Сегодня ночью она его не потревожит. Иногда, надев новую ночную рубашку или необычного фасона белье, Синди приходила к нему в надежде разбудить интерес к себе. Как правило, это ничем не кончалось. Перевернувшись на живот, Синди до боли закусила кулак. «Спать, — приказывала она себе. — Спать!»
   Она уже было погрузилась в сон, когда в спальню вошел Джино и, ни слова не сказав, забрался к ней под одеяло. Его сильные руки скользнули под ночную рубашку, она всем телом почувствовала прикосновение его горячей и твердой плоти.
   — Джино, — прошептала она, боясь поверить охватившему ее радостному чувству.
   Последний звук его имени еще не слетел с ее губ, как он оказался внутри нее. Джино. Когда-то он был таким внимательным любовником. Сейчас же — и это совершенно очевидно — он думает лишь о собственном удовольствии.
   Быстро и энергично он кончил, так и не сказав жене ни слова.
   Синди казалось, что она проваливается в какую-то бездонную пропасть отчаяния. Она убеждена, что ни с одной из своих подружек так Джино не обходился. Не говоря уже о миссис Дьюк.
   Выродок! Если его отношение к ней в ближайшее время не переменится, придется ей преподать ему урок. Или два. Именно так! Этот долбаный самонадеянный Джино Сантанджело будет ползать перед ней на коленях!

КЭРРИ. 1937

   Из лечебницы, в которой прошли девять долгих лет, Кэрри выписали в начале 1937 года.
   Теперь она уже не представляла себя девочкой тринадцати лет от роду. Она знала, кто она и что она такое. Прошлое возвращалось к ней кусками — с неровными, но четко очерченными гранями. Возвращалось все: от мамы Сонни — через бабушку Эллу и Лероя — к Белому Джеку.
   Однако какая-то часть памяти все еще дремала. Кэрри помнила, как вместе с Джеком и Люсиль она бежала от мадам Мэй, помнила, что было весело, играл джаз, а потом… пустота.
   Само собой, это все наркотики. Она знала, во что превратилась. Врачи, в частности, доктор Холланд, наблюдавший ее в течение двух лет, рассказал Кэрри все о ее пагубном пристрастии. Вместе они выиграли тяжелейшую битву.
   Примерно год ушел у доктора Холланда на то, чтобы убедить своих коллег в необходимости выписать Кэрри.
   — Она вовсе не сумасшедшая, ее держат здесь в качестве бесплатной рабочей силы!
   В конце концов с ним согласились.
   Кэрри исполнилось двадцать три года. Она превратилась в худенькую молодую женщину с большой грудью, длинными темными волосами, придающими ее облику какую-то трагичность, и полными неясной печали восточными глазами.
   Из лечебницы она уходила одетой в поношенное серое пальто, коричневую юбку и желтую блузу — одежду прислала некая благотворительная организация. Волосы туго стянуты сзади в пучок, на лице ни намека на косметику. В сумочке у Кэрри лежали двадцать пять долларов и бумажка с адресом женщины, готовой предоставить ей место горничной.
   Доктор Холланд проводил ее до ворот.
   — Тебе придется нелегко, Кэрри, очень нелегко. Но мне хочется, чтобы ты попыталась, и, если окажется, что ты зашла в тупик, знай — я всегда готов обсудить с тобой все твои проблемы. Договорились?
   Она безмолвно кивнула. Доктор был добрым человеком, искренне верившим, что оказывает ей добрую услугу, возвращая в мир. Откуда ему было знать, что единственное, чего хочет Кэрри, — это забиться куда-нибудь в угол, чтобы не видеть никого и ничего.
   Выйдя за ворота лечебницы и сев в автобус, направлявшийся к центру города, Кэрри никак не могла отделаться от неприятного ощущения — все вокруг казалось чужим, враждебным. Все так переменилось. Может, было бы все-таки лучше оставаться там, откуда она только что ушла? Там требовалось лишь функционировать, а не мыслить.
   Почувствовав на себе мужской взгляд, Кэрри поплотнее завернулась в складки свободно болтавшегося на ней пальто, отвела глаза в сторону. Все мужчины — враги.
   Дверь дома на Парк-авеню распахнул дворецкий.
   — Меня зовут Кэрри, — выдавила она в смущении, осознав, что стоит на пороге особняка, находящегося буквально в трех шагах от дома мистера Даймса, где когда-то ей было так хорошо. — Я новая служанка, — пояснила Кэрри.
   Дворецкий нахмурился.
   — Тебе следовало бы стучаться в заднюю дверь.
   — Простите… Я не знала…
   Пробормотав что-то в негодовании, он неохотно впустил ее в дом.
   — Иди за мной.
   Глядя ему в спину, Кэрри спустилась вниз по какой-то лестнице и очутилась в большой кухне, где у плиты стояла чернокожая толстуха-кухарка и помешивала что-то в кастрюле.
   — Миссис Смит, — обратился к ней дворецкий, — это Кэрри, новая служанка. Оставляю ее на ваше попечение. Думаю, миссис Бекер захочет взглянуть на нее, прежде чем допустить в комнаты.
   — Само собой, мистер Бил. — Повернувшись к Кэрри, толстуха пропела:
   — Ты уже была в услужении, моя девочка?
   Кэрри кивнула.
   — Ну, тогда ты и сама знаешь, что твою постель никто не будет убирать розами.
   Вновь она стала прислугой. Вновь с утра до вечера одно и то асе. Застелить кровати. Выбить пыль. Выскрести грязь. Вычистить туалет. Вымыть ванну. Ползая на четвереньках, отполировать мраморные полы. Выстирать. Выгладить.
   Кэрри принималась за работу в шесть утра, заканчивать ей частенько приходилось в десять-одиннадцать вечера. За такую работу ей платили меньше ста долларов в месяц, и тем не менее это считалось потолком для живущей в доме прислуги.
   Обилие работы ничуть не угнетало Кэрри. Наоборот, она забывала о всяких мыслях, она чувствовала себя бодрее, когда была чем-то занята. Раз в месяц ей полагался выходной. Не имея ни малейшего представления о том, как можно распорядиться своим свободным временем, Кэрри чаще всего просто не выходила из дому.
   С хозяевами встречалась она нечасто. Кухарка проинформировала ее, что мистер Бекер весьма богат, а фотографии миссис Бекер можно встретить в каждом номере дорогих светских журналов.
   — Как-нибудь, когда ее не будет дома, я покажу тебе ее гардероб — у нее там больше тридцати пар туфель! — пообещала Кэрри миссис Смит.
   Белый Джек — промелькнуло в мозгу Кэрри. У него обуви было не меньше.
   Белый Джек. Высокий, стройный, с черной блестящей лысиной. Неотразимый. Ей вспомнились его двадцать три костюма, его манера осматривать себя в зеркале, его улыбка.
   Белый Джек. Он чуть было не отправил ее на тот свет.
   Без всякого интереса она подумала о том, где он сейчас может находиться, чем заниматься, есть ли у него женщина.
   Белый Джек. Что она сделает, если увидит его вновь?
   Убьет эту мразь.

ДЖИНО. 1937

   На последней холостяцкой вечеринке Косты, где присутствовали только мужчины, Джино чувствовал себя абсолютно не в своей тарелке. Сидя за столом, он наблюдал за происходящим сквозь полуприкрытые веки: сборище старшеклассников — орут, хохочут, кидаются друг в друга хлебными шариками.
   Когда по традиции из огромного торта появилась обычная обнаженная девушка, Джино показалось, что все эти тридцать четыре недавних выпускника колледжа вот-вот одновременно кончат. Господи! Да они ни разу в жизни не видели голой женщины!
