замерла, скорчившись, у самого края меловой черты на полу, и вдруг
подняла голову - никогда не забыть мне выражения чудовищной злобы,
написанной на ее безобразном лице, на котором, казалось, все самые
низкие страсти оставили свои следы.
- Ха-ха-ха! - захохотала старуха, вытянув вперед высохшие, сморщенные
руки, похожие на когти какой-то отвратительной птицы. - Видишь, кто я
такая? Я злобная старуха. Я одета в шелка табачного цвета. Я обрушиваю
на людей проклятия. Меня очень жаловал сэр Вальтер Скотт. Забираешь меня
к себе, смертный?
Мне удалось отрицательно помотать головой - я был в ужасе, а она
замахнулась на меня клюкой и исчезла, испустив жуткий, душераздирающий
вопль.
Теперь я, естественно, снова стал смотреть в открытую дверь и почти
не удивился, заметив, как вошел высокий мужчина благородной осанки. Чело
его покрывала смертельная бледность, но оно было в ореоле темных волос,
спускавшихся завитками на плечи. Подбородок скрывала короткая бородка
клином. На призраке была свободная, ниспадающая одежда, по-видимому, из
желтого атласа, шею прикрывало широкое белое жабо. Он прошел по залу
медленным, величественным шагом и, обернувшись, заговорил со мной
голосом мягким, с изысканными модуляциями.
- Я дух благородного кавалера. Меня пронзают, и я пронзаю. Вот моя
рапира. Я лязгаю сталью. На груди слева, где сердце, у меня кровавое
пятно. Я испускаю глухие стоны. Мне покровительствуют многие родовитые
консервативные семьи. Я подлинное привидение старинных поместий и
замков. Я действую один или в обществе вскрикивающих дев.
Он изящно склонил голову, как бы в ожидании моего ответа, но слова
застряли у меня в горле, я опять не смог ничего произнести. Отвесив
глубокий поклон, дух исчез.
Не успел он скрыться, как меня снова охватил невыразимый ужас - я
ощутил появление страшного, сверхъестественного существа. Я различал
только смутные очертания и неопределенную форму; то казалось, что оно
заполняет собой всю комнату, то становилось вовсе невидимо, но я все
время ясно чувствовал его присутствие. Когда призрак заговорил, голос у
него был дрожащий и прерывистый:
- Я оставляю следы и проливаю кровь. Я брожу по коридорам. Обо мне
упоминал Чарльз Диккенс. Я издаю странные, неприятные звуки. Я вырываю
письма и кладу невидимые руки на запястья людям. Я веселый дух. Я
разражаюсь взрывами ужасающего смеха. Показать, как я смеюсь?
Я поднял руку, чтобы остановить его, но опоздал и тут же услышал
страшный, оглушительный хохот, прокатившийся эхом по залу. Я еще не
успел опустить руку, как видение исчезло.
Я снова повернулся к двери, и как раз вовремя: из темного коридора в
комнату торопливо проскользнул новый посетитель. Это был загорелый,
мощного сложения мужчина, в уках у него поблескивали серьги, вокруг шеи
был повязан шелковый платок. Голова незнакомца поникла на грудь,
казалось, его невыносимо терзала совесть. Сперва он метнулся в одну,
затем в другую сторону, словно тигр в клетке. В одной руке у него
блеснуло лезвие ножа, другой незнакомец сжимал лист пергамента. У этого
духа голос был глубокий и звучный.
- Я убийца, - произнес он. - Я негодяй. Я хожу крадучись. Я ступаю
бесшумно. Я специалист по затерянным сокровищам. Я знаю кое-что об
испанских морях. У меня есть планы и карты. Вполне трудоспособен и
отличный ходок. Могу служить привидением в обширном парке.
Он смотрел на меня умоляюще, но я еще не успел подать ему знак, как
почувствовал, что цепенею от страха при виде нового ужасного зрелища у
раскрытой двери.
Там стоял необыкновенно высокого роста человек, если только можно
назвать человеком эту странную фигуру - тощие кости торчали сквозь
полусгнившую плоть, лицо было свинцово-серого цвета. Он был закутан в
саван с капюшоном, из-под которого глядели глубоко сидящие в глазницах
злобные глаза; они сверкали и метали искры, как раскаленные угли. Нижняя
челюсть отвисла, обнажая сморщенный, съежившийся язык и два ряда черных,
щербатых клыков. Я вздрогнул и отшатнулся от страшного видения,
приблизившегося к меловой черте на полу.
- Я американское страшилище, замораживающее кровь в жилах, -
проговорил призрак глухим голосом, как будто идущим откуда-то из-под
земли. - Все остальные - подделки. Только я подлинное создание Эдгара
Аллана По. Я самый мерзкий, гнетущий душу призрак. Обратите внимание на
мою кровь и на мою плоть. Я внушаю ужас, я отвратителен. Дополнительными
искусственными ресурсами не пользуюсь. Мои атрибуты - саван, крышка
гроба и гальваническая батарея. Люди от меня седеют за одну ночь.
Призрак протянул ко мне свои почти лишенные плоти руки, как бы умоляя
меня, но я замотал головой, и он исчез, оставив после себя гнусный,
тошнотворный запах. Я откинулся на спинку кресла, потрясенный страхом и
отвращением до такой степени, что в этот момент охотно отказался бы от
самой мысли о приобретении духа, если бы был уверен, что это последнее
из кошмарных видений.
Легкий шорох волочащейся по полу одежды дал мне понять, что меня ждет
новая встреча. Я поднял глаза и увидел фигуру в белом, только что
появившуюся из тьмы коридора и перешагнувшую порог. Это была прекрасная,
молодая женщина, одетая по моде давно прошедших лет. Она прижимала руки
к груди, на ее бледном, гордом лице были следы страстей и страданий. Она
прошла через зал, и платье ее шелестело, как осенние листья. Обратив ко
мне свои дивные, невыразимо печальные глаза, она проговорила:
- Я нежная, скорбящая, прекрасная и обиженная. Меня покинули, мне
изменили. В ночные часы я вскрикиваю и пробегаю по коридору. Предки мои
почтенны и аристократичны. Я эстетка. Мебель старого дуба в этом зале
как раз в моем вкусе, хорошо бы еще побольше кольчуг, лат и гобеленов. Я
подхожу вам?
Голос ее постепенно замирал и наконец умолк. Она воздела руки в немой
мольбе. Я неравнодушен к женским чарам. И затем - что такое призрак
Джоррокса по сравнению с этим видением? Что может быть прекраснее,
изысканнее? К чему терзать дальше нервную систему зрелищем призраков
вроде того, предпоследнего? Не лучше ли наконец остановить свой выбор?
