Страница:
Король с любопытством покосился на разъяренного Бальдера, чье лицо, как всегда в минуты крайнего раздражения, пошло красными пятнами. Он любил сплетни не меньше своих подданных и стараниями самого графа Йоркского был наслышан о его бедах. Они его забавляли. Кроме того, столь бойкий молодой человек, так ловко сумевший соблазнить знатную леди (в конце концов, это же не жена Ричарда, а беды ближнего, тем более такие личные, всегда в глубине души веселят), заслуживал внимания.
– Уж не этот ли молодой человек так ловко проник в вашу спальню? – со смехом спросил он. – Только можно ли обвинять его в предательстве, если ваша супруга сама открыла дверь? Вам следовало бы лучше следить за своей красавицей женой, чем обвинять кого-то в предательстве. Молодой оруженосец будет участвовать в общем бою.
Бальдер только скрипнул зубами. Но… С королем, конечно, не спорят, и он смог сделать только одно – покоситься вслед уже успевшему уйти недругу и прошипеть:
– Общий бой? Ну ладно, посмотрим. Там ты мне попадешься…
ГЛАВА 5
– Уж не этот ли молодой человек так ловко проник в вашу спальню? – со смехом спросил он. – Только можно ли обвинять его в предательстве, если ваша супруга сама открыла дверь? Вам следовало бы лучше следить за своей красавицей женой, чем обвинять кого-то в предательстве. Молодой оруженосец будет участвовать в общем бою.
Бальдер только скрипнул зубами. Но… С королем, конечно, не спорят, и он смог сделать только одно – покоситься вслед уже успевшему уйти недругу и прошипеть:
– Общий бой? Ну ладно, посмотрим. Там ты мне попадешься…
ГЛАВА 5
Поединком Монтегю и Стаффорда день завершился, и Джоржд Элдли, к тому моменту успевший выбраться из своих доспехов, радостно оскалил зубы в улыбке. Зубы у него были безупречные.
– Ну, как ты? Где, кстати, остановился?
– Да нигде.
– Ясно. На этот вечер могу пригласить тебя к себе. Вернее, к графу Бёгли, который сегодня позвал гостей, и нас, конечно, угощением не обойдут. Завтра он вряд ли будет рад тебе – после больших трат на пиршества его охватывает жадность и он начинает на всем экономить.
– Какой странный лорд, – изумился Дик.
– Ничего странного, только поэтому он время от времени еще может устраивать такие роскошные приемы, как сегодня. С финансами у него не все ладно.
– Бывает.
– Но завтра ты сможешь переночевать в королевском дворце. Не волнуйся, после завтрашнего дня ты станешь совсем своим в этой армии едоков. – И он покровительственно похлопал нового друга по плечу.
Разумеется, Дик не стал отказываться, только предупредил:
– Я не один.
Джордж только руками замахал, мол, что за беда. Граф Бёгли был владельцем довольно большого дома в Лондоне, который, конечно, мог вместить всех гостей, но только на время пира, не более того. Это относилось в первую очередь к знатным гостям, они после угощения и развлечений должны были вернуться к себе. Дик же и Серпиана вполне могли переночевать где-нибудь в уголке, в комнате, до отказа набитой спящими. Они нисколько не смущались подобной перспективой. Дик, говоря по правде, хотел только одного – поесть и был уверен, что того же хочет и его спутница.
– Жареное-то мясо ты ешь или тебе необходимо закусывать сырым? – спохватился он уже почти на пороге трапезной залы.
Девушка успокоила его:
– Время от времени нужно, но не так часто. Обойдусь, если, конечно, на этом столе будет мясо.
Мясо было. Граф решил нарушить обычай, в соответствии с которым все блюда подавались сперва на верхний стол, и гости выбирали себе все, что им нравится, по старшинству, постепенно передавая блюда все ниже и ниже по столу. Разумеется, лучшие лакомства и здесь предлагали сперва хозяину и его почетным гостям, но на каждый стол поставили по огромному блюду с самым незатейливым мясом – говядиной, свининой, курятиной, и, по крайней мере, оно-то должно было достаться оруженосцам и старшим слугам (младшие все равно оставались голодными, потому что бегали с блюдами). Возле каждого гостя они положили стопку лепешек, потому что на такую ораву мисок не напасешься, и их не было вовсе, только у самых знатных, да и то они предназначались для костей.
Дик ухаживал за Серпианой, а его потчевал Джордж. Он, находящийся в фаворе у графа Бёгли, сидел довольно высоко, хотя не имел сколько-нибудь стоящего титула (все досталось его старшему брату, как водится), и нового друга и его спутницу посадил рядом с собой. Хозяин дома, уже успевший выпить королевского вина в почетной ложе, был настроен благодушно и не заметил этого. Молодой корнуоллец начал с того, что подволок поближе к себе отлично прожаренного каплуна с большого блюда и показал на него девушке, мог, угощайся, пока есть. Та радостно улыбнулась – любому мясу она предпочитала птицу – и вцепилась зубами в оторванную ножку. Зубки у нее были белые и очень мелкие.
– За короля! – воскликнул кто-то из знатных гостей, и кубки, наполненные у кого чем, взлетели над головами. Король, который не пренебрег приглашением графа Бёгли, поощрительно покивал. Его золотой кубок, изукрашенный агатом, был полон лучшего вина, и слуга с кувшином стоял за его спиной, зорко следя, чтоб в королевской чаше не показалось дно.
Выпили. Дик налил себе пива – оно было куда приятней, чем то кислое вино, которое оказалось на их столе, – и подставил свою лепешку под кусок пирога, приехавший с верхнего стола. Из кухни принесли сразу десяток огромных круглых пирогов, начиненных самым разным мясом, потому, хоть знатные гости и взяли себе по куску, осталось еще немало. Дик не стал ждать следующего возлияния вгрызся в начинку, не коснувшись хорошо пропеченной корки. На зубах хрустели мелкие птичьи косточки. Впервые в жизни ему довелось есть пирог с зябликами.
– Хочешь зяблика? – спросил он Серпиану, отламывая кусок от пирога.
– Нет. Я предпочитаю зябликов сырыми, – очаровательно улыбаясь, ответила девушка, догладывая куренка.
