Страница:
– Можно обратиться в полицию, – возразил Ленни. – Пусть они разбираются.
Но я не очень-то представлял, чем в данном случае способна помочь полиция. Цель была совсем близко. Я махнул рукой – ладно, мол, езжай дальше. Мы повернули направо. Я дрожал, как осиновый лист на ветру. Ленни бросил на меня ободряющий взгляд, но и сам он был чрезвычайно бледен. Дома на улице оказались куда скромнее, чем я предполагал. А мне казалось, клиенты Бакара – люди состоятельные и даже преуспевающие.
– Эйб Тансмор – учитель средней школы. – Ленни, как всегда, читал мои мысли. – В шестом классе преподает. Лорен работает в детском саду. Обоим по тридцать девять. Поженились семнадцать лет назад.
Впереди на возвышении показался дом с табличкой вишневого цвета, на которой было выведено "26". Небольшое одноэтажное строение, из тех, что называют "бунгало". В отличие от прочих домов квартала этот не выглядел уныло. Стены были весело выкрашены в разный цвет, по всему периметру дом был окружен клумбами и кустами, подстриженными самым аккуратным образом. На ступенях лежала цветистая циновка. От улицы дом отделял низкий частокол. Неподалеку от крыльца стоял фургон – "вольво" выпуска пяти-шестилетней давности. Рядом валялся трехколесный велосипед.
Во дворе женщина, опустившись на колени, окучивала клумбы небольшой лопаткой. Волосы были схвачены сзади широким красным гребнем. Она то и дело вытирала рукавом пот со лба.
Ленни остановился неподалеку от дома, на совершенно пустой стоянке.
– Говоришь, она работает в детском саду? – переспросил я.
– Три дня в неделю. Девочка ходит вместе с ней.
– А как они ее зовут?
– Наташа.
Лорен трудилась не покладая рук, и работа ей явно нравилась. Была во всем ее облике какая-то умиротворенность. Я опустил стекло. Было слышно, как она насвистывает какую-то мелодию. Не знаю уж, сколько времени прошло. Показалась соседка. Лорен поднялась с колен и приветственно помахала рукой. Соседка приостановилась и ответила. Лорен улыбнулась. Красавицей ее не назовешь, но улыбка потрясающая. Соседка проследовала дальше. Лорен помахала ей вслед и вернулась к своему занятию.
Отворилась дверь.
Эйб оказался высоким, худощавым и жилистым. На лбу у него были небольшие залысины, подбородок украшала тщательно подстриженная бородка. Лорен разогнулась и бегло помахала ему.
И тут на крыльцо выбежала Тара.
Все вокруг замерло. Я почувствовал, как внутри у меня все перевернулось.
Ленни так и напрягся:
– О Боже.
Все восемнадцать месяцев я убеждал себя, что, может быть – только может быть! – Тара жива и здорова. Но про себя я понимал: это самообман.
И вот она, моя дочь. Во плоти передо мной.
Удивительно, как переменилась крошка Тара. Конечно, она выросла. Научилась стоять на ногах. И даже бегать. Но лицо... Нет, меня не ослепляет надежда. Это Тара. Это моя малышка.
Улыбаясь во весь рот, Тара бросилась к Лорен. Та наклонилась. На лице появилась небесная улыбка, свойственная только матери. Лорен заключила мою дочь в объятия. До меня донесся мелодичный смех Тары. Сердце мое пронзила игла. По щекам заструились слезы. Ленни прикрыл мне руку ладонью. Я слышал, как он сопит. Муж, Эйб этот самый, направился к жене и девочке... Он тоже улыбался.
Несколько часоз подряд, не отрываясь, я смотрел на семейство, расположившееся в маленьком, безупречно ухоженном дворике. Лорен терпеливо показывала Таре цветы, задерживаясь на каждом. Эйб катал девочку на плечах. Лорен учила ее окучивать клумбы. У забора остановилась супружеская пара. С ними была девочка примерно Тариного возраста. Эйб и сосед подтолкнули детей к качелям, висевшим неподалеку от дома. Детский смех звоном отозвался в моих ушах. Наконец все зашли в дом, сначала гости, потом Эйб и Лорен, обнимая друг друга за талию.
Ленни повернулся ко мне. Я тяжело откинулся на спинку сиденья. Я надеялся, что путешествие закончится сегодня. Увы!
– Поехали, – немного помолчав, сказал я.
Глава 44
Глава 45
Но я не очень-то представлял, чем в данном случае способна помочь полиция. Цель была совсем близко. Я махнул рукой – ладно, мол, езжай дальше. Мы повернули направо. Я дрожал, как осиновый лист на ветру. Ленни бросил на меня ободряющий взгляд, но и сам он был чрезвычайно бледен. Дома на улице оказались куда скромнее, чем я предполагал. А мне казалось, клиенты Бакара – люди состоятельные и даже преуспевающие.
– Эйб Тансмор – учитель средней школы. – Ленни, как всегда, читал мои мысли. – В шестом классе преподает. Лорен работает в детском саду. Обоим по тридцать девять. Поженились семнадцать лет назад.
Впереди на возвышении показался дом с табличкой вишневого цвета, на которой было выведено "26". Небольшое одноэтажное строение, из тех, что называют "бунгало". В отличие от прочих домов квартала этот не выглядел уныло. Стены были весело выкрашены в разный цвет, по всему периметру дом был окружен клумбами и кустами, подстриженными самым аккуратным образом. На ступенях лежала цветистая циновка. От улицы дом отделял низкий частокол. Неподалеку от крыльца стоял фургон – "вольво" выпуска пяти-шестилетней давности. Рядом валялся трехколесный велосипед.
Во дворе женщина, опустившись на колени, окучивала клумбы небольшой лопаткой. Волосы были схвачены сзади широким красным гребнем. Она то и дело вытирала рукавом пот со лба.
Ленни остановился неподалеку от дома, на совершенно пустой стоянке.
– Говоришь, она работает в детском саду? – переспросил я.
– Три дня в неделю. Девочка ходит вместе с ней.
– А как они ее зовут?
– Наташа.
Лорен трудилась не покладая рук, и работа ей явно нравилась. Была во всем ее облике какая-то умиротворенность. Я опустил стекло. Было слышно, как она насвистывает какую-то мелодию. Не знаю уж, сколько времени прошло. Показалась соседка. Лорен поднялась с колен и приветственно помахала рукой. Соседка приостановилась и ответила. Лорен улыбнулась. Красавицей ее не назовешь, но улыбка потрясающая. Соседка проследовала дальше. Лорен помахала ей вслед и вернулась к своему занятию.
Отворилась дверь.
Эйб оказался высоким, худощавым и жилистым. На лбу у него были небольшие залысины, подбородок украшала тщательно подстриженная бородка. Лорен разогнулась и бегло помахала ему.
И тут на крыльцо выбежала Тара.
Все вокруг замерло. Я почувствовал, как внутри у меня все перевернулось.