Как будто прочтя мои мысли, красавица улыбнулась мне ангельской улыбкой.
Эта улыбка решила дело.
- Подойдет! - воскликнул я. - Я выбираю ее, вот этот призрак!
В порыве энтузиазма я шагнул вперед и ступил за черту магического
круга:
- Арджентайн, нас обокрали!
Пронзительный крик звенел и звенел у меня в ушах, слова смутно
доходили до моего сознания, но я не понимал их смысла - они как будто
совпали с ритмом стучащей в висках крови, и я закрыл глаза под
убаюкивающий напев: "обокрали... обокрали... обокрали..."
Кто-то сильно меня встряхнул, я открыл глаза. Вид миссис Д'Одд в
самом скудном, какой только можно себе представить, наряде и в самом
яростном настроении произвел на меня достаточно внушительное впечатление
- я сделал усилие, собрал мысли и понял, что лежу навзничь на полу,
головою в кучке пепла, выпавшего из камина, а в руке сжимаю небольшой
стеклянный пузырек.
Я встал, пошатываясь, но чувствовал такую слабость и головокружение,
что тут же упал в кресло. Постепенно мысли у меня прояснились, чему
содействовали непрекращающиеся восклицания и крики Матильды. Я
постарался мысленно восстановить события ночи. Вот дверь, через которую
являлись гости из потустороннего мира. Вот начертанная мелом на полу
полуокружность и вокруг нее иероглифы. Вот коробка от сигар и бутылка с
коньяком, которому оказал честь мистер Абрахамс. Но где же сам
властитель духов, где же он? И что значит открытое окно и свисающая из
него наружу веревка? И где... о, где же гордость и краса замка
Горсорп-Грэйндж, великолепное фамильное серебро, предназначенное быть
гордостью будущих поколений Д'Оддов? И почему миссис Д'Одд стоит в сером
сумраке рассвета, ломает руки и все выкрикивает свой рефрен? Очень не
скоро мой затуманенный мозг осознал один за другим все эти факты и понял
их взаимосвязь.
Читатель, я больше никогда не видел мистера Абра-хамса, я больше
никогда не видел столового серебра с восстановленным фамильным гербом.
И, что всего обиднее, я больше никогда, ни на одно мгновение не увидел
печального призрака в платье со шлейфом и у меня нет надежды когда-либо
его увидеть. Правду сказать, ночное происшествие излечило меня от моей
страсти к сверхъестественному, и я вполне примирился с жизнью в самом
заурядном доме, выстроенном в девятнадцатом веке на
окраине Лондона, куда Матильда давно стремилась перебраться.
Что касается объяснения всему случившемуся, тут можно делать
различные предположения. В Скотленд-Ярде почти не сомневаются, что
мистер Абрахамс не кто иной, как Джемми Уилсон, alias (*7) Ноттингем
Крэстер, знаменитый громила, - во всяком случае, описания внешности
вполне совпадают. Небольшой саквояж, упомянутый мною выше, был на
следующий же день найден на соседнем поле и оказался заполненным
отличным набором отмычек и сверл. Глубоко отпечатавшиеся следы ног в
грязи по обе стороны рва показали, что сообщник мистера Абрахамса, стоя
под окошком, принял спущенный из него мешок с драгоценным серебром.
Несомненно, что эта пара негодяев, рыская в поисках "дела", прослышала о
нескромных расспросах Джека Брокета и решила немедля воспользоваться
столь соблазнительной возможностью поживиться.
Что касается моих менее реальных посетителей - странных,
фантастических видений той ночи, - я не знал, можно ли это действительно
отнести за счет власти над оккультным миром моего друга из Ноттингема.
Долгое время я был полон сомнений, но в конце концов разрешил их,
обратившись за советом к известному медику и специалисту по химическим
анализам, которому отослал для исследования сохранившиеся в пузырьке
несколько капель так называемого люкоптоликуса. Прилагаю письмо,
полученное в ответ, - рад возможности заключить свой небольшой рассказ
вескими словами человека науки:
"Эсквайру Арджентайну Д'Одд Брикстон, "Буки".
Эрандл-стрит.
Дорогой сэр!
Меня чрезвычайно заинтересовал Ваш необыкновенный случай. В
присланном Вами пузырьке содержался сильный раствор хлорала, и, судя по
Вашим описаниям, принятая Вами доза была, вероятно, не менее
восьмидесяти гран. Подобное количество, безусловно, должно было довести
Вас до частичной, а затем и полной потери сознания. При таком состоянии
вполне возможны бреды и галлюцинации, в особенности у людей, непривычных
к наркотикам. В своем письме Вы говорите, что зачитывались оккультной
литературой и что у вас с давних пор нездоровый интерес к тому, в каких
именно образах могут являться призраки. Не забудьте также, что Вы
рассчитывали увидеть нечто в этом роде и Ваша нервная система была
доведена до крайнего напряжения.
Учитывая все эти обстоятельства, я полагаю, что описанные Вами
последствия отнюдь не удивительны. Более того, всякому специалисту по
наркотикам показалось бы очень странным, если бы принятое снадобье не
оказало на Вас подобного действия.
Остаюсь, сэр, искренне Вас уважающий
Т. Е. Штубе, доктор медицины".
*1 - Деттинген - баварская деревня на реке Майн, где в 1743 году, во
время войны за австрийское наследство, англо-австрийские войска одержали
победу над французами.
*2 - Спинет - старинный музыкальный инструмент, разновидность
клавесина.
*3 - Уайт, Генри Керк (1785-1806) - английский поэт.
*4 - Гримальди, Джозеф (1779-1837) - английский комический актер.
*5 - Крибб, Том ( 1781 - 1848) - английский боксер.
*6 - Джонс, Иниго (1573-1652) - английский архитектор.
*7 - Он же (лат.).
Перевод Н. Дехтеревой
Собрание Сочинений А.Конан-дойля В 8 Томах. Том 4-й.
