Корнуэлл Бернард. Еретик

   Вексий со своими людьми направился на запад, понимая, что Бессьер отказался ехать, чтобы разграбить деревню и монастырь. Именно этим брат кардинала и занялся, хотя особой поживы для него и его своры не нашлось. Шестерых головорезов он отправил в деревню. Перевернув вверх дном все те жалкие пожитки, которые селяне ухитрились уберечь от прошлых грабежей и пожаров, мародеры ничего не нашли, кроме кухонной утвари — красная цена ей была несколько жалких су. Охотились же они за припрятанными в земле кладами, которые, как они думали, крестьяне зарыли в земле при виде вооруженных всадников. Поэтому люди Бессьера стали пытать несчастных крестьян, чтобы те выдали им свои захоронки, и попутно узнали кое-что очень интересное.
   Один из людей Шарля, знавший говор южной Франции, взялся отпиливать крестьянину пальцы, и тот закричал, что старый граф затеял раскопки в развалинах крепости и откопал под бывшей часовней древнюю стену, но умер, так и не успев завершить дело. Бессьер заинтересовался: несчастный виллан рассказал, что граф, заглянув за стену, увидел что-то такое, что даже лишился чувств, а когда это случилось, старый аббат (упокой Господи с миром его душу) велел забросать стену землей и оставить все как было. Неудивительно, что, едва Вексий с ратниками уехал на запад, Шарль Бессьер повел своих людей наверх, к старой крепости.
   Им потребовалось менее часа, чтобы вывернуть каменные плиты и вскрыть склеп, а еще через час Бессьер извлек старые гробы и увидел, что они уже ограблены. Из деревни привели виллана, от которого узнали про раскопки, тот показал, где копал граф, и Бессьер приказал своим людям пробить стену. Он велел им работать быстро, желая покончить с этим делом до возвращения Ги Вексия, который мог бы обвинить его в осквернении семейных могил. Стена, однако, была сработана на совесть, кладку скреплял прочный раствор, и добиться успеха солдатам удалось лишь после того, как кто-то приволок из разоренной деревни молот. Молот с грохотом обрушивался на камни, откалывая кусочки и выворачивая фрагменты кладки. Потом они вбили железный штырь между нижними блоками, и стена обрушилась.
   Внутри, на каменном пьедестале, стоял ларец.
   Ларец был деревянный и мог вместить предмет размером с человеческую голову. При виде его даже Шарль Бессьер испытал прилив волнения.
   «Грааль! — подумал он. — Черт побери, там Грааль!»
   Представив себе, как он скачет на север с драгоценной добычей, которая обеспечит его брату папскую тиару, Бессьер оттолкнул в сторону потянувшегося было за находкой солдата.
   — Прочь с дороги! — рявкнул он и, наклонившись сам, бережно снял ларец с постамента.
   Ларец оказался с секретом. Непонятно было, где у него крышка. С одной стороны — Бессьер решил, что это должен быть верх, — на нем была инкрустация в виде серебряного, потускневшего от времени креста, но нигде не нашлось никаких надписей, никакого намека на возможное содержимое. Бессьер потряс находку, услышал, как внутри что-то задребезжало, и задумался: возможно, он держит в руках настоящий Грааль, но если окажется, что в ларце находится что-то иное, то сейчас самое время достать поддельный Грааль из колчана на поясе и сделать вид, будто это и есть находка, извлеченная из-под разрушенного алтаря Астарака.
   — Открой его, — попросил один из солдат.
   — Заткнись, — бросил Бессьер, оттягивая время, чтобы пораскинуть мозгами.
   Англичанин пока оставался на свободе, но его должны были сцапать. А что, если при нем обнаружится настоящий Грааль? Этак недолго оказаться разоблаченным со своей подделкой и остаться в дураках.
