Страница:
— Прошу прощения, — сказала она по-русски.
— Да? — обернулся мужчина.
Мери Пат внимательно присмотрелась к нему: лет тридцати с небольшим, однако на вид старше, поскольку жизнь в России старила людей быстро, быстрее даже, чем жизнь в Нью-Йорке. Шатен, карие глаза — умные, проницательные. Это очень хорошо.
— Я выбираю меховую шапку для мужа, как вы и предложили, — добавила она на безукоризненном русском языке, — в метро.
Мери Пат сразу же поняла, что русский не ожидал встретить женщину, к тому же молодую. Недоуменно заморгав, он уставился на нее, пытаясь сопоставить безупречный русский язык с тем, что говорившая должна была быть американкой.
— В метро?
— Совершенно верно. Мой муж решил, будет гораздо лучше, если вместо него с вами встречусь я. Итак… — Взяв одну из шапок, Мери Пат погладила мех и повернулась к своему случайному знакомому, словно спрашивая его мнение. — Итак, что вы от нас хотите?
— Что вы имеете в виду? — выпалил русский.
— Вы установили контакт с американским гражданином и попросили его о встрече. Вы хотите помочь мне выбрать шапку для мужа? — тихо спросила она.
— Вы из ЦРУ? — спросил русский, беря себя в руки.
— Мы с мужем работаем на правительство Соединенных Штатов Америки, — подтвердила Мери Пат. — А вы работаете в КГБ.
— Да, — ответил русский. — В центре связи, в центральном управлении.
— Вот как?
Повернувшись к полке, Мери Пат взяла другую шапку. «Тысяча чертей!» — подумала она. Впрочем, действительно ли русский говорит правду, или ему просто хочется заполучить бесплатный билет до Нью-Йорка?
— Да? И почему я должна вам верить?
— Раз я сказал, что это так, значит, это действительно так, — ответил русский, удивленный и возмущенный тем, что его слова поставлены под сомнение. Неужели эта блондиночка полагает, что он рискует своей жизнью шутки ради? — Почему вы согласились встретиться со мной?
— Бланки, на которых были написаны ваши записки, действительно привлекли мое внимание, — сказала Мери Пат, откладывая очередную шапку с таким видом, будто та ее не устроила — оказалась слишком темной.
— Мадам, я работаю в Восьмом главном управлении.
— В каком отделе?
— В центре связи. Я не имею никакого отношения к проблемам закрытия информации. Я связист. Я передаю исходящие сообщения нашим резидентам за рубежом, а затем, когда приходят их ответы, я пересылаю их соответствующим адресатам. Как следствие, я знаком с большим количеством информации, которая через меня проходит. Вас это устраивает?
По крайней мере, он неплохо играл свою роль, предлагая Мери Пат шапку, покачивая головой, указывая на другую, с более светлым, бледно-желтым мехом.
— Возможно. Что вы от нас хотите?
— Я обладаю информацией, которая имеет большую важность — очень большую важность. В обмен на эту информацию я прошу обеспечить переправку на Запад меня, моей жены и дочери.
— Сколько лет вашей дочери?
— Три года семь месяцев. Вы можете обеспечить то, что я прошу?
Этот вопрос впрыснул в кровеносную систему Мери Пат целую пинту адреналина. Ей предстоит немедленно, прямо на месте принять ответственное решение, которое сосредоточит все силы ЦРУ на одном этом деле. Вытащить троих человек из Советского Союза — это не прогуляться на пикник.
«Но этот парень работает в русском „Меркурии“,» — вдруг дошло до Мери Пат. Он знает столько всего, сколько не сможет добыть и целая сотня обычных агентов. Этот Иван является хранителем русской сокровищницы, более ценной, чем печенка Брежнева, и, следовательно…
— Да, мы сможем вытащить отсюда вас и вашу семью. Как быстро?
— Информация, которой я располагаю, очень срочная. Так что как только вы сможете. Эту информацию я не раскрою вам до тех пор, пока не окажусь на Западе, но уверяю, она обладает чрезвычайной важностью — достаточной для того, чтобы заставить меня действовать.
«Иван, не перегибай палку,» — строго подумала Мери Пат. Агент, движимый честолюбием, может наговорить, что в его распоряжении имеются пусковые коды советских ракетных войск стратегического назначения, хотя на самом деле это окажется лишь бабушкин рецепт борща; в этом случае переправка его за границу станет бесполезной тратой ресурсов, которые необходимо расходовать крайне бережливо. Все это Мери Пат прекрасно понимала. Но на другой чаше весом лежали глаза русского. Заглянув ему в душу, она пришла к выводу, что кем бы он ни являлся, эпитет «лжец» к нему никак не подходит.
— Да, в случае необходимости мы сможем устроить все достаточно быстро. Нам нужно будет обсудить место и способ. Здесь разговаривать дольше нельзя. Предлагаю договориться о новой встрече, чтобы обсудить подробности.
— С этим не будет никаких трудностей, — ответил Зайцев, назначая место на следующее утро.
«А ты, похоже, и впрямь торопишься.»
— Как вас называть? — перед тем, как расстаться, спросила Мери Пат.
— Олег Иванович, — не задумываясь, ответил русский и лишь потом поймал себя на том, что сказал правду там, где ему, вероятно, следовало бы покривить душой.
— Очень приятно. А меня зовут Мария, — ответила Мери Пат. — Итак, какую шапку вы посоветуете выбрать?
— Для вашего мужа? Разумеется, вот эту, — ответил Зайцев, протягивая грязно-белую.
— Что ж, ее я и куплю. Спасибо, товарищ.
Покрутив шапку в руках, Мери Пат взглянула на ценник: сто восемьдесят рублей, больше месячной зарплаты московского рабочего. Для того, чтобы осуществить покупку, молодая женщина передала шапку продавщице, а сама направилась к кассе, где расплатилась наличными — кредитных карточек в Советском Союзе еще не знали — и получила чек, который отдала продавщице, и та, наконец, вручила ей упакованную покупку.
Значит, это действительно так — русские работают еще менее эффективно, чем американское правительство. Просто поразительно, как такое может быть. «Однако приходится верить тому, что находится перед глазами,» — подумала Мери Пат и, зажав сверток из коричневой оберточной бумаги, поспешила к своему мужу. Отыскав Эда, она быстро вывела его на улицу.
— Ну, что ты мне купила?
