Корнешов Лев. Пуля для безнес-леди

   - Что ты теперь будешь делать, Анастасия Игнатьевна? - поинтересовался Фофанов, принявший её немедленно.
   Обращение на "ты", видимо, призвано было обозначить демократичность, а по имени-отчеству - уважительность.
   Настя пожала плечами:
   - Пока то же, что и раньше - писать.
   - Не будешь же ты, миллионерша, ездить в командировки по нашим провинциальным захолустьям...
   - Почему? Вполне могу и поехать в захолустье, как ты изволил выразиться, если будет интересная тема. А вообще-то и в Москве для журналиста работы достаточно.
   Фофанов давно уже обосновался в кабинете главного редактора и чувствовал себя в нем вполне уверенно. Он неожиданно предложил:
   - Заглянем в комнату отдыха.
   - На диван не станешь валить? - с любопытством поинтересовалась Настя.
   - Таких мыслей нет. А хотелось бы...
   - Как-то не совпадает, - развеселилась Настя. - Мыслей, говоришь, нет, а желания имеются...
   У крупных руководителей "при большевиках" были "комнаты отдыха", имелась она и у Главного газеты. Настя никогда в ней не была, но знала, как и вся редакция, что она существует и ведет в неё дверь за рабочим столом почти незаметная, "вписанная" в деревянные панели отделки.
   Настя прошла за Фофановым в комнату и с любопытством огляделась. Ничего особенного: обеденный стол, два мягких кресла, стулья, сервант с баром, холодильник, шкаф для одежды, книжные полки, телевизор. Еще одна дверь вела в ванную комнату с туалетом.
   - Персональный сортирчик? - спросила ехидно. - Вместе с родным коллективом не можешь, Юрий Борисович?
   - Язва ты, Соболек! - Фофанов не стал обижаться, наоборот, тихо гордился, что вот у него теперь есть комната отдыха и персональный туалет, и Настя заметила это. Кто-то ему сказал, что на Западе наличие подобных "удобств" определяет статус руководителя.
   Фофанов нервничал, это Настя заметила сразу. Он не знал, как следует разговаривать с нею, все ещё его подчиненной, сотрудницей газеты, которой он руководит, но неожиданно обретшей новый статус - богатой дамы. К тому же молодой и красивой.
   Он был в редакции, когда из телетайпной принесли сообщение о миллионах русской журналистки. Новость была ошеломляющей, в правдоподобность её не верилось, и Фофанов распорядился её не печатать. И в то же время уже тогда у него появилась смутная надежда - может быть это и есть выход из ямы, в которую попала газета? Он очень хотел, чтобы сообщение о миллионах оказалось правдой. Ведь не случайно же говорят, что дуракам всегда везет. Ну, в данном случае не дурак, а дура - какая разница?
   Юрий Борисович открыл бар - там была вполне приличная батарея бутылок.
   - Присаживайся к столу, Анастасия. Коньяк, виски, водка?
   - Хорошо, широко живут демократы! - вроде бы одобрила Настя. Водочку, будь любезен.
   Он налил ей водки, а сам хлопнул рюмку коньяка, заел, загрыз конфетой. Настя, выпив, посидела тихо, задумчиво разглядывая "комнату отдыха".
   - Все-таки ленивые вы, русские мужики, - сделала вывод.
   - Наблюдение интересное, - отметил Фофанов. - На чем основано?
   - У вас сколько в спецбуфете трудится-вертится девиц? Три? На десять начальников - три прислужницы! И не маши руками... Вы, борцы с привилегиями, спецбуфеты для себя сохраните, не сомневаюсь. Так поручи одной из этих обслуживать твою комнату отдыха - чтобы были чай, кофе, лимоны ломтиками, фрукты и цветочки в вазочке. Да выбери ту, что помоложе, Варварой, по-моему, её зовут. Потребуется тебе вечерком "тепленького", Варька не откажет, вся редакция знает, что она добренькая.
