Страница:
«Будучи воспитан в духе строго православном и верноподданническом, на пути своём встречал явления, возмущающие мой патриотизм, любовь к государю и родине, в особенности изводили меня поляки, смеющиеся над всем русским. Что я не преувеличиваю, служит доказательством то, что, когда в Киеве в великий пост, кажется 1900 году, был бунт, об одном из открытых мною последователей этого движения мною было донесено киевскому полицмейстеру полковнику Церпицкому, производящему обыск у этого лица, которое было задержано. В прошлом году, в бытность мою на службе во владивостокской полиции, мне удалось обнаружить ряд преступлений. Сопоставляя, так сказать, моё политическое направление, я заключаю, что обладаю чисто природной наклонностью к жандармской службе. Ввиду же этого, что я имею обширный крут знакомых в разных сферах общества, что участие моё в печати (сотрудничество в „Дальнем Востоке“, „Владивостоке“ и московской „Русской правде“) не только замаскирует мою настоящую профессию, но даст мне возможность соприкасаться с интересным для наблюдений элементом людей, я осмеливаюсь просить Ваше высокородие не отказать в представлении о назначении меня политическим агентом, причём, так как эта служба потребует посещения лекций и других общественных собраний, соответствующего платья и вообще приличной жизни, во Владивостоке не дешёвой, то месячное моё жалование не может быть ниже 100 рублей, сверх путевых и других расходов на случай командировок в разъезд. Кроме того, ввиду состояния моего во Владивостокской дружине стрелков, прошу в отношении чинопроизводства зачесть мне на службу со дня увольнения моего из суда, т. е. с 31 декабря 1903 года. Владивосток, 16 июня 1904 года».(К этому прошению были приложены документы, из которых видно было, что Кива держал в Киеве испытание на должность нотариуса и даже исполнял таковую в Херсонской губ.).
А вот ещё «журналист» – Вейсман (Вайсман), Симон (Шимон), Моисеев (Мордков). В 1904 году Вейсман обратился к заведующему агентурой Департамента полиции на Балканском полуострове Тржесяку с таким ходатайством:
"Вследствие переданного вами мне распоряжения господина директора Департамента полиции о закрытии агентуры, имею честь покорнейше просить при ликвидации дела в Вене не отказать принять в соображение нижеследующее:Со своей стороны Тржесяк, в представлении директору Департамента полиции от 14 января 1904 года просил оставить «на дальнейшей службе агентуры» секретного сотрудника своего в Вене Шимона-Мойшу Мордкова Вайсмана – «он же Орлов». Из доклада особого отдела Департамента полиции директору оного видно, что Вайсману предполагалось выдать пособие в 3 тысячи рублей.
В 1890 году, заведуя редакцией газеты «Одесские новости», я по приглашению покойного начальника жандармского управления в Одессе генерала Цугаловского поступил на агентурную службу в качестве секретного сотрудника. По смерти генерала Цугаловского я продолжал эту службу у его преемника полковника Пирамидова до 1895 года, заведуя в то же время редакцией газеты «Одесские новости». Наблюдению моему в Одессе вверен был украинофильский кружок профессора Марковича и социал-демократический, во главе которого стояли Капелюш, Иванов-Квартерников, Лернер, Вельтман и др.
В 1895 году по приглашению полковника Будзиловича я перешёл на службу в заграничную агентуру и до настоящего времени обслуживаю таковую в Вене, где первые пять лет состоял студентом Венского университета на медицинском факультете и затем занимался журналистикой, работая в заграничных и русских газетах в качестве корреспондента, поддерживая постоянные сношения с русским революционным кружком, существующим в Вене.
Последние оглашения заграничных и русских газет по делу брата моего Александра Вайсмана совершенно подорвали моё положение в Вене; скомпрометированный как агентурный сотрудник Департамента полиции, я потерял сотрудничество в газетах «Одесские новости», «Русские ведомости» и др., что, лишив меня главного заработка, поставило меня в совершенно безвыходное положение в материальном отношении.