Когда с кухни понесли рыбные блюда, знать уже утолила первый голод, начались разговоры и смех. Все обсуждали турнир – конечно, а что же еще?! – и смеялись, вспоминая то графа Норфолка, упавшего на траву, как мешок, то удивленные глаза графа Экзетера под разбитым в лепешку шлемом, то веселого хвастуна Глостера, сбитого наземь в первом же бою. Вспомнили и двоих оруженосцев, позабывших обо всем на свете и заставивших ждать благородных лордов Монтегю и Стаффорда. Дик с улыбкой выслушал лавину беззлобных шуток в адрес двух молодых людей, неопытных настолько, что они забывают обо всем вокруг, когда дорываются до драки, потому как про себя-то прекрасно знал, что ни о чем не забыл, все видел и слышал. Просто не хотел прерываться. С какой стати? Чем он хуже этих надутых графов? Только тем, что родился не в законном браке?
«Если б я родился в законном браке, вы гнули бы передо мною шеи, – подумал он, украдкой косясь на отца. – Потому как я был бы сейчас наследным принцем, графом Пуату и герцогом Аквитанским!». – Эта мысль совершенно поправила его настроение. Тем более что пока никакого наследного принца, графа Пуату и герцога Аквитанского и в помине не было – король не удосужился жениться. Проект марьяжа с сестрой короля французского Алисой (надо же, такое же имя, как у мамы, подумал Дик), расстроился не без участия благородной матушки Ричарда, Альенор Аквитанской. И, кажется, сейчас вернулись к тому же варианту, который был на примете двадцать лет назад, когда Алиса Уэбо еще не разродилась, – брак с дочерью короля Наварры и Португалии Беренгерой.
Оказалось, не у одного Дика мысли пошли в этом направлении. В самом деле, новый король взошел на трон, он уже не так молод – тридцать два года – и до сих пор не женат. Это в мире, где брак двенадцатилетнего мальчика с девятилетней девочкой воспринимается как нечто нормальное? Непорядок! Пусть никто, кроме королевы-матери, не решался заговорить с его величеством напрямую, разговоры по столам пошли, и даже не вполголоса. Дик молча слушал и жевал. Почему-то ему было немного грустно. Он представил свою мать рядом с Ричардом. Пожалуй, они смотрелись бы не хуже, чем любая другая пара. А чем плоха была бы Алиса Уэбо для короля? Да ничем. Просто она – не принцесса, и жениться на ней невыгодно. Вот и все.
Когда на столы понесли сласти, Дик уже был сыт по горло. Он только подталкивал пышные сладкие пирожки на меду и куски имбирного печенья своей спутнице и угощался пивом. Заметив, что и Серпиана стала равнодушна к еде, он наклонился к ней:
– Ты сыта?
– Более чем.
– Тогда пойдем потихоньку.
– Разве ты не хочешь послушать разговоры? – осведомилась она.
Оценив предусмотрительность Дика, Элдли последовал за ними и в коридоре схватил друга за локоть.
– Граф говорил со мной насчет тебя.
– Он позволил остаться? – Дик остановился, придерживая спутницу за руку.
– Да, конечно. И позволил участвовать в завтрашнем бою в качестве оруженосца под его знаменем. Но он поинтересовался у меня, за что тебя так не полюбил Йорк. Из-за той истории с Альенор, я же прав?
– Я на подобные вопросы не отвечаю.
– Да я понимаю! Я и спрашивать бы не стал. Просто я к тому, что завтра на арене Йорк тоже будет. Тебе стоит быть внимательней и осторожней.
– Я буду,конечно.
Джордж удовлетворенно кивнул:
– Ну вот, хоть один здравомыслящий человек на моей памяти.
В тот уголок, где предполагал устроиться, Дик навалил большую охапку соломы, потом еще одну и уложил Серпиану у стенки, отделив ее своим телом от зала. Во избежание. Даже Элдли поглядывал на девушку с интересом, хоть и не напоминал человека, способного уводить девушек у друзей. С Джорджем они успели выпить вместе несколько больших кружек пива, запить их большими кубками вина и поклясться в вечной дружбе.
– Надо выспаться. – Элдли зевнул во весь рот. – А то завтра…
Дик не успел дослушать – он отключился.
Наутро ветер разогнал облака, выглянуло солнышко, и сей факт у рыцарей, которым предстояло целый день жариться в железной чешуе, вызывал никак не радость, а только уныние. Но бой был назначен именно на этот день, а приказать солнцу не мог даже король. Впрочем, ему-то как раз и не предстояло жариться – распорядитель турнира и сенешаль сумели убедить государя, что правителю негоже участвовать в схватке, в которой будут толкаться не только знатные графы и бароны, но и всякая шушера. На самом деле они просто опасались, как бы государство не было принуждено еще раз тратиться на коронацию, потому что на турнирах, как в бою, бывает всякое. Кроме того, до сих пор неизвестно, кого на этот раз пришлось бы короновать – то ли молодого Иоанна, брата нынешнего короля, то ли малыша Артура, племянника. Как известно, гражданская война обходится еще дороже. Короче, лучше поберечь то, что есть. Если на войне король, как правило, стоит на холмике позади войска, наблюдая за ходом боя, и наибольшее, что ему грозит, – это плен, то турнир куда более непредсказуем. Не бывало еще ни одного турнира, после которого не случалось похорон.
На этот раз король послушался уговоров, но сам себе пообещал, что это – в последний раз.
Под солнцем шелковые стяги выглядели куда нарядней, чем накануне, страусовые перья искрились вовсю, горела золотая отделка на металле – словом, турнирное воинство представляло собой великолепнейшее, пышнейшее зрелище. Простолюдины, пришедшие сюда только затем, чтоб полюбоваться на чужое богатство за неимением собственного, которым можно щегольнуть, приветствовали появление знати громкими воплями.
Рыцари быстро разобрались под стягами своих сюзеренов, подождали, когда король с недовольным видом уселся в кресло и махнул рукой, разрешая начать. Наблюдая за тем, как с криками отряд кидается на отряд, он подумал, что вот такое созерцание не доставляет почти никакого удовольствия. То ли дело рубиться самому.
Дик из осторожности держался поближе к Джорджу, но вовсе не потому, что так уж боялся графа Йоркского, просто хотел получше сориентироваться. Его стяг он, конечно, разглядел, и теперь ждал, когда граф сделал первый шаг.
Так и случилось. Первыми к Дику подскочили двое оруженосцев Йорка, за ними бежал еще один, и, внутренне смеясь, что, похоже, число три стало для него неизбежностью жизни, молодой воин принялся рубиться. Он спиной чувствовал присутствие Элдли и уже знал, что сзади к нему никто не подойдет. А это, пожалуй, самое главное и единственное условие хорошего боя. Дик встретил первого противника широким сметающим ударом и рассадил ему край щита, сделанного, видимо, не так добротно, как следовало бы. Второй попытался пустить в ход булаву, причем, похоже, куда более тяжелую, чем это было позволительно на турнире.