Издательство "Правда", Москва, 1966
--------------------
Артур Конан-Дойль. Необычайный эксперимент в Кайнплатце
_________________________
| Michael Nagibin |
| Black Cat Station |
| 2:5030/1321@FidoNet |
^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^
--------------------
OCR&SpellCheck: The Stainless Steel Cat (steel_cat@pochtamt.ru)
Артур Конан-Дойль
Необычайный эксперимент в Кайнплатце
Из всех наук, над коими бились умы сынов человеческих, ни одна не
занимала ученого профессора фон Баумгартена столь сильно, как та, что
имеет дело с психологией и недостаточно изученными взаимоотношениями
духа и материи. Прославленный анатом, глубокий знаток химии и один из
первых европейских физиологов, он без сожаления оставил все эти науки и
направил свои разносторонние познания на изучение души и таинственных
духовных взаимосвязей. Вначале, когда он, будучи еще молодым человеком,
пытался проникнуть в тайны месмеризма, мысль его, казалось, плутала в
загадочном мире, где все было хаос и тьма и лишь иногда возникал
немаловажный факт, но не связанный с другими и не находящий себе
объяснения. Однако, по мере того как шли годы и багаж знаний достойного
профессора приумножался - ибо знание порождает знание, как деньги
наращивают проценты, - многое из того, что прежде казалось странным и
необъяснимым, начинало принимать в его глазах иную, более ясную форму.
Мысль ученого потекла по новым путям, и он стал усматривать связующие
звенья там, где когда-то все было туманно и непостижимо. Более двадцати
лет проделывая эксперимент за экспериментом, он накопил достаточно
неоспоримых фактов, и у него возникла честолюбивая мечта создать на их
основе новую точную науку, которая явилась бы синтезом месмеризма,
спиритуализма и других родственных учений. В этом ему чрезвычайно
помогало доскональное знание того сложного раздела физиологии животных,
который посвящен изучению нервной системы и мозговой деятельности, ибо
Алексис фон Баумгартен, профессор, возглавляющий кафедру в университете
Кайнплатца, располагал для своих глубоких научных исследований всем
необходимым, что дает лаборатория. Профессор фон Баумгартен был высокого
роста и худощав, лицо у него было продолговатое, с острыми чертами, а
глаза - цвета стали, необычайно яркие и проницательные. Постоянная
работа мысли избороздила его лоб морщинами, свела в одну линию густые,
нависшие брови, и потому казалось, что профессор всегда нахмурен. Это
многих вводило в заблуждение относительно характера профессора, который
при всей своей суровости обладал мягким сердцем. Среди студентов он
пользовался популярностью. После лекций они окружали ученого и жадно
слушали изложение его странных теорий. Он часто вызывал добровольцев для
своих экспериментов, и в конце концов в классе не осталось ни одного
юнца, кто раньше или позже не был бы усыплен гипнотическими пассами
профессора.
Среди этих молодых ревностных служителей науки не находилось ни
одного, кто мог бы равняться по степени энтузиазма с Фрицем фон
Хартманном. Его приятели-студенты часто диву давались, как этот
сумасброд и отчаяннейший повеса, какой когда-либо являлся в Кайнплатц с
берегов Рейна, не жалеет ни времени, ни усилий на чтение головоломных
научных трудов и ассистирует профессору при его загадочных
экспериментах. Но дело в том, что Фриц был сообразительным и
дальновидным молодым человеком. Вот уже несколько месяцев, как он пылал
любовью к юной Элизе - голубоглазой, белокурой дочке фон Баумгартена.
Хотя Фрицу удалось вырвать у нее признание, что его ухаживания не
оставляют ее равнодушной, он не смел и мечтать о том, чтобы явиться к
родителям Элизы в качестве официального искателя руки их дочери. Ему
было бы нелегко находить поводы свидеться с избранницей своего сердца,
если бы он не усмотрел способ стать полезным профессору. В результате
его стараний фон Баумгартен стал часто приглашать студента в свой дом, и
Фриц охотно позволял проделывать над собой какие угодно опыты, если это
давало ему возможность перехватить взгляд ясных глазок Элизы или
коснуться ее ручки.
Фриц фон Хартманн был молодым человеком, несомненно, вполне
привлекательной наружности, К тому же по смерти отца ему предстояло
унаследовать обширные поместья. В глазах многих он казался бы завидным
женихом, но мадам фон Баумгартен хмурилась, когда он бывал у них в доме,
и порой выговаривала супругу за то, что он разрешает такому волку
рыскать вокруг их овечки. Правду сказать, Фриц фон Хартманн приобрел в
Кайнплатце довольно скверную репутацию. Случись где шумная ссора, или
дуэль, или какое другое бесчинство, молодой выходец с рейнских берегов
оказывался главным зачинщиком. Не было никого, кто бы так сквернословил,
так много пил, так часто играл в карты и так предавался лени во всем,
кроме одного-занятий с профессором. Не удивительно поэтому, что
почтенная фрау профессорша прятала свою дочку под крылышко от такого
mauvais sujet (*2). Что касается достойного профессора, он был слишком
поглощен своими таинственными научными изысканиями и не составил себе об
этом никакого мнения.
Вот уже много лет один и тот же неотвязный вопрос занимал мысли фон
Баумгартена. Все его эксперименты и теоретические построения были
направлены к решению все той же проблемы: по сотне раз на дню профессор
спрашивал себя, может ли душа человека в течение некоторого времени
существовать отдельно от тела и затем снова в него вернуться? Когда он
впервые представил себе такую возможность, его ум ученого решительно
восстал против подобной несуразности. Это оказывалось в слишком резком
противоречии с предвзятыми мнениями и предрассудками, внушенными ему еще
в юности. Однако постепенно, продвигаясь все дальше путем новых,
оригинальных методов исследования, мысль его стряхнула с себя старые
оковы и приготовилась принять любые выводы, продиктованные фактами. У
него было достаточно оснований верить, что духовное начало способно
существовать независимо от материи. И вот он надумал окончательно решить
этот вопрос путем смелого, небывалого эксперимента.
"Совершенно очевидно, - писал он в своей знаменитой статье о
невидимых существах, приблизительно в это самое время опубликованной в
"Медицинском еженедельнике Кайнплатца" и удивившей весь научный мир, -
совершенно очевидно, что при наличии определенных условий душа, или дух
человека, освобождается от телесной оболочки. Тело загипнотизированного
пребывает в состоянии каталепсии, но душа его где-то витает. Возможно,
мне возразят, что душа остается в теле, но также находится в процессе
сна. Я отвечу, что это не так - иначе чем объяснить ясновидение,
феномен, к которому перестали относиться с должной серьезностью по
милости шарлатанов с их мошенническими трюками, но который, как то может
быть легко доказано, представляет собой несомненный факт? Я сам, работая
с особо восприимчивым медиумом, добивался от него точного описания
происходящего в соседней комнате или в соседнем доме. Какой другой
гипотезой можно объяснить эту осведомленность медиума, как не тем, что
дух его покинул тело и блуждает в пространстве? На мгновение она
возвращается по призыву гипнотизера и сообщает о виденном, затем снова
отлетает прочь. Так как дух по самой своей природе невидим, мы не можем
наблюдать эти появления и исчезновения, но замечаем их воздействие на
тело медиума, - то застывшее, инертное, то делающее усилия передать
восприятия, которые никоим образом не могли быть им получены
естественным путем. Имеется, я полагаю, только один способ доказать это.