   - Хоть и злая ты, Настасья, а совет даешь дельный, - Фофанов снова плеснул в рюмки.
   - За фирму обидно! Негоже главному редактору такой большой газеты хлестать коньяк из грязных рюмок и рукавом вытираться-закусывать!
   - Хорошо мыслишь! Несколько дней провела на Западе, а уже кое-чему научилась.
   - То ли ещё будет! - в тон Фофанову ответила Настя.
   Ей было любопытно, зачем Юрий Борисович зазвал её в комнату отдыха, угощает водочкой, ведет дружескую беседу. Не для того же, чтобы попытаться трахнуть, должен ведь понимать, что это пустой номер. Если бы два-три года назад, когда редакционные начальники могли куражиться над любой корреспонденткой, хотя бы и с приставкой "спец", тогда бы она ещё подумала - чего не сделаешь ради карьеры. А так... Не тот мужик Юрий Борисович, чтобы барышни вешались гроздьями ему на шею. Должен это понимать, пусть рвет клубничку с редакционных грядок, а она, Настя, перед такими, как он, теперь надежно прикрыта своими миллионами. Что, в таком случае, ему нужно? Спросила прямо:
   - Что тебе от меня нужно, дорогой Юрий Борисович? Словечко "дорогой" прозвучало с изрядной долей иронии.
   Фофанов ответил, улыбаясь:
   - Мне требуется, чтобы вся редакция знала, что мы с тобой уединились в моей комнате отдыха и пропустили по паре рюмок. Ты ведь теперь знаменитость во всероссийском масштабе.
   - А если серьезно?
   - Газета шатается... Понимаешь, Анастасия Игнатьевна, газету тянут то влево, то вправо... А я боюсь, что - в пропасть. У меня на такие вещи чутье развито. Время ныне хмурое, тусклое. Не за себя опасаюсь, в конце концов у меня приятелей много, дадут возможность зарабатывать на хлеб с маслом... А газета может погибнуть...
   - Но, кажется, сейчас свобода и демократия наступили? Печатай, что хочешь, но и живи, как можешь...
   Не совсем понятно было, говорит это Настя всерьез или иронизирует.
   - Вот, вот... Свобода для всех, - Фофанов голосом подчеркнул это "для всех", - и задала нам задачку. Ты знаешь, мы всегда были с нашим издательством единым целым, а теперь они хотят отделиться, стать самостоятельными... Понимаешь, что это значит для нас?
   Дальше можно было и не объяснять. Издательство - это типография, полиграфическая база, снабжение бумагой, распространение газеты. В советские времена издательство и газета рассматривались как единый комплекс: дело редакционного коллектива было готовить газету, а все остальное делало издательство. Газета считалась правительственной, и правительство именно через издательство её финансировало, вкладывая огромные средства. Издательство - это не только производственная база, но и жилые дома, дачные поселки, пионерские лагеря, дома отдыха. Без издательства газета - это всего лишь редакционный корпус, пара-тройка других редакционных зданий, если их оттяпают по суду.
   - Можно помешать прекратить эту междоусобную войну? - спросила Настя.
   - Боюсь, что нет. Они, издательские, как взбесились, решили, что мы у них на шее сидим. И, главное, заводилы из руководства почуяли большие деньги. Бо-о-льшие!
   - Откуда?
   - Конечно, не от верблюда, - хмуро усмехнулся Фофанов. - Я их хатки все вижу насквозь... Отделятся и начнут продавать... Хозяйство, сама знаешь, богатое. Один дом культуры с отделкой из мрамора чего стоит! А дачи, дома отдыха под Москвой и на Черноморском побережье! Да знаешь ли ты, что в Петрово-Дальнем есть редакционный особняк, который принадлежал ещё сподвижнику Берии Абакумову? И вокруг него два десятка гектаров земли с корабельными соснами! Все это стоит бешеных денег!
   - Как же они могут все это распродать?
   Настя сказала "они", не зная, кто имеется в виду - просто "они", как воплощение недобрых сил.
   - А запросто! Большой хозяин - Президиум Верховного Совета СССР, изволил помереть, не оставив завещания... Все от кого-то отделяются, вот и эти...
   - А как ведет себя директор издательства?
   Настя хотела представить себе реальную картину. Директор издательства по должности входил в состав редколлегии, то есть вроде был в подчинении у Главного газеты и обязан был бы выполнять его указания.
   - Они его спаивают, - безнадежно махнул рукой Фофанов. - Взяли в плотное кольцо и не дают просохнуть. Он и раньше не отказывался, а сейчас тем более, когда бояться стало некого. Уже дважды кровь перекачивали...
   Опять "они"! И Настя прямо спросила Фофанова, кого он имеет в виду.
   - Два его зама, - Юрий Борисович назвал фамилии. - Главбух, начальники ведущих отделов - планового и бумаги, главный инженер, начальник отдела экспедирования...
   - Ничего себе компания! - удивилась Настя. - Да ведь все эти люди были в номенклатуре редколлегии!
   - Сами и взрастили, - согласился Фофанов. Он выдал ещё порцию информации:
   - Мне кажется, что они пообещали ему процент от сделок.
   - Иными словами, купили его?
   - Можно и так сказать...
   - Что же вы, редколлегия, собираетесь предпринять? - встревожено спросила Настя. Все-таки речь шла о её родной газете.
   - Дай не мне - газете взаймы, чтобы перекрутиться хотя бы первое время. Зарплату платить нечем, за бумагу заплатить нечем! Нечем, нечем, нечем!
   Юрий Борисович впадал в истерику. Настя налила ему коньяк:
   - Выпей, успокаивает.
   И с беспощадной откровенностью сказала:
   - Ничем тебе не могу помочь, Юрий Борисович. И рада бы, но не могу! В завещании тети есть пункт, запрещающий расходовать деньги на политическую деятельность. А газета - это политика, большая политика...
   Она врала, сочиняя правдоподобную версию на ходу.
   - Значит, не можешь,.. - сник Юрий Борисович. Он явно многое ждал от встречи с Настей и вот...
   "Еще сто раз коммуняг вспомните, при которых жили, как у Христа за пазухой", - не без злорадства подумала Настя.
   Она поймала печальный взгляд Фофанова и приложила палец к губам. Настя уже привыкала жить в мире больших и маленьких секретов. Она достала из сумочки маленький приборчик, который по её просьбе приобрел для неё господин Густав Рамю.
   Фофанов с интересом наблюдал за нею. Настя пошла с приборчиком вдоль стен, приборчик замигал красным, как только она поднесла его к столику с телефонами. "Господи, до чего же они однообразные, - Настя разочарованно вздохнула. - Привыкли совать своих "клопов" в телефонные трубки".
   Но сразу же возникло недоумение: "Кому понадобилось слушать Фофанова? Зачем? Знают ведь, что безвредный пустомеля". И сообразила: "клопик" остался от старых времен, от бывшего Главного, но это не значит, что он "бесхозный" - хозяева меняются, службы остаются... Она предложила:
   - А не продолжить ли нам разговор в "Белом солнце пустыни"? Сейчас прямо и пойдем, я проголодалась, пора бы и откушать...
   - Весьма польщен, - Юрий Борисович, напуганный красненьким сигналом "адской" машинки, откровенно обрадовался приглашению. - Только...
   - Не волнуйся, у меня там кредит,.. - успокоила его Настя. - Люблю этот ресторанчик. Все по-домашнему, без затей...
   - Хорошо вам, богачам,.. - вздохнул Юрий Борисович.
   Они возвратились в кабинет и Фофанов вызвал помощника.
   - Мы с Анастасией Игнатьевной пойдем пообедаем, - сообщил он. Конечно, для всех - я уехал на собрание демократической общественности в Дом кино.
