Страница:
— Черт возьми! — в сердцах воскликнула Кэрри, поднимая руку, замахиваясь для острастки на сына.
Он даже не шелохнулся.
Что это взбрело ей в голову? Может, она сходит с ума?
Кэрри прижала к себе мальчика.
— Прости меня, солнышко. Прости свою мамочку. Никакой реакции. Маленький упрямец. В кухню вошла одна из девушек, на ней не было ничего, кроме короткой просвечивающей комбинации. Зевнула.
— Привет, Стив, душка! Ах, какой красавчик! Кэрри подхватила сына на руки.
— Скажи Сьюзите, что я сейчас подойду!
— Ладно.
Она бросилась в свою комнату. На кровати горкой лежали пакетики с кокаином. Черт побери! Не будет она больше торговать наркотиками ради этого Энцо Боннатти.
Посадив Стивена на стул, она принялась швырять в сумку какую-то одежду. Из ящика стола вытащила перетянутую резинкой пачку двадцатидолларовых купюр. На мгновение ей стало жаль Сьюзиту, которой придется остаться здесь… Но что же делать?
Схватив одной рукой сумку, а другой зажав сына под мышкой, Кэрри тихонько выбралась из квартиры.
Коляска Стива стояла у подъезда. Она посадила ребенка в нее и быстрым шагом пошла по улице.
Она устремилась вперед, к своей новой жизни, и никто был не в силах остановить ее.
ДЖИНО. 1950
КЭРРИ. 1943 — 1944
Он даже не шелохнулся.
Что это взбрело ей в голову? Может, она сходит с ума?
Кэрри прижала к себе мальчика.
— Прости меня, солнышко. Прости свою мамочку. Никакой реакции. Маленький упрямец. В кухню вошла одна из девушек, на ней не было ничего, кроме короткой просвечивающей комбинации. Зевнула.
— Привет, Стив, душка! Ах, какой красавчик! Кэрри подхватила сына на руки.
— Скажи Сьюзите, что я сейчас подойду!
— Ладно.
Она бросилась в свою комнату. На кровати горкой лежали пакетики с кокаином. Черт побери! Не будет она больше торговать наркотиками ради этого Энцо Боннатти.
Посадив Стивена на стул, она принялась швырять в сумку какую-то одежду. Из ящика стола вытащила перетянутую резинкой пачку двадцатидолларовых купюр. На мгновение ей стало жаль Сьюзиту, которой придется остаться здесь… Но что же делать?
Схватив одной рукой сумку, а другой зажав сына под мышкой, Кэрри тихонько выбралась из квартиры.
Коляска Стива стояла у подъезда. Она посадила ребенка в нее и быстрым шагом пошла по улице.
Она устремилась вперед, к своей новой жизни, и никто был не в силах остановить ее.
ДЖИНО. 1950
Мария улыбнулась. У нее самая замечательная в мире улыбка и самый большой в мире живот. Сидя в саду возле их дома в Ист-Хэмптоне, она негромко проговорила:
— Джино, я думаю, что будет лучше, если ты отвезешь меня в клинику.
Джино охватила паника.
— Боже! Куда мне звонить? Что нужно делать?
— Позвони в клинику и скажи им, что мы выезжаем. И не нервничай.
— Я не нервничаю! Господи! Откуда ты знаешь, что уже пора?
Она смущенно улыбнулась.
— Уже пора.
— Ну и ну! Посиди пока здесь.
Он бросился в дом, чтобы позвать кого-нибудь себе в помощь.
Миссис Кэмден, сиделка, которую они наняли, что-то вязала, попивая чай и слушая радио.
— Живее! — скомандовал Джино. — Она уже готова!
Миссис Кэмден была не в состоянии двигаться так быстро, как этого хотелось бы Джино. Она аккуратно положила свое вязанье на стол, поправила белоснежные седые локоны — волосок должен быть к волоску — и только после этого медленно, с достоинством, поднялась.
От волнения Джино подпрыгивал на месте. Прокричав что-то шоферу и телохранителю, он кинулся наверх — за чемоданом для Марии. Вещи в него были уложены еще неделей раньше.
Ему с трудом верилось, что уже действительно пора. Стать отцом в сорок четыре года! Он уже было потерял всякую надежду.
— Как ты себя чувствуешь, девочка? Все в порядке? Ты можешь сама идти?
— Ну конечно. — Смеясь, Мария неторопливо приближалась к машине, поддерживаемая с одной стороны миссис Кэмден, а с другой — Джино. — В клинику ты уже ведь позвонил, да?
Он хлопнул себя по лбу.
— Дьявол! Забыл. Подождите!
Со всех ног Джино бросился в дом, сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Не попадая пальцами в отверстия диска, кое-как набрал номер.
— Приготовьте все необходимое, миссис Сантанджело сейчас будет у вас!
Голос женщины на том конце провода звучал возмутительно спокойно и холодно. Джино готов был бы задушить ее. Да что с ними со всеми происходит, неужели ни у кого не осталось никакого чувства реальности?!
Он побежал к машине. Мария с сиделкой удобно устроились на заднем сиденье. Втиснувшись рядом, Джино бережно взял жену за руку.
— Может, вам будет лучше на переднем, мистер Сантанджело? — со значением спросила сиделка.
— Нет-нет, не беспокойтесь обо мне. Лицо Марии слегка исказилось от боли, она нежно провела рукой по своему животу.
— Господи! Что такое? Ред, ты когда-нибудь стронешь с места эту долбаную машину?
Миссис Кэмден осуждающе поджала губы. Огромный зеленого цвета «кадиллак» домчался до клиники за рекордное время. Марию тут же провели внутрь, и внезапно Джино почувствовал себя здесь абсолютно лишним.
— Не стоит так волноваться, сэр, — обратилась к нему молоденькая сестра. — Если вы хотите чашечку кофе…
Чашечку кофе! Да она что, рехнулась?
Поддавшись привычке, Джино заходил по длинному больничному коридору.
Мария. Его жена.
Это оказалось трудным для них обоих. Каким мощным было противодействие… Какие вопли и истерики… Мария ехала в Сан-Франциско с таким ощущением, будто она — преступница.
— Я хочу жениться на ней, — сообщил Джино Косте.
— Ты сошел с ума? Не она тебе нужна, ты вбил себе в голову, что любишь ее, потому что Мария похожа на Леонору.
— Чушь! Я люблю ее.
— Оставь, Джино. Опомнись. Ты несправедлив ко всем, а к ней в первую очередь. Ведь она даже не понимает, что происходит. Она всего лишь старшеклассница. А тут вдруг ты!
— Мария — не школьница, Коста. Ей двадцать один год, и я собираюсь жениться на ней.
— Забудь об этом. Леонора никогда этого не допустит.
