Клэнси Том. Красный кролик

   Но музыка служила лишь фоном, помогающим думать. Густые брови Юрия Владимировича Андропова, нависшие над карими глазами, и квадратный подбородок выдавали смешение различных народов, однако разум его был чисто русским, то есть частично византийским, частично татарским, частично монгольским, сосредоточенным на достижении любыми путями своих целей. Последних у Андропова было много, но одна из них затмевала собой все остальные: он хотел стать главой Советского Союза. Страну необходимо срочно спасать, и Андропову, как никому другому, было известно, насколько серьезен груз накопившихся проблем. Одно из преимуществ председателя Комитета государственной безопасности заключалось в том, что для него практически не существовало никаких тайн — и это в государстве, изобилующем ложью, где ложь превратилась в высшую степень искусства. Особенно это было верно в отношении советской экономики. Командно-распределительная система, на которой стоял этот дряблый колосс, означала, что каждый завод — и каждый директор завода — имел перед собой четкий план, который требовалось выполнить во что бы то ни стало. Этот план мог быть реалистическим, а мог и не быть. Это не имело значения. Значение имело только то, что выполнение плана обеспечивалось драконовскими методами. Разумеется, не такими драконовскими, как раньше. В тридцатые и сороковые годы невыполнение пятилетнего плана запросто могло привести к смертному приговору, приведенному в исполнение в этом самом здании, потому что те, кто не мог выполнить план, объявлялись «вредителями», саботажниками, врагами народа, изменниками Родины — и это в стране, в которой государственная измена считалась самым тяжким преступлением.
   Поэтому и наказание за подобные преступления было самым суровым: как правило, пуля 44-го калибра из старого револьвера «смит-вессон», закупленного царским правительством в Америке.
   Как следствие этого, многие руководители промышленных предприятий усвоили, что если нельзя выполнить установки пятилетнего плана на деле, нужно выполнить их на бумаге и тем самым продлить себе жизнь, украшенную многочисленными привилегиями, обусловленными высокой должностью. А информация об истинном положении дел, как правило, терялась в запутанной бюрократической машине, доставшейся в наследство от царского режима и разросшейся при марксизме-ленинизме до исполинских размеров. Андропов сознавал, что и его собственное ведомство заражено тем же недугом. Он мог сказать какие-то слова, даже произнести их громовым голосом, но это еще совсем не означало, что они приведут к какому-либо реальному результату. Иногда все же это действительно происходило — надо сказать, в последнее время все чаще и чаще, потому что Юрий Владимирович завел личную книгу напоминаний и стал приблизительно через неделю проверять, как исполняются его распоряжения. И постепенно его ведомство начало меняться.
   Но никуда нельзя было деться от того обстоятельства, что даже своими решительными мерами Андропову не удалось справиться со всеобщей пассивностью. С этим ничего не смог бы поделать и сам Сталин, восстань он из мертвых — а этого не хотел никто. Эта болезнь пробралась на самый верх партийной иерархии. Политбюро влияло на руководство страной не больше, чем правление колхоза «Рассвет». Взбираясь на вершину пирамиды власти, Андропов убеждался, что никто так и не научился заботиться об эффективности общего дела, в результате чего каждое действие сопровождалось многозначительным кивком или подмигиванием, подразумевавшим, что на самом деле все это совершенно неважно.
   И поскольку в действительности никакого продвижения вперед практически не было, задача выявлять и исправлять все ошибки постепенно перешла к Андропову и подвластному ему ведомству. Если государственные учреждения не могут самостоятельно выдать то, что от них требуется, значит, КГБ похитит необходимые результаты у тех, у кого они имеются. Шпионское ведомство Андропова и его родной брат ГРУ, Главное разведывательное управление Министерства обороны похищали на Западе самые различные разработки в военной отрасли. «Мои люди действуют настолько эффективно, — мрачно подумал Андропов, — что, случается, советские летчики погибают от тех же самых конструктивных просчетов, от которых за несколько лет до этого гибли летчики американские.»
