Страница:
Эти двое мужчин были тому прекрасными примерами. Она вспомнила знакомую еще со школьных дней старинную легенду о неком правителе, объявившем обжорство самым ужасным грехом из семи смертных грехов, ибо оно означало и зависть (к большому куску, лежавшему на тарелке соседа), и алчность (съесть как можно больше), и скупость (нежелание поделиться с ближним), и злость (из-за того, что ему досталась меньшая порция), и гордость (способность съесть больше всех) и вожделение (жажду есть еще и еще, несмотря на отрыжку и бурление в желудке).
Словом, шесть грехов, вместившихся в один-единый огромный грех.
Как странно, подумала Милли, улыбнувшись обернувшемуся к ней Эли. Ее грубоватый любовник сумел завоевать женское уважение тем, как он ел. Он ел, чтобы жить, Джеймс же наоборот – жил, чтобы есть!
– Когда-нибудь они отнимут тебя у меня, – неожиданно сказала Милли.
Казалось, Эли не слышал ее. Он вскочил, схватил ее за руки, и они помчались вдоль пляжа в укромное местечко за «Домиком Отдыха». Здесь, под защитой скал, они предались любви, и луна ласково освещала их тела.
Милли вспомнила гонконгских шлюх в районе Прайи. Они улыбались белоснежными зубами Они жестикулировали при разговоре, кончики их пальцев были красными, будто их окунули в кровь. И эти женщины предлагали себя мужчинам за доллар. «Чем я лучше их?» – подумала Милли. Почтенная дама, жена такого богача и нате вам, так страстно отдается любовнику на диком берегу!
– Я причинил тебе боль? – прошептал Эли.
Она ему ничего не ответила. Она не могла этого сделать, иначе разрушилась бы духовная связь между ними. Ни жизнь, ни смерть не могли сейчас их разъединить. Пока ее тело принимало в себя его силу, она познавала такую радость, ради которой стоило пережить то, что она пережила: свет счастья делал ее слепой ко всему, кроме единственной вспышки высшего наслаждения.
Иногда она спрашивала себя: что будет, если в ней станет зреть семя этой незаконной любви? Такой прекрасной. Но не померкнет ли это чувство под мишурой обвинений и разоблачений, не покажется ли ей потом обычным грехом для колониальных сплетниц. А ее отлучат от общества, лишив даже видимости уважения. Это удел любой женщины, посмевшей совершить такое. Любой, какое бы высокое положение на социальной лестнице она ни занимала.
– А вдруг ты забеременеешь? – спросил ее Эли, как бы прочитав ее мысли.
– Давай не станем обсуждать мои личные проблемы.
– Но это вполне может случиться. Тогда о нашей любви узнают все.
– Не будем говорить об этом и вообще думать об этом. Тебе было хорошо со мной?
– Мне будет хорошо с тобой до конца жизни!
– Но у тебя было столько женщин.
– Лучше тебя никого нет и не было!
– Я так рада. Значит, я для тебя являюсь ценной вещью?
– Не говори так.
Милли села, и теперь уже он видел ее профиль на фоне луны Полная великолепная луна плыла над далекими горами Эли понял, что ребенок, с которым он познакомился когда-то на «Монголии», превратился в женщину, с которой он желал провести всю жизнь.
Он приподнялся и начал целовать ее лицо. Но ее думы были где-то далеко. Она не повернулась к нему.
– Скоро мы отсюда уедем, – промолвил Эли.
– Вместе?
– Конечно.
– Это невозможно!
– Доверься мне. Я увезу тебя отсюда.
– Бог ты мой, Эли Боггз, ты мечтатель, а не пират!
Эли отряхнул песок с ее кожи.
– Я все продумал. За твоим «Домиком отдыха» спрятано много опия в контейнерах. Как ни странно, он не принадлежит ни Смиту, ни Уэддерберну, это собственность Ганса Брунера.
Милли была поражена, а Эли продолжал:
– На часть тех денег, которые твой отец выплатил мне за твое освобождение, он купил две тонны опиума, заплатив за него пятьдесят тысяч мексиканских долларов. Он спрятал их рядом с «Домиком отдыха», чтобы дождаться, пока не поднимется цена на опиум. Теперь, когда на носу еще одна опиумная война, цена на него поползла вверх, и я собираюсь забрать его себе.
– Но старый Сунг, он так охраняет его. Он не расстанется с ним под дулом пистолета!
– Я уже купил старика Сунга, – ответил Эли. – Считай, что это свадебный подарок от обожающего мужа.
– Эли, перестань мечтать! Джеймс к этому тоже приложил руку. Ганс Брунер, может, и дурак, но о Джеймсе этого никак не скажешь.
– И потом мы уплывем на край света, – продолжил Эли, не обращая внимания на предупреждение Милли. – Мы станем нежиться на чудесных берегах, есть омаров и запивать их французским вином. Там нас никому не достать.
– Эли, звучит, конечно, чудесно, но этого не будет.
– Миссис Уэддерберн! Вам известно, что вы лежите тут совершенно голая, что отнюдь не подобает уважающей себя женщине!
– С тобой я могла бы лежать так вечно.
– Это невозможно, поскольку у нас много неотложных дел.
Эли поднялся и помог подняться Милли. Они стояли, прижавшись друг к другу, не ведая стыда.
34
35
36
Словом, шесть грехов, вместившихся в один-единый огромный грех.
Как странно, подумала Милли, улыбнувшись обернувшемуся к ней Эли. Ее грубоватый любовник сумел завоевать женское уважение тем, как он ел. Он ел, чтобы жить, Джеймс же наоборот – жил, чтобы есть!
– Когда-нибудь они отнимут тебя у меня, – неожиданно сказала Милли.
Казалось, Эли не слышал ее. Он вскочил, схватил ее за руки, и они помчались вдоль пляжа в укромное местечко за «Домиком Отдыха». Здесь, под защитой скал, они предались любви, и луна ласково освещала их тела.
Милли вспомнила гонконгских шлюх в районе Прайи. Они улыбались белоснежными зубами Они жестикулировали при разговоре, кончики их пальцев были красными, будто их окунули в кровь. И эти женщины предлагали себя мужчинам за доллар. «Чем я лучше их?» – подумала Милли. Почтенная дама, жена такого богача и нате вам, так страстно отдается любовнику на диком берегу!
– Я причинил тебе боль? – прошептал Эли.
Она ему ничего не ответила. Она не могла этого сделать, иначе разрушилась бы духовная связь между ними. Ни жизнь, ни смерть не могли сейчас их разъединить. Пока ее тело принимало в себя его силу, она познавала такую радость, ради которой стоило пережить то, что она пережила: свет счастья делал ее слепой ко всему, кроме единственной вспышки высшего наслаждения.