Отскочить Дик не мог, потому что сзади был Джордж, он поставил щит, принял на него удар и тут же увел в сторону, чтоб не пострадала рука. Палица полетела в землю, и, не тратя времени и развернув меч так, чтоб не пораниться, Дик ударил противника его литой рукоятью в лицо. Шлем, более открытый, чем обычно, предоставил ему такую возможность. Оруженосец Йорка схватился за шлем – Дик сильно ударил его, чтоб наверняка обезвредить надолго, но при этом не убить. Второй его противник фехтовал, как оказалось, не слишком-то хорошо и быстро лишился оружия. Дик толкнул его ногой, отшвырнул подальше, и, поскольку пробраться через ряды сражающихся без оружия было невозможно, незадачливый нападающий попросил пощады. Третий подоспел как раз вовремя, чтоб наброситься на уже освободившегося Дика. Молодой корнуоллец рубился с ним недолго – обернувшийся Элдли помог ему припереть оруженосца к бревну и обезоружить.
На смену оруженосцам явились двое рыцарей все с теми же значками Йоркского графства на тунике, потом еще трое. Но это нападение уже было воспринято как нападение не только на Дика – приближающихся йоркцев увидели все рыцари графа Бёгли и радостно кинулись им навстречу, Молотить противника большой компанией всегда приятней, и Дик с удовольствием раскрутил меч перед шлемом одного из рыцарей – он помнил его еще по времени службы у Йорка и не слишком-то любил. Рыцарь попытался ударить мечом внизу, попал в подставленный щит и заодно получил по шлему сверху – ремешки шлема лопнули, и он упал на траву вместе с подшлемником, открыв растрепанное и растерянное лицо. Это уже был проигрыш.
Любопытствующий мог заметить, как ярится граф Йоркский, видя, что ни один из его людей не может покончить с ненавистным врагом. Бальдер, как и все, прекрасно знал: на турнире случается всякое и если кого-то вынесут с арены на носилках, никто не удивится. Под конец он не выдержал и стал пробиваться к Дику. Перед ним расступались – все-таки он был графом, одним из знатнейших и богатейших в Британии. Молодой корнуоллец развернулся к нему навстречу, заранее улыбаясь, – приятней столкнуться со своим врагом лицом к лицу, чем испытывать мелкие и крупные уколы с его стороны. Кроме того, Дик вспомнил своего коня, застреленного в лесу разбойниками, подосланными, кстати, Йорком, и теперь был доволен, что может хотя бы попытаться дать Бальдеру по физиономии.
Они скрестили мечи, и Альенор на трибуне порозовела от удовольствия, став настолько красивой, что даже король взглянул на нее в раздумье: мол, конечно, не поход, но почему бы и нет… Молодой женщине не могло не понравиться, что в конце концов двое мужчин дерутся из-за нее, и она совсем не думала о последствиях.
Бальдер был силен, как истый потомок викингов, когда-то обосновавшихся на острове, и довольно искусно владел мечом. Дик отпарировал первые выпады Йорка, примериваясь к его манере, и атаковал сам – он тоже был в раздражении. Его нисколько не смущала репутация Бальдера, одного из лучших воинов среди знати, но и ускорить дело он не стремился. Парируя выпады графа, Дик искал возможности добраться до своего противника. Окружающие расступились, в стороне рыцари еще тузили друг друга, те же, кто оказался рядом, просто стояли и смотрели на поединок.
Клинки скрещивались, летели искры, Дик вертелся не желая принимать атаки впрямую – оружие графа было получше, чем у него, и клинок молодого корнуоллца мог сломаться. Это было бы концом – оруженосца, чтоб поднести новый меч, у Дика не было. Он попытался отскочить, но не успел сделать это. Меч прошелся по нагруднику Дика – скользящий удар толкнул его на траву. Падая, он понял, что надо быть осторожней. Йорк, конечно, немедленно решил воспользоваться представившейся возможностью, прыгнул вперед, занося меч, но Дик откатился в сторону и быстро поднялся на ноги. Под удар сверху он подставил щит, не имея возможности предпринять что-либо еще.
Удар тяжелого меча оказался очень силен, куда серьезней, чем позволительно на турнире. Щит треснул и раскололся, пришлось его бросить. Молодой воин был слегка оглушен, он замотал головой, пытаясь прояснить сознание. Бальдер же не терял ни минуты. Он усмехнулся с торжеством, выхватил кинжал и изо всех сил ударил противника в бок.
Но графа ждало разочарование: отлично закаленная сталь пробила кольчугу и натолкнулась на металл. Откуда Бальдеру было знать, что молодой воин поддел еще одну кольчугу – ту, которую снял с лорда Мейдаля. Молодой корнуоллец все-таки решился надеть ее, причем именно так, под обычную, и в бою практически не ощущал дополнительного веса. Теперь же Дик ощутил лишь сильный толчок, кроме того, удар словно бы что-то смягчило. Не тратя времени, он махнул мечом и попал по шлему Йорка. В ушах Бальдера зашумело. Дик ударил еще раз, сбил шлем и добавил кулаком по графской скуле. Йорк рухнул на траву.
От королевской трибуны уже бежали глашатаи, призванные прекратить схватку, заходившую слишком далеко. Разумеется, волновались они не за безвестного оруженосца, а за графа.
Йорка подняли и унесли, и, глядя ему вслед, Дик подумал, что его желание отомстить хоть немного, но утолено. Он скользнул взглядом по трибуне: величавая Альенор, судя по ее виду, ждала, что он поклонится ей, а она, конечно, будет воротить нос, получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Молодой корнуоллец ее горько разочаровал – отвернулся туда, где стояла Серпиана, грустно косящаяся на рассыпанные перья и размышляющая, что неплохо было бы поесть, причем желательно чего-нибудь живого, трепещущего, и послал ей воздушный поцелуй. Девушка-змея не была знакома с этим обычаем – так выражать внимание, но ответила взглядом, полным надежды. И правильно, кто еще мог отвести ее туда, где можно перекусить?
Дик и сам был уверен, что теперь все отправятся на обед. Но ошибся. Раззадоренный увиденным, король вскочил и пожелал также сразиться с кем-нибудь. Оруженосцы Ричарда кинулись за королевскими доспехами.