   И в этом заключалась главная проблема. Как бы эффективно ни действовал КГБ, самые впечатляющие успехи лишь обеспечивали то, что Советский Союз отставал от Запада в лучшем случае на пять лет. Кроме того, Андропову и его агентам было не под силу похитить на Западе контроль качества производства, который делал возможным создание самых современных образцов вооружения. Андропов печально подумал: сколько раз его люди доставали в Америке и других западных странах новейшие технические разработки, после чего выяснялось, что советская промышленность просто не в силах их воспроизвести?
   И именно это ему предстояло исправить в первую же очередь. В сравнении с этой задачей бледнеют мифические подвиги Геракла, подумал Андропов, гася сигарету. Преобразовать страну? На Красной площади в Мавзолее хранилась в качестве своеобразного коммунистического божества мумия Ленина, останки человека, преобразовавшего Россию из отсталого монархического государства в… в отсталое социалистическое государство. Советское правительство относилось с презрением ко всем странам, которые пробовали сочетать капитализм с социализмом — за одним маленьким исключением: КГБ пытался похищать все сколь-нибудь важное и у них. Запад редко бывал готов проливать кровь и тратить большие деньги для того, чтобы получить сведения о советском оружии — если только речь не шла о том, чтобы выявить его недостатки. Разведывательные службы Западных государств старались изо всех сил, запугивая свои правительства, представляя каждый новый вид советских вооружений сатанинским оружием разрушения. Однако на самом деле вскоре выяснилось, что советский тигр обут в свинцовые сапоги и ни за что не сможет поймать оленя, какими бы устрашающими ни казались его клыки. Какие бы оригинальные мысли ни приходили в голову советским ученым — а таких мыслей было немало — Запад крал их и надлежащим образом превращал в нечто действительно работоспособное.
   Конструкторские бюро кормили обещаниями военное руководство и Политбюро. Они заверяли, что новые системы вооружения будут значительно лучше, вот только необходимо чуть увеличить финансирование… Ха! А тем временем этот новый американский президент занялся тем, чего не делали его предшественники: он стал кормить своего собственного тигра.
   Исполин американской промышленности начал питаться свежим сырым мясом и производить в больших количествах все те образцы вооружения, что были разработаны в предыдущее десятилетие. Агенты КГБ докладывали, что моральный дух американской армии впервые за целое поколение стал расти. Маневры проводятся все чаще, боевая подготовка повышается, а качество новых видов вооружения…
   …Впрочем, члены Политбюро все равно не верили Андропову, когда он говорил им об этом. Эти старики жили в полной оторванности от реальностей окружающего мира, который начинался за границами Советского Союза. Они свято верили, что весь мир более или менее похож на то, что существует здесь, в полном соответствии с политическими теориями Ленина — выдвинутыми шестьдесят лет назад! Как будто с тех пор мир нисколько не изменился! Юрия Владимировича охватила беззвучная ярость. Он тратит огромные средства на то, чтобы знать, что происходит в мире; потоки информации протекают через прекрасно подготовленных и опытных специалистов и в виде безукоризненно составленных докладов попадают к старикам, сидящим за длинным дубовым столом, — и те все равно не желают ничего слушать!
   И вот теперь появилась еще одна проблема.
   «Все должно будет начаться вот с чего,» — мысленно сказал себе Андропов, делая большой глоток «Старки». Достаточно лишь одного человека — при условии, что это будет тот самый человек. Которого будут слушать, которому будут верить. Подобным даром обладают немногие.
   И именно их и следует опасаться…
   Кароль, Кароль, ну почему ты доставил нам столько хлопот?