   Через пять минут вся редакция уже знала, что и.о. главного редактора господин Фофанов отправился "с этой миллионершей Соболевой" в ресторан. Редакционные девы бились над животрепещущим вопросом: кто кого пригласил, он её, или она его. Официальная первая леди редакции Ленка Ирченко рыдала в своем кабинете, её утешала Люся Заболотина: "Чего психуешь, дуреха? У миллионерш порядок такой: хочешь проявить уважение - пообедай вместе". "Я его, козла облезлого, люблю", - всхлипывала Ленка. "Ну и люби на здоровье, - рассудила Люська. - У твоего Фофанова с Настасьей деловые интересы". Слезы Ирченко её забавляли.
   В ресторанчике Настя заказала скромный обед - она не собиралась откармливать Фофанова, ей требовалось с ним договориться об очень важных вещах. Когда Юрий Борисович попытался добавить к заказу коньяк, она сказала официанту:
   - Степа, выпивка не требуется.
   Официант понятливо кивнул. Настя была постоянной клиенткой и всегда давала щедрые чаевые, а спутник её "не показался", судя по всему от "бывших" отбился, а к "новым" не прибился. Но официант был человеком с опытом и, на всякий случай, держался предельно вежливо: "бывшие" порою быстро обрастают жирком.
   - И проследи, чтобы нам не мешали, - распорядилась Настя.
   - Как можно! - вполне искренне заверил официант Степа.
   Заказ был выполнен мгновенно. Насте и самой было непривычно под хорошую закуску пить "Боржоми" и "Кока-колу", но видя, как Фофанов с кислой физиономией хлебает водичку, тихо злорадствовала.
   - Садистка ты все-таки, Анастасия, - обречено вздохнул Фофанов. И без надежды предложил:
   - Может быть, все-таки закажем по граммулечке?
   - Обойдемся. Теперь слушай меня внимательно. Деньги так просто не даются, добренькие миллионеры давно вымерли, как класс, но вот сотрудничать с взаимной пользой мы можем...
   Анастасия изложила свои предложения. Они были настолько неожиданны, что Юрий Борисович, переваривая, долго молчал. Он с некоторым изумлением произнес:
   - Да-а, не рассмотрели мы тебя раньше, Анастасия.
   - А раньше и не надо было, тогда мое время ещё не наступило...
   - Похоже, у меня выбора нет. А то, что ты предлагаешь, может спасти газету...
   - И для тебя лично - должность главного редактора.
   Этот аргумент оказался решающим.
   - Договор будем подписывать или как?
   Настя улыбнулась Фофанову:
   - Зачем же бумажки плодить? Рискованно, да и ни к чему. Просто ударим по рукам, как наши предки.
   Ее улыбка стала очень милой, открытой и доброжелательной:
   - А если ты попытаешься, прости, смухлевать, я просто куплю газету, у меня денег хватит. Но уже без тебя, без Ленки Ирченко и вообще без всех твоих прихлебаев.
   Фофанов не обиделся, совсем наоборот, смотрел на Настю с уважением. Силу он привык уважать.
   - Крутой ты становишься, Анастасия Игнатьевна.
   - Уже стала, - заверила его Настя.
   Она по-мужски щелкнула пальцами, подзывая официанта:
   - Степа, пожалуйста, коньяк... Желательно "Камю"...
   Объяснила Юрию Борисовичу:
   - Обмоем результаты переговоров. Так тоже поступали наши предки...
   Выход госпожи миллионерши из подполья
   Настя хорошо знала, что ей предстоит делать, но она понятия не имела, каким образом осуществить свой тщательно продуманный план. Со временем она привлечет к своим делам Нинку и Элю. Но как бы там ни сложилось все в будущем, сейчас Анастасия была в одиночестве. И что толку было от самых блестящих планов...
   Время шло, а ей все ещё ничего не удалось сделать. У неё были деньги, большие деньги, но она не чувствовала себя уверенно и порою ей казалось, что вокруг неё - пустота. Как и знала, что не она хозяйка тех денег...
