Страница:
— Как прикажете.
Бросив на Клементину восхищенный взгляд, Коста вышел.
— Малыш влюбился в тебя, — констатировал Джино, когда дверь закрылась.
Клементина подошла к туалетному столику, чтобы внимательно рассмотреть свое отражение в зеркале.
— Неужели? — равнодушным голосом спросила она.
— Готов держать пари. — Джино подошел к ней сзади, обнял. — Так же, впрочем, как и я, но я — на свой лад.
Крепко прижав Клементину к себе, Джино стоял и раскачивался из стороны в сторону.
— Ах вот как?
Он продолжал раскачиваться.
Она почувствовала, как напрягся его член.
— Джино!
Но он уже расстегивал брюки.
— Хочу трахнуть тебя еще раз — пока холост.
— Не говори глупостей! У нас нет времени. Я уже совсем одета. И в любом случае — не здесь. Это невозможно.
— Невозможного не бывает. — Пальцы его проворно бегали по пуговицам ее блузки. — Ты сама меня этому учила.
Клементина поняла, что Джино не шутит.
— Но это же просто смешно, — слабо сопротивлялась она.
— Да. Ну и что?
Справившись с блузкой, он отбросил ее на кровать. Через мгновение туда же полетели и кружевные трусики.
— Осторожнее! Моя косметика… прическа…
— Обопрись о стол. Все останется как есть. Она склонилась над столиком, упершись в него руками, уже изнывая от нетерпения. Он вошел в нее сзади мягко, медленно, так, будто в их распоряжении была целая вечность.
— О-о… — У Клементины перехватило дыхание. — Ты оказался способным учеником…
— С такой учительницей…
Он стоял и раскачивался, и мысли его были заняты предстоящим бракосочетанием, Синди, будущим ребенком.
И впервые за много-много месяцев он подумал о Леоноре.
Кончая, он дрожал, как дикий зверь. Обрушившаяся лавина оргазма стерла из памяти все воспоминания.
Сегодня он станет законным мужем законной жены. Жизнь начнется заново.
КЭРРИ. 1928 — 1934
ДЖИНО. 1937
Бросив на Клементину восхищенный взгляд, Коста вышел.
— Малыш влюбился в тебя, — констатировал Джино, когда дверь закрылась.
Клементина подошла к туалетному столику, чтобы внимательно рассмотреть свое отражение в зеркале.
— Неужели? — равнодушным голосом спросила она.
— Готов держать пари. — Джино подошел к ней сзади, обнял. — Так же, впрочем, как и я, но я — на свой лад.
Крепко прижав Клементину к себе, Джино стоял и раскачивался из стороны в сторону.
— Ах вот как?
Он продолжал раскачиваться.
Она почувствовала, как напрягся его член.
— Джино!
Но он уже расстегивал брюки.
— Хочу трахнуть тебя еще раз — пока холост.
— Не говори глупостей! У нас нет времени. Я уже совсем одета. И в любом случае — не здесь. Это невозможно.
— Невозможного не бывает. — Пальцы его проворно бегали по пуговицам ее блузки. — Ты сама меня этому учила.
Клементина поняла, что Джино не шутит.
— Но это же просто смешно, — слабо сопротивлялась она.
— Да. Ну и что?
Справившись с блузкой, он отбросил ее на кровать. Через мгновение туда же полетели и кружевные трусики.
— Осторожнее! Моя косметика… прическа…
— Обопрись о стол. Все останется как есть. Она склонилась над столиком, упершись в него руками, уже изнывая от нетерпения. Он вошел в нее сзади мягко, медленно, так, будто в их распоряжении была целая вечность.
— О-о… — У Клементины перехватило дыхание. — Ты оказался способным учеником…
— С такой учительницей…
Он стоял и раскачивался, и мысли его были заняты предстоящим бракосочетанием, Синди, будущим ребенком.
И впервые за много-много месяцев он подумал о Леоноре.
Кончая, он дрожал, как дикий зверь. Обрушившаяся лавина оргазма стерла из памяти все воспоминания.
Сегодня он станет законным мужем законной жены. Жизнь начнется заново.
КЭРРИ. 1928 — 1934
Все вокруг терялось в пустоте: доктора, сиделки, стены палаты. Лица. Голоса.
Кому они все нужны? Да пусть горят в аду.
— Как твое имя, милочка?
— Кто ты?
— Сколько тебе лет?
— Кто это с тобой сделал?
— Как тебя зовут?
— Где ты живешь?
— Где твоя мать?
— Кто твой отец?
— Сколько тебе лет?
Вопросы. Вопросы. Вопросы. До тех пор, пока вырвавшийся из ее горла вопль не погрузил их всех — безликих — в Тишину.
И каждый следующий день все повторялось сначала.
Ее истерзанное тело не находило покоя, криком чудовищной боли кричала каждая клеточка.
Крик. Конвульсии. Еще крик, и еще, и еще — до того момента, когда ее, завернув во что-то белое и плотное, не понесли куда-то.
Она очнулась в другом мире. В комнате, где никто не обращал на нее внимания, когда она кричала, рвала на себе волосы, царапала ногтями лицо.
Никаких вопросов.
И то же ощущение жуткой боли, те же конвульсии, та же агония.
Она жила жизнью зверя, бросаясь на еду, которую приносил ей охранник в форме, давясь кусками хлеба, лакая, как собака, воду из чашки, стоявшей на полу.
В течение двух лет даже проблеска мысли ни разу не мелькнуло у нее в голове. Разум оставил ее, мозг был абсолютно чист.
Но как-то ночью, проснувшись часа в три, она вдруг с удивительной ясностью поняла, что она — Кэрри. Так почему же она не дома, не вместе со своей семьей? Она рванулась к запертой двери, стала призывать помощь, однако никто не пришел. Это ее озадачило и напугало. Что с ней такое приключилось?
Утром Кэрри набросилась с расспросами на человека, принесшего ей пищу.
— Что я здесь делаю? Где я?
Охранник отпрянул в сторону. От этих помешанных всего ожидать можно. Никогда не знаешь, что они сейчас выкинут.
— Ешь! — грубо скомандовал человек, ставя чашку с едой на пол.
— Я не хочу есть! — что было сил закричала Кэрри. — Я хочу домой!
Через несколько часов к ней в палату вошел врач.
— Я вижу, ты заговорила.
Глаза Кэрри от удивления расширились.
— А как же мне не говорить!
— Кто ты такая? Как твое имя?
— Меня зовут Кэрри. Я живу в Филадельфии, вместе со своей семьей. Мне тринадцать лет.
— Тринадцать? — Брови врача поползли вверх.
— Да, тринадцать. — На ее щеках появились слезы. — Я хочу домой. Я хочу к маме Сонни… Я хочу к маме…
Никуда ее не отпустили. Ее оставили там, где она была. А поскольку теперь она уже более не походила на маленького зверька, ей дали работу. Она убирала палаты, мыла полы, готовила пищу, и в конце дня, изнуренная, без сил валилась на свою койку, стоявшую в переполненной комнате.
Так шли годы.
Раз в месяц ее осматривал доктор.
— Сколько тебе лет?
— Тринадцать.
— Где ты живешь?
— В Филадельфии, с родителями.
Они не могли ее никуда отпустить.
Кэрри была не в состоянии понять, что вокруг нее происходит. По ночам она плакала. Она скучала по школе, по своим братикам и сестричкам, по подругам. Почему, ну почему ее держат в этом ужасном месте?
В этом месте жили люди, лишившиеся разума. Буйнопомешанные. Постепенно Кэрри научилась держаться подальше от них.
Ведь ей всего тринадцать лет, она должна быть осторожнее в общении с окружающими.
Кому они все нужны? Да пусть горят в аду.
— Как твое имя, милочка?
— Кто ты?
— Сколько тебе лет?
— Кто это с тобой сделал?
— Как тебя зовут?
— Где ты живешь?
— Где твоя мать?
— Кто твой отец?
— Сколько тебе лет?
Вопросы. Вопросы. Вопросы. До тех пор, пока вырвавшийся из ее горла вопль не погрузил их всех — безликих — в Тишину.
И каждый следующий день все повторялось сначала.
Ее истерзанное тело не находило покоя, криком чудовищной боли кричала каждая клеточка.
Крик. Конвульсии. Еще крик, и еще, и еще — до того момента, когда ее, завернув во что-то белое и плотное, не понесли куда-то.
Она очнулась в другом мире. В комнате, где никто не обращал на нее внимания, когда она кричала, рвала на себе волосы, царапала ногтями лицо.
Никаких вопросов.
И то же ощущение жуткой боли, те же конвульсии, та же агония.
Она жила жизнью зверя, бросаясь на еду, которую приносил ей охранник в форме, давясь кусками хлеба, лакая, как собака, воду из чашки, стоявшей на полу.
В течение двух лет даже проблеска мысли ни разу не мелькнуло у нее в голове. Разум оставил ее, мозг был абсолютно чист.
Но как-то ночью, проснувшись часа в три, она вдруг с удивительной ясностью поняла, что она — Кэрри. Так почему же она не дома, не вместе со своей семьей? Она рванулась к запертой двери, стала призывать помощь, однако никто не пришел. Это ее озадачило и напугало. Что с ней такое приключилось?
Утром Кэрри набросилась с расспросами на человека, принесшего ей пищу.
— Что я здесь делаю? Где я?
Охранник отпрянул в сторону. От этих помешанных всего ожидать можно. Никогда не знаешь, что они сейчас выкинут.
— Ешь! — грубо скомандовал человек, ставя чашку с едой на пол.
— Я не хочу есть! — что было сил закричала Кэрри. — Я хочу домой!
Через несколько часов к ней в палату вошел врач.
— Я вижу, ты заговорила.
Глаза Кэрри от удивления расширились.
— А как же мне не говорить!
— Кто ты такая? Как твое имя?
— Меня зовут Кэрри. Я живу в Филадельфии, вместе со своей семьей. Мне тринадцать лет.
— Тринадцать? — Брови врача поползли вверх.
— Да, тринадцать. — На ее щеках появились слезы. — Я хочу домой. Я хочу к маме Сонни… Я хочу к маме…
Никуда ее не отпустили. Ее оставили там, где она была. А поскольку теперь она уже более не походила на маленького зверька, ей дали работу. Она убирала палаты, мыла полы, готовила пищу, и в конце дня, изнуренная, без сил валилась на свою койку, стоявшую в переполненной комнате.
Так шли годы.
Раз в месяц ее осматривал доктор.
— Сколько тебе лет?
— Тринадцать.
— Где ты живешь?
— В Филадельфии, с родителями.
Они не могли ее никуда отпустить.
Кэрри была не в состоянии понять, что вокруг нее происходит. По ночам она плакала. Она скучала по школе, по своим братикам и сестричкам, по подругам. Почему, ну почему ее держат в этом ужасном месте?
В этом месте жили люди, лишившиеся разума. Буйнопомешанные. Постепенно Кэрри научилась держаться подальше от них.
Ведь ей всего тринадцать лет, она должна быть осторожнее в общении с окружающими.
ДЖИНО. 1937
-Эй! — воскликнул Джино. — А знаешь, у тебя это неплохо получается! , Рыжеволосая хозяйка, ее звали Би, или Пчелка, в шутливом негодовании откинула голову назад.
— Мистер Сантанджело! Вы, наверное, говорите это всем девушкам!
Стараясь оградить себя от чудовищного обвинения, Джино поднял вверх руки.
— Кто? Я? Да ты шутишь!
Пчелка улыбнулась и резким движением головы забросила назад тяжелую массу золотисто-медных волос.
— У вас сложилась… определенная репутация.
— Положительная, надеюсь?
— Ода.
— Рад слышать, рад слышать это.
Поднявшись из-за огромного, орехового дерева, письменного стола, Джино выпрямился и потянулся. Девчонка ему очень нравилась, но он вовсе не собирался ради нее превращаться в дрессированную собачку.
— И давно ты у меня работаешь, Пчелка? Ее пробрала дрожь. То ли от того, что в воздухе разливалась прохлада, то ли от мысли, неожиданной и ужасной, что ее готовы уволить?
— Три месяца, мистер Сантанджело.
— Тебе у меня нравится?
— У вас отличный клуб.
— А повышение ты уже получила?
— Еще нет.
Вот оно. Или — повышение, или — ее выставят вон.
— Хочешь, я отвезу тебя сегодня вечером домой, а по дороге мы обсудим это?
— Да.
Он улыбнулся.
— Значит, да? — Глаза его лениво скользнули по ее телу. — А как насчет «да, пожалуйста»?
— Да, пожалуйста, мистер Сантанджело. Улыбка его сделалась шире. Джино уже предвкушал наслаждение. Наслаждение ею. Ее волосами. Молочко-белой кожей. Агрессивно-вздернутыми грудями.
— Вот что я тебе скажу. Придешь в мой кабинет к двенадцати.
Она повернулась к двери.
— Да, и… Подбери волосы. Уложи их повыше на своей аккуратной головке. Ну, беги, — разрешил он ей наконец, — мне нужно еще сделать пару звонков.
Пчелка направилась к двери; взгляд Джино не мог оторваться от ее соблазнительно покачивающихся ягодиц. Он любил, чтобы женщины сзади было много, чтобы было за что ухватиться рукой. Клементина этим похвастать не могла, у Синди попка высокая, круглая и маленькая, как у мальчика.
