Корделл Александр. Мечты прекрасных дам

   По пути были расположены старые артиллерийские бараки, и Милли остановила носилки, чтобы посмотреть, как английские солдаты занимались на плацу. Солдат было очень мало. Милли подумала, что этой горсточке вряд ли удастся спасти Гонконг от нападения пиратов или восставших на материке тайпинов. Солдаты часто болели лихорадкой и умирали тоже часто. А все потому, что их разместили в палатках, где их одолевали тучи москитов.
   У Милли защемило сердце при виде бледных и слабых солдат. Джеймс так любил поразглагольствовать о «желтой опасности» и о том, какое их ждет побоище, если колонию внезапно атакуют.
   Нанкинский договор о мире от тысяча восемьсот сорок второго года худо-бедно пытались соблюдать, но все больше поговаривали об очередной опиумной войне. Говорили, что Китай до сих пор не может пережить штрафа в двадцать миллионов долларов, которые ему пришлось выплатить Англии в качестве репараций. Пекинское правительство возобновило свои угрозы Англии, обещая сбросить всех этих одолевших Гонконг иностранных дьяволов в море, если будет продолжаться импорт опиума. Милли подумала, что, пожалуй, европейским умникам пора отсюда бежать, чтобы спасти свои шкуры.
   Мами лежала в постели. Милли удивилась, но решила, что это из-за жары, которая всех их измучила. Позже, когда она гуляла по саду и поднялась на холм, чтобы взглянуть на залив, то увидела караван больших джонок, плескавшихся в кобальтовом море. Их паруса, похожие на крылья летучих мышей, полоскались на крепком юго-западном ветерке: джонки направлялись к острову Грин. Уж не Эли опять что-то затеял? В последнее время она редко видела его и все смотрела, как бороздят залив джонки.
   От летней сонной одури Гонконг встряхивали время от времени разные события. Милли вспомнила, что вскоре прибудет новый губернатор сэр Джон Боуринг, чтобы занять место сэра Джорджа Бонэма. Ни она, ни Джеймс еще не знали, что сэр Джон не терпел чиновничьей расхлябанности и безалаберности.

32

   Пока Мами закупала на центральном рынке провиант, к Милли вдруг явился доктор Скофилд. Анна Безымянная вежливо проводила его в гостиную.
   – Какая красавица, – восхитился он, когда Анна закрыла за ним дверь. – Где вы такую нашли?
   – Это заслуга Джеймса. Он давал объявление.
   – Вы ее взяли, чтобы помочь Мами, пока она не оправится?
   – Да, это была навязчивая идея Джеймса. Что-нибудь выпьете?
   – Нет, в такую рань не пью. Вы видели Джеймса сегодня утром?
   – Нет, он всю неделю был на острове Грин. А в чем дело?
   – Я слышал, что он очень расстроился после скандала, который вы учинили в банке на прошлой неделе?
   – Скандал? Какой скандал?
   – Ну вы-то знаете, какой, коль скоро сами его устроили. – Скофилд издевательски ухмылялся. – Клерк в приемной жутко тогда разозлился. Научитесь сдерживать себя в присутственных местах. Если вы будете продолжать в том же духе, то репутация Уэддербернов сильно пострадает.
   – Не могу понять, о чем вы говорите. Я знала, что мистер Гудчайлд был на месте и никуда не отлучался, вот я и попросила, чтобы он меня принял. Только и всего. Клерк отказал мне, а я настаивала.
   – Нет, не только. Вы кричали и толкнули его так, что он свалился на пол. Верно?
   – Что?
   Милли вскочила на ноги.
   – Вас обвиняют именно в этом. Мистер Гудчайлд заявил, что клерк собирался подать жалобу о нападении на него.
   – Вы несете какую-то чушь.
   – Гудчайлд еле уговорил его не подавать. Клерк был при исполнении обязанностей. Только и всего, как вы говорите.