— Уверена, тебе это понравится, — заверила мужа Мери Пат, протягивая пакет.
Эд прочитал ответ в ее искрящихся радостью глазах. Молодая женщина взглянула на часы. В Вашингтоне сейчас три часа ночи, так что звонить еще слишком рано. Эта информация не для ночной смены, даже если речь идет о проверенных ребятах из «Меркурия». Понимание этого далось Мери Пат дорогой ценой. Нет, это сообщение будет написано, зашифровано и отправлено дипломатической почтой. И после этого останется только получить одобрение от Лэнгли.
Только вчера машину Фоули тщательно проверили посольские механики — такую операцию регулярно проделывали все сотрудники посольства, поэтому никто не заподозрит в Эде и Мери Пат шпионов. За ночь «маячки» на дверях и капоте никто не тронул. «Мерседес-280» обладал достаточно совершенной системой сигнализации. Поэтому Эд Фоули просто включил магнитолу погромче. Кассета с «Би джиз» заглушит сигналы любого «жучка». Мери Пат, сидевшая рядом с мужем, принялась пританцовывать в такт музыке, как и подобает пустоголовой блондинке из Калифорнии.
— Наш друг хочет прокатиться, — сказала она так, что Эд с трудом ее услышал. — Он сам, его жена и дочь, трех с половиной лет.
— Когда? — захотелось узнать Эду.
— Скоро.
— Как скоро?
— Зависит от нас.
— Это серьезно? — спросил Эд, подразумевая: «Стoит ли тратить на него время?»
— Думаю, да.
Стопроцентной уверенности не может быть никогда, но Мери Пат великолепно разбирается в людях, и с такими картами Эд был готов рискнуть. Он кивнул:
— Хорошо.
— «Хвост» есть? — спросила Мери Пат.
Фоули разделил взгляд поровну между улицей впереди и зеркалами. Если за «Мерседесом» кто-то и следил, то разве что человек-невидимка.
— Нет.
— Хорошо. — Мери Пат чуть убавила громкость музыки. — Знаешь, Эд, «Би джиз» мне тоже нравится, но надо все-таки поберечь уши.
— Как скажешь, дорогая. Сегодня вечером мне надо будет вернуться на работу.
— Зачем? — произнесла молодая женщина тем полурассерженным голосом, который слишком хорошо известен всем мужьям в мире.
— Ну, со вчерашнего дня остались кое-какие бумаги…
— И ты хочешь узнать результаты бейсбольных матчей, — фыркнула Мери Пат. — Эд, ну почему мы не можем установить спутниковое телевидение в квартире?
— Я уже работаю в нужном направлении, но русские сопротивляются. Они опасаются, это окажется какая-то шпионская штуковина, — недовольным тоном добавил он.
— Точно, — заметила Мери Пат. — Ладно, я хоть отдохну от тебя.
На всякий случай, если в КГБ вдруг нашелся очень умный специалист по прослушиванию, который прошлой ночью наведался на автостоянку. Вероятно, ФБР и смогло бы провернуть что-нибудь подобное, однако Мери Пат сомневалась, что русским это по силам — радиоприемники у них слишком громоздкие. И все же нельзя исключать и эту возможность. Да, они тоже начинают заболевать манией преследования, но вот только в достаточной ли степени?
Кэти вывела Салли и маленького Джека на улицу. Всего в полутора кварталах от их дома, за Фристоу-уэй находился парк, где были качели, которые очень нравились девочке, и лужайка, где привольно ползал малыш, пытаясь есть траву. Маленький Джек лишь совсем недавно научился пользоваться своими руками, неуклюже, неловко, но все, что оказывалось в крошечных кулачках, тотчас же отправлялось в рот — обстоятельство, известное всем родителям в мире. И, к тому же, прогулка в парке предоставляла возможность детям погреться на солнце — зимние ночи в Англии будут длинные и темные. А дома хоть на время станет тихо, и Джек сможет поработать над своей книгой об адмирале Холси.
Райан уже позаимствовал у Кэти один из ее справочников, «Руководство практикующего врача», чтобы почитать об опоясывающем лишае, кожном заболевании, которое донимало военно-морского авиатора в самые неподходящие моменты. Прочитав раздел, посвященный этой болезни, — как выяснилось, имеющей много общего с ветряной оспой, — Джек пришел к выводу, что Холси, к тому времени уже человек в годах, вынужден был терпеть мучения, сопоставимые с пытками средневековой инквизиции. И даже более невыносимые, раз любимое авианосное соединение адмирала в составе тяжелых авианосцев «Энтерпрайз» и «Йорктаун» вынуждено было выйти в море без него. Однако он воспринял это, как настоящий мужчина — только так и воспринимал любые жизненные невзгоды Уильям Фредерик Холси-младший — и попросил своего друга Раймонда Спрюэнса взять командование на себя. Других двух людей, так не похожих друг на друга, трудно было бы найти. Холси — сквернослов, любитель выпить, заядлый курильщик, в прошлом футболист. И Спрюэнс, не переносивший даже запах табачного дыма, не пивший ничего крепче чая, вежливый интеллигент, никогда и ни на кого не повышавший голос. Однако они еще перед войной стали близкими друзьями, а затем попеременно командовали Тихоокеанским флотом, переименовывая его из Третьего флота в Пятый и обратно вместе со сменой командования. «Это обстоятельство, — подумал Райан, — является красноречивым свидетельством того, что Холси тоже был интеллигентом, а не тем буйным драчуном, каким его выставляла современная ему пресса.» Интеллигент Спрюэнс ни за что не сошелся бы близко с необузданным грубияном. Однако свиты адмиралов враждовали между собой, словно мартовские коты из-за кошечки, — вероятно, это напоминало что-то вроде военного эквивалента спора «а мой папа побьет твоего папу», которым увлекаются дети в возрасте лет семи, и ничуть не более достойного в интеллектуальном плане.
В распоряжении Райана имелись собственные слова Холси по поводу терзавшей его болезни, хотя они, вероятно, были немного причесаны редактором и соавтором, поскольку Билл Холси обычно выражался как боцман, принявший на грудь несколько стаканчиков рома, — вероятно, именно почему его и любили так журналисты. Отправляясь брать интервью у адмирала, можно было не сомневаться: читатель будет в восторге.