Ввиду вышеизложенного и принимая во внимание, что мне неизвестно, угодно ли будет Департаменту полиции впредь пользоваться моими услугами по революционно-, му делу, я почтительнейше просил бы Вас доложить господину директору Департамента полиции нижеследующую покорнейшую просьбу:
1) За четырнадцатилетнюю службу в агентуре, условия которой Вам известны, я, не предполагая оставаться больше за границей, покорнейше просил бы предоставить мне и моей жене Регине Викторовне право повсеместного жительства в России.
2) В том случае, если Департамент полиции признает возможным и впредь оставить меня на агентурной службе за границей или в России, я осмеливаюсь просить о сохранении моего последнего содержания по 500 франков в месяц и об ассигновании необходимой прогонной суммы на случай моего перемещения.
3) В случае же если Департамент полиции не признает возможным оставить меня на дальнейшей агентурной службе, то ввиду того, что потеря единственного источника моего заработка журналиста произошла по обстоятельствам, от меня не зависящим совершенно, и что с потерей и агентурного моего содержания мы с женой остаёмся без всяких средств к жизни, я покорнейше просил бы Вас, доложив все обстоятельства моей агентурной службы, сохранить за мной получаемое мною агентурное содержание до мая 1904 года, а затем предоставить мне и моей жене повсеместное право, жительства в России; я покорнейше просил бы Департамент полиции во внимание к долголетней моей агентурной службе и к настоящему моему безвыходному материальному положению не отказать назначить мне либо единовременное пособие, либо пенсию, по усмотрению Его Превосходительства господина директора Департамента.
Симон Моисеевич Вайсман".
Иценов Лейба Вениаминов. Из донесения Иркутского губернского жандармского управления от 10 сентября 1905 года усматривается, что И., три раза привлекавшийся за разные преступления и отсидевший 4 года в тюрьме за кражу со взломом, поселившись в Иркутске, предложил полиции свои услуги по уголовному сыску, а затем, сблизившись с ним, «занялся политическим розыском». 3 июля к дому генерал-губернатора был подброшен «снаряд», по отзывам экспертизы незначительной силы и не подготовленный к взрыву. Наблюдавшими за злоумышленниками, подготовлявшими «покушение», оказались Иценов и Петров, которые опознали одного из преступников в лице живущего в с. Листвиничном рабочего Кронберга, но дознание установило, что он жил безвыездно; тогда И. открыл покушавшихся на ст. Иннокен-тьевской, но указанные им два еврея оказались повинными лишь в том, что не дали ему соответственной взятки при хлопотах о «праве жительства».
А вот другой сибиряк – Блиц Александр, состоя в должности агента охранного отделения и лидера красноярского отдела Союза русского народа, в продолжение двух последних лет охранял в Красноярске «закон и порядок». Не считая мелких делишек, его указаниям приписывается арест в октябре 1908 года редактора местной газеты Желудского, «разоблачившего неблаговидную деятельность Блица в Знаменском женском монастыре. Сильное впечатление также произвёл арест смотрителя местной тюрьмы». В конце концов посыпались доносы на губернатора; последний в совещании с прокурором и начальником жандармского управления предложил удалить Блица, но те нашли деятельность его «чрезвычайно полезной». Губернатор, однако, выслал Блица как человека, опороченного по суду, но влияние и связи Блица оказались превышающими власть губернатора, и он вскоре был, по распоряжению генерал-губернатора Селиванова, возвращён в Красноярск Биография Блица интересна. В конце 90-х годов он жил в Минусинске, катался часто на тройках, и обыватель говаривал: «Енерал Блиц катаются»; вскоре он очутился на скамье подсудимых: возникло дело о растрате в транспортной конторе, затем о ложном доносе его на своего кума, податного инспектора Цитовича, потом о подлоге в метрике, наконец, после 19 месяцев сидения в тюрьме, Блиц уже фигурировал в качестве обвиняемого в похищении у Аджикидзе 445 рублей 72 копеек денег, бриллиантового кольца стоимостью в 300 рублей, кинжала, сюртука, штиблет, нескольких пар карпеток, ночных рубашек, носовых платков, всего вещей и денег на сумму тысячу рублей. Это не мешало ему быть «вторым губернатором», пока не последовал арест его за участие в ограблении почтового поезда (на 285 тысяч рублей).
Пономарёв Леонид Николаев, бывший студент Горного института.