   Перед Бессьером встала та же дилемма, которая озадачила его в склепе, когда ему представился случай убить Вексия. Пожалуй, если вылезти с Граалем раньше времени, мечта о сладкой жизни в папском дворце может пойдет прахом. Лучше уж дождаться поимки англичанина и удостовериться, что есть лишь один Грааль, который и будет доставлен в Париж.
   А вдруг сокровище лежит в этом ларце?
   Он поднес его к дневному свету, вытащил нож и попытался протиснуть лезвие между прекрасно подогнанными планками ларца. Один из его людей предложил разбить шкатулку кузнечным молотом, но Бессьер обозвал его дураком.
   — Ты что, дубина, хочешь разбить заодно то, что лежит внутри?
   Отпихнув солдата в сторону, Шарль продолжал орудовать ножом до тех пор, пока ему не удалось-таки отщепить боковую дощечку. Содержимое было обернуто в белую шерстяную ткань. Бессьер бережно извлек сверток, втайне надеясь, что будет вознагражден желанной, драгоценной добычей. Его люди столпились вокруг в нетерпеливом ожидании.
   Он развернул старую, потертую ткань.
   И увидел кости.
   Череп, несколько костей ступни, лопатка и три ребра. Бессьер уставился на них, потом выругался. Его люди загоготали, и Бессьер в ярости пнул череп так, что он полетел в склеп, откатился на несколько шагов и остановился.
   Он затупил хороший нож ради того, чтобы обнаружить несколько костей прославленного целителя ангелов, святого Севера.
   А Грааль так и остался сокрытым.

* * *

   События вокруг Астарака не могли не привлечь внимания коредоров. После вооруженного нападения из разграбленных городов и деревень на дорогах всегда появлялись беженцы, становившиеся легкой добычей отчаянных, алчных до поживы разбойников. Естественно, что Дестрал, возглавлявший почти сотню коредоров, наблюдая за разорением Астарака, брал на заметку всех бежавших от солдат людей и следил, куда они держат путь.
   Большинство из коредоров сами были беглецами, хотя и не все. Некоторым просто не повезло в жизни, кого-то разорила война, а кому-то надоело мириться с бесправным положением серва, находящегося полностью во власти своего господина. Летом эти изгои совершали набеги на пасшиеся на высокогорных лугах стада, устраивали на перевалах засады, подстерегая беспечных путников, а на зиму спускались в долины в поисках добычи и крова. Состав шайки менялся, люди приходили и уходили, приводя и уводя своих женщин. Некоторые погибали от болезней, иные возвращались с награбленным богатством к честной жизни, кто-то погибал в драках из-за женщин или азартной игры. Потери от боевых стычек были невелики.

* * *

   Поскольку ему лично шайка Дестрала особого ущерба не наносила, старый граф Бера терпел ее существование. Прикинув, что нанимать ратников для того, чтобы прочесывать поросшие лесами, изобилующие пещерами и ущельями склоны, будет слишком накладно, он, вместо того чтобы тратить деньги попусту, предпочел разместить там, где коредорам было чем поживиться, свои гарнизоны. Сборщиков податей, доставлявших в Бера деньги с подвластных графу городов и селений, он обеспечивал надежной охраной. Купцы, путешествовавшие в стороне от основных дорог, оберегали свои обозы с помощью наемной стражи, ну а рискнувшие путешествовать без охраны становились добычей коредоров, за которую, правда, им приходилось вступать в схватки с посягавшими на их территорию рутьерами.
   По правде сказать, рутьеры и коредоры различались не так уж сильно, хотя первые были лучше вооружены и организованы. Это были оставшиеся без службы солдаты, опытные вояки, и их бродячие отряды порой захватывали даже небольшие города. Захватывали и удерживали до тех пор, пока не выжимали из горожан последние соки, после этого они оставляли город. Многие сеньоры предпочитали отсиживаться в замках и не связываться с этими вояками, составлявшими маленькие армии и дравшимися не только со знанием дела, но и с отчаянной отвагой людей, которым нечего терять. Как только начиналась война и у знатных сеньоров появлялся спрос на наемников, все эти шайки нанимались на службу и сражались под знаменами какого-нибудь магната. Но едва объявлялось перемирие, эти люди, знавшие только военное ремесло, разбредались кто куда, приискивая плохо защищенный город.