Сказать по правде, энтузиазма среди рыцарей и знати не наблюдалось. Всей Англии было известно, что король, который очень любит сражаться в поединках, очень не любит проигрывать. Его мстительность, как и многие качества королевской души, не имела границ, и потому ощущался острый недостаток в желающих сражаться. Говоря проще, их попросту не имелось.
– Подожди меня, – бросил Дик Джорджу Элдли и направился туда, где ждал его конь.
Элдли улыбнулся снисходительно.
Оружные и доспешные дворяне, сгрудившиеся у почетной трибуны, о чем-то рьяно спорили с распорядителем турнира, и похоже, все склонялось к тому, чтоб противника королю выбирать жеребьевкой или назначать по разнарядке.
Разрешилось все, как всегда, случайно и наилучшим образом. Дик вскарабкался верхом и обогнул толпу. Перед ним расступились, и на многих лицах отразилось облегчение. Многие, впрочем, смотрели иронически.
Дик только улыбнулся. Конечно, большинство провинциальной молодежи считало честью скрестить свой меч с государевым, думая, что это верный шаг к месту при дворе, богатству и большой славе. И все старались не вспоминать, что помимо страстной любви к выигрышам и – как следствие – близкому знакомству с игрой «в поддавки», венценосный Ричард был еще и великолепным воином. И что бы там ни говорили о нем, вполне мог вышибить мозги противнику. Другое дело, что он хотел быть лучшим, а потому бил всегда в полную силу, и добрая половина, а может быть, и две трети желающей мериться с ним силами молодежи прощалась с жизнью или конечностями вместе с военной карьерой.
Но Диком двигали вовсе не соображения честолюбия, а настоящее любопытство. При виде подъезжающего всадника кучка дворян возле почетной трибуны рассеялась, распорядитель торжеств приободрился и вместе с чопорностью напустил на себя отеческую заботливость и любезность.
– Кто ты… молодой человек? – спросил он, успев прикинуть, что с молодым оруженосцем, которого уже отметили, король может согласиться сражаться.
– Я – Ричард Уэбо из Уолсмера. – Дик снова нагло назвался фамилией отчима. – Я льстил себя надеждой, что король снизойдет до схватки со мной.
– Ты – рыцарь?
– Нет, в рыцари я еще не посвящен.
Распорядитель покачал головой. Его терзали два противоположных стремления – показать пришлецу все величие требуемой им милости и не упустить добровольца.
– Вряд ли, вряд ли. Биться с его величеством – великая честь, не каждому рыцарю он оказывает ее. Но… погоди. Король – милосердный правитель и доблестный воин. Может быть, он и снизойдет. Жди.
Скоро государь величественно вывернул из-за угла – уже полностью готовый к бою, на коне, похожем на средних размеров черного бычка, в шлеме, с мечом у пояса. Вслед за ним, торопливо перебирая ногами, бежали оруженосцы и волокли по несколько затупленных копий и одно боевое – на всякий случай. На коне Ричард выглядел сущей башней, уширенный и увеличенный литыми наплечниками с золотой гравировкой и высоким шлемом. Упакованный в кольчугу с ног до головы, он производил впечатление самое устрашающее.
Сгибаясь и вжимая голову в плечи (известное дело, никогда не угадаешь, на что в следующий раз оскорбится и разгневается его величество), распорядитель турнира подскочил к королю и что-то стал ему говорить, кивая в сторону Дика. Нетрудно догадаться, о чем шла речь. Распорядителю необходимо было, С одной стороны, полностью угодить государю, а с другой – не поссориться со знатью. Опытный царедворец, конечно же, принялся упирать на то, что безвестный молодой человек показал себя неплохим воином, и, кроме того, должно быть, он странствующий, хоть и не рыцарь – словом, ситуация вполне романная.
Король выслушал, кивнул, и тронул коня. Дик склонился в поклоне к луке седла и ждал, пока ему разрешат развернуться.
– Кто ты? – спросил на этот раз сам правитель, говоря откровенно, довольный, что с такой просьбой к нему обращается юноша, так понравившийся ему.
– Ричард Уэбо из Уолсмера, – повторил Дик.
– Корнуолл, – проворчал государь.
– Я всегда был верным слугой вашего величества.
И если, произнося «Корнуолл» с раздражением, король выразил свое неудовольствие, ибо вспомнил первый на своей военной памяти бунт, подавленный благополучно и самостоятельно, то ответ его вполне удовлетворил. Чтоб добиться чести скрестить копья с королем, Дику даже не пришлось прибегать к лести, которая в условиях двора постепенно становилась обычной вежливостью.
Их развели по сторонам длинной арены, и дамы, казалось, так много сил потратившие на то, чтоб приветствовать участников турнира, собрались с духом и принялись шумно рукоплескать доблестному королю, вышедшему поразмяться. Молодой воин надел шлем. Затупленное копье ему собственноручно вручил Элдли.
– Смотри только, – выплюнув изо рта травинку, проворчал он, – короля по шлему не ударь – очень он это не любит. И мечом по шлему со всего размаха не бей. У государя голова – самое важное место.
Хохот Дика заглушил приветственный шум трибун и простонародья, чувствующего себя вполне вознагражденным за все тяготы жизни таким восхитительным зрелищем – правитель, молотящийся с кем-то в поединке.
На турнирах Дик раньше участвовал только в общем бою, да и то лишь пару раз, потому на коне, да в разгоне, да с копьем чувствовал себя не слишком уверенно. Его конь был куда опытней нового хозяина, потому, почувствовав себя в привычной стихии, для которой его, собственно, и готовили, сразу взял нужный темп рыси, плавно переходящий в ровный галоп, очень выигрышный для того, чтоб точно ударить куда надо. Молодой воин справился с длинной неудобной жердью, по недоразумению считающейся копьем, и жестко нацелил острие. В прорези шлема он уже видел несущегося на него короля.
Удар! Да, о копье Дик вспомнил, а вот о том, чтобы правильно развернуть щит, забыл. Копье Ричарда ударило в его щит так, что вся сила этого удара не погасла в развороте, а ушла в толчок, и Дик вспорхнул над седельной лукой с такой резвостью, словно весил не больше шелкового платка. Летя по крутой дуге, он уже прикидывал, какие именно конечности сейчас сломает, но приземлился на удивление мягко. То есть, разумеется, в первый момент столкновение с матушкой-землей у него перехватило дыхание, но зеленое марево перед глазами рассеялось уже в следующее мгновение. Слегка нагрелся заветный браслет на запястье, и в тот же миг молодой воин ощутил, как стремительно приходит в норму. Ловко повернувшись, Дик вскочил на ноги и тут же согнулся в поклоне в адрес подъехавшего короля.