   А если он воплотит в жизнь свою угрозу, это станет настоящей бедой. Письмо, присланное им в Варшаву, предназначалось не только для его местных приспешников — он обязан был понимать, куда оно попадет в конечном счете. Он человек совсем неглупый. Больше того, умом он не уступает всем тем политическим деятелям, каких только знал Юрий Владимирович. И действительно, нельзя было бы быть католическим священником в коммунистической стране и подняться на высочайшую вершину крупнейшей в мире церкови, если так можно выразиться, стать ее генеральным секретарем, не разбираясь в том, как действуют рычаги власти. С другой стороны, история его должности насчитывает уже почти две тысячи лет, если, разумеется, верить во всю эту чепуху, — впрочем, возможно, это действительно так. В конце концов, возраст римско-католической церкови является объективной реальностью, ведь так? Исторические факты есть исторические факты, но это не делает стоящую за ними религию чем-то большим, чем просто вера в мифические предания, как об этом выразился еще Карл Маркс. Юрий Владимирович никогда не думал, что в вере в бога больше смысла, чем в вере в Маркса и Энгельса. Но он понимал, что каждый человек должен во что-то верить, верить не потому, что это является истинным, а потому, что сама по себе вера является источником силы. Людям маленьким, слабым, которым нужно указывать, что делать, требуется верить во что-то большее, чем они сами. Примитивные дикари, живущие в непроходимых лесах, еще остающихся на планете, слышат в раскатах грома не только столкновение теплого и холодного воздуха, но и голос какого-то живого существа. Почему? Потому что они сознают, что в этом грозном мире они являются лишь слабыми, беззащитными песчинками, поэтому им кажется, что они смогут ублажить божество, повелевающее ими, принесенными в жертву поросятами или даже детьми, — и теперь уже те, кто отвечает за общение с богами, приобретают власть и могущество в обществе. Власть сама по себе лучше любых денег. В прошлом власть помогала сильным мира сего получать роскошь или женщин — в частности, один из предшественников Андропова на посту главы КГБ использовал ее для того, чтобы добиваться благосклонности любых женщин, точнее, девушек; однако Юрий Владимирович не был подвержен этому пороку. Нет, ему было достаточно власти как таковой. Ей можно упиваться, как наслаждается теплом кошка, греющаяся у огня, получая удовольствие лишь от того, что она рядом. Что может сравниться с этим — способность повелевать другими, дарить смерть или милость подданным, которые стремятся порадовать своего господина своей покорностью и раболепными признаниями его превосходства над ними.
   Разумеется, власть — не только это. Власть необходимо как-то использовать. Нужно оставить свои следы на песке времени.
   Неважно, плохие или хорошие, — главное, достаточно заметные, чтобы их нельзя было оставить без внимания. А в данном случае вся страна ждала, чтобы Андропов взял на себя бразды правления — потому что из всех членов Политбюро он единственный представлял себе, что необходимо делать. Он единственный сможет начертать курс, по которому пойдет Советский Союз. И если этот курс будет верным, его имя останется в истории. Юрий Владимирович понимал, что жить ему осталось недолго. В его случае всему виной была почечная недостаточность. Ему следовало бы воздержаться от водки. Однако с властью также приходит абсолютное право самому определять свою судьбу. Ни один человек не сможет указывать ему, как он должен себя вести. В глубине души Андропов понимал, что это не всегда бывает хорошо, однако сильные мира сего не прислушиваются к мелким людишкам, а Юрий Владимирович считал себя сильнейшим из сильных. Разве у него не хватит силы воли для того, чтобы изменить мир, в котором он живет? Разумеется, хватит, поэтому Андропов выпивал вечерами по две, а то и по три рюмки. Еще больше на официальных обедах. Советский Союз уже давно миновал ту фазу, когда государство управлялось одним человеком, — это закончилось тридцать лет назад со смертью Кобы, Иосифа Виссарионовича Сталина, правившего с беспощадной жестокостью, от которой сам Иван Грозный дрожал бы, как осиновый лист. Нет, подобная власть оказалась слишком опасной и для правителя, и для подданных. Сталин совершал ошибки чаще, чем принимал здравые решения, и какая бы польза ни была от последних, первые обрекли Советский Союз на постоянный откат назад — и, больше того, создав самую сложную и громоздкую бюрократическую машину в мире, Сталин, по сути дела, перекрыл для своей страны дорогу к прогрессу.