Примечания и первоисточники Джек навалил грудой рядом с компьютером «Эппл-IIе». В качестве текстового редактора он установил программу «Ворд-стар». Работать с компьютером было достаточно сложно, но во много раз лучше, чем с проклятой пишущей машинкой. Джек уже давно ломал голову, в какое издательство надо будет отнести готовую книгу.
Издательство военно-морской академии, в котором Райан опубликовал свою предыдущую книгу, уже предложило продолжить сотрудничество, однако Джека не покидали сомнения, а не пора ли переключиться на что-нибудь более серьезное. Но ведь сначала надо закончить эту треклятую книгу, ведь так? А значит, пора снова погружаться в сложный внутренний мир адмирала Холси.
Однако сегодня Райан не спешил окунаться в работу. Что было непохоже на него. Навыки работы на клавиатуре — двумя указательными пальцами и одним большим (двумя большими в благоприятные дни) — остались прежними, однако мозг никак не мог сосредоточиться, словно стремясь все время отклониться в сторону. Это было профессиональным проклятием всех аналитиков ЦРУ. От некоторых проблем просто не удается отделаться; они вынуждают рассудок возвращаться снова и снова к одним и тем же мыслям — которые сами по себе, отдельно друг от друга, не имеют никакого смысла, — до тех пор, пока тот не натыкается на ответ на какой-то вопрос. То же самое иногда происходило в то время, когда Райан работал в компании «Меррил Линч»: он изучал фондовый рынок, пытаясь отыскать скрытые плюсы и минусы операций с теми или иными акциями. Тогда ему приходилось иногда крупно спорить с большими шишками из нью-йоркского отделения, однако Райан ни разу не сделал что-либо только потому, что так распорядилось начальство. Даже в морской пехоте офицер, пусть младший, обязан мыслить самостоятельно; а за биржевым брокером стоят клиенты, которые доверили ему распоряжаться своими деньгами так, будто они его собственные. Как правило, Райану сопутствовал успех. После того, как он вложил свои личные средства в Чикагскую и Северо-западную железную дорогу, на него обрушилось руководство, однако он настоял на своем, и те из его клиентов, кто поверили ему, остались не внакладе, — что привело к нему множество новых клиентов. Поэтому Райан научился слушать свой внутренний голос, улавливать в нем едва различимые нюансы. И вот сейчас был как раз такой случай. Мысли Джека помимо воли возвращались к одному и тому же — к папе римскому. Информация, которая имелась в его распоряжении, не позволяла получить полную картину, однако Райану было не привыкать к этому. В игре на фондовом рынке он научился, как и когда можно делать ставки, основываясь на неполной картине, и в девяти случаях из десяти оказывался прав.
Однако сейчас отправной точкой был лишь смутный, неясный зуд. Что-то происходит. Райану даже не было известно, что именно. Он ознакомился лишь с копией письма с предупреждением, отправленного в Варшаву и, вне всякого сомнения, пересланного в Москву, где узкая группа стариков, вероятно, увидит в этом письме угрозу.
«Пока что отталкиваться не от чего, так?» — спросил себя Райан. Он поймал себя на том, что ему неудержимо хочется закурить. Иногда сигарета способствовала мыслительному процессу, однако когда Кэти учует в доме запах табачного дыма, последствия будут самыми суровыми. А жевательная резинка, даже надувная, в таких случаях не поможет.
Джеку отчаянно недоставало Джима Грира. Адмирал относился к нему, как к приемному сыну — прошло много времени, прежде чем Райан узнал, что собственный сын Грира, лейтенант морской пехоты, погиб во Вьетнаме, — давая ему возможность выговориться по поводу той или иной проблемы. Однако с сэром Бейзилом Чарльстоном Джек был не настолько близок, а Саймон Хардинг, хотя и обладавший значительно большим опытом, был ему почти ровесник. А эта проблема была не из тех, какие лучше решать в одиночку. Джеку отчаянно хотелось посоветоваться с женой — он знал, что врачи отличаются здравым смыслом, — однако это было запрещено, и, к тому же, на самом деле Кэти была слишком плохо знакома с положением дел, чтобы представлять себе масштабы угрозы. Нет, она выросла в более щадящем окружении — дочь биржевого магната, миллионера, жившая в огромной квартире на Парк-авеню, учившаяся в самых престижных школах, получившая собственную машину в подарок на шестнадцатилетие, отгороженная от всех жизненных напастей. Не то что сам Джек. Его отец служил в полиции, в отделе расследования убийств, и хотя Райан-старший не приносил проблемы работы домой, Джек задавал вопросы и рано понял, что окружающий мир полон непредсказуемых опасностей, а некоторые люди мыслят совсем не так, как все остальные. Таких людей называют преступниками, и они могут быть очень плохими. Джек с малых лет знал, что такое совесть. Он сам не смог бы сказать, откуда у него это — впиталось с молоком матери, воспитано в католических школах или просто заложено генотипом. Джек знал, что нарушать правила — это плохо; однако при этом он также понимал, что правила являются продуктом человеческого разума, но на первом месте все-таки остается сам разум, так что правила иногда можно нарушать, если на то есть причины — чертовски веские. Эта способность именуется здравым смыслом, и, как это ни странно, служба в морской пехоте в значительной степени взрастила в Райане этот ценный цветок. Оценив ситуацию, надо перебрать все возможные варианты ее решения, после чего действовать. Иногда приходится делать это в крайней спешке — и вот почему у офицеров оклад выше, чем у сержантов, хотя, если есть время, всегда неплохо выслушать совет сержанта-комендора.
Но сейчас Райан был лишен всего этого, что было очень плохо. С другой стороны, реальные опасности в поле зрения отсутствовали, и это было хорошо. Впрочем, в настоящий момент он находился в той среде, где угрозы редко находятся у всех на виду, и его работа как раз и заключалась в том, чтобы выявить их, складывая воедино отдельные крупицы информации. Но сейчас информации было катастрофически недостаточно. Райану предстояло проникнуть в мысли людей, которых он не знал и с которыми ему не предстояло никогда встретиться, — он был знаком с ними лишь по заключениям, составленным другими людьми, которых он также не знал. Джек чувствовал себя штурманом одной из каравелл маленькой флотилии Христофора Колумба, считавшим, что где-то впереди может быть земля, но не знавшим точно, где и когда корабли наткнутся на нее, — и молившим бога о том, чтобы это не произошло ночью, в шторм, и чтобы земля не предстала непреодолимым барьером скал, которые вспорют днище утлым суденышкам. Жизни самого Райана ничто не угрожало, но, как когда-то профессиональный долг требовал от него обращаться с деньгами его клиентов как со своими собственными, так и сейчас для него жизнь человека, которому угрожала потенциальная опасность, была важна, как жизнь его ребенка.
И именно этим и объяснялось гложущее его беспокойство. У Райана мелькнула было мысль позвонить адмиралу Гриру, однако в Вашингтоне не было еще и семи часов утра, и он пришел к выводу, что нет смысла будить начальника пронзительным звонком домашнего телефона спецсвязи. Особенно если сказать ему пока что нечего; наоборот, он хочет лишь задать кое-какие вопросы. Поэтому Джек, откинувшись на спинку кресла, уставился на зеленый экран монитора компьютера, ища на нем то, чего там просто не было.
Глава семнадцатая
— Да? — обернулся мужчина.
Мери Пат внимательно присмотрелась к нему: лет тридцати с небольшим, однако на вид старше, поскольку жизнь в России старила людей быстро, быстрее даже, чем жизнь в Нью-Йорке. Шатен, карие глаза — умные, проницательные. Это очень хорошо.
— Я выбираю меховую шапку для мужа, как вы и предложили, — добавила она на безукоризненном русском языке, — в метро.
Мери Пат сразу же поняла, что русский не ожидал встретить женщину, к тому же молодую. Недоуменно заморгав, он уставился на нее, пытаясь сопоставить безупречный русский язык с тем, что говорившая должна была быть американкой.
— В метро?
— Совершенно верно. Мой муж решил, будет гораздо лучше, если вместо него с вами встречусь я. Итак… — Взяв одну из шапок, Мери Пат погладила мех и повернулась к своему случайному знакомому, словно спрашивая его мнение. — Итак, что вы от нас хотите?
— Что вы имеете в виду? — выпалил русский.
— Вы установили контакт с американским гражданином и попросили его о встрече. Вы хотите помочь мне выбрать шапку для мужа? — тихо спросила она.
— Вы из ЦРУ? — спросил русский, беря себя в руки.
— Мы с мужем работаем на правительство Соединенных Штатов Америки, — подтвердила Мери Пат. — А вы работаете в КГБ.
— Да, — ответил русский. — В центре связи, в центральном управлении.
— Вот как?
Повернувшись к полке, Мери Пат взяла другую шапку. «Тысяча чертей!» — подумала она. Впрочем, действительно ли русский говорит правду, или ему просто хочется заполучить бесплатный билет до Нью-Йорка?
— Да? И почему я должна вам верить?
— Раз я сказал, что это так, значит, это действительно так, — ответил русский, удивленный и возмущенный тем, что его слова поставлены под сомнение. Неужели эта блондиночка полагает, что он рискует своей жизнью шутки ради? — Почему вы согласились встретиться со мной?
— Бланки, на которых были написаны ваши записки, действительно привлекли мое внимание, — сказала Мери Пат, откладывая очередную шапку с таким видом, будто та ее не устроила — оказалась слишком темной.
— Мадам, я работаю в Восьмом главном управлении.
— В каком отделе?
— В центре связи. Я не имею никакого отношения к проблемам закрытия информации. Я связист. Я передаю исходящие сообщения нашим резидентам за рубежом, а затем, когда приходят их ответы, я пересылаю их соответствующим адресатам. Как следствие, я знаком с большим количеством информации, которая через меня проходит. Вас это устраивает?
По крайней мере, он неплохо играл свою роль, предлагая Мери Пат шапку, покачивая головой, указывая на другую, с более светлым, бледно-желтым мехом.
— Возможно. Что вы от нас хотите?
— Я обладаю информацией, которая имеет большую важность — очень большую важность. В обмен на эту информацию я прошу обеспечить переправку на Запад меня, моей жены и дочери.
— Сколько лет вашей дочери?
— Три года семь месяцев. Вы можете обеспечить то, что я прошу?
Этот вопрос впрыснул в кровеносную систему Мери Пат целую пинту адреналина. Ей предстоит немедленно, прямо на месте принять ответственное решение, которое сосредоточит все силы ЦРУ на одном этом деле. Вытащить троих человек из Советского Союза — это не прогуляться на пикник.
«Но этот парень работает в русском „Меркурии“,» — вдруг дошло до Мери Пат. Он знает столько всего, сколько не сможет добыть и целая сотня обычных агентов. Этот Иван является хранителем русской сокровищницы, более ценной, чем печенка Брежнева, и, следовательно…
— Да, мы сможем вытащить отсюда вас и вашу семью. Как быстро?
— Информация, которой я располагаю, очень срочная. Так что как только вы сможете. Эту информацию я не раскрою вам до тех пор, пока не окажусь на Западе, но уверяю, она обладает чрезвычайной важностью — достаточной для того, чтобы заставить меня действовать.
«Иван, не перегибай палку,» — строго подумала Мери Пат. Агент, движимый честолюбием, может наговорить, что в его распоряжении имеются пусковые коды советских ракетных войск стратегического назначения, хотя на самом деле это окажется лишь бабушкин рецепт борща; в этом случае переправка его за границу станет бесполезной тратой ресурсов, которые необходимо расходовать крайне бережливо. Все это Мери Пат прекрасно понимала. Но на другой чаше весом лежали глаза русского. Заглянув ему в душу, она пришла к выводу, что кем бы он ни являлся, эпитет «лжец» к нему никак не подходит.
— Да, в случае необходимости мы сможем устроить все достаточно быстро. Нам нужно будет обсудить место и способ. Здесь разговаривать дольше нельзя. Предлагаю договориться о новой встрече, чтобы обсудить подробности.
— С этим не будет никаких трудностей, — ответил Зайцев, назначая место на следующее утро.
«А ты, похоже, и впрямь торопишься.»
— Как вас называть? — перед тем, как расстаться, спросила Мери Пат.
— Олег Иванович, — не задумываясь, ответил русский и лишь потом поймал себя на том, что сказал правду там, где ему, вероятно, следовало бы покривить душой.
— Очень приятно. А меня зовут Мария, — ответила Мери Пат. — Итак, какую шапку вы посоветуете выбрать?
— Для вашего мужа? Разумеется, вот эту, — ответил Зайцев, протягивая грязно-белую.
— Что ж, ее я и куплю. Спасибо, товарищ.