   На второй день, точнее, на второй вечер после возвращения из Швейцарии, ей позвонил Алексей. Он сухо сообщил, что намерен в ближайшее время побывать в Москве, чтобы "разобраться со своими личными делами". Так он сказал. Настя понимала, что он имеет в виду, но её не очень это беспокоило - и Олегу и Алексею пока она нужна живая, огромный счет в банке служил ей лучшей защитой.
   Первым пунктом в её обширных планах была легализация в российских условиях своего наследства. Она хотела лишить Олега и Алексея повода для того, чтобы держать её в узде - сокрытие такой огромной суммы от налогов являлось уголовно наказуемым деянием. При желании, конечно, заинтересованных в том лиц... Но Настя не представляла, как разумно подступиться к решению этой задачи, ведь вряд ли дело обойдется заполнением официальных "бумажек". Что-то придется объяснять "заинтересованным органам", и она не знала, поверят ли ей, слишком фантастическую историю ей пришлось бы рассказать. Газеты наполнены публикациями о партийных деньгах, их ищут и те, кому это положено по долгу службы, и добровольные пинкертоны-газетчики. А что, если кому-то придет в голову связать её наследство с партийными и кэгебешными деньгами, уплывшими в иностранные банки?
   Настя слишком долго работала в большой газете, чтобы упускать из виду такую возможность. Но у неё была надежда, что деньги, которые она "экспроприировала", принадлежат какой-то локальной группе выходцев из силовых и партийных структур. Проще говоря, Олег и Алексей "со товарищи" предусмотрительно, в предчувствии крутых перемен, создали свою "команду", чтобы урвать кусок пожирнее. Команда эта должна быть немногочисленной, но очень профессиональной. Если это так, то появлялся шанс, что локальную команду можно обыграть.
   Настя рассуждала просто: кругом все воруют, вот и Олег с Алексеем тоже пытаются обворовать "старших товарищей"... В их коммунистический патриотизм она не верила.
   Настя держалась крайне осторожно, не вела никаких серьезных разговоров по телефону, всего лишь два-три раза появилась в редакции, собственно, лишь для того, чтобы сказать Фофанову, что их уговор остается в силе, надо лишь выждать время.
   В один из дней она пошла в "Гастроном" за продуктами и заметила за собой "хвост". Времена изменились, вроде бы уже солировали демократы, но "службы" работали исправно. Настя грустно улыбнулась: приказы ведь никто не отменял, то ли некому было их отменять, то ли срабатывала преемственность забот о "безопасности" государства. А скорее всего, изменения происходили в верхушке айсберга под названием "силовые структуры", его монолит они мало затрагивали. Но возможен был и иной вариант: команда Олега и Алексея окончательно откололась от айсберга и действовала самостоятельно.
   Как бы там ни было, но "хвост" - вот он. И неизвестно, охраняют её или примериваются, как бы убрать без шума и без "насильственной смерти".
   Настя решительно развернулась и пошла навстречу молодому парню в расхожей куртке нараспашку, в вязаной черной шапочке-колпаке, которые поголовно носило молодое мужское население. Поравнялась с ним и вполголоса проговорила:
   - Передайте Кушкину, что хочу его видеть.
   - Чего? - вполне натурально удивился парень.
   Настя с непроницаемым для прохожих лицом повторила:
   - Передайте майору Михаилу Ивановичу Кушкину, что я хочу его видеть.
   Она ещё какое-то время шла в обратном направлении, чтобы, удалившись от "хвоста", вновь развернуться и пойти домой.
   Кушкин позвонил на следующий день.
   - Это я, - сказал он, - ваш давний поклонник...
   - Спортсмен-автогонщик? - уточнила Настя.
   - Он! - весело подтвердил Кушкин. - Соскучился по вас до смерти.
   - Мы снова на "вы"?
   - Я вас так давно не видел, что и не знаю, как к вам теперь обращаться.
