Кларк Саймон. Пригвожденное сердце

   В ответ — молчание...
   С торжествующим плеском надвигались на скалы морские валы, оставляя за собой подсыхающую пену.
   Господи, ну где же он может быть?.. Крис уставился невидящим взором в сторону берега, окутанного туманной дымкой. Парочка сафдаров стояла на дальнем конце насыпи; Дэвида не было.
   Крис ощутил внутри себя небывалую боль.
   — Дэвид!
   Рядом возник Марк Фауст, сжимая в дюжих руках дробовик.
   — Не видать?
   — Нет. И зачем только он вышел?!
   Подбежала Рут и вцепилась мужу в руку.
   — Ищи его, Крис!
   — Послушай, он не мог уйти далеко...
   Ложь во спасение: Дэвид не мог уйти далеко, но мог уже быть на дне морском.
   Крис кинул взгляд на скалистый утес, что огибал стены форта. Всего лишь полчаса назад здесь находился в ловушке Марк Фауст.
   Сначала он их не заметил.
   Глаза скользили по океанской кромке вдоль скалы, на которой был возведен форт; ему мерещилось, что Дэвид барахтается среди морской водоросли-ламинарии в пенных бурунах.
   Постепенно Крис осознал то, что вначале лишь отметил, не придав значения, и резко повернулся.
   Почти на самом краю обрыва на узенькой полоске земли стоял преподобный Рид. Его седые пряди разметались, тощую фигуру окутывал серый плащ. Рядом ерзал маленький светловолосый человечек, как бы приплясывая в странном подобии танца.
   — Дэвид!
   Но чувство облегчения было недолгим; что-то здесь не так... Старик крепко держал костлявой рукой мальчика за предплечье.
   — Папа...
   И хотя шум прибоя почти заглушал голос сына, Крис понял, что тот напуган.
   Крис первым добрался до утеса, за ним шел Марк, а позади всех — Рут. Место было очень узкое, они словно бы ступали по доске; позади оставалась стена форта, в пяти футах книзу бушевало Северное море.
   В дюжине шагов от Рида площадка была ровнее и немного расширялась.
   — Остановитесь! — закричал священник, сверля их ужасным маниакальным взором; это был поистине взгляд животного, лишенного всех наслоений культуры и образования. Что-то дьявольское мерцало в уголке его глаз — страшное и невиданно опасное.
   — Папа, скажи, чтобы он отпустил меня... мне страшно...
   — Мистер Рид, мистер Рид... — начал было Крис.
   — Преподобный Рид, с вашего позволения. Не забывайте, я лицо духовное и связую смертных с Господом.
   — Преподобный, послушайте, давайте отойдем в более безопасное место.
   — Безопасное?
   — Если вас что-то тревожит, мы сейчас об этом поговорим, только внутри форта.
   — Нет.
   — Отпустите моего сына... Пожалуйста! — Крис сразу сообразил, что священник задумал что-то нехорошее.
   Он не мог торопить старика, так как тот был способен столкнуть Дэвида в море. Но выжидать тоже было нечего; ему уже виделись тени на поверхности воды — не сафдары ли это, караулящие, как акулы, свою кровавую жатву.
   — Ваше преподобие, пойдемте отсюда. Мой сын вам ничего такого не сделал, давайте поговорим спокойно.
   — Нет, пришло время действовать. Мальчик, стой смирно, тебе говорят!
   Испуганный Дэвид прекратил попытки высвободиться.
   — Пожалуйста, отпустите Дэвида. Ему всего шесть лет, вы его напугали.
   Старик пристально всмотрелся в Криса и спросил:
   — Что вы сейчас чувствуете? То, что я так вот держу мальчика, вас огорчает?
   — Да, и вы это понимаете. Не надо, пожалуйста... вы причиняете ему боль.
   — Мама...
   — Не делайте ему больно, преподобный... он всего лишь ребенок.
   — Вы любите своего сына, мистер Стейнфорт?
   — Ну разумеется. Так что теперь...
