— И там его встретила Пчелка? — спросила у мужа Дженнифер.
   — Вся разодетая и счастливая, как жаворонок.
   — Я думаю. Святая женщина! Прождать столько лет мужчину, который даже не является ее мужем! Коста с трудом удержался от смеха.
   — Вот уж Пчелку я бы святой не назвал!
   — А попка твоя стала еще больше.
   — Не смей так говорить!
   — Больше и лучше.
   — Ты говоришь это только потому, что тебе пришлось долгое время поститься.
   — Да. Это ты так думаешь.
   Он ухватил ее за ягодицы, и они принялись возиться в постели.
   — Джино! Хватит!
   Улыбнувшись, он повернул Пчелку к себе лицом и с наслаждением вошел в нее.
   Без устали он размеренно раскачивался на ее большом мягком животе. Это был уже третий тайм, но наслаждение оставалось все таким же острым.
   Всю вторую половину дня они не вылезали из постели; стоявшую в квартире тишину нарушал лишь время от времени звонок телефона. В конце концов Джино вырвал шнур из розетки.
   — Знаешь, — вдруг произнес он, когда они лежали и отдыхали, — наверное, нам нужно пожениться. Пчелка молчала.
   — Эй, а где же вздохи, удивление на лице, крики «Ой, Джино, я всегда об этом мечтала»?
   — Это действительно то, о чем я всегда мечтала, — медленно проговорила в ответ Пчелка. — И ты об этом знаешь.
   — Так в чем же дело?
   — В любви.
   — Любви?
   — Да. Я люблю тебя. И я об этом говорю. А ты — нет.
   — О чем ты, малышка! Я только что трижды трахнул тебя. Если это не любовь, то тогда что же? Она вздохнула.
   — Ты не понимаешь. Трахаться — еще не значит любить.
   — Слушай, несколько лет мы жили вместе. Я давал тебе все, что ты хотела, так?
   — Так. Конечно, Джино, но…
   — Я платил деньги за то, чтобы Марко ходил в приличную школу. Он, наверное, стал теперь видным парнем. И ему нужен братик или сестричка. Ясно, к чему я клоню?
   — Ты хочешь, чтобы мы поженились и у нас были дети?
   Выпрыгнув из постели, он в возбуждении заходил по комнате.
   — Наконец-то до тебя дошло! А почему бы и нет? Ни ты, ни я не становимся моложе. Я много думал об этом в камере. Я хочу иметь детей, Пчелка. У нас с тобой они получатся замечательными!
   Она приподнялась на локтях, улыбнулась.
   — Да…
   — Конечно да! Я уже вижу их! Маленькие хитрые трахалыцики — рыжие и с круглыми попками! Пчелка рассмеялась.
   — У тебя же могут еще родиться дети? Не слишком ли много времени прошло?
   — Мне тридцать два года. Если только я не буду больше предохраняться, они полезут из меня, как крольчата! Теперь они смеялись вдвоем.
   — Мы займемся этим как следует, — пообещал он. — Завтра отведу тебя к Тиффани и куплю у него кольцо с самым большим бриллиантом, который ты только видела. Устроим помолвку. Ты не против? А когда отступать тебе уже будет некуда, я обзаведусь лицензией и напихаю в тебя кучу детишек.
   — То есть, ты хочешь сказать, что под венец мне придется идти беременной.
   — Да. Но могу гарантировать тебе одно — мы от души повеселимся, прежде чем убедимся в том, что внутри у тебя кто-то есть!
   Утром следующего дня Джино появился у себя в офисе, полный сил и энергии. Настроение у него было настолько хорошее, что он даже улыбнулся и помахал приветственно рукой газетчикам, поджидавшим его у входа.
   Накануне поздним вечером до него дозвонился-таки Коста, чтобы сообщить о вести из Сан-Франциско.
   — У Франклина удар. Я вылетаю на побережье.
   — За меня не беспокойся, я тут и сам справлюсь, — уверил его Джино.