Покрутив шапку в руках, Мери Пат взглянула на ценник: сто восемьдесят рублей, больше месячной зарплаты московского рабочего. Для того, чтобы осуществить покупку, молодая женщина передала шапку продавщице, а сама направилась к кассе, где расплатилась наличными — кредитных карточек в Советском Союзе еще не знали — и получила чек, который отдала продавщице, и та, наконец, вручила ей упакованную покупку.
Значит, это действительно так — русские работают еще менее эффективно, чем американское правительство. Просто поразительно, как такое может быть. «Однако приходится верить тому, что находится перед глазами,» — подумала Мери Пат и, зажав сверток из коричневой оберточной бумаги, поспешила к своему мужу. Отыскав Эда, она быстро вывела его на улицу.
— Ну, что ты мне купила?
— Уверена, тебе это понравится, — заверила мужа Мери Пат, протягивая пакет.
Эд прочитал ответ в ее искрящихся радостью глазах. Молодая женщина взглянула на часы. В Вашингтоне сейчас три часа ночи, так что звонить еще слишком рано. Эта информация не для ночной смены, даже если речь идет о проверенных ребятах из «Меркурия». Понимание этого далось Мери Пат дорогой ценой. Нет, это сообщение будет написано, зашифровано и отправлено дипломатической почтой. И после этого останется только получить одобрение от Лэнгли.
Только вчера машину Фоули тщательно проверили посольские механики — такую операцию регулярно проделывали все сотрудники посольства, поэтому никто не заподозрит в Эде и Мери Пат шпионов. За ночь «маячки» на дверях и капоте никто не тронул. «Мерседес-280» обладал достаточно совершенной системой сигнализации. Поэтому Эд Фоули просто включил магнитолу погромче. Кассета с «Би джиз» заглушит сигналы любого «жучка». Мери Пат, сидевшая рядом с мужем, принялась пританцовывать в такт музыке, как и подобает пустоголовой блондинке из Калифорнии.
— Наш друг хочет прокатиться, — сказала она так, что Эд с трудом ее услышал. — Он сам, его жена и дочь, трех с половиной лет.
— Когда? — захотелось узнать Эду.
— Скоро.
— Как скоро?
— Зависит от нас.
— Это серьезно? — спросил Эд, подразумевая: «Стoит ли тратить на него время?»
— Думаю, да.
Стопроцентной уверенности не может быть никогда, но Мери Пат великолепно разбирается в людях, и с такими картами Эд был готов рискнуть. Он кивнул:
— Хорошо.
— «Хвост» есть? — спросила Мери Пат.
Фоули разделил взгляд поровну между улицей впереди и зеркалами. Если за «Мерседесом» кто-то и следил, то разве что человек-невидимка.
— Нет.
— Хорошо. — Мери Пат чуть убавила громкость музыки. — Знаешь, Эд, «Би джиз» мне тоже нравится, но надо все-таки поберечь уши.
— Как скажешь, дорогая. Сегодня вечером мне надо будет вернуться на работу.
— Зачем? — произнесла молодая женщина тем полурассерженным голосом, который слишком хорошо известен всем мужьям в мире.
— Ну, со вчерашнего дня остались кое-какие бумаги…
— И ты хочешь узнать результаты бейсбольных матчей, — фыркнула Мери Пат. — Эд, ну почему мы не можем установить спутниковое телевидение в квартире?
— Я уже работаю в нужном направлении, но русские сопротивляются. Они опасаются, это окажется какая-то шпионская штуковина, — недовольным тоном добавил он.
— Точно, — заметила Мери Пат. — Ладно, я хоть отдохну от тебя.
На всякий случай, если в КГБ вдруг нашелся очень умный специалист по прослушиванию, который прошлой ночью наведался на автостоянку. Вероятно, ФБР и смогло бы провернуть что-нибудь подобное, однако Мери Пат сомневалась, что русским это по силам — радиоприемники у них слишком громоздкие. И все же нельзя исключать и эту возможность. Да, они тоже начинают заболевать манией преследования, но вот только в достаточной ли степени?
Кэти вывела Салли и маленького Джека на улицу. Всего в полутора кварталах от их дома, за Фристоу-уэй находился парк, где были качели, которые очень нравились девочке, и лужайка, где привольно ползал малыш, пытаясь есть траву. Маленький Джек лишь совсем недавно научился пользоваться своими руками, неуклюже, неловко, но все, что оказывалось в крошечных кулачках, тотчас же отправлялось в рот — обстоятельство, известное всем родителям в мире. И, к тому же, прогулка в парке предоставляла возможность детям погреться на солнце — зимние ночи в Англии будут длинные и темные. А дома хоть на время станет тихо, и Джек сможет поработать над своей книгой об адмирале Холси.
Райан уже позаимствовал у Кэти один из ее справочников, «Руководство практикующего врача», чтобы почитать об опоясывающем лишае, кожном заболевании, которое донимало военно-морского авиатора в самые неподходящие моменты. Прочитав раздел, посвященный этой болезни, — как выяснилось, имеющей много общего с ветряной оспой, — Джек пришел к выводу, что Холси, к тому времени уже человек в годах, вынужден был терпеть мучения, сопоставимые с пытками средневековой инквизиции. И даже более невыносимые, раз любимое авианосное соединение адмирала в составе тяжелых авианосцев «Энтерпрайз» и «Йорктаун» вынуждено было выйти в море без него. Однако он воспринял это, как настоящий мужчина — только так и воспринимал любые жизненные невзгоды Уильям Фредерик Холси-младший — и попросил своего друга Раймонда Спрюэнса взять командование на себя. Других двух людей, так не похожих друг на друга, трудно было бы найти. Холси — сквернослов, любитель выпить, заядлый курильщик, в прошлом футболист. И Спрюэнс, не переносивший даже запах табачного дыма, не пивший ничего крепче чая, вежливый интеллигент, никогда и ни на кого не повышавший голос. Однако они еще перед войной стали близкими друзьями, а затем попеременно командовали Тихоокеанским флотом, переименовывая его из Третьего флота в Пятый и обратно вместе со сменой командования. «Это обстоятельство, — подумал Райан, — является красноречивым свидетельством того, что Холси тоже был интеллигентом, а не тем буйным драчуном, каким его выставляла современная ему пресса.» Интеллигент Спрюэнс ни за что не сошелся бы близко с необузданным грубияном. Однако свиты адмиралов враждовали между собой, словно мартовские коты из-за кошечки, — вероятно, это напоминало что-то вроде военного эквивалента спора «а мой папа побьет твоего папу», которым увлекаются дети в возрасте лет семи, и ничуть не более достойного в интеллектуальном плане.