Плотскими глазами мы не в состоянии узреть дух, покинувший тело, но наш
собственный дух, если бы его удалось отделить от тела, будет ощущать
присутствие других освобожденных душ. Посему я имею намерение,
загипнотизировав одного из моих учеников, усыпить затем и самого себя
способом, вполне мне доступным. И тогда, если предлагаемая мною теория
справедлива, моя душа не встретит затруднений для-общения с душой моего
ученика, так как обе они окажутся отделенными от тела. Надеюсь в
следующем номере "Медицинского еженедельника Кайнплатца" опубликовать
результаты этого интересного эксперимента".
Когда почтенный профессор исполнил наконец обещание и напечатал отчет
о происшедшем, сообщение это было до такой степени поразительным, что к
нему отнеслись с недоверием. Тон некоторых газет, комментировавших
статью, носил столь оскорбительный характер, что разгневанный ученый
поклялся никогда более не раскрывать рта и не печатать никаких сообщений
на данную тему - угрозу эту он привел в исполнение. Тем не менее
предлагаемый здесь рассказ опирается на сведения, подчерпнутые из
достоверных источников, и приводимые факты в основе своей изложены
совершенно точно.
Однажды, вскоре после того как у него зародилась мысль проделать
вышеупомянутый эксперимент, профессор фон Баумгартен задумчиво шел к
дому после долгого дня, проведенного в лаборатории. Навстречу ему
двигалась шумная ватага студентов, только что покинувших кабачок. Во
главе их, сильно навеселе и держась весьма развязно, шагал молодой Фриц
фон Хартманн. Профессор прошел было мимо, но его ученик кинулся ему
наперерез и загородил дорогу.
- Послушайте, достойный мой наставник, - начал он, ухватив старика за
рукав и увлекая его за. собой, - мне надо с вами кое о чем поговорить, и
мне легче сделать это сейчас, пока в голове шумит добрый хмель.
- В чем дело, Фриц? - спросил физиолог, глядя на него с некоторым
удивлением.
- Я слышал, господин профессор, что вы задумали какой-то удивительный
эксперимент - хотите извлечь из тела душу и потом загнать ее обратно?
Это правда?
- Правда, Фриц.
- А вы не подумали, дорогой профессор, что не всякий захочет, чтобы
над ним проделывали такие штуки? Potztausend! (*3) А что, если душа
выйдет и обратно не вернется? Тогда дело дрянь. Кто станет рисковать, а?
- Но, Фриц, я рассчитывал на вашу помощь! - воскликнул профессор,
пораженный такой точкой зрения на его серьезный научный опыт. - Неужели
вы меня покинете? Подумайте о чести, о славе.
- Дудки! - воскликнул студент сердито. - И всегда вы со мной будете
так расплачиваться? Разве не стоялл по два часа под стеклянным колпаком,
пока вы пропускали через меня электричество? Разве вы не раздражали мне
тем же электричеством нервы грудобрюшной преграды и не мне ли испортили
пищеварение, пропуская через мой желудок гальванический ток? Вы усыпляли
меня тридцать четыре раза, и что я за все это получил? Ровно ничего! А
теперь еще собираетесь вытащить из меня душу, словно механизм из часов.
Хватит с меня, всякому терпению приходит конец.
- Ах, боже мой, боже мой! - восклицал профессор в величайшей
растерянности. - Верно, Фриц, верно! Я как-то никогда об этом не думал.
Если вы подскажете мне, каким образом я могу отблагодарить вас за ваши
услуги, я охотно исполню ваше желание.
- Тогда слушайте, - проговорил Фриц торжественно. - Если вы даете
слово, что после эксперимента я получу руку вашей дочери, я согласен вам
помочь. Если же нет - отказываюсь наотрез. Таковы мои условия.
- А что скажет на это моя дочь? - воскликнул профессор, на мгновение
потерявший было дар речи.
- Элиза будет в восторге, - ответил молодой человек. - Мы давно любим
друг друга.
- В таком случае она будет ваша, - сказал физиолог решительно. - У
вас доброе сердце, и вы мой лучший медиум - разумеется, когда не
находитесь под воздействием алкоголя. Эксперимент состоится четвертого
числа следующего месяца. В двенадцать часов ждите меня в лаборатории.
Это будет незабываемый день, Фриц. Приедет фон Грубер из Йены и
Хинтерштейн из Базеля. Соберутся все столпы науки Южной Германии.
- Я явлюсь вовремя, - коротко ответил студент, и они разошлись.
Профессор побрел к дому, размышляя о великих грядущих событиях, а
молодой человек, спотыкаясь, побежал догонять своих шумных товарищей,
занятый мыслями только о голубоглазой Элизе и о сделке, заключенной с ее
отцом.
Фон Баумгартен не преувеличивал, говоря о необыкновенно широком
интересе, какой вызвал его новый психофизиологический опыт. Задолго до
назначенного часа зал наполнился целым созвездием талантов. Помимо
упомянутых им знаменитостей, прибыл крупнейший лондонский ученый,
профессор Лерчер, только что прославившийся своим замечательным трудом о
мозговых центрах. На небывалый эксперимент собрались с дальних концов
несколько звезд из плеяды спиритуалистов, приехал последователь
Сведенборга (*4) полагавший, что эксперимент прольет свет на доктрину
розенкрейцеров. (*5)
Высокая аудитория продолжительными аплодисментами встретила появление
профессора фон Баумгартена и его медиума. В нескольких продуманных
словах профессор пояснил суть своих теоретических положений и
предстоящие методы их проверки.
- Я утверждаю, - сказал он, - что у лица, находящегося под действием
гипноза, дух на некоторое время высвобождается из тела. И пусть
кто-нибудь попробует выдвинуть другую гипотезу, которая истолковала бы
природу ясновидения. Надеюсь, что, усыпив моего юного друга и затем
также себя, я дам возможность нашим освобожденным от телесной оболочки
душам общаться между собой, пока тела наши будут инертны и неподвижны.
Через некоторое время души вернутся в свои тела, и все станет
по-прежнему. С вашего любезного позволения мы приступим к эксперименту.
Речь фон Баумгартена вызвала новую бурю аплодисментов, и все замерли
в ожидании. Несколькими быстрыми пассами профессор усыпил молодого
человека, и тот откинулся в кресле, бледный и неподвижный. Вынув из
кармана яркий хрустальный шарик, профессор стал смотреть на него, не
отрываясь, явно делая какие-то мощные внутренние усилия, и вскоре
подняла голову - никогда не забыть мне выражения чудовищной злобы,
написанной на ее безобразном лице, на котором, казалось, все самые
низкие страсти оставили свои следы.
