Страница:
— Добрый день, сэр Джон. Добро пожаловать в Сенчури-Хауз. Я сейчас позвоню наверх. — Повесив трубку, охранник добавил: — Сейчас к вам спустятся, сэр. Пожалуйста, присаживайтесь.
Не успел Джек прикоснуться к креслу, как во вращающихся дверях появилась знакомая фигура.
— Здравствуйте, Джек!
— Добрый день, сэр Бейзил!
Джек встал, протягивая руку.
— Не ожидал увидеть вас сегодня.
— Я решил дать Кэти возможность разобрать вещи. К тому же, она все равно меня до этого не допустит.
— Да, у нас, у мужчин, тоже есть свои ограничения, не так ли?
Сэр Бейзил Чарльстон приближался к пятидесяти; высокий и царственно худой, как однажды выразился один поэт, он обладал темно-каштановыми волосами, еще не тронутыми сединой. Его карие глаза ярко светились, а надетый на нем костюм, серая шерсть в белую «елочку», не отличался дешевизной. В целом глава службы разведки походил на преуспевающего лондонского банкира. И действительно, семейство Чарльстонов было тесно связано с финансами, однако Бейзил быстро пришел к выводу, что на этом поле ему не удастся полностью раскрыть свои способности, поэтому он решил посвятить знания, полученные в Кембридже, служению родине, сначала в качестве рядового оперативного сотрудника разведки, а затем уже как руководитель разведывательного ведомства. Джеку было известно, что Джеймс Грир, как и судья Мур, любили и уважали сэра Бейзила. Сам он познакомился с Чарльстоном в прошлом году, вскоре после своего ранения, и тогда же узнал о том, как высоко сэр Бейзил оценил изобретенную им «ловушку для канареек», именно после которой на Райана обратили внимание в Лэнгли. Судя по всему, сам Бейзил с помощью этого изобретения заткнул несколько очень неприятных протечек в собственном ведомстве.
— Пойдемте, Джек. Первым делом нужно вас как следует облачить.
Сэр Бейзил имел в виду не костюм Джека. Модель от Сэвайл-Роу 16, стоимостью он не уступал костюму самого главы Службы внешней разведки. Нет, под этим приглашением подразумевался визит в отдел кадров.
Всю процедуру упростило присутствие Си, как неофициально именовалась должность Бейзила Чарльстона. Отпечатки пальцев Райана уже переправили из Лэнгли, и теперь осталось только сделать фотографию и наклеить ее на карточку-пропуск, отпирающую все электронные турникеты, подобные тем, которые установлены в штаб-квартире ЦРУ. Си проверил карточку в техническом турникете, установленном в лаборатории, и убедился, что она работает. После этого они с Джеком поднялись на лифте в просторный угловой кабинет главы ведомства.
Он оказался гораздо более вместительным, чем узкая, длинная комната, которой приходилось довольствоваться судье Муру. Из окон открывался вид на Темзу и Вестминстерский дворец. Директор Службы внешней разведки жестом предложил Райану удобное кожаное кресло.
— Итак, каковы первые впечатления? — спросил Чарльстон.
— Пока что ничего особенно болезненного. Кэти до сих пор еще не ездила в клинику, но Берни, ее руководитель в университете Гопкинса, говорит, что здешний главный врач — отличный парень.
— Да, у клиники Хаммерсмита неплохая репутация, а доктор Бирд считается лучшим глазным хирургом Великобритании. Встречаться с ним лично мне не приходилось, но, судя по отзывам, он замечательный человек. Рыбак, обожает удить форель в речках горной Шотландии. Женат, трое сыновей, старший — лейтенант в гвардейском Колдстримском полку.
— Вы и его проверили? — недоверчиво спросил Джек.
— Бдительность никогда не бывает чрезмерной, Джек. Не забывайте, кое-кто из наших кузенов по ту сторону Ирландского моря не слишком вас жалует.
— С этим будут какие-нибудь проблемы?
Чарльстон покачал головой.
— Крайне маловероятно. Помогая справиться с террористами из АОО 17, вы тем самым, скорее всего, спасли жизнь кое-кому из Политического крыла Ирландской республиканской армии. Пока что тут еще не все ясно, но этим делом занимается служба безопасности. Мы с ней почти не общаемся — по крайней мере, в тех вопросах, которые имеют к вам прямое отношение.
После этих слов Джек наконец задал вопрос, который его давно мучил:
— Да, сэр Бейзил, а чем именно мне придется здесь заниматься?
— А разве Джеймс вам ничего не говорил? — удивился Чарльстон.
— Ничего определенного. Как я уже успел убедиться, он большой любитель сюрпризов.
— Что ж, деятельность объединенной рабочей группы будет в основном сосредоточена на наших советских друзьях. У нас есть несколько очень неплохих источников. Как и у вас, ребята. Идея состоит в том, чтобы поделиться друг с другом информацией и улучшить общую картину.
— Информацией. Не источниками, — заметил Райан.
Чарльстон понимающе улыбнулся.
— Полагаю, вам не нужно объяснять, что каждая разведка очень бережно относится к своим источникам.
Джеку это было хорошо известно. Больше того, он сам практически ничего не знал об источниках ЦРУ. Это были самые строго охраняемые тайны Управления, и, несомненно, здесь, в Англии все обстояло так же. Источники информации были живыми людьми, и одно неосторожное слово могло стоить им жизни. Разведывательные службы ценили источники в основном за ту информацию, которую они поставляли, а человеческая жизнь шла на втором месте — в конце концов, разведка была в первую очередь работой, — но рано или поздно руководство все же начинало думать об источниках, об их семьях, гадать, что они представляют из себя в жизни. «В основном, выпивка,» — подумал Райан. Особенно это было верно в отношении русских. Средний советский человек употреблял столько спиртного, что по американским меркам он считался бы алкоголиком.
— Здесь не возникнет никаких трудностей, сэр. Мне не известны ни фамилии, ни данные ни одного из источников ЦРУ в Советском Союзе. Ни одного, — подчеркнул Райан.