Однако получилось так, что у Леоноры не оставалось другого выбора. Мария забеременела и пришла в неописуемое волнение. Ей удалось позвонить ему и поделиться новостью. Джино немедленно принял меры к тому, чтобы найти решение проблемы. Не прошло и недели, как они встретились в Мэриленде и в тот же день официально стали мужем и женой.
Леонора поклялась, что никогда в жизни не заговорит больше со своей дочерью. Эдвард вынужден был с неохотой поддержать супругу.
Ни Марию, ни Джино это особенно не взволновало. Они чувствовали себя немыслимо счастливыми. Он приобрел особняк в Ист-Хэмптоне — тот самый, где они так любили друг друга, выкрасил его белой краской, выкопал небольшой простенький бассейн, оставив сад заросшим и нестриженым.
Впервые в жизни он познал состояние блаженства, о котором раньше мог только мечтать.
Мария была само совершенство. Он боготворил ее. И ни разу больше не вспоминал о том, что она похожа на свою мать.
— У вас замечательная девочка. Семь фунтов пять унций. Просто чудо!
— Господи Всеблагий! Боже!
— Мистер Сантанджело, прошу вас!
Подхватив медсестру, Джино закружил ее в танце.
— Мистер Сантанджело! Отпустите меня! Забыв о галантности, он разжал руки.
— А жена? Как моя жена?
— Она в полном порядке. Хирург только что наложил шов и…
— Что значит «наложил шов»?
— Обычная процедура. Несколько стежков… Врач вам все объяснит.
— Черт побери! Я все-таки отец! — Он хлопнул сестру по ягодицам. — Эй! Не хотите ли сигару?
Ребенок был самым удивительным созданием — после Марии — которое он когда-либо видел. Маленькая, смуглая, с черными волосиками на макушке девочка. Удивительно!
День за днем проводил Джино в клинике, глядя на нее и не в силах поверить, что это крошечное существо — его дочь.
— Она тебе нравится? — с улыбкой спрашивала Мария.
— Ты еще задаешь вопросы!
Мария сидела на постели, похожая на аккуратную куколку, лицо ее светилось от счастья.
— Так вот, — негромко сказала она. — Пришло время выбрать имя. Ей уже шесть дней, и мне надоело звать ее просто «малышкой».
— Я уже думал над этим.
— Тем лучше.
— Как насчет Лаки? Счастливая!
— Счастливая кто?
— Счастливая Сантанджело! Ты не против?
— Если тебе нравится.
Склонившись, он поцеловал жену.
— Мне нравится.
— Тогда мы назовем ее Лаки.
Одной темы в своих разговорах они никогда не касались — его бизнеса. Однажды Мария спросила его, и Джино с многозначительным видом поднес палец к губам.
— Больше не спрашивай меня об этом. Я делаю то, что сам считаю лучшим для нас обоих.
Ему вовсе не нужна вторая Синди, знавшая всю его подноготную. Но Мария и за миллион лет не смогла бы стать второй Синди. Она внесла в его жизнь столько тепла, один ее вид успокаивал и поднимал настроение. А сколько у Марии достоинств! Ребенок всего лишь позволил им заиграть всеми своими гранями.
Джино очень угнетало то, что семья Марии отказалась от нее. Сама она никогда не вспоминала об этом, никогда не жаловалась. Но когда родилась дочь и Дженнифер приехала посмотреть на нее, он слышал, как Мария негромко спросила:
— Ты сообщила моей матери? Дженнифер вздохнула.
— Конечно. Но знаешь, дорогая, Леонора никогда не простит тебя…
Он не должен был этого услышать. Но услышал. Отразившееся на лице жены огорчение заставило его действовать.
Джино отправился в поездку на побережье, чтобы проверить, как идут дела с «Миражем». Здание отеля было уже выстроено, оно обошлось на миллион сверх сметы, сейчас там велись отделочные работы. Ему собственными глазами хотелось видеть, на что уходили деньги. А пока он будет в Калифорнии, вполне можно заскочить проведать свою тещу. Какая ирония судьбы!
Ехать вместе с ним Мария не захотела. Слишком мало времени прошло после родов, да и Джино будет отсутствовать всего несколько дней. В это время в доме поживет Дженнифер. А кроме нее есть еще няня, управляющий и телохранители. По мере того как влияние Джино возрастало, увеличивалось и количество его врагов. Такова правда жизни, с которой он уже привык считаться. В прошлом году на Боннатти было две попытки покушения, обе неудачные. Молодые мафиози, полные жадности, уже ни во что не ставили своих бывших наставников. С кривой усмешкой Джино вспомнил об Усатом Пите, главе рэкета в начале двадцатых. Тот с насмешкой относился к молодежи за ее нелепые одеяния и отсутствие всяких манер. К нему самому в то время мало кто испытывал уважение.
Расцеловав на прощание жену и дочь, Джино без особой охоты тронулся в путь.
Парнишка выглядел еще более процветающим, чем обычно. Может, из-за легкого загара, покрывавшего лицо, может, из-за постоянной улыбки. Несмотря на частые телефонные разговоры с Пиппой Санчес, Джино тут же учуял, что Парнишка ворует.
— Поздравляю! Вот это новость! — Джейк был само радушие. — Я приготовил подарок для твоей крошки — так, мелочь.
Джино раскрыл обернутый в дорогую подарочную бумагу сверток. Внутри лежала сделанная из чистого золота щетка для волос и набор расчесок, на каждой из которых золотом же вилась надпись: «Лаки Сантанджело».
— Спасибо, Джейк.
— Я же сказал тебе, это мелочи. Они встретились за ужином в отеле «Беверли-Хиллз», и Пиппа Санчес сидела рядом с Парнишкой.
— Я послала тебе пятнадцать сценариев, — с укором бросила Пиппа. — Тебе что, ни один не понравился?
— Во всяком случае, не настолько, чтобы рисковать своими деньгами, — ответил Джино. Пиппа нахмурилась. Джейк толкнул ее под столом.
— Ни о чем другом она и думать не может — только о своей будущей карьере, — пошутил он. — Я же ей говорю — лучшая карьера, которую ты сможешь сделать, — это весь свой рабочий день проводить рядом со мной!
— Готов в это поверить, — не моргнув глазом откликнулся Джино.
Поднявшись из-за стола, Пиппа направилась в дамскую комнату, бросив напоследок на обоих негодующий взгляд.
— Женщины! — воскликнул Джейк. — Кстати, тебе не понадобится кто-нибудь на ночь? У меня есть одна такая, что…
— Нет, — резко прервал его Джино. — Теперь я стал человеком семейным.
— О да. Безусловно. И все же…
— Моим инвесторам не очень-то пришлось по вкусу внезапное удорожание всех работ. По правде говоря, они просто рвут и мечут. — Непроницаемые глаза Джино в упор смотрели на Парнишку.
Тот сохранил полную невозмутимость.
— Эй, брось! Мы построили такой отель, которым можно гордиться. Подожди, сам увидишь. Там есть абсолютно все.
— Иного и быть не должно — за такие-то деньги!
— Не хочу хвастаться, — сказал Джейк, — но дождись, пока не увидишь его собственными глазами. Ты ахнешь. — Он приветственно взмахнул рукой проходившей мимо их столика кинозвезде. — Джанет, детка, ты выглядишь бесподобно. Как там Тини? Нам нужно повидаться!
Джино решил пустить пробный шар.
— До меня дошли слухи, что далеко не каждый потраченный доллар пошел на строительство. Говорят, что несколько монет закатилось в твой карман.
Лицо Джейка вспыхнуло от злости.
— Кто же это говорит? Кто, черт возьми, распускает эти сплетни?
Впечатленный реакцией Парнишки, Джино пожал плечами.
— Просто слухи. Беспокоиться совершенно не о чем. Зачем нервничать, если все это вымысел…
На этот раз с ними летел Тини Мартино, рыжеволосый гигант, бывший на протяжении последних двадцати пяти лет звездой комедийного кино. Он был настоящей звездой, до кончиков ногтей, и тем не менее к Джино относился, как к члену королевского дома.
— Никогда в жизни я не занимался рекламой, — заявил Тини, — но для тебя, Джино, для Джейка я готов стать первым постояльцем «Миража». Больше того, я обещаю не реже двух раз в год останавливаться в нем на пару недель.
Джино едва удар не хватил, когда он услышал о той сумме, которую они должны платить Тини за эту высокую честь.
— Он отработает каждый цент, — убеждал Джейк.
— На центы мне наплевать. Меня беспокоят доллары. За эти деньги мы могли бы нанять двух таких, как Фрэнк Синатра.
— Оба твоих Синатры не привлекут к нам столько народу, как один Тини.
Что ж, может, Парнишка и прав.
Джино оказался вынужденным признать, что «Мираж» смотрится просто великолепно. Джейк сделал все, что должен был сделать, и даже гораздо больше. Все остальные отели побережья бледнели в сравнении с «Миражем», с его мраморными полами, хрустальными люстрами и портьерами из переливающегося узорами атласа. По зданию еще сновали тут и там рабочие, внося последние, завершающие общую картину штрихи.
— Ну, — с гордостью повернулся к Джино Парнишка, — что скажешь?
— Скажу, что ты построил дворец, — медленно выговорил Джино. — Может, даже чересчур роскошный.
— О? — В глазах Джейка появился некий бдительный блеск. — Как я должен это понимать?
— Предполагалось, что мы будем принимать здесь людей, то есть обычный отель для обычных людей. Для чего тогда вся эта пышность?
— Пойми же, — с готовностью откликнулся Парнишка, — все это окупится. Когда в Вегас понаедут всякие крестьяне, то первым делом они ринутся именно сюда.
— Дай-то Бог.
— Так и будет.
Впереди было достаточно времени для того, чтобы выяснить, воровал ли на самом деле Джейк или нет. Джино проинструктировал Косту, тот должен направить сюда своих лучших бухгалтеров — пусть они как следует покопаются в книгах, проверят все счета. Пусть учтут каждый кирпич. А до тех пор можно позволить себе немного расслабиться, подождать. Если «Мираж» и в самом деле будет таким, как его расписывал Джейк, то какое значение имеют несколько сотен тысяч — между друзьями-то? Джейк, ничего не скажешь, ловкий сукин сын. Джино надеялся, что у Парнишки хватит ума и ловкости на то, чтобы не запускать свою руку в его карман во второй раз.
В Сан-Франциско стояла жара, и только свежий океанский бриз приносил облегчение. Сняв номер в «Фэйрмонте», Джино позвонил Леоноре.
Снявшая трубку горничная осведомилась, кто беспокоит хозяйку.
— Мне хотелось бы поговорить с миссис Грационе, — произнес Джино. — Скажите ей, что это ее старый друг из Нью-Йорка.
В трубке повисло долгое молчание. В нетерпении Джино барабанил пальцами по поверхности стола. Леонора. Он произносил это имя про себя, мог произнести вслух — теперь оно для него ничего не значило, просто сочетание звуков. Мать Марии. Вот она кто для него, и не более.
— Алло? Кто это? — Голос ее остался прежним.
— Привет, Леонора, это Джино. — Ему показалось, что из трубки повеяло ледяной ненавистью. Слава Богу, что она еще не нажала на рычаг сразу же. — Я приехал всего на день, — быстро добавил он, — и думаю, что нам не помешало бы встретиться.
— Зачем? — Ощущение холода усилилось.
— Видишь ли… э-э… По-моему, так будет просто честнее, ты не согласна?
— В общем-то нет.
— Я был бы весьма благодарен тебе.
— Неужели?
— Очень благодарен.
Долгое, пронзительное молчание. Наконец он вновь услышал ее голос.
— У тебя чертовски крепкие нервы, в самом деле. Никогда бы не подумала… Он не дал ей закончить.
— Что бы ты ни хотела сказать, я предпочел бы, чтобы ты сказала мне это в лицо. Я могу прийти к тебе, либо давай где-нибудь встретимся. Решать тебе.
Может быть, она поддалась его властному голосу, во всяком случае, неожиданно для себя Джино услышал:
— Я подъеду. Где ты остановился?
— В «Фэйрмонте». Ты не будешь любезна…
— В баре. В шесть. — Оборвав его на полуслове, Леонора отыгралась.
Трубка с грохотом упала на рычаг.
Он сидел в баре, пил «Джек Дэниеле» и от нечего делать лениво следил за минутной стрелкой своих часов. В данный момент она показывала двадцать три минуты седьмого.
Леонора вошла в шесть двадцать четыре. На плечах накидка из белого песца, глаза скрыты за темными очками. Платиновые волосы собраны сзади в элегантный пучок. Без всяких колебаний она приблизилась к Джино, уселась на высокий соседний стул и щелкнула пальцами бармену.
— Двойной мартини. Очень сухой. Без оливок. Затем она повернулась к Джино, приподняла очки и какое-то время внимательно изучала его лицо.
— Ты — подонок, — ровным холодным голосом протянула она. — Как я тебя ненавижу.
Леонора напомнила Джино платную девицу, одну из тех, в чьи обязанности входило развлекать пришедшего выпить клиента. Чудовищная карикатура на ту, прежнюю Леонору. Ушла куда-то, исчезла непосредственность и мягкость, их сменили невыразительные голубые глаза-пустышки и тонкогубый, зло сжатый рот. Джино прикинул — похоже, ей уже скоро сорок. Вид, во всяком случае, у нее именно такой.