- Ха-ха-ха! - захохотала старуха, вытянув вперед высохшие, сморщенные
руки, похожие на когти какой-то отвратительной птицы. - Видишь, кто я
такая? Я злобная старуха. Я одета в шелка табачного цвета. Я обрушиваю
на людей проклятия. Меня очень жаловал сэр Вальтер Скотт. Забираешь меня
к себе, смертный?
Мне удалось отрицательно помотать головой - я был в ужасе, а она
замахнулась на меня клюкой и исчезла, испустив жуткий, душераздирающий
вопль.
Теперь я, естественно, снова стал смотреть в открытую дверь и почти
не удивился, заметив, как вошел высокий мужчина благородной осанки. Чело
его покрывала смертельная бледность, но оно было в ореоле темных волос,
спускавшихся завитками на плечи. Подбородок скрывала короткая бородка
клином. На призраке была свободная, ниспадающая одежда, по-видимому, из
желтого атласа, шею прикрывало широкое белое жабо. Он прошел по залу
медленным, величественным шагом и, обернувшись, заговорил со мной
голосом мягким, с изысканными модуляциями.
- Я дух благородного кавалера. Меня пронзают, и я пронзаю. Вот моя
рапира. Я лязгаю сталью. На груди слева, где сердце, у меня кровавое
пятно. Я испускаю глухие стоны. Мне покровительствуют многие родовитые
консервативные семьи. Я подлинное привидение старинных поместий и
замков. Я действую один или в обществе вскрикивающих дев.
Он изящно склонил голову, как бы в ожидании моего ответа, но слова
застряли у меня в горле, я опять не смог ничего произнести. Отвесив
глубокий поклон, дух исчез.
Не успел он скрыться, как меня снова охватил невыразимый ужас - я
ощутил появление страшного, сверхъестественного существа. Я различал
только смутные очертания и неопределенную форму; то казалось, что оно
заполняет собой всю комнату, то становилось вовсе невидимо, но я все
время ясно чувствовал его присутствие. Когда призрак заговорил, голос у
него был дрожащий и прерывистый:
- Я оставляю следы и проливаю кровь. Я брожу по коридорам. Обо мне
упоминал Чарльз Диккенс. Я издаю странные, неприятные звуки. Я вырываю
письма и кладу невидимые руки на запястья людям. Я веселый дух. Я
разражаюсь взрывами ужасающего смеха. Показать, как я смеюсь?
Я поднял руку, чтобы остановить его, но опоздал и тут же услышал
страшный, оглушительный хохот, прокатившийся эхом по залу. Я еще не
успел опустить руку, как видение исчезло.
Я снова повернулся к двери, и как раз вовремя: из темного коридора в
комнату торопливо проскользнул новый посетитель. Это был загорелый,
мощного сложения мужчина, в уках у него поблескивали серьги, вокруг шеи
был повязан шелковый платок. Голова незнакомца поникла на грудь,
казалось, его невыносимо терзала совесть. Сперва он метнулся в одну,
затем в другую сторону, словно тигр в клетке. В одной руке у него
блеснуло лезвие ножа, другой незнакомец сжимал лист пергамента. У этого
духа голос был глубокий и звучный.
- Я убийца, - произнес он. - Я негодяй. Я хожу крадучись. Я ступаю
бесшумно. Я специалист по затерянным сокровищам. Я знаю кое-что об
испанских морях. У меня есть планы и карты. Вполне трудоспособен и
отличный ходок. Могу служить привидением в обширном парке.
Он смотрел на меня умоляюще, но я еще не успел подать ему знак, как
почувствовал, что цепенею от страха при виде нового ужасного зрелища у
раскрытой двери.
Там стоял необыкновенно высокого роста человек, если только можно
назвать человеком эту странную фигуру - тощие кости торчали сквозь
полусгнившую плоть, лицо было свинцово-серого цвета. Он был закутан в
саван с капюшоном, из-под которого глядели глубоко сидящие в глазницах
злобные глаза; они сверкали и метали искры, как раскаленные угли. Нижняя
челюсть отвисла, обнажая сморщенный, съежившийся язык и два ряда черных,
щербатых клыков. Я вздрогнул и отшатнулся от страшного видения,
приблизившегося к меловой черте на полу.
- Я американское страшилище, замораживающее кровь в жилах, -
проговорил призрак глухим голосом, как будто идущим откуда-то из-под
земли. - Все остальные - подделки. Только я подлинное создание Эдгара
Аллана По. Я самый мерзкий, гнетущий душу призрак. Обратите внимание на
мою кровь и на мою плоть. Я внушаю ужас, я отвратителен. Дополнительными
искусственными ресурсами не пользуюсь. Мои атрибуты - саван, крышка
гроба и гальваническая батарея. Люди от меня седеют за одну ночь.
Призрак протянул ко мне свои почти лишенные плоти руки, как бы умоляя
меня, но я замотал головой, и он исчез, оставив после себя гнусный,
тошнотворный запах. Я откинулся на спинку кресла, потрясенный страхом и
отвращением до такой степени, что в этот момент охотно отказался бы от
самой мысли о приобретении духа, если бы был уверен, что это последнее
из кошмарных видений.
Легкий шорох волочащейся по полу одежды дал мне понять, что меня ждет
новая встреча. Я поднял глаза и увидел фигуру в белом, только что
появившуюся из тьмы коридора и перешагнувшую порог. Это была прекрасная,
молодая женщина, одетая по моде давно прошедших лет. Она прижимала руки
к груди, на ее бледном, гордом лице были следы страстей и страданий. Она
прошла через зал, и платье ее шелестело, как осенние листья. Обратив ко
мне свои дивные, невыразимо печальные глаза, она проговорила:
- Я нежная, скорбящая, прекрасная и обиженная. Меня покинули, мне
изменили. В ночные часы я вскрикиваю и пробегаю по коридору. Предки мои
почтенны и аристократичны. Я эстетка. Мебель старого дуба в этом зале
как раз в моем вкусе, хорошо бы еще побольше кольчуг, лат и гобеленов. Я
подхожу вам?
Голос ее постепенно замирал и наконец умолк. Она воздела руки в немой
мольбе. Я неравнодушен к женским чарам. И затем - что такое призрак
Джоррокса по сравнению с этим видением? Что может быть прекраснее,
изысканнее? К чему терзать дальше нервную систему зрелищем призраков
вроде того, предпоследнего? Не лучше ли наконец остановить свой выбор?
Как будто прочтя мои мысли, красавица улыбнулась мне ангельской улыбкой.
Эта улыбка решила дело.
- Подойдет! - воскликнул я. - Я выбираю ее, вот этот призрак!
В порыве энтузиазма я шагнул вперед и ступил за черту магического
круга:
- Арджентайн, нас обокрали!
Пронзительный крик звенел и звенел у меня в ушах, слова смутно
доходили до моего сознания, но я не понимал их смысла - они как будто
совпали с ритмом стучащей в висках крови, и я закрыл глаза под
убаюкивающий напев: "обокрали... обокрали... обокрали..."
Кто-то сильно меня встряхнул, я открыл глаза. Вид миссис Д'Одд в
самом скудном, какой только можно себе представить, наряде и в самом
яростном настроении произвел на меня достаточно внушительное впечатление
- я сделал усилие, собрал мысли и понял, что лежу навзничь на полу,
головою в кучке пепла, выпавшего из камина, а в руке сжимаю небольшой
стеклянный пузырек.
Я встал, пошатываясь, но чувствовал такую слабость и головокружение,
что тут же упал в кресло. Постепенно мысли у меня прояснились, чему
содействовали непрекращающиеся восклицания и крики Матильды. Я
постарался мысленно восстановить события ночи. Вот дверь, через которую
являлись гости из потустороннего мира. Вот начертанная мелом на полу
полуокружность и вокруг нее иероглифы. Вот коробка от сигар и бутылка с
коньяком, которому оказал честь мистер Абрахамс. Но где же сам
властитель духов, где же он? И что значит открытое окно и свисающая из
него наружу веревка? И где... о, где же гордость и краса замка
Горсорп-Грэйндж, великолепное фамильное серебро, предназначенное быть
гордостью будущих поколений Д'Оддов? И почему миссис Д'Одд стоит в сером
сумраке рассвета, ломает руки и все выкрикивает свой рефрен? Очень не
скоро мой затуманенный мозг осознал один за другим все эти факты и понял
их взаимосвязь.
Читатель, я больше никогда не видел мистера Абра-хамса, я больше
никогда не видел столового серебра с восстановленным фамильным гербом.
И, что всего обиднее, я больше никогда, ни на одно мгновение не увидел
печального призрака в платье со шлейфом и у меня нет надежды когда-либо
его увидеть. Правду сказать, ночное происшествие излечило меня от моей
страсти к сверхъестественному, и я вполне примирился с жизнью в самом
заурядном доме, выстроенном в девятнадцатом веке на
окраине Лондона, куда Матильда давно стремилась перебраться.
Что касается объяснения всему случившемуся, тут можно делать
различные предположения. В Скотленд-Ярде почти не сомневаются, что
мистер Абрахамс не кто иной, как Джемми Уилсон, alias (*7) Ноттингем
Крэстер, знаменитый громила, - во всяком случае, описания внешности
вполне совпадают. Небольшой саквояж, упомянутый мною выше, был на
следующий же день найден на соседнем поле и оказался заполненным
отличным набором отмычек и сверл. Глубоко отпечатавшиеся следы ног в
грязи по обе стороны рва показали, что сообщник мистера Абрахамса, стоя
под окошком, принял спущенный из него мешок с драгоценным серебром.
Несомненно, что эта пара негодяев, рыская в поисках "дела", прослышала о
нескромных расспросах Джека Брокета и решила немедля воспользоваться
столь соблазнительной возможностью поживиться.
Что касается моих менее реальных посетителей - странных,
фантастических видений той ночи, - я не знал, можно ли это действительно
отнести за счет власти над оккультным миром моего друга из Ноттингема.
Долгое время я был полон сомнений, но в конце концов разрешил их,
обратившись за советом к известному медику и специалисту по химическим
анализам, которому отослал для исследования сохранившиеся в пузырьке
несколько капель так называемого люкоптоликуса. Прилагаю письмо,
полученное в ответ, - рад возможности заключить свой небольшой рассказ
вескими словами человека науки:
"Эсквайру Арджентайну Д'Одд Брикстон, "Буки".
Эрандл-стрит.
Дорогой сэр!
Меня чрезвычайно заинтересовал Ваш необыкновенный случай. В
присланном Вами пузырьке содержался сильный раствор хлорала, и, судя по
Вашим описаниям, принятая Вами доза была, вероятно, не менее
восьмидесяти гран. Подобное количество, безусловно, должно было довести
Вас до частичной, а затем и полной потери сознания. При таком состоянии
вполне возможны бреды и галлюцинации, в особенности у людей, непривычных
к наркотикам. В своем письме Вы говорите, что зачитывались оккультной
литературой и что у вас с давних пор нездоровый интерес к тому, в каких
именно образах могут являться призраки. Не забудьте также, что Вы
рассчитывали увидеть нечто в этом роде и Ваша нервная система была
доведена до крайнего напряжения.
Учитывая все эти обстоятельства, я полагаю, что описанные Вами
последствия отнюдь не удивительны. Более того, всякому специалисту по
наркотикам показалось бы очень странным, если бы принятое снадобье не
оказало на Вас подобного действия.
Остаюсь, сэр, искренне Вас уважающий
Т. Е. Штубе, доктор медицины".
*1 - Деттинген - баварская деревня на реке Майн, где в 1743 году, во
время войны за австрийское наследство, англо-австрийские войска одержали
победу над французами.
*2 - Спинет - старинный музыкальный инструмент, разновидность
клавесина.
*3 - Уайт, Генри Керк (1785-1806) - английский поэт.
*4 - Гримальди, Джозеф (1779-1837) - английский комический актер.
*5 - Крибб, Том ( 1781 - 1848) - английский боксер.
*6 - Джонс, Иниго (1573-1652) - английский архитектор.
*7 - Он же (лат.).
Перевод Н. Дехтеревой
Собрание Сочинений А.Конан-дойля В 8 Томах. Том 4-й.
Издательство "Правда", Москва, 1966
--------------------
Артур Конан-Дойль. Необычайный эксперимент в Кайнплатце
_________________________
| Michael Nagibin |
| Black Cat Station |
| 2:5030/1321@FidoNet |
^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^
--------------------
OCR&SpellCheck: The Stainless Steel Cat (steel_cat@pochtamt.ru)
Артур Конан-Дойль
Необычайный эксперимент в Кайнплатце
Из всех наук, над коими бились умы сынов человеческих, ни одна не
занимала ученого профессора фон Баумгартена столь сильно, как та, что
имеет дело с психологией и недостаточно изученными взаимоотношениями
духа и материи. Прославленный анатом, глубокий знаток химии и один из
первых европейских физиологов, он без сожаления оставил все эти науки и
направил свои разносторонние познания на изучение души и таинственных
духовных взаимосвязей. Вначале, когда он, будучи еще молодым человеком,
пытался проникнуть в тайны месмеризма, мысль его, казалось, плутала в
загадочном мире, где все было хаос и тьма и лишь иногда возникал
немаловажный факт, но не связанный с другими и не находящий себе
объяснения. Однако, по мере того как шли годы и багаж знаний достойного
профессора приумножался - ибо знание порождает знание, как деньги
наращивают проценты, - многое из того, что прежде казалось странным и
необъяснимым, начинало принимать в его глазах иную, более ясную форму.