Это не совсем соответствовало истине. Разумеется, ему никто ничего не говорил, однако многое можно было определить по характеру передаваемой информации, по тому, как цитировал чужие слова источник, мужчина или женщина — в основном, это были мужчины, однако в некоторых случаях у Райана возникали сомнения. Эту захватывающую игру вели все аналитики, практически всегда только в своих мыслях, хотя иногда Райан высказывал кое-какие соображения своему непосредственному начальнику адмиралу Джиму Гриру. Как правило, зам по РА-работе лишь ограничивался предостережениями не рассуждать слишком громко, однако пару раз адмирал смущенно заморгал, и это открыло Райану значительно больше, чем хотел сообщить ему его начальник. Впрочем, Джек понимал, что его пригласили работать в Управление именно за его аналитические способности. Никому не было нужно, чтобы он отключал их, хотя бы на время. Как только поступаемая от источника информация становилась странной, это сразу же говорило о том, что с источником не все в порядке: его взяли или у него что-то случилось с головой.
— Однако, адмирала интересует один вопрос…
— Какой? — спросил глава Службы внешней разведки.
— Польша. Нам кажется, что там заваривается серьезная каша, и мы хотим узнать, насколько далеко все зайдет — то есть, каковы будут последствия.
— Нас тоже это очень волнует, Джек. — Задумчивый кивок. Об этом говорили многие — особенно газетчики в пивных на Флит-стрит. А у газетчиков тоже есть свои источники информации, и в некоторых случаях ничуть не хуже, чем у разведки. — И что думает по этому поводу Джеймс?
— Нам обоим пришло на память одно событие, случившееся в тридцатые годы. — Откинувшись на спинку кресла, Райан устроился поудобнее. — Я имею в виду профсоюз рабочих автомобильной промышленности. Когда отделение профсоюза создавалось на заводах «Форд», возникли большие неприятности. Очень большие. В итоге руководство «Форд» наняло громил, чтобы те хорошенько поработали с зачинщиками. Я помню снимки, сделанные — кем же? — Джек на мгновение задумался. — Кажется, Уолтером Рейтером? В общем, кем-то из известных фотографов. Они тогда были опубликованы в журнале «Лайф». Вот громилы разговаривают с организаторами профсоюза. На первых снимках противники улыбаются друг другу, как всегда бывает перед тем, как засучить рукава; затем начинается потасовка. И тут нельзя не задуматься о руководстве «Форда» — плохо уже то, что они допустили подобное в присутствии журналистов, но журналистов с фотоаппаратами? Черт побери, это уже просто выходит за всякие рамки.
— Да, суд общественного мнения, — согласился Чарльстон. — Это реальность, а современные технологии подняли все на новую ступень. И наших друзей по ту сторону колючей проволоки это беспокоит все больше и больше. Как вам известно, по вашу сторону океана только что начала работать телекомпания Си-эн-эн. Вполне вероятно, это преобразит весь мир. У информации существуют свои пути распространения. Слухи — это уже само по себе достаточно плохо. Их нельзя остановить, и они обладают способностью начинать жить собственной жизнью…
— Но зрительное изображение стоит тысячи слов, не так ли?
— Не знаю, кто первый сказал эти слова, но этот человек явно был не дурак. Особенно они верны в отношении движущегося изображения.
— Я предполагал, мы это используем…
— Ваше начальство относится к этому очень сдержанно. У меня более смелый подход. Совсем несложно попросить сотрудника посольства угостить пинтой пива какого-нибудь журналиста и в разговоре как бы случайно обмолвиться кое о чем. Про журналистов можно сказать одно: если время от времени подкидывать им приличный рассказ, они ведут себя очень пристойно.
— Сэр Бейзил, в Лэнгли прессу ненавидят. Я хочу сказать, ненавидят всеми фибрами души.
— Весьма устарелый подход. Но, с другой стороны, наверное, здесь у нас в руках больше контроля над средствами массовой информации, чем у вас в Америке. И все же, перехитрить журналистов совсем нетрудно, вы не находите?
— Я сам никогда не пробовал. Адмирал Грир говорит, что беседовать с журналистом — все равно что танцевать вместе с ротвейлером. Никогда нельзя быть твердо уверенным, то ли он оближет тебе лицо, то ли вцепится клыками в горло.
— Знаете, а ротвейлеры вовсе не такие уж плохие собаки. Просто надо их хорошо дрессировать.
«Англичане и собаки, — подумал Райан. — Британцы любят домашних животных больше, чем детей.» Сам он не слишком хорошо относился к крупным породам собак. Другое дело лабрадор вроде Эрни. Лабрадоры добрые и спокойные. Салли очень скучает по собаке.
— Итак, Джек, что вы думаете по поводу Польши?
— На мой взгляд, котел будет бурлить до тех пор, пока с него не слетит крышка, после чего начнется чертовская заварушка. Поляки не слишком усердно любят коммунизм. Черт побери, у них в армии есть священники! Крестьяне объединены в добровольные кооперативы, которые торгуют на рынке овощами и ветчиной. Самая популярная телепередача в Польше — «Коджак» 18, ее показывают даже в воскресенье утром, чтобы удержать людей от посещения церкви. Это говорит о двух вещах. Во-первых, народ любит американскую культуру, а, во-вторых, правительство до сих пор боится католической церкови. Польское правительство очень шаткое, и все это прекрасно понимают. Конечно, то, что режим оставил определенные свободы, наверное, в краткосрочном отношении шаг довольно умный; однако фундаментальная проблема заключается в том, что режим является несправедливым в своей сути. А страна, в которой установлен несправедливый режим, не может быть стабильной, сэр. Какой бы сильной она ни казалась, изнутри она поражена гнилью.
Чарльстон задумчиво кивнул.
— Три дня назад в Чекерсе 19я информировал об этом премьер-министра и сказал ей приблизительно то же самое.
Директор Службы внешней разведки помолчал, принимая решение. Затем достал из стопки бумаг на столе папку и протянул ее Райану.
Гриф на обложке гласил: «Совершенно секретно». «Итак, — подумал Джек, — вот все и началось.» У него мелькнула мысль, не научился ли сэр Бейзил плавать, прыгнув с моста в Темзу, после чего он уверовал в то, что лучшего способа учиться плавать не придумаешь.
Раскрыв папку, Райан прочитал, что эта информация поступила от агента по кличке Королек. Определенно, он был поляком, и, судя по содержанию донесения, занимал высокое положение, но то, что он сообщал…
— Проклятие, — заметил Райан. — Этому можно верить?
— Источник очень надежный, Джек. Информация имеет код пятьдесят пять.
Под этим подразумевалось, что достоверность источника оценивалась в пять баллов по пятибалльной шкале, и то же самое было верно в отношении важности информации.
— Кажется, вы католик, Джек.
На самом деле Чарльстон это знал. Просто англичане привыкли формулировать свои мысли неопределенно.