Иногда она спрашивала себя: что будет, если в ней станет зреть семя этой незаконной любви? Такой прекрасной. Но не померкнет ли это чувство под мишурой обвинений и разоблачений, не покажется ли ей потом обычным грехом для колониальных сплетниц. А ее отлучат от общества, лишив даже видимости уважения. Это удел любой женщины, посмевшей совершить такое. Любой, какое бы высокое положение на социальной лестнице она ни занимала.
– А вдруг ты забеременеешь? – спросил ее Эли, как бы прочитав ее мысли.
– Давай не станем обсуждать мои личные проблемы.
– Но это вполне может случиться. Тогда о нашей любви узнают все.
– Не будем говорить об этом и вообще думать об этом. Тебе было хорошо со мной?
– Мне будет хорошо с тобой до конца жизни!
– Но у тебя было столько женщин.
– Лучше тебя никого нет и не было!
– Я так рада. Значит, я для тебя являюсь ценной вещью?
– Не говори так.
Милли села, и теперь уже он видел ее профиль на фоне луны Полная великолепная луна плыла над далекими горами Эли понял, что ребенок, с которым он познакомился когда-то на «Монголии», превратился в женщину, с которой он желал провести всю жизнь.
Он приподнялся и начал целовать ее лицо. Но ее думы были где-то далеко. Она не повернулась к нему.
– Скоро мы отсюда уедем, – промолвил Эли.
– Вместе?
– Конечно.
– Это невозможно!
– Доверься мне. Я увезу тебя отсюда.
– Бог ты мой, Эли Боггз, ты мечтатель, а не пират!
Эли отряхнул песок с ее кожи.
– Я все продумал. За твоим «Домиком отдыха» спрятано много опия в контейнерах. Как ни странно, он не принадлежит ни Смиту, ни Уэддерберну, это собственность Ганса Брунера.
Милли была поражена, а Эли продолжал:
– На часть тех денег, которые твой отец выплатил мне за твое освобождение, он купил две тонны опиума, заплатив за него пятьдесят тысяч мексиканских долларов. Он спрятал их рядом с «Домиком отдыха», чтобы дождаться, пока не поднимется цена на опиум. Теперь, когда на носу еще одна опиумная война, цена на него поползла вверх, и я собираюсь забрать его себе.
– Но старый Сунг, он так охраняет его. Он не расстанется с ним под дулом пистолета!
– Я уже купил старика Сунга, – ответил Эли. – Считай, что это свадебный подарок от обожающего мужа.
– Эли, перестань мечтать! Джеймс к этому тоже приложил руку. Ганс Брунер, может, и дурак, но о Джеймсе этого никак не скажешь.
– И потом мы уплывем на край света, – продолжил Эли, не обращая внимания на предупреждение Милли. – Мы станем нежиться на чудесных берегах, есть омаров и запивать их французским вином. Там нас никому не достать.
– Эли, звучит, конечно, чудесно, но этого не будет.
– Миссис Уэддерберн! Вам известно, что вы лежите тут совершенно голая, что отнюдь не подобает уважающей себя женщине!
– С тобой я могла бы лежать так вечно.
– Это невозможно, поскольку у нас много неотложных дел.
Эли поднялся и помог подняться Милли. Они стояли, прижавшись друг к другу, не ведая стыда.
34
Осенью в жизни Милли произошло столько событий, что лучше все перечислить по порядку. Эли судили за пиратство и убийство. Последнее обвинение базировалось на том, что на пороховом заводе Стэнли нашли тело капитана да Коста. Ну а завод принадлежал Эли.
Сулен, дочь Папы Тая, была первой, кто испытал на себе прелести полицейского расследования.
В один прекрасный день, когда Гонконг продолжал изнывать от жары, а Сулен нежилась в заливе Стэнли, на берегу Папа Тай пытался вырваться из рук двух португальских полицейских и вопил:
– Сестра порока! Порождение безносого попрошайки, иди сейчас же сюда!
Но Сулен, такая же голенькая, какой лежала в день своего рождения на руках повитухи, продолжала о чем-то мечтать. Волны поднимались и опускались у ее маленьких розовых ушек. Веки ее были плотно закрыты, пряча ее глаза от расплавляющих лучей солнца. Сулен почти дремала, лежа в воде, и ее пропитанное солнцем тело темной тенью рисовалось в прозрачных струях.
Один из полицейских выстрелил в воздух. Выстрел несколько раз эхом отозвался в воздухе. Сулен открыла глаза и, увидев наконец Папу Тая и полицейских, побрела по воде к берегу.
– Выходи на берег!
Наконец она услышала приказание. И, не обремененная ни совестью, ни одеждой, скрестив на груди бронзовые руки, из-под которых выглядывали розовые соски, Сулен подошла к полосе прибоя. Папа Тай спешно накинул на нее свою толстую простеганную куртку, чем весьма огорчил полицейских.
– Понимаете, она дурочка, – воскликнул Папа Тай. – У нее тело женщины, а мозги блохи. Поверьте мне, что вы от нее ничего не добьетесь.
– Иди сюда, – сказал один из полицейских. Все они присели на корточки на песке. Сулен дрожала, но не от холода, а от возбуждения.
– Скажи нам все честно, иначе мы тебя выпорем, – сказал полицейский. – Ты знала капитана из португальской таможни по имени да Коста?
– Нет, – сказал Папа Тай.
– Да, – сказала Сулен. Отец начал проклинать ее. – Он часто приходил ко мне и говорил, что я очень красивая.
– Он искал пороховой завод, правда?
– Какой завод? – переспросил Папа Тай.
– Он искал встречи со мной, – ответила Сулен. Она встала, сбросив с себя куртку. Полицейские пораскрывали рты.
– Прикройся, шлюха! – заорал Папа Тай. Он рывком задрал в небо руки с синими венами и начал вопить, обращаясь к солнцу. – Только посмотрите, чем наградила меня моя жена! Она в подарок принесла мне шлюху! Пусть Будда простит эту женщину за то, что она жила на земле!
Затем он начал ухмыляться полицейским.
– Любуйтесь, любуйтесь ее красотой! Разве у вас дома есть такие красотки? Вы мне даете пятьдесят долларов, и она ваша! Парни, забирайте ее с собой, па что вам какие-то мертвые офицеры!
– Дитя, когда ты в последний раз видела да Коста? – спросил ее младший полицейский, не обращая внимания на болтовню старика. Он был еще очень молод, и у него горели щеки от близости Сулен.