   Еще до начала вечеринки он выяснил, кем был муж Леоноры, и теперь не сводил с него глаз. Любовь его вышла замуж за какого-то болвана. Эдвард Филип Грационе. Полное ничтожество, работает в банке своего отца, волосы цвета кукурузы и глаза навыкате. Фигура звезды футбола, кем, впрочем, он и являлся в колледже, когда они с Леонорой поженились.
   Джино невыносимо хотелось увидеть ее, он покрывался потом при одной мысли о Леоноре, и это злило его. Прошло столько времени, что пора бы уже привыкнуть.
   Разум его привык. Только тело никак не могло в это поверить.
   — Дженнифер, не дергайся! — строго сказала Леонора. — Как же я смогу застегнуть эту штуку, если ты и секунды не простоишь спокойно?
   — Прости, я больше не буду. Обещаю.
   Дженнифер Бриэрли, невеста Косты, неподвижно замерла в центре своей спальни, давая Леоноре возможность застегнуть на ней стягивающий талию корсет.
   — Слишком туго! — пожаловалась она, когда с пуговицами было покончено. — Я не могу вздохнуть!
   — А тебе это и не нужно, — решительно ответила Леонора. — По-моему, мы обе заслужили по глотку шампанского, как ты думаешь? , — Сейчас всего одиннадцать утра.
   — Сегодня ты выходишь замуж. Может, сбегать вниз и притащить сюда бутылочку?
   Дженнифер кивнула. Бедная Леонора. Дженнифер известно, что ее подруга пьет, но в одиннадцать утра — не слишком ли рано?
   — Вот! — Не прошло и пяти минут, как торжествующая Леонора вернулась в комнату, держа в руках бутылку шампанского и два бокала.
   — Voila!
   Она умело открыла бутылку, без хлопка, без рвущейся вверх пены, и наполнила бокалы. Протянула Дженнифер.
   — Выпьем за твой брак, — предложила она тост; в голосе ее слышалась легкая горечь. — Да будет он счастливым!
   Дженнифер сделала глоток искрящейся и шипящей жидкости и поставила свой бокал на стол.
   Леонора несколькими большими глотками осушила свой и тут же наполнила его вновь.
   — Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, куда лезешь? — с еще более заметной горечью спросила она.
   — Я никуда не лезу, — мягко ответила Дженнифер. — Я выхожу замуж за человека, которого люблю.
   — Как только ты станешь его собственностью, — фыркнула Леонора, — любовь очень быстро уйдет.
   — Я не буду собственностью Косты, а он — моей. Мы просто окажемся вместе — потому что мы оба этого хотим.
   — Хм. — Леонора отпила из бокала. — Поговорим об этом через пару лет, когда ваш роман закончится. Жена всегда принадлежит мужу, если, конечно, она себе это позволяет.
   — Леонора, прошу тебя, не будем сейчас об этом говорить. Я знаю, что у вас с Эдвардом ничего не выходит, но это вовсе не значит, что каждый брак должен быть таким же, как ваш.
   — Конечно, конечно. — Леонора подлила себе шампанского. — Я сейчас вернусь. — Она быстро вышла из спальни, не желая, чтобы подруга видела ее слезы. В конце концов, у Дженнифер сегодня радостный день, и нет никакой нужды портить его.
   С самого утра Леонора думала о Джино Сантанджело и только расстраивалась от этого. Как он сейчас выглядит? Все такой же? Смуглый, молчаливый и опасный своей красотой? Или же он изменился — как и она?
   Леонора знала, что давно уже перестала быть той девочкой, в которую он тогда так без оглядки влюбился. Стоя перед зеркалом, она видела на своем лице ранние морщинки, горькую складку у рта. Почему же, ну почему она не дождалась его? Может, из-за его писем — до отвращения романтических, так не похожих на него? Или причина в том, что поблизости от нее всегда оказывалось множество молодых людей, с которыми каждый раз все получалось по-другому? А уж если она решила попробовать одного, то было бы только справедливо после него попробовать и его приятеля.
   Потом появился Эдвард. Потом Мария. Потом она пристрастилась к спиртному. Потом пошли любовники.