   В кабинете его приветствовала миссис Марчмонт, личный секретарь Косты, весьма деловая особа, выразившая готовность показать Джино любые интересующие его документы или отчетные книги. Кое-что Джино бегло просмотрел. Выкуп доли Освальда Дьюка оказался, наверное, самым грамотным его шагом на протяжении последних нескольких лет. Все предприятия, в которых они участвовали вдвоем, процветали и по сей день и приносили немалый доход.
   Сидеть в одном помещении с семнадцатью молоденькими девушками, пытающимися поймать на себе его взгляд, стало для Джино сущей пыткой. Коста завел неплохую систему: за каждое направление деятельности отвечал определенный круг сотрудников, так что самому оставалось только общее руководство всем процессом.
   «Семь лет в тюрьме, — подумал Джино, — и все-таки сейчас я стал еще богаче, чем прежде. Стоит ли тогда работать!»
   В присутствии мисс Марчмонт он чувствовал себя неловко. У нее было такое выражение лица, как будто в комнате кто-то испортил воздух.
   — Я м-м… Я увидел все, что хотел, — заявил он ей через пару часов. — Если вам понадоблюсь, найдете меня у Риккадди.
   И был таков. Никогда он не приходил в восторг от того, что нужно сидеть в офисе. К тому же ему не терпелось увидеться с Алдо.
   Его старый шофер и телохранитель Ред остановил машину у входа в ресторан. До этого он работал на Энцо Боннатти, но, прослышав об освобождении Джино, обратился к своему боссу с просьбой разрешить ему вернуться на старое место. Водитель он великолепный. На протяжении всего шести кварталов ему удалось отделаться от преследовавших их газетчиков.
   — Отлично! — засмеялся Джино.
   — Терпеть не могу этих писак, — пробормотал себе под нос Ред. — Строчат в свои газеты одну ложь, а честные люди в это время сидят за решеткой.
   «Риккадди» — название маленького непритязательного итальянского ресторанчика, зажатого между зданием химчистки и конторой похоронного бюро. Алдо приобрел его для Барбары еще в сорок пятом. Для его собственных занятий это было наилучшее прикрытие. Барбара ведала приготовлением блюд, ее брат управлялся в баре и командовал персоналом. Джино пришел к ним впервые.
   Чтобы приветствовать друга, Алдо вышел к дверям. Мужчины обнялись. Оба испытывали одинаковые чувства. Выбежала, не утерпев, и Барбара, по ее лицу текли слезы.
   — Джино! Как хорошо, что ты вернулся! Наконец-то ты вернулся!
   Его провели внутрь, в тесный круг старых друзей и знакомых, стоявших у стен и с улыбками смотревших на него. Энцо Боннатти… Дженнифер… Пчелка с Марко… Марко вырос в симпатичного семнадцатилетнего юношу.
   — Господи! Да что это здесь происходит?
   — Ничего! Ничего! — суетилась рядом с ним Барбара. Транспарант на стене гласил: «С ВОЗВРАЩЕНИЕМ, ДЖИНО!»
   Он чувствовал себя не в своей тарелке: смущенным, польщенным и счастливым. Пошел по кругу, пожимая протянутые руки, целуя женщин, чокаясь бокалом вина.
   Из проигрывателя неслись мелодии из итальянских опер. Взяв Пчелку за руку, он отвел ее в угол.
   — Почему ты меня не предупредила? Она только улыбнулась и крепко сжала его руку. Четверо ребятишек Алдо носились вокруг как угорелые в ожидании, когда все сядут за стол. Алдо оказался метким стрелком: двое мальчиков и две девочки. Все четверо были крестниками Джино, славные дети. Барбара воспитывала их в строгости. Сейчас они помогали накрывать стол — носили тарелки с приготовленной их матерью лазаньей, затем спагетти с мясными шариками — любимое блюдо Джино.
   Джино сидел вместе с Энцо, Алдо и другими мужчинами. Ему то и дело приходилось облизывать губы.