   — Так вот, послушайте меня. Что вы купили ему на день рождения последний раз?
   — Только отпустите его.
   — Отвечайте на вопрос.
   — Видеокассету, книжки... компьютерную игру.
   — Значит, вы его сильно любите?
   — Ну да, только почему вы...
   — Само собой разумеется, что мать любит свое дитя, так уж положено природой. Но вот отцы... тут дело обстоит иначе. Они тоже говорят, что любят своих детей. Однако ведут себя по-другому; скорее они потратят свое время на приятелей, пиво, карты... футбол, наконец. Однако верится мне, вы, мистер Стейнфорт, действительно любите сына. Вы проводите с ним немало времени, беседуете, не отпускаете его одного, он составляет очень важную часть вашей жизни. Вероятно, даже более важную, нежели вы можете себе вообразить. Я так и вижу, как вы играете с ним на ковре в гостиной, возитесь с игрушками, шутите и смеетесь. Вам интересно узнать, почему я стою здесь и держу за руку вашего любимого сына? Причина же вот какая: потому что я собираюсь убить его; а вы станете за этим наблюдать.
   Так прямо и сказал: «Я СОБИРАЮСЬ УБИТЬ ЕГО».
   Крис окаменел.
   — Папа, — едва пискнул Дэвид.
   Священник оттащил мальчика к краю скалы, окутанной брызгами разбивающихся волн. Крис оглянулся и увидал угрюмую физиономию Марка, за ним в ужасе застыла Рут.
   В пенном прибое показалась красная и безволосая голова монстра, его остекленевший взор уставился на происходящее на утесе.
   — Жертва, — сказал Рид. — Гейтман был прав. Ему тоже полагается быть здесь свидетелем... а вот и он.
   Тони стоял поодаль у ворот.
   — Да, ты был прав, а я ошибался. Теперь я это понимаю. Мы должны пожертвовать мальчиком. В точности как хотел ты. Самая ценная жертва — то, что для тебя всего дороже. А что может быть дороже жизни юного создания? Если смертельно болен старик, это естественно, но когда больно дитя... Телевидение, газеты так и трубят: филантропы собирают пожертвования на лучшее лечение... Когда я убью этого славного мальчугана, которого все мы любим, каждый испытает скорбь. А самое сильное горе — и это важнее всего — испытают родители. Они узреют кончину чада, и скорбь их станет сокрушительной. — С этими словами Рид вытащил из кармана отвертку; ее стальное отполированное долгими годами работы острие сверкнуло в призрачном свете. — Родители изойдут потоками слез из-за того, что старый бог так кровожаден. Зато он даст нам силу преодолеть тех чудищ, что держат нас здесь взаперти, и позволит нам вернуться к своим жилищам. И мы предадим все происшедшее забвению.
   — После того, как ты убьешь шестилетнего мальчика? — прохрипел Марк. — Ты спятил, старик.
   Крис испытывал странное спокойствие, даже более того, ледяное хладнокровие; подобное состояние не могло сохраняться долго — как нельзя заморозить ядерный реактор.
   — Отпустите его, — едва выдохнул Крис. — Отпустите его, Рид, тотчас же.
   — Только тронь мальчика, — заорал Марк, — и я своими руками...
   — А кто сказал, что это легко? Всем нам тяжело. — И Рид нацелился сверкающим острием отвертки в глаз Дэвиду.
   — Мама... папа...
   Сердце Криса обливалось кровью.
   — Слушайте меня, — прохрипел Рид. — Я признаю, здесь действуют иные правила. Моему Господу-Избавителю сюда не попасть... по неким причинам его не пускают. И потому мы приносим мальчика в жертву. И станем тогда свободными.
   — Нет, Рид, не смейте, — в первый раз подал голос Тони.
   — Мы должны совершить жертвоприношение. Мы должны пожертвовать чем-то ценным.
   — Да, должны. Должны отдать нечто ценное — столь ценное, как частица нас самих. Но что отдаете вы?
   — Мальчика. Единственное дитя у родителей.
   — Но это не ваше достояние, а их. Такая жертва будет принята лишь от отца с матерью.
   На лице Рида мелькнуло безумное выражение.
   — Вряд ли они пойдут на это, не так ли? — И он снова занес руку над головой Дэвида. — Может, ты прав, а я нет. Сейчас увидим...
   С силой, рожденной отчаянием, Дэвид извернулся и ногой ударил священника. Рид все еще удерживал мальчика, но утратил равновесие и был вынужден рукой, занятой отверткой, ухватиться за каменную стену.
   Крис кинулся вперед, хватаясь за руку старика и отталкивая острие отвертки от Дэвида. Рид шипел и ругался, от него пахнуло джином. Однако движением другой руки старик столкнул мальчика с утеса — и морская пена вмиг поглотила его.
   — Нет!
   Крис бросился к краю обрыва, пытаясь отыскать Дэвида. Того видно не было.
   Марк схватил Рида и поволок мимо Рут, прижимая к каменной стене. Старик что-то жалобно бормотал.
   — Давайте его сюда!
   Остальные обитатели форта опасливо просочились сквозь ворота, выходя на сухую площадку. Вперед вырвался Том Ходджсон с ружьем, он схватил старика за воротничок и потащил за собой.
   Крис вглядывался в пенные буруны; казалось, что-то живое заставляет вздыматься воду на шесть футов вверх.
   — Я прыгну! — закричал он Марку.
   — Нет, не надо. В воде эти твари.
   — Там мой сын. Он не умеет плавать...
   — Он выплывет, должен выплыть. Подожди, пока он появится, и хватай его. Если полезешь сам, они тебя растерзают.
   Крис карабкался вниз, даже не обращая внимания на сафдаров, находившихся поодаль. Еще немного... еще... Он тщетно пытался отыскать взором Дэвида в кипении морской пены. Вода, одна только вода. Руки его шарили в пустоте, ничего твердого пальцы не нащупывали; он даже не сознавал, что его могут ухватить за руку и потащить в морскую глубь. Рядом с ним стоял Марк с дробовиком, позади в немом ужасе вглядывалась в воду Рут. Ее сын был где-то там, в водовороте прибоя, бездыханный... ему же нужно дышать...
   Прошло едва ли секунд двадцать, но Крису они показались вечностью. Его сынишка тонул, а может быть, уже попал в алую пасть сафдара.
   Его нужно вытащить оттуда.
   Рука на что-то наткнулась; Крис потянул и выудил пригоршню водорослей.
   В десятке ярдов от них из воды показывалась красная фигура.
   — Они выходят! — закричал Тони. — Нам нужно возвращаться!
   Крис не отвечал; его внимание было приковано к морю. Дело плохо, мальчик исчез. Надо лезть самому, и плевать на тварей... Он опустился еще дальше, не обращая внимания на боль в мышцах, его лицо почти коснулось воды.
   Господи, только бы...
   Вот оно!
   Нашел!
   Марк суетился рядом, помогая ему. Крис ухватился пальцами за тоненькую ручку — лишь бы не упустить, одна эта мысль стучала в голове. Он стал тянуть.
   Вначале ничего видно не было, потом показались очертания головы, белое лицо и...
   Господи Иисусе!
   Мертвый ребенок. Мальчик, которого он видел на берегу, в той череде утопленников. Близнецы Фоксы; мертвый пилот; утонувший рыбак. И этот мальчик. Скелетик с громадными глазами и темными спутанными волосами, в лицо которому он сейчас заглянул, — рот разинут, серебристый язычок похож на сардинку. Один глаз уставился на Криса, он был широко раскрыт — видно, мальчик испытал чудовищный ужас. Другой глаз был разорван, и кровавые ошметки вылезали из глазницы, как алое содержимое лопнувшего перезрелого помидора. Мертвые губы мальчика шевелились, словно он пытался заговорить. Крис понимал, что он молит о помощи после долгого пребывания в холодном одиночестве, просит пожалеть и оплакать его... Громадный красный глаз стал пучиться и извергать из себя острые усики, какие бывают у креветок.
   Крис ослабил хватку, выпустив тоненькую ручку. Молящее лицо утопленника исчезло.
   Дэвид пробыл под водой сорок секунд.
   — Держи меня за ноги!
   Марк крепко ухватил его, Крис оттолкнулся и нырнул в воду. Глаза его были широко открыты, но видели лишь серебристые воздушные пузырьки и темные заросли водорослей. Руки беспомощно обшаривали водную мглу — никаких следов Дэвида.
   Крис вынырнул на поверхность.
   — Крис, они двинулись...
   Сафдары гребли в их сторону; скоро они приблизятся к Крису и попытаются схватить его.
   — Надо возвращаться в форт!
   Вздохнув холодного воздуха, Крис замотал головой и опять нырнул.
   Он ткнулся руками в ткань и потащил на себя; из водоворота показалась светловолосая голова.
   — Марк, я его нашел... Тяни!
   Крис сумел наполовину выбраться на край утеса. Марк весь изогнулся, однако ему было страшно неудобно, он никак не мог приспособиться. Вместе они потащили Дэвида за одежду и смогли вытащить мальчика из воды по пояс.
   — Я не могу его поднять! — закричал Марк. — Что-то держит!
   Крис тоже тащил, но так же безуспешно.
   — Быстрее, — скомандовал Марк, — они приближаются.
   Сафдары были уже на расстоянии вытянутой руки; их безжизненные красные лица показались над водой, глаза излучали угрозу. Видимо, они чуяли новую жертву.
   — Папа... мои ноги...
   — Они его утащат! — закричал Крис.
   Твари все ближе. Боже, в конце концов они схватят Дэвида...
   Но нет; еще одна рука, протянувшись поверх головы Криса, схватила Дэвида за шиворот. И Дэвид выскочил из воды словно младенец из ванны. И Марк, и Крис были подняты из воды той же рукой. Крис изогнулся, чтобы поглядеть, кто поднял Дэвида с такой сверхъестественной силой.
   Это была Рут.
   Это она управилась одной рукой. Весь ее вид выражал предельное напряжение, мышцы вздулись под кожей, как шары, сухожилия казались стальными канатами. Все это произошло в три секунды. Как только Дэвид был вытащен, напряжение отпустило Рут, и она привалилась к стене.
   — Тащите Дэвида в форт! — скомандовал Марк.
   Сафдары тянули к ним длинные красные руки с пальцами толстыми, как сырые сардельки.
   — Не беспокойся о Рут, я ее заберу!
   Крис подхватил Дэвида и кинулся по утесу к воротам, где стояли Джон Ходджсон с сыном, держа ружья наперевес.
   Крис забежал в ворота, Марк, тащивший Рут, последовал за ним. За ними зашли Ходджсоны и заперли ворота.
   Марк усадил Рут на пол у стены; ее рука, которой она в беспредельном порыве материнского чувства вытащила Дэвида, находилась в состоянии спазма и непроизвольно дергалась, как будто ей не принадлежала; мышцы предплечья никак не могли расслабиться. Рут сильно страдала, но все же больше тревожилась о сыне и заставила Марка положить Дэвида к себе на колени. Здоровой рукой прижав мальчика к себе, она поглаживала его лоб, что-то шептала и баюкала.
   Марк глядел на нее в изумлении.
   — Я только слышал о таких вещах, когда матери способны приподнять автомобиль, чтобы освободить своего ребенка, или отогнать от него дикого зверя...
   Он был совершенно ошарашен и поплелся к Тони, где присел на одну из пушек, оставляя за собой потеки морской воды.
   Крис смотрел на мать и дитя, ощущая к ним необыкновенную любовь. Потом прошел в центр двора и задрал голову вверх — туман двигался наподобие дыма, приобретя теперь розовый оттенок. У стен стояли прочие обитатели форта; они явно ожидали его последующих шагов. И он также понимал, что необходимо что-то предпринять: это ему подсказывал древний как мир внутренний голос.
   Побуждение рождалось в глубине разума; некая первобытная сущность роднила его с теми предками, которые благоговели перед бурей и расписывали стены пещер наскальными рисунками; и то же исконное чувство, невыразимое словами, подсказывало ему, что надо делать.
   Когда ты голоден — ищешь пищу; когда испытываешь жажду — добираешься до воды.
   Когда же древний бог, обычно скрывающийся в укромном уголке твоей души, выходит на свет...

49

   Над Дэвидом, закутанным в большое полотенце в синюю полоску и казавшимся трехлетним, хлопотала мать; они примостились в кресле с высокой спинкой, стоявшем во дворе форта.
   Ничего больше так не хотелось Марку, как вытащить их из этого кошмарного места.
   Дэвид склонил голову матери на грудь; челка едва скрывала свежую ссадину над левой бровью, где из-под содранной кожи сочилась кровь.
   Рут поморщилась — напряженные мышцы еще сильно ныли.
   — Тебе надо приложить на руку лед, — посоветовал ей Марк. — Можно было бы воспользоваться каким-нибудь пакетиком с замороженными овощами.
   — Ничего не осталось, — слабо улыбнулась Рут. — Не волнуйся, мне получше... Спасибо, Марк.
   Марк чувствовал себя отвратительно; ведь он провалил все дело. Вместо того чтобы привести помощь, кружил по болоту!..
   — Держи, может пригодиться, — протянул ему дробовик Джон Ходджсон. — Там еще два заряда.
   Марк огляделся — во дворе собрались все жители деревни. Они по-прежнему лелеяли надежду на спасение и теперь слонялись туда-сюда, не в силах примириться с этой мышеловкой, лишенной пищи.
   Что будет дальше? Через пару дней начнется людоедство?
   Крис шагал по двору, и на его лице было совершенно непривычное выражение — душу мерзким червем точил страх.
   Тони сидел, прислонясь спиной к стене, и, казалось, погрузился в свои мысли. О чем он думал? Какая еще спасительная идея могла прийти ему в голову?
   Проклятие, они опять тычутся лбом в стену. Идеи испарились, остается только ждать. А чего? Марк больше не верил в чудеса.
   Марк подошел к Тони и уселся рядышком, заметив при этом, как бегают за стеклами очков его зрачки.
   — Тони... с тобой все в порядке?
   Тони не отвечал.
   — Тони, тебе помочь?
   Внезапно лицо Тони просветлело. Он глядел на товарища таким взглядом, каким ребенок смотрит на огромную рождественскую елку — с удивлением и некоторым испугом.
   — Марк, это произошло...
   — Что?
   — Да-да. Ты чувствуешь? Никогда не думал, что будет вот так... не думал, что смогу это ощутить... или узреть. Но это у меня в голове. Что-то вроде мыслей... или образов... Да, образы... они какие-то болезненные... пугающе-горькие. Я этого не хочу. Словно бы я пытаюсь выбраться, а меня что-то держит.
   Марк вслушивался в бессвязный шепот.
   — Так было всегда, понимаешь? Всегда. Ты помнишь слова Уильямса? Ральфа Вогана Уильямса^[15]? Мол, когда он первый раз услышал народную музыку, ему показалось, будто он знал ее всю жизнь, только не понимал... нечто вроде этого. Знал, но не понимал. Знание было глубоко запрятано — как у младенца, инстинктивно умеющего сосать грудь. Первородный инстинкт... вылупляешься из яйца... да-да, яйца, маленького яйца...
   Ты считаешь, что твой мозг — единое целое. Хотя это не так, вовсе не так. Там есть разные части... а теперь я чувствую, как одна часть отделяется, уходит прочь. Это как пара людей, танцевавших так тесно и так долго, что они стали ощущать себя одним... однако... — Речь Тони становилась прерывистой. — Теперь они порознь... Именно так было в давние времена, когда все мы жили в чащобе и носили звериные шкуры. Понимаешь, вот ведь что делает нас людьми — части нашего разума так тесно связаны, следуют друг за другом... как в вальсе. Двое танцоров — молодой и очень старый — движутся гармонично... будто одна личность. Ты понимаешь? — сверкнул он глазами на Марка.