Ленни так и напрягся:
– О Боже.
Все восемнадцать месяцев я убеждал себя, что, может быть – только может быть! – Тара жива и здорова. Но про себя я понимал: это самообман.
И вот она, моя дочь. Во плоти передо мной.
Удивительно, как переменилась крошка Тара. Конечно, она выросла. Научилась стоять на ногах. И даже бегать. Но лицо... Нет, меня не ослепляет надежда. Это Тара. Это моя малышка.
Улыбаясь во весь рот, Тара бросилась к Лорен. Та наклонилась. На лице появилась небесная улыбка, свойственная только матери. Лорен заключила мою дочь в объятия. До меня донесся мелодичный смех Тары. Сердце мое пронзила игла. По щекам заструились слезы. Ленни прикрыл мне руку ладонью. Я слышал, как он сопит. Муж, Эйб этот самый, направился к жене и девочке... Он тоже улыбался.
Несколько часоз подряд, не отрываясь, я смотрел на семейство, расположившееся в маленьком, безупречно ухоженном дворике. Лорен терпеливо показывала Таре цветы, задерживаясь на каждом. Эйб катал девочку на плечах. Лорен учила ее окучивать клумбы. У забора остановилась супружеская пара. С ними была девочка примерно Тариного возраста. Эйб и сосед подтолкнули детей к качелям, висевшим неподалеку от дома. Детский смех звоном отозвался в моих ушах. Наконец все зашли в дом, сначала гости, потом Эйб и Лорен, обнимая друг друга за талию.
Ленни повернулся ко мне. Я тяжело откинулся на спинку сиденья. Я надеялся, что путешествие закончится сегодня. Увы!
– Поехали, – немного помолчав, сказал я.
Глава 44
По возвращении в гостиницу я сказал Ленни, что он может лететь домой. Он ответил, что предпочел бы остаться. Я сказал, что способен справиться сам – то есть справлюсь сам. Он неохотно повиновался.
Я позвонил Рейчел. Выяснилось, что она действительно чувствует себя вполне сносно. Я быстро ввел ее в курс дела.
– Позвони Харолду Фишеру, – попросил я. – Пусть как следует покопается в прошлом этих Тансморов, Эйба и Лорен. Мне надо знать все.
– Ладно, – согласилась она. – Жаль, что меня там нет.
– Мне тоже.
Я сидел на кровати, уронив голову на колени. По-моему, мне удавалось сдерживать слезы. Я пытался разобраться в своих чувствах. Ясно одно – неведение осталось позади. Теперь я знаю все, что мне нужно. Два часа спустя позвонила Рейчел, но ничего нового не сообщила. Тансморы были, как я и предполагал, добропорядочными гражданами. Эйб – первый в семье, кто получил высшее образование. У него две младшие сестры, обе живут в тех же краях, что и он, на двоих – трое детей. С Лорен Эйб познакомился, будучи студентом-первокурсником университета имени Джорджа Вашингтона в Сент-Луисе.
Наступил вечер. Я стоял и тупо смотрел в зеркало. Меня пыталась убить собственная жена. Да, конечно, она была не в себе. Теперь я это знаю. Да что там юлить! И тогда знал. Иное дело – внимания не обращал. Когда у ребенка разбито лицо, я восстанавливаю его. В хирургии я способен творить чудеса. Но вот разваливается моя собственная семья – и я всего лишь остаюсь наблюдателем.
А что все-таки значит – быть отцом? Я люблю свою дочь. В этом у меня нет ни тени сомнения. Но, глядя сегодня на Эйба, вспоминая Ленни (как он готовил детей к футбольному матчу), я начинаю колебаться. Я не уверен в том, что по-настоящему готов к роли отца. Я не уверен в том, что по-настоящему предан своему ребенку. И я не уверен, что достоин быть отцом.
А может, тут не об уверенности надо говорить?
Мне так хотелось вернуть свою дочурку. И мне так хотелось, чтобы вся эта история случилась не со мной. С кем угодно, только не со мной.
Тара выглядела такой радостной, такой счастливой.
Пробило полночь. Я снова посмотрел в зеркало. А что, если самое правильное – оставить все как есть, пусть Тара живет с Эйбом и Лорен? Но хватит ли мне сил, достанет ли мужества отойти в сторону? Глядя в зеркало, я вновь и вновь задавал себе этот вопрос: достанет ли?
Я лег. И кажется, заснул. Разбудил меня стук в дверь. Я посмотрел на будильник: пять девятнадцать утра.
– Сплю, – пробурчал я.
– Доктор Сайдман?
Голос мужской.
– Доктор Сайдман, вас беспокоит Эйб Тансмор.
Я открыл дверь. Вблизи он показался мне весьма привлекательным мужчиной, в духе Джеймса Тейлора. На нем были джинсы и коричневая рубаха. Я посмотрел ему прямо в глаза. Глаза были голубые, но с красными прожилками. У меня наверняка тоже. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Я попытался было заговорить, но тщетно. Я отступил в сторону и кивком предложил ему войти.
– У нас был ваш адвокат. Он... – Эйб запнулся и нервно откашлялся. – Он нам все рассказал. Лорен и я не спали всю ночь. Говорили и говорили. Плакали. Но по-моему, решение тут может быть только одно. – Эйб Тансмор пытался держаться, но видно было, что дается ему это с гигантским трудом. Он закрыл глаза. – Мы должны вернуть вам дочь.
Я покачал головой:
– Надо сделать то, что лучше для нее.
– Именно из этого мы и исходим, доктор Сайдман.
– Зовите меня Марк. Пожалуйста, – сказал я и сообразил, что говорю глупости. Но к такому повороту событий я был не готов. – Если вы боитесь длительного, нудного процесса, Ленни не следовало бы...
– Нет, нет, не в этом дело.
Мы стояли посреди комнаты. Я указал ему на стул. Он отрицательно покачал головой и пристально посмотрел на меня:
– Все это время я пытался представить, каково вам было выносить такую боль. И не смог. Есть вещи, которые познаешь только на собственном опыте. Может, это именно такой случай. Но не потому, не из сострадания к вашей боли мы с Лорен пришли к решению вернуть вам дочь. И не потому, что считаем себя в чем-то виноватыми. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что нам следовало быть поосмотрительнее. Мы обратились к мистеру Бакару. Он сказал, что ребенок будет стоить нам сто тысяч долларов. Я человек небогатый, таких денег у меня нет. Но через несколько недель мистер Бакар позвонил сам и сказал, что ему надо срочно пристроить одного младенца. Это не новорожденный, заметил он, его – вернее, ее, это была девочка – только что бросила мать. Мы сразу поняли, что-то здесь не так, но он сказал: "Если вам действительно нужен ребенок, то забирайте и никаких вопросов".
Он опустил взгляд. Я не сводил с него глаз.
– Думаю, в глубине души мы все понимали. Просто боялись себе в этом признаться. Но, повторяю, не это заставило нас принять то решение, какое мы приняли.
