— Захожу иногда. Нью-Йорк — это мой город. Ее глаза вежливо смеялись над ним.
   — Безусловно.
   — И мой! — тут же влез Банан. — Лучший трахаль… — он вовремя оборвал себя, глядя на Алдо, безуспешно боровшегося со смехом.
   — Чем вы занимаетесь? — поинтересовалась Клементина, по-прежнему не сводя глаз с Джино.
   — Вам стоит только назвать, — заносчиво ответил ей Банан. Ему не очень нравилось то, как начинала развиваться ситуация. — Ни разу я еще не сталкивался с работой, которую я не мог бы выполнить.
   — Неужели. — Она смерила его таким взглядом, каким смотрят на свалившуюся в сточную канаву собаку. — А вы? Что делаете вы? — снова она видела перед собой только Джино.
   Ему хотелось, чтобы эта женщина прекратила смотреть на него такими глазами. Он знал, чего миссис Дьюк от него ждет, но у него не было никакого желания дать ей это.
   Джино решил одной фразой отбить все ее атаки.
   — Занимаюсь транспортировкой грузов. Собственно говоря, через пару недель еду в Сан-Франциско, чтобы доставить товар отцу своей невесты. Там же рассчитываю и вступить в брак.
   Уж если и это ее не осадит, то тогда ее вообще невозможно остановить.
   Банан нахмурился.
   — Какой еще товар? Я не…
   Под столом Джино изо всех сил ударил ногой Банана.
   — Гм… — лицо Клементины приняло задумчивое выражение. — Мой муж тоже интересуется этим бизнесом. Может, вам имело бы смысл встретиться с ним. Этим се словам Джино и не собирался верить. Не поверил им и Генри Маффлин-младший. Он пригласил Клементину Дьюк совершить вылазку в город, потому что для него она была самой желанной женщиной в мире, и уж никак не ожидал, что вечер закончится в какой-то дешевой забегаловке, где она будет строить глазки этому коротышке. Ее поведение просто непростительно!
   — Клементина, дорогая, — быстро проговорил Генри, — не пора ли нам идти? У меня есть на примете одно интереснейшее местечко…
   — Помолчите, пожалуйста. Генри. Его прыщи побагровели.
   — Так, дайте-ка мне взглянуть. — Она принялась искать что-то в своей сумочке. — Ага! Вот она. — В ее пальцах появилась изящно отпечатанная визитная карточка, которую Клементина протянула Джино. — Вот моя карточка. Если вас заинтересует сотрудничество с моим мужем, позвоните мне, и мы с вами обсудим это. Я принимаю между одиннадцатью и полуднем почти ежедневно. — Она улыбнулась. — По возвращении из Сан-Франциско или даже до отъезда.
   От удивления у Банана раскрылся рот. «Долбаная сучка. Но с ним-то что происходит? Долбаный Джино. Бабы лезут на него даже тогда, когда он и сам этого не хочет. Всегда почему-то ему везет».
   Джино взял карточку, спрятал ее в карман. До встречи с Леонорой нельзя упустить такую возможность. Теперь… да какого черта? Пришла какая-то гордячка, стала выламываться, сгорая от желания подобрать кого-нибудь себе на ночь.
   Она поднялась.
   — Так вы позвоните мне, не правда ли? — И вновь он ощутил на себе ее взгляд. Проведя языком по губам, Клементина одарила Банана и Алдо улыбкой. — Благодарю вас за разрешение посидеть за вашим столом. Я и в самом деле провела прекрасный вечер в вашем обществе.
   Генри Маффлин-младший поднялся из-за стола так резко, что едва не расплескал напитки.
   — Поосторожнее, студент, — мрачно пробурчал Банан.
   — П-п-простите, — начал заикаться Генри. — Клементина, я д-должен расплатиться.
   — Забудьте об этом, — не дал ей возможности ответить Джино. — Шампанским угощал я.
   Миссис Клементина Дьюк отошла от стола, даже не попытавшись поблагодарить Джино за его любезность.
   Но Джино и не ждал благодарности.
   У самой двери ей преградил дорогу Ларри.
   — Миссис Дьюк, вы решили уйти, не дождавшись шоу? Вы же всегда уходили после него. — Его толстые щеки тряслись от обиды. — Если те наглецы позволили себе обидеть вас…
   — Наоборот, Ларри. Я чудесно провела время. Ваши друзья просто очаровали меня.
   — Правда? — Ларри не мог поверить своим ушам.
   — Чистая правда.
   — Вот зараза! — завопил Банан, как только дама скрылась за дверью. — Да, это нечто, вот уж воистину! А распалилась-то как! Ты хоть почувствовал, какими глазами она на нас смотрела?
   — В тебя-то она даже и не целилась, — рассмеялся Алдо. — Стрельба велась только прицельная — по Жеребцу Джино!
   Банан обиженно засопел. Он и в самом деле никак не мог понять, почему же ото женщины предпочитали ему Джино. Синди неоднократно уверяла Банана, что Сантанджело ему но соперник.
   — Долбаный Жеребец! — он в отвращении сплюнул. — Да ты, наверное, уже забыл, как эта штука выглядит и чем пахнет — так давно имел с ней дело! Долбаный Жеребец!
   Теперь уже надулся Джино.
   — Заткни свою пасть, трахнутый в голову, — грозно буркнул он.
   — Кому бы говорить! — заводил себя Банан.
   — Бросьте вы свою суходрочку оба! — вмешался Алдо. — Хватит лаяться, дайте посмотреть шоу. Барбара не каждый вечер спускает меня с цепи.
   В далеком Сан-Франциско Коста Дзеннокотти сидел в кабинете своего приемного отца и глазел в окно, в то время как сам Франклин опять блистал красноречием. Косте надоело слушать очередную лекцию, которая запросто могла продлиться еще минут десять, так что он позволил себе отключиться. До его сознания доносились только некие ключевые слова: «уважение», «любовь», «честолюбие», «преданность». Тот самый набор, которым Франклин так любил каждодневно полоскать горло. К этому Коста уже привык. Он научился понимать своего отца и знал, что произносить всю эту чушь того заставляет лишь искренняя забота и родительская любовь.
   В действительности же у Франклина Дзеннокотти не было никаких причин беспокоиться о Косте. Мальчик и в самом деле любил своих приемных родителей. По-настоящему уважал их, обладая непомерным честолюбием и безграничной преданностью. Преданность-то и заставляла Косту сидеть сейчас в отцовском кабинете — преданность Джино.
   Коста испросил и получил разрешение на посадку в Нью-Йорк. Добиться согласия оказалось делом нелегким, но трудности теперь уже позади, и потом через два часа он сядет в поезд. Оставалось только выслушать последние наставления о том, как следует себя вести в большом городе. Нельзя сказать, что вдали от дома Коста будет полностью предоставлен самому себе: Франклин устроил так, что ему придется прожить две недели у тетки и ее мужа, после чего мальчик вернется домой и продолжит свои занятия в школе, в юридическом колледже и одновременно с этим приступит к работе в фирме своего отца в качестве полноправного сотрудника-юриста.
   Выходило так, что все его будущее уже самым тщательным образом спланировано. Коста не возражал. Этого хотел он сам, этого же желали его родители. Кроме того, Коста чувствовал, что продемонстрировать свою преданность, насколько это возможно, людям, воспитавшим его, — прямой сыновний долг. В особенности после того подарка, который преподнесла им Леонора. Ее мать до сих пор не могла прийти в себя от потрясения и позора.
   Леонора. Каким дьявольским созданием она оказалась. Издеваться над его другом Джино! Получать его письма и хихикать над ними в кругу своих подруг! И гулять — гулять с тем парнем, который составил себе труд попросить ее об этом. Крадучись выбираться из дому по ночам. Прогуливать занятия в колледже. Да она превратилась просто в дикую кошку, несмотря на свой невинный вид: огромные голубые глаза и изысканные манеры.