   Тот потряс головой; старый приятель, похоже, был не в себе.
   — Все дико сложно... и странно. Словно держишь в руке батарейку от радиоприемника, а она растет у тебя на глазах, становится величиной с кирпич, потом заполняет комнату... становится все больше и больше... Только это происходит у тебя в голове... растет и растет, пока не лопнут мозги. Ха, беременные мозги. Вот что это такое. Твой мозг растет и растет, а череп-то слишком мал, слишком тесен...
   Внезапно взгляд Тони прояснился, он ухватился за плечо Марка.
   — Марк, надо предупредить остальных. Это надвигается, скажи им, что происходит нечто... Мы узрим, услышим... вероятно, ощутим что-то физически.
   — Слушай, Тони... ты полегче; тебе бы надо...
   — Марк, Марк, все, что мы увидали за последние дни, ничто в сравнении с тем, что случится в ближайшие минуты. Все, что связано с сафдарами, Уэйнрайтом, Фоксами... забудь об этом, это ничто. — Тони озирался вокруг, будто ожидая, что с ним заговорят стены. — Все это довольно банально, — опять забормотал Тони, больно хватаясь за руку Марка, — я имею в виду события последних дней. То, что делали сафдары, убивая Уэйнрайта, воскрешая утопленников и отплясывая на берегу, — все это подобно сухой листве на ветру. А вот сейчас надвигается настоящая буря — что срывает крыши и опрокидывает автомобили. Марк, это приближается. Древнее-древнее божество идет сюда... и, Марк... мы не готовы к тому, чтобы с ним торговаться, — у нас нет жертвы.
   Тони Гейтман бессильно привалился к каменной стене.
   Марк отвернулся, не в силах глядеть на друга в таком состоянии. При этом он коснулся рукой стены, замер и уставился на ее поверхность; в его ушах появился какой-то гул. Протянув руку, он крепко прижал ладонь к кирпичному выступу. И ощутил тепло. Словно в двухсотлетней каменной кладке были проложены трубы с горячей водой.
   Марк отвел руку в сторону; на стене остался отпечаток ладони. Не грязь или пятно пота — рука по-настоящему деформировала стену. Так, словно бы он вдавил рукой пластилин.
   Марк инстинктивно сжал крепче ружье и оглянулся в сторону матери с ребенком — рефлекс из первобытного прошлого, мужчины должны защищать женщин и детей. Рут смотрела на него, преисполненная доверия; Дэвид потирал маленькой ручкой ссадину на лбу.
   «Но от кого ты их защищаешь? — спросил Марк сам себя. — От кого? От сафдаров? Они пока по ту сторону ворот — но надолго ли?»
   От священника Гораса Рида? Старец пьян и безоружен, вряд ли от него может исходить угроза. Преподобный сидел на ступеньках фургона; вокруг толпились несколько местных жителей, внимательно вслушиваясь в речи, которые извергали сухие губы старика. В конце концов, тот ведь служил в приходе тринадцать лет и обладал каким-никаким авторитетом. Может, он и сейчас вещает о необходимости совершить жертвоприношение — убить Дэвида.
   Прихожане разделились на два лагеря; если Ходджсоны перейдут под черные крылья преподобного, положение моментально осложнится.
   Как защитить мать с ребенком от призрачного бога на этом островке суши меж океаном и доисторическим болотом? Что ему делать?.. Невольно в воображении стал возникать образ древнего божества или как его там, который входит в этот мир, будто убийца-психопат, проникающий в детскую спальню.
   А может ли он — пронзила Марка внезапная мысль — защитить ребенка от Криса Стейнфорта? Вот Крис с решительным — пугающе-решительным! — лицом входит в здание форта... Что он задумал? Не подхватил ли частицу безумия Тони? Как бы сумасшествие не постигло и Марка — ведь ему стало казаться, что Крисом овладевает дух старого божества... нет, не старого, а древнего — из тех незапамятных времен, когда человек еще не вполне утратил свойства животного.