   Но один человек, если это именно тот, кто нужен, сможет возглавить своих коллег по Политбюро, повести их правильным путем, а затем, избрав с их помощью новых членов, добиться поставленных целей, но только теперь уже не за счет всеобщего страха, а убеждением, авторитетом. И тогда, возможно, этому человеку удастся снова привести страну в движение, сосредоточив полный контроль в одних руках, как это обстоит во всех остальных государствах, но при этом добавив некоторой гибкости, необходимой для внедрения нового. Только таким путем можно будет прийти к «настоящему коммунизму» — увидеть «светлое будущее», которое, по заверениям Ленина, ждало «верующих».
   Андропов не замечал противоречий в собственных рассуждениях. Подобно многим великим людям, он не видел того, что вступало в противоречие с его необъятным самомнением.
   И, в любом случае, все возвращалось к Каролю и той опасности, которую представлял дерзкий поляк.
   Юрий Владимирович сделал мысленную заметку к предстоящему утреннему совещанию. Надо будет оценить все возможные варианты. Члены Политбюро обязательно захотят узнать, как решать проблему, поставленную «Варшавским письмом», и все взгляды обратятся на Андропова. Ему необходимо знать, что ответить. Самым сложным будет не напугать до смерти стариков-консерваторов. В действительности эти с виду могущественные люди невероятно пугливы.
   Постоянно пытаясь проникнуть в мысли своих противников, Андропов внимательно знакомился с бесчисленным количеством докладов своих агентов, талантливых сотрудников Первого главного управления. Странно, как много страха в этом мире, причем очень часто больше всего боятся те, в чьих руках сосредоточена невероятная власть.
   Допив «Старку», Андропов решил, что на сегодняшний вечер водки хватит. Нет, причина страха заключается в том, что могущественные люди опасаются, а вдруг им не хватит власти? На самом деле, они не такие уж сильные. Подобно простым рабочим и колхозникам, члены Политбюро находятся под каблуком у своих жен. Они боятся потерять то, за что так алчно цепляются, поэтому всю свою власть используют в бесчестных махинациях, направленных на то, чтобы сокрушить возможных соперников. Даже Сталин, могущественнейший из деспотов, использовал свою власть в основном для устранения тех, кто мог бы покуситься на его трон. Поэтому великий Коба тратил энергию и силы на то, чтобы смотреть не вперед и по сторонам, а вниз. Он был похож на женщину на кухне, которая боится забравшуюся под платье мышь, а не на человека, обладающего волей и мощью, чтобы сокрушить кровожадного тигра.
   Но у Андропова получится иначе? Да! Да, он сможет смотреть вперед, видеть будущее и прокладывать к нему дорогу. Да, он сможет заразить своей убежденностью слабых и безвольных людей, заседающих с ним за одним столом, возглавить их, повести за собой силой своей воли. Да, он подхватит знамя Ленина и других великих мыслителей, создателей учения, ставшего господствующим в стране. Да, он изменит судьбу Советского Союза и навечно останется в памяти великим человеком…
   Но сначала необходимо, не мешкая, разобраться с Каролем и той угрозой, которую он представляет.

Глава вторая
Видения и горизонты

   Кэти пришла в ужас от мысли, что ей придется вести машину, отвозя мужа на железнодорожную станцию. Увидев, как Райан подходит к машине слева, она, как и подобает американке, решила, что за руль сядет он, и заметно удивилась, когда он бросил ей ключи.
   Педали, как обнаружила Кэти, были расположены так же, как и в американском автомобиле, потому что во всем мире у людей ведущая нога правая, даже несмотря на то, что в Англии левостороннее движение. Рычаг переключения передач находился на центральной панели, поэтому управляться с ним пришлось левой рукой. В том, чтобы выехать задом по мощенной кирпичом дорожке, не было ничего такого уж жуткого. Супругам одновременно пришла в голову мысль, а каково англичанам привыкать ездить по правой стороне, когда они прилетают в Америку или переправляются на пароме во Францию. Джек решил в самое ближайшее время спросить об этом за кружкой пива кого-нибудь из своих новых коллег.
   — Только помни, что слева право, справа лево, а ехать надо по встречной полосе.