«С 1895 года непрерывно оказывал содействие розыскной деятельности вверенного мне отделения, обследуя противоправительственные организации в среде учащейся молодёжи и постоянно наблюдая за ходом обструкционного движения в институте. Пономарёв, по постановлению совета, был уволен из названного учебного заведения без права обратного приёма, причём мотивами его увольнения были приведены совершенно другие обстоятельства, а истинная подкладка дела была известна лишь таким заведомо неблагонадёжным лицам, как профессора Долбня и Матинский, под давлением которых и обструкционной группы и состоялось вышеупомянутое постановление совета… Блестящее прохождение курса Пономарёвым давало полное убеждение в успешном окончании института с званием горного инженера, и ныне представлялось бы крайне нежелательным, чтобы этот трудолюбивый молодой человек, вполне правительственного направления, был лишён возможности закончить своё образование и получить учёное звание…»Так докладывал 1б июля 1902 года директору Департамента полиции начальник Петербургского охранного отделения Сазонов, который вместе с тем ходатайствовал о предоставлении Пономарёву права держать испытание на звание горного инженера при горном департаменте Министерства земледелия и государственных имуществ. Домогательство это не было удовлетворено, и отец Пономарёва обратился к министру внутренних дел с прошением о принятии его сына в Томский технологический институт; он писал, между прочим, следующее:
«Ваше Высокопревосходительство, осмеливаюсь покорнейше просить Вас, не найдёте ли возможным разрешить моему сыну лично принести Вам доклад в своё оправдание, так как все описать по его делу невозможно, а знал все это подробно покойный полковник Пирамидов, бывший начальник охранного отделения, который доверял сыну во всем, давая ему всевозможные поручения по пресечению государственных преступлений. Сын, поступив тайно в охранное отделение, под фамилией Ермолаев, ещё при генерал-майоре Секеринском, в продолжение шести лет нёс службу совместно с пребыванием в институте, что доставляло ему массу труда, теперь так бесследно пропавшего, вследствие неудачно сложившихся для него обстоятельств во время последних студенческих беспорядков. О Вашем милостивом решении прошу известить меня по месту жительства: г. Феодосия, Казанская ул., д. №1б. Отставной вахмистр Ермил Пономарёв».Получить «учёное звание» Пономарёву все же не удалось, и он зачислился вольноопределяющимся в Екате-ринославский полк; находясь в Москве, он агентурил без всяких видимых результатов для местного охранного отделения, 5 апреля 1903 года он доносил, например, Ратко:
«В Новой деревне должны собраться штундисты, которым в Питере покровительствует Ливен и другие знатные дамы».Пономарёва послали, однако, шпионить на театр военных действий. В 1906 году он уже числился офицером корпуса жандармов; тогда же Департамент полиции командировал его на границу, где он «открыл» контрабандные пути, подкупив таможенных чиновников в Вержболове, но был изобличён на суде в этой провокации. Побыв некоторое время помощником начальника охраны Таврического дворца (при Госдуме), Пономарёв перевёлся адъютантом в какое-то сибирское жандармское управление.
7 октября того же года Пономарёв, уже подпоручик, обратился к Сазонову с просьбой: «Будучи сотрудником вверенного вам охранного отделения, я и в настоящее время, по производстве в первый офицерский чин, хотел бы быть вам полезным, что вполне возможно, если я буду назначен в одну из частей войск, квартирующих в С-Петербурге. К сожалению, быть назначенным в Петербург очень трудно, не имея знакомств в Главном штабе. Не найдёте ли возможным ходатайствовать о назначении меня на имеющуюся вакансию в 198-м пехотном Александрово-Невском полку…»
Но не все мечтавшие надеть синий мундир были так счастливы в своих стремлениях. Вот, например, Галенкин Леонид; он обратился к вице-директору Департамента полиции НЛ.Зуеву с письмом следующего содержания:
"Представляя при сём для сведения мой краткий curri culum vitae, имею честь почтительнейше просить Ваше Превосходительство, не признаете ли Вы возможным поддержать просьбу полковника А.Н.Ваулина, направленную на имя директора Департамента о назначении мне как агенту при рязанском губернском жандармском управлении содержания.Несмотря на знание воровского арго и светские манеры, Галенкин не сделал карьеры. Не подошёл.