– Месяца три назад, а, может, и больше.
Сулен начала рассматривать морскую раковину. Она поворачивала ее в разные стороны, чтобы перламутр сверкал на солнце.
– А ты, старик? – спросил его полицейский.
– Я? Клянусь душой моей бабушки, я его вообще не видел!
Папа Тай принялся в бешенстве колотить себя по груди.
– Но ты же владелец порохового завода. Да Коста должен был прийти к тебе.
– Я не владелец, – ответил Папа Тай.
– Он его продал, – перебила его Сулен.
– Кому?
– Эли Боггзу.
– Пирату?
– Да, – ответил Папа Тай. Он ощущал в воздухе опасность.
– Когда?
– Более трех месяцев назад.
Полицейский показал ему ключ.
– Это ключ от завода? Ты его узнаешь?
– Конечно, – решительно сказала Сулен. – Меня туда часто водил капитан да Коста и занимался там со мной любовью.
– Неужели?
– Врет она! – заорал Папа Тай. – Она – девственница!
– Зачем говорить такие ужасные вещи? – крикнула Сулен, начиная плакать.
– Капитан да Коста был человеком чести, – заявил полицейский. – Если девушка потеряла девственность, то это вина не нашего капитана.
– С него хватит того, что его убили, – добавил старший полицейский.
– Мы не позволим, чтобы кто-то чернил его имя. Пошли!
И он поднял все еще голую Сулен на ноги.
– Вы можете ее мучить и пытать, парни! – заорал Папа Тай. – Она вам может и наговорить чего. Глядишь и правду скажет – чего с ней отродясь не бывало. Но ведь убийство! Я могу вам твердо сказать, что никто из нас никогда в жизни не видел уважаемого капитана. Сулен ошибается.
– Нельзя, чтобы говорили, что мы, португальцы, не можем оценить подобную красоту. – Старший полицейский поклонился Сулен. – Вы позволите мне развлечь вас, пока станут допрашивать вашего отца?
– Сэр, с огромным удовольствием, – ответила Сулен. – Вы получите меня, а Папа Тай может засунуть свои пальцы в тиски, пока вы станете его мучить.
– У них обоих кривые языки, – заметил кто-то. – Но тиски помогут их распрямить!
Сулен и Папу Тая потащили прочь. Они брыкались и кричали.
По английским законам в Гонконге была отменена пытка на допросах. Но в Макао этот закон не действовал.
Папа Тай был трусом, и он долго не выдержал, а Сулен вообще не пришлось пытать.
– Прекратите, – заявил инспектор. – Как зовут ту женщину, которую, по вашим словам, вы отводили на пороховой завод?
– Я не знаю, как ее зовут, – ответила Сулен. – Она дала мне деньги, и я отвела ее туда. Я позже узнала, что она – любовница Эли Боггза, пирата. И еще ее духи пахнут мускусом.
– А еще?
– Ничего. Она жила с ним на борту его пиратской джонки.
– Подождите, – сказал другой инспектор. – Были разговоры о молодом послушнике. О том, который заходил в таможню. Говорят, что капитан да Коста ушел с ним.
– Ничего не знаю, – сказала Сулен.
– И я тоже, – добавил Папа Тай.
– Мне кажется, что убийца – это проклятый пират Боггз, – воскликнул инспектор. – Он убил капитана, когда тот раскрыл расположение этого подпольного завода. Арестовать его!
– Это будет очень трудно, сэр, – заявил его помощник. – Он никогда не бывает в одном месте более пяти минут.
– Конечно, нам будет жаль его арестовывать, – вздохнул инспектор. – Лучший нефрит и слоновая кость, которые имеются у меня дома, всегда поступали к нам от него. Ищите нашего друга Эли, но не слишком усердно.
– Нам всем нужно зарабатывать на жизнь. Даже пиратам!
– Кроме того, сэр, – добавил помощник, – ничто теперь не поднимет нашего любимого капитана из могилы!
Сулен, дочь Папы Тая, была первой, кто испытал на себе прелести полицейского расследования.
В один прекрасный день, когда Гонконг продолжал изнывать от жары, а Сулен нежилась в заливе Стэнли, на берегу Папа Тай пытался вырваться из рук двух португальских полицейских и вопил:
– Сестра порока! Порождение безносого попрошайки, иди сейчас же сюда!
Но Сулен, такая же голенькая, какой лежала в день своего рождения на руках повитухи, продолжала о чем-то мечтать. Волны поднимались и опускались у ее маленьких розовых ушек. Веки ее были плотно закрыты, пряча ее глаза от расплавляющих лучей солнца. Сулен почти дремала, лежа в воде, и ее пропитанное солнцем тело темной тенью рисовалось в прозрачных струях.
Один из полицейских выстрелил в воздух. Выстрел несколько раз эхом отозвался в воздухе. Сулен открыла глаза и, увидев наконец Папу Тая и полицейских, побрела по воде к берегу.
– Выходи на берег!
Наконец она услышала приказание. И, не обремененная ни совестью, ни одеждой, скрестив на груди бронзовые руки, из-под которых выглядывали розовые соски, Сулен подошла к полосе прибоя. Папа Тай спешно накинул на нее свою толстую простеганную куртку, чем весьма огорчил полицейских.
– Понимаете, она дурочка, – воскликнул Папа Тай. – У нее тело женщины, а мозги блохи. Поверьте мне, что вы от нее ничего не добьетесь.
– Иди сюда, – сказал один из полицейских. Все они присели на корточки на песке. Сулен дрожала, но не от холода, а от возбуждения.
– Скажи нам все честно, иначе мы тебя выпорем, – сказал полицейский. – Ты знала капитана из португальской таможни по имени да Коста?
– Нет, – сказал Папа Тай.
– Да, – сказала Сулен. Отец начал проклинать ее. – Он часто приходил ко мне и говорил, что я очень красивая.
– Он искал пороховой завод, правда?
– Какой завод? – переспросил Папа Тай.
– Он искал встречи со мной, – ответила Сулен. Она встала, сбросив с себя куртку. Полицейские пораскрывали рты.
– Прикройся, шлюха! – заорал Папа Тай. Он рывком задрал в небо руки с синими венами и начал вопить, обращаясь к солнцу. – Только посмотрите, чем наградила меня моя жена! Она в подарок принесла мне шлюху! Пусть Будда простит эту женщину за то, что она жила на земле!
Затем он начал ухмыляться полицейским.
– Любуйтесь, любуйтесь ее красотой! Разве у вас дома есть такие красотки? Вы мне даете пятьдесят долларов, и она ваша! Парни, забирайте ее с собой, па что вам какие-то мертвые офицеры!