Синди. Уже три года он живет с этой шлюхой, три долгих года — и никакого намека на то, что она в состоянии, подобно всем женщинам, забеременеть. Это сводило Джино с ума. Синди клялась, что не применяет никаких штучек, но в таком случае почему же она никак не родит?
В кабинет ввалился Алдо. Тридцать один год, а он уже округлился, как хороший пудинг.
— Когда ты растрясешь наконец свой жир? — грубовато спросил его Джино, не сочтя нужным обменяться приветствиями.
— Люблю поесть. Ужасное дело.
— Если в тебя как-нибудь попадет пуля, то ты просто вытечешь весь, как снеговик.
— Что же мне делать, если Барбара так вкусно готовит?
— Так в чем дело? — оставив шутки в стороне, перешел к сути Джино.
Алдо начал рассказывать.
Джино слушал и зевал. Не для того он создан, чтобы сидеть за столом и считать деньги. Ему требовалось действовать, ему нужны острые ощущения. А в последнее время эти ощущения он испытывал только в обществе подцепленных где попало шлюх. Однако, несмотря на все это, он считал себя везучим. Такой партнер, как сенатор Дьюк, давал стопроцентную гарантию его личной безопасности. Плюс друзья в самых высоких сферах, друзья, с которыми он поддерживал весьма тесные отношения. И все же, и все же… Важные и влиятельные друзья тоже не всегда могли помочь. Лаки Лючиано, глава их комитета, в прошлом году вынужден был отправиться за решетку — по дутому обвинению в сутенерстве. Дутому, потому что на самом деле Лаки фактически никогда не занимался продажей на улице женского тела. Он возглавлял огромный преступный синдикат, одним из направлений деятельности которого была организованная проституция. Как бы там ни было, бедняге пришлось перейти на государственное содержание. Срок обещан солидный — от тридцати до пятидесяти лет. Известие об этом повергло в ужас все сообщество. Если Лаки Лючиано так загремел, то чья же очередь на подходе?
Джино привык к мысли, что ему подобное не угрожает, поскольку после разрыва с Боннатти большая часть всего его бизнеса представляла собой абсолютно законные сделки. Он не имел ничего общего с наркотиками или проституцией. Пара внушительно брошенных его боевиками слов здесь, пара — там, и колесики отлично налаженного механизма продолжают крутиться ровно и без всяких сбоев.
— У тебя все готово к поездке? — поинтересовался Алдо.
— Полностью. Выезжаю завтра утром. Синди бегает по магазинам — закупает то, что не успела купить вчера.
— Женщины! Вот кто умеет тратить деньги!
— И это ты говоришь мне!
Туалеты Синди и парикмахерские, ее драгоценности и меха — все это уже стоило Джино целого состояния. Дешевой женщиной его жену никак нельзя назвать. Ну так что? Ему это по карману. В одних только инвестициях он имел капитал, оцениваемый более чем в миллион долларов. Благодаря сенатору Дьюку. Благодаря Клементине.
Сейчас ему уже хотелось свободы. Свободы от нее. Миссис Дьюк по-прежнему выглядела ошеломляющей дамой, и все же с него достаточно.
Однако она не готова дать ему эту свободу. Джино изобретал предлоги, отказываясь от встреч. Клементина предлагала новое время. Джино отвечал, что и тогда будет занят. Она ставила вопрос в лоб: когда же?
Джино почувствовал себя запертым в ловушку. Это надо же — в тридцать один год, имея законную жену, хозяйку дома, имея кучу случайных любовниц, — и позволить загнать себя в угол! Да такого не случалось, когда он был еще шестнадцатилетним мальчишкой, в одиночестве бродившим по улицам.
Нет, ему хотелось чего-то другого. Он и сам не знал — чего.
— Поездка во Фриско пойдет тебе на пользу, — заметил Алдо, опускаясь в кожаное кресло. — Ты слишком много времени отдаешь работе. Не можешь даже зайти ко мне пообедать. Барбара начинает обижаться на тебя.
— По возвращении — обязательно.
— Ловлю тебя на слове. Спагетти с мясными шариками — лучше Барбары никто тебе этого не приготовит. — Алдо с шумом выдохнул воздух и поцеловал кончики пальцев. — Да… жена у меня — удивительная кухарка.
Джино демонстративно уставился на выпирающий из брюк солидный животик своего друга.
— Это я и сам вижу.
Алдо полусмущенно засмеялся.
— Когда доволен желудок — доволен и человек.
— Кусок сала. Дырка в заднице.
— Прошу тебя!
— Окорок.
Шутливую перебранку прервал стук в дверь.
— Да! — крикнул Джино.
— Это я, босс.
По голосу можно было безошибочно определить его владельца. Джэкоб Коэн. Или, как его теперь называли, Парнишка Джейк. Или даже еще проще — Парнишка, хотя ему шел уже двадцать четвертый год. Прозвище, вернее говоря, кличку он получил благодаря тому, что еще мальчишкой ступил на тот путь, который ведет в противоположную от закона сторону. В нежном четырнадцатилетнем возрасте с полученной от Джино сотней долларов в кармане Джэкоб не раздумывая занялся собственным бизнесом. Угонял и перепродавал автомобили. Вырывал из рук прохожих вещи на улице, бросаясь со всех ног в какую-нибудь подворотню. Дерзко надувал доверчивых простаков.
— Кто это был? — задавали разъяренной жертве вопрос.
— Парнишка.
Джино подобрал Коэна, когда тому исполнилось шестнадцать. К двадцати годам Джэкоб отвечал за сбор денег у держателей нелегальных лотерей, а попутно аккуратно и незаметно умудрялся решать свои собственные маленькие проблемы.
— Заходи! — кивнул ему Джино. — Откуда это в тебе взялась какая-то дерьмовая вежливость? Джейк с улыбкой переступил порог.
— Не хотелось вам помешать, босс. Я так понял, что по новым правилам теперь сначала нужно постучать.
— Что еще за новые правила? Алдо слегка засуетился.
— Я подумал… — начал он. — Ну, мне показалось, что это неплохая идея…
— Какого черта!
Джино расхохотался. Неделю назад Алдо вошел в кабинет в тот самый момент, когда Джино прямо на своем письменном столе обслуживал молоденькую разносчицу сигарет.
— Видимо, ты прав.
— Если вдруг сюда неожиданно явится Синди… или миссис Дьюк…
— Согласен, — с улыбкой сказал Джино. Может, это именно то, что ему нужно — чтобы одна из них застала бы его за этим. Вот тогда-то уж он наверняка сорвался бы с поводка. Обрел бы свободу.
Джейк бухнул об стол большим полотняным мешком, набитым монетами.
— Мне кажется, что Гамбино — знаешь, кондитерская на Сто пятнадцатой улице — приворовывает. Джино приподнял брови.
— Ты уверен?