   Как-то Коста сказал ей:
   — Почему бы тебе не сообщить Джино, чтобы он не писал тебе больше?
   :
   — С какой это стати?
   — Ну… — заколебался Коста. — Мне это представляется нечестным. В конце концов, он думает, что ты — его девушка.
   Ее бездонные глаза сделались еще глубже.
   — Может, так оно и есть. Тебе-то что об этом известно?
   Косте было известно достаточно. Он знал, что в городе у нее репутация девушки «без затей», что кое-кто из парней утверждал, что спал с нею. Он знал также: если Джино только услышит об этом, он рехнется. Не испытывая за свой поступок ни малейшей гордости, Коста в отсутствие Леоноры наведался тайком в ее комнату и прочел некоторые из тех писем, что присылал Джино. Содержимое посланий не оставило у Косты никаких сомнений относительно чувств и намерений своего друга.
   Что в такой ситуации можно предпринять, Коста не знал. Он сознавал, что это не его дело, но преданность по отношению к Джино заставляла испытывать острую боль из-за окружившего друга обмана.
   В конце концов проблема разрешилась сама собой.
   Хрупкая и невинная Леонора забеременела. Мэри и Франклин Дзеннокотти впали в нечто вроде ступора, когда их дорогая дочь призналась родителям в том, что натворила. Оправившись от удара, те смогли настоять на скорейшем объявлении помолвки. Слава Богу, будущий зять оказался из довольно приличной семьи. Были приняты неотложные меры, а через две недели Леонора в платье из белого шелка шла по центральному проходу церкви, приближаясь к алтарю.
   Перед тем как покинуть дом, чтобы провести медовый месяц в путешествии, Леонора невзначай бросила Косте:
   — Будет лучше, если ты передашь своему приятелю Джино, что мне надоело читать его слащавые писульки.
   На следующий день после ее отъезда Коста обнаружил в почтовом ящике два письма: одно — Леоноре, другое, адресованное отцу. Узнав почерк, Коста забрал оба. Позже, уединившись в своей комнате и прочитав их, он понял, что для действий остался один-единственный выход. Джино нужно сказать обо всем прямо в Глаза. Незавидная задача, но все же ото куда лучше, чем письмо. Вот почему ему вдруг срочно захотелось поехать в Нью-Йорк.
   Само собой разумеется, что о действительных причинах Коста не сказал родителям ни слова. Он был почти уверен: узнай они о них, и в разрешении ему будет отказано. Оставалось одно: рассуждать о музеях, о парках и картинных галереях. «Хочется немного развеяться перед занятиями в колледже», — вдохновенно врал он, и случилось чудо — они поверили. Они были примерными родителями.
   Франклин отсчитал банкнотами сто долларов и протянул их через стол Косте.
   — Ты неплохо проведешь там время, сынок, — хриплым голосом сообщил он Косте. — Моя сестра и ее муж — замечательные люди, они позаботятся о тебе. Не забудь только, что ты должен в полную меру доказать им свое уважение.
   — Да, сэр. — Слово «уважение» вернуло Косту к реальности. — Так и будет, сэр.
   Джино навещал Веру раз в неделю в одно и то же время. После того как ему надоело врываться к ней в разгар рабочего процесса, он настоял на том, чтобы вечерами по средам она никого не принимала. Вера сделала, как он велел, и теперь с нетерпением ожидала его прихода. Обычно они сначала отправлялись в кино, а оттуда заходили куда-нибудь съесть гамбургер и выпить молочный коктейль.
   Странная эта была пара: дешевая, уже стареющая проститутка, у которой не хватало во рту передних зубов, и крепкого телосложения молодой человек, бурливший от скрытой в нем энергии.
   — Моих денег хватит и на двоих, если ты решишь завязать, — напоминал ей Джино каждую среду.
   — Вот и держи их при себе, — отвечала она ему. — Что такая развалина, как я, будет делать в свободное время? Опять же, — тут следовало нечто вроде улыбки, — мне моя работа нравится.