   Брови Леоноры дрогнули. Джино Сантанджело. Гроза девчонок. И что в нем такое есть?
   — Сукин ты сын! — рассмеялся Джино. — Ты и в самом деле собираешься это сделать? Коста улыбнулся.
   — Ну да. — Они сидели в лимузине, который должен был доставить жениха в церковь. — Теперь мне уже будет трудно сдать назад. К тому же Дженнифер — просто потрясающая девушка.
   — Уж если ты решил на ней жениться, малыш, то я в этом уверен.
   — Конечно, она не так ошеломительно красива, как Синди, — честно признал Коста. Джино захохотал.
   — Синди! Ошеломительно красива! Малыш, да если бы она услышала твои слова, то бросилась бы целовать твои ботинки!
   — Дженнифер полностью меня устраивает, — не обращая внимания на веселье друга, продолжал Коста. — Она просто чудо, и я не могу понять, почему мне понадобилось столько времени, чтобы рассмотреть это, ведь, в конце концов, она же всегда была лучшей подругой Леоноры.
   Имя повисло в воздухе.
   Вот-вот они подъедут к церкви.
   Вот-вот Джино вновь встретится с ней.
   Глядя в окно, Джино с трудом проглотил стоявший в горле комок.
   Синди пришлось взять такси, чтобы попасть в церковь. Одетая в костюм из белого шелка, плотно облегавший каждый плавный, соблазнительный изгиб ее тела, она небрежно набросила пелеринку из голубых песцов на плечи. Волосы подобраны в высокую модную прическу, украшенную небольшой плоской белой шляпкой. В ее понимании она очень походила на кинозвезду — факт этот отрицать нельзя. От взгляда на нее сам Кларк Гейбл потерял бы сознание.
   — Замуж выходишь, или еще что-нибудь, а, красавица? — спросил ее таксист.
   — Я приглашена, — высокомерно бросила ему в ответ Синди, расплатилась и стала подниматься по ступеням лестницы.
   Как это глупо — отправляться в храм, на бракосочетание — в такси. Неужели Джино не мог распорядиться, чтобы за ней послали машину? Но когда она пожаловалась ему на это, он просто ответил:
   — Я забыл.
   Моложавый и привлекательный распорядитель церемонии окинул Синди восхищенным взглядом.
   — Жениха или невесты? — обратился он к ней с вопросом.
   — Что? — Голубые глаза Синди от изумления расширились.
   — Жениха или невесты?
   Она ничего не понимала.
   К первому откуда-то на помощь подошел второй, сложением и обликом напоминавший какого-то мифологического героя.
   — Вы являетесь родственницей или другом жениха или невесты? — уточнил он.
   — А что?
   Синди подумала, что неплохо бы было увидеть этого греческого бога без одежды.
   — Нам необходимо знать это, чтобы посадить вас в соответствующей половине церкви. — Он рассмеялся. Синди вспыхнула. Не дай Бог, ее примут за дурочку!
   — Старая знакомая Косты.
   Беря ее за руку, молодой грек улыбнулся.
   — Ну и счастливчик же этот Коста!
   Дженнифер Бриэрли царственной походкой шла по центральному проходу храма, опираясь на локоть отца. Королева дня.
   Перед ней выступала Леонора, а впереди медленно двигались еще три подружки невесты и Мария — девятилетняя дочь Леоноры.
   Процессия была весьма торжественной, и никто не обратил внимания на то, что тело Леоноры сотрясает легкая дрожь.
   Стоя в переднем ряду, Коста чувствовал, как по вискам его струится пот. Ему хотелось в туалет. Ему хотелось курить. Ему нужно было выпить.
   Джино сохранял полное присутствие духа. Потребовалось напряжение всех его сил, чтобы удержаться от попыток повернуть голову и бросить взгляд на проход. Вовсе не невесту горел он желанием увидеть. Он знал, что там, перед ней — Леонора.
   — Что-то мне не по себе, — негромко пробормотал Коста.
   — Все будет отлично. Держись.