   – Ложь от первого и до последнего слова, и вы прекрасно это знаете!
   – Скажите это клерку, а не мне.
   Милли упала в кресло и закрыла глаза. Доктор тоже сел.
   – Знаете, я все же не откажусь выпить. Поскольку разговор нам предстоит трудный.
   Он налил джин в стакан и залпом его выпил.
   – Милли, я пекусь о вашей же пользе. Некоторое время я считал, что вы можете контролировать свои поступки…
   Скофилд замолчал.
   – Ну, ну, выскажитесь на чистоту, – не сдавалась Милли.
   – Затем я сюда и пришел. Начнем с того приема у губернатора. Ваша конфронтация сыграла дурную роль.
   – Что еще за конфронтация?
   – Ну, ваша настойчивость, там было много свидетелей. Вы учинили скандал в присутствии министра по делам колонии и уверяли, что в одном из сопровождающих его лиц узнали члена банды, державшей вас в качестве заложницы. После того случая я совсем не уверен, что ваше состояние изменилось к лучшему. Пожалуйста, сядьте, Милли, мне и так сложно…
   Милли села, и доктор продолжал:
   – Добились вы только одного: все оказались в неловком положении. В том числе и тот джентльмен, который на деле оказался Акилом Тамаринсом, послом Нидерландов в Пекине. Но вы и тогда не успокоились, заявили ему, что он лжец, хотя он уверял, что никогда вас прежде не видел.
   – Это был Ганс Брунер, – сжав кулаки прошептала Милли. – Я не понимаю, что здесь происходит, но это был Ганс Брунер.
   – Моя дорогая, это был не он. Вы только поставили себя в неудобное положение. И в этой истории с банком – тоже. Я уж не говорю о ваших странных заявлениях по поводу мертвецов с наручниками на острове Грин. Если бы я хорошо вас не знал, то решил бы, что вы специально говорите подобные вещи, чтобы произвести впечатление на репортеров. То-то радость для репортеров – позубоскалить над правительством. Но мы с вами знаем о вашем прошлом. Все эти поступки – всего лишь проявление вашего заболевания. У вас явное ухудшение.
   – Чем больше вы будете пытаться объявить меня сумасшедшей, тем меньшего вы добьетесь, – спокойно заявила Милли.
   – Типичные заявления сумасшедших, – отрезал Скофилд. Он и раньше не раз это повторял.
   – Я здоровее вас, и вы это знаете.
   – Кроме того, есть еще один момент, довольно деликатный.
   – Так. Что еще?
   – Очень деликатный момент, я имею в виду Джеймса.
   – Ну кого же еще. Вы всегда па страже его интересов.
   – Да, я говорю о личных отношениях между вами.
   – Вы имеете в виду наши интимные отношения?
   – Да.
   Скофилд посмотрел на Анну, когда та внесла поднос с кофе.
   Милли крепко сжала губы и ждала, когда она уйдет.
   – Да, мы не раз обсуждали с ним этот вопрос, – сказала Милли. – Я только не пойму, при чем тут вы.
   – Милли, Милли! Я не только ваш семейный врач, я еще и ваш друг. Джеймс решил посоветоваться со мной. Видимо, у вас возникли какие-то сложности в этом плане, и он не знает, как все исправить.
   – Скажите ему, чтобы он меньше денег тратил на виски и больше времени проводил дома.
   – Мне кажется, вы к нему очень несправедливы.
   – Он слишком много пьет и поэтому в постели ни на что не способен, а пытается внушить себе, что виновата я.
   Наступила тишина. Скофилд внимательно оглядел ее с головы до ног. «Гадкий утенок, прилетевший к ним прямо со школьной скамьи, превратился в лебедя», – подумал он. Не самого прекрасного лебедя – черты ее не были идеально правильными, но все равно она была весьма привлекательна. Молодость – великая вещь.