Джейк почесал лохматую голову.
— Вполне. Если не он сам, то тогда его старая карга — рядом с деньгами там просто больше некому крутиться.
— Сделай ему предупреждение. Одно.
— Я понял, босс.
Джино встал из-за стола.
— Завтра я уезжаю, Джейк, всего на неделю. Если возникнут какие-нибудь проблемы, обратишься к Алдо.
Бросив на толстяка взгляд, Парнишка согласно склонил голову. Зачем это Джино потребовалось унижать его приказом обращаться к этому борову? Каждый знает, что Динунцио — обыкновенное дерьмо. Шарахается от собственной тени. Просто непонятно, для чего его Джино вообще держит при себе. Расселся своей жирной жопой в кабинете и думает, что все мечтают его поиметь. Ах, ну да. Как же — ведь на нем лежит нелегкая и опасная обязанность запирать в сейф те деньги, что приносят в мешках обыкновенные работяги. Но работяги-то эти — горой за него, за Джейка, являющегося приводным ремнем всей операции.
— Остальное нормально? — спросил Джино. Парнишка опять запустил пальцы в шевелюру, подумав при этом, не подцепил ли он, случаем, какую-нибудь живность от своей последней подружки.
— Все идет как по маслу, босс.
— Тем лучше. До встречи.
Клементина Дьюк с презрением смотрела на мужа.
— Я не верю ни единому твоему слову, — ледяным голосом проговорила она. — Неужели же ты настолько туп?
Стоя у окна своего кабинета, Освальд время от времени бросал взгляды на улицу.
— Я ничего не скрывал от тебя, — дрожащим голосом проговорил он. — Ты всегда знала, кто я такой. Клементина ядовито рассмеялась.
— Не всегда, Освальд. Если память мне не изменяет, прошло два года, прежде чем я узнала правду о тебе. — Из пачки «Кэмела», лежавшей на столе, она достала сигарету, закурила. — Так. У тебя есть… решение этой… проблемы?
— Джино Сантанджело. Он мой должник.
Она задумчиво выпустила струю дыма в потолок.
— Это будет побольше, чем оплата старого долга.
— Знаю. Но он обязан мне всем, что имеет. Он сделает это.
— Ты говоришь так уверенно…
— Он должен это сделать. Если он откажется, я уничтожу его.
Клементина облизнула губы. По-своему Освальд не менее жесток, чем любой уличный гангстер. Но в его распоряжении была еще и власть — достаточная для того, чтобы купить кого угодно.
— Когда ты собираешься обратиться к нему? — поинтересовалась она.
— В тот же день, как только он вернется из Сан-Франциско. Лучшего времени не придумаешь.
Она молча кивнула. С каких это пор требуется точный расчет времени для того, чтобы обратиться к человеку с просьбой убить другого?
Пчелка устроилась на заднем сиденье черного «кадиллака», на почтительном расстоянии от Джино. За рулем сидел Ред, справа от него поместился Косой Сэм.
Джино попыхивал сигарой; никому из сидевших в машине и в голову не приходило пожаловаться на табачный дым.
Взбившая невообразимо высокую прическу Пчелка сидела как на иголках. Ее вовсе нельзя назвать неопытной девушкой — определенные знания о мужчинах и их потребностях у нее были, равно как и некоторые навыки — но все же… все же… Джино Сантанджело… Ведь он, в конце концов, ее босс и женатый человек… А похоже, что девушками он привык пользоваться как вещью, расплачиваясь с ними за то, что они давали ему, какой-нибудь простенькой безделушкой — на память…
У Пчелки не возникало никакого желания подчиняться ему и потом получать из его рук награду. Но как, каким образом дать ему понять, что она все-таки не такая, как все?
— Господи! — воскликнул вдруг Джино, нарушая течение ее мыслей. — Почему ты не сказала мне, что живешь в соседнем округе?
— Осталось всего четыре квартала, и все.
— Ну-ну.
Он зевнул. Интересно, окупит ли эта поездка затраченное на нее время? Новый день. Новая шлюха. А толку? Все они одинаковы.
Вот завтра — совсем иное дело. Завтра он отправится в Сан-Франциско, ему отведена роль шафера на свадьбе Косты. Завтра он увидит Леонору.
Последняя мысль не давала ему покоя. Что он ощутит, когда увидит ее? Что она ощутит? Поначалу он даже хотел отказать Косте.
— Ты не можешь этого сделать, — убеждала его Синди. — Ты же обещал ему вернуть долг, когда он был шафером на нашем бракосочетании.
Это было правдой. Теперь отступать уже поздно. А потом, похоже, сейчас самое время встретиться все-таки с Леонорой. Для большей уверенности можно прихватить с собой Синди.
— Приехали, — подала голос из своего угла Пчелка. Ред остановил машину у подъезда большого многоквартирного кирпичного дома.
— Пойдешь к ней, босс? — спросил Косой Сэм.
— Да.
Неужели этот идиот думал, что Джино проделал сюда путь для того только, чтобы посидеть в машине?
Косой Сэм выбрался на тротуар первым, настороженным взором огляделся вокруг. Затем открыл заднюю дверцу «кадиллака», помог Пчелке. За ней вышел Джино.
По лестнице, расположенной снаружи здания, они вдвоем поднялись в квартирку на первом этаже, обставленную простой, но вовсе не плохой и уютной мебелью.
— Ты живешь здесь одна? — поинтересовался Джино.
— Да, — мгновение поколебавшись, ответила она. Он принялся расхаживать по комнате.
— Налей мне виски. Лед у тебя есть?
— Простите, но у меня нет даже виски.
— А что есть?
— Ничего. Я… не употребляю спиртного.
— Не употребляешь? Тогда что же ты делаешь в клубе, ради Бога?
— Официантки приносят мне подкрашенную воду.
— А эти простофили платят за нее, как за шампанское! — Джино рассмеялся.
— Верно! — Пчелка тоже засмеялась. Он потянулся.
— Ну и жизнь. Господи!
Она не сводила с него взгляда.
— Мне…. нужно раздеться? Джино упал в кресло.
— Этим ты компенсируешь отсутствие выпивки?
— Если вы захотите.
Смышленая девочка. Заложив руки за голову, Джино откинулся на спинку кресла.
— Начинай.
Сердце ее бешено запрыгало. У Пчелки имелся план — что нужно сделать для того, чтобы он навсегда запомнил ее… Либо у нее сейчас все получится, либо она потеряет свою работу. Что угодно будет лучше, чем превратиться просто в одну из его безделушек.
Она медленно начала снимать с себя одежду. Он следил за каждым движением.
На ней не осталось ничего, кроме туфелек на высоком каблуке, черных шелковых чулок и красных подвязок.