– Дитя, когда ты в последний раз видела да Коста? – спросил ее младший полицейский, не обращая внимания на болтовню старика. Он был еще очень молод, и у него горели щеки от близости Сулен.
– Месяца три назад, а, может, и больше.
Сулен начала рассматривать морскую раковину. Она поворачивала ее в разные стороны, чтобы перламутр сверкал на солнце.
– А ты, старик? – спросил его полицейский.
– Я? Клянусь душой моей бабушки, я его вообще не видел!
Папа Тай принялся в бешенстве колотить себя по груди.
– Но ты же владелец порохового завода. Да Коста должен был прийти к тебе.
– Я не владелец, – ответил Папа Тай.
– Он его продал, – перебила его Сулен.
– Кому?
– Эли Боггзу.
– Пирату?
– Да, – ответил Папа Тай. Он ощущал в воздухе опасность.
– Когда?
– Более трех месяцев назад.
Полицейский показал ему ключ.
– Это ключ от завода? Ты его узнаешь?
– Конечно, – решительно сказала Сулен. – Меня туда часто водил капитан да Коста и занимался там со мной любовью.
– Неужели?
– Врет она! – заорал Папа Тай. – Она – девственница!
– Зачем говорить такие ужасные вещи? – крикнула Сулен, начиная плакать.
– Капитан да Коста был человеком чести, – заявил полицейский. – Если девушка потеряла девственность, то это вина не нашего капитана.
– С него хватит того, что его убили, – добавил старший полицейский.
– Мы не позволим, чтобы кто-то чернил его имя. Пошли!
И он поднял все еще голую Сулен на ноги.
– Вы можете ее мучить и пытать, парни! – заорал Папа Тай. – Она вам может и наговорить чего. Глядишь и правду скажет – чего с ней отродясь не бывало. Но ведь убийство! Я могу вам твердо сказать, что никто из нас никогда в жизни не видел уважаемого капитана. Сулен ошибается.
– Нельзя, чтобы говорили, что мы, португальцы, не можем оценить подобную красоту. – Старший полицейский поклонился Сулен. – Вы позволите мне развлечь вас, пока станут допрашивать вашего отца?
– Сэр, с огромным удовольствием, – ответила Сулен. – Вы получите меня, а Папа Тай может засунуть свои пальцы в тиски, пока вы станете его мучить.
– У них обоих кривые языки, – заметил кто-то. – Но тиски помогут их распрямить!
Сулен и Папу Тая потащили прочь. Они брыкались и кричали.
По английским законам в Гонконге была отменена пытка на допросах. Но в Макао этот закон не действовал.
Папа Тай был трусом, и он долго не выдержал, а Сулен вообще не пришлось пытать.
– Прекратите, – заявил инспектор. – Как зовут ту женщину, которую, по вашим словам, вы отводили на пороховой завод?
– Я не знаю, как ее зовут, – ответила Сулен. – Она дала мне деньги, и я отвела ее туда. Я позже узнала, что она – любовница Эли Боггза, пирата. И еще ее духи пахнут мускусом.
– А еще?
– Ничего. Она жила с ним на борту его пиратской джонки.
– Подождите, – сказал другой инспектор. – Были разговоры о молодом послушнике. О том, который заходил в таможню. Говорят, что капитан да Коста ушел с ним.
– Ничего не знаю, – сказала Сулен.
– И я тоже, – добавил Папа Тай.
– Мне кажется, что убийца – это проклятый пират Боггз, – воскликнул инспектор. – Он убил капитана, когда тот раскрыл расположение этого подпольного завода. Арестовать его!
– Это будет очень трудно, сэр, – заявил его помощник. – Он никогда не бывает в одном месте более пяти минут.
– Конечно, нам будет жаль его арестовывать, – вздохнул инспектор. – Лучший нефрит и слоновая кость, которые имеются у меня дома, всегда поступали к нам от него. Ищите нашего друга Эли, но не слишком усердно.
– Нам всем нужно зарабатывать на жизнь. Даже пиратам!
– Кроме того, сэр, – добавил помощник, – ничто теперь не поднимет нашего любимого капитана из могилы!
35
– Мой сын, что-то тебя мучит? – спросил Янга главный наставник буддистского храма на острове Лантау.
– Да, у меня просто разрывается сердце, – ответил ему Янг.
Скрестив ноги, он сидел перед тремя обритыми наголо наставниками.
– Если ты поделишься с нами, тебе станет легче.
– Я прошу вашего снисхождения, – ответил Янг и начал рассказ. – Вы помните, наставник, что перед тем, как я принес священную клятву, я вам признался, что помогал моей сестре Анне Безымянной убивать бандитов на Перл Ривер?
– За это ты получил отпущение грехов, – сказал наставник.
– Теперь меня волнует душа моей сестры. Мне кажется, она одержима бесовской силой. Вы предупреждали меня об этом.
– Объясни нам все.
Три наставника наклонились к нему, чтобы лучше слышать, и Янг продолжал.
– Во время прежних убийств я не подозревал, что моя сестра одержима зверем. Но когда пират Чу Апу подвергся нападению, то на его теле были такие раны, будто его терзали звериные когти. С тех пор он свихнулся и стал передвигаться на четвереньках, он бегает вдоль залива у деревни Стэнли. Я расспрашивал его. Понять его очень трудно, но я все же разобрал, что, когда он проснулся, рядом с ним вместо его любовницы лежала огромная лисица.
– Такого не выдержит ничей разум, – насмешливо заметил один из наставников.
– Почему ты подозреваешь свою сестру?
– Потому что этот Чу Апу был следующим в списке тех, кого она собиралась уничтожить. Когда я спал рядом с ней в нашем сампане, я слышал странные звуки, издаваемые ею во сне.
– Ой, – тихо охнул другой наставник.
– Когда я отодвинул в сторону одеяло, разделявшее наши гамаки, я увидел голую руку моей сестры при свете луны. Ее кожа была темной, потому что сестра моя не китаянка, а мусульманка, забравшая в себя тепло солнца. Но на руке росли желтые волосы И она издавала такие звуки, какие издает лисица, зовущая к себе самца.
– Луна была полная? – спросил его наставник.
– Было светло, как днем.
– А потом?
– Потом, – продолжил Янг, – звуки прекратились, и я снова начал засыпать. Но потом ночью я проснулся еще раз и посмотрел в лицо сестры. При свете луны я увидел морду лисицы.
После этого признания наставники начали оживленно переговариваться, и Янг ждал, пока они продолжат его слушать.
– Ты куришь опиум? – спросил его наставник.