   — Ладно, — недовольно пробурчала Кэти.
   Она знала, что ей все равно придется учиться, и умом понимала, что начинать все равно когда-нибудь придется, хотя это сейчас обладало отвратительной способностью внезапно возникать из-под земли, словно партизан из засады. Дорога от дома проходила мимо одноэтажного здания, по виду приемной врача, мимо парка с качелями, на которые и купился Джек, выбирая жилье. Салли обожала качаться на качелях, и она обязательно заведет себе здесь новых друзей. Ну и малыш Джек получит возможность греться на солнце. По крайней мере, летом.
   — Малыш, поворачивай налево. В Англии поворачивать налево просто, при этом ты не пересекаешь встречную полосу.
   — Знаю, — ответила доктор Каролина Райан, недоумевая, почему Джек не заказал такси.
   У нее еще была уйма работы по дому, а в уроке вождения она не нуждалась. Ладно, по крайней мере, машина, похоже, шустрая, обнаружила Кэти, надавив на педаль газа, ответом на что стало быстрое ускорение. Хотя, конечно, до ее старичка «Порше» далеко.
   — Спустишься вниз — поворачивай вправо.
   — Угу.
   Ладно, она уж как-нибудь справится. Потом придется искать дорогу обратно, а Кэти терпеть не могла спрашивать, как проехать. Эта нелюбовь была следствием ее профессии врача: Кэти повелевала своим миром, словно летчик в кабине истребителя… И, поскольку она врач, ей категорически воспрещается поддаваться панике, не так ли?
   — Здесь направо, — напомнил Джек. — Помни о встречных машинах.
   В настоящий момент таковых не было, однако все это переменится, вероятно, как только Джек выйдет из машины. Он не завидовал жене, которой придется в одиночку привыкать водить в местных условиях, но самый надежный способ научиться плавать — прыгнуть в воду. Разумеется, если не утонешь. Впрочем, англичане — народ гостеприимный, и в случае необходимости кто-нибудь из здешних водителей, вероятно, просто проводит Кэти до дома.
   Железнодорожная станция выглядела не более внушительно, чем надземная остановка метро в Бронксе: неказистое каменное сооружение с ведущими к путям лестницами и эскалаторами. Купив билет, Райан расплатился наличными, обратив внимание на объявление, в котором предлагались абонементы для ежедневных поездок. Затем он купил свежий номер «Дейли телеграф». Газета в глазах местных сделает его консерватором. Более либерально настроенные выбирают «Гардиан». Джек решил обойти вниманием бульварные издания с фотографиями обнаженных красоток. Это не то, чем следует любоваться сразу после завтрака.
   Ему пришлось минут десять подождать поезд, подкативший практически бесшумно. Это было нечто среднее между американской междугородной электричкой и составом метро. У Райана был билет первого класса, поэтому он вошел в отдельное купе. Окно опускалось и поднималось с помощью кожаного шнурка, а дверь на петлях открывалась прямо на перрон, избавляя от необходимости идти через коридор. Сделав эти открытия, Райан сел и пробежал взглядом первую страницу газеты. Как и в Америке, около половины места было отведено внутренней политике. Райан прочитал две статьи, решив, что пора начинать знакомиться с местными обычаями. Если верить расписанию, до вокзала Виктория ехать меньше сорока минут. Не так уж плохо, и, как заверил его Дэн Мюррей, гораздо лучше, чем ехать на машине. К тому же, припарковать машину в Лондоне еще сложнее, чем в Нью-Йорке, да и к левостороннему движению еще надо привыкнуть.
   Поезд катил достаточно мягко. Судя по всему, английские железные дороги находились в монопольном ведении государства, и на них не жалели средств. Кондуктор, проверяя билет, улыбнулся — несомненно, сразу же распознав в Джеке янки, — и направился дальше, предоставив Райану читать газету. Однако вскоре вниманием Джека завладел мелькающий за окном пейзаж. Повсюду обилие зеленой растительности. Англичане действительно любят ухаживать за своими садиками. Вытянутые в ряд домики, крытые черепицей, были размерами гораздо меньше, чем в Балтиморе, где прошло детство Райана, и — о господи! — улочки были очень узкие. Да, за рулем надо будет быть очень внимательным, в противном случае можно запросто въехать в чью-нибудь спальню. Что, наверное, будет уже чересчур даже для англичан, привычных к сумасбродствам заокеанских гостей.