   Он не называл себя по имени, и Настя не стала этого делать. Да, времена меняются, но телефоны прослушиваются...
   - Жду вас завтра в редакции...
   Кушкин деликатно постучал в кабинет Насти где-то к концу рабочего дня. Настя тут же пригласила его в кофейню, ей не хотелось ни о чем говорить с ним в кабинете, который наверняка после того, как она стала миллионершей, снова прослушивался насквозь.
   Журналистки в кофейне встретили Настю радостным галдежом. То, что "миллионерша" появилась вместе с Кушкиным, их не особенно удивило. Старая любовь, она, знаете ли, изживается очень медленно. Тем более, ведь говорила всезнающая Люська Заболотина, что Настя была в восторге от способностей этого спортсмена удовлетворять некоторые её женские желания. Дай-то бог каждой выбираться из постельки сытой и довольной.
   Настя понимала, что от неё ждут каких-то слов или жестов, достойных миллионерши. Все-таки миллионерша вышла из их рядов, потому и своя. Все ей дико завидовали, но к зависти примешивались и нотки гордости - одна золушка стала принцессой, может и ещё кому-то повезет.
   - Не зажимай, Анастасия, наследство! - шутливо потребовала Люська. Тем более, уже конец дня, имеем полное право гулять.
   - Глаша! - подошла Настя к буфетчице. - Будь добра, на каждый столик бутылку коньяка. Нарежь лимоны, сделай бутерброды с икрой, ветчиной... на все столики - конфеты и фрукты, какие есть!..
   Девы зааплодировали. Настя видела, что к концу работы вся редакционная элита собралась в кофейне, все редакционные сплетницы здесь - лучшее время не придумаешь. Она попросила:
   - Девочки, помогите Глаше с бутербродами, а то она в одиночку до утра провозится.
   Сразу нашлись охотницы продемонстрировать свои хозяйственные способности, стало шумно и весело. Девушки из отдела новостей, которые считали, что они ближе всех к Насте, позаимствовали у Глаши передники и стали охотно играть в официанток. Все это напоминало студенческую вечеринку. Только здесь была не складчина, а "халява", которую, как известно, на Руси обожают.
   - А тебя, Анастасия, на козе не объедешь, - тихо прокомментировал Кушкин. - Одним махом всю редакцию купила.
   - Вот мы и снова на "ты"... У нас, у миллионеров, обычай такой покупать, так оптом, - съязвила Настя. Вполголоса предупредила Кушкина: Михаил, мы тут пошумим и незаметно смоемся. Вполне естественно, что ты пойдешь меня провожать. Поговорить надо...
   Ей предстояло отдать ещё два распоряжения. Глаше она сказала, заплатит она завтра. Буфетчица не возражала - уж сегодня-то она поработает не в убыток себе.
   Потом Настя нашла глазами Ленку Ирченко, поманила её к себе.
   - Где Фофанов, наш дорогой главный?
   - В кабинете у себя, - пролепетала Ленка. Она смертельно боялась, что теперь-то уж точно Настя приватизирует её Фофанова. Вот ведь недавно обедали вместе, и о чем они там договаривались - никому неизвестно.
   - Набери его номер, тебе ведь известен его прямой внутренний. - Настя подвинула к Ленке телефон. - Да не жмись ты, дуреха, всем давно известно, что ты с ним спишь, вот и соответствуй роли первой леди. Тем более, что сегодня это уже не аморалка, а жизнелюбие.
   - А ты? - робко спросила Ленка.
   - Что я? - сделала вид, что раздражается, Настя. - Я ведь тебе уже говорила: нужен он мне! - Она кивком указала на Кушкина. - С меня и этого лба хватает.
   Кушкин, слышавший этот разговор, на "лба" не обиделся, наоборот, весело улыбнулся.
   Фофанов снял трубку сразу же, словно ждал звонка. А может и ждал, помощники уж точно доложили ему, что в кофейне Соболева затевает веселье.