— Ласковое приветствие, — заметил он.
Леонора движением плеч сбросила песец, вставила в рот сигарету. Чуть наклонилась к нему, ожидая, когда он поднесет огня. Перед собой Джино совсем близко увидел глубокий разрез оливкового платья, ощутил запах духов «Шанель № 5» и другие присущие женщине запахи. На него навалилось какое-то тягостное чувство.
Джино щелкнул зажигалкой. Глубоко затянувшись, Леонора выпустила струю дыма ему в лицо, проговорила:
— Ну? Так чего же ты хочешь?
И эту женщину он любил половину своей сознательной жизни? На этой женщине он хотел жениться? Господи! Каким чудом он спасся?
— Поздравляю, — медленно протянул он. — Ты стала бабушкой.
Леонора громко рассмеялась.
— Ты только это и хотел мне сказать?
— Но ведь кто-то же должен тебе это сказать. Поскольку у Марии уже давно от тебя никаких вестей, я решил, что ты, возможно, ничего и не знаешь.
Она вновь рассмеялась — неприятным, высоким смехом, заставившим других посетителей повернуть к ним головы.
— Это что же за Мария? — с насмешкой спросила Леонора.
Джино вдруг почувствовал откровенную злобу.
— Твоя дочь. Твоя маленькая девочка. А теперь у тебя появилась и другая маленькая девочка, твоя внучка по имени Лаки. Она родилась три недели назад.
Глаза Леоноры сузились.
— У меня нет дочери. У меня нет внучки. Ты понимаешь это, Джино? Они не существуют.
— Ты — бешеная сука, — очень тихо проговорил он.
— О Боже, неужели я тебя так расстроила? Великого Джино Сантанджело! Мне очень жаль.
Теперь он понял, для чего она сюда пришла. Сыграть в свою любимую маленькую игру, насладиться крошечной местью.
— Мария была бы рада получить от тебя весть, — ровным голосом сказал Джино. — Мне все равно, чего ты сама, собственно говоря, хочешь. Можешь сказать, что именно, — и тебе это гарантировано. Но только дай о себе знать дочери. Дай ей понять, что она для тебя не пустое место.
— Ага, поняла. Значит, мне гарантировано все, чего бы я ни пожелала. Так?
— Так.
— Какая щедрость! — Она залпом допила содержимое бокала и подтолкнула его, пустой, к Джино. — Для начала я хочу еще выпить.
Джино сделал знак бармену.
— Гм… — Леонора стала задумчивой. — И как далеко ты готов зайти в… своем предложении?
— Как тебе будет угодно. — Теперь Джино ненавидел эту женщину.
— Дай подумать. Новый песец… спортивный автомобиль иностранной марки… или… как насчет квартиры в Нью-Йорке? А? Что скажешь, Джино? Не слишком ли многого я хочу?
Джино давно знал, что у всего на свете есть своя цена.
— Значит, квартира в Нью-Йорке?
— Да. — Она засомневалась. — Нет. О Господи, это такой трудный вопрос! — Затушив окурок сигареты, она тут же вытащила новую. Последовала та же сцена с прикуриванием и демонстрацией грудей.
Больше всего на свете Джино хотелось встать, выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха. Его начинало слегка тошнить: от запаха ее духов, от табачного дыма, от ее жадности.
— Решила! — Леонора ликовала.
— Так что?
— Ты меня просто разок быстренько трахнешь. Джино посмотрел на нее тяжелым, остановившимся взглядом.
— Всего разок, Джино! — Леонора улыбалась. — В конце концов, ты мне задолжал за все эти долгие годы.
Он и в самом деле не мог поверить тому, что приходилось слышать.
— Ты — пьяная сука, понимаешь, что сейчас говоришь?
— Но ведь ты абсолютно уверен в том, что на свои деньги можешь купить все, что угодно и кого угодно, не так ли? — Она поднялась со стула, накинула на плечи песец. — Будь ты последним мужчиной на Земле, я и тогда бы не легла с тобой в постель. — Глаза ее вспыхнули опасным блеском. — Когда ты женился на моей дочери, она перестала существовать. Для меня так это и есть. Можешь вбить это в свою тупую голову.
Джино тоже встал.
— Ты и сама знаешь, что бы я хотел с тобой сделать. Ее и без того громкий голос исполнился вдруг вдохновенного триумфа.
— Почему же ты мне не угрожаешь, Джино? Почему не зашлешь ко мне кого-нибудь из своих головорезов? Ты — всего лишь ничтожный, вульгарный громила, тебе не купить меня. Понял? Тебе меня не купить.
Сделав глубокий вдох, Джино заставил себя переключиться на Марию. Думай о Марии! Думай о Марии!!! — кричал голос в его мозгу. Если не сдержаться сейчас, то тогда он разотрет эту мразь, как плевок об пол.
Леонора выкрикнула еще что-то не менее оскорбитель-нос и вышла. Взгляды посетителей теперь устремились только на него. Джино подписал чек и пошел к дверям. Мария могла иметь все, что пожелает, вот только матери она была лишена. А он никогда больше не придет просить милостыню. Никогда.
— Джино, я думаю, что будет лучше, если ты отвезешь меня в клинику.
Джино охватила паника.
— Боже! Куда мне звонить? Что нужно делать?
— Позвони в клинику и скажи им, что мы выезжаем. И не нервничай.
— Я не нервничаю! Господи! Откуда ты знаешь, что уже пора?
Она смущенно улыбнулась.
— Уже пора.
— Ну и ну! Посиди пока здесь.
Он бросился в дом, чтобы позвать кого-нибудь себе в помощь.
Миссис Кэмден, сиделка, которую они наняли, что-то вязала, попивая чай и слушая радио.
— Живее! — скомандовал Джино. — Она уже готова!
Миссис Кэмден была не в состоянии двигаться так быстро, как этого хотелось бы Джино. Она аккуратно положила свое вязанье на стол, поправила белоснежные седые локоны — волосок должен быть к волоску — и только после этого медленно, с достоинством, поднялась.
От волнения Джино подпрыгивал на месте. Прокричав что-то шоферу и телохранителю, он кинулся наверх — за чемоданом для Марии. Вещи в него были уложены еще неделей раньше.
Ему с трудом верилось, что уже действительно пора. Стать отцом в сорок четыре года! Он уже было потерял всякую надежду.
— Как ты себя чувствуешь, девочка? Все в порядке? Ты можешь сама идти?
— Ну конечно. — Смеясь, Мария неторопливо приближалась к машине, поддерживаемая с одной стороны миссис Кэмден, а с другой — Джино. — В клинику ты уже ведь позвонил, да?