Мысль ученого потекла по новым путям, и он стал усматривать связующие
звенья там, где когда-то все было туманно и непостижимо. Более двадцати
лет проделывая эксперимент за экспериментом, он накопил достаточно
неоспоримых фактов, и у него возникла честолюбивая мечта создать на их
основе новую точную науку, которая явилась бы синтезом месмеризма,
спиритуализма и других родственных учений. В этом ему чрезвычайно
помогало доскональное знание того сложного раздела физиологии животных,
который посвящен изучению нервной системы и мозговой деятельности, ибо
Алексис фон Баумгартен, профессор, возглавляющий кафедру в университете
Кайнплатца, располагал для своих глубоких научных исследований всем
необходимым, что дает лаборатория. Профессор фон Баумгартен был высокого
роста и худощав, лицо у него было продолговатое, с острыми чертами, а
глаза - цвета стали, необычайно яркие и проницательные. Постоянная
работа мысли избороздила его лоб морщинами, свела в одну линию густые,
нависшие брови, и потому казалось, что профессор всегда нахмурен. Это
многих вводило в заблуждение относительно характера профессора, который
при всей своей суровости обладал мягким сердцем. Среди студентов он
пользовался популярностью. После лекций они окружали ученого и жадно
слушали изложение его странных теорий. Он часто вызывал добровольцев для
своих экспериментов, и в конце концов в классе не осталось ни одного
юнца, кто раньше или позже не был бы усыплен гипнотическими пассами
профессора.
Среди этих молодых ревностных служителей науки не находилось ни
одного, кто мог бы равняться по степени энтузиазма с Фрицем фон
Хартманном. Его приятели-студенты часто диву давались, как этот
сумасброд и отчаяннейший повеса, какой когда-либо являлся в Кайнплатц с
берегов Рейна, не жалеет ни времени, ни усилий на чтение головоломных
научных трудов и ассистирует профессору при его загадочных
экспериментах. Но дело в том, что Фриц был сообразительным и
дальновидным молодым человеком. Вот уже несколько месяцев, как он пылал
любовью к юной Элизе - голубоглазой, белокурой дочке фон Баумгартена.
Хотя Фрицу удалось вырвать у нее признание, что его ухаживания не
оставляют ее равнодушной, он не смел и мечтать о том, чтобы явиться к
родителям Элизы в качестве официального искателя руки их дочери. Ему
было бы нелегко находить поводы свидеться с избранницей своего сердца,
если бы он не усмотрел способ стать полезным профессору. В результате
его стараний фон Баумгартен стал часто приглашать студента в свой дом, и
Фриц охотно позволял проделывать над собой какие угодно опыты, если это
давало ему возможность перехватить взгляд ясных глазок Элизы или
коснуться ее ручки.
Фриц фон Хартманн был молодым человеком, несомненно, вполне
привлекательной наружности, К тому же по смерти отца ему предстояло
унаследовать обширные поместья. В глазах многих он казался бы завидным
женихом, но мадам фон Баумгартен хмурилась, когда он бывал у них в доме,
и порой выговаривала супругу за то, что он разрешает такому волку
рыскать вокруг их овечки. Правду сказать, Фриц фон Хартманн приобрел в
Кайнплатце довольно скверную репутацию. Случись где шумная ссора, или
дуэль, или какое другое бесчинство, молодой выходец с рейнских берегов
оказывался главным зачинщиком. Не было никого, кто бы так сквернословил,
так много пил, так часто играл в карты и так предавался лени во всем,
кроме одного-занятий с профессором. Не удивительно поэтому, что
почтенная фрау профессорша прятала свою дочку под крылышко от такого
mauvais sujet (*2). Что касается достойного профессора, он был слишком
поглощен своими таинственными научными изысканиями и не составил себе об
этом никакого мнения.
Вот уже много лет один и тот же неотвязный вопрос занимал мысли фон
Баумгартена. Все его эксперименты и теоретические построения были
направлены к решению все той же проблемы: по сотне раз на дню профессор
спрашивал себя, может ли душа человека в течение некоторого времени
существовать отдельно от тела и затем снова в него вернуться? Когда он
впервые представил себе такую возможность, его ум ученого решительно
восстал против подобной несуразности. Это оказывалось в слишком резком
противоречии с предвзятыми мнениями и предрассудками, внушенными ему еще
в юности. Однако постепенно, продвигаясь все дальше путем новых,
оригинальных методов исследования, мысль его стряхнула с себя старые
оковы и приготовилась принять любые выводы, продиктованные фактами. У
него было достаточно оснований верить, что духовное начало способно
существовать независимо от материи. И вот он надумал окончательно решить
этот вопрос путем смелого, небывалого эксперимента.
"Совершенно очевидно, - писал он в своей знаменитой статье о
невидимых существах, приблизительно в это самое время опубликованной в
"Медицинском еженедельнике Кайнплатца" и удивившей весь научный мир, -
совершенно очевидно, что при наличии определенных условий душа, или дух
человека, освобождается от телесной оболочки. Тело загипнотизированного
пребывает в состоянии каталепсии, но душа его где-то витает. Возможно,
мне возразят, что душа остается в теле, но также находится в процессе
сна. Я отвечу, что это не так - иначе чем объяснить ясновидение,
феномен, к которому перестали относиться с должной серьезностью по
милости шарлатанов с их мошенническими трюками, но который, как то может
быть легко доказано, представляет собой несомненный факт? Я сам, работая
с особо восприимчивым медиумом, добивался от него точного описания
происходящего в соседней комнате или в соседнем доме. Какой другой
гипотезой можно объяснить эту осведомленность медиума, как не тем, что
дух его покинул тело и блуждает в пространстве? На мгновение она
возвращается по призыву гипнотизера и сообщает о виденном, затем снова
отлетает прочь. Так как дух по самой своей природе невидим, мы не можем
наблюдать эти появления и исчезновения, но замечаем их воздействие на
тело медиума, - то застывшее, инертное, то делающее усилия передать
восприятия, которые никоим образом не могли быть им получены
естественным путем. Имеется, я полагаю, только один способ доказать это.