– А что же? – прямо спросил я.
Он поднял на меня глаза.
– Дурные средства не оправдывают доброй цели. – Наверное, он уловил вопрос в моем взгляде. – Если мы с Лорен этого не сделаем, значит, у нас нет права воспитывать ее. Мы хотим, чтобы Наташа была счастлива. Мы хотим, чтобы она выросла хорошим человеком.
– Может, никто лучше вас этому не поспособствует.
Он покачал головой:
– Нет, это было бы неправильно. Нельзя отдавать ребенка людям только потому, что они могут по-настоящему воспитать его. Да и не нам с вами о том судить. Вряд ли вы можете представить себе, как тяжело нам все это дается. А впрочем, не исключено, что можете.
Я отвернулся. В зеркале мелькнуло мое отображение. Всего лишь на миг. Но и его оказалось достаточно. Я увидел себя, каков есть. И увидел человека, каким хотел бы стать. Я повернулся к Эйбу и сказал:
– Мы вместе будем ее воспитывать.
Мое заявление ошеломило его. Наверное, и я сам выглядел потрясенным.
– Боюсь, я не совсем вас понимаю, – вымолвил он.
– Боюсь, что я тоже себя не совсем понимаю. Но будет именно так.
– И как же вы это себе представляете?
– Не знаю.
Эйб покачал головой:
– Ничего не выйдет. Сами знаете.
– Вот тут вы ошибаетесь, Эйб. Я оказался здесь потому, что хотел вернуть свою дочь домой. Но выяснилось, что дом у нее уже есть. Что же мне теперь – отрывать ее от дома? Разве это правильно? Мне хочется, чтобы вы оба остались в ее жизни. Не утверждаю, что это будет просто. Но ведь детей, бывает, воспитывают мать и отец по отдельности, или приемные родители, иные растут в приютах. Люди умирают, разводятся, да мало ли еще что... Мы все любим эту девчушку. И что-нибудь придумаем вместе.
По выражению его худощавого лица я почувствовал, что к Эйбу возвращается надежда. Какое-то время он молчал, потом наконец вымолвил:
– Лорен внизу, в холле. Вы не возражаете, если я поговорю с ней?
– Разумеется.
Разговор длился недолго. В дверь снова постучали. Едва я открыл ее, как Лорен обвила мою шею руками. Я тесно прижал ее к себе – женщину, с которой даже не был знаком. Ее волосы пахли клубникой. Вслед за ней в номер вошел Эйб. На руках у него спала Тара. Лорен отпустила меня и сделала шаг в сторону. Эйб подошел вплотную и бережно передал мне дочь. Я принял ее на руки, и в голове у меня зашумело. Тара пошевелилась и было захныкала. Я принялся баюкать ее.
Вскоре она затихла у меня на руках и вновь погрузилась в сон.
Я позвонил Рейчел. Выяснилось, что она действительно чувствует себя вполне сносно. Я быстро ввел ее в курс дела.
– Позвони Харолду Фишеру, – попросил я. – Пусть как следует покопается в прошлом этих Тансморов, Эйба и Лорен. Мне надо знать все.
– Ладно, – согласилась она. – Жаль, что меня там нет.
– Мне тоже.
Я сидел на кровати, уронив голову на колени. По-моему, мне удавалось сдерживать слезы. Я пытался разобраться в своих чувствах. Ясно одно – неведение осталось позади. Теперь я знаю все, что мне нужно. Два часа спустя позвонила Рейчел, но ничего нового не сообщила. Тансморы были, как я и предполагал, добропорядочными гражданами. Эйб – первый в семье, кто получил высшее образование. У него две младшие сестры, обе живут в тех же краях, что и он, на двоих – трое детей. С Лорен Эйб познакомился, будучи студентом-первокурсником университета имени Джорджа Вашингтона в Сент-Луисе.
Наступил вечер. Я стоял и тупо смотрел в зеркало. Меня пыталась убить собственная жена. Да, конечно, она была не в себе. Теперь я это знаю. Да что там юлить! И тогда знал. Иное дело – внимания не обращал. Когда у ребенка разбито лицо, я восстанавливаю его. В хирургии я способен творить чудеса. Но вот разваливается моя собственная семья – и я всего лишь остаюсь наблюдателем.
А что все-таки значит – быть отцом? Я люблю свою дочь. В этом у меня нет ни тени сомнения. Но, глядя сегодня на Эйба, вспоминая Ленни (как он готовил детей к футбольному матчу), я начинаю колебаться. Я не уверен в том, что по-настоящему готов к роли отца. Я не уверен в том, что по-настоящему предан своему ребенку. И я не уверен, что достоин быть отцом.
А может, тут не об уверенности надо говорить?
Мне так хотелось вернуть свою дочурку. И мне так хотелось, чтобы вся эта история случилась не со мной. С кем угодно, только не со мной.
Тара выглядела такой радостной, такой счастливой.
Пробило полночь. Я снова посмотрел в зеркало. А что, если самое правильное – оставить все как есть, пусть Тара живет с Эйбом и Лорен? Но хватит ли мне сил, достанет ли мужества отойти в сторону? Глядя в зеркало, я вновь и вновь задавал себе этот вопрос: достанет ли?
Я лег. И кажется, заснул. Разбудил меня стук в дверь. Я посмотрел на будильник: пять девятнадцать утра.
– Сплю, – пробурчал я.
– Доктор Сайдман?
Голос мужской.
– Доктор Сайдман, вас беспокоит Эйб Тансмор.
Я открыл дверь. Вблизи он показался мне весьма привлекательным мужчиной, в духе Джеймса Тейлора. На нем были джинсы и коричневая рубаха. Я посмотрел ему прямо в глаза. Глаза были голубые, но с красными прожилками. У меня наверняка тоже. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Я попытался было заговорить, но тщетно. Я отступил в сторону и кивком предложил ему войти.
– У нас был ваш адвокат. Он... – Эйб запнулся и нервно откашлялся. – Он нам все рассказал. Лорен и я не спали всю ночь. Говорили и говорили. Плакали. Но по-моему, решение тут может быть только одно. – Эйб Тансмор пытался держаться, но видно было, что дается ему это с гигантским трудом. Он закрыл глаза. – Мы должны вернуть вам дочь.
Я покачал головой:
– Надо сделать то, что лучше для нее.
– Именно из этого мы и исходим, доктор Сайдман.
– Зовите меня Марк. Пожалуйста, – сказал я и сообразил, что говорю глупости. Но к такому повороту событий я был не готов. – Если вы боитесь длительного, нудного процесса, Ленни не следовало бы...
– Нет, нет, не в этом дело.
Мы стояли посреди комнаты. Я указал ему на стул. Он отрицательно покачал головой и пристально посмотрел на меня:
– Все это время я пытался представить, каково вам было выносить такую боль. И не смог. Есть вещи, которые познаешь только на собственном опыте. Может, это именно такой случай. Но не потому, не из сострадания к вашей боли мы с Лорен пришли к решению вернуть вам дочь. И не потому, что считаем себя в чем-то виноватыми. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что нам следовало быть поосмотрительнее. Мы обратились к мистеру Бакару. Он сказал, что ребенок будет стоить нам сто тысяч долларов. Я человек небогатый, таких денег у меня нет. Но через несколько недель мистер Бакар позвонил сам и сказал, что ему надо срочно пристроить одного младенца. Это не новорожденный, заметил он, его – вернее, ее, это была девочка – только что бросила мать. Мы сразу поняли, что-то здесь не так, но он сказал: "Если вам действительно нужен ребенок, то забирайте и никаких вопросов".
Он опустил взгляд. Я не сводил с него глаз.
– Думаю, в глубине души мы все понимали. Просто боялись себе в этом признаться. Но, повторяю, не это заставило нас принять то решение, какое мы приняли.
– А что же? – прямо спросил я.
Он поднял на меня глаза.
– Дурные средства не оправдывают доброй цели. – Наверное, он уловил вопрос в моем взгляде. – Если мы с Лорен этого не сделаем, значит, у нас нет права воспитывать ее. Мы хотим, чтобы Наташа была счастлива. Мы хотим, чтобы она выросла хорошим человеком.
– Может, никто лучше вас этому не поспособствует.
Он покачал головой:
– Нет, это было бы неправильно. Нельзя отдавать ребенка людям только потому, что они могут по-настоящему воспитать его. Да и не нам с вами о том судить. Вряд ли вы можете представить себе, как тяжело нам все это дается. А впрочем, не исключено, что можете.
Я отвернулся. В зеркале мелькнуло мое отображение. Всего лишь на миг. Но и его оказалось достаточно. Я увидел себя, каков есть. И увидел человека, каким хотел бы стать. Я повернулся к Эйбу и сказал:
– Мы вместе будем ее воспитывать.
Мое заявление ошеломило его. Наверное, и я сам выглядел потрясенным.
– Боюсь, я не совсем вас понимаю, – вымолвил он.
– Боюсь, что я тоже себя не совсем понимаю. Но будет именно так.
– И как же вы это себе представляете?
– Не знаю.
Эйб покачал головой:
– Ничего не выйдет. Сами знаете.
– Вот тут вы ошибаетесь, Эйб. Я оказался здесь потому, что хотел вернуть свою дочь домой. Но выяснилось, что дом у нее уже есть. Что же мне теперь – отрывать ее от дома? Разве это правильно? Мне хочется, чтобы вы оба остались в ее жизни. Не утверждаю, что это будет просто. Но ведь детей, бывает, воспитывают мать и отец по отдельности, или приемные родители, иные растут в приютах. Люди умирают, разводятся, да мало ли еще что... Мы все любим эту девчушку. И что-нибудь придумаем вместе.
По выражению его худощавого лица я почувствовал, что к Эйбу возвращается надежда. Какое-то время он молчал, потом наконец вымолвил:
– Лорен внизу, в холле. Вы не возражаете, если я поговорю с ней?
– Разумеется.
Разговор длился недолго. В дверь снова постучали. Едва я открыл ее, как Лорен обвила мою шею руками. Я тесно прижал ее к себе – женщину, с которой даже не был знаком. Ее волосы пахли клубникой. Вслед за ней в номер вошел Эйб. На руках у него спала Тара. Лорен отпустила меня и сделала шаг в сторону. Эйб подошел вплотную и бережно передал мне дочь. Я принял ее на руки, и в голове у меня зашумело. Тара пошевелилась и было захныкала. Я принялся баюкать ее.
Вскоре она затихла у меня на руках и вновь погрузилась в сон.
Глава 45
Стоило мне взглянуть на календарь, как вновь все пошло наперекосяк.
Удивительная эта вещь – человеческий мозг. Странное сочетание электричества и химии. В общем, чистая наука. Мы лучше разбираемся в круговращении гигантской Вселенной, нежели в хаотическом движении клеток головного мозга: cerebrum, cerebellum, hypothalamus, medulla oblongata и все такое прочее. И как при соприкосновении с любым запутанным явлением, не можем предугадать его реакции на тот или иной раздражитель. Меня приводило в смущение несколько обстоятельств, и в первую очередь утечка информации. Мы с Рейчел считали, что кто-то из ФБР или полиции сообщил о происходящем Бакару и его людям. Но это никак не сходилось с моей версией о том, что Монику застрелила Стейси. Имеется факт: Монику нашли обнаженной. Мне кажется, теперь я понимаю почему, но беда в том, что и тут Стейси как бы ни при чем. Взглянув на календарь, я обнаружил, что сегодня среда. Именно в среду произошло убийство и похищение. Разумеется, за последние восемнадцать месяцев было множество сред. День недели, в сущности, вещь ничем не примечательная. Но на сей раз – после того как мой мозг переработал массу новой информации – что-то случилось. Все эти вопросы и сомнения, незначительные по отдельности, все эти приятности и неприятности, все то, что я принимал как должное, не задумываясь, – все это слегка сдвинулось. И то, что открылось моим глазам, было даже хуже, нежели я представлял изначально.
Я вернулся в Каслтон, домой, и позвонил Тикнеру, чтобы кое-что уточнить.
– Скажите, – начал я, – в мою жену и меня стреляли из револьвера тридцать восьмого калибра, верно?
– Да.
– И вы уверены, что стреляли из двух револьверов?
– На все сто.
– И один из них мой "смит-и-вессон”?
– Марк, вам все это давно известно.
– Результаты баллистической экспертизы у вас?
– В основном да.
Я облизнул губы и напрягся. Очень хотелось надеяться, что я заблуждаюсь.
– В кого стреляли из моего оружия – в меня или Монику?
– С чего это вдруг вас заинтересовало? – подозрительно осведомился Тикнер.
– Да так, любопытно.
– Ясно. Секунду, не вешайте трубку. – Он зашелестел бумагами. Я почувствовал сухость в горле и еле удержался от того, чтобы не отключиться. – В вашу жену.
Услышав, что к дому подъехала машина, я попрощался и положил трубку. Ленни вошел в комнату. Постучать он не удосужился. Но ведь Ленни никогда не стучится, это всем известно.
Я сидел на диване. В доме было тихо, все призраки уснули. В обеих руках у него были ракетки. Он широко улыбался. О Господи, как же часто я видел эту улыбку! Она могла быть кривой. Могла быть открытой. Или болезненной, как тогда, когда он ударился о дерево, спускаясь на санках. Я снова вспомнил, как в третьем классе затеял драку с Тони Мерруно и Ленни набросился на него сзади. Кажется, Тони разбил ему очки. Но Ленни на это было наплевать.
Я так хорошо знал его. Или, может, не знал совсем.
Увидев выражение моего лица, Ленни перестал улыбаться.
– Мы вроде в сквош сегодня собрались поиграть, верно, Ленни?