— Колледж иезуитов в Бостоне, Джорджтаун 20, а до того — монахини в пансионе Святого Матфея. Более убежденного католика трудно представить.
— Что вы думаете о новом папе римском?
— Первый не итальянец за четыре столетия, а то и больше: определенно, это что-то говорит. Услышав, что новым папой был избран поляк, я сначала решил, что это кардинал Вышинский из Варшавы — у этого человека мозг гения и хитрость лисицы. А о Войтыле я тогда даже не слышал, но из того, что я прочитал о нем с тех пор, следует, что это очень достойный гражданин. Хороший пастырь, хороший администратор, политически грамотен…
Райан умолк. Он обсуждал главу своей церкови словно обычного политического деятеля, однако его не покидало ощущение, что тут есть нечто большее. В данном случае речь шла о человеке, обладающем непоколебимой верой, которую не смогло бы расколоть или сдвинуть с места даже землетрясение. Другие такие же люди выдвинули его быть предводителем, голосом крупнейшей в мире церкови, к которой, так уж получилось, принадлежал и сам Райан. Этот человек не устрашится ничего; для него пуля наемного убийцы станет лишь ключом, отпирающим двери темницы, пропуском лично к господу богу. И этот человек чувствует руку господа во всех своих деяниях. Его нельзя запугать, заставить свернуть с пути, который он считает истинным.
— Если он действительно написал это письмо, сэр Бейзил, дело нешуточное. Когда оно было доставлено?
— Меньше четырех суток назад. Наш человек нарушил правила, переправив письмо так быстро, но его важность не вызывает никаких сомнений, вы согласны?
«Добро пожаловать в Лондон,» — подумал Райан. Он сразу же попал в воду. В огромный котел, в которых на карикатурах варят миссионеров.
— Ну хорошо, письмо было переправлено в Москву, так?
— По крайней мере, так утверждает наш человек. Итак, сэр Джон, что скажет по этому поводу русский Иван?
И этим вопросом сэр Бейзил Чарльстон разжег огонь под котлом, в который попал Джек.
— Этот вопрос имеет множество граней, — ответил Райан, как можно искуснее уклоняясь от прямого ответа.
Многого он этим не добился.
— Что-нибудь он же должен будет сказать, — заметил Чарльстон, сверля Райана своими карими глазами.
— Ну хорошо. Русским это не понравится. Они увидят в этом угрозу. Вопрос заключается в том, насколько серьезно они к ней отнесутся. Если они вообще поверят этому. Сталин, тот мог бы просто рассмеяться… а может быть, наоборот, предпринял бы какие-то решительные меры. У Сталина была обостренная форма мании преследования, не так ли? — Остановившись, Райан выглянул в окно. Не сгущаются ли на небе дождевые тучи? — Нет, определенно, Сталин как-нибудь ответил бы.
— Вы так полагаете?
Джек понял, что Чарльстон его оценивает. Это напоминало беседу с оппонентами на защите докторской диссертации в университете. Острый, как жало рапиры, ум отца Тима Райли, его дотошные, пытливые вопросы. Сэр Бейзил вел себя мягче, чем суровый, аскетический священник, однако экзамен не становился легче.
— Лев Троцкий не представлял для Сталина никакой угрозы. Его убийство стало следствием сочетания мании преследования и жестокости в чистом виде. Это было личное дело. У Сталина было множество врагов, и он никогда их не прощал. Однако у нынешнего советского руководства не хватит духа пойти на такое.
Чарльстон указал на виднеющийся за толстым стеклом Вестминстерский дворец.
— Мальчик мой, у русских хватило духа убить человека вот на этом самом мосту, меньше пяти лет назад…
— И им поставили это в вину, — напомнил хозяину кабинета Райан.
Тогда вмешались удача и английский врач, знающий свое дело, хотя не было никакого смысла спасать бедняге жизнь. Однако причина смерти все же была установлена, и уличные хулиганы оказались ни при чем.
— И что с того? Вы думаете, русские лишились из-за этой маленькой неприятности сна? — возразил Чарльстон. — А я уверен в обратном.
— И все же, в последнее время русские больше этим не занимаются — по крайней мере, насколько я слышал.
— О да, на такое они решаются только у себя дома, тут я с вами согласен. Вот только Польша для них — свой «дом», находящийся в сфере их влияния.
— Но ведь папа живет в Риме, а Ватикан не находится в сфере их влияния. В конечном счете все сведется к тому, сэр, насколько они будут напуганы. Отец Тим Райли из Джорджтауна, где я защищал докторскую диссертацию, твердил никогда не забывать о том, что все войны начинают напуганные люди. Они боятся войны, но еще больше боятся того, что произойдет, если война не начнется. Итак, как я уже говорил, вопрос сводится к тому, насколько серьезной посчитают угрозу русские и насколько серьезно они к ней отнесутся. Что касается первой части, я с вами согласен. Не думаю, чтобы речь шла о пустых обещаниях. Учитывая характер папы, то, через что ему довелось пройти, его личное мужество — нет, тут не может быть никаких сомнений. Так что угроза реальная. Но остается главный вопрос: как оценить то, насколько серьезной ее посчитают русские…
— Продолжайте, — мягко подтолкнул его директор Службы внешней разведки.
— Если у них хватит ума распознать истинный смысл этого письма… да, сэр, на их месте я бы очень встревожился… быть может, даже немного испугался. Хоть Советы и считают себя сверхдержавой, равной Америке, в глубине души они сознают, что их власть не является легитимной. Киссинджер 21читал нам в Джорджтауне лекцию… — Откинувшись назад, Джек закрыл глаза, восстанавливая в памяти то событие. — Он упомянул об этом в самом конце, говоря о характере советских лидеров. Брежнев показывал ему какое-то здание в Кремле, где должна была состояться последняя встреча с Никсоном. Так вот, он снимал со скульптур чехлы, показывая, что все начищено и вымыто в преддверии визита. А у меня тогда мелькнула мысль: зачем все это? Я хочу сказать, ведь в Кремле есть горничные и другая прислуга. Так зачем же было подчеркнуто показывать порядок Киссенджеру? Наверное, все дело в чувстве собственной неполноценности, какой-то фундаментальной уязвимости. Нам постоянно твердят, что русские — гиганты десяти футов роста, но я этому не верю. И чем больше я о них узнаю, тем менее грозными противниками они мне кажутся. Мы с адмиралом Гриром горячо спорили по этому поводу в течение последних двух месяцев. У русских огромная армия. Их разведывательные службы действуют первоклассно. Советский Союз большой. Большой, страшный медведь, как в свое время говорил Мухаммед Али, но, полагаю, вам известно, что Али дважды победил медведя 22, не так ли?