– Никогда в жизни не курил.
– Может, ты его глотал?
– Наставник, я его не принимал ни в каком виде.
– Может, тебе нравилось пить саке – рисовую водку?
– Нет, саке – это грех!
– Как ты можешь объяснить случившееся? Может, это был всего лишь сон?
– Но я давно заметил: когда я бываю с ней, рядом всегда появляются лисы.
– Ага, – заметил наставник и плотнее запахнул оранжевую одежду на обнаженном теле. – Ты их видел в полях?
– Я видел, как они бродили вокруг даже днем.
– Одна и та же лисица или их было много?
– Когда как. Днем они мне кажутся все похожи одна на другую, а ночью я вижу только их глаза.
– Наверное, это одна и та же лисица. А твоя сестра? Помнится, что ты сказал мне, что ее тело издает особый аромат.
– Запах мускуса, это передалось ей по наследству.
– Приятный запах?
– Да, насколько вообще приятен запах мускуса.
– Но этот запах обычно не присущ людям.
– Мужчины находят его очень привлекательным.
– Ясное дело. Но от лисиц исходит и неприятный запах.
– Запах этой женщины не так уж важен, – заметил главный наставник.
– Я знал многих важных и приятных людей, от которых шла ужасная вонь. Меня интересуют изменения ее лица. Наверное, ею овладел дьявол.
– Тогда ее душа тоже проклята, – вздохнул другой наставник.
– Такие превращения, они вам не кажутся странными?
– Так обычно бывает, когда человек одержим дьяволом, – заметил главный наставник. – Душа лисьей самки ищет себе спокойное прибежище; в человеческое тело можно попасть через вагину девицы. Для нее это такой же удобный вход, как и любой другой. А потом она с удобствами располагается в матке девицы, подобно зародышу ребенка. Очень даже удобно. – Он мило улыбнулся.
– А оттуда эта душа может спокойно и бесплатно путешествовать куда угодно.
Один из наставников захихикал.
– Неужели мы не можем обсуждать такую серьезную проблему в более сдержанных выражениях? Нам возбраняется пренебрегать нормами порядочности и скромности.
– Конечно, – согласился главный наставник, – но нам также приходится обсуждать и нормы жизни.
– Разве люди не знают, что пепел от листьев лотоса – хорошее средство против беременности, а семена того же лотоса применяются в качестве средства, возбуждающего половое влечение? Или что кормящей матери следует давать красный сахар после родов? Или что водянку можно вылечить, съев остатки сожженных арбузов? Также как желудочки цыплят хорошо помогают, когда у малышей начинается понос. И что болезни глаз можно облегчить, если съесть свиную печень, сваренную в соусе из хризантем. При коклюше помогает растолченный в порошок морской воробей.
– Люди порою оказываются в разных состояниях и ситуациях. Поэтому нет ничего странного в том, что этот оборотень избирает человеческое тело! Нет ничего удивительного!
– Наставник, ваши знания заставляют меня стыдиться своего невежества, – прошептал Янг. – Но что мне делать с моей сестрой?
Наставник с осторожной сдержанностью продолжил:
– В Древнем Китае считали, что хитрость и умение обманывать, так присущие высоким должностным лицам, проявлялись у них, потому что они были одержимы лисицами. Поэтому китайцы не просто уважают лисиц, но считают их божеством.
Одержимые люди могут быть очень добры и благостны или, напротив, очень порочны. Янг, девичье тело может весьма длительно служить приютом для лисиц – до тех пор, пока не увянет ее красота. Нужно как можно скорее освободить и очистить душу твоей сестры. Наверное, ее намерения и ее поступки до сих пор несли в себе зло. Это так?
– Так, учитель. И она собирается совершить еще больше злых поступков.
– Тогда тебе нужно встретиться с ней и выведать, что у нее на уме. Если ее мысли направлены на то, чтобы и дальше причинять зло, постарайся хитростью успокоить ее, а потом нужно очистить ее душу. Изгони оттуда дьявола. Нам нет дела до ее плоти. Возможно, тебе даже придется ее убить.
– Но как я могу изгнать дух лисицы? – еле слышно спросил Янг.
– Тебе сообщат об этом, а сейчас иди!
Янг встал, поклонился наставникам и со слезами на глазах покинул их.
– Да, у меня просто разрывается сердце, – ответил ему Янг.
Скрестив ноги, он сидел перед тремя обритыми наголо наставниками.
– Если ты поделишься с нами, тебе станет легче.
– Я прошу вашего снисхождения, – ответил Янг и начал рассказ. – Вы помните, наставник, что перед тем, как я принес священную клятву, я вам признался, что помогал моей сестре Анне Безымянной убивать бандитов на Перл Ривер?
– За это ты получил отпущение грехов, – сказал наставник.
– Теперь меня волнует душа моей сестры. Мне кажется, она одержима бесовской силой. Вы предупреждали меня об этом.
– Объясни нам все.
Три наставника наклонились к нему, чтобы лучше слышать, и Янг продолжал.
– Во время прежних убийств я не подозревал, что моя сестра одержима зверем. Но когда пират Чу Апу подвергся нападению, то на его теле были такие раны, будто его терзали звериные когти. С тех пор он свихнулся и стал передвигаться на четвереньках, он бегает вдоль залива у деревни Стэнли. Я расспрашивал его. Понять его очень трудно, но я все же разобрал, что, когда он проснулся, рядом с ним вместо его любовницы лежала огромная лисица.
– Такого не выдержит ничей разум, – насмешливо заметил один из наставников.
– Почему ты подозреваешь свою сестру?
– Потому что этот Чу Апу был следующим в списке тех, кого она собиралась уничтожить. Когда я спал рядом с ней в нашем сампане, я слышал странные звуки, издаваемые ею во сне.
– Ой, – тихо охнул другой наставник.
– Когда я отодвинул в сторону одеяло, разделявшее наши гамаки, я увидел голую руку моей сестры при свете луны. Ее кожа была темной, потому что сестра моя не китаянка, а мусульманка, забравшая в себя тепло солнца. Но на руке росли желтые волосы И она издавала такие звуки, какие издает лисица, зовущая к себе самца.
– Луна была полная? – спросил его наставник.
– Было светло, как днем.
– А потом?
– Потом, – продолжил Янг, – звуки прекратились, и я снова начал засыпать. Но потом ночью я проснулся еще раз и посмотрел в лицо сестры. При свете луны я увидел морду лисицы.
После этого признания наставники начали оживленно переговариваться, и Янг ждал, пока они продолжат его слушать.
– Ты куришь опиум? – спросил его наставник.
– Никогда в жизни не курил.
