Страница:
-- Приодели, -- угрюмо поправил землекоп.
Наступила гнетущая пауза. Алексей с трудом разжал зубы:
-- Закрывай, -- и отошел в сторону.
="Вы не можете быть старше меня"=, -- вспомнил он тихий,
равнодушный голос. Тогда, под фонарем, эти слова прозвучали
странно. Алексей зябко передернул плечами.
Оставшуюся часть дня он пребывал в трансе, плохо
представляя свои дальнейшие действия в подобных
обстоятельствах. Это раздражало, но поделать с собой он ничего
не мог.
Воротясь с кладбища, он переговорил с судмедэкспертом
Голдобиной. Местные следственные работники между собой называли
ее Дина Потрошительница. У этой средних лет женщины были
зеленоватые, светлые глаза и большие красные руки. Говорила она
хриплым голосом, отрывисто и много курила. Несколько
раздражительным тонам Голдобина сообщила, что труп Суходеева
обследован, произведено вскрытие, но подробное письменное
заключение с обоснованием будет готово позже. По существу
поставленных вопросов вкратце она может сказать следующее:
предположительно, смерть наступила около двух недель назад,
одиннадцатого-двенадцатого мая из-за значительной потери крови
и, как следствие, общего переохлаждения организма. Причина --
открытый перелом голени, вероятно, в результате сильного удара
или ущемления с последующей ампутацией. Для ампутации было
использовано острое орудие с короткой, режущей кромкой. На
отдельных частях мышечной ткани имеются следы зубцов правильной
треугольной формы. В воду труп потерпевшего попал значительно
позднее и пробыл там не более двух дней.
Алексей не перебивал, хотя все сказанное в обших чертах он
себе представлял. Слушая вполуха хриплый раздраженныи голос, он
вспомнил чью-то реплику, брошенную мимоходом: ="медэксперт
Голдобина полноценно ощущает жизнь только в морге, когда
вспарывает трупам полости. В другом качестве люди ее не
интересуют"=. Пожалуй, в этой шутке что-то есть.
-- Дина Александровна, вам не приходилось сталкиваться
затем с вашими покойниками, как если бы они были... Ну, скажем,
живыми людьми?
-- Сколько угодно! -- она не то хрипло рассмеялась, не то
каркнула вороной. -- Мужчины мрут, как мухи. Сейчас вы судите
передо мной, задаете вопросы, но я не дам гарантии, что через
день-два вы не окажетесь у меня на столе в прозекторской, и я
не буду делать вам трепанацию черепной коробки.
Алексей внимательно посмотрел ей в глаза. Кажется, для нее
он и в самом деле представлял собой потенниальный труп.
-- Вы не вполне меня поняли.
-- У вас есть еще вопросы? По существу, разумеется? --
Эксперт встала из-за стола, давая понять, что разговор
закончен.
-- Если мой вопрос представляется вам не по существу, в
таком случае прошу извинить.
-- До свидания.
Алексей вышел. Разговор был закончен слишком круто.
Похоже, он застал Голдобину врасплох. Может быть, она не
восприняла вопрос всерьез? