– И тебя засадили бы? – Ленни вдруг показался мне таким несчастным. – И твоим детям стало бы плохо?
   Он кивнул.
   – И ты хладнокровно убил человека.
   – А что мне оставалось делать? Ты сейчас волком смотришь на меня, но в глубине души наверняка знаешь правду. Это ведь ты заварил кашу. А я расхлебывай, вытаскивай тебя из беды. Вот и попался. Я хотел тебе помочь. Тебе и твоему ребенку. – Он помолчал. – Стреляя в Бакара, я считал, что действую и в твоих интересах.
   – В моих?
   – Ох, Марк, простой расчет.
   – О чем ты?
   – А вот о чем. Бакар мертв, все можно свалить на него. Абсолютно все. И дело закрыто. – Ленни встал вплотную ко мне. На мгновение мне показалось, что он собирается обнять меня. Не собрался. – Мне хотелось, чтобы ты обрел покой, Марк.
   – И ты написал анонимку, которую нашла Элинор.
   – Да.
   – Стало быть, добрая цель оправдывает гнусные средства?
   – Поставь себя на мое место. Как бы ты поступил?
   – Не знаю, – искренне сказал я.
   – Я сделал это ради тебя.
   Самое печальное заключается в том, что Ленни не лгал. Я посмотрел на него.
   – Ленни, ты всегда был моим лучшим другом. Я люблю тебя. Я люблю твою жену. Я люблю твоих детей.
   – Ну и как же ты теперь намерен поступить?
   – Если я скажу, что сделаю всю эту историю достоянием гласности, ты и меня убьешь?
   – Ни за что, – сказал он.
   Но при всей моей любви к Ленни, при всей его любви ко мне я не поручусь, что поверил ему.

Эпилог

   Прошел год.
   Первые два месяца я только и делал, что мотался в Сент-Луис и обратно, вырабатывал вместе с Эйбом и Лорен планы на будущее. Сперва дело шло туго. Несколько недель я не отпускал от себя Тансморов, потом мы с Тарой начали ходить вдвоем на детскую площадку, в зоопарк и так далее. Однако она постоянно оборачивалась. Дочери требовалось время, чтобы привыкнуть ко мне. Это я понимал.
   Десять месяцев назад умер во сне отец. После похорон я купил дом в двух кварталах от Эйба с Лорен и переехал туда на постоянное жительство. Эйб и Лорен – удивительные люди. Например, мы называем мою дочь Ташей. Это уменьшительное от "Наташи" и на "Тару" похоже. Как хирургу, делающему пластические операции, мне это нравится. Я все жду, когда что-нибудь пойдет не так. Но пока все в порядке. И пусть это покажется странным, но я даже не задаюсь вопросом, как это получается.
   Мать купила квартиру в кондоминиуме и тоже переехала сюда. После смерти папы у нее не осталось причин жить в Каслтоне. Произошло множество трагических событий – отцовский инсульт, гибель Моники и Стейси, похищение Тары. Всем нам требовался второй акт. Я рад, что мама живет поблизости. У нее появился приятель по имени Сай. Она счастлива. Сай мне нравится, и не только потому, что у него есть сезонный билет на футбол. Он веселит маму. Я и забыл, как она умеет заразительно смеяться.
   Я часто разговариваю с Верном. Как-то они привезли к нам на весенние каникулы Верна-младшего и Перри. Мы отлично провели время. Верн взял меня на рыбалку. Раньше я никогда не сидел с удочкой. Мне понравилось это занятие. В следующий раз, говорит, поохотимся. "Ни за что", – сказал я, но Верн умеет убеждать.
   С Эдгаром Портсманом я почти не общаюсь. Он присылает подарки Таше на день рождения. Дважды звонил. Надеюсь, как-нибудь приедет повидаться с внучкой. Но между нами слишком многое стоит. Ничего ведь не изменилось. Может, дело в неврозах Моники. А может, мы с ней просто были несовместимы. Насколько мне известно, большинство психологических проблем коренится в физиологии, в гормонах, а обстоятельства жизни – уже потом. Не исключено, что ничего нельзя было поделать. Но так или иначе, каковы бы ни были изначальные причины, оба мы ничего не предприняли для спасения Моники.
   Лидия – или, если угодно, Лариса Дейн – отделалась легким испугом. Ей грозило обвинение в убийстве, но она сделала двойное сальто – меня, дескать, использовали – и чисто приземлилась. Теперь она снова знаменитость – состоялось загадочное возвращение Пикси по имени Трикси. Лидия играет в фильме, со слезами рассказывает историю своих мучений в жестких руках Хеши. Публика рыдает. Хеши ужасен. Лидия прекрасна. Говорят, скоро запустят телесериал.
