Бернард, сидевший рядом, выпрямился и застыл от удивления.
   Это и в самом деле был стриптиз.
   Раут у Клементины Дьюк.
   Уэстчестер, 1928 год.
   Он так и знал, что вспомнит — со временем.

ДЖИНО. 1937

   Сидя за рулем своего черного «кадиллака», Джино нервничал. Синди на соседнем сиденье, подобрав под себя ноги, повернула к нему голову.
   — Что с тобой? Ты выпил, что ли?
   — Какого черта?
   — Ты ведешь машину, как сумасшедший.
   — Долбаный сенатор. Думает, что он большая шишка. Меня еще никто не заставлял плясать под свою дудку.
   — А кто говорит, что ты пляшешь?
   Бросив быстрый взгляд на жену, Джино подумал о том, стоит ли ей рассказать все. Нет. С чего это он будет откровенничать о том, как его унизили, о том, как сенатор обошелся с ним — как с каким-то дешевым наемным убийцей? Будучи в полной уверенности, что Джино ответит: конечно, с радостью, только скажите кого, где и когда. Какая насмешка!
   — Ладно, ничего.
   — Конечно, ничего. Поэтому-то мы и рвем оттуда когти, как двое преступников. Твоей бы девушке это наверняка не понравилось.
   — Она не моя девушка. Я говорил тебе об этом сотни раз.
   — Ну да. — Синди зевнула. — И прическу ей делает вовсе не Джин Харлоу.
   Остаток пути они проделали в молчании. На себя Джино был зол не меньше, чем на всех остальных. Ведь он так и не сказал «нет». Выслушав Освальда, он пообещал:
   — Я могу устроить так, чтобы это было сделано. На что сенатор ответил:
   — Ты сам должен сделать это. Об этом никто не будет знать. Дерьмо. Он сидел перед ним, как мальчик, он позволил этому педику обращаться с собой, как с ничтожеством. В конце концов Джино — бизнесмен, а не громила, зарабатывающий на жизнь пистолетом. И все же он сидел там и слушал, как Освальд излагает детали. Шантаж, естественно. На почве его сексуальных привязанностей. Долгая история.
   Собственно говоря, сенатор Дьюк не сказал, что если Джино откажется, то будет уничтожен, но и непроизнесенные, эти слова, казалось, висели в воздухе.
   Мог ли Джино выполнить просьбу сенатора? По-видимому. Возможности у него были. Конечно, подумав, решил Джино, глупо было с его стороны давать Освальду излишнюю информацию об этих своих возможностях. Но с другой стороны, как можно не давать? Сенатор управлял большинством компаний, которыми владел Джино, его юристы заправляли всей документацией. Его брокеры занимались помещением капитала. Единственное, чего мистер Дьюк не знал, — это набитые деньгами сейфы чуть ли не в каждом городском банке.
   Так что же делать? Отправить на тот свет вздумавшего заняться шантажом одного из партнеров Освальда? Но это значит дать сенатору еще большую власть над собой.
   Или рискнуть и выбросить все из головы?
   Джино находился в тупике.
   Отвратительная неделя.
   Но положение дел стало еще хуже.
   Буквально на следующий день трое из его сборщиков денег подверглись нападению прямо на улице. Двое избиты, третий застрелен насмерть. Еще пятнадцать тысяч утекли в канализацию. Парнишка не терял времени даром.
   Джино не пришлось долго раздумывать над решением. С Джейком все ясно. Поджарить его яйца — это одно. Позволить ему делать из Джино дурака — совсем другое.
   В полдень ему позвонил Освальд.
   — Так ты согласен? — услышал Джино в трубке его шепот.
   — Да. Не беспокойтесь, все будет сделано.
   Он справится с проблемой по-своему.
   После того как Джино отпустил Реда и Косого Сэма по домам спать, он вывел из расположенного в подвале клуба гаража старенький «форд» и отправился по адресу, полученному от сенатора. Мотор работал безотказно. Так и должно быть — примерно раз в месяц Джино с удовольствием любил сам тряхнуть стариной.