   День был солнечный; высоко в чистом, голубом небе проплывали белые пушистые облачка. Райану еще ни разу не приходилось бывать в Англии под дождем. Однако здесь они, судя по всему, нередки. На улице каждый третий прохожий держал сложенный зонтик. И многие были в головных уборах. Райан обходился без них с тех пор, как отслужил в морской пехоте. Он пришел к выводу, что между Англией и Америкой достаточно много отличий, чтобы это уже создавало определенные трудности. Конечно, общего тоже очень много, однако различия выскакивают из ниоткуда и больно кусаются, когда их меньше всего ждешь. Придется заново переучивать Салли переходить улицу. В свои четыре с половиной года девочка уже накрепко усвоила, в каком порядке надо смотреть в какую сторону. Один раз Джеку уже пришлось навещать свою малышку в больнице, и, видит бог, с него этого хватило на всю оставшуюся жизнь.
   Теперь поезд громыхал по городу, через плотно застроенные кварталы. Железнодорожное полотно проходило по эстакаде. Райан огляделся по сторонам, ища знакомые ориентиры. Вот это справа, не собор ли Святого Павла? Если так, скоро уже вокзал Виктория. Джек сложил газету. Поезд замедлил ход, и — да, действительно, вокзал Виктория. Распахнув дверь купе с непринужденностью местного жителя, Райан вышел на платформу. Перрон был перекрыт рядом стальных арок, пространство между которыми было забрано стеклянными панелями, почерневшими от копоти паровозов, давным-давно канувших в лету… Однако стекла никто никогда не чистил. Или виной всему загрязнение атмосферы над Лондоном? Определить это было невозможно. Джек прошел вслед за остальными пассажирами к кирпичной стене, которая, похоже, обозначала зал ожиданий. И действительно, там его встретили обычные ряды газетных киосков и магазинчиков. Отыскав выход, Райан вышел на открытый воздух. Порывшись в карманах, он достал карту Лондона. Так, Вестминстер-Бридж-роуд. Идти пешком слишком далеко, поэтому Джек подозвал такси.
   Сидя в машине, он оглядывался по сторонам, крутя головой словно турист, каковым больше не являлся. И вот, наконец, такси приехало.
 
   Сенчури-Хауз, прозванный так потому, что здание располагалось по адресу Вестминстер-Бридж-роуд, дом 100 ¹⁵, представлял собой, на взгляд Джека, типичный образец архитектуры промежутка между мировыми войнами. Здание довольно высокое, каменная облицовка фасада… которая осыпалась! Вся стена была обтянута оранжевой пластиковой сеткой, несомненно, предназначенной для того, чтобы уберечь прохожих от обваливающихся плит облицовки. Вот те на! А может быть, стены долбят изнутри в поисках подслушивающих «жучков», установленных русскими? В Лэнгли об этом не сказали ни слова. Чуть дальше по улице располагался Вестминстерский мост, давший ей свое название, а напротив раскинулось здание Парламента. Что ж, по крайней мере, соседство приятное. Поднявшись по каменным ступеням к двустворчатым дверям, Джек вошел в тесную приемную глубиной не больше десяти футов, где его встретил поднявшийся из-за столика охранник в форме.
   — Чем могу вам помочь, сэр? — учтиво поинтересовался он.
   Англичане неизменно произносят эту фразу так, будто действительно горят желанием помочь. У Джека мелькнула мысль, не припрятан ли где-нибудь поблизости пистолет. В конце концов, меры безопасности здесь должны быть очень строгие.
   — Здравствуйте, меня зовут Джек Райан. С сегодняшнего дня я у вас работаю.
   На лице охранника мгновенно появилась почтительная улыбка.