   Что до контрабандной торговли детьми, ФБР решило "задействовать закон", а это означает, что плохие люди должны предстать перед судом. В данном случае плохие люди – это Стивен Бакар и Дениз Ванеш. Но оба мертвы. Официально власти продолжают вести расследование, однако никому не интересно, чей ребенок где оказался. Оно и к лучшему, мне кажется.
   Мы с Рейчел живем вместе. И как может быть иначе, мне представить себе трудно. Стоит подумать о том, что я вдруг потеряю ее, и мне становится буквально физически плохо. Тем не менее что-то меня гнетет. Слишком много всего накопилось за десятилетия. Я понимаю, что заставило ее тогда позвонить мне ночью, а потом оказаться у больницы, и все же... И все же я не способен забыть, что именно ее взбалмошность привела в конце концов к беде и смерти. Конечно же, я ни в чем не виню Рейчел. Есть и еще кое-что. После смерти Моники у нас с Рейчел появился еще один шанс. И это порождает какое-то странное чувство. Я попробовал поделиться с Верном, но он обозвал меня дураком. Вполне вероятно, он прав.
   Раздался звонок в дверь. Я чувствую, как меня кто-то дергает за ногу. Да, это Таша. Она уже вполне ко мне привыкла. И то сказать, дети привыкают куда легче, чем взрослые. Напротив, на диване, расположилась Рейчел. Она сидит, подогнув под себя ноги. Я смотрю на нее, перевожу взгляд на Ташу, и странное чувство, в котором есть и головокружительный восторг, и страх, охватывает меня. То и другое – восторг и страх – ныне мои постоянные спутники. Поодиночке они редко отваживаются выходить.
   – Секунду, ягодка моя, – говорю я дочери. – Давай-ка дверь откроем.
   – Давай.
   Это посыльный. В руках у него пакеты. Я приглашаю его войти. Глядя на обратный адрес, я испытываю знакомую боль. Посылка от Ленни и Черил Маркус из Каслтона, штат Нью-Джерси.
   – Это мне? – Таша вопросительно смотрит на меня.
   Полиции про Ленни я так ничего и не сообщил. Доказательств все равно не было – только его признание. Для суда этого недостаточно. Но решил я молчать по иной причине.
   Подозреваю, Черил все знает. Наверное, с самого начала знала. Мне вспоминается ее взгляд на лестнице и то, как она оборвала Ленни, когда в тот вечер мы с Рейчел пришли к ним домой. Я думаю: что это было? Злость или страх? По-моему, последнее.
   Дело в том, что Ленни прав. Он действительно совершил преступление ради меня. Что было бы, уйди он просто из моего дома? Не знаю. Может, все обернулось бы еще хуже. Ленни спрашивал, поступил бы я на его месте так же. В то время, может, и нет. А вот Верн – наверняка да. Потому что он лучше меня. Ленни хотел уберечь мою дочурку, не жертвуя при этом собственной семьей. И попал в ту еще переделку.
   О Боже, как же я по нему скучаю! Я часто думаю, насколько большую роль он всегда играл в моей жизни. Случается, я тянусь к телефону и начинаю набирать его номер. Но всегда останавливаюсь посредине. С Ленни я больше говорить не буду. Никогда. Это я знаю точно. И от этого меня охватывает нестерпимая боль.
   Я вспоминаю пытливое выражение на лице у Коннера во время футбольного матча. Я вспоминаю Кевина на футбольной площадке и Марианну после бассейна (у нее пахли хлоркой волосы). Я вспоминаю, какой красавицей стала Черил после рождения детей.
   Я перевожу взгляд на дочь. Она со мной. Ничто ей не угрожает. Таша все еще вопросительно смотрит на меня. Это и впрямь подарки от крестного. Эйб в тот странный день в гостиничном номере сказал, что дурные средства не оправдывают хорошую цель. Я много думал об этом, решая, как мне быть с Ленни.
   Прав ли я был, порвав с ним? Ответа я не знаю и сейчас. Может, да. Может, нет. Назовем мое колебание на языке телекомментаторов, прикидывающих расклад голосов в день выборов, "примерное равенство".
   Порой я путаюсь. О чем идет речь – о дурной цели и хороших средствах или о хорошей цели и дурных средствах? Или это одно и то же? Монике хотелось любить, и она, обманув меня, забеременела. С этого все и началось. Но случись иначе, и никогда бы мне не смотреть на лучшее в мире создание. Добрые средства? Дурные средства? Кому судить?
   Таша поворачивает голову набок и дергает носом.
   – Па-ап?
   – Все в порядке, родная, – негромко говорю я.
   Таша крепко, как умеют только дети, прижимается ко мне. Рейчел с доброй улыбкой смотрит на нас. Я беру пакеты и кладу их на верхнюю полку шкафа. Затем закрываю дверь и высоко поднимаю дочку.