Он положил ракетки на стол.
– Ты никогда не стучишь – всегда просто открываешь дверь. Вот как сейчас. Так что же ты, Ленни? Ты пришел за мной. Открыл дверь.
Он закачал головой, но мне уже все было ясно.
– Два револьвера, Пенни. Вот в чем все дело.
– Не понимаю, о чем это ты, – сказал он, но уверенности в голосе не было.
– Мы исходили из того, что Моника не сумела достать оружие через Стейси и воспользовалась моим. Но все было не так. Я только что узнал результаты баллистической экспертизы. Забавно получается. Ты ведь так и не сказал мне, что Монику застрелили из моего револьвера. А в меня стреляли из другого.
– Ну и что? – В Ленни проснулся адвокат. – Из этого ничего не следует. Может, Стейси все-таки раздобыла ей "смит-и-вессон".
– Так оно и было, – сказал я.
– Ну и прекрасно, тогда все сходится.
– Да? И каким же образом?
Он переступил с ноги на ногу.
– Итак, допустим, что Стейси помогла Монике заполучить револьвер. Моника выстрелила из него в тебя. А когда Стейси появилась несколько минут спустя, попыталась выстрелить и в нее. – Ленни подался в сторону лестницы, словно демонстрируя, как все происходило. – Стейси мчится наверх. Моника стреляет, отсюда и след от пули. – Ленни указал на то место, где пуля вонзилась в перила. – Стейси влетает в спальню, хватает твой револьвер, спускается и стреляет в Монику...
– Стало быть, так все и произошло? – Я вопросительно посмотрел на Ленни.
– Нет, этого я не утверждаю. Так могло произойти.
Я выдержал короткую паузу. Ленни отвернулся.
– Есть тут одна нестыковка, – сказал я.
– Да? И какая же именно?
– Стейси не знала, где я держу оружие. И шифр от сейфа тоже не знала. – Я встал и подошел к нему. – А вот ты, Ленни, знал. Ведь я все юридические бумаги хранил в сейфе. Я во всем тебе доверял. И сейчас мне нужна правда. Моника стреляет в меня. Входишь ты и видишь меня лежащим на полу. Ты решил, что я мертв?
Ленни прикрыл глаза.
– Ну же, Ленни, говори.
Он медленно покачал головой.
– По-твоему, ты любишь свою дочь, – сказал он. – Но это только по-твоему. Ты и понятия не имеешь, что такое настоящая любовь. Она все растет и растет. Чем старше становится ребенок, тем больше к нему привязываешься. Возвращаюсь я недавно с работы домой, а Марианна плачет – чем-то ее обидели в школе. Мне сделалось нехорошо. Я подошел к ее кровати, и тут мне кое-что открылось. Я понял, что, если моему ребенку плохо, мне хорошо быть не может. Понимаешь, о чем я?
– Говори, как все это было, – упрямо повторил я.
– Да ты, в общем, и сам все сказал. В то утро я пришел к тебе домой. Открыл дверь. Моника с кем-то разговаривала по телефону. В руке у нее был револьвер. Я подбежал к тебе и, не веря глазам, принялся нащупывать пульс... – Он встряхнул головой. – Моника закричала – мол, никому не позволю отнять ребенка. И наставила револьвер прямо на меня. Честное слово. "Все, конец", – подумал я, отскочил в сторону и бросился вверх по лестнице. Я вспомнил, где ты держишь оружие. Она выстрелила. Вот след от пули. – Он указал на перила и несколько раз глубоко вдохнул.
Я ждал продолжения.
– В спальне я нашел твой "смит-и-вессон".
– Моника побежала за тобой?
– Нет. – Голос Ленни упал. – Может, нужно было воспользоваться телефоном. Или потихоньку уйти из дома. Не знаю. Впоследствии я сотни раз проигрывал эту сцену, пытаясь понять, как же стоило поступить. Но представь себе: мой лучший друг убит, а эта обезумевшая сучка орет, что уходит отсюда со своей дочкой, моей крестницей. Вдобавок она уже стреляла в меня. Откуда мне было знать, что ей взбредет на ум?
Он отвернулся и замолчал.
– Ленни?
– В общем, не знаю, как все получилось, Марк. Право, не знаю. Я кубарем скатился со ступенек. Она все еще держала револьвер в руке...
– И ты выстрелил.
Ленни кивнул.
– Убивать ее я не хотел. По крайней мере так мне казалось. Но вот вы оба лежите на полу мертвые. Я собрался было позвонить в полицию, но вдруг подумал, что все это вызовет подозрения. Я стрелял в Монику под необычным углом, полицейские могли решить, что она стояла ко мне спиной.
– И ты испугался, что тебя арестуют?
– Естественно. Я ведь удачливый защитник, поэтому копы меня ненавидят. Представь себе, как бы они обрадовались.
Это замечание я комментировать не стал.
– И ты разбил окно?
– Да, снаружи. Чтобы подумали на грабителей.
– А потом раздел Монику?
– Да.
– Зачем?
– На Монике наверняка остались следы пороха, коли она стреляла. А я не хотел, чтобы полиция пронюхала об этом. Все должно было выглядеть так, будто имело место внезапное нападение. Я выбросил одежду и вытер ладонь Моники детским подгузником.
Мы подбирались к сути, и оба понимали это.
– Ну а что с Тарой? – Я скрестил на груди руки.
– Она – моя крестница, и оберегать ее – мой долг.
– Не понимаю.
Ленни всплеснул руками.
– Сколько раз я просил тебя составить завещание?
– А это-то при чем?! – изумился я.
– А ты подумай. Все последнее время, когда распутывалась эта ужасная история, ты прикидывал, что да как, опираясь на свой профессиональный опыт, верно?
– Положим.
– Ну и я действовал точно так же. Теперь представь себе: вы с Моникой мертвы, Тара плачет в соседней комнате. И тут появляюсь я, Ленни-адвокат. Я сразу понял, что будет дальше.
– И что же?
– Завещания ты так и не составил. Опекунов дочери на случай своей смерти не назначил. Неужели не понимаешь? Ведь в этом случае Тару должны были передать Эдгару.
Я посмотрел на Ленни. Об этом я действительно никогда не задумывался.
– Конечно, твоя мать могла бы опротестовать такое решение. Но учти финансовые возможности Эдгара, а также ее семейные обстоятельства – муж-паралитик – и судимость шестилетней давности за езду в нетрезвом виде. В общем, опекунство Эдгару было бы обеспечено.
– И допустить этого ты не мог.
– Я – крестный Тары. Защищать ее – мой долг.
– А Эдгара ты ненавидишь.
Ленни покачал головой.
– Думаешь, я не простил ему того, что он сделал с моим отцом? Отчасти, пожалуй, да, во всяком случае подсознательно. Но и без этого у меня есть причина его ненавидеть. Эдгар Портсман – воплощенное зло. Посмотри, что он сделал из Моники. Я просто не мог ему позволить сломать жизнь твоей дочери.