Плотскими глазами мы не в состоянии узреть дух, покинувший тело, но наш
собственный дух, если бы его удалось отделить от тела, будет ощущать
присутствие других освобожденных душ. Посему я имею намерение,
загипнотизировав одного из моих учеников, усыпить затем и самого себя
способом, вполне мне доступным. И тогда, если предлагаемая мною теория
справедлива, моя душа не встретит затруднений для-общения с душой моего
ученика, так как обе они окажутся отделенными от тела. Надеюсь в
следующем номере "Медицинского еженедельника Кайнплатца" опубликовать
результаты этого интересного эксперимента".
Когда почтенный профессор исполнил наконец обещание и напечатал отчет
о происшедшем, сообщение это было до такой степени поразительным, что к
нему отнеслись с недоверием. Тон некоторых газет, комментировавших
статью, носил столь оскорбительный характер, что разгневанный ученый
поклялся никогда более не раскрывать рта и не печатать никаких сообщений
на данную тему - угрозу эту он привел в исполнение. Тем не менее
предлагаемый здесь рассказ опирается на сведения, подчерпнутые из
достоверных источников, и приводимые факты в основе своей изложены
совершенно точно.
Однажды, вскоре после того как у него зародилась мысль проделать
вышеупомянутый эксперимент, профессор фон Баумгартен задумчиво шел к
дому после долгого дня, проведенного в лаборатории. Навстречу ему
двигалась шумная ватага студентов, только что покинувших кабачок. Во
главе их, сильно навеселе и держась весьма развязно, шагал молодой Фриц
фон Хартманн. Профессор прошел было мимо, но его ученик кинулся ему
наперерез и загородил дорогу.
- Послушайте, достойный мой наставник, - начал он, ухватив старика за
рукав и увлекая его за. собой, - мне надо с вами кое о чем поговорить, и
мне легче сделать это сейчас, пока в голове шумит добрый хмель.
- В чем дело, Фриц? - спросил физиолог, глядя на него с некоторым
удивлением.
- Я слышал, господин профессор, что вы задумали какой-то удивительный
эксперимент - хотите извлечь из тела душу и потом загнать ее обратно?
Это правда?
- Правда, Фриц.
- А вы не подумали, дорогой профессор, что не всякий захочет, чтобы
над ним проделывали такие штуки? Potztausend! (*3) А что, если душа
выйдет и обратно не вернется? Тогда дело дрянь. Кто станет рисковать, а?
- Но, Фриц, я рассчитывал на вашу помощь! - воскликнул профессор,
пораженный такой точкой зрения на его серьезный научный опыт. - Неужели
вы меня покинете? Подумайте о чести, о славе.
- Дудки! - воскликнул студент сердито. - И всегда вы со мной будете
так расплачиваться? Разве не стоялл по два часа под стеклянным колпаком,
пока вы пропускали через меня электричество? Разве вы не раздражали мне
тем же электричеством нервы грудобрюшной преграды и не мне ли испортили
пищеварение, пропуская через мой желудок гальванический ток? Вы усыпляли
меня тридцать четыре раза, и что я за все это получил? Ровно ничего! А
теперь еще собираетесь вытащить из меня душу, словно механизм из часов.
Хватит с меня, всякому терпению приходит конец.
- Ах, боже мой, боже мой! - восклицал профессор в величайшей
растерянности. - Верно, Фриц, верно! Я как-то никогда об этом не думал.
Если вы подскажете мне, каким образом я могу отблагодарить вас за ваши
услуги, я охотно исполню ваше желание.
- Тогда слушайте, - проговорил Фриц торжественно. - Если вы даете
слово, что после эксперимента я получу руку вашей дочери, я согласен вам
помочь. Если же нет - отказываюсь наотрез. Таковы мои условия.
- А что скажет на это моя дочь? - воскликнул профессор, на мгновение
потерявший было дар речи.
- Элиза будет в восторге, - ответил молодой человек. - Мы давно любим
друг друга.
- В таком случае она будет ваша, - сказал физиолог решительно. - У
вас доброе сердце, и вы мой лучший медиум - разумеется, когда не
находитесь под воздействием алкоголя. Эксперимент состоится четвертого
числа следующего месяца. В двенадцать часов ждите меня в лаборатории.
Это будет незабываемый день, Фриц. Приедет фон Грубер из Йены и
Хинтерштейн из Базеля. Соберутся все столпы науки Южной Германии.
- Я явлюсь вовремя, - коротко ответил студент, и они разошлись.
Профессор побрел к дому, размышляя о великих грядущих событиях, а
молодой человек, спотыкаясь, побежал догонять своих шумных товарищей,
занятый мыслями только о голубоглазой Элизе и о сделке, заключенной с ее
отцом.
Фон Баумгартен не преувеличивал, говоря о необыкновенно широком
интересе, какой вызвал его новый психофизиологический опыт. Задолго до
назначенного часа зал наполнился целым созвездием талантов. Помимо
упомянутых им знаменитостей, прибыл крупнейший лондонский ученый,
профессор Лерчер, только что прославившийся своим замечательным трудом о
мозговых центрах. На небывалый эксперимент собрались с дальних концов
несколько звезд из плеяды спиритуалистов, приехал последователь
Сведенборга (*4) полагавший, что эксперимент прольет свет на доктрину
розенкрейцеров. (*5)
Высокая аудитория продолжительными аплодисментами встретила появление
профессора фон Баумгартена и его медиума. В нескольких продуманных
словах профессор пояснил суть своих теоретических положений и
предстоящие методы их проверки.
- Я утверждаю, - сказал он, - что у лица, находящегося под действием
гипноза, дух на некоторое время высвобождается из тела. И пусть
кто-нибудь попробует выдвинуть другую гипотезу, которая истолковала бы
природу ясновидения. Надеюсь, что, усыпив моего юного друга и затем
также себя, я дам возможность нашим освобожденным от телесной оболочки
душам общаться между собой, пока тела наши будут инертны и неподвижны.
Через некоторое время души вернутся в свои тела, и все станет
по-прежнему. С вашего любезного позволения мы приступим к эксперименту.
Речь фон Баумгартена вызвала новую бурю аплодисментов, и все замерли
в ожидании. Несколькими быстрыми пассами профессор усыпил молодого
человека, и тот откинулся в кресле, бледный и неподвижный. Вынув из
кармана яркий хрустальный шарик, профессор стал смотреть на него, не
отрываясь, явно делая какие-то мощные внутренние усилия, и вскоре