– Может, ты его глотал?
– Наставник, я его не принимал ни в каком виде.
– Может, тебе нравилось пить саке – рисовую водку?
– Нет, саке – это грех!
– Как ты можешь объяснить случившееся? Может, это был всего лишь сон?
– Но я давно заметил: когда я бываю с ней, рядом всегда появляются лисы.
– Ага, – заметил наставник и плотнее запахнул оранжевую одежду на обнаженном теле. – Ты их видел в полях?
– Я видел, как они бродили вокруг даже днем.
– Одна и та же лисица или их было много?
– Когда как. Днем они мне кажутся все похожи одна на другую, а ночью я вижу только их глаза.
– Наверное, это одна и та же лисица. А твоя сестра? Помнится, что ты сказал мне, что ее тело издает особый аромат.
– Запах мускуса, это передалось ей по наследству.
– Приятный запах?
– Да, насколько вообще приятен запах мускуса.
– Но этот запах обычно не присущ людям.
– Мужчины находят его очень привлекательным.
– Ясное дело. Но от лисиц исходит и неприятный запах.
– Запах этой женщины не так уж важен, – заметил главный наставник.
– Я знал многих важных и приятных людей, от которых шла ужасная вонь. Меня интересуют изменения ее лица. Наверное, ею овладел дьявол.
– Тогда ее душа тоже проклята, – вздохнул другой наставник.
– Такие превращения, они вам не кажутся странными?
– Так обычно бывает, когда человек одержим дьяволом, – заметил главный наставник. – Душа лисьей самки ищет себе спокойное прибежище; в человеческое тело можно попасть через вагину девицы. Для нее это такой же удобный вход, как и любой другой. А потом она с удобствами располагается в матке девицы, подобно зародышу ребенка. Очень даже удобно. – Он мило улыбнулся.
– А оттуда эта душа может спокойно и бесплатно путешествовать куда угодно.
Один из наставников захихикал.
– Неужели мы не можем обсуждать такую серьезную проблему в более сдержанных выражениях? Нам возбраняется пренебрегать нормами порядочности и скромности.
– Конечно, – согласился главный наставник, – но нам также приходится обсуждать и нормы жизни.
– Разве люди не знают, что пепел от листьев лотоса – хорошее средство против беременности, а семена того же лотоса применяются в качестве средства, возбуждающего половое влечение? Или что кормящей матери следует давать красный сахар после родов? Или что водянку можно вылечить, съев остатки сожженных арбузов? Также как желудочки цыплят хорошо помогают, когда у малышей начинается понос. И что болезни глаз можно облегчить, если съесть свиную печень, сваренную в соусе из хризантем. При коклюше помогает растолченный в порошок морской воробей.
– Люди порою оказываются в разных состояниях и ситуациях. Поэтому нет ничего странного в том, что этот оборотень избирает человеческое тело! Нет ничего удивительного!
– Наставник, ваши знания заставляют меня стыдиться своего невежества, – прошептал Янг. – Но что мне делать с моей сестрой?
Наставник с осторожной сдержанностью продолжил:
– В Древнем Китае считали, что хитрость и умение обманывать, так присущие высоким должностным лицам, проявлялись у них, потому что они были одержимы лисицами. Поэтому китайцы не просто уважают лисиц, но считают их божеством.
Одержимые люди могут быть очень добры и благостны или, напротив, очень порочны. Янг, девичье тело может весьма длительно служить приютом для лисиц – до тех пор, пока не увянет ее красота. Нужно как можно скорее освободить и очистить душу твоей сестры. Наверное, ее намерения и ее поступки до сих пор несли в себе зло. Это так?
– Так, учитель. И она собирается совершить еще больше злых поступков.
– Тогда тебе нужно встретиться с ней и выведать, что у нее на уме. Если ее мысли направлены на то, чтобы и дальше причинять зло, постарайся хитростью успокоить ее, а потом нужно очистить ее душу. Изгони оттуда дьявола. Нам нет дела до ее плоти. Возможно, тебе даже придется ее убить.
– Но как я могу изгнать дух лисицы? – еле слышно спросил Янг.
– Тебе сообщат об этом, а сейчас иди!
Янг встал, поклонился наставникам и со слезами на глазах покинул их.
36
Спустя два дня в «Чайна Мейл» появилось сообщение:
«Вчера было осуществлено нападение на «Домик отдыха», остров Грин. Собственность принадлежит господам Смиту и Уэддерберну, купцам из Гонконга. Были похищены некоторые коммерческие товары. Нападение было совершено пиратами из американской шайки, возглавляемой Эли Боггзом. Его противоправные действия в колонии недавно освещались в нашей газете.
Товары, а мы полагаем, что это опиум, хотя данные сведения пока не подтвердились, были похищены под покровом темноты и отправлены по морю в определенное место на китайском материке. Мистер Джеймс Уэддерберн заявил, что не имеет понятия о случившемся Торговля опиумом сейчас ведется подпольно. Почтенные торговцы почитают законы, в то время как пираты их постоянно нарушают.
Ясно одно: чем скорее будет захвачен Эли Боггз и осужден, тем будет лучше для всех».
– Черный Сэм, когда тебе нужно, ты малый совсем не промах, – задумчиво заметил Эли. – Как тебе удалось провернуть это дело?
Сэм широко зевнул.
– Мы уже давно подкупили Сунга, охранника. Мне и остальным оставалось только войти туда и погрузить опиум. К счастью, там не было неподалеку Мами.
– А где она была?
– В Гонконге. Мне легче выдержать атаку британского морского флота, чем войти на этот склад без ее разрешения.
– Она знала, что там был опиум?
– Теперь узнает. Мне еще будет за это выволочка от нее.
– Сходи парочку раз в церковь. Она и отмякнет.
– Босс, когда мы покончим с опиумом? – спросил Сэм.
– Когда вдребезги разорим Уэддерберна.
– Разве мы до сих пор с ним не разделались? Я думал, что мы уже достаточно насолили ему и Брунеру.
– Подожди, – сказал Эли.
– Ты замыслил что-то еще, босс?
Главная джонка Эли «Ма Шан» и еще два судна плыли вдоль южной оконечности пролива Сульфур. Ветер нес с собой брызги воды, а позднее солнце сильно пригревало, почему-то решив, что сейчас стоит месяц июнь. С юга дул легкий бриз.
– Когда войдем в Перл Ривер, идти нужно осторожно, – предупредил Эли. Сэм вел джонку, прищурив глаза от яркого света.
– Когда, ты думаешь, мы увидим суда Уэддерберна?
– В любой момент, – ответил ему Эли.