Оценивающе Джино рассматривал ее тело. Было в нем нечто особенное. Матово-белая гладкая кожа. Круглые полные груди с бодрыми сосками. Длинные крепкие ноги. Плоский живот. И держится она неплохо. Может статься, он приедет к ней и еще раз.
Внезапно Джино почувствовал, что брюки невыносимо мешают ему. Поднявшись из кресла, он подошел к девушке.
Она сделала глубокий вдох и торопливо заговорила.
— Мистер Сантанджело, я должна сказать вам, что еще не совсем оправилась от… одной болезни. Джино замер в неподвижности.
— Врач сказал, что все в порядке, что я могу уже… Но мне показалось, что вам все же лучше об этом знать.
— У тебя гонорея, — бросил Джино, садясь в кресло. — Черт побери! У тебя гонорея, а я ведь чуть было тебя не трахнул. — Он резким движением вскочил, как бы испугавшись того, что подхватит заразу от обивки. — Почему т1.! раньше ничего не сказала?
— Меня вылечили.
— Дьявол! Стоило ехать в такую даль, чтобы узнать, что ты протекаешь!
— Так было, — поправила она его.
— О Господи! — Он смотрел на нее во все глаза. — Надень что-нибудь.
Пчелка стала натягивать платье. Джино уже подходил к двери.
— Я надеюсь, что не очень сильно огорчила вас, мистер Сантанджело.
— Огорчила меня? Нисколько, девочка. Но сегодня он был готов порвать мне штаны, а ты сейчас превратила его в сушеный финик. Пока!
Дверь за ним закрылась.
Пчелка с облегчением вздохнула. По крайней мере, он запомнит ее и, как она надеялась, обязательно вернется. Про болезнь она ему наврала. Единственное заболевание, которое она в своей жизни перенесла, — это ветрянка, тогда ей было лет десять.
Она не смогла сдержать улыбку. Ну и выражение было на его лице, когда он услышал!
Пчелка на цыпочках прошла в спальню. Ее семилетний сын Марко спокойно спал на широкой постели. Поправив одеяло, она осторожно поцеловала ребенка в лоб. Если уж ей, Пчелке, суждено познакомиться с Джино Сантанджело, то либо это произойдет порядочно и достойно, либо этого вообще не будет. Сейчас она сознавала, что уже отделилась от окружавшей Джино толпы.
Теперь он даже в спешке не забудет, что она собой представляет.
Синди без сна лежала в постели и размышляла о том, кого сегодня ее муж Джино удостоил чести разделить с ним ложе. Дорогую Клементину? Ведь он будет отсутствовать целую неделю — как же эта старая сука сможет обходиться без него столько времени?
Или какую-нибудь девчонку из клуба? Одну из тех наивных дурочек, которые считали, что она, Синди, не имеет никакого представления о том, как ее муж проводит свободное время. Ее муж. Жеребец Джино. Ну еще бы. Где угодно, только не дома. Как же он может ждать, что она забеременеет, если сам забыл о ее существовании?
Перед открытием клуба предполагалось, что в нем найдется достаточно работы для них обоих. Синди целыми днями просиживала там, споря со строителями и декораторами. Она же разыскивала и нанимала первых девушек. Хозяек. Гардеробщиц, разносчиц сигарет. Никаких шлюх. Симпатичные создания, готовые добросовестным трудом зарабатывать честные деньги. При ней Джино никогда не осмеливался стрелять по сторонам своим ненасытным взглядом. К тому же, эта тощая Клементина не выходила тогда у него из головы.
С самого начала Синди приучила себя к мысли, что с миссис Дьюк ей придется смириться. Она достаточно сообразительна, чтобы понять — изменить тут ничего нельзя. Кроме того, дружеские отношения с сенатором и его женой сулили больше выгод, чем неудобств. Синди знала, что рано или поздно Джино утолит свой голод. Однако она и не подозревала о том, что когда это произойдет, Джино примется методично и рьяно проверять антропометрические данные и физическую выносливость всего женского персонала ночного клуба «У Клемми». К этому времени Синди уже не управляла делами заведения. Ей быстро наскучило заниматься вопросами найма и увольнения сотрудниц, и примерно через год она появлялась в клубе только тогда, когда хотела показаться на людях. Миссис Джино Сантанджело всегда усаживалась за свой собственный стол, вокруг которого вечно крутились
бойкого вида молодые люди, походившие на кобелей, обхаживающих суку во время течки. Но ни у одного не хватало смелости на действия. Самое большее, что они могли себе позволить — небольшой флирт с супругой мистера Сантанджело. Дураков, не понимающих своей выгоды, среди них не находилось.
В изнеможении Синди перекатывалась с боку на бок по широкой двухспальной кровати. Миссис Джино Сантанджело. Туалеты. Драгоценности. Пентхаус на Парк-авеню. И полные одиночества ночи, когда рядом нет никого. Никого, с кем можно заняться любовью, будь они все прокляты! И уж тут она ничего не могла сделать. Дело вовсе не в том, что Синди хотела принадлежать только ему, отнюдь нет! Вопрос стоял иначе. Джино выдвинул перед ней одно-единственное условие: быть верной, в противном случае…
Вот так.
Она протянула руку к стакану с водой, стоявшему на тумбочке у постели, и подумала о предстоящей поездке. Долгими неделями она мечтала о чем-то подобном. Только он и она — и подальше от Нью-Йорка, подальше от этого клуба. Подальше от всех них. Может, тогда ей удастся внушить ему — не стоит тратить силы в безумной гонке за тем, что есть в его доме, в его собственной постели.
Хлопнула входная дверь, и Синди посмотрела на циферблат часов. Начало второго. Что-то рановато для Джино. Сейчас он пройдет в кухню, раскроет холодильник, положит в вазочку мороженого и удалится в свой кабинет. Последнее время он спит только там.
— Мистер Сантанджело! Вы, наверное, говорите это всем девушкам!
Стараясь оградить себя от чудовищного обвинения, Джино поднял вверх руки.
— Кто? Я? Да ты шутишь!
Пчелка улыбнулась и резким движением головы забросила назад тяжелую массу золотисто-медных волос.
— У вас сложилась… определенная репутация.
— Положительная, надеюсь?
— Ода.
— Рад слышать, рад слышать это.
Поднявшись из-за огромного, орехового дерева, письменного стола, Джино выпрямился и потянулся. Девчонка ему очень нравилась, но он вовсе не собирался ради нее превращаться в дрессированную собачку.
— И давно ты у меня работаешь, Пчелка? Ее пробрала дрожь. То ли от того, что в воздухе разливалась прохлада, то ли от мысли, неожиданной и ужасной, что ее готовы уволить?
— Три месяца, мистер Сантанджело.
— Тебе у меня нравится?
— У вас отличный клуб.
— А повышение ты уже получила?
— Еще нет.
Вот оно. Или — повышение, или — ее выставят вон.