   И та девушка, которая принесла кофе, тоже прелестна. Скофилд даже подумал, что Джеймсу очень непросто тут, при таких-то соблазнах. Он решил говорить напрямую, ведь Милли была теперь взрослой женщиной.
   – У вас есть любовник?
   – Это не ваше дело! – возмутилась Милли. «Этот проныра может запросто влезть в душу женщины», – подумала она. Ей было очень неуютно от двусмысленности положения. Она обвиняла Джеймса в неверности, а сама при любой возможности потихоньку встречалась с Эли.
   Ей хотелось крикнуть ему в лицо, чтобы он не вмешивался в ее отношения с мужем. И объявить во всеуслышание, что тот человек, которого она любит, прибежит к ней, как только она его поманит пальчиком. Что ее хитростью вовлекли в этот так называемый брак, да не на ту напали. Но самое главное – оно так и крутилось у нее на языке – это то, что, как бы они ни бесились, в конечном счете наследство ее отца попадет к ней, как только она избавится от их гнета.
   Этого Скофилд и боится и потому постоянно вмешивается в ее жизнь.
   Но лучше ей пока помолчать. Если она не сдержится, это будет им только на руку. Ее любовь к Эли станет темой для сплетен. Само упоминание о нем обернется предательством.
   – Никто не станет вас осуждать, – добавил Скофилд.
   Милли на секунду отвлеклась.
   – Простите?
   – Я сказал, что жизнь у вас не сложилась. Милли встала.
   – Я не желаю продолжать эту тему. Я не собираюсь никому исповедоваться, и меньше всего – вам.
   – Я только позволил себе заметить, что вам не следует отказываться от личной жизни, – повторил Скофилд. – Вы – привлекательная женщина. Даже Мами старается обеспечить себе нормальную жизнь. Если верить слухам.
   – Я ничего такого не слышала.
   – Наконец-то она смогла забыть старого Растуса.
   – Мами никогда не забудет Растуса!
   – Даже в объятиях другого мужчины? Так я этому и поверил. Она и ее обожатель вместе приходили в церковь.
   – Я рада за них.
   Милли чувствовала, как он внимательно наблюдает за ней.
   – А вы что же теряетесь? – спросил доктор. Милли встала, дав понять, что разговор окончен.
   – Следите за мной, как ястреб за добычей, но я не такая дура, я не дам вам возможности устроить скандал! Если наш брак не удался, то исключительно по вине Джеймса, я тут ни при чем.
   – Да будет вам. Я ведь добра вам желаю, – сказал Скофилд. Он явно был раздражен.
   – У вас все? – спросила Милли.
   – Вы мне не доверяете. Как жаль.
   – А кто виноват в этом? Вы только и думаете о том, как бы упечь меня в сумасшедший дом?
   Скофилд улыбнулся.
   – Мы все стараемся создать себе в этом мире наш собственный ад. Разве я не прав? Если вы это поймете, тогда я ваш друг, если нет – тогда враг!
   Милли промолчала.
   – Можете меня не провожать, – сказал Скофилд.

* * *

   Мами вернулась с рынка, их посыльный тащил ее сумки.
   – Я видела на пирсе старого Скофилда. Он выглядел таким злобным, будто кто-то здорово его разобидел.
   – Дай мне только время.
   – Он был здесь?! – Мами даже открыла рот.
   – Да.
   Мами начала обмахиваться. – Ну, доложу я вам, странные вещи творятся в нашем доме. Эта Фу Тан смотрит на меня с такой ненавистью. Ты знаешь, она ведь даже не разговаривает со мной. И еще этот молодой монашек, который к ней таскается. Меня от него трясет. Я принадлежу к англиканской церкви, и мне не нравятся монахи.
   – Должна признать, что экономка она хорошая.
   – Но готовит она плохо. Вы не ели ничего вкусного с тех пор, как я перестала готовить.
   – Джеймсу нравится все, что она делает.