На самом деле, за этими весьма витиеватыми рассуждениями скрывается простой ответ: «Да, сэр, на мой взгляд, письмо напугает русских.» Однако остается вопрос: напугает ли оно их в достаточной степени для того, чтобы предпринять какие-то действия?
Райан покачал головой.
— Возможно, да, однако в настоящий момент у нас недостаточно данных. Если русские все же решат нажать на красную кнопку, будем ли мы знать об этом заранее?
Чарльстон ждал, что он задаст ему этот вопрос.
— Конечно, надеяться на это надо, однако полной уверенности быть не может.
— За тот год, что я провел в Лэнгли, у меня сложилось впечатление, что наши знания о предмете в каких-то аспектах являются глубокими, но узкими, в других — обширными, но поверхностными. Я еще не встречал тех, кто чувствует себя уютно, анализируя информацию о Советском Союзе. Впрочем, это не совсем верно. Такие специалисты у нас есть, однако их выводы и заключения, по крайней мере, для меня, не являются надежными. Как, например, те материалы относительно экономики…
— Джеймс посвятил вас в это? — сэр Бейзил не смог скрыть свое удивление.
— В течение первых двух месяцев адмирал гонял меня по всем углам. Свой первый диплом я получил, окончив экономический факультет Бостонского колледжа. Экзамен на ДБ я сдал перед тем, как поступить на службу в морскую пехоту. ДБ — это дипломированный бухгалтер; у вас, в Англии это называется как-то по-другому. Затем, после службы в морской пехоте я неплохо проявил себя на фондовом рынке, а затем защитил докторскую диссертацию и занялся преподавательской деятельностью.
— Сколько вы точно заработали на Уолл-стрит?
— За время работы в «Меррил Линч»? О, что-то между шестью и семью миллионами. В основном, на акциях Чикагской и Северо-Западной железных дорог. Мой дядя Марио, брат матери, сказал, что работники собираются выкупить акции и попытаться снова сделать железную дорогу прибыльным предприятием. Присмотревшись внимательно, я пришел к выводу, что мне это нравится. Мои вложения вернулись в двадцатитрехкратном размере. Я пожалел, что не вложил больше, но в «Меррил Линч» меня научили быть в таких вопросах консервативным. Кстати, я никогда не работал в Нью-Йорке. Все это время я провел в балтиморском отделении. В любом случае, деньги по-прежнему вложены в акции, а фондовый рынок в настоящий момент выглядит очень стабильным. Я до сих пор время от времени поигрываю на нем. Занятие это очень увлекательное. Невозможно знать наперед, где встретишь удачу.
— Полностью с вами согласен. Да, кстати, если приглядите что-нибудь привлекательное, дайте мне знать.
— Комиссионные я с вас не возьму — но и никаких гарантий не дам, — пошутил Райан.
— К гарантиям я не привык, Джек, — только не в нашем проклятом ремесле. Я собираюсь ввести вас в рабочую группу, которая занимается Россией. Руководит ей Саймон Хардинг. Выпускник Оксфорда, докторская диссертация по русской литературе. Вы будете видеть почти все, что видит Хардинг — все, за исключением источников информации…
Райан остановил его, подняв руки.
— Сэр Бейзил, я не хочу ничего знать. Мне это не нужно, а лишняя информация не даст мне спокойно спать ночью. Мне нужны лишь голые факты. Я предпочитаю делать выводы самостоятельно. Этот ваш Хардинг умен? — подчеркнуто бесцеремонно спросил Райан.
— Очень умен. Вероятно, вам уже приходилось знакомиться с тем, что выходило из-под его рук. Это он проводил оценку личности Юрия Андропова, результаты которой мы передали вам два года назад.
— Да, я действительно ознакомился с ними. Согласен, работа была выполнена неплохо. Насколько я понял, этот Хардинг — дипломированный «мозговед»?
— Саймон действительно изучал психологию, но недостаточно для того, чтобы получить диплом. У него очень светлая голова. Жена у него художница, пишет картины. Очаровательная дама.
— Мне приступить к работе прямо сейчас?
— А почему бы и нет? Меня ждут дела. Пойдемте, я провожу вас.
Это оказалось совсем недалеко. Райан сразу же выяснил, что ему предстоит работать в кабинете, расположенном на последнем этаже. Для него это стало большим сюрпризом. В Лэнгли путь на седьмой этаж занимает долгие годы и нередко сопровождается карабканьем через окровавленные трупы. Джек рассудил, что кто-то считает его очень умным.
Кабинет Саймона Хардинга не производил особого впечатления. Два окна, выходящих на берег Темзы, застроенный двух— и трехэтажными кирпичными зданиями. Самому Хардингу было около сорока; бледный, светловолосый, с ярко-голубыми глазами. Он был в расстегнутом жилете — или, как его здесь называли, жилетке, — и в неказистом галстуке. Его стол был завален папками, окантованными полосатыми ленточками — единое обозначение секретных материалов.
— Вы, должно быть, сэр Джон, — сказал Хардинг, откладывая в пепельницу трубку из верескового дерева.
— Зовите меня Джеком, — поправил его Райан. — Право, мне как-то неловко выдавать себя за рыцаря. К тому же, у меня все равно нет коня и доспехов.
Джек крепко пожал руку своему новому коллеге. У Хардинга были маленькие, костлявые руки, однако его голубые глаза светились умом.
— Саймон, вручаю его твоим заботам.
Произнеся это напутствие, сэр Бейзил тотчас же ушел.
В кабинете уже был установлен дополнительный стол, подозрительно чистый, а перед ним — крутящееся кресло. Джек уселся в кресло, попробовал, удобное ли оно. Вероятно, в кабинете будет тесновато, но не слишком. На столе стоял телефон, а под ним в плоской коробке — шифратор, позволяющий вести закрытые разговоры. У Райана мелькнула мысль: это устройство надежно так же, как шифратор СТУ, которым он пользовался в Лэнгли? Английский Центр правительственной связи, расположенный в Челтенхэме, работал в тесном взаимодействии с АНБ 23, и, возможно, внутри разных пластмассовых коробок находилась одинаковая начинка. Ему придется постоянно напоминать себе, что он находится в другой стране. Райан надеялся, что это будет не слишком сложно. Здесь все говорят как-то непривычно, с придыханием и растягивая гласные, однако американские фильмы и глобальное телевидение медленно, но верно подстраивают классический английский язык под его американскую разновидность.