Он хлопнул себя по лбу.
— Дьявол! Забыл. Подождите!
Со всех ног Джино бросился в дом, сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Не попадая пальцами в отверстия диска, кое-как набрал номер.
— Приготовьте все необходимое, миссис Сантанджело сейчас будет у вас!
Голос женщины на том конце провода звучал возмутительно спокойно и холодно. Джино готов был бы задушить ее. Да что с ними со всеми происходит, неужели ни у кого не осталось никакого чувства реальности?!
Он побежал к машине. Мария с сиделкой удобно устроились на заднем сиденье. Втиснувшись рядом, Джино бережно взял жену за руку.
— Может, вам будет лучше на переднем, мистер Сантанджело? — со значением спросила сиделка.
— Нет-нет, не беспокойтесь обо мне. Лицо Марии слегка исказилось от боли, она нежно провела рукой по своему животу.
— Господи! Что такое? Ред, ты когда-нибудь стронешь с места эту долбаную машину?
Миссис Кэмден осуждающе поджала губы. Огромный зеленого цвета «кадиллак» домчался до клиники за рекордное время. Марию тут же провели внутрь, и внезапно Джино почувствовал себя здесь абсолютно лишним.
— Не стоит так волноваться, сэр, — обратилась к нему молоденькая сестра. — Если вы хотите чашечку кофе…
Чашечку кофе! Да она что, рехнулась?
Поддавшись привычке, Джино заходил по длинному больничному коридору.
Мария. Его жена.
Это оказалось трудным для них обоих. Каким мощным было противодействие… Какие вопли и истерики… Мария ехала в Сан-Франциско с таким ощущением, будто она — преступница.
— Я хочу жениться на ней, — сообщил Джино Косте.
— Ты сошел с ума? Не она тебе нужна, ты вбил себе в голову, что любишь ее, потому что Мария похожа на Леонору.
— Чушь! Я люблю ее.
— Оставь, Джино. Опомнись. Ты несправедлив ко всем, а к ней в первую очередь. Ведь она даже не понимает, что происходит. Она всего лишь старшеклассница. А тут вдруг ты!
— Мария — не школьница, Коста. Ей двадцать один год, и я собираюсь жениться на ней.
— Забудь об этом. Леонора никогда этого не допустит.
Однако получилось так, что у Леоноры не оставалось другого выбора. Мария забеременела и пришла в неописуемое волнение. Ей удалось позвонить ему и поделиться новостью. Джино немедленно принял меры к тому, чтобы найти решение проблемы. Не прошло и недели, как они встретились в Мэриленде и в тот же день официально стали мужем и женой.
Леонора поклялась, что никогда в жизни не заговорит больше со своей дочерью. Эдвард вынужден был с неохотой поддержать супругу.
Ни Марию, ни Джино это особенно не взволновало. Они чувствовали себя немыслимо счастливыми. Он приобрел особняк в Ист-Хэмптоне — тот самый, где они так любили друг друга, выкрасил его белой краской, выкопал небольшой простенький бассейн, оставив сад заросшим и нестриженым.
Впервые в жизни он познал состояние блаженства, о котором раньше мог только мечтать.
Мария была само совершенство. Он боготворил ее. И ни разу больше не вспоминал о том, что она похожа на свою мать.
— У вас замечательная девочка. Семь фунтов пять унций. Просто чудо!
— Господи Всеблагий! Боже!
— Мистер Сантанджело, прошу вас!
Подхватив медсестру, Джино закружил ее в танце.
— Мистер Сантанджело! Отпустите меня! Забыв о галантности, он разжал руки.
— А жена? Как моя жена?
— Она в полном порядке. Хирург только что наложил шов и…
— Что значит «наложил шов»?
— Обычная процедура. Несколько стежков… Врач вам все объяснит.
— Черт побери! Я все-таки отец! — Он хлопнул сестру по ягодицам. — Эй! Не хотите ли сигару?
Ребенок был самым удивительным созданием — после Марии — которое он когда-либо видел. Маленькая, смуглая, с черными волосиками на макушке девочка. Удивительно!
День за днем проводил Джино в клинике, глядя на нее и не в силах поверить, что это крошечное существо — его дочь.
— Она тебе нравится? — с улыбкой спрашивала Мария.
— Ты еще задаешь вопросы!
Мария сидела на постели, похожая на аккуратную куколку, лицо ее светилось от счастья.
— Так вот, — негромко сказала она. — Пришло время выбрать имя. Ей уже шесть дней, и мне надоело звать ее просто «малышкой».
— Я уже думал над этим.
— Тем лучше.
— Как насчет Лаки? Счастливая!
— Счастливая кто?
— Счастливая Сантанджело! Ты не против?
— Если тебе нравится.
Склонившись, он поцеловал жену.
— Мне нравится.
— Тогда мы назовем ее Лаки.
Одной темы в своих разговорах они никогда не касались — его бизнеса. Однажды Мария спросила его, и Джино с многозначительным видом поднес палец к губам.
— Больше не спрашивай меня об этом. Я делаю то, что сам считаю лучшим для нас обоих.
Ему вовсе не нужна вторая Синди, знавшая всю его подноготную. Но Мария и за миллион лет не смогла бы стать второй Синди. Она внесла в его жизнь столько тепла, один ее вид успокаивал и поднимал настроение. А сколько у Марии достоинств! Ребенок всего лишь позволил им заиграть всеми своими гранями.
Джино очень угнетало то, что семья Марии отказалась от нее. Сама она никогда не вспоминала об этом, никогда не жаловалась. Но когда родилась дочь и Дженнифер приехала посмотреть на нее, он слышал, как Мария негромко спросила:
— Ты сообщила моей матери? Дженнифер вздохнула.
— Конечно. Но знаешь, дорогая, Леонора никогда не простит тебя…
Он не должен был этого услышать. Но услышал. Отразившееся на лице жены огорчение заставило его действовать.
Джино отправился в поездку на побережье, чтобы проверить, как идут дела с «Миражем». Здание отеля было уже выстроено, оно обошлось на миллион сверх сметы, сейчас там велись отделочные работы. Ему собственными глазами хотелось видеть, на что уходили деньги. А пока он будет в Калифорнии, вполне можно заскочить проведать свою тещу. Какая ирония судьбы!
Ехать вместе с ним Мария не захотела. Слишком мало времени прошло после родов, да и Джино будет отсутствовать всего несколько дней. В это время в доме поживет Дженнифер. А кроме нее есть еще няня, управляющий и телохранители. По мере того как влияние Джино возрастало, увеличивалось и количество его врагов. Такова правда жизни, с которой он уже привык считаться. В прошлом году на Боннатти было две попытки покушения, обе неудачные. Молодые мафиози, полные жадности, уже ни во что не ставили своих бывших наставников. С кривой усмешкой Джино вспомнил об Усатом Пите, главе рэкета в начале двадцатых. Тот с насмешкой относился к молодежи за ее нелепые одеяния и отсутствие всяких манер. К нему самому в то время мало кто испытывал уважение.