   Тони рассказывал Крису про древние обычаи — как родители приносят в жертву детей, самую драгоценную жертву.
   Так следует ли ему защищать сына от отца?
   Марк поглядел на небеса — они изменились. Цвет их стал розовым, словно там, под тонкой оболочкой, пульсировала кровь. Как ему хотелось поверить в Господа благословенного, который соберет их всех и унесет отсюда подальше!..
   Сейчас с людей, здесь собравшихся, слетает шелуха цивилизованности, и то, что обнажается под ней, — отвратительно. Первобытный животный инстинкт, который таится внутри каждого, выходит наружу и берет верх.
   — Мама... мне холодно. — Дэвид смотрел на мать и ежился от озноба.
   Рут плотнее укутала сына полотенцем и стала что-то нашептывать; мальчик покорно кивал.
   Потом она бросила взгляд на Марка.
   — Мне надо переодеть Дэвида и приготовить теплое питье.
   Марк поглядел в сторону преподобного и его паствы, собравшейся у фургона.
   — Я принесу... Впрочем, нам лучше пойти в дом...
   Бац!
   Двери морского форта отворились, и на пороге возник Крис.
   Марк видел, как тот уверенно проследовал в сторону Рут и Дэвида. В руках Крис держал громадный молот. Выражение его лица Марку совсем не нравилось. Крис выглядел так, словно принял важное решение. Словно решил идти до самого конца.
   Марк спустил предохранитель и навел дуло на уровень колен Криса. Черт... Хотелось бы ему ошибиться в своих предчувствиях насчет Криса, ведь тот ему по-человечески нравился. Господи, попасть бы только по ногам...
   Крис приблизился. Его ледяной взгляд не предвещал ничего хорошего, лицо смотрелось застывшей маской.
   Марк Фауст встал между Крисом и Рут.
   — Рут! Неси Дэвида. — В голосе Криса звучало ледяное спокойствие. Он держал молот наперевес, как палач свой меч.
   — Крис... — начала было Рут.
   Но Крис целенаправленно зашагал к воротам, где с помощью кувалды вышиб все, кроме двух, деревянных подпорок. Затем повернулся и сказал:
   — Пошли. Бери Дэвида. Мы уходим.

50

   — Пошли. Бери Дэвида. Мы уходим.
   Крис сбил молотом оставшиеся две подпорки. И хотя под его ударами от толстых брусьев полетели щепки, себя он держал под контролем, даже более того — под сверхконтролем; затишье перед бурей.
   Крис вытащил засовы из ворот. Затем повернул голову и обратился к остальным; не закричал, а заговорил ровно и спокойно:
   — Выходите.
   — Как! — уставился на него Марк.
   — Крис... — схватила мужа за руку Рут, другой рукой удерживая закутанного в полотенце Дэвида. — Крис, не смей заставлять их выходить.
   — Вы с ума сошли, — выскочил вперед Рид. — Эти твари убьют нас!
   — Он прав, — поддержала Рут, — это просто убийство.
   — Вы не посмеете... — снова начал священник и шагнул вперед.
   — Только подойди, Рид, и я разнесу тебе башку! — Крис воздел молот над головой и распахнул ворота. — Так, вперед... Это всех касается. На выход, немедленно.
   — Крис, — взмолилась Рут, — ты не можешь так поступать. Так нельзя!
   — Если они не побегут, — мрачно усмехнулся Крис, — то сгорят!
   — Крис, что ты наделал? Что еще...
   Со стороны форта раздался приглушенный гул, а из окна верхнего этажа повалил дым.
   — Боже, Крис!
   Он обернулся к толпе.
   — Выходите немедленно. Там шесть баков с горючим; когда огонь туда доберется, все взлетит на воздух.
   — Крис, ты спятил! — Марк вытаращил глаза. — Куда же мы пойдем?