   Дженнифер вместе с отцом уже подходили к первому ряду. Коста и Джино, державшийся чуть позади, двинулись им навстречу. Теперь уже ничто не мешало Джино рассмотреть подружку невесты. Внезапно внутри у него похолодело. Она ничуть не изменилась'. Даже в неверном блеске церковных свечей он отчетливо видел ее лицо.
   Она стояла чуть в стороне, так что к Джино был обращен только ее тонкий профиль, голова немного приподнята, те же замечательные волосы, тот же сияющий взгляд, розовое платье с множеством оборок мягко повторяло линии ее высокой груди и пышными складками спадало на пол.
   Во рту у Джино пересохло. Он отвел взгляд от Леоноры, уставившись в какую-то точку пространства прямо перед собой.
   Церемония началась, и ему вовсе не хотелось упустить хотя бы миг.
   Остаток дня прошел для Джино в какой-то дымке. Торжественный обед, прием. Шампанское, прекрасная еда, речи, тосты.
   Во взгляде Франклина Дзеннокотти читалось все то же старое недоверие. Мэри, его жена, приветствовала Джино с материнской приветливостью.
   Синди флиртовала напропалую, похожая на дорогую проститутку, обдавая своим жарким дыханием каждого присутствовавшего молодого человека — в том числе и мужа Леоноры, оказавшегося и в самом деле таким недалеким, каким он выглядел в глазах Джино.
   Не отрывая глаз друг от друга, Коста и Дженнифер никого и ничего вокруг себя не видели. Они сидели, держась за руки, и обменивались им одним понятными улыбками.
   И, наконец, она сама.
   Леонора.
   Теперь уже вовсе не девушка. Молодая двадцативосьмилетняя женщина.
   — Как дела? — будничным голосом спросил Джино.
   — Отлично. А у тебя? — еще более буднично отозвалась Леонора.
   — Неплохо.
   — Я рада.
   Молчание. Очень долгое молчание.
   — Я слышал, у тебя прекрасная дочка? — в голосе Джино слышался интерес.
   — Да. Мария. — На Леонору этот интерес не произвел никакого впечатления. Вновь молчание.
   — У меня детей пока нет.
   — Нет?
   Они стояли у танцевальной площадки, мимо проносились пары.
   — По-моему, мы должны к ним присоединиться — шафер и подружка невесты, как ты думаешь?
   — Ну пойдем, — согласилась Леонора.
   В его руках она почувствовала себя невесомым перышком. Джино держался от нее на максимально дозволенном приличиями расстоянии. Под звуки старого вальса «Пенни падают с неба» они кружили по залу.
   Чувства в душе Джино перемешались: восторг и отвращение, ощущение того, что его одурачили, и непонятно откуда взявшееся внутреннее напряжение. Захочет ли она ответить, если он обратится к ней? Хочет ли он сам оказаться выставленным на всеобщее посмешище? Он, Джино Сантанджело? В этом мире он тоже что-то да значит. Ему могла принадлежать любая понравившаяся женщина. В Нью-Йорке к нему относились с доверием, уважением и страхом. Среди его друзей сенаторы, судьи, известные политики. Он спал с их женами.
   — С меня хватит, — произнесла вдруг Леонора. — Я хочу выпить.
   — Ладно.
   Они отошли в сторону.
   — Леонора? — начал Джино.
   — Да? — ее прозрачные светящиеся глаза были ледяными, их взгляд замораживал душу.
   Ну ее в задницу. У нее не хватает порядочности на то, чтобы хотя бы попытаться объяснить, попросить прощения, — ни на что.
   — Что бы ты хотела выпить? Я принесу.
   — Не нужно ничего. — Она высвободила свою руку из его. — Мне принесет муж.
   Не произнеся больше ни слова, она оставила Джино одного.
   Ощущение такое, будто его лягнула в живот лошадь. Что с ней такое? Она смотрела на него так, будто он был грязью, будто ненавидела его. Что он ей сделал плохого? Сидел и смотрел на нее влюбленными глазами — и все.