Расцеловав на прощание жену и дочь, Джино без особой охоты тронулся в путь.
Парнишка выглядел еще более процветающим, чем обычно. Может, из-за легкого загара, покрывавшего лицо, может, из-за постоянной улыбки. Несмотря на частые телефонные разговоры с Пиппой Санчес, Джино тут же учуял, что Парнишка ворует.
— Поздравляю! Вот это новость! — Джейк был само радушие. — Я приготовил подарок для твоей крошки — так, мелочь.
Джино раскрыл обернутый в дорогую подарочную бумагу сверток. Внутри лежала сделанная из чистого золота щетка для волос и набор расчесок, на каждой из которых золотом же вилась надпись: «Лаки Сантанджело».
— Спасибо, Джейк.
— Я же сказал тебе, это мелочи. Они встретились за ужином в отеле «Беверли-Хиллз», и Пиппа Санчес сидела рядом с Парнишкой.
— Я послала тебе пятнадцать сценариев, — с укором бросила Пиппа. — Тебе что, ни один не понравился?
— Во всяком случае, не настолько, чтобы рисковать своими деньгами, — ответил Джино. Пиппа нахмурилась. Джейк толкнул ее под столом.
— Ни о чем другом она и думать не может — только о своей будущей карьере, — пошутил он. — Я же ей говорю — лучшая карьера, которую ты сможешь сделать, — это весь свой рабочий день проводить рядом со мной!
— Готов в это поверить, — не моргнув глазом откликнулся Джино.
Поднявшись из-за стола, Пиппа направилась в дамскую комнату, бросив напоследок на обоих негодующий взгляд.
— Женщины! — воскликнул Джейк. — Кстати, тебе не понадобится кто-нибудь на ночь? У меня есть одна такая, что…
— Нет, — резко прервал его Джино. — Теперь я стал человеком семейным.
— О да. Безусловно. И все же…
— Моим инвесторам не очень-то пришлось по вкусу внезапное удорожание всех работ. По правде говоря, они просто рвут и мечут. — Непроницаемые глаза Джино в упор смотрели на Парнишку.
Тот сохранил полную невозмутимость.
— Эй, брось! Мы построили такой отель, которым можно гордиться. Подожди, сам увидишь. Там есть абсолютно все.
— Иного и быть не должно — за такие-то деньги!
— Не хочу хвастаться, — сказал Джейк, — но дождись, пока не увидишь его собственными глазами. Ты ахнешь. — Он приветственно взмахнул рукой проходившей мимо их столика кинозвезде. — Джанет, детка, ты выглядишь бесподобно. Как там Тини? Нам нужно повидаться!
Джино решил пустить пробный шар.
— До меня дошли слухи, что далеко не каждый потраченный доллар пошел на строительство. Говорят, что несколько монет закатилось в твой карман.
Лицо Джейка вспыхнуло от злости.
— Кто же это говорит? Кто, черт возьми, распускает эти сплетни?
Впечатленный реакцией Парнишки, Джино пожал плечами.
— Просто слухи. Беспокоиться совершенно не о чем. Зачем нервничать, если все это вымысел…
На этот раз с ними летел Тини Мартино, рыжеволосый гигант, бывший на протяжении последних двадцати пяти лет звездой комедийного кино. Он был настоящей звездой, до кончиков ногтей, и тем не менее к Джино относился, как к члену королевского дома.
— Никогда в жизни я не занимался рекламой, — заявил Тини, — но для тебя, Джино, для Джейка я готов стать первым постояльцем «Миража». Больше того, я обещаю не реже двух раз в год останавливаться в нем на пару недель.
Джино едва удар не хватил, когда он услышал о той сумме, которую они должны платить Тини за эту высокую честь.
— Он отработает каждый цент, — убеждал Джейк.
— На центы мне наплевать. Меня беспокоят доллары. За эти деньги мы могли бы нанять двух таких, как Фрэнк Синатра.
— Оба твоих Синатры не привлекут к нам столько народу, как один Тини.
Что ж, может, Парнишка и прав.
Джино оказался вынужденным признать, что «Мираж» смотрится просто великолепно. Джейк сделал все, что должен был сделать, и даже гораздо больше. Все остальные отели побережья бледнели в сравнении с «Миражем», с его мраморными полами, хрустальными люстрами и портьерами из переливающегося узорами атласа. По зданию еще сновали тут и там рабочие, внося последние, завершающие общую картину штрихи.
— Ну, — с гордостью повернулся к Джино Парнишка, — что скажешь?
— Скажу, что ты построил дворец, — медленно выговорил Джино. — Может, даже чересчур роскошный.
— О? — В глазах Джейка появился некий бдительный блеск. — Как я должен это понимать?
— Предполагалось, что мы будем принимать здесь людей, то есть обычный отель для обычных людей. Для чего тогда вся эта пышность?
— Пойми же, — с готовностью откликнулся Парнишка, — все это окупится. Когда в Вегас понаедут всякие крестьяне, то первым делом они ринутся именно сюда.
— Дай-то Бог.
— Так и будет.
Впереди было достаточно времени для того, чтобы выяснить, воровал ли на самом деле Джейк или нет. Джино проинструктировал Косту, тот должен направить сюда своих лучших бухгалтеров — пусть они как следует покопаются в книгах, проверят все счета. Пусть учтут каждый кирпич. А до тех пор можно позволить себе немного расслабиться, подождать. Если «Мираж» и в самом деле будет таким, как его расписывал Джейк, то какое значение имеют несколько сотен тысяч — между друзьями-то? Джейк, ничего не скажешь, ловкий сукин сын. Джино надеялся, что у Парнишки хватит ума и ловкости на то, чтобы не запускать свою руку в его карман во второй раз.
В Сан-Франциско стояла жара, и только свежий океанский бриз приносил облегчение. Сняв номер в «Фэйрмонте», Джино позвонил Леоноре.
Снявшая трубку горничная осведомилась, кто беспокоит хозяйку.
— Мне хотелось бы поговорить с миссис Грационе, — произнес Джино. — Скажите ей, что это ее старый друг из Нью-Йорка.
В трубке повисло долгое молчание. В нетерпении Джино барабанил пальцами по поверхности стола. Леонора. Он произносил это имя про себя, мог произнести вслух — теперь оно для него ничего не значило, просто сочетание звуков. Мать Марии. Вот она кто для него, и не более.
— Алло? Кто это? — Голос ее остался прежним.