   — Барбара! Искуснее тебя в мире повара нет! Присутствовавшие были полностью согласны. Позже, во второй половине дня, когда мужчины раскурили свои сигары, а в маленьких чашечках разнесли крепкий и ароматный кофе, разговор пошел о самом главном — о бизнесе. О делах, касавшихся всех. Конечно же, Джино знал о том, что происходило во время его вынужденного отсутствия; информация, поступавшая в камеру по особым каналам, была объективнее и полнее той, что печаталась на страницах «Санди Нью-Йорк тайме». Но в любом случае гораздо приятнее слышать все здесь, в присутствии близких и дорогих людей, готовых считаться и с его положением, и с его мнением.
   Энцо вместе с Алдо не так давно побывали в Гаване, где встречались с Лаки Лючиано, уже вышедшим на свободу и председательствовавшим на совещании прибывших со всех концов Штатов главарей нелегального мира. Речь шла главным образом о кооперации, о сотрудничестве, о необходимости положить конец старой вражде и соперничеству, приводившими в недавнем прошлом к пролитию крови и привлекавшими по этой причине ненужное внимание общественности.
   — Видел бы ты Розового Банана! — воскликнул Алдо. — Драгоценностей на нем было навешано больше, чем в лавке ювелира!
   Банан превратился во влиятельную фигуру в Филадельфии, он контролировал там наркотики, проституцию, убийства по заказу.
   — Да? — Интерес к Банану у Джино был минимальный.
   Беседа постепенно меняла русло, и только поздним вечером компания начала расходиться.
   Джино покинул ресторанчик в десять вечера, наевшийся до отвала и расслабленный. Состоявшийся разговор придавал уверенности в своих силах, а Алдо и Энпо проделали прекрасную работу по защите его интересов. Он уносил с собой несколько пакетов, набитых банкнотами, — более трехсот тысяч долларов — и это еще далеко не все.
   Пчелка шла рядом, прижимаясь к его локтю.
   — Я так рада, что ты вернулся домой, Джино.
   Да. Нечто подобное испытывал и он.

ЧЕТВЕРГ, 14 ИЮЛЯ 1977 ГОДА НЬЮ-ЙОРК И ФИЛАДЕЛЬФИЯ

   Стивен обвязал Лаки под мышками веревкой, а затем помог ей дотянуться до верхнего края кабины. Она не переставая хныкала.
   — Боже! Да помогите же мне! Я ведь не акробатка долбаная, ты же знаешь!
   Убедившись, что человек в комбинезоне подхватил Лаки под руки, Стивен обеими ладонями уперся в ее ягодицы, чтобы подстраховать.
   — Осторожнее! — закричала Лаки. Скрючившись от страха на верху кабины, она сдавленно пробормотала:
   — Я… очень легко… пугаюсь…
   — Не о чем беспокоиться, — подбодрил рабочий, проверяя, насколько надежно веревка обхватывает ее тело. Задрав голову кверху, он крикнул:
   — Вытягивай ее, Джордж!
   Невидимый Джордж подчинился. Лаки, напоминающая снизу марионетку на ниточке, медленно поплыла вверх и вскоре очутилась в полной безопасности на полу сорок седьмого этажа. На нее с удивлением воззрились Джордж и двое его помощников.
   — Уф! — Она перевела дыхание. — Будьте любезны, снимите с меня эти веревки!
   Не проронив ни слова, они выполнили просьбу.
   — Выпить ни у кого не найдется?
   Один из мужчин указал на фонтанчик с питьевой водой. Лаки жадными глотками выпила три бумажных стаканчика теплой воды. Окинула взглядом освещенный свечами коридор.
   — Света до сих пор нет?
   Мужчины опускали вниз веревки для Стивена. Лаки взяла в руку свечу и направилась по коридору в туалетную комнату. Там она поставила ее на раковину умывальника и уставилась в зеркало.
   — Господи! — вырвалось у нее. — Ну и рожа! Она пустила воду, наспех умылась. Восхитительное ощущение.
   Единственное, чего она сейчас хотела, это вернуться домой, принять горячую ванну и завалиться спать на неделю.