   В адресе значилась Гринвич-Вилледж. Задворки. Оставив машину за квартал от нужного дома, Джино пошел дальше пешком. Внимательно изучил фамилии жильцов на доске со звонками. «З.Кинкайд, второй этаж».
   Было два часа ночи, однако дом сотрясался от раскатистой лавины джаза.
   Джино постучал. Дверь открылась немедленно, как будто молодой чернокожий ждал за нею его прихода.
   Распахнув ее еще шире ударом ноги, Джино вошел в квартиру.
   Не проронив ни звука, чернокожий испуганно забился в угол. Жесткие курчавые волосы в диком беспорядке, взгляд наркомана. На губах ярко-красная помада, одет в цветастый домашний халат.
   — Это ты Зефра Кинкайд?
   — Кому я понадобился? — задал встречный вопрос парень странно высоким голосом, почти фальцетом.
   — Ты? — Джино впился в него глазами.
   — Да, — шепотом ответил парень.
   — Мне нужны письма.
   — Какие письма?
   Сделав по-кошачьи мягкое движение, Джино схватил парня за горло и прижал его голову к стене, правым коленом нанес страшный удар в живот.
   — Мне… нужны… письма… сенатора… Немедленно.
   — Хорошо, — прохрипел чернокожий, корчась от ужаса и боли, — сейчас принесу.
   Джино отпустил его, перевел дух. Инстинкт никогда еще не подводил его: нет никакой нужды убивать эту окаменевшую от страха мразь. Достаточно будет пары-тройки серьезных угроз, а потом посадить эту дрянь в поезд и вышвырнуть вон из города.
   Трясущейся походкой парень подошел к стоящему в углу комнаты буфету. Джино лениво подумал о том, где Освальд нашел, вернее сказать, подцепил этого типа. Где могли скреститься пути сенатора и какого-то чернокожего мальчишки?
   Парень дернул на себя дверцу кухонного шкафа, и в то же мгновение из него выскочил с воплем какой-то гигант футов шести ростом, в парике, бешено размахивая сжатым в кулаке ножом для разделки туш.
   На какую-то долю секунды Джино парализовал страх. Но этой доли хватило маньяку на то, чтобы нанести удар.
   Нож глубоко вошел в плечо.

ЧЕТВЕРГ, 14 ИЮЛЯ 1977 ГОДА НЬЮ-ЙОРК И ФИЛАДЕЛЬФИЯ

   Лаки то просыпалась, то вновь погружалась в сон. Вся се агрессивность в отношении Стивена куда-то пропала, ей просто хотелось выбраться наружу. Они были заперты в кабине лифта вот уже девять часов, за это время из нее улетучилось всякое желание бороться. Она чувствовала себя отвратительно грязной. Губы, рот, горло — все пересохло. Голова раскалывалась. В желудке урчало. Ей хотелось сунуть в рот два пальца, чтобы вытошнило, но в то же время она прямо-таки судорожно хотела есть.
   — ТЫ не спишь? — прошептала она.
   — Я не могу спать, — ответил Стивен.
   — Я тоже не могу.
   Ему становилось жаль ее и жаль самого себя. В бешенство приводила мысль, что в 1977 году в Нью-Йорке ты можешь оказаться в этой мышеловке между небом и землей, и ни одна живая душа на протяжении долгих часов не попытается хоть как-то вызволить тебя из нее.
   — Что ты первым делом сделаешь, когда выберешься отсюда? — спросила Лаки.
   В темноте он не смог сдержать улыбки. Лаки напоминала одинокого маленького ребенка, с нетерпением ожидавшего освобождения из мрачного узилища.
   — Заберусь в ванну.
   Она невесело рассмеялась.
   — Я тоже. В горячую и надолго, а еще я потребую туда стакан холодного белого вина. И музыку, что-нибудь из Донны Саммер или Стиви Уандера.
   — А как насчет Милли Джексон или Айзека Хайеса?
   — Ты предпочитаешь их?
   — Конечно.
   — Правда?
   — Что тебя удивляет?
   — Мне как-то в голову не приходило, что типам вроде тебя может нравиться «соул».
   — А что таким типам нравится?