   Дестрал ненавидел рутьеров. Он ненавидел всех солдат как исконных врагов коредоров, и хотя, как правило, избегал с ними сталкиваться, но при большом численном превосходстве позволял своим людям на них нападать. В отличие от крестьян, у солдат можно было разжиться столь ценной добычей, как оружие, доспехи и кони. Поэтому, когда небо над Астараком почернело от копоти, поднявшейся над подожженной деревней и приютом для прокаженных, он разрешил одному из своих подручных напасть на полдюжины ратников в черных плащах, которые, отбившись от своих, углубились в лес. Это нападение было ошибкой. Неподалеку в лесу оказались другие всадники, и сумеречный лес неожиданно наполнился стуком копыт и лязгом извлекаемых из ножен мечей.
   О том, что происходило на опушке леса, Дестрал не знал. Он находился в глубине зарослей, где среди дубов вздымался известняковый утес, с которого сбегал горный ручей. Две вместительные пещеры могли послужить укрытием, и Дестрал присмотрел это место для зимовки. Оно было очень удобным: достаточно высоко в горах, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности, но достаточно близко к долинам, чтобы его люди могли производить оттуда набеги на деревни и хутора. Сюда-то и привели двух беглецов из Астарака.
   Захваченную в лесу парочку привели на прогалину перед пещерами, где Дестрал уже приготовил костры, хотя не разрешал разводить огонь, пока не уйдут солдаты. Приглядевшись в вечернем сумраке к пленным, разбойничий главарь сразу понял, что добыча ему досталась отменная. Такая, на какую он и не надеялся. Его молодцы сцапали английского лучника и женщину! Коредорам всегда не хватало женщин, так что бабе, ясное дело, применение найдется быстро, но англичанин представлял собой более ценную добычу, ибо его можно было продать. Мало того, при нем нашлись мешочек с деньгами, меч и кольчуга. Торжество Дестрала было тем слаще, что его пленником оказался тот лучник, стрелы которого уменьшили численность его шайки на полдюжины человек. Обыскав торбу Томаса, коредоры забрали кремень и стальное огниво, дополнительные тетивы и несколько припрятанных лучником монет, тогда как запасные наконечники для стрел и пустую шкатулку они выбросили, сочтя предметами, не имеющими никакой ценности. Они отобрали у него стрелы, а лук отдали Дестралу, тот попытался его натянуть и взъярился, когда при всей своей силе не смог оттянуть тетиву назад более чем на несколько дюймов.
   — Оттяпать ему пальцы, и все дела, — рявкнул он, отшвырнув лук. — А девку разденьте догола.
   Мужчина и женщина схватили Женевьеву и, не обращая внимания на крики боли, принялись через голову стягивать с нее кольчугу. Томас пытался вырваться из хватки двоих разбойников, державших его за руки, но тут послышался громкий крик Филена:
   — Постойте! Остановитесь!
   — Остановиться? — Дестрал повернулся к Филену, несказанно удивленный, что тот посмел вмешаться. — Какого черта, ты что, святошей заделался? Может, хочешь, чтобы мы их отпустили?
   — Я звал его к нам, потому что он оставил в живых моего сына, — нервно пояснил Филен.
   Разговор велся на местном наречии, и Томас не понимал ни слова, однако было очевидно, что Филен просит пощадить пленника, Дестрал же, обязанный своим прозвищем висевшему у него за спиной тяжелому топору, вовсе не был склонен уступить.