– Боюсь, как бы нам не нарваться на английский фрегат.
– Наверное, уже появился новый губернатор. Он совсем не одобряет поставки кули.
– Это не означает, что он одобряет пиратство. А когда узнает, что мы забрали опиум, сразу начнется такая заварушка!
– Что ж, приходится рисковать. Пора расправиться с Уэддерберном. Сейчас, когда его суда везут в Макао четыре тысячи кули. Нам такого случая больше никогда не представится.
– Как насчет Брунера?
– Опиум Брунера и кули Уэддерберна – две птички одним выстрелом, – хмыкнул Эли.
– Ты – хороший парень, – сказал Сэм, – но я не собираюсь гнить с тобой в тюрьме.
С верхней палубы раздался крик впередсмотрящего.
– По левому галсу паруса!
Матросы заняли свои места. Приближались суда с рабами.
Показались три судна, направлявшиеся в Макао. Они шли корма за кормой, с поникшими парусами и были связаны одно с другим, а тащил их мощный паровой буксир. Из его двойных труб вовсю валил дым.
Четыре тысячи кули были втиснуты под палубы. Этот живой груз везли продавцам Макао, там их попытаются привести в божеский вид и потом отправят за границу. Треть их была предназначена для шахт и железных рудников и сталелитейных цехов Филадельфии и Питтсбурга. Некоторое количество отправляли в Австралию для работы на фермах. И еще одну часть должна была заполучить Аргентина – для строительства железных дорог. Путешествие перенесет от силы пятая их часть. Многие падут жертвой лихорадки и усталости прямо в дороге, а остальные погибнут от тяжелого труда, который ждал их впереди. И лишь единицы сумеют (а может быть, и нет) когда-нибудь вернуться в семью – что обещали им, когда соблазняли на этот труд. Полуодетые, собранные в тесноте душных помещений, они прислушивались к шуму движков, вздохам канатов и плеску моря о борта суденышек. Когда прозвучал выстрел из пушки и отдался эхом над палубой, они застонали от ужаса и заплакали, сильнее вцепившись друг в друга. Этот выстрел был сделан с «Ма Шан» и нацелен по носу буксира.
– Пушка по левому борту крупной картечью, пли! – орал Эли. – Сэм, давай пли!
– Босс, наш залп не достает до них! – крикнул ему Сэм.
– Возьмем их в клещи.
Джонка наклонялась в наветренную сторону, и вода заливала палубу. Полуголые пираты были по пояс в воде.
«Ма Шан» выглядела такой устойчивой, когда раздувался ее парус, но теперь она покорно сдалась приливу, и он оттаскивал ее в порт, а ветер задувал с правого борта. Парус хлопал, и джонка вся дрожала и прыгала – словно тигрица, старающаяся сорваться с привязи. Ее сорокафутовый рангоут разбился, а ветер продолжал завывать в поникших парусах.
– Дать прямой парус! – крикнул Эли.
Джонка наклонилась вперед и понеслась мимо судов, везших кули. Ганс Брунер, видя, что приближается «Ма Шан», снизил скорость буксира до двух узлов и схватил мегафон.
– Уваливай под ветер, ты кретин, Боггз! Трави канат! Ты что, сбесился?
– Переправляемся! – командовал Эли.
В это время обитый железом нос «Ма Шан» врезался в нос буксира и продолжал крушить рангоут, пока наконец не замер. Эли и его команда спрыгнули с линей. Черный Сэм выхватил руль, а Эли сильным ударом опрокинул Брунера на спину.
– Стоять! – завопил Эли, когда Брунер поднялся на ноги, и еще раз отвесил ему хорошую плюху, и тот снова спиной полетел на банку.
– Смотри, не укокошь его ненароком, – сказал Сэм. – У нас и без того хватит неприятностей.
– Распределиться по остальным судам, – скомандовал Эли. Он резко поднял Брунера. – Мы сейчас пойдем в форт Боуг.
– Боуг? Ты сошел с ума. Они тебя взорвут прямо на воде! – заорал Брунер, не зная куда деваться от страха.
– Если они это и сделают, ты отправишься вместе со мной, – сказал Эли. Стоя на рангоуте буксира, обнаженный до пояса, с абордажной саблей в руках и вздымающейся грудью, он был похож на викинга, вынырнувшего прямо из моря. – Сэм, возьми чуть западней, проверь все буксирные тросы и пошли помалу.
– Куда, хозяин?
– К западу от Лантау и вверх по реке Кэннон.
– К Пасти Дракона? Брунер прав Ты сошел с ума!
– Делай, что тебе говорят.
– Весь чертов караван? – удивился кто-то.
– Да, весь караван. Все четыре тысячи кули.
– Что? – заорал Брунер.
– Делай что тебе приказано, – ответил Черный Сэм.
«После пиратского похищения опиума со складов фирмы «Смит и Уэдцерберн» на острове Грин, мы имеем честь сообщить, что пират Эли Боггз, разыскиваемый за убийство капитана да Коста, сотрудника португальской таможенной службы, вчера напал на караван судов, принадлежащих той же фирме. Караван состоял из трех судов и направлялся в Макао. Боггзу удалось взять суда на абордаж и двинуться с ними в другом направлении, переправив их в Кантон к китайским властям. Он провел суда через форт Боуг, через который не мог пройти британский флот, и пришвартовался в Вампоа, откуда четыре тысячи кули вернулись к себе домой.
«Вчера было осуществлено нападение на «Домик отдыха», остров Грин. Собственность принадлежит господам Смиту и Уэддерберну, купцам из Гонконга. Были похищены некоторые коммерческие товары. Нападение было совершено пиратами из американской шайки, возглавляемой Эли Боггзом. Его противоправные действия в колонии недавно освещались в нашей газете.
Товары, а мы полагаем, что это опиум, хотя данные сведения пока не подтвердились, были похищены под покровом темноты и отправлены по морю в определенное место на китайском материке. Мистер Джеймс Уэддерберн заявил, что не имеет понятия о случившемся Торговля опиумом сейчас ведется подпольно. Почтенные торговцы почитают законы, в то время как пираты их постоянно нарушают.
Ясно одно: чем скорее будет захвачен Эли Боггз и осужден, тем будет лучше для всех».
– Черный Сэм, когда тебе нужно, ты малый совсем не промах, – задумчиво заметил Эли. – Как тебе удалось провернуть это дело?
Сэм широко зевнул.
– Мы уже давно подкупили Сунга, охранника. Мне и остальным оставалось только войти туда и погрузить опиум. К счастью, там не было неподалеку Мами.
– А где она была?