   – Его глаза и разум не слушают его желудка.
   – Что ты хочешь сказать?
   – То, что уже сказала. Такая старуха, как я, обязана все делать очень хорошо. Но если вы – свеженький лакомый кусочек вроде нее, вам простят что угодно.
   Милли засмеялась.
   – Но ты же ешь все, что она готовит, так?
   – Только потому, что я очень вежливая. Мисс Милли, иногда мне бывает очень плохо. Мне кажется, что она кладет слишком много жира, мой желудок не выдерживает этого. Мой Растус тоже все на жир грешил, пока ему не стало совсем плохо.
   – О чем это ты? Ты что, плохо себя чувствуешь?
   – Не особенно хорошо. Никак не могу оправиться после угощений А Лума. У меня болят ребра.
   – Тан тут ни при чем. Я ем то же, что и ты, и Джеймс тоже. Мы чувствуем себя нормально.
   – Наверное, когда тебе минуло сорок, твой желудок уже не тот, что прежде. Вот и мой Сэм говорит: «Когда тебе сорок, все уже не так, как было раньше».
   – Ну и как он? Твой Сэм?
   – Замечательно. Мужчина хоть куда!
   Мами раскраснелась, и ее большие глаза засверкали.
   – Я слышала, что ты его водила в церковь. А мне не рассказала.
   – Мисси, – сказала Мами, с кряхтением поднимаясь. – Я пока никому не говорю о моих планах в отношении Сэма, до тех пор, пока я его не отведу к алтарю. Если он все сделает как нужно, я подарю ему много малышей, пока я еще способна на это. Вот так!

33

   Милли как-то открыла для себя, что с вершины холма в их саду, где был расположен маленький павильон, как на ладони виден гонконгский залив. Это открытие дало возможность ей и Эли обходиться без писем, которые были бы слишком рискованны. Если в урочный вечерний час его джонка в заливе делала знак креста, это служило сигналом встречи в определенном месте и в определенное время.
   В последний день сентября, когда деревья в Прайе заполыхали осенними красками, их встреча должна была состояться в тихой гавани, недалеко от Виктория Поинт. Ровно в полночь.
   Милли знала, что ее жизнь может оставаться довольно сносной только в том случае, если никто не узнает о ее похождениях. Раньше она была уверена, что ни Анна, ни Джеймс ничего не пронюхают. Теперь же их тайная встреча должна была состояться на острове Грин, и ей следовало убедить своих домочадцев за исключением Мами – ей она доверяла, – что она отправляется на пару дней в Макао, то есть совсем в другую сторону. Ради их безопасности ей предстояло четыре часа ехать на пароме по китайским водам.
   Милли взахлеб рассказывала о том, что в Макао так хорошо нежиться в море недалеко от Прайи и часами бродить босиком по кристально чистой воде, а потом отсыпаться в португальской гостинице, вечером есть великолепных морских пауков и запивать их вином из Опорто; нектар богов, а не вино.
   Если Джеймс станет подозревать ее в связи с любовником… Что ж, тем лучше. Ибо под крышей «Английского особняка» тоже что-то происходило. Вряд ли она сильно ошибалась…
   Анна Фу Тан, их новая экономка, была удивительно красивой, а Джеймс никогда не упускал удобного случая «пошалить»!
   – Я хочу ненадолго съездить в Макао, – сказала она Джеймсу за завтраком, стараясь, чтобы ее услышала Анна. – Мне нужно подышать свежим морским воздухом.
   – Прекрасно, – согласился он, предвкушая приятные развлечения с Анной. – Ты можешь не торопиться домой. Когда ты уезжаешь?
   – Если ты не против, то сразу после завтрака. – Милли ослепительно улыбнулась.
   – И сколько времени ты будешь отсутствовать?
   – Дня два, не больше.
   – Но ты понимаешь, что если тебя захватит в плен в китайских водах вражеское судно, то два дня растянутся на пару лет? – спросил ее Джеймс.