   — Ты хочешь, чтобы мы приняли его к себе? — прорычал Дестрал. — Зачем? С чего бы это? Потому что он пощадил твоего сына? Господи Иисусе! Да ты, я вижу, слабак. Надо же, сопли распустил! Дерьмо ты сопливое после этого, вот ты кто!
   Он отстегнул топор, набросил петлю на его рукояти себе на запястье и двинулся вперед, наступая на рослого Филена.
   — Мало того что я доверил тебе вести людей, а половина из них погибла, так ты еще хочешь, чтобы чертову убийце все это сошло с рук? Это ведь он со своей девкой погубил моих парней. Да не будь за него обещаны денежки, я прикончил бы его не сходя с места. Вспорол бы ему брюхо и повесил его на его собственных гнилых кишках. Но поскольку за дохлого англичанина нам никто не заплатит, мы отрубим ему пальцы, по одному за каждого из убитых.
   Он плюнул в сторону Томаса, потом указал топором на Женевьеву.
   — А потом этот малый полюбуется, как она греет мою постель.
   — Я звал его к нам, — упрямо повторил Филен.
   Его сын, нога которого оставалась в лубке, приковылял, опираясь на две дубовые палки, служившие ему костылями, и стал рядом с отцом.
   — Хочешь сразиться со мной за него? — спросил Дестрал.
   Ростом он уступал Филену, но был очень широк в плечах, и весь его облик дышал страшной, звериной силой. На плоском, с перебитым носом лице горели свирепые, как у мастифа, глаза, во всклоченной, заплеванной бороде застряли остатки пищи. Он взмахнул топором, и в угасающем свете грозно блеснула сталь.
   — Дерись со мной, — сказал он Филену, и в его голосе слышалась жажда убийства.
   — Я не хочу драться, хочу лишь, чтобы он остался живым, — сказал Филен, не желая обнажать меч против своего свирепого, внушавшего ужас безумным взглядом, главаря.
   Но остальные коредоры, почуяв кровавую забаву, столпились вокруг, подстрекая Дестрала и Филена к поединку. Они ухмылялись и кричали, желая поглазеть на кровавую схватку, Филен же пятился от него, пока не оказалось, что отступать больше некуда.
   — Дерись! — орали разбойники. — Дерись, чертов трус!
   Их женщины визжали, требуя, чтобы Филен, если он мужчина, доказал это, не побоявшись топора. Те, кто находились ближе всего к Филену, сильно подталкивали его вперед, так что ему в конце концов пришлось отскочить в сторону, чтобы не налететь на Дестрала. Вожак в знак презрения отвесил ему оплеуху и несколько раз дернул его за бороду.
   — Давай драться! — прорычал Дестрал. — Или дерись со мной, или, если трусишь, иди и сам отрежь англичанину пальцы!
   Томас по-прежнему не знал, о чем идет речь, но расстроенное выражение на лице Филена сказало ему, что дело плохо.
   — Давай, давай! — поторапливал Дестрал. — Отруби ему пальцы! Либо ты ему, Филен, либо я отрублю пальцы тебе.
   Галдрик, сын Филена, достал свой нож и протянул отцу.
   — Сделай это, — сказал мальчик, но, видя, что отец не хочет брать нож, глянул на Дестрала и вызвался сам:
   — Давай я это сделаю.
   — Нет уж, малец, пусть это сделает твой папаша, — с издевательской усмешкой сказал Дестрал. — А коли ему ножик не по душе, я, так и быть, одолжу ему свое оружие.
   Он ослабил ременную петлю на запястье и протянул Филену свой топор.
   Не смея ослушаться, тот взял оружие и направился к Томасу.
   — Прости, — произнес он по-французски.
   — За что?
   — За то, что у меня нет выбора.
   Филен выглядел несчастным, униженным человеком и знал, что остальные коредоры радуются его позору.
   — Руки на дерево! — приказал он.
   После того как приказ был повторен на местном языке, державшие Томаса люди насильно вытянули ему руки так, что обе искалеченные кисти оказались прижатыми к коре. Они держали пленника за предплечья, когда Филен подошел поближе.
   — Не обессудь, — снова повторил Филен. — Придется тебе попрощаться с пальцами.
   Томас внимательно присмотрелся к нему и увидел, что тот сильно нервничает. Он подумал, что удар топора может прийтись не по пальцам, а по запястьям.
   — Руби быстрее! — крикнул лучник.
   — Нет! — воскликнула в ужасе Женевьева, и державшая ее парочка расхохоталась.
   — Руби! — крикнул Томас, и Филен поднял топор.
   Он помедлил, облизал губы, бросил на Томаса последний, исполненный муки взгляд и размахнулся.
   Томас давал прижимать себя к дереву и не пытался вырваться, пока Филен не обрушил топор. Только тогда, за ничтожную долю мгновения до рокового удара, он вырвался из рук державших. Разбойники не ожидали от него такой силы, какую приобретал человек, привыкший натягивать огромный тугой лук. Они были ошеломлены его рывком, и, прежде чем им удалось прийти в себя, Томас выхватил топор у Филена и с яростным ревом обрушил его на человека, державшего Женевьеву, с первого же взмаха расколов разбойнику череп. Женщина в испуге непроизвольно отпустила другую руку Женевьевы, и Томас, развернувшись, сбил тех двоих, которые только что прижимали его руки к дереву.
   — Святой Георгий! Святой Георгий!
   С боевым кличем англичан он обрушил тяжелый топор на ближайшего врага в тот миг, когда из-за деревьев показались всадники.
   На мгновение коредоры растерялись, не зная, навалиться им на Томаса или обратиться против нового врага. Однако замешательство длилось недолго: было очевидно, что главная опасность грозит от всадников, и головорезы поступили так, как инстинктивно поступают все люди, когда на них галопом мчится одетая в броню конница. Они припустили к деревьям, но всадники Ги Вексия в черных плащах настигали их и с жестокой легкостью рубили бегущих. Дестрал, не обращая внимания на новую угрозу, бросился на Томаса, но англичанин ударил кряжистого разбойничьего вожака обухом его же топора, раздробив ему переносицу, и тот отлетел назад. Затем, отшвырнув громоздкое оружие, Томас подобрал свой лук и мешок со стрелами и ухватил за руку Женевьеву.
   Они побежали.
   Деревья сулили спасение. Всадникам было трудно преследовать беглецов в зарослях среди низко нависших ветвей, а в сгущающейся тьме они быстро исчезли из виду. Но на поляне конные воины рубили и топтали конями тех коредоров, которым не удалось убежать к деревьям. Разбойники превратились в овец, терзаемых свирепыми волками.
   Филен теперь был рядом с Томасом, но его сын на своих неуклюжих костылях не успел убежать с поляны. Он попался на глаза всаднику, и тот устремился к нему с обнаженным мечом.
   — Галдрик! — закричал Филен и бросился на помощь сыну.
   Томас просто свалил его наземь подножкой, а сам наложил стрелу на тетиву.
   Всадник наклонил меч, чтобы воткнуть его в спину убегающего мальчика. Он пришпорил коня и устремился вперед как раз в тот миг, когда навстречу ему из темноты вылетела стрела. Пораженный в горло, он, захлебываясь кровью, вывалился из седла, а испуганная лошадь умчалась прочь. Вторая стрела англичанина, просвистев мимо мальчика, вонзилась в глаз Дестралу. Томас поискал взглядом среди всадников своего кузена, но сумрак не позволял различить лица.
   — Бежим! — торопила его Женевьева. — Бежим!