В распоряжении Райана имелись собственные слова Холси по поводу терзавшей его болезни, хотя они, вероятно, были немного причесаны редактором и соавтором, поскольку Билл Холси обычно выражался как боцман, принявший на грудь несколько стаканчиков рома, — вероятно, именно почему его и любили так журналисты. Отправляясь брать интервью у адмирала, можно было не сомневаться: читатель будет в восторге.
Примечания и первоисточники Джек навалил грудой рядом с компьютером «Эппл-IIе». В качестве текстового редактора он установил программу «Ворд-стар». Работать с компьютером было достаточно сложно, но во много раз лучше, чем с проклятой пишущей машинкой. Джек уже давно ломал голову, в какое издательство надо будет отнести готовую книгу.
Издательство военно-морской академии, в котором Райан опубликовал свою предыдущую книгу, уже предложило продолжить сотрудничество, однако Джека не покидали сомнения, а не пора ли переключиться на что-нибудь более серьезное. Но ведь сначала надо закончить эту треклятую книгу, ведь так? А значит, пора снова погружаться в сложный внутренний мир адмирала Холси.
Однако сегодня Райан не спешил окунаться в работу. Что было непохоже на него. Навыки работы на клавиатуре — двумя указательными пальцами и одним большим (двумя большими в благоприятные дни) — остались прежними, однако мозг никак не мог сосредоточиться, словно стремясь все время отклониться в сторону. Это было профессиональным проклятием всех аналитиков ЦРУ. От некоторых проблем просто не удается отделаться; они вынуждают рассудок возвращаться снова и снова к одним и тем же мыслям — которые сами по себе, отдельно друг от друга, не имеют никакого смысла, — до тех пор, пока тот не натыкается на ответ на какой-то вопрос. То же самое иногда происходило в то время, когда Райан работал в компании «Меррил Линч»: он изучал фондовый рынок, пытаясь отыскать скрытые плюсы и минусы операций с теми или иными акциями. Тогда ему приходилось иногда крупно спорить с большими шишками из нью-йоркского отделения, однако Райан ни разу не сделал что-либо только потому, что так распорядилось начальство. Даже в морской пехоте офицер, пусть младший, обязан мыслить самостоятельно; а за биржевым брокером стоят клиенты, которые доверили ему распоряжаться своими деньгами так, будто они его собственные. Как правило, Райану сопутствовал успех. После того, как он вложил свои личные средства в Чикагскую и Северо-западную железную дорогу, на него обрушилось руководство, однако он настоял на своем, и те из его клиентов, кто поверили ему, остались не внакладе, — что привело к нему множество новых клиентов. Поэтому Райан научился слушать свой внутренний голос, улавливать в нем едва различимые нюансы. И вот сейчас был как раз такой случай. Мысли Джека помимо воли возвращались к одному и тому же — к папе римскому. Информация, которая имелась в его распоряжении, не позволяла получить полную картину, однако Райану было не привыкать к этому. В игре на фондовом рынке он научился, как и когда можно делать ставки, основываясь на неполной картине, и в девяти случаях из десяти оказывался прав.
Однако сейчас отправной точкой был лишь смутный, неясный зуд. Что-то происходит. Райану даже не было известно, что именно. Он ознакомился лишь с копией письма с предупреждением, отправленного в Варшаву и, вне всякого сомнения, пересланного в Москву, где узкая группа стариков, вероятно, увидит в этом письме угрозу.
«Пока что отталкиваться не от чего, так?» — спросил себя Райан. Он поймал себя на том, что ему неудержимо хочется закурить. Иногда сигарета способствовала мыслительному процессу, однако когда Кэти учует в доме запах табачного дыма, последствия будут самыми суровыми. А жевательная резинка, даже надувная, в таких случаях не поможет.
Джеку отчаянно недоставало Джима Грира. Адмирал относился к нему, как к приемному сыну — прошло много времени, прежде чем Райан узнал, что собственный сын Грира, лейтенант морской пехоты, погиб во Вьетнаме, — давая ему возможность выговориться по поводу той или иной проблемы. Однако с сэром Бейзилом Чарльстоном Джек был не настолько близок, а Саймон Хардинг, хотя и обладавший значительно большим опытом, был ему почти ровесник. А эта проблема была не из тех, какие лучше решать в одиночку. Джеку отчаянно хотелось посоветоваться с женой — он знал, что врачи отличаются здравым смыслом, — однако это было запрещено, и, к тому же, на самом деле Кэти была слишком плохо знакома с положением дел, чтобы представлять себе масштабы угрозы. Нет, она выросла в более щадящем окружении — дочь биржевого магната, миллионера, жившая в огромной квартире на Парк-авеню, учившаяся в самых престижных школах, получившая собственную машину в подарок на шестнадцатилетие, отгороженная от всех жизненных напастей. Не то что сам Джек. Его отец служил в полиции, в отделе расследования убийств, и хотя Райан-старший не приносил проблемы работы домой, Джек задавал вопросы и рано понял, что окружающий мир полон непредсказуемых опасностей, а некоторые люди мыслят совсем не так, как все остальные. Таких людей называют преступниками, и они могут быть очень плохими. Джек с малых лет знал, что такое совесть. Он сам не смог бы сказать, откуда у него это — впиталось с молоком матери, воспитано в католических школах или просто заложено генотипом. Джек знал, что нарушать правила — это плохо; однако при этом он также понимал, что правила являются продуктом человеческого разума, но на первом месте все-таки остается сам разум, так что правила иногда можно нарушать, если на то есть причины — чертовски веские. Эта способность именуется здравым смыслом, и, как это ни странно, служба в морской пехоте в значительной степени взрастила в Райане этот ценный цветок. Оценив ситуацию, надо перебрать все возможные варианты ее решения, после чего действовать. Иногда приходится делать это в крайней спешке — и вот почему у офицеров оклад выше, чем у сержантов, хотя, если есть время, всегда неплохо выслушать совет сержанта-комендора.