   Дарио замер. Кто-то пытался проникнуть в его квартиру. Бросив тыкать пальцем в кнопки телефона, он оглянулся по сторонам в поисках оружия, поднял с пола тяжелую бронзовую статуэтку и осторожно приблизился к входной двери.
   — Кто там? — Дарио старался, чтобы голос звучал как можно более грозно.
   Но царапанье в дверь не прекратилось.
   Дарио занес над головой руку, готовый с размаху опустить металлическую фигуру на незваного гостя.
   Неожиданно дверь распахнулась, но в тот момент, когда рука его уже пошла вниз, что-то случилось. Кто-то, остававшийся невидимым, схватил его, связал и швырнул на пол. Рядом валялась бесполезная теперь статуэтка. Попытка сделать хоть какое-нибудь движение убедила Дарио в собственной полной беспомощности.
   — Что происходит? — начал было он, но прикосновение к переносице холодной стали быстро заставило его замолчать.
   В лоб упирался ствол пистолета. Он снова стал пленником в собственном доме.
   Доктор Митчелл занялся ее ушами, затем дал выпить две таблетки успокоительного, а потом Эллиот отвез ее домой.
   По лестнице они взбирались на семнадцатый этаж роскошного жилого дома, сопровождаемые мальчиком с фонариком в руке, который веялся помогать людям добираться до их квартир, беря по доллару с человека.
   — Свободное предпринимательство! — пошутил Эллиот, вручая ему за все хлопоты пятидолларовую бумажку.
   Успокоительное уже начало оказывать свой эффект:
   Кэрри неудержимо клонило в сон, в сон….
   — Я должна позвонить Стивену, — пробормотала она.
   — Хоть раз в жизни забудь о Стиве, — резко сказал муж. — Сейчас ты ляжешь спать, и все! Она не стала спорить.
   Заснуть вторично оказалось для Джино делом куда более трудным. Слишком уж возбудила его стычка с газетчиками и этой дурой стюардессой. Это же надо — прийти за полночь, стучать в дверь, слепить вспышкой! Что сделалось в Америке с личной жизнью человека? С его правами?
   Он еще раз попытался погрузиться в сон, но из головы никак не шли мысли о Лаки и Дарио, о старом друге Косте. Он соскучился по ним, он хотел их видеть. Особенно Лаки, гордую красавицу-дочь. Особенно Лаки… Семь лет — немалый срок… Может, даже слишком долгий…
   В конце концов он уснул.
   Лаки вышла из дамской комнаты в тот самый момент, когда Стивена подняли на сорок седьмой этаж.
   Он с признательностью стучал ладонью в спины своих спасителей, произнося слова благодарности, они же распутывали на нем веревки.
   Лаки смотрела на него во все глаза. Явно из лиги чернокожих женоненавистников — даже при неверном свете свечей это она могла понять безошибочно.
   — Привет! — проговорила она. — Рада вас видеть. С таким же удивлением смотрел на нее и Стивен. Куда делась крутобедрая грудастая блондинка, которую он представлял? В упор смотревшая на него молодая женщина со спутанными черными как смоль волосами казалась чертовски привлекательной. Он улыбнулся.
   — Я же говорил вам, что мы выкарабкаемся.
   — Причем, можно сказать, в одной связке, — улыбнулась в ответ Лаки.
   — Вы выглядите совсем не так, как я пред…
   — Равно как и вы, — перебила она его. — Ладно, но вот как мы теперь выберемся из здания?
   — Видимо, придется воспользоваться пожарной лестницей.
   Стив повернулся к Джорджу, вытягивавшему из лифтовой шахты своего напарника.
   — Иного выхода кроме как по лестнице из здания нет, так ведь?
   — Ну, если вдруг вы захотите выпорхнуть из окна…
   — Спасибо, парни. Я и в самом деле очень вам благодарен.
   Джордж в задумчивости пожевал нижнюю губу.
   — Очень — это насколько же?
   — В высшей степени.
   — Дай ему денег, — прошипела Лаки, — и идем!