   Однако Томас не послушался, а выбежал на прогалину. Там он подхватил ларец из-под Грааля, поискал мешок с деньгами и подобрал стрелы. Тревожный крик Женевьевы почти слился с грохотом копыт мчавшегося прямо на него всадника. Англичанин отскочил в сторону, метнулся в другую и устремился под деревья. Всадник, сбитый с толку его резкими поворотами, осадил коня, потом снова пришпорил его, но, когда беглец нырнул под нависшую ветку, бросил погоню. Остальные коредоры бежали к пещерам, но для Томаса это убежище не годилось. Он рванул на юг, увлекая за руку Женевьеву, Филен тащил на закорках Галдрика. Горстка всадников посмелее предприняла было попытку преследовать беглецов, но у некоторых из уцелевших коредоров имелись арбалеты, и полетевшие из темноты стрелы убедили всадников удовлетвориться своей маленькой победой. Десятка два разбойников они перебили, еще больше захватили в плен, а главное, отбили у них целую дюжину женщин. Сами же нападавшие потеряли всего лишь одного человека. Они извлекли стрелу из горла убитого, закинули мертвое тело на седло и, связав пленников, повернули назад, на север.
   Тем временем Томас бежал. У него была кольчуга, лук, мешок со стрелами и пустой ларец, но все остальное было потеряно. Он бежал во тьме.
   Бежал в никуда.

* * *

   Ги Вексий понимал, что потерпел неудачу. Это было обидно. Он послал всадников в лес, чтобы те выгоняли любых беглецов на открытое место, а они ввязались в ненужную бойню с коредорами. Вдобавок еще и потеряли бойца. Тело было доставлено в Астарак, где Вексий ранним утром предал убитого земле. Шел дождь. Он начался в полночь и не прекратился с рассветом; в могиле, вырытой под оливковыми деревьями, стояла вода. Трупы пленных коредоров, обезглавленных накануне вечером, валялись на краю рощи, но своего человека Ги хотел похоронить как положено. Когда раздетого, оставшегося в одной рубашке ратника скатили в неглубокую, хлюпающую яму, голова покойного откинулась, и Вексий увидел рану на шее.
   — И почему он не надел свое ожерелье? — спросил он одного из участников нападения на коредоров.
   Ожерельем конные воины называли не украшение, а латный воротник, прикрывавший шею. Вексий припомнил, что покойный гордился этим элементом доспехов, который снял с убитого после какого-то давнего боя.
   — Как не надеть, он надел.
   — Кто же его так ловко пырнул мечом? — заинтересованно спросил Вексий.
   Он считал, что любое знание полезно, а знание о случившемся в бою полезно вдвойне, ибо помогает воину уцелеть.
   — Да не мечом его ткнули. Достали стрелой, — ответил ратник.
   — Из арбалета?
   — Вроде как из лука. Стрела длинная. Ожерелье пробила... ну и горло тоже.
   Боец осенил себе крестным знамением, молясь о том, чтобы его миновала такая участь.
   — Лучник скрылся, — завершил он рассказ, — шмыгнул в лес и был таков.
   И только тут Вексий сообразил, что среди коредоров, возможно, находился Томас. Конечно, и кто-то из разбойников мог выстрелить из охотничьего лука, но это казалось маловероятным. Он захотел узнать, где стрела, но ее уже выбросили, и никто не знал куда. Чтобы разобраться во всем, Ги в утреннем тумане повел своих людей вверх к кряжу, а потом на юг, где еще валялись тела. Моросил дождь, вода стекала с конских попон и просачивалась под доспехи, так что металл и кожа натирали захолодевшую кожу. Люди Вексия ворчали но самому Вексию, казалось, все было нипочем. Оказавшись на прогалине, он оглядел разбросанные трупы и увидел то, что искал. Из глаза коренастого бородача торчала стрела, и Вексий, спешившись, убедился, что это длинная стрела из ясеня, оперенная белыми гусиными перьями. Он вырвал ее из глазницы покойника и пригляделся к длинному тонкому острому наконечнику. Английскому наконечнику. Потом Вексий присмотрелся к оперению.