   Милли засмеялась.
   – Тебе без меня не придется скучать. С тобой остается прекрасная Анна, и она о тебе позаботится. Разве я не права?
   Джеймс улыбнулся. Он даже не стал протестовать, дав ей понять тем самым, что с некоторых пор предается чудесным играм адюльтера. Но в эти игры с удовольствием играет не только он, подумала Милли.
   Джеймс поднялся из-за стола.
   – Как я понял, теперь мы встретимся на будущей неделе.
   Он чмокнул ее в щеку.
   – Приятных развлечений.
   – Я постараюсь, – ответила Милли.
   Милли заперла дверь своей спальни (так как Фу Тан имела обыкновение появляться в самые неожиданные моменты) и переоделась в рваную куртку и брюки, в которых она приехала с острова Лантау.
   Сидя у зеркала, она старательно наносила грим, делавший ее похожей на китаянку.
   Покрасила губы не красной, а розовой помадой. Жженой пробкой затемнила веки и подвела уголки глаз. Заплела длинные волосы в косички, падавшие вдоль щек. Затем Милли критически осмотрела себя и решила, что маскарад удался, и она спокойно может отправляться в путешествие.
   Милли настолько была увлечена своими приготовлениями, что не заметила силуэт лисьей морды, прижавшейся к оконному стеклу…
   Анна поспешила к входной двери. На пороге она наткнулась на Джеймса.
   Он только что вернулся с острова Грин. Море было неспокойным, он весь промок и потому последовал за Анной в кухню.
   – Где моя жена?
   – В своей комнате. Наверное, спит. Она рано пошла спать, сказала, что у нее сильно болит голова.
   – Тогда я переоденусь в сухое и после еды приду к тебе. Все готово?
   – Конечно. Как пожелаете.
   – Сегодня мы будем спать в одной постели.
   – В моей комнате? Это невозможно, хозяин.
   – Почему?
   – Потому, что мой брат-послушник приедет из Лантау навестить меня.
   – Дьявол побери всех монахов, а твоего братца в особенности! Бог мой, я не наслаждался тобой целую неделю! Нельзя отложить его визит?
   – Невозможно. Он уже направляется сюда. Пожалуйста…
   Анна подошла к нему и, обняв за шею, начала его целовать. Джеймс наклонился над ней, но она, задыхаясь, сказала:
   – Нет хозяин, не здесь. Тут опасно.
   – Моя жена спит. Чего ты боишься?
   – Нет, пожалуйста.
   – Молчи, женщина!
   Они упали на пол кухни. Анне было противно ощущать его смрадное от виски дыхание.
   – А если войдет кто-то из слуг? – в панике шептала Анна.
   – Лежи спокойно, черт бы тебя побрал!

* * *

   Янг не пошел к парадной двери, а постучал в окно Анны. Он всегда так делал, навещая ее в «Английском особняке». Строгость и спокойствие жизни в монастыре стерли с его лица ранние морщинки и вернули ему молодую привлекательность. Но сегодня он был похож на прежнего испуганного мальчика.
   – Быстрее! – прошептал он, когда Анна открыла ему дверь.
   – Почему в этой жизни все так торопятся? – спокойно спросила она. Янг проскользнул внутрь, запер дверь и без сил привалился к косяку.
   – Они идут, – прошептал он.
   – Кто? Говори яснее или вообще ничего не говори.
   Она злобно поджала губы, видя его слабость. У него по щекам струились слезы, и оранжевая тога тоже была залита слезами.
   – Солдаты из Макао… Она задают вопросы, – в ужасе промолвил юноша.
   – Какие вопросы?
   – Куда исчез капитан да Коста. Они уже разговаривали со старейшинами и наставниками в гонконгском храме, а теперь они разъезжают по островам и вскоре прибудут в Лантау.