   Джино несколько беспокоило то, как Леонора отнесется к Вере. Одно он знал наверняка — они обязательно познакомятся. Он очень надеялся, что им удастся найти общий язык. Леоноре он все объяснит, он расскажет ей, кто такая Вера — это расставит точки над «i». Леоноре придется согласиться с тем фактом, что в жизни человека есть вещи поважнее, чем спокойное существование в лоне семьи в Сан-Франциско.
   Всякий раз, когда он начинал думать о ней, в груди его поднималось неудержимое волнение. Он готовился стать женатым мужчиной и уже просто не мог ждать! Женатый мужчина!
   Джино Сантанджело.
   Леонора Сантанджело.
   Мистер и миссис Сантанджело.
   — В чем дело, Джино? — забеспокоилась Вера. — Ты совсем забыл про мороженое.
   — Эй, — он сцепил пальцы обеих рук, — как ты думаешь? Леонора Сантанджело — неплохо звучит, а? Вера кивнула.
   — Звучит замечательно.

КЭРРИ. 1928

   Белый Джек не появлялся в течение недели. Поначалу Кэрри только беспокоилась, а под конец разозлилась.
   — Такой человек, как он, может позаботиться о себе сам, — уверяла ее Люсиль, — точно так же, как и мы. Он скоро вернется.
   — Откуда тебе это известно? — удивилась Кэрри.
   — Известно, детка моя, известно. Чтобы Джек расстался со своими костюмами? Невозможно.
   И Люсиль оказалась права. Однажды утром он ввалился к ним в комнату, расслабленный и полный очарования.
   — Где ты пропадал? — вскричала Корри. Он властно поднял вверх руку.
   — Успокойся, женщина. Я был занят розысками большой платиновой блондинки, о которой говорил тебе еще тогда.
   — А я подумала, что ты вернулся к мадам Мэй. Он захохотал.
   — К этой сучке? Да ты смеешься, женщина?
   — Ты мог бы предупредить меня, что уходишь. Я так волновалась…
   Накрыв ее груди ладонями, Белый Джек осторожным движением кистей сбросил с ее плеч халатик, принялся ласкать пальцами соски.
   — Вот уж не знал, что должен докладывать тебе.
   — О-о! — Она вновь ощутила себя в безопасности. Ей захотелось угодить ему. — Мы с Люсиль заработали триста долларов за эту неделю. — Обвив Джека руками, она жарко приникла к его телу. — Это же для тебя, дорогой мой.
   Он мягко отстранил ее от себя.
   — Одевайся и начинай паковать вещи, сегодня мы переезжаем.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Я снял квартиру получше, и район более приличный. Глаза Кэрри расширились.
   — Как тебе это удалось? Мне казалось, что у нас нет денег.
   — Оставь эти заботы мне. Теперь все будет по-другому.
   Толстяк с сигарой во рту размахивал поднятой рукой, приветствуя своих друзей. Их было человек тридцать, всех предупредили заранее. Группа солидных бизнесменов среднего возраста, хорошо пообедавших и в меру пьяных.
   Ужин был заказан по случаю проводов одного из них на пенсию. Имя этого человека было Артур Стевезант, занимался он инвестициями.
   Организовывал все это толстый приятель, тот самый, что в настоящее время, пыхтя сигарой, готовился дать знак к началу всеобщего веселья.
   — Джентльмены! — провозгласил он, с трудом сдерживая охватившее его возбуждение. — Сегодня вечером я приготовил для вас небольшой сюрприз. Нечто, по-моему, уникальное, то, что позволит вам надолго запомнить этот ужин. — Он подал знак негру, стоявшему в тени занавеса, отгораживавшего заднюю часть конференц-зала. — Начинайте представление.
   Белый Джек похлопал Кэрри по попке.
   — Вперед, женщина.
   — Я не хочу, — вновь начала она. Он округлил глаза.