Из приложения, Ваше Превосходительство, изволите усмотреть, что моя прежняя продолжительная и разносторонняя деятельность служит уже сама по себе солидным ручательством в моей.достаточной подготовке для исполнения обязанностей агента, а уменье быть наблюдательным, житейский такт, уравновешенный характер, подвижность, абсолютная трезвость и безукоризненно светские манеры помогут мне симулировать мою профессию и, кроме того, я сумею ассимилироваться во всякой среде. Я полагаю, что даже в трущобах, «на дне» я был бы свой человек, ибо в совершенстве мог бы владеть и простонародным и «воровским» арго. Последнее я говорю, конечно, кстати.
Прекрасно зная обязанности службы и понимая, что каждый служащий должен стоять на высоте своей задачи, а равно и то, что аккуратная и добросовестная исполнительность и строгое понимание дисциплины являются первыми обязанностями чиновника, я могу уверить Ваше Превосходительство, что чины корпуса жандармов найдут во мне самого ревностного исполнителя всех своих заветов, желаний и поручений, т. е. тех, которые они преследуют и на страже которых стоят, и им я никогда не изменю.
Кн. Мещерский говорит: «Группируйте и объединяйте и в центре, и в губернии всех убеждённых приверженцев порядка, ищите и созидайте из них главный штаб в местные отряды людей порядка». К категории этих лиц я всем своим помышлением принадлежу и уверен, что делу принесу существенную пользу.
С чувством глубокого уважения и искренней преданности имею честь быть Вашего Превосходительства покорный слуга Леонид Галенкин.
Четыре года тому назад я имел честь представить Вашему Превосходительству письмо Е.К.Муромцевой, написанное на французском языке. На основании этого письма Вы изволили рекомендовать меня Сергею Васильевичу Зубатову.
Г. Рязань, 27 сентября 1904 года".
Перлин, Нахман (Менахим) Израиль (Сруль) Сенде-ров-Лейбов, из уманских мещан; бывший студент Новороссийского университета. В списке, приложенном к донесению от 12 января 1904 года Департаменту полиции жандармского полковника Тржесяка по случаю закрытия агентуры на Балканском полуострове, которым он заведовал, значилось:
«Перлин, Нахман Сендеров, в св. крещении Наум Александров, упоминаемый под №413 розыскного списка, проживает под именем Александрова. Доктор, женат; имеет двух малолетних детей. Привлечённый к дознанию о государственном преступлении и арестованный 10 августа 1880 года сотрудник Александров с этого же времени поступил на секретную службу к предместнику моему полковнику Будзиловичу, служившему тогда в Одессе, способствовал раскрытию в Одессе офицерского кружка и кружков Делеимцкой, Гринцера, Рашевского, Кириллова, Мармортштейна и др. С назначением полковника Будзиловича в заграничную агентуру сотрудник Александров, состоявший в Одессе под гласным надзором полиции, бежал в Румынию, где и способствовал организации в Румынии и Болгарии революционной агентуры. В 1888 году сотрудником Александровым были переданы полковнику Будзиловичу сведения о готовившемся русскими революционерами в Париже динамитном взрыве. Желая упрочить затем своё агентурное положение, сотрудник Александров в 1891 году поступил в Бухарестский университет, который окончил в 1902 году. За это время им были доставлены сведения об отъезде революционеров Черкесова и Бурцева из Бухареста в Лондон; выяснен паспорт революционера Рай-чина и организованы аресты революционеров Ананьина и Корсакова, а такая попытка ареста революционера Бурцева. Независимо от сего сотрудник Александров неоднократно выполнял различные агентурные поручения полковника Будзиловича и мои. Мне лично сотрудник Александров во время проживания в Бухаресте неоднократно передавал агентурные сведения, касающиеся местных эмигрантов, и детально познакомил меня вначале с положением эмиграции во всем районе агентуры. По окончании Бухарестского университета со степенью кандидата сотрудник Александров с разрешения Вашего превосходительства, изложенного в письме действительного статского советника Ратаёва, от 15 мая 1902 года, за №3499, выехал в Париж для усовершенствования своих учебных занятий в клинике умершего профессора Шар-ко. Осенью 1903 года, защитив докторскую диссертацию, сотрудник Александров переселился на постоянное жительство в Софию. Для приобретения необходимых медицинских инструментов и устройства практики в Софии, как врача по нервным болезням, сотрудник Александров ещё до отъезда своего в Софию просил меня ходатайствовать перед Вашим Превосходительством о ликвидации дел с ним и о выдаче ему единовременного пособия для совершения переезда из Парижа в Софию, ввиду чего я имел честь просить Ваше Превосходительство в донесении моем от 3 октября 1903 года за №507 о выдаче сотруднику Александрову единовременного пособия при окончательной ликвидации с ним дела в размере 5 тысяч рублей во внимание к восемнадцатилетней службе его агентуре Департамента полиции».Наверное, дали.