   — Н-не знаю. «Мидл оф зэ роуд». Герь Алперт, Барри Манилов.
   — Благодарю покорно!
   — А неплохо было бы, имей мы здесь музыку!
   — Марвина Гея.
   — Ола Грина.
   — Вилли Хатча.
   — Отиса Реддинга.
   Они разразились смехом.
   — Эй, — воскликнула Лаки, — а у нас с тобой есть что-то общее!
   — А старые вещи ты когда-нибудь слушаешь? Билли Холидей, Нина Симоне?
   — Обязательно. Я люблю их.
   — Не шутишь?
   И они заспорили о музыке, совсем как два старых друга. Тема настолько поглотила их, что доносившийся откуда-то снизу, из лифтовой шахты голос не сразу проник в заторможенное сознание.
   — Там есть кто-нибудь?
   — Эй! — Лаки вскочила на ноги. — Похоже, нас наконец нашли!
   За нею поднялся с пола и Стив.
   — Мы тут застряли! — прокричал он что было сил. — Нас двое! Можете вы нас отсюда вытащить?
   Распростершийся на полу кухни Дарио весь напрягся. Он не слышал ничего, кроме потока грязных ругательств, становившихся все более громкими по мере приближения парня к кухне, к сжатому в потной руке ножу.
   — Жополиз… членосос… мать твою… Голос звучал прямо над ним.
   — Жополиз… членосос… Аа-х-х-хрр…
   Он сам напоролся на выставленный нож. Дарио не пришлось даже шевельнуть рукой. Парень сам всадил его в себя.
   Тишина.
   Пальцы Дарио беззвучно соскользнули с рукоятки. Его тошнило. Убил?
   Возмущению Кэрри не было предела. Трястись в зловонном фургоне, набитом разъяренными людьми, в полицейский участок! «Подонки общества» — назвал бы ее соседей Эллиот. Что бы он сказал, увидев среди них ее, свою жену?
   Она прикрыла глаза, стараясь отогнать от себя эту мысль.
   Но картина стояла перед глазами. На его патрицианском лице — изумление.
   — Но с какой это стати тебя потянуло в Гарлем, Кэрри? Я не понимаю.
   Она предупредила его, что немного задержится, так как хочет повидаться со Стивом.
   — Я недолго, — сказала она.
   Стив жил всего в трех кварталах от них. Эллиот, сидевший перед экраном телевизора, неопределенно кивнул.
   Сколько она уже отсутствует? Несколько часов. Эллиот, должно быть, сходит с ума. Наверняка позвонил Стиву, выяснил, что у него она и не показывалась… Да они оба там сходят с ума.
   В отчаянии Кэрри пыталась придумать какую-нибудь историю в оправдание. И такую историю она нашла. Безукоризненную. Такому всякий поверит.
   — Я спросил: кто там? — грубо повторил свой вопрос Джино.
   — Мистер Сантанджело… Это я, Джилл. Может, вы передумали?
   Боже! Вот ведь шлюхи! Половина третьего ночи, и все-таки она пришла опять и стучит в его дверь.
   — Выбрось это из головы! — угрюмо буркнул он.
   — Откройте мне на минутку, — умоляющим голосом протянула она. — Мне нужно у вас кое-что спросить. Прошу вас'.
   Никогда он не находил в себе сил устоять, когда женщина начинала его упрашивать. Сунув оружие в карман халата, Джино повернул ручку дверного замка. Может, он и в самом деле обошелся с ней слишком жестоко? Отчего не оказать девушке такую услугу?
   Распахнув дверь, он начал было:
   — А теперь послушай, детка…
   Но тут же в горле у него застряло проклятие: по глазам больно ударила фотовспышка.
   После того как с кабины лифта с большим трудом сняли потолочную панель, мужчина в комбинезоне ремонтного рабочего посветил вниз электрическим фонариком; луч упал на лицо Лаки.
   — Ради Бога! — сдавленно крикнула она, закрывая ладонью глаза.
   Луч переметнулся на Стивена, торопливо натягивавшего на себя одежду.