   — Это уже было. Давай же. Если тебе не понравится, больше мы этого делать не будем.
   Она неохотно вышла из-за занавеса.
   Раздался одобрительный гул голосов, некоторые из мужчин засмеялись в некотором смущении. Из невидимого проигрывателя послышалась музыка — играл нью-орлеанский джаз-банд. Кэрри начала свой танец. Одета она была в коротенькое красное платьице, ноги — в подвернутых шелковых чулках на кружевных подвязках. Под платьем — ничего.
   Белый Джек смотрел, как она кружится между столиками. Зрелище радовало глаз. Рука его легонько хлопнула по пышному бедру стоявшей рядом платиновой блондинки.
   — Покажи нашей малышке, как это делается, Долли. Та выпорхнула из-за занавеса: груди ходят ходуном, задорно оттопыренная попка вращается в бешеном ритме. Оранжевая юбочка в обтяжку только подчеркивала ее прелести.
   Джек покачал головой и улыбнулся. Долли представляла собой настоящее сокровище. Это она растолковала ему, какие деньги можно заработать, устраивая частным образом такие вот шоу.
   — Зачем тебе с твоей хваткой связываться с клиентами и прочим дерьмом подобного рода? — спросила она при их первой встрече в каком-то дансинге. — Подбери мне хорошеньких девочек, и я покажу вам, как делать настоящие деньги.
   Он прожил у нес целую неделю, разрабатывая планы и обсуждая детали. Услышав о Кэрри и Люсиль, Долли осталась довольна.
   — Уголек и лилипуточка! — с восторгом воскликнула она. — Да в таком составе мы озолотимся!
   На то, чтобы, забрав с собой Кэрри и Люсиль, а также свои двадцать три костюма вместе с остальными пожитками, переселиться к Долли, в квартире которой хватало места на всех, Белому Джеку не потребовалось много времени.
   Никакой радости по этому поводу Кэрри не испытывала.
   — Я полагала, что мы создадим собственное заведение, — жаловалась она.
   — Может быть. А может, и нет, — ответил он ей. — Сначала попробуем то, что предложила Долли.
   — Ты спишь с этой жирной свиньей?
   — Конечно нет. — Он потрепал Кэрри по волосам. — Зачем мне, эти глупости, когда у меня есть такой горячий, вкусный цыпленочек, как ты?
   «Шлюхи. Все они шлюхи, будь им шестнадцать или шестьдесят».
   Джек махнул Люсиль, и та присоединилась к своим подругам.
   Мужчины заревели от восторга. Они уже освоились. Среди собравшихся были только белые, ни одного черномазого. Что с них взять? А вот черномазые действительно знают, как с толком провести время — им никогда не потребуется такая дешевка, для того чтобы ощутить прилив крови к каждой части тела.
   Он не сводил глаз с Долли. По тому, как она обращалась со своими зрителями, можно сразу понять — это профессионалка высочайшего класса. Она заводила их так, что, казалось, еще немного, и на брюках покажутся мокрые пятна.
   Кэрри и Люсиль до нее далеко, но сейчас это не имело никакого значения. Как только девушки сбросят с себя свои тряпки, мужчинам будет не до жалкого выражения их лиц.
   Белый Джек зевнул. Еще предстояло выяснить отношения с Долли. Ей совсем не понравилось, когда он отказался поселиться в ее уютной спальне.
   — Что тебе мешает? — допытывалась она. — Неужели у этой маленькой писи на тебя исключительные права?
   — Только на день-другой, мама, — объяснял он. — Де-е-ерьмо. Ты получишь от меня то, что хочешь, гораздо быстрее, чем сама думаешь.
   — Тебе виднее, — с обидой отозвалась Долли.
   Нужно и вправду чуть увеличить расстояние, отделяющее Кэрри от его горячего мускулистого воина, Н-да, проблема. Познакомившись с ним, женщина уже не могла позволить ему уйти к другой.
