Другая пятерня впилась ему в лицо. Большой и указательный пальцы нащупали глаз и мгновенно проникли в глазницу.
   Мука... Словно ледяное зубило вбили в темя. Тошнота, дурнота... Брюки Фокса наполнились калом.
   И пальцы вырвали его глаз.
   На миг он вынырнул на поверхность. Уцелевший глаз был крепко зажмурен, и Бринли в последний раз увидел обезумевший мир вырванным глазом. Тот бешено раскачивался, будто маятник, и расплывчатые образы пробегали по вывороченной сетчатке: рябь на море, брызги от окровавленных рук, странная красная пятерня, женщина с мальчиком в морском форте, чайка, мчащаяся по небу...
   Еще одна рука вынырнула позади него и вцепилась в косматые волосы Бринли. Безжалостно дернула.
   Фокс сумел встать. Упершись ногами в подводный валун, он уцепился за скалу перед собой. Две пары мокрых красных рук пытались утянуть его в море, однако Фокс не поддавался. Он был силен. Пожалуй, сильнее, чем любой вменяемый.
   Рука, державшая его за волосы, сжалась сильнее и резко дернула вниз. Она тянула, пока с треском не лопнул скальп. Кожа на черепе разорвалась вдоль лба по линии волос и сошла целиком, как парик; волосы вместе с кожей отрывались мучительно медленно.
   Рука отпустила скальп, и тот повис на спине на узком куске кожи. Обнажившийся череп блестел на солнце, как гладкое розовое яйцо.
   Рука поднялась и поймала болтающийся глаз. С треском вырвала его из глазницы.
   Одеревенев от шока, Бринли раскрыл оставшийся глаз. Вокруг лица бурлила вода. И теперь Фокс не сопротивлялся, когда одна из красных рук потащила его за ворот рубахи в море.
   Над собой он увидел водоворот, похожий на лужицу жидкого света. Потом вода стала бледно-зеленой. Его единственный глаз видел крохотные серебряные пузырьки, поднимающиеся к поверхности.
   Он уже ничего не чувствовал и не слышал, а только видел, как море над ним превращается из бледно-зеленого в зеленое, в темно-зеленое.
   В черное.

24

   На тесной кухне фургона Крис выбросил в мусорное ведерко две полные тарелки котлет с салатом. На третьей, маленькой, тарелке не осталось ничего, кроме подтеков кетчупа.
   После происшествия с Фоксом и Гейтманом нынешним утром они почти не разговаривали. Несмотря на запирательство Гейтмана, Крис считал, что он замешан в каком-то заговоре, направленном на то, чтобы выжить их из морского форта. Почему? Зависть? Может, Гейтман облюбовал это место для себя? Или жители деревни не хотят, чтобы отпускники нарушали их уединение?
   — Пап, почему ты так рассердился на Тони Гейтмана? — Дэвид за столом раскрашивал картинку толстым карандашом.
   — Мистер Гейтман поступил нехорошо. Он пытался не позволить нам тут жить.
   — Почему?
   — Не знаю. Пусть теперь разбирается полиция.
   Дэвид с интересом поднял голову.
   — Полиция? Тони посадят в тюрьму?
   — Видно будет. Я собираюсь сегодня же съездить в полицейский участок в Манби.
   — А где мама?
   — Моет из шланга двор и машину.
   — Мы могли взорваться от этого бензина?
   — Нет, конечно, нет. А теперь раскрась несколько картинок для меня, а я пока пойду гляну, как там мама.
   Крис вышел во двор — все еще мокрый после душа, который устроила Рут. Массивные ворота морского форта были закрыты и заперты.
   Он огляделся. Никакого реального ущерба нет, однако чувствовал себя Крис паршиво. Усталым и как будто испачкавшимся. Это здание с высокими каменными стенами, ставшее частью его самого, было осквернено.
   — Крис.
   Сверху донесся ровный и бесстрастный голос Рут. Она стояла на галерее, которая шла по верху стены. По тому, как неотрывно жена смотрела вдаль, было ясно, что она увидела нечто любопытное.
   У Криса напряглись мышцы живота, и он быстро взбежал по ступеням.
   — Что такое?
   Рут кивнула в сторону моря.
   — Кто там?
   Прилив, достигший высшей точки, нагонял волны, которые разбивались об основание морского форта. Сначала Крис не мог разглядеть, что увидела Рут. Он всматривался в подошвы волн. В пене прибоя были видны только темные скалы.
   Однако там не должно быть никаких скал.
   Подавшись вперед, вцепившись в парапетные камни стены обеими руками, он вглядывался в темные очертания, высовывавшиеся из воды.
   — Люди... Там, в воде, люди.
   Поежившись, Крис посмотрел на жену.
   — Я наблюдаю за ними минут десять. Они не двигаются. Просто стоят, и все. — Она пожала плечами. — Ждут.
   Двадцатью футами ниже, по плечи в колышущемся океане, время от времени накрывавшем их с головой, стояли шесть темных силуэтов.
   Они казались одинаковыми: безволосые, с истощенными лицами.
   Все шестеро стояли лицом к морю, их подбородки были чуть приподняты, глаза спокойно прикрыты, словно они спали.
   Или умерли, подумал Крис, чувствуя, как волна холода пробежала по всему телу. Ему припомнились статуи острова Пасхи; у них были такие же угловатые головы и непроницаемые выражения лиц, повернутых в одном направлении.
   Мало-помалу фигуры начали двигаться.
   Медленно и плавно. Очень, очень медленно их головы приподнялись, а лица повернулись к Крису и Рут, стоящим на зубчатой стене.
   Не в силах что-либо предпринять, Крис неотрывно глядел на эти поднятые лица. Их глаза были по-прежнему спокойно прикрыты, как у спящих, зато рты немного приоткрылись, образовав черные щели, куда иногда попадали белые комья пены. Отвести от них взгляд было так же трудно, как стряхнуть с себя наваждение.
   Крис заставил себя повернуться к Рут и осторожно отвел ее от края стены.
   — Не смотри на них, любовь моя. Пойдем вниз.