Похоже, Ричарду это понравилось. Отшвырнув копье (его попытался подхватить оруженосец, но вовремя сообразил, что рискует жизнью, и успел увернуться), государь спешился и вытащил меч.
– Продолжим, – гулко сказал он. Дик снова поклонился, но на этот раз не выпуская из поля зрения оружие правителя.
– Почту за честь! – И вынул свой. Теперь он порадовался, что решил не брать на арену новоприобретенный меч с неизвестными ему магическими возможностями. Друид же предупреждал – осторожнее. Бог его знает, что может получиться, если в бою адресно пожелать противнику, скажем, молнию в нижнюю часть спины. Вряд ли его величество простит ему такое надругательство над собой. Поэтому Дик опять прихватил свой старый меч, добротный и безыскусно-простой, без каких-либо магических фиглей-миглей.
– Ну, как ты? Где, кстати, остановился?
– Да нигде.
– Ясно. На этот вечер могу пригласить тебя к себе. Вернее, к графу Бёгли, который сегодня позвал гостей, и нас, конечно, угощением не обойдут. Завтра он вряд ли будет рад тебе – после больших трат на пиршества его охватывает жадность и он начинает на всем экономить.
– Какой странный лорд, – изумился Дик.
– Ничего странного, только поэтому он время от времени еще может устраивать такие роскошные приемы, как сегодня. С финансами у него не все ладно.
– Бывает.
– Но завтра ты сможешь переночевать в королевском дворце. Не волнуйся, после завтрашнего дня ты станешь совсем своим в этой армии едоков. – И он покровительственно похлопал нового друга по плечу.
Разумеется, Дик не стал отказываться, только предупредил:
– Я не один.
Джордж только руками замахал, мол, что за беда. Граф Бёгли был владельцем довольно большого дома в Лондоне, который, конечно, мог вместить всех гостей, но только на время пира, не более того. Это относилось в первую очередь к знатным гостям, они после угощения и развлечений должны были вернуться к себе. Дик же и Серпиана вполне могли переночевать где-нибудь в уголке, в комнате, до отказа набитой спящими. Они нисколько не смущались подобной перспективой. Дик, говоря по правде, хотел только одного – поесть и был уверен, что того же хочет и его спутница.
– Жареное-то мясо ты ешь или тебе необходимо закусывать сырым? – спохватился он уже почти на пороге трапезной залы.
Девушка успокоила его:
– Время от времени нужно, но не так часто. Обойдусь, если, конечно, на этом столе будет мясо.
Мясо было. Граф решил нарушить обычай, в соответствии с которым все блюда подавались сперва на верхний стол, и гости выбирали себе все, что им нравится, по старшинству, постепенно передавая блюда все ниже и ниже по столу. Разумеется, лучшие лакомства и здесь предлагали сперва хозяину и его почетным гостям, но на каждый стол поставили по огромному блюду с самым незатейливым мясом – говядиной, свининой, курятиной, и, по крайней мере, оно-то должно было достаться оруженосцам и старшим слугам (младшие все равно оставались голодными, потому что бегали с блюдами). Возле каждого гостя они положили стопку лепешек, потому что на такую ораву мисок не напасешься, и их не было вовсе, только у самых знатных, да и то они предназначались для костей.
Дик ухаживал за Серпианой, а его потчевал Джордж. Он, находящийся в фаворе у графа Бёгли, сидел довольно высоко, хотя не имел сколько-нибудь стоящего титула (все досталось его старшему брату, как водится), и нового друга и его спутницу посадил рядом с собой. Хозяин дома, уже успевший выпить королевского вина в почетной ложе, был настроен благодушно и не заметил этого. Молодой корнуоллец начал с того, что подволок поближе к себе отлично прожаренного каплуна с большого блюда и показал на него девушке, мог, угощайся, пока есть. Та радостно улыбнулась – любому мясу она предпочитала птицу – и вцепилась зубами в оторванную ножку. Зубки у нее были белые и очень мелкие.
– За короля! – воскликнул кто-то из знатных гостей, и кубки, наполненные у кого чем, взлетели над головами. Король, который не пренебрег приглашением графа Бёгли, поощрительно покивал. Его золотой кубок, изукрашенный агатом, был полон лучшего вина, и слуга с кувшином стоял за его спиной, зорко следя, чтоб в королевской чаше не показалось дно.
Выпили. Дик налил себе пива – оно было куда приятней, чем то кислое вино, которое оказалось на их столе, – и подставил свою лепешку под кусок пирога, приехавший с верхнего стола. Из кухни принесли сразу десяток огромных круглых пирогов, начиненных самым разным мясом, потому, хоть знатные гости и взяли себе по куску, осталось еще немало. Дик не стал ждать следующего возлияния вгрызся в начинку, не коснувшись хорошо пропеченной корки. На зубах хрустели мелкие птичьи косточки. Впервые в жизни ему довелось есть пирог с зябликами.
– Хочешь зяблика? – спросил он Серпиану, отламывая кусок от пирога.
– Нет. Я предпочитаю зябликов сырыми, – очаровательно улыбаясь, ответила девушка, догладывая куренка.
Когда с кухни понесли рыбные блюда, знать уже утолила первый голод, начались разговоры и смех. Все обсуждали турнир – конечно, а что же еще?! – и смеялись, вспоминая то графа Норфолка, упавшего на траву, как мешок, то удивленные глаза графа Экзетера под разбитым в лепешку шлемом, то веселого хвастуна Глостера, сбитого наземь в первом же бою. Вспомнили и двоих оруженосцев, позабывших обо всем на свете и заставивших ждать благородных лордов Монтегю и Стаффорда. Дик с улыбкой выслушал лавину беззлобных шуток в адрес двух молодых людей, неопытных настолько, что они забывают обо всем вокруг, когда дорываются до драки, потому как про себя-то прекрасно знал, что ни о чем не забыл, все видел и слышал. Просто не хотел прерываться. С какой стати? Чем он хуже этих надутых графов? Только тем, что родился не в законном браке?