   — Привет!
   Перед ним стояла маленькая девочка. Крошечная девятилетняя копия своей матери.
   — Мария?
   — Да.
   Удивительный ребенок. Те же глаза. Те же волосы.
   — Откуда ты знаешь, как меня зовут? — Маленькая головка вопросительно склонилась набок. Он улыбнулся.
   — Эй, ты же — знаменитость!
   — Я?
   — Да, ты.
   — Тем лучше. Я хочу, чтобы ты со мной потанцевал. Шафер должен танцевать со всеми подружками невесты. — Она робко взяла его за руку. — Теперь моя очередь!
   — С удовольствием, малышка! Он торжественно развел руки в стороны. Она сделала шаг к нему.
   Вскоре они танцевали.

КЭРРИ. 1937

   -Мистер Бернард Даймс, наш сосед, устраивает в следующий понедельник вечер. Обычно миссис Бекер посылает нас помочь на кухне. Хочешь пойти? Он очень хорошо платит. — Миссис Смит выжидательно смотрела на Кэрри. — Что скажешь? Я должна предупредить его экономку.
   Кэрри пребывала в растерянности. Это походило на шаг в прошлое. Но… непредвиденный заработок… Она старалась откладывать лишний доллар, хотя и сама пока не знала для чего.
   — Я не против, — наконец согласилась она. По крайней мере, хоть какое-то разнообразие. У супругов Бекер Кэрри работала уже шесть месяцев, и за все это время лишь единожды выходила из дому — на рынок за продуктами, если не считать еще того, что однажды она посетила лечебницу, чтобы встретиться с доктором Холландом. Тот оказался доволен ее прогрессом.
   — Самым серьезным испытанием было твое возвращение в Нью-Йорк со всеми его соблазнами. Похоже, ты с ним справилась неплохо.
   Справилась? Прятаться по выходным в своей комнате называется справилась? Или же так она боролась с этими искушениями?
   А может, ей следовало выйти на улицу, сходить в кино, на спектакль, пройтись по магазинам?
   Когда-нибудь она так и сделает. Когда почувствует себя готовой к этому.
   В особняк мистера Даймса миссис Смит и Кэрри отправились в понедельник в пять часов дня. Ради такого случая миссис Смит надела свое лучшее платье, Кэрри же выглядела как обычно, заплела только свои длинные волосы в косички.
   — Тебе что, больше нечего надеть? — с осуждением поинтересовалась миссис Смит.
   — Это моя рабочая одежда, — сухо ответила Кэрри.
   У дверей кухни их встретила миссис Черч, экономка Даймса. Кэрри с облегчением для себя поняла, что это вовсе не та женщина, что работала здесь несколько лет назад.
   Кухня стала совсем другой, куда более современной. И все же Кэрри вздрогнула на входе, оглядываясь по сторонам. Ей вспомнилась маленькая наивная девочка, впервые переступившая этот порог в далеком прошлом…
   На кухне кипела работа. На стуле в углу сидела затянутая в костюмчик официантки молодая шведка в ожидании, пока ее призовут к исполнению своих обязанностей, двое барменов суетились со льдом и бутылками, горничная помогала буфетчику. Специально приглашенный повар колдовал над блюдом со слоеными пирожками.
   Кэрри безропотно принялась за более прозаические вещи.
   В семь начали прибывать гости, с верхнего этажа в кухню доносились звуки музыки, смех, оживленные голоса. Оба бармена и шведка исчезли, время от времени забегая, чтобы поделиться новостью о том, какая очередная знаменитость почтила хозяина своим присутствием. Гора грязной посуды все прибывала. Руки Кэрри покраснели и огрубели от горячей мыльной воды.
   В половине одиннадцатого в кухню вошел швейцар. Обведя работавших взглядом, он остановил свой выбор на Кэрри.
   — Знаешь, как подавать одежду?
   — Что?
   — А, ладно. В любом случае ты будешь не хуже, чем та девчонка, которую нам прислали. Пошли.