Не успел Джек прикоснуться к креслу, как во вращающихся дверях появилась знакомая фигура.
— Здравствуйте, Джек!
— Добрый день, сэр Бейзил!
Джек встал, протягивая руку.
— Не ожидал увидеть вас сегодня.
— Я решил дать Кэти возможность разобрать вещи. К тому же, она все равно меня до этого не допустит.
— Да, у нас, у мужчин, тоже есть свои ограничения, не так ли?
Сэр Бейзил Чарльстон приближался к пятидесяти; высокий и царственно худой, как однажды выразился один поэт, он обладал темно-каштановыми волосами, еще не тронутыми сединой. Его карие глаза ярко светились, а надетый на нем костюм, серая шерсть в белую «елочку», не отличался дешевизной. В целом глава службы разведки походил на преуспевающего лондонского банкира. И действительно, семейство Чарльстонов было тесно связано с финансами, однако Бейзил быстро пришел к выводу, что на этом поле ему не удастся полностью раскрыть свои способности, поэтому он решил посвятить знания, полученные в Кембридже, служению родине, сначала в качестве рядового оперативного сотрудника разведки, а затем уже как руководитель разведывательного ведомства. Джеку было известно, что Джеймс Грир, как и судья Мур, любили и уважали сэра Бейзила. Сам он познакомился с Чарльстоном в прошлом году, вскоре после своего ранения, и тогда же узнал о том, как высоко сэр Бейзил оценил изобретенную им «ловушку для канареек», именно после которой на Райана обратили внимание в Лэнгли. Судя по всему, сам Бейзил с помощью этого изобретения заткнул несколько очень неприятных протечек в собственном ведомстве.
— Пойдемте, Джек. Первым делом нужно вас как следует облачить.
Сэр Бейзил имел в виду не костюм Джека. Модель от Сэвайл-Роу 16, стоимостью он не уступал костюму самого главы Службы внешней разведки. Нет, под этим приглашением подразумевался визит в отдел кадров.
Всю процедуру упростило присутствие Си, как неофициально именовалась должность Бейзила Чарльстона. Отпечатки пальцев Райана уже переправили из Лэнгли, и теперь осталось только сделать фотографию и наклеить ее на карточку-пропуск, отпирающую все электронные турникеты, подобные тем, которые установлены в штаб-квартире ЦРУ. Си проверил карточку в техническом турникете, установленном в лаборатории, и убедился, что она работает. После этого они с Джеком поднялись на лифте в просторный угловой кабинет главы ведомства.
Он оказался гораздо более вместительным, чем узкая, длинная комната, которой приходилось довольствоваться судье Муру. Из окон открывался вид на Темзу и Вестминстерский дворец. Директор Службы внешней разведки жестом предложил Райану удобное кожаное кресло.
— Итак, каковы первые впечатления? — спросил Чарльстон.
— Пока что ничего особенно болезненного. Кэти до сих пор еще не ездила в клинику, но Берни, ее руководитель в университете Гопкинса, говорит, что здешний главный врач — отличный парень.
— Да, у клиники Хаммерсмита неплохая репутация, а доктор Бирд считается лучшим глазным хирургом Великобритании. Встречаться с ним лично мне не приходилось, но, судя по отзывам, он замечательный человек. Рыбак, обожает удить форель в речках горной Шотландии. Женат, трое сыновей, старший — лейтенант в гвардейском Колдстримском полку.
— Вы и его проверили? — недоверчиво спросил Джек.
— Бдительность никогда не бывает чрезмерной, Джек. Не забывайте, кое-кто из наших кузенов по ту сторону Ирландского моря не слишком вас жалует.
— С этим будут какие-нибудь проблемы?
Чарльстон покачал головой.
— Крайне маловероятно. Помогая справиться с террористами из АОО 17, вы тем самым, скорее всего, спасли жизнь кое-кому из Политического крыла Ирландской республиканской армии. Пока что тут еще не все ясно, но этим делом занимается служба безопасности. Мы с ней почти не общаемся — по крайней мере, в тех вопросах, которые имеют к вам прямое отношение.
После этих слов Джек наконец задал вопрос, который его давно мучил:
— Да, сэр Бейзил, а чем именно мне придется здесь заниматься?
— А разве Джеймс вам ничего не говорил? — удивился Чарльстон.
— Ничего определенного. Как я уже успел убедиться, он большой любитель сюрпризов.
— Что ж, деятельность объединенной рабочей группы будет в основном сосредоточена на наших советских друзьях. У нас есть несколько очень неплохих источников. Как и у вас, ребята. Идея состоит в том, чтобы поделиться друг с другом информацией и улучшить общую картину.
— Информацией. Не источниками, — заметил Райан.
Чарльстон понимающе улыбнулся.
— Полагаю, вам не нужно объяснять, что каждая разведка очень бережно относится к своим источникам.
Джеку это было хорошо известно. Больше того, он сам практически ничего не знал об источниках ЦРУ. Это были самые строго охраняемые тайны Управления, и, несомненно, здесь, в Англии все обстояло так же. Источники информации были живыми людьми, и одно неосторожное слово могло стоить им жизни. Разведывательные службы ценили источники в основном за ту информацию, которую они поставляли, а человеческая жизнь шла на втором месте — в конце концов, разведка была в первую очередь работой, — но рано или поздно руководство все же начинало думать об источниках, об их семьях, гадать, что они представляют из себя в жизни. «В основном, выпивка,» — подумал Райан. Особенно это было верно в отношении русских. Средний советский человек употреблял столько спиртного, что по американским меркам он считался бы алкоголиком.
— Здесь не возникнет никаких трудностей, сэр. Мне не известны ни фамилии, ни данные ни одного из источников ЦРУ в Советском Союзе. Ни одного, — подчеркнул Райан.
Это не совсем соответствовало истине. Разумеется, ему никто ничего не говорил, однако многое можно было определить по характеру передаваемой информации, по тому, как цитировал чужие слова источник, мужчина или женщина — в основном, это были мужчины, однако в некоторых случаях у Райана возникали сомнения. Эту захватывающую игру вели все аналитики, практически всегда только в своих мыслях, хотя иногда Райан высказывал кое-какие соображения своему непосредственному начальнику адмиралу Джиму Гриру. Как правило, зам по РА-работе лишь ограничивался предостережениями не рассуждать слишком громко, однако пару раз адмирал смущенно заморгал, и это открыло Райану значительно больше, чем хотел сообщить ему его начальник. Впрочем, Джек понимал, что его пригласили работать в Управление именно за его аналитические способности. Никому не было нужно, чтобы он отключал их, хотя бы на время. Как только поступаемая от источника информация становилась странной, это сразу же говорило о том, что с источником не все в порядке: его взяли или у него что-то случилось с головой.