– В Гонконге. Мне легче выдержать атаку британского морского флота, чем войти на этот склад без ее разрешения.
– Она знала, что там был опиум?
– Теперь узнает. Мне еще будет за это выволочка от нее.
– Сходи парочку раз в церковь. Она и отмякнет.
– Босс, когда мы покончим с опиумом? – спросил Сэм.
– Когда вдребезги разорим Уэддерберна.
– Разве мы до сих пор с ним не разделались? Я думал, что мы уже достаточно насолили ему и Брунеру.
– Подожди, – сказал Эли.
– Ты замыслил что-то еще, босс?
Главная джонка Эли «Ма Шан» и еще два судна плыли вдоль южной оконечности пролива Сульфур. Ветер нес с собой брызги воды, а позднее солнце сильно пригревало, почему-то решив, что сейчас стоит месяц июнь. С юга дул легкий бриз.
– Когда войдем в Перл Ривер, идти нужно осторожно, – предупредил Эли. Сэм вел джонку, прищурив глаза от яркого света.
– Когда, ты думаешь, мы увидим суда Уэддерберна?
– В любой момент, – ответил ему Эли.
– Боюсь, как бы нам не нарваться на английский фрегат.
– Наверное, уже появился новый губернатор. Он совсем не одобряет поставки кули.
– Это не означает, что он одобряет пиратство. А когда узнает, что мы забрали опиум, сразу начнется такая заварушка!
– Что ж, приходится рисковать. Пора расправиться с Уэддерберном. Сейчас, когда его суда везут в Макао четыре тысячи кули. Нам такого случая больше никогда не представится.
– Как насчет Брунера?
– Опиум Брунера и кули Уэддерберна – две птички одним выстрелом, – хмыкнул Эли.
– Ты – хороший парень, – сказал Сэм, – но я не собираюсь гнить с тобой в тюрьме.
С верхней палубы раздался крик впередсмотрящего.
– По левому галсу паруса!
Матросы заняли свои места. Приближались суда с рабами.
Показались три судна, направлявшиеся в Макао. Они шли корма за кормой, с поникшими парусами и были связаны одно с другим, а тащил их мощный паровой буксир. Из его двойных труб вовсю валил дым.
Четыре тысячи кули были втиснуты под палубы. Этот живой груз везли продавцам Макао, там их попытаются привести в божеский вид и потом отправят за границу. Треть их была предназначена для шахт и железных рудников и сталелитейных цехов Филадельфии и Питтсбурга. Некоторое количество отправляли в Австралию для работы на фермах. И еще одну часть должна была заполучить Аргентина – для строительства железных дорог. Путешествие перенесет от силы пятая их часть. Многие падут жертвой лихорадки и усталости прямо в дороге, а остальные погибнут от тяжелого труда, который ждал их впереди. И лишь единицы сумеют (а может быть, и нет) когда-нибудь вернуться в семью – что обещали им, когда соблазняли на этот труд. Полуодетые, собранные в тесноте душных помещений, они прислушивались к шуму движков, вздохам канатов и плеску моря о борта суденышек. Когда прозвучал выстрел из пушки и отдался эхом над палубой, они застонали от ужаса и заплакали, сильнее вцепившись друг в друга. Этот выстрел был сделан с «Ма Шан» и нацелен по носу буксира.
– Пушка по левому борту крупной картечью, пли! – орал Эли. – Сэм, давай пли!
– Босс, наш залп не достает до них! – крикнул ему Сэм.
– Возьмем их в клещи.
Джонка наклонялась в наветренную сторону, и вода заливала палубу. Полуголые пираты были по пояс в воде.
«Ма Шан» выглядела такой устойчивой, когда раздувался ее парус, но теперь она покорно сдалась приливу, и он оттаскивал ее в порт, а ветер задувал с правого борта. Парус хлопал, и джонка вся дрожала и прыгала – словно тигрица, старающаяся сорваться с привязи. Ее сорокафутовый рангоут разбился, а ветер продолжал завывать в поникших парусах.
– Дать прямой парус! – крикнул Эли.
Джонка наклонилась вперед и понеслась мимо судов, везших кули. Ганс Брунер, видя, что приближается «Ма Шан», снизил скорость буксира до двух узлов и схватил мегафон.
– Уваливай под ветер, ты кретин, Боггз! Трави канат! Ты что, сбесился?
– Переправляемся! – командовал Эли.
В это время обитый железом нос «Ма Шан» врезался в нос буксира и продолжал крушить рангоут, пока наконец не замер. Эли и его команда спрыгнули с линей. Черный Сэм выхватил руль, а Эли сильным ударом опрокинул Брунера на спину.
– Стоять! – завопил Эли, когда Брунер поднялся на ноги, и еще раз отвесил ему хорошую плюху, и тот снова спиной полетел на банку.
– Смотри, не укокошь его ненароком, – сказал Сэм. – У нас и без того хватит неприятностей.
– Распределиться по остальным судам, – скомандовал Эли. Он резко поднял Брунера. – Мы сейчас пойдем в форт Боуг.
– Боуг? Ты сошел с ума. Они тебя взорвут прямо на воде! – заорал Брунер, не зная куда деваться от страха.
– Если они это и сделают, ты отправишься вместе со мной, – сказал Эли. Стоя на рангоуте буксира, обнаженный до пояса, с абордажной саблей в руках и вздымающейся грудью, он был похож на викинга, вынырнувшего прямо из моря. – Сэм, возьми чуть западней, проверь все буксирные тросы и пошли помалу.
– Куда, хозяин?
– К западу от Лантау и вверх по реке Кэннон.
– К Пасти Дракона? Брунер прав Ты сошел с ума!
– Делай, что тебе говорят.
– Весь чертов караван? – удивился кто-то.
– Да, весь караван. Все четыре тысячи кули.
– Что? – заорал Брунер.
– Делай что тебе приказано, – ответил Черный Сэм.
* * *
Пятнадцатого сентября в газетах «Кантон Реджистер» и «Истерн Глоуб» появилось следующее сообщение:«После пиратского похищения опиума со складов фирмы «Смит и Уэдцерберн» на острове Грин, мы имеем честь сообщить, что пират Эли Боггз, разыскиваемый за убийство капитана да Коста, сотрудника португальской таможенной службы, вчера напал на караван судов, принадлежащих той же фирме. Караван состоял из трех судов и направлялся в Макао. Боггзу удалось взять суда на абордаж и двинуться с ними в другом направлении, переправив их в Кантон к китайским властям. Он провел суда через форт Боуг, через который не мог пройти британский флот, и пришвартовался в Вампоа, откуда четыре тысячи кули вернулись к себе домой.