Но сейчас Райан был лишен всего этого, что было очень плохо. С другой стороны, реальные опасности в поле зрения отсутствовали, и это было хорошо. Впрочем, в настоящий момент он находился в той среде, где угрозы редко находятся у всех на виду, и его работа как раз и заключалась в том, чтобы выявить их, складывая воедино отдельные крупицы информации. Но сейчас информации было катастрофически недостаточно. Райану предстояло проникнуть в мысли людей, которых он не знал и с которыми ему не предстояло никогда встретиться, — он был знаком с ними лишь по заключениям, составленным другими людьми, которых он также не знал. Джек чувствовал себя штурманом одной из каравелл маленькой флотилии Христофора Колумба, считавшим, что где-то впереди может быть земля, но не знавшим точно, где и когда корабли наткнутся на нее, — и молившим бога о том, чтобы это не произошло ночью, в шторм, и чтобы земля не предстала непреодолимым барьером скал, которые вспорют днище утлым суденышкам. Жизни самого Райана ничто не угрожало, но, как когда-то профессиональный долг требовал от него обращаться с деньгами его клиентов как со своими собственными, так и сейчас для него жизнь человека, которому угрожала потенциальная опасность, была важна, как жизнь его ребенка.
И именно этим и объяснялось гложущее его беспокойство. У Райана мелькнула было мысль позвонить адмиралу Гриру, однако в Вашингтоне не было еще и семи часов утра, и он пришел к выводу, что нет смысла будить начальника пронзительным звонком домашнего телефона спецсвязи. Особенно если сказать ему пока что нечего; наоборот, он хочет лишь задать кое-какие вопросы. Поэтому Джек, откинувшись на спинку кресла, уставился на зеленый экран монитора компьютера, ища на нем то, чего там просто не было.
Глава семнадцатая
Срочное сообщение
Войдя в свой кабинет, Эд Фоули написал следующее сообщение:
Однако к этому сообщению будут прикасаться только руки сотрудников ЦРУ. Ставки очень высоки. Оценка 5/5 означала, что, по предположению Фоули, важность информации и ее достоверность имеют класс пять, то есть, наивысший. Так же высоко Эд оценил и приоритет. Четыре туза — подобные сообщения отправляются далеко не каждый день. Такую классификацию он поставил бы только информации, исходящей от Олега Пеньковского или от самого Кардинала, и это уже говорило само за себя. Эд Фоули задумался было на мгновение, не преувеличивает ли он в своих оценках. Однако за время работы в ЦРУ он привык доверять интуиции. Кроме того, Эд всегда сопоставлял свои мысли с тем, что думала его жена, и в данном случае между супругами была полная гармония. Их «кролик» — на жаргоне ЦРУ человек, желающий срочно выбраться оттуда, где он находится, о каком бы месте ни шла речь, — требует многого, но, если верить внешним признакам, он именно тот, за кого себя выдает: обладатель очень важной и очень срочной информации. То есть, на измену его толкнул голос совести, а значит, ему можно доверять. Если бы это был провокатор, «подсадная утка», он попросил бы денег, потому что, по мнению КГБ, именно так рассуждают все предатели, — и ЦРУ старалось всеми силами поддерживать данное заблуждение.
Одним словом, Фоули печенкой чуял, что это именно то, что нужно, — хотя «чувства печенки» не пересылают дипломатической почтой на седьмой этаж штаб-квартиры в Лэнгли. В данном случае начальству придется довериться своему сотруднику. Как-никак, речь идет о человеке, который возглавляет московскую резидентуру, то есть, занимает ведущую должность в оперативном отделе ЦРУ, — а с этой должностью неразрывно связана огромная ответственность. Всем этим соображениям предстоит лечь на одну чашу весов, в то время как на другой будут те возражения, которые, возможно, возникнут у руководства. Если бы на ближайшее время были намечены встречи на высшем уровне, это создало бы значительные трудности, однако пока что ни у президента, ни у государственного секретаря таких планов нет. Так что ничто не помешает Лэнгли одобрить операцию — если только на седьмом этаже решат, что московский резидент прав…
Фоули не смог бы даже объяснить самому себе, почему у него возникли подобные сомнения. В конце концов, он — главный человек ЦРУ в Москве, и этим все сказано. Сняв трубку, Эд нажал три кнопки.
— Рассел слушает.
— Майк, это Эд. Мне нужно, чтобы ты зашел ко мне.
— Хорошо.
Через полторы минуты дверь открылась.
— В чем дело, Эд?
— У меня есть кое-что для мешка с диппочтой.
Рассел взглянул на часы.
— А не поздновато ли ты спохватился?
— Сообщение очень короткое. Я пойду с тобой.
— Что ж, в таком случае не будем терять ни минуты, дружище.
Рассел вышел из кабинета, и Фоули последовал за ним. К счастью, в коридоре никого не было, а центр связи посольства находился совсем рядом.
Усевшись в крутящееся кресло, Рассел включил шифровальную машину. Фоули протянул ему листок с текстом сообщения. Рассел закрепил листок над клавиатурой.
— И правда, короткое, — одобрительно заметил он и начал печатать.
Набирал текст он практически так же ловко, как и секретарша посла, и меньше через минуту сообщение было зашифровано — вместе с «пустышками», шестнадцатью фамилиями, взятыми наугад из телефонного справочника Праги. Как только из шифратора выползла страница с зашифрованным сообщением, Фоули выхватил ее, сложил и убрал в конверт из плотной бумаги. Заклеив конверт, он запечатал его воском и протянул Расселу.
— Вернусь через пять минут, Эд, — бросил офицер связи, направляясь к двери.
Рассел спустился на лифте на первый этаж. Там уже ждал дипкурьер. Его звали Томми Кокс. В прошлом уоррент авиации, пилот боевого вертолета, он прикрывал с воздуха Первую кавалерийскую дивизию на Центральном плато и четырежды оказывался сбитым. Этот человек испытывал крайне отрицательные чувства к врагам своей родины. Дипломатическая почта помещалась в брезентовом мешке, который в течение всего пути будет прикован наручником к запястью Кокса. У дипкурьера уже было забронировано место на «Боинг-747» компании «Пан-америкен», выполняющий прямой рейс до международного аэропорта имени Кеннеди в Нью-Йорке. Перелет будет продолжаться одиннадцать часов, на протяжении которых Кокс не позволит себе ни минуты сна и ни капли спиртного; хотя он заблаговременно и запасся тремя детективами в мягкой обложке, чтобы скоротать время в дороге. Коксу предстояло через десять минут покинуть здание посольства в посольской машине; дипломатический паспорт означал, что у него не будет никаких проблем с пограничной охраной и с таможней. Надо отдать должное, русские весьма строго соблюдали требования Венской конвенции, хотя, вероятно, им до смерти хотелось ознакомиться с содержимым сумки. Уж конечно же, это были не косметика или нижнее женское белье русского производства, купленные для знакомых в Нью-Йорке и Вашингтоне.