— Однако, адмирала интересует один вопрос…
— Какой? — спросил глава Службы внешней разведки.
— Польша. Нам кажется, что там заваривается серьезная каша, и мы хотим узнать, насколько далеко все зайдет — то есть, каковы будут последствия.
— Нас тоже это очень волнует, Джек. — Задумчивый кивок. Об этом говорили многие — особенно газетчики в пивных на Флит-стрит. А у газетчиков тоже есть свои источники информации, и в некоторых случаях ничуть не хуже, чем у разведки. — И что думает по этому поводу Джеймс?
— Нам обоим пришло на память одно событие, случившееся в тридцатые годы. — Откинувшись на спинку кресла, Райан устроился поудобнее. — Я имею в виду профсоюз рабочих автомобильной промышленности. Когда отделение профсоюза создавалось на заводах «Форд», возникли большие неприятности. Очень большие. В итоге руководство «Форд» наняло громил, чтобы те хорошенько поработали с зачинщиками. Я помню снимки, сделанные — кем же? — Джек на мгновение задумался. — Кажется, Уолтером Рейтером? В общем, кем-то из известных фотографов. Они тогда были опубликованы в журнале «Лайф». Вот громилы разговаривают с организаторами профсоюза. На первых снимках противники улыбаются друг другу, как всегда бывает перед тем, как засучить рукава; затем начинается потасовка. И тут нельзя не задуматься о руководстве «Форда» — плохо уже то, что они допустили подобное в присутствии журналистов, но журналистов с фотоаппаратами? Черт побери, это уже просто выходит за всякие рамки.
— Да, суд общественного мнения, — согласился Чарльстон. — Это реальность, а современные технологии подняли все на новую ступень. И наших друзей по ту сторону колючей проволоки это беспокоит все больше и больше. Как вам известно, по вашу сторону океана только что начала работать телекомпания Си-эн-эн. Вполне вероятно, это преобразит весь мир. У информации существуют свои пути распространения. Слухи — это уже само по себе достаточно плохо. Их нельзя остановить, и они обладают способностью начинать жить собственной жизнью…
— Но зрительное изображение стоит тысячи слов, не так ли?
— Не знаю, кто первый сказал эти слова, но этот человек явно был не дурак. Особенно они верны в отношении движущегося изображения.
— Я предполагал, мы это используем…
— Ваше начальство относится к этому очень сдержанно. У меня более смелый подход. Совсем несложно попросить сотрудника посольства угостить пинтой пива какого-нибудь журналиста и в разговоре как бы случайно обмолвиться кое о чем. Про журналистов можно сказать одно: если время от времени подкидывать им приличный рассказ, они ведут себя очень пристойно.
— Сэр Бейзил, в Лэнгли прессу ненавидят. Я хочу сказать, ненавидят всеми фибрами души.
— Весьма устарелый подход. Но, с другой стороны, наверное, здесь у нас в руках больше контроля над средствами массовой информации, чем у вас в Америке. И все же, перехитрить журналистов совсем нетрудно, вы не находите?
— Я сам никогда не пробовал. Адмирал Грир говорит, что беседовать с журналистом — все равно что танцевать вместе с ротвейлером. Никогда нельзя быть твердо уверенным, то ли он оближет тебе лицо, то ли вцепится клыками в горло.
— Знаете, а ротвейлеры вовсе не такие уж плохие собаки. Просто надо их хорошо дрессировать.
«Англичане и собаки, — подумал Райан. — Британцы любят домашних животных больше, чем детей.» Сам он не слишком хорошо относился к крупным породам собак. Другое дело лабрадор вроде Эрни. Лабрадоры добрые и спокойные. Салли очень скучает по собаке.
— Итак, Джек, что вы думаете по поводу Польши?
— На мой взгляд, котел будет бурлить до тех пор, пока с него не слетит крышка, после чего начнется чертовская заварушка. Поляки не слишком усердно любят коммунизм. Черт побери, у них в армии есть священники! Крестьяне объединены в добровольные кооперативы, которые торгуют на рынке овощами и ветчиной. Самая популярная телепередача в Польше — «Коджак» 18, ее показывают даже в воскресенье утром, чтобы удержать людей от посещения церкви. Это говорит о двух вещах. Во-первых, народ любит американскую культуру, а, во-вторых, правительство до сих пор боится католической церкови. Польское правительство очень шаткое, и все это прекрасно понимают. Конечно, то, что режим оставил определенные свободы, наверное, в краткосрочном отношении шаг довольно умный; однако фундаментальная проблема заключается в том, что режим является несправедливым в своей сути. А страна, в которой установлен несправедливый режим, не может быть стабильной, сэр. Какой бы сильной она ни казалась, изнутри она поражена гнилью.
Чарльстон задумчиво кивнул.
— Три дня назад в Чекерсе 19я информировал об этом премьер-министра и сказал ей приблизительно то же самое.
Директор Службы внешней разведки помолчал, принимая решение. Затем достал из стопки бумаг на столе папку и протянул ее Райану.
Гриф на обложке гласил: «Совершенно секретно». «Итак, — подумал Джек, — вот все и началось.» У него мелькнула мысль, не научился ли сэр Бейзил плавать, прыгнув с моста в Темзу, после чего он уверовал в то, что лучшего способа учиться плавать не придумаешь.
Раскрыв папку, Райан прочитал, что эта информация поступила от агента по кличке Королек. Определенно, он был поляком, и, судя по содержанию донесения, занимал высокое положение, но то, что он сообщал…
— Проклятие, — заметил Райан. — Этому можно верить?
— Источник очень надежный, Джек. Информация имеет код пятьдесят пять.
Под этим подразумевалось, что достоверность источника оценивалась в пять баллов по пятибалльной шкале, и то же самое было верно в отношении важности информации.
— Кажется, вы католик, Джек.
На самом деле Чарльстон это знал. Просто англичане привыкли формулировать свои мысли неопределенно.
— Колледж иезуитов в Бостоне, Джорджтаун 20, а до того — монахини в пансионе Святого Матфея. Более убежденного католика трудно представить.