   — Знаете ли вы, — сказал он своим людям, — что англичане используют гусиные перья только из одного крыла? — Он погладил влажные перья, которые удерживались на месте шнуром, пропитанным зеленоватым клеем. — Из правого или из левого, это не имеет значения, но перьями из обоих крыльев одну стрелу никогда не оперяют.
   В приступе внезапного раздражения он сломал стрелу. Черт побери! Стрела английская, а это значило, что Томас был здесь, и чертовски близко. Был и бежал. Но куда?
   Один из его людей предложил поехать на запад, чтобы прочесать долину реки Жер, но Вексий сердито буркнул:
   — Англичанин не дурак. Сейчас он, наверное, за много миль отсюда.
   Правда, он мог находиться и всего лишь в нескольких ярдах, наблюдая за ними из зарослей или с вершины каменного утеса.
   Вексий стал вглядываться в темную стену леса, пытаясь представить, как бы он поступил на месте Томаса.
   Отправился бы домой, в Англию? Но зачем лучнику вообще понадобилось сюда возвращаться? Томас был отлучен, отвергнут товарищами и соратниками, изгнан из города, но вместо того, чтобы поскорее убраться в Англию, он направился на восток, в Астарак. Зачем? Так или иначе, там обшарили каждую щель, и уж теперь-то ему там делать нечего. Куда же он направится?
   На всякий случай Ги Вексий осмотрел пещеры, но там было пусто. Томас исчез.
   Ничего не добившись, Вексий вернулся в монастырь. Пора было уезжать, и он направился туда, чтобы забрать оставшихся людей. Шарль Бессьер собрал своих: его головорезы сидели на лошадях, нагруженных награбленным добром.
   — И куда ты направляешься? — спросил его Вексий.
   — Туда, куда и ты, монсеньор, — ответил Бессьер с саркастической любезностью, — буду помогать тебе искать англичанина. Только вот где нам его искать? — язвительно добавил он, зная, что Ги Вексий не знает на это ответа.
   Вексий промолчал. Дождь шел не переставая, превратив дороги в полосы болотной жижи. На северной дороге, которая вела в Тулузу, показалась группа путников. Человек тридцать или сорок, все пешие, они явно направлялись в монастырь в поисках крова и убежища. Ручные тачки, нагруженные инструментами и сундуками со скарбом, указывали на то, что эти люди — беженцы. На тележках везли и трех стариков, слишком слабых, чтобы месить дорожную грязь. Некоторые из людей Бессьера направились в их сторону, взглянуть, нет ли чем поживиться, но он, обогнав ратников, подъехал первым. Признав по лакированным доспехам и гербу на щите знатного рыцаря, путники опустились на колени в дорожную грязь.
   — Куда путь держите? — спросил Вексий.
   — В монастырь, монсеньор, — ответил один из путников, снимая шапку и кланяясь.
   — А откуда вы?
   Последовал ответ, что они из долины Гаронны, в двух днях пути к востоку, из дальнейших же вопросов выяснилось, что это четыре ремесленника со своими семьями; плотник, седельщик, колесный мастер и каменщик. Все из одного города.
   — А что там случилось? — решил узнать Вексий.
   Он сомневался, что происходящее там имеет для него хоть какое-то значение, ибо Томас наверняка не направился на восток, но считал заслуживающими внимания любые сведения, и уж тем более все странное или необычное.
   — Мор, монсеньор, — сказал путник. — Люди умирают.
   — Э, люди всегда умирают, — отмахнулся Вексий.
   — Умирают, монсеньор, спору нет. Но не так, — смиренно промолвил беженец.
   Он пояснил, что нынче люди мрут сотнями, если не тысячами. Ну а эти семьи при первых признаках морового поветрия решили пуститься наутек. Бежали многие, не они одни, но большинство двинулось на север, в Тулузу, в то время как эти четыре семьи, дружившие между собой, решили поискать безопасности на юге, в холмах.