   Она вытерла руки о посудное полотенце и стала подниматься по ступеням знакомой лестницы.
   — Туда, — подтолкнул он ее в направлении прихожей, полной меховых манто. — Будешь подавать мне то, что я тебе скажу — и быстро!
   Это было лучше, чем возиться с посудой.
   Эстер и Гордон Бекер уходили одними из последних.
   — Замечательный вечер, Бернард, дорогой, — ворковала Эстер.
   Бернард улыбнулся.
   — Спасибо, Эстер. Рад, что вам понравилось.
   — Я в восторге, и Гордон тоже. Правда, милый? Гордон утвердительно фыркнул. В данный момент он восторгался молоденькой негритянкой, передававшей швейцару их одежду. Такая простенькая и аккуратная, с этими своими смешными косичками. Что-то в ней есть знакомое…
   — Корри! — вдруг воскликнула Эстер. — Ты все еще здесь? Ты же завтра не сможешь стоять на ногах!
   — Кто это? — спросил Гордон.
   — Наша прислуга, дорогой. — Эстер не выдержала и засмеялась. — Ты не узнаешь собственных слуг! Можете вы этому поверить, Бернард? — Ее двойной подбородок затрясся в такт с чудовищно массивной грудью.
   — Кто обращает внимание на прислугу?. — со смехом, чтобы подыграть жене, ответил Гордон, не желавший выглядеть полным идиотом. — Вечно они мечутся туда-сюда, как кролики.
   Бдительная память Бернарда Даймса тут же включилась в работу. Кэрри? Ему когда-то уже приходилось слышать это имя. Да и лицо — его он тоже определенно где-то видел. Кэрри? Не в состоянии вспомнить, он почувствовал легкую злость на себя.
   — Вы не будете против, если она немного задержится? — обратился Бернард с вопросом к Эстер.
   — Само собой нет! Я просто пошутила! Кэрри высыпается всегда, во сколько бы она ни легла спать. — Она покровительственно улыбнулась. — Не правда ли, моя милая? — И шепотом, слышным каждому, добавила:
   — Девчонка просто золото! Работает как негр! — Послышалось глупое хихиканье. — О!
   Что это я такое говорю!
   В этот момент Кэрри решила, что должна подыскать себе другую работу. И пусть миссис Эстер Бекер сама убирает за собой свое дерьмо.
   После того как ушел последний гость, Бернард Даймс уселся у себя в кабинете, плеснув в стакан своего любимого бренди. Звонком вызвал швейцара.
   — Роджер, там была эта девушка, что помогала тебе управляться с одеждой. Если она еще не ушла, пришли ее ко мне.
   — Хорошо, сэр. Она была очень хорошей помощницей, — заметил Роджер. — Как раз то, что нам нужно. Бернард сделал вид, что изумился.
   — Другими словами, ты хочешь, чтобы я попросил миссис Бекер уступить нам ее?
   — Неплохая идея, сэр. Даймс расхохотался.
   — Удивляюсь я, глядя на тебя, Роджер. Переманивать чужую прислугу — это так на тебя непохоже! Лицо Роджера сохраняло невозмутимость.
   — Знаю, сэр. Но иногда это единственно возможный ответ.
   Внизу в кухне миссис Смит, пьяновато покачиваясь, укладывала в бумажный пакет богатый набор изысканных закусок. Подобные вечера были хороши еще и тем, что слугам, в том числе и приглашенным, дозволялось уносить с собой все то, что не доели и не выпили гости.
   Бармены разбирали пустые бутылки, а шведка, сменив униформу официантки на довольно смелое платье ярко-желтого цвета, сидела у задней двери и листала какой-то киножурнал. Повар, ее муж, упаковывал в сумку свои принадлежности.
   Кэрри ставила в буфет вымытую посуду.
   Оставив бутылки, к ней приблизился один из барменов.
   — А не захочет ли наша красоточка продолжить веселье?
   Кэрри смерила его отсутствующим взглядом.