«Если б я родился в законном браке, вы гнули бы передо мною шеи, – подумал он, украдкой косясь на отца. – Потому как я был бы сейчас наследным принцем, графом Пуату и герцогом Аквитанским!». – Эта мысль совершенно поправила его настроение. Тем более что пока никакого наследного принца, графа Пуату и герцога Аквитанского и в помине не было – король не удосужился жениться. Проект марьяжа с сестрой короля французского Алисой (надо же, такое же имя, как у мамы, подумал Дик), расстроился не без участия благородной матушки Ричарда, Альенор Аквитанской. И, кажется, сейчас вернулись к тому же варианту, который был на примете двадцать лет назад, когда Алиса Уэбо еще не разродилась, – брак с дочерью короля Наварры и Португалии Беренгерой.
Оказалось, не у одного Дика мысли пошли в этом направлении. В самом деле, новый король взошел на трон, он уже не так молод – тридцать два года – и до сих пор не женат. Это в мире, где брак двенадцатилетнего мальчика с девятилетней девочкой воспринимается как нечто нормальное? Непорядок! Пусть никто, кроме королевы-матери, не решался заговорить с его величеством напрямую, разговоры по столам пошли, и даже не вполголоса. Дик молча слушал и жевал. Почему-то ему было немного грустно. Он представил свою мать рядом с Ричардом. Пожалуй, они смотрелись бы не хуже, чем любая другая пара. А чем плоха была бы Алиса Уэбо для короля? Да ничем. Просто она – не принцесса, и жениться на ней невыгодно. Вот и все.
Когда на столы понесли сласти, Дик уже был сыт по горло. Он только подталкивал пышные сладкие пирожки на меду и куски имбирного печенья своей спутнице и угощался пивом. Заметив, что и Серпиана стала равнодушна к еде, он наклонился к ней:
– Ты сыта?
– Более чем.
– Тогда пойдем потихоньку.
– Разве ты не хочешь послушать разговоры? – осведомилась она.
Оценив предусмотрительность Дика, Элдли последовал за ними и в коридоре схватил друга за локоть.
– Граф говорил со мной насчет тебя.
– Он позволил остаться? – Дик остановился, придерживая спутницу за руку.
– Да, конечно. И позволил участвовать в завтрашнем бою в качестве оруженосца под его знаменем. Но он поинтересовался у меня, за что тебя так не полюбил Йорк. Из-за той истории с Альенор, я же прав?
– Я на подобные вопросы не отвечаю.
– Да я понимаю! Я и спрашивать бы не стал. Просто я к тому, что завтра на арене Йорк тоже будет. Тебе стоит быть внимательней и осторожней.
– Я буду,конечно.
Джордж удовлетворенно кивнул:
– Ну вот, хоть один здравомыслящий человек на моей памяти.
В тот уголок, где предполагал устроиться, Дик навалил большую охапку соломы, потом еще одну и уложил Серпиану у стенки, отделив ее своим телом от зала. Во избежание. Даже Элдли поглядывал на девушку с интересом, хоть и не напоминал человека, способного уводить девушек у друзей. С Джорджем они успели выпить вместе несколько больших кружек пива, запить их большими кубками вина и поклясться в вечной дружбе.
– Надо выспаться. – Элдли зевнул во весь рот. – А то завтра…
Дик не успел дослушать – он отключился.
Наутро ветер разогнал облака, выглянуло солнышко, и сей факт у рыцарей, которым предстояло целый день жариться в железной чешуе, вызывал никак не радость, а только уныние. Но бой был назначен именно на этот день, а приказать солнцу не мог даже король. Впрочем, ему-то как раз и не предстояло жариться – распорядитель турнира и сенешаль сумели убедить государя, что правителю негоже участвовать в схватке, в которой будут толкаться не только знатные графы и бароны, но и всякая шушера. На самом деле они просто опасались, как бы государство не было принуждено еще раз тратиться на коронацию, потому что на турнирах, как в бою, бывает всякое. Кроме того, до сих пор неизвестно, кого на этот раз пришлось бы короновать – то ли молодого Иоанна, брата нынешнего короля, то ли малыша Артура, племянника. Как известно, гражданская война обходится еще дороже. Короче, лучше поберечь то, что есть. Если на войне король, как правило, стоит на холмике позади войска, наблюдая за ходом боя, и наибольшее, что ему грозит, – это плен, то турнир куда более непредсказуем. Не бывало еще ни одного турнира, после которого не случалось похорон.
На этот раз король послушался уговоров, но сам себе пообещал, что это – в последний раз.
Под солнцем шелковые стяги выглядели куда нарядней, чем накануне, страусовые перья искрились вовсю, горела золотая отделка на металле – словом, турнирное воинство представляло собой великолепнейшее, пышнейшее зрелище. Простолюдины, пришедшие сюда только затем, чтоб полюбоваться на чужое богатство за неимением собственного, которым можно щегольнуть, приветствовали появление знати громкими воплями.
Рыцари быстро разобрались под стягами своих сюзеренов, подождали, когда король с недовольным видом уселся в кресло и махнул рукой, разрешая начать. Наблюдая за тем, как с криками отряд кидается на отряд, он подумал, что вот такое созерцание не доставляет почти никакого удовольствия. То ли дело рубиться самому.
Дик из осторожности держался поближе к Джорджу, но вовсе не потому, что так уж боялся графа Йоркского, просто хотел получше сориентироваться. Его стяг он, конечно, разглядел, и теперь ждал, когда граф сделал первый шаг.
Так и случилось. Первыми к Дику подскочили двое оруженосцев Йорка, за ними бежал еще один, и, внутренне смеясь, что, похоже, число три стало для него неизбежностью жизни, молодой воин принялся рубиться. Он спиной чувствовал присутствие Элдли и уже знал, что сзади к нему никто не подойдет. А это, пожалуй, самое главное и единственное условие хорошего боя. Дик встретил первого противника широким сметающим ударом и рассадил ему край щита, сделанного, видимо, не так добротно, как следовало бы. Второй попытался пустить в ход булаву, причем, похоже, куда более тяжелую, чем это было позволительно на турнире.
Отскочить Дик не мог, потому что сзади был Джордж, он поставил щит, принял на него удар и тут же увел в сторону, чтоб не пострадала рука. Палица полетела в землю, и, не тратя времени и развернув меч так, чтоб не пораниться, Дик ударил противника его литой рукоятью в лицо. Шлем, более открытый, чем обычно, предоставил ему такую возможность. Оруженосец Йорка схватился за шлем – Дик сильно ударил его, чтоб наверняка обезвредить надолго, но при этом не убить. Второй его противник фехтовал, как оказалось, не слишком-то хорошо и быстро лишился оружия. Дик толкнул его ногой, отшвырнул подальше, и, поскольку пробраться через ряды сражающихся без оружия было невозможно, незадачливый нападающий попросил пощады. Третий подоспел как раз вовремя, чтоб наброситься на уже освободившегося Дика. Молодой корнуоллец рубился с ним недолго – обернувшийся Элдли помог ему припереть оруженосца к бревну и обезоружить.