— Привет, Леонора, это Джино. — Ему показалось, что из трубки повеяло ледяной ненавистью. Слава Богу, что она еще не нажала на рычаг сразу же. — Я приехал всего на день, — быстро добавил он, — и думаю, что нам не помешало бы встретиться.
— Зачем? — Ощущение холода усилилось.
— Видишь ли… э-э… По-моему, так будет просто честнее, ты не согласна?
— В общем-то нет.
— Я был бы весьма благодарен тебе.
— Неужели?
— Очень благодарен.
Долгое, пронзительное молчание. Наконец он вновь услышал ее голос.
— У тебя чертовски крепкие нервы, в самом деле. Никогда бы не подумала… Он не дал ей закончить.
— Что бы ты ни хотела сказать, я предпочел бы, чтобы ты сказала мне это в лицо. Я могу прийти к тебе, либо давай где-нибудь встретимся. Решать тебе.
Может быть, она поддалась его властному голосу, во всяком случае, неожиданно для себя Джино услышал:
— Я подъеду. Где ты остановился?
— В «Фэйрмонте». Ты не будешь любезна…
— В баре. В шесть. — Оборвав его на полуслове, Леонора отыгралась.
Трубка с грохотом упала на рычаг.
Он сидел в баре, пил «Джек Дэниеле» и от нечего делать лениво следил за минутной стрелкой своих часов. В данный момент она показывала двадцать три минуты седьмого.
Леонора вошла в шесть двадцать четыре. На плечах накидка из белого песца, глаза скрыты за темными очками. Платиновые волосы собраны сзади в элегантный пучок. Без всяких колебаний она приблизилась к Джино, уселась на высокий соседний стул и щелкнула пальцами бармену.
— Двойной мартини. Очень сухой. Без оливок. Затем она повернулась к Джино, приподняла очки и какое-то время внимательно изучала его лицо.
— Ты — подонок, — ровным холодным голосом протянула она. — Как я тебя ненавижу.
Леонора напомнила Джино платную девицу, одну из тех, в чьи обязанности входило развлекать пришедшего выпить клиента. Чудовищная карикатура на ту, прежнюю Леонору. Ушла куда-то, исчезла непосредственность и мягкость, их сменили невыразительные голубые глаза-пустышки и тонкогубый, зло сжатый рот. Джино прикинул — похоже, ей уже скоро сорок. Вид, во всяком случае, у нее именно такой.
— Ласковое приветствие, — заметил он.
Леонора движением плеч сбросила песец, вставила в рот сигарету. Чуть наклонилась к нему, ожидая, когда он поднесет огня. Перед собой Джино совсем близко увидел глубокий разрез оливкового платья, ощутил запах духов «Шанель № 5» и другие присущие женщине запахи. На него навалилось какое-то тягостное чувство.
Джино щелкнул зажигалкой. Глубоко затянувшись, Леонора выпустила струю дыма ему в лицо, проговорила:
— Ну? Так чего же ты хочешь?
И эту женщину он любил половину своей сознательной жизни? На этой женщине он хотел жениться? Господи! Каким чудом он спасся?
— Поздравляю, — медленно протянул он. — Ты стала бабушкой.
Леонора громко рассмеялась.
— Ты только это и хотел мне сказать?
— Но ведь кто-то же должен тебе это сказать. Поскольку у Марии уже давно от тебя никаких вестей, я решил, что ты, возможно, ничего и не знаешь.
Она вновь рассмеялась — неприятным, высоким смехом, заставившим других посетителей повернуть к ним головы.
— Это что же за Мария? — с насмешкой спросила Леонора.
Джино вдруг почувствовал откровенную злобу.
— Твоя дочь. Твоя маленькая девочка. А теперь у тебя появилась и другая маленькая девочка, твоя внучка по имени Лаки. Она родилась три недели назад.
Глаза Леоноры сузились.
— У меня нет дочери. У меня нет внучки. Ты понимаешь это, Джино? Они не существуют.
— Ты — бешеная сука, — очень тихо проговорил он.
— О Боже, неужели я тебя так расстроила? Великого Джино Сантанджело! Мне очень жаль.
Теперь он понял, для чего она сюда пришла. Сыграть в свою любимую маленькую игру, насладиться крошечной местью.
— Мария была бы рада получить от тебя весть, — ровным голосом сказал Джино. — Мне все равно, чего ты сама, собственно говоря, хочешь. Можешь сказать, что именно, — и тебе это гарантировано. Но только дай о себе знать дочери. Дай ей понять, что она для тебя не пустое место.
— Ага, поняла. Значит, мне гарантировано все, чего бы я ни пожелала. Так?
— Так.
— Какая щедрость! — Она залпом допила содержимое бокала и подтолкнула его, пустой, к Джино. — Для начала я хочу еще выпить.
Джино сделал знак бармену.
— Гм… — Леонора стала задумчивой. — И как далеко ты готов зайти в… своем предложении?
— Как тебе будет угодно. — Теперь Джино ненавидел эту женщину.
— Дай подумать. Новый песец… спортивный автомобиль иностранной марки… или… как насчет квартиры в Нью-Йорке? А? Что скажешь, Джино? Не слишком ли многого я хочу?
Джино давно знал, что у всего на свете есть своя цена.
— Значит, квартира в Нью-Йорке?
— Да. — Она засомневалась. — Нет. О Господи, это такой трудный вопрос! — Затушив окурок сигареты, она тут же вытащила новую. Последовала та же сцена с прикуриванием и демонстрацией грудей.
Больше всего на свете Джино хотелось встать, выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха. Его начинало слегка тошнить: от запаха ее духов, от табачного дыма, от ее жадности.
— Решила! — Леонора ликовала.
— Так что?
— Ты меня просто разок быстренько трахнешь. Джино посмотрел на нее тяжелым, остановившимся взглядом.
— Всего разок, Джино! — Леонора улыбалась. — В конце концов, ты мне задолжал за все эти долгие годы.
Он и в самом деле не мог поверить тому, что приходилось слышать.
— Ты — пьяная сука, понимаешь, что сейчас говоришь?
— Но ведь ты абсолютно уверен в том, что на свои деньги можешь купить все, что угодно и кого угодно, не так ли? — Она поднялась со стула, накинула на плечи песец. — Будь ты последним мужчиной на Земле, я и тогда бы не легла с тобой в постель. — Глаза ее вспыхнули опасным блеском. — Когда ты женился на моей дочери, она перестала существовать. Для меня так это и есть. Можешь вбить это в свою тупую голову.
Джино тоже встал.
— Ты и сама знаешь, что бы я хотел с тобой сделать. Ее и без того громкий голос исполнился вдруг вдохновенного триумфа.