– И ты украл Тару.
Ленни молча кивнул.
– Пошел с ней к Бакару.
– Бакар – мой давний клиент. Кое-что из его делишек мне было известно, хотя и не в полном объеме. Я был уверен, что лишнего болтать он не станет. Я сказал, что мне нужна безупречная семья. Деньги не в счет, положение не в счет. Пусть это будут просто хорошие люди.
– Так Тара оказалась у Тансморов.
– Да. Ты должен меня понять. Я считал, что ты мертв. Да и все остальные так думали. Потом, когда выяснилось, что рана не смертельна, возникло подозрение, что тебе навсегда суждено остаться овощем. Ну а когда и оно, к счастью, не подтвердилось, когда ты поправился, было уже поздно признаваться. Я мог угодить в тюрьму. Представляешь, что это значило бы для моей семьи?
– Совершенно не представляю.
– Ты несправедлив, Марк.
– А как я могу быть справедливым в таком положении?
– Слушай, я ведь ни на что не напрашивался. – Теперь Ленни почти кричал. – Просто оказался в большой беде. Я сделал то, что считал нужным, для твоей дочери. Неужели лучше пожертвовать своей семьей?
– Правильно, лучше пожертвовать моей.
– Хочешь правду? Да, конечно, лучше. Я на все пойду, лишь бы защитить своих детей. На все. А ты?
На сей раз я промолчал. Мне нечего было возразить Ленни. Я не задумываясь отдал бы свою жизнь за жизнь дочери. И если уж быть честным до конца, то и вашу – не приведи Бог, конечно.
– А ты, что бы ты сделал на моем месте? – спросил Ленни.
И об этом мне думать не хотелось.
– Ты кое о чем забыл, – сказал я вместо ответа.
Ленни закрыл глаза и промычал что-то невразумительное.
– Как насчет Стейси?
– Никто ей не хотел ничего дурного. Ты обо всем правильно догадался. Она продала Монике револьвер, а когда поняла, зачем он ей понадобился, попыталась вмешаться.
– Но было слишком поздно.
– Да.
– Тебя она видела?
Ленни кивнул.
– Видишь ли, я все ей выложил. И она честно хотела быть полезной. Хотела поступить правильно. Но в конце концов наркотики оказались сильнее ее.
– Она тебя шантажировала?
– Требовала денег. Я дал. Но суть не в деньгах, а в ней самой. Словом, я все рассказал Бакару. Ты должен меня понять. Тогда я еще считал, что у тебя нет шансов выжить. А когда ты все же выкарабкался, понял: так просто ты это дело не оставишь, ведь пропала твоя дочь. Я поговорил с Бакаром. Он выдвинул идею похищения. На этом, мол, можно заработать кучу денег.
– И ты заработал?
Ленни отшатнулся, словно я ударил его по лицу.
– Разумеется, нет. Я отложил свою долю на обучение Тары в колледже. Но сама идея мне понравилась. Все будет выглядеть так, словно Тары больше нет. Дело закрыто, ты успокаиваешься, а мы качаем деньги из Эдгара, часть из них идет Таре. Словом, все выглядело наилучшим образом...
– За исключением...
– Да, за исключением. Узнав о существовании Стейси, эта компания решила, что не может позволить себе зависеть от поведения наркоманки. Остальное тебе известно. Они соблазнили ее деньгами. Тайком записали на пленку. А потом втайне от меня убили.
Я подумал о последних минутах Стейси. Понимала ли она, что ее ждет смерть? Или просто отключилась в ожидании очередной дозы?
– Утечка информации через тебя шла?
Ленни промолчал.
– А им ты сказал, что сведения идут от полиции.
– Неужели ты не понимаешь? Ну какая разница, ведь так или иначе Тару тебе возвращать не собирались. В это время она уже была у Тансморов. После того как выкуп был заплачен, я думал, что дело закончено, все теперь пойдет своим ходом.
– И что помешало?
– Бакару захотелось еще денег.
– Ты был в курсе?
– Нет, комбинацию провели без меня.
– И как ты узнал об этом?
– От тебя, в больнице. Я пришел в ярость. Позвонил Бакару. Успокойтесь, говорит, никто ничего не узнает, нас вычислить невозможно.
– Но ведь вычислили?
Ленни кивнул.
– И ты знал, что я подбираюсь к Бакару. Я сам тебе это сказал по телефону.
– Да.
– Минуту. – У меня вдруг онемела шея. – Бакар решил подчистить концы. Он позвонил двум чокнутым. Женщина, как ее там, Лидия, убила Татьяну. Хеши должен был разобраться с Дениз Ванеш. Но... – Я быстро оценил в уме ситуацию. – Стивена Бакара я застал мертвым. Убили его только что, кровь еще текла. Ни Лидия, ни Хеши сделать этого не могли. Это твоих рук дело, Ленни. – Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Думаешь, мне очень хотелось? – В голосе прозвенела ярость.
– Так в чем же дело?
– То есть как это в чем? В колоде Бакара я был джокером. Когда все пошло наперекосяк, он заявил, что направит власти по моему следу. Засвидетельствует, что это я стрелял в тебя и Монику и что я передал ему Тару. Полиция меня, повторяю, ненавидит. Слишком часто я оставлял ее с носом. Да копы только и мечтают поквитаться со мной. Ради этого на любую сделку пойдут.
Удивительная эта вещь – человеческий мозг. Странное сочетание электричества и химии. В общем, чистая наука. Мы лучше разбираемся в круговращении гигантской Вселенной, нежели в хаотическом движении клеток головного мозга: cerebrum, cerebellum, hypothalamus, medulla oblongata и все такое прочее. И как при соприкосновении с любым запутанным явлением, не можем предугадать его реакции на тот или иной раздражитель. Меня приводило в смущение несколько обстоятельств, и в первую очередь утечка информации. Мы с Рейчел считали, что кто-то из ФБР или полиции сообщил о происходящем Бакару и его людям. Но это никак не сходилось с моей версией о том, что Монику застрелила Стейси. Имеется факт: Монику нашли обнаженной. Мне кажется, теперь я понимаю почему, но беда в том, что и тут Стейси как бы ни при чем. Взглянув на календарь, я обнаружил, что сегодня среда. Именно в среду произошло убийство и похищение. Разумеется, за последние восемнадцать месяцев было множество сред. День недели, в сущности, вещь ничем не примечательная. Но на сей раз – после того как мой мозг переработал массу новой информации – что-то случилось. Все эти вопросы и сомнения, незначительные по отдельности, все эти приятности и неприятности, все то, что я принимал как должное, не задумываясь, – все это слегка сдвинулось. И то, что открылось моим глазам, было даже хуже, нежели я представлял изначально.
Я вернулся в Каслтон, домой, и позвонил Тикнеру, чтобы кое-что уточнить.
– Скажите, – начал я, – в мою жену и меня стреляли из револьвера тридцать восьмого калибра, верно?