— Что вы думаете о новом папе римском?
— Первый не итальянец за четыре столетия, а то и больше: определенно, это что-то говорит. Услышав, что новым папой был избран поляк, я сначала решил, что это кардинал Вышинский из Варшавы — у этого человека мозг гения и хитрость лисицы. А о Войтыле я тогда даже не слышал, но из того, что я прочитал о нем с тех пор, следует, что это очень достойный гражданин. Хороший пастырь, хороший администратор, политически грамотен…
Райан умолк. Он обсуждал главу своей церкови словно обычного политического деятеля, однако его не покидало ощущение, что тут есть нечто большее. В данном случае речь шла о человеке, обладающем непоколебимой верой, которую не смогло бы расколоть или сдвинуть с места даже землетрясение. Другие такие же люди выдвинули его быть предводителем, голосом крупнейшей в мире церкови, к которой, так уж получилось, принадлежал и сам Райан. Этот человек не устрашится ничего; для него пуля наемного убийцы станет лишь ключом, отпирающим двери темницы, пропуском лично к господу богу. И этот человек чувствует руку господа во всех своих деяниях. Его нельзя запугать, заставить свернуть с пути, который он считает истинным.
— Если он действительно написал это письмо, сэр Бейзил, дело нешуточное. Когда оно было доставлено?
— Меньше четырех суток назад. Наш человек нарушил правила, переправив письмо так быстро, но его важность не вызывает никаких сомнений, вы согласны?
«Добро пожаловать в Лондон,» — подумал Райан. Он сразу же попал в воду. В огромный котел, в которых на карикатурах варят миссионеров.
— Ну хорошо, письмо было переправлено в Москву, так?
— По крайней мере, так утверждает наш человек. Итак, сэр Джон, что скажет по этому поводу русский Иван?
И этим вопросом сэр Бейзил Чарльстон разжег огонь под котлом, в который попал Джек.
— Этот вопрос имеет множество граней, — ответил Райан, как можно искуснее уклоняясь от прямого ответа.
Многого он этим не добился.
— Что-нибудь он же должен будет сказать, — заметил Чарльстон, сверля Райана своими карими глазами.
— Ну хорошо. Русским это не понравится. Они увидят в этом угрозу. Вопрос заключается в том, насколько серьезно они к ней отнесутся. Если они вообще поверят этому. Сталин, тот мог бы просто рассмеяться… а может быть, наоборот, предпринял бы какие-то решительные меры. У Сталина была обостренная форма мании преследования, не так ли? — Остановившись, Райан выглянул в окно. Не сгущаются ли на небе дождевые тучи? — Нет, определенно, Сталин как-нибудь ответил бы.
— Вы так полагаете?
Джек понял, что Чарльстон его оценивает. Это напоминало беседу с оппонентами на защите докторской диссертации в университете. Острый, как жало рапиры, ум отца Тима Райли, его дотошные, пытливые вопросы. Сэр Бейзил вел себя мягче, чем суровый, аскетический священник, однако экзамен не становился легче.
— Лев Троцкий не представлял для Сталина никакой угрозы. Его убийство стало следствием сочетания мании преследования и жестокости в чистом виде. Это было личное дело. У Сталина было множество врагов, и он никогда их не прощал. Однако у нынешнего советского руководства не хватит духа пойти на такое.
Чарльстон указал на виднеющийся за толстым стеклом Вестминстерский дворец.
— Мальчик мой, у русских хватило духа убить человека вот на этом самом мосту, меньше пяти лет назад…
— И им поставили это в вину, — напомнил хозяину кабинета Райан.
Тогда вмешались удача и английский врач, знающий свое дело, хотя не было никакого смысла спасать бедняге жизнь. Однако причина смерти все же была установлена, и уличные хулиганы оказались ни при чем.
— И что с того? Вы думаете, русские лишились из-за этой маленькой неприятности сна? — возразил Чарльстон. — А я уверен в обратном.
— И все же, в последнее время русские больше этим не занимаются — по крайней мере, насколько я слышал.
— О да, на такое они решаются только у себя дома, тут я с вами согласен. Вот только Польша для них — свой «дом», находящийся в сфере их влияния.
— Но ведь папа живет в Риме, а Ватикан не находится в сфере их влияния. В конечном счете все сведется к тому, сэр, насколько они будут напуганы. Отец Тим Райли из Джорджтауна, где я защищал докторскую диссертацию, твердил никогда не забывать о том, что все войны начинают напуганные люди. Они боятся войны, но еще больше боятся того, что произойдет, если война не начнется. Итак, как я уже говорил, вопрос сводится к тому, насколько серьезной посчитают угрозу русские и насколько серьезно они к ней отнесутся. Что касается первой части, я с вами согласен. Не думаю, чтобы речь шла о пустых обещаниях. Учитывая характер папы, то, через что ему довелось пройти, его личное мужество — нет, тут не может быть никаких сомнений. Так что угроза реальная. Но остается главный вопрос: как оценить то, насколько серьезной ее посчитают русские…
— Продолжайте, — мягко подтолкнул его директор Службы внешней разведки.
— Если у них хватит ума распознать истинный смысл этого письма… да, сэр, на их месте я бы очень встревожился… быть может, даже немного испугался. Хоть Советы и считают себя сверхдержавой, равной Америке, в глубине души они сознают, что их власть не является легитимной. Киссинджер 21читал нам в Джорджтауне лекцию… — Откинувшись назад, Джек закрыл глаза, восстанавливая в памяти то событие. — Он упомянул об этом в самом конце, говоря о характере советских лидеров. Брежнев показывал ему какое-то здание в Кремле, где должна была состояться последняя встреча с Никсоном. Так вот, он снимал со скульптур чехлы, показывая, что все начищено и вымыто в преддверии визита. А у меня тогда мелькнула мысль: зачем все это? Я хочу сказать, ведь в Кремле есть горничные и другая прислуга. Так зачем же было подчеркнуто показывать порядок Киссенджеру? Наверное, все дело в чувстве собственной неполноценности, какой-то фундаментальной уязвимости. Нам постоянно твердят, что русские — гиганты десяти футов роста, но я этому не верю. И чем больше я о них узнаю, тем менее грозными противниками они мне кажутся. Мы с адмиралом Гриром горячо спорили по этому поводу в течение последних двух месяцев. У русских огромная армия. Их разведывательные службы действуют первоклассно. Советский Союз большой. Большой, страшный медведь, как в свое время говорил Мухаммед Али, но, полагаю, вам известно, что Али дважды победил медведя 22, не так ли?