— Хочешь, я отвезу тебя сегодня вечером домой, а по дороге мы обсудим это?
— Да.
Он улыбнулся.
— Значит, да? — Глаза его лениво скользнули по ее телу. — А как насчет «да, пожалуйста»?
— Да, пожалуйста, мистер Сантанджело. Улыбка его сделалась шире. Джино уже предвкушал наслаждение. Наслаждение ею. Ее волосами. Молочко-белой кожей. Агрессивно-вздернутыми грудями.
— Вот что я тебе скажу. Придешь в мой кабинет к двенадцати.
Она повернулась к двери.
— Да, и… Подбери волосы. Уложи их повыше на своей аккуратной головке. Ну, беги, — разрешил он ей наконец, — мне нужно еще сделать пару звонков.
Пчелка направилась к двери; взгляд Джино не мог оторваться от ее соблазнительно покачивающихся ягодиц. Он любил, чтобы женщины сзади было много, чтобы было за что ухватиться рукой. Клементина этим похвастать не могла, у Синди попка высокая, круглая и маленькая, как у мальчика.
Синди. Уже три года он живет с этой шлюхой, три долгих года — и никакого намека на то, что она в состоянии, подобно всем женщинам, забеременеть. Это сводило Джино с ума. Синди клялась, что не применяет никаких штучек, но в таком случае почему же она никак не родит?
В кабинет ввалился Алдо. Тридцать один год, а он уже округлился, как хороший пудинг.
— Когда ты растрясешь наконец свой жир? — грубовато спросил его Джино, не сочтя нужным обменяться приветствиями.
— Люблю поесть. Ужасное дело.
— Если в тебя как-нибудь попадет пуля, то ты просто вытечешь весь, как снеговик.
— Что же мне делать, если Барбара так вкусно готовит?
— Так в чем дело? — оставив шутки в стороне, перешел к сути Джино.
Алдо начал рассказывать.
Джино слушал и зевал. Не для того он создан, чтобы сидеть за столом и считать деньги. Ему требовалось действовать, ему нужны острые ощущения. А в последнее время эти ощущения он испытывал только в обществе подцепленных где попало шлюх. Однако, несмотря на все это, он считал себя везучим. Такой партнер, как сенатор Дьюк, давал стопроцентную гарантию его личной безопасности. Плюс друзья в самых высоких сферах, друзья, с которыми он поддерживал весьма тесные отношения. И все же, и все же… Важные и влиятельные друзья тоже не всегда могли помочь. Лаки Лючиано, глава их комитета, в прошлом году вынужден был отправиться за решетку — по дутому обвинению в сутенерстве. Дутому, потому что на самом деле Лаки фактически никогда не занимался продажей на улице женского тела. Он возглавлял огромный преступный синдикат, одним из направлений деятельности которого была организованная проституция. Как бы там ни было, бедняге пришлось перейти на государственное содержание. Срок обещан солидный — от тридцати до пятидесяти лет. Известие об этом повергло в ужас все сообщество. Если Лаки Лючиано так загремел, то чья же очередь на подходе?
Джино привык к мысли, что ему подобное не угрожает, поскольку после разрыва с Боннатти большая часть всего его бизнеса представляла собой абсолютно законные сделки. Он не имел ничего общего с наркотиками или проституцией. Пара внушительно брошенных его боевиками слов здесь, пара — там, и колесики отлично налаженного механизма продолжают крутиться ровно и без всяких сбоев.
— У тебя все готово к поездке? — поинтересовался Алдо.
— Полностью. Выезжаю завтра утром. Синди бегает по магазинам — закупает то, что не успела купить вчера.
— Женщины! Вот кто умеет тратить деньги!
— И это ты говоришь мне!
Туалеты Синди и парикмахерские, ее драгоценности и меха — все это уже стоило Джино целого состояния. Дешевой женщиной его жену никак нельзя назвать. Ну так что? Ему это по карману. В одних только инвестициях он имел капитал, оцениваемый более чем в миллион долларов. Благодаря сенатору Дьюку. Благодаря Клементине.
Сейчас ему уже хотелось свободы. Свободы от нее. Миссис Дьюк по-прежнему выглядела ошеломляющей дамой, и все же с него достаточно.
Однако она не готова дать ему эту свободу. Джино изобретал предлоги, отказываясь от встреч. Клементина предлагала новое время. Джино отвечал, что и тогда будет занят. Она ставила вопрос в лоб: когда же?
Джино почувствовал себя запертым в ловушку. Это надо же — в тридцать один год, имея законную жену, хозяйку дома, имея кучу случайных любовниц, — и позволить загнать себя в угол! Да такого не случалось, когда он был еще шестнадцатилетним мальчишкой, в одиночестве бродившим по улицам.
Нет, ему хотелось чего-то другого. Он и сам не знал — чего.
— Поездка во Фриско пойдет тебе на пользу, — заметил Алдо, опускаясь в кожаное кресло. — Ты слишком много времени отдаешь работе. Не можешь даже зайти ко мне пообедать. Барбара начинает обижаться на тебя.
— По возвращении — обязательно.
— Ловлю тебя на слове. Спагетти с мясными шариками — лучше Барбары никто тебе этого не приготовит. — Алдо с шумом выдохнул воздух и поцеловал кончики пальцев. — Да… жена у меня — удивительная кухарка.
Джино демонстративно уставился на выпирающий из брюк солидный животик своего друга.
— Это я и сам вижу.
Алдо полусмущенно засмеялся.
— Когда доволен желудок — доволен и человек.
— Кусок сала. Дырка в заднице.
— Прошу тебя!
— Окорок.
Шутливую перебранку прервал стук в дверь.
— Да! — крикнул Джино.
— Это я, босс.
По голосу можно было безошибочно определить его владельца. Джэкоб Коэн. Или, как его теперь называли, Парнишка Джейк. Или даже еще проще — Парнишка, хотя ему шел уже двадцать четвертый год. Прозвище, вернее говоря, кличку он получил благодаря тому, что еще мальчишкой ступил на тот путь, который ведет в противоположную от закона сторону. В нежном четырнадцатилетнем возрасте с полученной от Джино сотней долларов в кармане Джэкоб не раздумывая занялся собственным бизнесом. Угонял и перепродавал автомобили. Вырывал из рук прохожих вещи на улице, бросаясь со всех ног в какую-нибудь подворотню. Дерзко надувал доверчивых простаков.
— Кто это был? — задавали разъяренной жертве вопрос.
— Парнишка.
Джино подобрал Коэна, когда тому исполнилось шестнадцать. К двадцати годам Джэкоб отвечал за сбор денег у держателей нелегальных лотерей, а попутно аккуратно и незаметно умудрялся решать свои собственные маленькие проблемы.
— Заходи! — кивнул ему Джино. — Откуда это в тебе взялась какая-то дерьмовая вежливость? Джейк с улыбкой переступил порог.