На смену оруженосцам явились двое рыцарей все с теми же значками Йоркского графства на тунике, потом еще трое. Но это нападение уже было воспринято как нападение не только на Дика – приближающихся йоркцев увидели все рыцари графа Бёгли и радостно кинулись им навстречу, Молотить противника большой компанией всегда приятней, и Дик с удовольствием раскрутил меч перед шлемом одного из рыцарей – он помнил его еще по времени службы у Йорка и не слишком-то любил. Рыцарь попытался ударить мечом внизу, попал в подставленный щит и заодно получил по шлему сверху – ремешки шлема лопнули, и он упал на траву вместе с подшлемником, открыв растрепанное и растерянное лицо. Это уже был проигрыш.
Любопытствующий мог заметить, как ярится граф Йоркский, видя, что ни один из его людей не может покончить с ненавистным врагом. Бальдер, как и все, прекрасно знал: на турнире случается всякое и если кого-то вынесут с арены на носилках, никто не удивится. Под конец он не выдержал и стал пробиваться к Дику. Перед ним расступались – все-таки он был графом, одним из знатнейших и богатейших в Британии. Молодой корнуоллец развернулся к нему навстречу, заранее улыбаясь, – приятней столкнуться со своим врагом лицом к лицу, чем испытывать мелкие и крупные уколы с его стороны. Кроме того, Дик вспомнил своего коня, застреленного в лесу разбойниками, подосланными, кстати, Йорком, и теперь был доволен, что может хотя бы попытаться дать Бальдеру по физиономии.
Они скрестили мечи, и Альенор на трибуне порозовела от удовольствия, став настолько красивой, что даже король взглянул на нее в раздумье: мол, конечно, не поход, но почему бы и нет… Молодой женщине не могло не понравиться, что в конце концов двое мужчин дерутся из-за нее, и она совсем не думала о последствиях.
Бальдер был силен, как истый потомок викингов, когда-то обосновавшихся на острове, и довольно искусно владел мечом. Дик отпарировал первые выпады Йорка, примериваясь к его манере, и атаковал сам – он тоже был в раздражении. Его нисколько не смущала репутация Бальдера, одного из лучших воинов среди знати, но и ускорить дело он не стремился. Парируя выпады графа, Дик искал возможности добраться до своего противника. Окружающие расступились, в стороне рыцари еще тузили друг друга, те же, кто оказался рядом, просто стояли и смотрели на поединок.
Клинки скрещивались, летели искры, Дик вертелся не желая принимать атаки впрямую – оружие графа было получше, чем у него, и клинок молодого корнуоллца мог сломаться. Это было бы концом – оруженосца, чтоб поднести новый меч, у Дика не было. Он попытался отскочить, но не успел сделать это. Меч прошелся по нагруднику Дика – скользящий удар толкнул его на траву. Падая, он понял, что надо быть осторожней. Йорк, конечно, немедленно решил воспользоваться представившейся возможностью, прыгнул вперед, занося меч, но Дик откатился в сторону и быстро поднялся на ноги. Под удар сверху он подставил щит, не имея возможности предпринять что-либо еще.
Удар тяжелого меча оказался очень силен, куда серьезней, чем позволительно на турнире. Щит треснул и раскололся, пришлось его бросить. Молодой воин был слегка оглушен, он замотал головой, пытаясь прояснить сознание. Бальдер же не терял ни минуты. Он усмехнулся с торжеством, выхватил кинжал и изо всех сил ударил противника в бок.
Но графа ждало разочарование: отлично закаленная сталь пробила кольчугу и натолкнулась на металл. Откуда Бальдеру было знать, что молодой воин поддел еще одну кольчугу – ту, которую снял с лорда Мейдаля. Молодой корнуоллец все-таки решился надеть ее, причем именно так, под обычную, и в бою практически не ощущал дополнительного веса. Теперь же Дик ощутил лишь сильный толчок, кроме того, удар словно бы что-то смягчило. Не тратя времени, он махнул мечом и попал по шлему Йорка. В ушах Бальдера зашумело. Дик ударил еще раз, сбил шлем и добавил кулаком по графской скуле. Йорк рухнул на траву.
От королевской трибуны уже бежали глашатаи, призванные прекратить схватку, заходившую слишком далеко. Разумеется, волновались они не за безвестного оруженосца, а за графа.
Йорка подняли и унесли, и, глядя ему вслед, Дик подумал, что его желание отомстить хоть немного, но утолено. Он скользнул взглядом по трибуне: величавая Альенор, судя по ее виду, ждала, что он поклонится ей, а она, конечно, будет воротить нос, получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Молодой корнуоллец ее горько разочаровал – отвернулся туда, где стояла Серпиана, грустно косящаяся на рассыпанные перья и размышляющая, что неплохо было бы поесть, причем желательно чего-нибудь живого, трепещущего, и послал ей воздушный поцелуй. Девушка-змея не была знакома с этим обычаем – так выражать внимание, но ответила взглядом, полным надежды. И правильно, кто еще мог отвести ее туда, где можно перекусить?
Дик и сам был уверен, что теперь все отправятся на обед. Но ошибся. Раззадоренный увиденным, король вскочил и пожелал также сразиться с кем-нибудь. Оруженосцы Ричарда кинулись за королевскими доспехами.
Сказать по правде, энтузиазма среди рыцарей и знати не наблюдалось. Всей Англии было известно, что король, который очень любит сражаться в поединках, очень не любит проигрывать. Его мстительность, как и многие качества королевской души, не имела границ, и потому ощущался острый недостаток в желающих сражаться. Говоря проще, их попросту не имелось.
– Подожди меня, – бросил Дик Джорджу Элдли и направился туда, где ждал его конь.
Элдли улыбнулся снисходительно.
Оружные и доспешные дворяне, сгрудившиеся у почетной трибуны, о чем-то рьяно спорили с распорядителем турнира, и похоже, все склонялось к тому, чтоб противника королю выбирать жеребьевкой или назначать по разнарядке.
Разрешилось все, как всегда, случайно и наилучшим образом. Дик вскарабкался верхом и обогнул толпу. Перед ним расступились, и на многих лицах отразилось облегчение. Многие, впрочем, смотрели иронически.