На самом деле, за этими весьма витиеватыми рассуждениями скрывается простой ответ: «Да, сэр, на мой взгляд, письмо напугает русских.» Однако остается вопрос: напугает ли оно их в достаточной степени для того, чтобы предпринять какие-то действия?
Райан покачал головой.
— Возможно, да, однако в настоящий момент у нас недостаточно данных. Если русские все же решат нажать на красную кнопку, будем ли мы знать об этом заранее?
Чарльстон ждал, что он задаст ему этот вопрос.
— Конечно, надеяться на это надо, однако полной уверенности быть не может.
— За тот год, что я провел в Лэнгли, у меня сложилось впечатление, что наши знания о предмете в каких-то аспектах являются глубокими, но узкими, в других — обширными, но поверхностными. Я еще не встречал тех, кто чувствует себя уютно, анализируя информацию о Советском Союзе. Впрочем, это не совсем верно. Такие специалисты у нас есть, однако их выводы и заключения, по крайней мере, для меня, не являются надежными. Как, например, те материалы относительно экономики…
— Джеймс посвятил вас в это? — сэр Бейзил не смог скрыть свое удивление.
— В течение первых двух месяцев адмирал гонял меня по всем углам. Свой первый диплом я получил, окончив экономический факультет Бостонского колледжа. Экзамен на ДБ я сдал перед тем, как поступить на службу в морскую пехоту. ДБ — это дипломированный бухгалтер; у вас, в Англии это называется как-то по-другому. Затем, после службы в морской пехоте я неплохо проявил себя на фондовом рынке, а затем защитил докторскую диссертацию и занялся преподавательской деятельностью.
— Сколько вы точно заработали на Уолл-стрит?
— За время работы в «Меррил Линч»? О, что-то между шестью и семью миллионами. В основном, на акциях Чикагской и Северо-Западной железных дорог. Мой дядя Марио, брат матери, сказал, что работники собираются выкупить акции и попытаться снова сделать железную дорогу прибыльным предприятием. Присмотревшись внимательно, я пришел к выводу, что мне это нравится. Мои вложения вернулись в двадцатитрехкратном размере. Я пожалел, что не вложил больше, но в «Меррил Линч» меня научили быть в таких вопросах консервативным. Кстати, я никогда не работал в Нью-Йорке. Все это время я провел в балтиморском отделении. В любом случае, деньги по-прежнему вложены в акции, а фондовый рынок в настоящий момент выглядит очень стабильным. Я до сих пор время от времени поигрываю на нем. Занятие это очень увлекательное. Невозможно знать наперед, где встретишь удачу.
— Полностью с вами согласен. Да, кстати, если приглядите что-нибудь привлекательное, дайте мне знать.
— Комиссионные я с вас не возьму — но и никаких гарантий не дам, — пошутил Райан.
— К гарантиям я не привык, Джек, — только не в нашем проклятом ремесле. Я собираюсь ввести вас в рабочую группу, которая занимается Россией. Руководит ей Саймон Хардинг. Выпускник Оксфорда, докторская диссертация по русской литературе. Вы будете видеть почти все, что видит Хардинг — все, за исключением источников информации…
Райан остановил его, подняв руки.
— Сэр Бейзил, я не хочу ничего знать. Мне это не нужно, а лишняя информация не даст мне спокойно спать ночью. Мне нужны лишь голые факты. Я предпочитаю делать выводы самостоятельно. Этот ваш Хардинг умен? — подчеркнуто бесцеремонно спросил Райан.
— Очень умен. Вероятно, вам уже приходилось знакомиться с тем, что выходило из-под его рук. Это он проводил оценку личности Юрия Андропова, результаты которой мы передали вам два года назад.
— Да, я действительно ознакомился с ними. Согласен, работа была выполнена неплохо. Насколько я понял, этот Хардинг — дипломированный «мозговед»?
— Саймон действительно изучал психологию, но недостаточно для того, чтобы получить диплом. У него очень светлая голова. Жена у него художница, пишет картины. Очаровательная дама.
— Мне приступить к работе прямо сейчас?
— А почему бы и нет? Меня ждут дела. Пойдемте, я провожу вас.
Это оказалось совсем недалеко. Райан сразу же выяснил, что ему предстоит работать в кабинете, расположенном на последнем этаже. Для него это стало большим сюрпризом. В Лэнгли путь на седьмой этаж занимает долгие годы и нередко сопровождается карабканьем через окровавленные трупы. Джек рассудил, что кто-то считает его очень умным.
Кабинет Саймона Хардинга не производил особого впечатления. Два окна, выходящих на берег Темзы, застроенный двух— и трехэтажными кирпичными зданиями. Самому Хардингу было около сорока; бледный, светловолосый, с ярко-голубыми глазами. Он был в расстегнутом жилете — или, как его здесь называли, жилетке, — и в неказистом галстуке. Его стол был завален папками, окантованными полосатыми ленточками — единое обозначение секретных материалов.
— Вы, должно быть, сэр Джон, — сказал Хардинг, откладывая в пепельницу трубку из верескового дерева.
— Зовите меня Джеком, — поправил его Райан. — Право, мне как-то неловко выдавать себя за рыцаря. К тому же, у меня все равно нет коня и доспехов.
Джек крепко пожал руку своему новому коллеге. У Хардинга были маленькие, костлявые руки, однако его голубые глаза светились умом.
— Саймон, вручаю его твоим заботам.
Произнеся это напутствие, сэр Бейзил тотчас же ушел.
В кабинете уже был установлен дополнительный стол, подозрительно чистый, а перед ним — крутящееся кресло. Джек уселся в кресло, попробовал, удобное ли оно. Вероятно, в кабинете будет тесновато, но не слишком. На столе стоял телефон, а под ним в плоской коробке — шифратор, позволяющий вести закрытые разговоры. У Райана мелькнула мысль: это устройство надежно так же, как шифратор СТУ, которым он пользовался в Лэнгли? Английский Центр правительственной связи, расположенный в Челтенхэме, работал в тесном взаимодействии с АНБ 23, и, возможно, внутри разных пластмассовых коробок находилась одинаковая начинка. Ему придется постоянно напоминать себе, что он находится в другой стране. Райан надеялся, что это будет не слишком сложно. Здесь все говорят как-то непривычно, с придыханием и растягивая гласные, однако американские фильмы и глобальное телевидение медленно, но верно подстраивают классический английский язык под его американскую разновидность.