— Почему же ты мне не угрожаешь, Джино? Почему не зашлешь ко мне кого-нибудь из своих головорезов? Ты — всего лишь ничтожный, вульгарный громила, тебе не купить меня. Понял? Тебе меня не купить.
Сделав глубокий вдох, Джино заставил себя переключиться на Марию. Думай о Марии! Думай о Марии!!! — кричал голос в его мозгу. Если не сдержаться сейчас, то тогда он разотрет эту мразь, как плевок об пол.
Леонора выкрикнула еще что-то не менее оскорбитель-нос и вышла. Взгляды посетителей теперь устремились только на него. Джино подписал чек и пошел к дверям. Мария могла иметь все, что пожелает, вот только матери она была лишена. А он никогда больше не придет просить милостыню. Никогда.
КЭРРИ. 1943 — 1944
В душе у Кэрри теснилось множество чувств, когда она, толкая коляску с сыном, быстрым шагом шла по нью-йоркским улицам. Она то приходила в восторг от собственной смелости, принесшей ей упоительное ощущение свободы, то ее тут же, без всякого перехода, начинал мучить страх: вдруг Боннатти решит разыскать ее? Никогда в жизни не станет она больше торговать своим телом. Никогда в жизни не позволит себе унижаться перед мужчиной, потакая его извращенным желаниям. С этим покончено. Вне зависимости от того, поможет ей Бернард Даймс или нет.
Напевая что-то про себя, Кэрри, остановилась, чтобы купить Стивену сладкую лакричную палочку.
Мальчик принял лакомство совершенно спокойно. Кэрри показалось, что его зеленые глаза смотрят на нее, как на врага. Еще раз она прокляла в душе Лероя, надеясь, что эта грязная свинья в конце концов все же получила по заслугам.
Время от времени она нервно оглядывалась назад, чтобы проверить, не идет ли кто за ней следом. Никто не шел; однако на всякий случай Кэрри нырнула сначала в крупный обувной, а затем, перейдя через улицу, — в универсальный магазин, где начала вихрем метаться с коляской по проходам. Более или менее удовлетворенная, она вышла через боковой выход на соседнюю улицу и села в такси.
Шоферу приказала остановиться за квартал до особняка Бернарда Даймса на Парк-авеню. Походка ее замедлилась, смелость куда-то ушла. Что она ему скажет?
Остановившись за полквартала до его дома, Кэрри принялась перебирать в уме другие возможности. Их оказалось немного. Если пойти в гостиницу или попробовать выбраться из города, то Боннатти сможет быстро обнаружить ее. Нет. В теперешнем положении ей более всего необходимо покровительство уважаемого в обществе человека. Будь она одна, можно было бы рискнуть и предпринять что-нибудь еще. Но сейчас нужно думать и о Стиве.
Твердым шагом она двинулась дальше.
Через очень короткое время Кэрри уже стояла у дверей особняка и крутила ручку звонка. В дверном проеме показалось знакомое лицо Роджера, дворецкого — он смотрел на нее, как бы узнавая и все-таки сомневаясь.
— Мистер Даймс дома? — спокойным, уверенным голосом осведомилась Кэрри.
— Как ему о вас доложить?
— Скажите, что пришла Кэрри.
— Кэрри? — Брови Роджера взлетели. — Он вас ждет?
— Да.
Раскрыв дверь шире, дворецкий сделал ей знак войти. Набрав полную грудь воздуха, Кэрри шагнула через порог, размышляя над тем, о чем она будет говорить.
— Одну минуту, пожалуйста, — вежливо остановил ее Роджер.
Минута растянулась в целую вечность. Может, мистер Даймс откажется ее принять и тем самым разрешит все ее проблемы относительно того, что она должна ему сказать.
Вернулся Роджер.
— Сюда, пожалуйста.
Подталкивая перед собой Стивена, Кэрри прошла за дворецким в кабинет. — Бернард Даймс поднялся из-за стола. Рукава шелковой рубашки закатаны, на столе — груды бумаг. Стальная оправа очков, беспорядок в седых волосах. Таким она его не видела.
— Кэрри! — тепло воскликнул Даймс.
— Мистер Даймс.
Напевая что-то про себя, Кэрри, остановилась, чтобы купить Стивену сладкую лакричную палочку.
Мальчик принял лакомство совершенно спокойно. Кэрри показалось, что его зеленые глаза смотрят на нее, как на врага. Еще раз она прокляла в душе Лероя, надеясь, что эта грязная свинья в конце концов все же получила по заслугам.
Время от времени она нервно оглядывалась назад, чтобы проверить, не идет ли кто за ней следом. Никто не шел; однако на всякий случай Кэрри нырнула сначала в крупный обувной, а затем, перейдя через улицу, — в универсальный магазин, где начала вихрем метаться с коляской по проходам. Более или менее удовлетворенная, она вышла через боковой выход на соседнюю улицу и села в такси.
Шоферу приказала остановиться за квартал до особняка Бернарда Даймса на Парк-авеню. Походка ее замедлилась, смелость куда-то ушла. Что она ему скажет?
Остановившись за полквартала до его дома, Кэрри принялась перебирать в уме другие возможности. Их оказалось немного. Если пойти в гостиницу или попробовать выбраться из города, то Боннатти сможет быстро обнаружить ее. Нет. В теперешнем положении ей более всего необходимо покровительство уважаемого в обществе человека. Будь она одна, можно было бы рискнуть и предпринять что-нибудь еще. Но сейчас нужно думать и о Стиве.
Твердым шагом она двинулась дальше.
Через очень короткое время Кэрри уже стояла у дверей особняка и крутила ручку звонка. В дверном проеме показалось знакомое лицо Роджера, дворецкого — он смотрел на нее, как бы узнавая и все-таки сомневаясь.
— Мистер Даймс дома? — спокойным, уверенным голосом осведомилась Кэрри.
— Как ему о вас доложить?
— Скажите, что пришла Кэрри.
— Кэрри? — Брови Роджера взлетели. — Он вас ждет?
— Да.
Раскрыв дверь шире, дворецкий сделал ей знак войти. Набрав полную грудь воздуха, Кэрри шагнула через порог, размышляя над тем, о чем она будет говорить.
— Одну минуту, пожалуйста, — вежливо остановил ее Роджер.
Минута растянулась в целую вечность. Может, мистер Даймс откажется ее принять и тем самым разрешит все ее проблемы относительно того, что она должна ему сказать.
Вернулся Роджер.
— Сюда, пожалуйста.
Подталкивая перед собой Стивена, Кэрри прошла за дворецким в кабинет. — Бернард Даймс поднялся из-за стола. Рукава шелковой рубашки закатаны, на столе — груды бумаг. Стальная оправа очков, беспорядок в седых волосах. Таким она его не видела.
— Кэрри! — тепло воскликнул Даймс.
— Мистер Даймс.