   — Выключите его! — скомандовал Стивен. — Мы девять часов просидели в темноте, и я вовсе не собираюсь теперь ослепнуть от вашего прожектора.
   Человек в комбинезоне засмеялся грубым смехом, но фонарик все же выключил.
   — Ну и видок у вас обоих… Только что пришлось освобождать из лифта десяток человек в Шерман билдинге. Боже, да они там переплелись, как змеи! — Опять послышался его неприятный смех. — Потом от них разило — стадо баранов! Ну и вонь! Я…
   — Вы сможете вытащить нас отсюда? — прервал его излияния Стивен.
   Мужчина хрустнул суставами пальцев.
   — Зачем же было мне приходить!
   — Тогда хватит болтать. Лучше приступить к делу. Вы из управления пожарной охраны?
   — Нет. — Мужчина пренебрежительно фыркнул. — Им не до таких мелочей. В городе творится черт знает что. Я из лифтового хозяйства.
   — Не хотите ли вы сказать, что во всем городе нет электричества?
   — Вот именно.
   Лаки торопливо натягивала на себя одежду.
   — В любом случае отсюда нам нужно убираться, — свистящим шепотом проговорила она.
   — Согласен, — отозвался Стивен и поднял голову вверх. — Что вы собираетесь сделать? Заставить двери открыться?
   — Этого я не смогу. Вы между этажами. Уж если кто-то застревает, так обязательно между этажами.
   — Тогда как…
   — Обвяжетесь веревкой, и я вас вытяну.
   — О Боже! — вырвалось у Лаки. — Я и слышать об этом не хочу!
   — Позвольте мне уточнить, — чуть обеспокоенно заговорил Стивен. — Вы бросите нам веревку, мы обвяжемся ею, и вы протащите нас через снятую крышу кабины? Так?
   — А как же еще? Это не опаснее, чем вырвать зуб.
   — Что там о выдергивании зубов? — мысль о спасении несколько оживила Лаки.
   — Вы не обязаны пользоваться веревкой, мэм. Можете оставаться там до того, как дадут ток, если хотите. Меня это нимало не волнует.
   — Нам нужно решиться, — начал Стив убеждать Лаки. — Он говорит, что опасности нет, — значит, ее нет.
   — Он говорит! — Лаки в отвращении сплюнула. — Да кто он такой?!
   — Ну вот что, — Стив не терял терпения. — Я — за. Если вы хотите остаться здесь — вам виднее.
   — Замечательно. Просто великолепно. Вы, значит, оставляете меня здесь одну?
   — Вы меня, конечно, простите, — донесся до них сверху голос их спасителя. — Может, мне лучше уйти? В здании еще шесть лифтов. И где-нибудь наверняка сидят люди, которые хотят, чтобы их вытащили.
   — Мы тоже хотим, — с усмешкой проговорил Стивен. — Бросайте ваши веревки.
   Прежде чем Дарио успел подняться, парень нелепо загреб руками и рухнул прямо на него. В ужасе Дарио вскрикнул, пытаясь оттолкнуть, отпихнуть от себя мертвое тело. Он трясся, тело била мелкая дрожь.
   На негнущихся ногах Дарио доковылял до двери кухни. Он убил человека. Телефон. Немедленно связаться с Кастой.
   Квартира освещалась только падавшим через окно лунным светом, которого однако хватило Дарио для того, чтобы добраться до телефона. Подняв трубку, он принялся исступленно тыкать пальцем в кнопки.
   В этот момент до его слуха донесся какой-то шум — звякающий, царапающий звук у двери.
   Кто-то пытался проникнуть в его квартиру.
   Привлечь к себе внимание в переполненном людьми полицейском участке оказалось далеко не простым делом. Кто она такая, в конце концов? Еще одна черномазая морда в толпе себе подобных всего-навсего. Но Кэрри уже удалось взять себя в руки, и твердым, решительным голосом она принялась на ходу сочинять какую-то историю, в самом конце которой обратилась к слушавшему ее полицейскому с просьбой.
   — Позвоните, пожалуйста, моему мужу, чтобы он приехал и забрал меня отсюда.