   Настя елейным голоском не сказала - пропела:
   - Юрий Борисович, мы с Леночкой приглашаем вас в кофейню.
   - Не могу, - ответил Фофанов. - Мне надо номер вычитать.
   - Пусть это сделает ваш заместитель. Для того они и существуют заместители, - резонно сказала Настя. - Приходите, все вас ждут, подсластила она приглашение, не оставлявшее Фофанову выбора. И резко завершила: - Заодно и объявите о моей судьбе...
   Ленка с надеждой спросила:
   - Придет?
   - А куда денется? - весело сказала Настя.
   Возле них притормозила Заболотина, которой хотелось услышать, какие-такие проблемы решает Настя с дурочкой Ирченко.
   - Ты всегда кстати, Люся, - отметила Настя. - Сейчас придет главный редактор... Сделай одолжение, организуй свободный столик на четверых: для меня, Миши, главного и Леночки... И ты подсаживайся.
   - Ах, Леночки! - ухмыльнулась язва Заболотина.
   - Вот именно! - Глаза у Насти смеялись.
   ...Фофанов поднялся с рюмкой коньяка и потребовал тишины.
   - Уважаемые коллеги, прежде, чем произнести тост за здоровье нашей очаровательной, талантливой Анастасии Игнатьевны, я хотел бы честно признаться в одном серьезном упущении... Дело в том, что мы не очень ценили Анастасию Соболеву... То есть ценили и раньше, но не очень...
   Фофанов запутался в словах, но с честью вышел из положения:
   - Я хотел сказать, что от блестящей журналистки Соболевой редакция может ожидать большего. И мы все очень рады, что Анастасия Игнатьевна, несмотря на поразительные изменения в своей жизни, решила продолжать свою работу в нашей газете... Только что я подписал приказ о назначении Анастасии Игнатьевны членом редколлегии и советником главного редактора. Так что давайте поздравим не госпожу Соболеву, а себя и газету с таким важным событием!
   Все в кофейне внимательно слушали Фофанова, вылавливая в его экспромте любопытные подробности: Соболева остается в газете, она уже именуется "госпожой", в редакции появилась новая должность - советник главного редактора...
   Словом, было за что выпить.
   Шумная вечеринка, безалаберная и веселая, как и многие другие спонтанные редакционные застолья, закончилась поздно. Настя вместе с Кушкиным вышли на площадь Пушкина. После прокуренной кофейни дышалось легко. На скамейках вокруг задумчивого поэта сидели редкие парочки. Тускло светили фонари, было уютно и тихо.
   - Сейчас за мной присматривают, Кушкин? - поинтересовалась Настя. Она устала от крикливого редакционного сборища, на котором её неумеренно чествовали, произносили тосты и в самом конце лезли с полупьяными объятиями.
   - Сию минуту - нет, - ответил Кушкин. - Я с тобой, зачем же людям ноги бить?
   - Тогда поговорим откровенно. Расскажи мне, как живешь-борешься, только честно. Сегодня важный разговор, и для меня, и для тебя. Как говаривал низвергнутый вождь - судьбоносный.
   - Что же, давай откровенно, - согласился Кушкин.
   Он говорил сжато, четко, излагая факты и особенно не комментируя их. И с его слов выходило, что в наступивших странных временах у него лично тоже странная ситуация. Достаточно часто звонят откуда-то из своего далека Строев и Юрьев (Олег и Алексей, сообразила Настя, которой непривычно было слышать фамилии, а не имена своего "старшего друга" и мужа). Они дают указания, не совсем понимая, что возможности резко сузились. Родную "контору" болтает из стороны в сторону, пресса обливает её помоями, идет перетряска кадров - иные, лучшие, уходят сами, а на их место всплывает всякое дерьмо.
   - Раньше сотрудник КГБ - это звучало гордо, а сегодня смотри, чтобы, узнав кто ты, голову не проломили кирпичом, - с горечью сделал вывод Кушкин.