ПРИОРИТЕТ: Экстренно«Ну вот, — подумал Фоули, — достаточно сжато.» В таких случаях чем короче текст, тем лучше — это уменьшает вероятность того, что противник дешифрует сообщение, если оно попадет к нему в руки.
КОМУ: Зам. директора ЦРУ по оперативной работе
КОПИИ: Директору ЦРУ, зам. директора по разведывательно-аналитической работе
ОТ КОГО: Резидент ЦРУ в Москве
ТЕМА: «Кролик»
ТЕКСТ СООБЩЕНИЯ: К нам пришел «кролик», высокопоставленный инициативщик, утверждает, что он офицер связи из центрального управления КГБ и обладает информацией, имеющей особую важность для правительства США. Оценка достоверности: 5/5.
Срочно требую разрешения немедленной вывозки из страны Советов. Упаковка включает жену «кролика» и его дочь (3).
Запрос на приоритет: 5/5.
Конец.
Однако к этому сообщению будут прикасаться только руки сотрудников ЦРУ. Ставки очень высоки. Оценка 5/5 означала, что, по предположению Фоули, важность информации и ее достоверность имеют класс пять, то есть, наивысший. Так же высоко Эд оценил и приоритет. Четыре туза — подобные сообщения отправляются далеко не каждый день. Такую классификацию он поставил бы только информации, исходящей от Олега Пеньковского или от самого Кардинала, и это уже говорило само за себя. Эд Фоули задумался было на мгновение, не преувеличивает ли он в своих оценках. Однако за время работы в ЦРУ он привык доверять интуиции. Кроме того, Эд всегда сопоставлял свои мысли с тем, что думала его жена, и в данном случае между супругами была полная гармония. Их «кролик» — на жаргоне ЦРУ человек, желающий срочно выбраться оттуда, где он находится, о каком бы месте ни шла речь, — требует многого, но, если верить внешним признакам, он именно тот, за кого себя выдает: обладатель очень важной и очень срочной информации. То есть, на измену его толкнул голос совести, а значит, ему можно доверять. Если бы это был провокатор, «подсадная утка», он попросил бы денег, потому что, по мнению КГБ, именно так рассуждают все предатели, — и ЦРУ старалось всеми силами поддерживать данное заблуждение.
Одним словом, Фоули печенкой чуял, что это именно то, что нужно, — хотя «чувства печенки» не пересылают дипломатической почтой на седьмой этаж штаб-квартиры в Лэнгли. В данном случае начальству придется довериться своему сотруднику. Как-никак, речь идет о человеке, который возглавляет московскую резидентуру, то есть, занимает ведущую должность в оперативном отделе ЦРУ, — а с этой должностью неразрывно связана огромная ответственность. Всем этим соображениям предстоит лечь на одну чашу весов, в то время как на другой будут те возражения, которые, возможно, возникнут у руководства. Если бы на ближайшее время были намечены встречи на высшем уровне, это создало бы значительные трудности, однако пока что ни у президента, ни у государственного секретаря таких планов нет. Так что ничто не помешает Лэнгли одобрить операцию — если только на седьмом этаже решат, что московский резидент прав…
Фоули не смог бы даже объяснить самому себе, почему у него возникли подобные сомнения. В конце концов, он — главный человек ЦРУ в Москве, и этим все сказано. Сняв трубку, Эд нажал три кнопки.
— Рассел слушает.
— Майк, это Эд. Мне нужно, чтобы ты зашел ко мне.
— Хорошо.
Через полторы минуты дверь открылась.
— В чем дело, Эд?
— У меня есть кое-что для мешка с диппочтой.
Рассел взглянул на часы.
— А не поздновато ли ты спохватился?
— Сообщение очень короткое. Я пойду с тобой.
— Что ж, в таком случае не будем терять ни минуты, дружище.
Рассел вышел из кабинета, и Фоули последовал за ним. К счастью, в коридоре никого не было, а центр связи посольства находился совсем рядом.
Усевшись в крутящееся кресло, Рассел включил шифровальную машину. Фоули протянул ему листок с текстом сообщения. Рассел закрепил листок над клавиатурой.
— И правда, короткое, — одобрительно заметил он и начал печатать.
Набирал текст он практически так же ловко, как и секретарша посла, и меньше через минуту сообщение было зашифровано — вместе с «пустышками», шестнадцатью фамилиями, взятыми наугад из телефонного справочника Праги. Как только из шифратора выползла страница с зашифрованным сообщением, Фоули выхватил ее, сложил и убрал в конверт из плотной бумаги. Заклеив конверт, он запечатал его воском и протянул Расселу.
— Вернусь через пять минут, Эд, — бросил офицер связи, направляясь к двери.
Рассел спустился на лифте на первый этаж. Там уже ждал дипкурьер. Его звали Томми Кокс. В прошлом уоррент авиации, пилот боевого вертолета, он прикрывал с воздуха Первую кавалерийскую дивизию на Центральном плато и четырежды оказывался сбитым. Этот человек испытывал крайне отрицательные чувства к врагам своей родины. Дипломатическая почта помещалась в брезентовом мешке, который в течение всего пути будет прикован наручником к запястью Кокса. У дипкурьера уже было забронировано место на «Боинг-747» компании «Пан-америкен», выполняющий прямой рейс до международного аэропорта имени Кеннеди в Нью-Йорке. Перелет будет продолжаться одиннадцать часов, на протяжении которых Кокс не позволит себе ни минуты сна и ни капли спиртного; хотя он заблаговременно и запасся тремя детективами в мягкой обложке, чтобы скоротать время в дороге. Коксу предстояло через десять минут покинуть здание посольства в посольской машине; дипломатический паспорт означал, что у него не будет никаких проблем с пограничной охраной и с таможней. Надо отдать должное, русские весьма строго соблюдали требования Венской конвенции, хотя, вероятно, им до смерти хотелось ознакомиться с содержимым сумки. Уж конечно же, это были не косметика или нижнее женское белье русского производства, купленные для знакомых в Нью-Йорке и Вашингтоне.