   — О! — Стивен вынул из кармана десятидолларовую банкноту. — Вот, выпейте за мой счет, ребята!
   Джордж взял бумажку и принялся внимательно изучать ее взглядом, а затем, с отвращением передав своему товарищу, ядовито проговорил:
   — Десять долларов за все наши хлопоты. Ну что же, думаю, на пару банок пива для нас четверых этого хватит.
   Лаки раскрыла свою сумочку и выудила из нее две бумажки по пятьдесят долларов.
   — Вот вам еще, парви. — Она схватила Стивена за Руку. — Ради Бога — пошли!
   Рука об руку они скрылись за дверью пожарного выхода, но как только она хлопнула за их спинами, Стивен в ярости остановился.
   — Вы поставили меня в дурацкое положение!
   — М-м?
   — Зачем вы дали им такую сумму! Они выполняют свою работу, и им за это платят. Они и десятки не заслужили.
   — Что за чушь собачья? Они же спасли нас, они вытащили нас из этой долбаной черной дыры, побойся Бога! Они заслужили больше того, что я им дала.
   — Хватило бы и десятки, — упрямо стоял на своем Стивен.
   — Десять долларов — просто оскорбление, — бросила в ответ она.
   Стивен не сводил с нее глаз. Привлекательная она там или нет — в любом случае неудобств от нее больше, чем от чирья в заднице.
   — Ну? — требовательно спросила она. — Будем спускаться по лестнице или бросимся друг на друга с кулаками?
   — Вы вольны поступать, как вам угодно. В настоящий момент нас уже ничто не удерживает вместе.
   Лаки была не в состоянии отвести от него свой взгляд. Красивый мужчина, один из самых красивых, что она встречала в жизни — и такой зануда!
   — Тем лучше. Тогда — всего!
   Забросив сумочку через плечо, она принялась спускаться по бетонным ступеням лестницы.
   Стивен стоял на площадке, сквозь запыленное окно на него падал слабый утренний свет.
   — Да, кстати! — уже откуда-то снизу донесся до него ее голос, — у вас расстегнута ширинка! Стивен глянул. Так оно и было. Вот змея!
   Дарио боялся пошевелиться. В лоб его упирался ствол пистолета; ощущение было такое, что содержимое желудка вот-вот вырвется наружу.
   — Кто ты такой? — раздался мрачный голос. Кто он? Что вообще тут происходит?
   — Дарио Сантанджело… — выдавил он из себя.
   — А чем ты это докажешь? — произнес голос. Хватка ослабла, Дарио поднялся, в лицо ему ударил луч фонарика.
   — Тебе стоит доказать это, — с нажимом проговорил человек.
   Доказать это. Доказать. Как, черт побери?
   — Я… Я живу здесь, — запинаясь, сказал Дарио. Внезапно ему пришло в голову, что человек этот — наемный убийца, и, поскольку он уже назвался ему…
   И Дарио решился. Терять было нечего. Если ему суждено быть убитым, то что ж. С нечеловеческим ревом он рванулся вперед.
   Кэрри погрузилась в навеянный успокоительным сон, где ее стали преследовать кошмары до тех пор, пока ранним утром она не проснулась мокрая от пота.
   Эллиот спал в своей собственной спальне, находившейся в другом конце квартиры.
   Попытавшись включить ночник у постели, Кэрри убедилась — электричества так еще и не дали. В мочках ушей билась пульсирующая боль, тело ныло.
   Натянув на себя халат, Кэрри неверным шагом направилась в кухню. Маленький электронный будильник, работавший от батареек, сообщил ей, что сейчас без четверти семь. Она раскрыла холодильник и налила стакан теплого грейпфрутового сока. Вот что значит жить в ногу со временем. Тост — и тот не приготовишь.
   Не слишком ли раннее время для звонка Стивену? Обычно Кэрри звонила ему в половине девятого, но сегодня, наверное, можно сделать исключение.