— Не хотелось вам помешать, босс. Я так понял, что по новым правилам теперь сначала нужно постучать.
— Что еще за новые правила? Алдо слегка засуетился.
— Я подумал… — начал он. — Ну, мне показалось, что это неплохая идея…
— Какого черта!
Джино расхохотался. Неделю назад Алдо вошел в кабинет в тот самый момент, когда Джино прямо на своем письменном столе обслуживал молоденькую разносчицу сигарет.
— Видимо, ты прав.
— Если вдруг сюда неожиданно явится Синди… или миссис Дьюк…
— Согласен, — с улыбкой сказал Джино. Может, это именно то, что ему нужно — чтобы одна из них застала бы его за этим. Вот тогда-то уж он наверняка сорвался бы с поводка. Обрел бы свободу.
Джейк бухнул об стол большим полотняным мешком, набитым монетами.
— Мне кажется, что Гамбино — знаешь, кондитерская на Сто пятнадцатой улице — приворовывает. Джино приподнял брови.
— Ты уверен?
Джейк почесал лохматую голову.
— Вполне. Если не он сам, то тогда его старая карга — рядом с деньгами там просто больше некому крутиться.
— Сделай ему предупреждение. Одно.
— Я понял, босс.
Джино встал из-за стола.
— Завтра я уезжаю, Джейк, всего на неделю. Если возникнут какие-нибудь проблемы, обратишься к Алдо.
Бросив на толстяка взгляд, Парнишка согласно склонил голову. Зачем это Джино потребовалось унижать его приказом обращаться к этому борову? Каждый знает, что Динунцио — обыкновенное дерьмо. Шарахается от собственной тени. Просто непонятно, для чего его Джино вообще держит при себе. Расселся своей жирной жопой в кабинете и думает, что все мечтают его поиметь. Ах, ну да. Как же — ведь на нем лежит нелегкая и опасная обязанность запирать в сейф те деньги, что приносят в мешках обыкновенные работяги. Но работяги-то эти — горой за него, за Джейка, являющегося приводным ремнем всей операции.
— Остальное нормально? — спросил Джино. Парнишка опять запустил пальцы в шевелюру, подумав при этом, не подцепил ли он, случаем, какую-нибудь живность от своей последней подружки.
— Все идет как по маслу, босс.
— Тем лучше. До встречи.
Клементина Дьюк с презрением смотрела на мужа.
— Я не верю ни единому твоему слову, — ледяным голосом проговорила она. — Неужели же ты настолько туп?
Стоя у окна своего кабинета, Освальд время от времени бросал взгляды на улицу.
— Я ничего не скрывал от тебя, — дрожащим голосом проговорил он. — Ты всегда знала, кто я такой. Клементина ядовито рассмеялась.
— Не всегда, Освальд. Если память мне не изменяет, прошло два года, прежде чем я узнала правду о тебе. — Из пачки «Кэмела», лежавшей на столе, она достала сигарету, закурила. — Так. У тебя есть… решение этой… проблемы?
— Джино Сантанджело. Он мой должник.
Она задумчиво выпустила струю дыма в потолок.
— Это будет побольше, чем оплата старого долга.
— Знаю. Но он обязан мне всем, что имеет. Он сделает это.
— Ты говоришь так уверенно…
— Он должен это сделать. Если он откажется, я уничтожу его.
Клементина облизнула губы. По-своему Освальд не менее жесток, чем любой уличный гангстер. Но в его распоряжении была еще и власть — достаточная для того, чтобы купить кого угодно.
— Когда ты собираешься обратиться к нему? — поинтересовалась она.
— В тот же день, как только он вернется из Сан-Франциско. Лучшего времени не придумаешь.
Она молча кивнула. С каких это пор требуется точный расчет времени для того, чтобы обратиться к человеку с просьбой убить другого?
Пчелка устроилась на заднем сиденье черного «кадиллака», на почтительном расстоянии от Джино. За рулем сидел Ред, справа от него поместился Косой Сэм.
Джино попыхивал сигарой; никому из сидевших в машине и в голову не приходило пожаловаться на табачный дым.
Взбившая невообразимо высокую прическу Пчелка сидела как на иголках. Ее вовсе нельзя назвать неопытной девушкой — определенные знания о мужчинах и их потребностях у нее были, равно как и некоторые навыки — но все же… все же… Джино Сантанджело… Ведь он, в конце концов, ее босс и женатый человек… А похоже, что девушками он привык пользоваться как вещью, расплачиваясь с ними за то, что они давали ему, какой-нибудь простенькой безделушкой — на память…
У Пчелки не возникало никакого желания подчиняться ему и потом получать из его рук награду. Но как, каким образом дать ему понять, что она все-таки не такая, как все?
— Господи! — воскликнул вдруг Джино, нарушая течение ее мыслей. — Почему ты не сказала мне, что живешь в соседнем округе?
— Осталось всего четыре квартала, и все.
— Ну-ну.
Он зевнул. Интересно, окупит ли эта поездка затраченное на нее время? Новый день. Новая шлюха. А толку? Все они одинаковы.
Вот завтра — совсем иное дело. Завтра он отправится в Сан-Франциско, ему отведена роль шафера на свадьбе Косты. Завтра он увидит Леонору.
Последняя мысль не давала ему покоя. Что он ощутит, когда увидит ее? Что она ощутит? Поначалу он даже хотел отказать Косте.
— Ты не можешь этого сделать, — убеждала его Синди. — Ты же обещал ему вернуть долг, когда он был шафером на нашем бракосочетании.
Это было правдой. Теперь отступать уже поздно. А потом, похоже, сейчас самое время встретиться все-таки с Леонорой. Для большей уверенности можно прихватить с собой Синди.
— Приехали, — подала голос из своего угла Пчелка. Ред остановил машину у подъезда большого многоквартирного кирпичного дома.
— Пойдешь к ней, босс? — спросил Косой Сэм.
— Да.
Неужели этот идиот думал, что Джино проделал сюда путь для того только, чтобы посидеть в машине?
Косой Сэм выбрался на тротуар первым, настороженным взором огляделся вокруг. Затем открыл заднюю дверцу «кадиллака», помог Пчелке. За ней вышел Джино.
По лестнице, расположенной снаружи здания, они вдвоем поднялись в квартирку на первом этаже, обставленную простой, но вовсе не плохой и уютной мебелью.
— Ты живешь здесь одна? — поинтересовался Джино.
— Да, — мгновение поколебавшись, ответила она. Он принялся расхаживать по комнате.
— Налей мне виски. Лед у тебя есть?
— Простите, но у меня нет даже виски.
— А что есть?
— Ничего. Я… не употребляю спиртного.
— Не употребляешь? Тогда что же ты делаешь в клубе, ради Бога?