* * *
Начальник Бакинского губернского жандармского управления донёс 15 мая 1904 года Департаменту полиции:»По прибытии моем в г. Баку ко мне начал приходить молодой человек-татарин и сообщать отрывочные сведения о тех и других проявлениях антиправительственной деятельности. Ближайшее ознакомление с этим молодым человеком (оказавшимся сыном одного из местных очень зажиточных домовладельцев потомственных беков (дворян): Иса-Бек, сын Гаджи-Мехти-Кули-Бека Ашур-бекова, 25 лет, семейный, магометанского вероисповедания, получивший домашнее образование в программе среднего учебного заведения, весьма развитый) показало в нем человека в высшей степени честного и преданного, а сообщаемые им сведения по проверке всегда подтверждались. Само собою, что приобретение такого человека явилось положительною находкою, тем более, что на мой вопрос, чем можно его вознаградить, он заявил, что он никакого денежного вознаграждения не желает, а делает все это из любви к царю и отечеству – России. Скромность не позволила ему сказать, что, отказываясь от денежного вознаграждения, он мечтает о получении ордена, но я исподволь выспросил его об этом.Орден, конечно, дали, а в 1905 году во время Бакинской резни Ашурбеков выступил уже как главный подстрекатель татар к избиению революционеров.
К ноябрю месяцу прошлого 1903 года под моим руководством деятельность Иса-Бека Ашурбекова приняла вид агентурной сети на промыслах Балаханы-Сабунчи и отчасти Романы, так как он завёл у себя 5 человек татар-филёров, которым он из своих средств платил ежемесячно жалованье и которые с агентурной целью вошли в местные группы и кружки.
В бытность мою в С. – Петербурге, в ноябре прошлого года, я имел честь лично докладывать Вашему превосходительству об Иса-Бек Ашурбекове, и Вы изволили мне разрешить пообещать ему получение ордена…
По возвращении моем я сейчас же сообщил Иса-Бек Ашурбекову о последовавшем соизволении, и он с замечательным усердием и даже самоотвержением взялся за дело, принеся огромную пользу, так как благодаря его деятельности мне удалось локализовать начавшиеся в январе забастовки, не допустить до сих пор ни одной массовой сходки, по его указанию обнаружить и арестовать: тайную типографию (Малеевского и его двух соучастников, нелегально проживавших Шишкиных, оказавшихся Моча-ловым и Урановскою), выяснить личность и деятельность: доктора Фейнберга, Бирновского, инженера Винтёра, Людвига Кнунянца и других лиц, как-то: Студнева, Дер-лиха, Ионсона Банцыра и др., из которых многие ещё не арестованы, но уже достаточно освещены. Затем ему же принадлежит и изъятие из обращения нескольких тысяч (7 – 8) преступных изданий, предназначавшихся для Балаханско-Сабунчинско-Ромднинских районов, где он не допускал распространения этой литературы. Особенно же усиленно и с наибольшим риском Иса-Бек Ашурбеков работал перед наступлением мая и в первых его числах, и я должен признать, что ненарушенное спокойствие в районе его деятельности во всем обязано ему – Иса-Беку Ашурбекову, а потому, считая понесённые им труды (помимо больших денежных затрат, так как он, проживая в с. Сабунчи, почти ежедневно ночью приезжал ко мне для докладов и получения указаний) вполне заслуживающими поощрения, я, руководствуясь вышеизложенным разрешением, прошу ходатайства Вашего Превосходительства о награждении потомственного Бека-Иса-Бека, сына Гаджи-Мехти-Кули-Бека Ашурбекова орденом св. Станислава 3-й степени, для нехристиан установленным".