   Девушки уже начали снимать с себя одежду. Джек опять зевнул. Какая глупость — платить пятьсот долларов только за то, чтобы полюбоваться тремя комплектами сисек, поп и порядком истертых от частого употребления треугольников между ног.
   Де-е-рьмо. Никакого представления о том, что значит хорошо провести время.

ДЖИНО. 1928

   После того как в Трентоне, штат Нью-Джерси, все прошло даже без намека на какие-либо затруднения, Боннатти, не теряя времени, поставил новую задачу.
   — Будем расширяться, — сообщил Джино Банану, и Алдо. — Понадобятся еще люди. Банаж задрал нос кверху.
   — У меня достаточно парней, которых тоже можно привлечь.
   — Тупицы, — пренебрежительно бросил Джино. — Надежны так же, как задница последней шлюхи.
   — Тебе это не известно, — негодующе отозвался Банан.
   — Набором людей занимаюсь я, — непререкаемо заявил Джино. — Может, мне удастся найти пару человек в Сан-Франциско, если они захотят вернуться назад, на восток.
   — Это когда же ты собираешься во Фриско? — удивился Банан.
   Нетерпеливым движением Джино потер шрам на щеке.
   — Скоро, — кратко ответил он. Со дня на день он ожидал получить ответ от Леоноры или ее отца, не находя себе места от ожидания.
   — Ты говоришь об этом уже которую неделю, — поддел его Банан. — Сам-то ты в своей поездке уверен?
   — Послушай, болван, Джино Сантанджело говорит только то, в чем стопроцентно уверен. — Он смерил приятеля вызывающим взглядом.
   Алдо смотрел на обоих с тревогой. В последнее время напряжение между его друзьями нарастало и взрыв мог произойти в любую минуту.
   Банан вытащил палец из носа и с интересом принялся рассматривать извлеченное.
   — Так в чем задержка?
   — Нет никакой задержки, дырка ты от задницы. Банан издал дурацкий смешок.
   — Значит, это она в тебе не уверена, если динамит тебя. Сам ты дырка от задницы.
   — Как долго ты собираешься быть во Фриско, Джино? — перебил их Алдо.
   — Не знаю. Неделю, может, две.
   — А Энцо? Он знает?
   — Видал я твоего Энцо! — вспылил Джино. — Я не обязан докладывать долбаному Боннатти всякий раз, когда мне захочется пойти поссать.
   — У тебя его доля. Что будет, если он явится за ней в то время, когда тебя здесь не будет? — обеспокоенно спросил Алдо, — Оставлю его деньги тебе. — Джино сверкнул глазами на обоих. Тупицы. От страха перед братцем Алдо в штаны готов наложить. А Банан — просто ослиная задница. — Ну вот что, мне пора. Увидимся завтра.
   Выйдя из гаража, где проходила их беседа, Джино вразвалку зашагал вдоль улицы. Леонора. Какого черта она так долго не отвечает? Он рассчитывал, что письмо от нее придет немедленно. Как же! Подохнуть можно от ожидания.
   — Привет, Джино.
   Повернув голову в сторону, он замедлил шаг.
   — Привет, Синди.
   Что-то в ней изменилось, выглядела она скорее угрюмой, чем бойкой.
   Он хотел пройти мимо, но Синди остановила его, положив свою руку ему на локоть.
   — Как дела? — спросила она.
   Джино принялся раскачиваться с пятки на носок.
   — Все отлично. А у тебя?
   «Что же она сегодня не упражняется в своем остроумии?»
   — Ничего. Нормально.
   На глазах ее выступили слезы, две большие капли начали медленное движение вниз по ее нарумяненным щекам.
   — О Джино, — простонала она. — Мне так плохо-о-о! Он огляделся. Люди вокруг смотрели на них.
   — Господи, Синди! Что это с тобой?
   — Это все из-за Банана, — едва выдавила она из себя, захлебываясь в рыданиях. — Я хочу уйти от него, но не могу. У меня нет денег. Мне нельзя появиться дома. Я ненавижу его и не знаю, что делать. Пожалуйста, помоги мне, Джино!