   У Анны перехватило дыхание. Янг продолжал:
   – Ты просила, чтобы я привел к тебе капитана. Ты говорила, это для того, чтобы он арестовал Боггза, но капитан исчез. Что с ним случилось?
   – Не знаю. Я показала ему, где находится пороховой завод, и все ждала, когда он арестует Эли Боггза. Как только его схватят, считай, с пиратами и бандитами покончено.
   – Так ты знаешь, куда делся офицер?
   – Нет, клянусь тебе, малыш. Янг немного успокоился.
   – Еще идут разговоры, что молодой монах заходил в таможню в Макао, и капитан ушел с ним. Что будет, если они станут меня допрашивать?
   Анна взяла в ладони его лицо и расцеловала в обе щеки.
   – Все это очень просто. Просто на все нужно говорить «нет».
   – Но это же ложь! Смертный грех!
   – Господи! – весело воскликнула Анна. – Какой ты стал правильный! Разве ты никогда раньше не лгал?
   – С тех пор, как принял священный обет, ни разу. Анна ласково ему улыбнулась.
   – Тебе не нужно будет лгать. Просто выполни мою последнюю просьбу, малыш. А потом, я обещаю, мы вернемся в нашу деревню.
   – Ты уже мне это обещала и раньше.
   – Теперь я клянусь могилой нашей матери.
   Янг уже не был ребенком, которым она крутила, как хотела. К тому же он больше не доверял сестре. Его подозрения подтвердили старшие монахи, перед которыми он исповедывался.
   – Твоя сестра одержима нечистой силой, – сказали они ему. – Ее душа стала добычей лисьих когтей, и она никогда не узнает мира и покоя, пока поселившийся в ней зверь не будет с молитвами изгнан. Постарайся добиться ее доверия и делай все, что мы тебе прикажем, и тогда она сможет очиститься от греха.
   Янг вспомнил это и спросил:
   – О чем ты хочешь просить меня в последний раз?
   – Всему свое время, – ответила Анна, – ты должен запомнить: раз я дала тебе обещание, я его выполню, мой Маленький Брат.
   После того, как Янг отправился обратно в Лантау, Анна достала из ящика ключ от порохового завода, который она украла с джонки Эли. Она положила его в пакет с запиской на английском языке:
   «Это ключ от порохового завода Стэнли и карта, где указано его местоположение – недалеко от деревни».
   Подошел час свиданий в «Английском особняке»; одним он был в радость, другим – совсем нет.
   – Ты здесь, Мами Малумба? – шепнул Черный Сэм у дверей ее спальни. Его большие серьги блестели в свете луны.
   – Я-то здесь, но тебя со мной нет! – ответила ему Мами.
   – Открой дверь, а то я ее проломлю.
   – Неужели? Если ты считаешь, что в любой момент можешь поманить меня, и я тут же растаю, ты очень ошибаешься.
   – Я хочу спеть тебе «Песнь песней» царя Соломона!
   – Я слышала этого парня утром, днем и ночью. Мне он уже надоел!
   – Сладенькая моя, что я сделал?
   – Ты нарушил свое обещание, Черный Сэм. Мой Растус никогда не нарушал обещаний.
   – Какое обещание?
   – Ты сказал, что придешь послушать, как пастор станет читать Библию, а сам не явился.
   – Цветочек мой, я же пират! Меня не было, я был занят грабежом.
   – И еще одно: с меня хватит твоих пиратских приключений! Я требую, чтобы ты снял с ушей свои поганые серьги. А пока убирайся, я не желаю тебя видеть.
   По другую сторону двери наступила тишина, а потом Черный Сэм сказал:
   – Ты же знаешь, что в море плавает много рыбок. Такому парню, как я, стоит только свистнуть, и женщины выстроятся перед ним в очередь.
   – Неужели? Теперь позволь и мне кое-что тебе напомнить. Ты мне сам говорил, что, если мужчина попробовал Мами, он уже навечно к ней прикован. Ты не помнишь своих собственных слов?