– Да.
– И вы уверены, что стреляли из двух револьверов?
– На все сто.
– И один из них мой "смит-и-вессон”?
– Марк, вам все это давно известно.
– Результаты баллистической экспертизы у вас?
– В основном да.
Я облизнул губы и напрягся. Очень хотелось надеяться, что я заблуждаюсь.
– В кого стреляли из моего оружия – в меня или Монику?
– С чего это вдруг вас заинтересовало? – подозрительно осведомился Тикнер.
– Да так, любопытно.
– Ясно. Секунду, не вешайте трубку. – Он зашелестел бумагами. Я почувствовал сухость в горле и еле удержался от того, чтобы не отключиться. – В вашу жену.
Услышав, что к дому подъехала машина, я попрощался и положил трубку. Ленни вошел в комнату. Постучать он не удосужился. Но ведь Ленни никогда не стучится, это всем известно.
Я сидел на диване. В доме было тихо, все призраки уснули. В обеих руках у него были ракетки. Он широко улыбался. О Господи, как же часто я видел эту улыбку! Она могла быть кривой. Могла быть открытой. Или болезненной, как тогда, когда он ударился о дерево, спускаясь на санках. Я снова вспомнил, как в третьем классе затеял драку с Тони Мерруно и Ленни набросился на него сзади. Кажется, Тони разбил ему очки. Но Ленни на это было наплевать.
Я так хорошо знал его. Или, может, не знал совсем.
Увидев выражение моего лица, Ленни перестал улыбаться.
– Мы вроде в сквош сегодня собрались поиграть, верно, Ленни?
Он положил ракетки на стол.
– Ты никогда не стучишь – всегда просто открываешь дверь. Вот как сейчас. Так что же ты, Ленни? Ты пришел за мной. Открыл дверь.
Он закачал головой, но мне уже все было ясно.
– Два револьвера, Пенни. Вот в чем все дело.
– Не понимаю, о чем это ты, – сказал он, но уверенности в голосе не было.
– Мы исходили из того, что Моника не сумела достать оружие через Стейси и воспользовалась моим. Но все было не так. Я только что узнал результаты баллистической экспертизы. Забавно получается. Ты ведь так и не сказал мне, что Монику застрелили из моего револьвера. А в меня стреляли из другого.
– Ну и что? – В Ленни проснулся адвокат. – Из этого ничего не следует. Может, Стейси все-таки раздобыла ей "смит-и-вессон".
– Так оно и было, – сказал я.
– Ну и прекрасно, тогда все сходится.
– Да? И каким же образом?
Он переступил с ноги на ногу.
– Итак, допустим, что Стейси помогла Монике заполучить револьвер. Моника выстрелила из него в тебя. А когда Стейси появилась несколько минут спустя, попыталась выстрелить и в нее. – Ленни подался в сторону лестницы, словно демонстрируя, как все происходило. – Стейси мчится наверх. Моника стреляет, отсюда и след от пули. – Ленни указал на то место, где пуля вонзилась в перила. – Стейси влетает в спальню, хватает твой револьвер, спускается и стреляет в Монику...
– Стало быть, так все и произошло? – Я вопросительно посмотрел на Ленни.
– Нет, этого я не утверждаю. Так могло произойти.
Я выдержал короткую паузу. Ленни отвернулся.
– Есть тут одна нестыковка, – сказал я.
– Да? И какая же именно?
– Стейси не знала, где я держу оружие. И шифр от сейфа тоже не знала. – Я встал и подошел к нему. – А вот ты, Ленни, знал. Ведь я все юридические бумаги хранил в сейфе. Я во всем тебе доверял. И сейчас мне нужна правда. Моника стреляет в меня. Входишь ты и видишь меня лежащим на полу. Ты решил, что я мертв?
Ленни прикрыл глаза.
– Ну же, Ленни, говори.
Он медленно покачал головой.
– По-твоему, ты любишь свою дочь, – сказал он. – Но это только по-твоему. Ты и понятия не имеешь, что такое настоящая любовь. Она все растет и растет. Чем старше становится ребенок, тем больше к нему привязываешься. Возвращаюсь я недавно с работы домой, а Марианна плачет – чем-то ее обидели в школе. Мне сделалось нехорошо. Я подошел к ее кровати, и тут мне кое-что открылось. Я понял, что, если моему ребенку плохо, мне хорошо быть не может. Понимаешь, о чем я?
– Говори, как все это было, – упрямо повторил я.
– Да ты, в общем, и сам все сказал. В то утро я пришел к тебе домой. Открыл дверь. Моника с кем-то разговаривала по телефону. В руке у нее был револьвер. Я подбежал к тебе и, не веря глазам, принялся нащупывать пульс... – Он встряхнул головой. – Моника закричала – мол, никому не позволю отнять ребенка. И наставила револьвер прямо на меня. Честное слово. "Все, конец", – подумал я, отскочил в сторону и бросился вверх по лестнице. Я вспомнил, где ты держишь оружие. Она выстрелила. Вот след от пули. – Он указал на перила и несколько раз глубоко вдохнул.
Я ждал продолжения.
– В спальне я нашел твой "смит-и-вессон".
– Моника побежала за тобой?
– Нет. – Голос Ленни упал. – Может, нужно было воспользоваться телефоном. Или потихоньку уйти из дома. Не знаю. Впоследствии я сотни раз проигрывал эту сцену, пытаясь понять, как же стоило поступить. Но представь себе: мой лучший друг убит, а эта обезумевшая сучка орет, что уходит отсюда со своей дочкой, моей крестницей. Вдобавок она уже стреляла в меня. Откуда мне было знать, что ей взбредет на ум?
Он отвернулся и замолчал.
– Ленни?
– В общем, не знаю, как все получилось, Марк. Право, не знаю. Я кубарем скатился со ступенек. Она все еще держала револьвер в руке...
– И ты выстрелил.
Ленни кивнул.
– Убивать ее я не хотел. По крайней мере так мне казалось. Но вот вы оба лежите на полу мертвые. Я собрался было позвонить в полицию, но вдруг подумал, что все это вызовет подозрения. Я стрелял в Монику под необычным углом, полицейские могли решить, что она стояла ко мне спиной.
– И ты испугался, что тебя арестуют?
– Естественно. Я ведь удачливый защитник, поэтому копы меня ненавидят. Представь себе, как бы они обрадовались.
Это замечание я комментировать не стал.
– И ты разбил окно?
– Да, снаружи. Чтобы подумали на грабителей.
– А потом раздел Монику?
– Да.
– Зачем?
– На Монике наверняка остались следы пороха, коли она стреляла. А я не хотел, чтобы полиция пронюхала об этом. Все должно было выглядеть так, будто имело место внезапное нападение. Я выбросил одежду и вытер ладонь Моники детским подгузником.
Мы подбирались к сути, и оба понимали это.
– Ну а что с Тарой? – Я скрестил на груди руки.