— Официантки приносят мне подкрашенную воду.
— А эти простофили платят за нее, как за шампанское! — Джино рассмеялся.
— Верно! — Пчелка тоже засмеялась. Он потянулся.
— Ну и жизнь. Господи!
Она не сводила с него взгляда.
— Мне…. нужно раздеться? Джино упал в кресло.
— Этим ты компенсируешь отсутствие выпивки?
— Если вы захотите.
Смышленая девочка. Заложив руки за голову, Джино откинулся на спинку кресла.
— Начинай.
Сердце ее бешено запрыгало. У Пчелки имелся план — что нужно сделать для того, чтобы он навсегда запомнил ее… Либо у нее сейчас все получится, либо она потеряет свою работу. Что угодно будет лучше, чем превратиться просто в одну из его безделушек.
Она медленно начала снимать с себя одежду. Он следил за каждым движением.
На ней не осталось ничего, кроме туфелек на высоком каблуке, черных шелковых чулок и красных подвязок.
Оценивающе Джино рассматривал ее тело. Было в нем нечто особенное. Матово-белая гладкая кожа. Круглые полные груди с бодрыми сосками. Длинные крепкие ноги. Плоский живот. И держится она неплохо. Может статься, он приедет к ней и еще раз.
Внезапно Джино почувствовал, что брюки невыносимо мешают ему. Поднявшись из кресла, он подошел к девушке.
Она сделала глубокий вдох и торопливо заговорила.
— Мистер Сантанджело, я должна сказать вам, что еще не совсем оправилась от… одной болезни. Джино замер в неподвижности.
— Врач сказал, что все в порядке, что я могу уже… Но мне показалось, что вам все же лучше об этом знать.
— У тебя гонорея, — бросил Джино, садясь в кресло. — Черт побери! У тебя гонорея, а я ведь чуть было тебя не трахнул. — Он резким движением вскочил, как бы испугавшись того, что подхватит заразу от обивки. — Почему т1.! раньше ничего не сказала?
— Меня вылечили.
— Дьявол! Стоило ехать в такую даль, чтобы узнать, что ты протекаешь!
— Так было, — поправила она его.
— О Господи! — Он смотрел на нее во все глаза. — Надень что-нибудь.
Пчелка стала натягивать платье. Джино уже подходил к двери.
— Я надеюсь, что не очень сильно огорчила вас, мистер Сантанджело.
— Огорчила меня? Нисколько, девочка. Но сегодня он был готов порвать мне штаны, а ты сейчас превратила его в сушеный финик. Пока!
Дверь за ним закрылась.
Пчелка с облегчением вздохнула. По крайней мере, он запомнит ее и, как она надеялась, обязательно вернется. Про болезнь она ему наврала. Единственное заболевание, которое она в своей жизни перенесла, — это ветрянка, тогда ей было лет десять.
Она не смогла сдержать улыбку. Ну и выражение было на его лице, когда он услышал!
Пчелка на цыпочках прошла в спальню. Ее семилетний сын Марко спокойно спал на широкой постели. Поправив одеяло, она осторожно поцеловала ребенка в лоб. Если уж ей, Пчелке, суждено познакомиться с Джино Сантанджело, то либо это произойдет порядочно и достойно, либо этого вообще не будет. Сейчас она сознавала, что уже отделилась от окружавшей Джино толпы.
Теперь он даже в спешке не забудет, что она собой представляет.
Синди без сна лежала в постели и размышляла о том, кого сегодня ее муж Джино удостоил чести разделить с ним ложе. Дорогую Клементину? Ведь он будет отсутствовать целую неделю — как же эта старая сука сможет обходиться без него столько времени?
Или какую-нибудь девчонку из клуба? Одну из тех наивных дурочек, которые считали, что она, Синди, не имеет никакого представления о том, как ее муж проводит свободное время. Ее муж. Жеребец Джино. Ну еще бы. Где угодно, только не дома. Как же он может ждать, что она забеременеет, если сам забыл о ее существовании?
Перед открытием клуба предполагалось, что в нем найдется достаточно работы для них обоих. Синди целыми днями просиживала там, споря со строителями и декораторами. Она же разыскивала и нанимала первых девушек. Хозяек. Гардеробщиц, разносчиц сигарет. Никаких шлюх. Симпатичные создания, готовые добросовестным трудом зарабатывать честные деньги. При ней Джино никогда не осмеливался стрелять по сторонам своим ненасытным взглядом. К тому же, эта тощая Клементина не выходила тогда у него из головы.
С самого начала Синди приучила себя к мысли, что с миссис Дьюк ей придется смириться. Она достаточно сообразительна, чтобы понять — изменить тут ничего нельзя. Кроме того, дружеские отношения с сенатором и его женой сулили больше выгод, чем неудобств. Синди знала, что рано или поздно Джино утолит свой голод. Однако она и не подозревала о том, что когда это произойдет, Джино примется методично и рьяно проверять антропометрические данные и физическую выносливость всего женского персонала ночного клуба «У Клемми». К этому времени Синди уже не управляла делами заведения. Ей быстро наскучило заниматься вопросами найма и увольнения сотрудниц, и примерно через год она появлялась в клубе только тогда, когда хотела показаться на людях. Миссис Джино Сантанджело всегда усаживалась за свой собственный стол, вокруг которого вечно крутились
бойкого вида молодые люди, походившие на кобелей, обхаживающих суку во время течки. Но ни у одного не хватало смелости на действия. Самое большее, что они могли себе позволить — небольшой флирт с супругой мистера Сантанджело. Дураков, не понимающих своей выгоды, среди них не находилось.
В изнеможении Синди перекатывалась с боку на бок по широкой двухспальной кровати. Миссис Джино Сантанджело. Туалеты. Драгоценности. Пентхаус на Парк-авеню. И полные одиночества ночи, когда рядом нет никого. Никого, с кем можно заняться любовью, будь они все прокляты! И уж тут она ничего не могла сделать. Дело вовсе не в том, что Синди хотела принадлежать только ему, отнюдь нет! Вопрос стоял иначе. Джино выдвинул перед ней одно-единственное условие: быть верной, в противном случае…
Вот так.
Она протянула руку к стакану с водой, стоявшему на тумбочке у постели, и подумала о предстоящей поездке. Долгими неделями она мечтала о чем-то подобном. Только он и она — и подальше от Нью-Йорка, подальше от этого клуба. Подальше от всех них. Может, тогда ей удастся внушить ему — не стоит тратить силы в безумной гонке за тем, что есть в его доме, в его собственной постели.
Хлопнула входная дверь, и Синди посмотрела на циферблат часов. Начало второго. Что-то рановато для Джино. Сейчас он пройдет в кухню, раскроет холодильник, положит в вазочку мороженого и удалится в свой кабинет. Последнее время он спит только там.