   Полисмен кивнул. Звучало все довольно правдоподобно, а потом ее слова можно легко проверить. Кэрри повезло: он набрал номер, и не прошло и часа, как в помещение полицейского участка вошел Эллиот Беркли вместе со своим адвокатом. Как Кэрри и предполагала, муж был на грани безумия. Через пятнадцать минут ее освободили, принесли извинения и проводили вместе с Эллиотом к его машине.
   — Господь всеблагий! Ну и город! — не выдержал Эллиот. — Теперь они хватают жертв, оставляя преступников разгуливать по улицам! — Тронув машину с места, он успокаивающе похлопал Кэрри по колену. — Представляю, что тебе довелось перенести! Ты уверена, что с тобой все в порядке?
   — Да, вот только уши…
   — Не волнуйся, мы едем прямиком к доктору Митчеллу. Он сделает все, что нужно. Боже мой, я же места себе не находил, я…
   Она не слушала его, размышляя над тем, каким будет следующий шаг шантажиста. Эллиот, не задумываясь, поверил ее истории. Ведь в ней, так или иначе, скрывалась и правда. Машина Кэрри действительно угнана, а саму ее ограбили. Выдумать пришлось лишь двух парней, севших к ней в машину на перекрестке Шестьдесят четвертой улицы, где она остановилась перед светофором. Это они, угрожая ей пистолетом, заставили везти их в Гарлем и выбросили там из машины. Кэрри очутилась в центре неистовствовавшей толпы и была вместе с ней задержана и доставлена в участок. В высшей степени похоже на правду.
   Эллиот осторожно вел «линкольн» по неосвещенным улицам, полным вышедшими на охоту любителями легкой наживы; там и здесь виднелись время от времени языки пламени.
   — Ад какой-то! — бормотал себе под нос Эллиот. — Посмотри на них — настоящие животные. Слава Богу, что тебя арестовали. В участке все-таки безопаснее, чем на улицах. Подонки. Другой жизни они и не заслуживают.
   Эллиот никогда не был либералом.
   При мысли о том, что случится, если он вдруг узнает о ее прошлом, Кэрри вздрогнула.
   — Какого черта!.. — взорвался Джино, пытаясь закрыть дверь.
   — Интервью, мистер Сантанджело. — настаивал грубый мужской голос, чей обладатель успел сунуть свой ботинок в образовавшуюся между дверью и притолокой щель. — Прощу вас. Всего несколько слов.
   За его спиной Джино увидел стюардессу Джилл, а рядом с ней какого-то типа с фотокамерой на груди. И дураку ясно, что эти двое в стельку пьяны.
   — Вон! — зарычал Джино. — А ты убери свою ногу, если не хочешь, чтобы я оторвал ее.
   Ничтожество с камерой подалось назад.
   — Ты же говорила, что с ним легко будет поладить, — зашипел он на Джилл со злобой. Она пьяновато пожала плечами.
   — Я обещала привести вас к нему, я вовсе не говорила, что он примет вас с поцелуями и распростертыми объятиями.
   Они решили попытаться еще раз.
   — Мистер Сантанджело, — обратился к Джино стоявший у двери, — поговорите со мной сейчас, тогда завтра вам не придется говорить с десятками моих коллег.
   Джино в ярости хлопнул дверью. Для такого дерьма он уже слишком стар.

ДЖИНО. 1937

   Первая мысль. Убить.
   Его накрыла волна неконтролируемой черной ярости.
   И боли, конечно. Но на боль можно не обращать внимания.
   Заехать ополоумевшему маньяку коленом по яйцам.
   И следить взглядом за тем, как парик его сползет на пол, а сам он начнет корчиться.
   Подожди, не спеши, переведи дыхание.
   Цветастый Халат бросается ему на спину, сзади.
   Новая вспышка ярости.
   Джино физически ощущал, как из раны струйкой течет кровь. Из горла рвались какие-то животные звуки.
   Размазать эту мразь по стене. Увидеть его оскаленные зубы.
   Пнуть ногой.
   Кулаком.
   Теперь одновременно.
   Дотянуться до пистолета.