Начальник Нижегородского охранного отделения Греш-нер донёс директору Департамента полиции сентября 1904 года:
«В настоящее время из числа заслуживающих по своей деятельности внимания секретных сотрудников мною приобретены: Татьяна Александровна Алакшина (псевдоним Терентий Алексеев Цаплин), привлечённая по делу ареста 19 июня в г. Н.Новгороде тайной типографии, и Михаил Морозов. Этими лицами доставлены мне сведения, представленные при записке от 8 и 25 августа за №1018 и 1078».Однако о предательстве Алакшиной ввиду данных ею при Нижегородском губернском жандармском управлении откровенных показаний стали догадываться, и она поспешила перебраться в Самару, где продолжала свою шпионскую деятельность. 7 января 1905 года тот же Грешнер сообщил Департаменту полиции следующие агентурные сведения:
«К самарскому комитету партии социалистов-революционеров принадлежат, как члены таковой, следующие лица: 1) сотрудники „Самарской газеты“ Василий Викторов Леонович, 2) Виктор Васильевич – фамилия пока неизвестна, 3) некто Василий Васильевич Агапов и 4) заведующий страховым отделом в земстве Михаил Иванов Сумгин. Из них Леонович заведует пропагандой среди учащихся, Виктор Васильевич – среди рабочих, на Агапова выдаются адреса явки, а Сумгин предоставляет работу в земстве, как средство к жизни, лицам, привлекавшимся к делам политического характера. В доме №100 по Со-кольничьей улице в квартире девицы Павлы Аникиевой Трофимовой находится конспиративная квартира, в коей устраиваются сходки рабочих, где пропагандируют, вышеназванный Виктор Васильевич, некая Надежда Ивановна Чугунова и молодой человек Григорий Иванович Гришин. Среди учащихся ведут пропаганду некто Анатолий Розаль-ев и сожительница его девица Зося, полька. Для самарской подпольной типографии доставляет шрифт и краску наборщик типографии Жданова Георгий Михайлов Губанов, на коем и держится все дело».Несколько позднее тот же начальник охранного отделения, ездивший в Самару для свидания с Алакшиной, уведомил Департамент полиции о выяснении местонахождения печатни – на каком-то хуторе, верстах в 30 от Самары.
Ввиду серьёзности сведений наблюдение по этому делу было поручено филёрам летучего отряда, находившимся тогда в Самаре, которые, впрочем, ничего особенного не выяснили, и произведённые затем у намеченных лиц обыски никакой типографии не обнаружили.
Сконфуженная такими результатами своего доносительства Алакшина перебралась в Казань и здесь выкинула «трюк»: она написала «анонимку» прокурору – на себя. Её обыскали, нашли нелегальщину, взяли под стражу, но после соответственного уведомления Департамента полиции освободили.
Позднее Алакшина появилась (в 1906 году) в Уфе, но и тут ей не повезло: товарищи перехватили её письмо в «охранку», и она была опубликована по поволжским организациям, как шпионка.
Монакова Антонина, крестьянка. В 1901 году в г. Ни-кольске Вологодское губернское жандармское управление обнаружило в сенях пакет с надписью «Передать домашним. А.Воронецкий», содержащий 4 письма Антонины Монаковой и рукописный устав тайного общества «Кредо».
При разведке выяснилось, что Воронецкий ведёт нетрезвый образ жизни и даже имел намерение покончить с собой, а также, что он вполне благонадёжен и что Монакова, поссорившись с ним, написала анонимный донос на него жандармскому управлению. Свидетели удостоверили, что Монакова отличается нетрезвым поведением, легко вступает в любовную связь и обыкновенно выдаёт себя за политическую ссыльную, рассказывала о себе, что она дочь генерала, окончила курс в гимназии и привлекалась по выдающемуся государственному преступлению, тогда как в действительности Монакова – дочь крестьянина, нигде почти не училась, несколько раз судилась за кражу и бесписьменность, отбывала за это в Устюгском женском монастыре заключение и была привлечена раз к дознанию за оскорбление Величества.