   «Пожалуйста, помоги мне, Джино». И это он слышит от той, от которой с момента их первой встречи и до сегодняшнего дня ему не приходилось слышать ничего, кроме язвительных насмешек. От маленькой Синди-Дразнилки, чей образ стоял перед глазами многих парней, когда они в каком-нибудь темном углу занимались онанизмом. Он коснулся пальцем шрама и вспомнил, как заполучил его. Благодаря ей, а она его так и не поблагодарила.
   — Эй, — сказал он быстро, — ну-ка успокойся.
   — Ты не знаешь, — прошептала она, — в каком я сейчас положении.
   — А, брось, Синди.
   Она вцепилась в его руку.
   — Если бы ты дал мне немножко денег, я смогла бы сесть на поезд и уехать. Знаешь, — она сделала трагическую паузу, — он сказал, что, если я от него уйду, он убьет меня!
   — Чушь! — Джино громко засмеялся. Рыдания сделались громче.
   — Это правда. Он даже пригрозил мне своей пушкой. Еще он сказал, что если он сам не сможет меня иметь, то тогда пусть и другие не смогут.
   Драма на Сто десятой улице в три часа пополудни. Джино пожал плечами. Тут ом ничего поделать не может. Кроме, конечно, денег, чтобы она убиралась.
   Облизнув губы, он посмотрел на плачущую Синди. Нет, формы своей она еще не потеряла. Возможно, это один из заскоков Банана: он всегда любил такого рода шутки, и Синди-Дразнилка в результате только сильнее привяжется к нему.
   — Так, Синди. Дай мне подумать. Плач прекратился.
   — О, Джино, правда? Он кивнул.
   Громко шмыгнув носом, она полезла в сумочку за платком.
   — Я знаю, что сама виновата, ведь я же сама первая подошла к нему. Но тогда он
   казался мне таким добрым… И относился он ко мне тоже очень хорошо… Знаешь — подарки и все прочее. Само собой, — тут она посмотрела на Джино в упор, — по-настоящему мне всегда нравился только ты.
   Он фыркнул.
   — Кончай, Синди, тебе нет нужды льстить мне. б. Глаза ее стали шире.
   — Но это правда, клянусь тебе!
   — Ладно. Слушай, мне нужно идти.
   Она склонила голову, подтягивая его все ближе к себе.
   — Я хочу тебе кое-что показать, — шепнули ее губы.
   — Что?
   — Ты не поверишь. Боюсь, это останется у меня на всю жизнь. — Она расстегнула свою блузку, обнажая грудь. Джино опустил взгляд вниз. Да, приятное зрелище.
   — Видишь ожог?
   — Какой ожог? — Он склонил голову ниже и у левого соска заметил воспаленный красный кружок.
   — Он приставил сюда сигарету. Я хочу, чтоб ты знал, на какие вещи способен Банан.
   «Грязный подонок. Такой же, как Паоло».
   — Сколько тебе нужно?
   — Не знаю. Несколько сотен. Этого хватит, чтобы добраться до Калифорнии? Работу я смогу найти себе там сама.
   Джино кивнул.
   — Завтра вечером мы придем к Ларри. Если сможешь отдать мне их там, то послезавтра меня уже здесь не будет.
   — Ты получишь деньги.
   — Обещаешь?
   — Обещаю.
   Она робко поцеловала его в щеку.
   — Спасибо, Джино. Ты и вправду друг.
   Поезд, в котором ехал Коста, прибыл в Нью-Йорк в понедельник рано утром. На Центральном вокзале Косту встречали доктор Сидней Ланца и его супруга. Подозрительно оглядев его со всех сторон, муж и жена обменялись удивленным взглядом: какой симпатичный и вежливый молодой человек! Вся семья была поражена как громом небесным при известии, что Франклин решил усыновить мальчишку с таким сомнительным прошлым. На поверку оказывается, что у парня превосходные манеры. В общем, он им понравился.