   – Пожалей меня, – молил Сэм. – Ведь уже прошла неделя. Я скоро стану таким же тощим, как монах-пятидесятник!
   – Мне все равно, если у тебя останется только кожа да кости. Черный Сэм, ты сюда не войдешь!
   Часы на Педдер-стрит пробили час, а Милли и Эли бежали по пляжу острова Грин, держась за руки. Они бежали туда, где резвились два дельфина. Они как будто их ждали и высоко выпрыгивали в воздух из воды.
   – Я люблю тебя! Я тебя люблю! – повторяла Милли.
   Эли поцеловал ее, и она почувствовала вкус моря в его поцелуе. Они стояли, обнявшись, глядя, как лучи маяка острова Грин перекрещивались над проливом Сульфур.
   – Нам нужно радоваться каждой минуте, – сказал Эли. – Когда прибудет новый губернатор, многое изменится.
   – Почему?
   – Говорят, что он собирается все тут переделать. Для начала он объявит это место особой территорией.
   – Нет! Только не остров Грин.
   – Это уже точно. В Парламенте обсуждали вопросы роста преступности в колонии. Он со многим не согласен. Он против торговли рабами-кули, а твой Джеймс завяз в этом по уши.
   – Ты же знаешь, как я отношусь к этому, – сказала Милли.
   Эли прищурил глаза от резкого света.
   – Да, с этим пора что-то делать. Я, конечно, не очень разборчив в средствах, но мне не нравится торговать людьми. Основную часть перевозит компания «Смит и Уэддерберн». Тебе известно, что из более чем двадцати провинций от Анвея до Квантунга десятки тысяч кули были отправлены именно отсюда? Губернатор Боуринг собирается положить этому конец.
   – Ну а что скажешь насчет контрабанды опиума?
   – Это другое дело.
   – Ничего подобного! Это так же гнусно, как работорговля! По-твоему, если ты получаешь от этого доход, контрабанда опиума сразу становится законным делом!
   – Я и не рассчитывал на твое одобрение!
   – Но ведь это так опасно! Каждый день в Коулуне пиратам отрубают головы.
   – Сначала им нужно меня поймать! Милли крепко обняла его.
   – Я тебя люблю, я не хочу, чтобы ты рисковал!
   – Если ты меня любишь, не суй свой нос в мои дела! Еще мальчишкой я нарушал законы, и другим мне теперь не стать.
   Позже, лежа с Эли на пляже, Милли опять почувствовала, что рождена для этого мужчины. До встречи с Эли ее любовный опыт был весьма ограниченным – сначала была юная любовь к Тому Эллери, теперь она видит его только во сне. Потом насильственное ухаживание Джеймса, которого ей приходилось терпеть из-за того, что он был ее мужем. Конечно, Эли не отличался мягкостью – его характер был мозолист и груб, как и его руки. Но в нем чувствовалась какая-то изысканность и нежность, которая проступала сквозь грубые его повадки. Эли ни под кого не подлаживался.
   Его следовало принимать таким, каким он был, либо просто от него отказаться. Одно Милли знала наверняка – согнуть его не мог никто.
   Лежа на спине, Милли наблюдала за ним прищуренными глазами.
   Его резкий профиль был четко обрисован на фоне залитого звездами неба. Он ел приготовленное Мами угощение для них.
   Эли всегда ел с грацией дикого животного. Процесс насыщения мало его интересовал – ему это нужно было, чтобы оставаться живым, и больше ничего. Зато для Джеймса еда была культом. Он наслаждался каждым кусочком пищи, исчезавшим в его губастом рту, который сразу же захлопывался, – так собака ловит пастью мух. Он шумно и старательно пережевывал пищу, пожирая маленькими глазами все, что еще не успел в себя запихать. Милли подумала, что по тому, как человек ест, можно угадать его характер.