   Вон он, на полу, между ними обоими.
   Нажать на курок. Один раз. Другой.
   Внезапно на Джино навалилась огромная тяжесть.
   Кто-то тянет свои руки к его лицу.
   Хлещет по щекам. Выцарапывает ногтями глаза.
   Еще нажать на курок.
   Всего один раз.
   Пчелка крепко спала на одном краю удобной и широкой кровати, а Марко, ее семилетний сын — на другом.
   Раздавшийся стук в дверь незаметно вошел в ее сон и стал его частью. Вот она в лодке, над нею ярко сияет солнце, и вдруг — акула! Она подплывает все ближе, ближе, челюсти ее смыкаются, она слышит стук… стук… стук…
   Вздрогнув и проснувшись, Пчелка резким движением села в постели. Стук продолжался и наяву. Она бросила взгляд на будильник — половина третьего ночи. Марк беззаботно спит, так и не вытащив изо рта большой палец. Пчелка поднялась, накинула на себя халат и босиком пошла к входной двери.
   — Кто там? — громким шепотом спросила она.
   — Открой мне.
   Она была почти уверена, что не ошиблась, но все же переспросила:
   — Кто это?
   — Джино Сантанджело.
   Внутри у нее похолодело. Неужели в первый раз она так и не напугала его?
   — Открой эту… долбаную дверь! — настаивал Джино.
   Перед ней стоял выбор: впустить его и дать отпор здесь, или не впускать и потерять работу. Что предпочтительнее?
   Работа ей была нужна.
   С неохотой Пчелка отвела назад задвижку, и, прежде чем она успела потянуть на себя дверь, та раскрылась настежь. Стоявший за ней Джино без сил рухнул на пол прихожей.
   — Господи! — Она сдавленно вскрикнула. — Что с вами такое?
   Он был весь в крови, с головы до ног. Лицо представляло красную маску, пиджак можно выжимать.
   Пчелка почувствовала, как ее охватывает панический страх. Однако здравый смысл все же взял верх, и она втащила неподвижное тело в прихожую, надежно закрыла дверь.
   — Дай мне… выпить, — простонал Джино.
   — У меня… У меня ничего нет. — От испуга она замерла.
   — Да… Теперь вспоминаю… — Он едва слышно рассмеялся. — Ты — та самая… у которой… нет выпивки…
   — Вам необходим врач, — твердо сказала Пчелка. — Кого мне вызвать? Он вновь застонал.
   — Не нужно… никаких… врачей… Ты сама… можешь… позаботиться обо мне…
   — Не могу.
   — Можешь… Не так уж… это и страшно… как… кажется…
   Она поплотнее завернулась в халат. А что, если он умрет? Здесь, у нее на полу?
   — В вас стреляли? — робко спросила она.
   — Ударили ножом. — Фраза далась с трудом. — Не… страшно. Помоги мне… раздеться…
   Она подумала о спящем в спальне Марко.
 
   — Мистер Сантанджело, позвольте мне вызвать кого-нибудь. Мистера Динунцио или вашу жену. Им лучше знать, что нужно делать. Я…
   — Никаких звонков, — перебил ее Джино. — Пять тысяч… говорю же, ты… и сама справишься… и… не проболтаешься…
   Пять тысяч долларов! Пчелка поймала себя на мысли, что уже знает, как распорядиться деньгами: плата за обучение Марко, новая одежда для них обоих. И небольшой автомобиль. Отдых.
   — Что я должна делать? — быстро спросила она.
   Проснувшись рано, Синди с раздражением обнаружила, что Джино так и не вернулся домой. «Ну и пусть», — пробормотала она про себя. Теперь ее согревало сознание того, что каждую пятницу она будет получать письменный отчет о всех действиях своего мужа. Когда или если она решит разводиться с ним, на руках у нее окажутся только козыри. Она не забудет поставить в счет самую маленькую шлюшку, с которой он трясся в постели всю ночь напролет.
   Синди не сдержалась и громко хихикнула. Джино привык считать себя таким умным, но куда там ему до нее! Ведь это факт!
   Размышляя о предстоящем обеде с Генри Маффлином-младшим, она тщательно оделась. Вплоть до сегодняшнего дня Синди неукоснительно соблюдала правило, о котором говорил когда-то Джино: «Пока ты моя жена, никакого траханья на стороне».
   Хорошенькое правило. Но сам он поступал как раз наоборот.
   Нет уж, с нее достаточно. Необходимые меры предосторожности приняты, сегодня наконец можно и самой повеселиться от души.
   А если Джино это придется не по вкусу, ему же хуже.
   Сон уходил от него медленно, оставляя вместо себя тупую, пульсирующую боль в плече. Когда он поднес руку к лицу, ему показалось, что пальцы коснулись грубой наждачной бумаги. Старый шрам раскрылся. Простыня под плечом промокла от крови. Утром, при ярком свете, ему стало отчетливо ясно, что к врачу обращаться придется, что раны нужно зашивать.
   Джино сделал попытку сесть, но приступ чудовищной боли заставил его отказаться от своего намерения. Ему вообще представлялось сейчас чудом, что он смог живым выбраться из крошечной квартирки Зефры Кинкайда. Для этого ему пришлось совершить убийство. Но в противном случае убитым оказался бы он сам.
   К черту. Все к черту. Пусть даже не убийство, а два. Просьба Освальда выполнена.
   Письма, о которых он говорил, штук десять или двенадцать, лежали под подушкой, все до последнего написанные разборчивым почерком сенатора. Перед тем как выбраться из квартиры, Джино все же нашел их и сунул себе в карман. Из-за закрытых дверей все так же, на полную мощность, продолжали нестись звуки джаза. Никто ничего не слышал.
   Джино доковылял до машины и, только усевшись за руль, понял, что на всю дорогу до дома у него просто не хватит сил. К счастью, он вспомнил, что Пчелка, та, с трипперком, живет где-то неподалеку. Кварталах в двух, что ли.
   С трудом он доехал до ее дома.
   — Доброе утро. — Голос у нее звучал довольно мрачно, когда она вошла в комнату и села рядом с постелью. — Как вы себя чувствуете?
   Ему запомнилась ее доброта. Доброта, пришедшая с обещанием пяти тысяч.
   — Так, будто меня переехал товарный поезд.
   — Гм….
   Если бы в этот момент Джино мог себя видеть, он сам удивился бы точности своего сравнения. Оба заплывших глаза — в сплошных синяках. Лицо в порезах и царапинах, старый шрам разошелся, скрытый коростой запекшейся крови. Губы потрескались и опухли.
   Думать о его ране на плече ей не хотелось. Когда ночью ей пришлось разрезать его пиджак и рубашку, чтобы снять их, кровь хлынула таким потоком, что, не удержавшись, Пчелка громко вскрикнула. На крик прибежал испугавшийся Марко.
   — Мама! Мамочка! Что случилось? Кто этот дядя? Джино посмотрел на мальчика, затем на нее. Не было сказано ни слова.
   — Это мамин хороший знакомый, дорогой, — успокоила она ребенка. — Иди спать.
   Мальчик с неохотой повиновался. Она устроила его на кушетке, а Джино положила в кровать, на которой до его прихода сама спала с сыном. В ее же распоряжении на ночь оставалось только кресло.
   Утром Пчелка поспешила проводить Марко в школу еще до того, как он начнет задавать ей вопросы. Она надеялась, что до его возвращения Джино в квартире уже не будет.
   — Хочу попросить тебя сделать несколько телефонных звонков, — едва шевеля губами, обратился к ней Джино.
   — Да, я слушаю вас.
   — Но лишнего ничего не говори.
   — Понимаю.
   — Позвони Алдо. Скажи, что мне срочно нужно его увидеть, дай ему свой адрес.
   — Хорошо.
   — Пусть приведет с собой доктора Харрисона.
   На листочке бумаги Пчелка записала номер телефона.
   — Можете положиться на меня.
   Другого ему и не оставалось. Последующие десять дней он полностью зависел от нее. Она купала его в ванной, кормила, дежурила у постели по ночам, наблюдая за тем, как он поправляется.