   Но что она ему скажет? О своем потрясающем приключении прошлым вечером? Да Стивена может удар хватить. В некоторых отношениях он еще более консервативен, чем Эллиот.
   Лицо ее исказилось от пронзившей левую руку боли.
   — Артрит, — объяснил ей доктор Митчелл несколько месяцев назад, когда она впервые пожаловалась ему на боли. — Да и потом, миссис Беркли, вы, в конце концов, к сожалению, уже не юная девочка.
   Спасибо, доктор Митчелл. Кэрри было шестьдесят четыре, выглядела она на сорок восемь и абсолютно не чувствовала своего возраста.
   Артрит! Неужели вот так ей придется закончить свой путь — скрюченной и сгорбленной старой женщиной, чьи усталые суставы отказались работать?
   Во всяком случае, журнал «Вог» представить ее себе такой не мог. Совсем недавно на развороте он поместил ее фотоснимок «ШЕСТЬДЕСЯТ С ЛИШКОМ… И НИ НАМЕКА НА УСТАЛОСТЬ» — гласил заголовок над небольшой заметкой, начинавшейся словами: «Миссис Эллиот Беркли, одна из самых красивых и экзотических женщин нашего времени…и Кэрри заметила, что рука ее, держащая стакан сока, дрожит. Поставив стакан на стол, она решила пройтись по своей со вкусом обставленной, очень оригинальной десятикомнатной квартире. „Со вкусом обставленной… совершенно оригинальной“ — так говорилось в журнальной статье.
   Она потерла глаза, подумала, не стоит ли вернуться в постель, хотя заранее известно, что заснуть больше она не сможет.
   Когда шантажист захочет нанести новый удар? Пока это остается неизвестным, жизнь ее будет наполнена страхом.
   К девяти часам утра Джино уже успел принять душ, тщательно одеться и был готов оставить Филадельфию на усмотрение чертей из преисподней. По телефону он связался с Костой и договорился о встрече у «Пьера», потом спустился вниз, где его уже поджидал с виноватым видом управляющий.
   — Мистер Сантанджело, мне искренне неловко за ночное происшествие. Автомобиль уже ждет вас. Если я что-то могу для вас сделать… — Он не отставал ни на шаг, провожая Джино до вращающейся двери.
   На улице, у входа в отель, расположилась группа журналистов и фоторепортеров.
   — Черт возьми! Что это?
   — Вы знамениты, мистер Сантанджело, — констатировал управляющий, раскрывая дверцу машины. — Вы — это сенсация.
   Джино постарался прикрыть лицо рукой.
   — Авария с подачей электроэнергии — вот сенсация. Джекки Онассис — вот сенсация. А я — старый, уставший человек, который хочет лишь одного — прожить остаток своих дней в собственной стране, спокойно и без этих хлопот.
   Слова его повисли в воздухе. Правды в них не было ни на грош. Всем, кто их слышал, это было известно.

КЭРРИ. 1943

   День рождения Кэрри. Тридцатилетие.
   Сьюзита, Сильвер и еще две девушки, также поселившиеся с ними, испекли огромный шоколадный торт, украсив его тридцатью свечами. Пламя свечей легонько подрагивало. Кэрри хотелось плакать. Ни разу в жизни не дарили ей на день рождения торта.
   Маленький Стивен восторженно прыгал вокруг в своем новеньком костюмчике, а они ласкали и тискали его, приговаривая:
   — Посмотри, ведь он — самый симпатичный мальчишка в мире!
   Это было правдой: светло-шоколадная кожа, черная курчавая головка, вздернутый носик и огромные зеленые глаза. Кэрри с обожанием смотрела на сына.
   Стивен наполнял ее жизнь смыслом, и она была исполнена решимости сделать его будущее безоблачно счастливым.
   Теперь их дом находится под охраной. Еженедельно изрядная сумма денег вручалась специально приходившему за ними человеку.
   — Не будем же мы сами вступать в драку с человеком мафии, — настаивала Сьюзита, когда два года назад к ним зашел вежливый молодой человек, чтобы предложить свои услуги.