– Она – моя крестница, и оберегать ее – мой долг.
– Не понимаю.
Ленни всплеснул руками.
– Сколько раз я просил тебя составить завещание?
– А это-то при чем?! – изумился я.
– А ты подумай. Все последнее время, когда распутывалась эта ужасная история, ты прикидывал, что да как, опираясь на свой профессиональный опыт, верно?
– Положим.
– Ну и я действовал точно так же. Теперь представь себе: вы с Моникой мертвы, Тара плачет в соседней комнате. И тут появляюсь я, Ленни-адвокат. Я сразу понял, что будет дальше.
– И что же?
– Завещания ты так и не составил. Опекунов дочери на случай своей смерти не назначил. Неужели не понимаешь? Ведь в этом случае Тару должны были передать Эдгару.
Я посмотрел на Ленни. Об этом я действительно никогда не задумывался.
– Конечно, твоя мать могла бы опротестовать такое решение. Но учти финансовые возможности Эдгара, а также ее семейные обстоятельства – муж-паралитик – и судимость шестилетней давности за езду в нетрезвом виде. В общем, опекунство Эдгару было бы обеспечено.
– И допустить этого ты не мог.
– Я – крестный Тары. Защищать ее – мой долг.
– А Эдгара ты ненавидишь.
Ленни покачал головой.
– Думаешь, я не простил ему того, что он сделал с моим отцом? Отчасти, пожалуй, да, во всяком случае подсознательно. Но и без этого у меня есть причина его ненавидеть. Эдгар Портсман – воплощенное зло. Посмотри, что он сделал из Моники. Я просто не мог ему позволить сломать жизнь твоей дочери.
– И ты украл Тару.
Ленни молча кивнул.
– Пошел с ней к Бакару.
– Бакар – мой давний клиент. Кое-что из его делишек мне было известно, хотя и не в полном объеме. Я был уверен, что лишнего болтать он не станет. Я сказал, что мне нужна безупречная семья. Деньги не в счет, положение не в счет. Пусть это будут просто хорошие люди.
– Так Тара оказалась у Тансморов.
– Да. Ты должен меня понять. Я считал, что ты мертв. Да и все остальные так думали. Потом, когда выяснилось, что рана не смертельна, возникло подозрение, что тебе навсегда суждено остаться овощем. Ну а когда и оно, к счастью, не подтвердилось, когда ты поправился, было уже поздно признаваться. Я мог угодить в тюрьму. Представляешь, что это значило бы для моей семьи?
– Совершенно не представляю.
– Ты несправедлив, Марк.
– А как я могу быть справедливым в таком положении?
– Слушай, я ведь ни на что не напрашивался. – Теперь Ленни почти кричал. – Просто оказался в большой беде. Я сделал то, что считал нужным, для твоей дочери. Неужели лучше пожертвовать своей семьей?
– Правильно, лучше пожертвовать моей.
– Хочешь правду? Да, конечно, лучше. Я на все пойду, лишь бы защитить своих детей. На все. А ты?
На сей раз я промолчал. Мне нечего было возразить Ленни. Я не задумываясь отдал бы свою жизнь за жизнь дочери. И если уж быть честным до конца, то и вашу – не приведи Бог, конечно.
– А ты, что бы ты сделал на моем месте? – спросил Ленни.
И об этом мне думать не хотелось.
– Ты кое о чем забыл, – сказал я вместо ответа.
Ленни закрыл глаза и промычал что-то невразумительное.
– Как насчет Стейси?
– Никто ей не хотел ничего дурного. Ты обо всем правильно догадался. Она продала Монике револьвер, а когда поняла, зачем он ей понадобился, попыталась вмешаться.
– Но было слишком поздно.
– Да.
– Тебя она видела?
Ленни кивнул.
– Видишь ли, я все ей выложил. И она честно хотела быть полезной. Хотела поступить правильно. Но в конце концов наркотики оказались сильнее ее.
– Она тебя шантажировала?
– Требовала денег. Я дал. Но суть не в деньгах, а в ней самой. Словом, я все рассказал Бакару. Ты должен меня понять. Тогда я еще считал, что у тебя нет шансов выжить. А когда ты все же выкарабкался, понял: так просто ты это дело не оставишь, ведь пропала твоя дочь. Я поговорил с Бакаром. Он выдвинул идею похищения. На этом, мол, можно заработать кучу денег.
– И ты заработал?
Ленни отшатнулся, словно я ударил его по лицу.
– Разумеется, нет. Я отложил свою долю на обучение Тары в колледже. Но сама идея мне понравилась. Все будет выглядеть так, словно Тары больше нет. Дело закрыто, ты успокаиваешься, а мы качаем деньги из Эдгара, часть из них идет Таре. Словом, все выглядело наилучшим образом...
– За исключением...
– Да, за исключением. Узнав о существовании Стейси, эта компания решила, что не может позволить себе зависеть от поведения наркоманки. Остальное тебе известно. Они соблазнили ее деньгами. Тайком записали на пленку. А потом втайне от меня убили.
Я подумал о последних минутах Стейси. Понимала ли она, что ее ждет смерть? Или просто отключилась в ожидании очередной дозы?
– Утечка информации через тебя шла?
Ленни промолчал.
– А им ты сказал, что сведения идут от полиции.
– Неужели ты не понимаешь? Ну какая разница, ведь так или иначе Тару тебе возвращать не собирались. В это время она уже была у Тансморов. После того как выкуп был заплачен, я думал, что дело закончено, все теперь пойдет своим ходом.
– И что помешало?
– Бакару захотелось еще денег.
– Ты был в курсе?
– Нет, комбинацию провели без меня.
– И как ты узнал об этом?
– От тебя, в больнице. Я пришел в ярость. Позвонил Бакару. Успокойтесь, говорит, никто ничего не узнает, нас вычислить невозможно.
– Но ведь вычислили?
Ленни кивнул.
– И ты знал, что я подбираюсь к Бакару. Я сам тебе это сказал по телефону.
– Да.
– Минуту. – У меня вдруг онемела шея. – Бакар решил подчистить концы. Он позвонил двум чокнутым. Женщина, как ее там, Лидия, убила Татьяну. Хеши должен был разобраться с Дениз Ванеш. Но... – Я быстро оценил в уме ситуацию. – Стивена Бакара я застал мертвым. Убили его только что, кровь еще текла. Ни Лидия, ни Хеши сделать этого не могли. Это твоих рук дело, Ленни. – Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Думаешь, мне очень хотелось? – В голосе прозвенела ярость.
– Так в чем же дело?
– То есть как это в чем? В колоде Бакара я был джокером. Когда все пошло наперекосяк, он заявил, что направит власти по моему следу. Засвидетельствует, что это я стрелял в тебя и Монику и что я передал ему Тару. Полиция меня, повторяю, ненавидит. Слишком часто я оставлял ее с носом. Да копы только и мечтают поквитаться со мной. Ради этого на любую сделку пойдут.