Дик только улыбнулся. Конечно, большинство провинциальной молодежи считало честью скрестить свой меч с государевым, думая, что это верный шаг к месту при дворе, богатству и большой славе. И все старались не вспоминать, что помимо страстной любви к выигрышам и – как следствие – близкому знакомству с игрой «в поддавки», венценосный Ричард был еще и великолепным воином. И что бы там ни говорили о нем, вполне мог вышибить мозги противнику. Другое дело, что он хотел быть лучшим, а потому бил всегда в полную силу, и добрая половина, а может быть, и две трети желающей мериться с ним силами молодежи прощалась с жизнью или конечностями вместе с военной карьерой.
Но Диком двигали вовсе не соображения честолюбия, а настоящее любопытство. При виде подъезжающего всадника кучка дворян возле почетной трибуны рассеялась, распорядитель торжеств приободрился и вместе с чопорностью напустил на себя отеческую заботливость и любезность.
– Кто ты… молодой человек? – спросил он, успев прикинуть, что с молодым оруженосцем, которого уже отметили, король может согласиться сражаться.
– Я – Ричард Уэбо из Уолсмера. – Дик снова нагло назвался фамилией отчима. – Я льстил себя надеждой, что король снизойдет до схватки со мной.
– Ты – рыцарь?
– Нет, в рыцари я еще не посвящен.
Распорядитель покачал головой. Его терзали два противоположных стремления – показать пришлецу все величие требуемой им милости и не упустить добровольца.
– Вряд ли, вряд ли. Биться с его величеством – великая честь, не каждому рыцарю он оказывает ее. Но… погоди. Король – милосердный правитель и доблестный воин. Может быть, он и снизойдет. Жди.
Скоро государь величественно вывернул из-за угла – уже полностью готовый к бою, на коне, похожем на средних размеров черного бычка, в шлеме, с мечом у пояса. Вслед за ним, торопливо перебирая ногами, бежали оруженосцы и волокли по несколько затупленных копий и одно боевое – на всякий случай. На коне Ричард выглядел сущей башней, уширенный и увеличенный литыми наплечниками с золотой гравировкой и высоким шлемом. Упакованный в кольчугу с ног до головы, он производил впечатление самое устрашающее.
Сгибаясь и вжимая голову в плечи (известное дело, никогда не угадаешь, на что в следующий раз оскорбится и разгневается его величество), распорядитель турнира подскочил к королю и что-то стал ему говорить, кивая в сторону Дика. Нетрудно догадаться, о чем шла речь. Распорядителю необходимо было, С одной стороны, полностью угодить государю, а с другой – не поссориться со знатью. Опытный царедворец, конечно же, принялся упирать на то, что безвестный молодой человек показал себя неплохим воином, и, кроме того, должно быть, он странствующий, хоть и не рыцарь – словом, ситуация вполне романная.
Король выслушал, кивнул, и тронул коня. Дик склонился в поклоне к луке седла и ждал, пока ему разрешат развернуться.
– Кто ты? – спросил на этот раз сам правитель, говоря откровенно, довольный, что с такой просьбой к нему обращается юноша, так понравившийся ему.
– Ричард Уэбо из Уолсмера, – повторил Дик.
– Корнуолл, – проворчал государь.
– Я всегда был верным слугой вашего величества.
И если, произнося «Корнуолл» с раздражением, король выразил свое неудовольствие, ибо вспомнил первый на своей военной памяти бунт, подавленный благополучно и самостоятельно, то ответ его вполне удовлетворил. Чтоб добиться чести скрестить копья с королем, Дику даже не пришлось прибегать к лести, которая в условиях двора постепенно становилась обычной вежливостью.
Их развели по сторонам длинной арены, и дамы, казалось, так много сил потратившие на то, чтоб приветствовать участников турнира, собрались с духом и принялись шумно рукоплескать доблестному королю, вышедшему поразмяться. Молодой воин надел шлем. Затупленное копье ему собственноручно вручил Элдли.
– Смотри только, – выплюнув изо рта травинку, проворчал он, – короля по шлему не ударь – очень он это не любит. И мечом по шлему со всего размаха не бей. У государя голова – самое важное место.
Хохот Дика заглушил приветственный шум трибун и простонародья, чувствующего себя вполне вознагражденным за все тяготы жизни таким восхитительным зрелищем – правитель, молотящийся с кем-то в поединке.
На турнирах Дик раньше участвовал только в общем бою, да и то лишь пару раз, потому на коне, да в разгоне, да с копьем чувствовал себя не слишком уверенно. Его конь был куда опытней нового хозяина, потому, почувствовав себя в привычной стихии, для которой его, собственно, и готовили, сразу взял нужный темп рыси, плавно переходящий в ровный галоп, очень выигрышный для того, чтоб точно ударить куда надо. Молодой воин справился с длинной неудобной жердью, по недоразумению считающейся копьем, и жестко нацелил острие. В прорези шлема он уже видел несущегося на него короля.
Удар! Да, о копье Дик вспомнил, а вот о том, чтобы правильно развернуть щит, забыл. Копье Ричарда ударило в его щит так, что вся сила этого удара не погасла в развороте, а ушла в толчок, и Дик вспорхнул над седельной лукой с такой резвостью, словно весил не больше шелкового платка. Летя по крутой дуге, он уже прикидывал, какие именно конечности сейчас сломает, но приземлился на удивление мягко. То есть, разумеется, в первый момент столкновение с матушкой-землей у него перехватило дыхание, но зеленое марево перед глазами рассеялось уже в следующее мгновение. Слегка нагрелся заветный браслет на запястье, и в тот же миг молодой воин ощутил, как стремительно приходит в норму. Ловко повернувшись, Дик вскочил на ноги и тут же согнулся в поклоне в адрес подъехавшего короля.
Похоже, Ричарду это понравилось. Отшвырнув копье (его попытался подхватить оруженосец, но вовремя сообразил, что рискует жизнью, и успел увернуться), государь спешился и вытащил меч.
– Продолжим, – гулко сказал он. Дик снова поклонился, но на этот раз не выпуская из поля зрения оружие правителя.
– Почту за честь! – И вынул свой. Теперь он порадовался, что решил не брать на арену новоприобретенный меч с неизвестными ему магическими возможностями. Друид же предупреждал – осторожнее. Бог его знает, что может получиться, если в бою адресно пожелать противнику, скажем, молнию в нижнюю часть спины. Вряд ли его величество простит ему такое надругательство над собой. Поэтому Дик опять прихватил свой старый меч, добротный и безыскусно-простой, без каких-либо магических фиглей-миглей.