   Кэрри была вынуждена согласиться с нею, хотя инстинкт подсказывал, что лучше всего было бы послать юношу ко всем чертям.
   — Ну-ка! — Сьюзита подняла мальчика на стол, поставила рядом с тортом. — Спой же для мамочки «С днем рождения тебя!». Будь паинькой.
   Кто-то из девушек щелкнул затвором фотоаппарата. Стивен заулыбался и тонким голоском затянул куплет.
   На глазах у Кэрри выступили слезы. Она испытывала радость при мысли о том, что отец ребенка остался неизвестным. Тем больше было оснований считать мальчика безраздельно своим.
   Сидя в едва освещенном зале маленького театра, Бернард Даймс наблюдал за расхаживающими по сцене артистами. Репетиции его нового шоу проходили гладко.
   Режиссер объявил десятиминутный перерыв и направился к занятому Даймсом креслу. Началась дружеская беседа о том о сем. О костюмах. О сценическом темпераменте артистов. Об условиях проживания в Филадельфии и других городах, где будут проходить их гастроли.
   — Интересный случай произошел со мной прошлым вечером, — как бы про себя, негромко сказал режиссер.
   — Что же это было? — вежливо поинтересовался Бернард.
   — Черт, не знаю, стоит ли, право, мне вам о нем рассказывать.
   Из бумажного стаканчика Даймс отхлебнул кофе.
   — А, собственно, почему не сказать — мои слабости все равно вам известны.
   Бернард улыбнулся. О слабостях режиссера знала вся без исключения труппа.
   — Я отправился в этот известный бордель на Тридцать шестой улице. Кто-то, не помню кто, сказал мне, что тамошняя мексиканка специализируется именно на том, что мне нравится. И как вы думаете, кто заправляет всем заведением?
   — Кто?
   — Та самая чернокожая девушка, почти ребенок, что была тут у нас несколько лет назад. Тогда она убежала… Жила вместе с Золотцем. Вспомнили?
   — Кэрри, — произнес имя Бернард. В животе у него похолодело.
   — Вот-вот, Кэрри! И я сказал ей: «Что это такая славная мордашка типа твоей делает в этом притоне?» Не поверите! Она притворилась, что не знает меня! Как вам это понравится?
   — А мексиканка оказалась на высоте? — Бернарду пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос не выдал волнения.
   — Буря страсти. Но в чем дело, ведь это же не в вашем вкусе?
   — Я знаю, что один из наших спонсоров может оказаться куда более щедрым в случае, если я смогу рекомендовать ему такое обслуживание.
   — Да ну! Кто же это?
   — Предоставьте финансовую сторону вопроса мне. Просто напишите мне адрес — вдруг и в самом деле это поможет.
   Режиссер бросил на Даймса озадаченный взгляд, но нацарапал все же несколько слов на протянутой ему карточке.
   Бернард не глядя сунул ее в карман и не вынимал оттуда до самого вечера, до того, как в одиночестве вернулся домой. Внимательно всматриваясь в каждую букву адреса, он выучил его наизусть, не переставая твердить про себя, что, конечно же, никогда в жизни он туда не отправится. Потом мысли его переключились на Кэрри — все те годы, что прошли с момента ее бегства из театра, мысли эти его не покидали.
   Золотце ничем не могла помочь ему в розысках Кэрри.
   — Мне абсолютно непонятно, из-за чего она решила удрать. Мы так приятно проводили время — я с приятелем и она — с его очень хорошим другом. Странная девушка.
   Да. Она была другой. Не такой, как все.
   Бернард принял решение. Усевшись в машину, он поехал на Тридцать шестую улицу. Затормозив напротив входа, принялся изучать взглядом здание. Текли минуты, за ними — часы. Он следил за тем, как в
   подъезд входят и выходят из него люди. Главным образом, мужчины. Почти беспрерывным потоком.
   Даймс просидел в машине едва ли не до рассвета. От неудобной позы все тело затекло, ломило шею. Тогда он повернул ключ зажигания и медленно поехал домой.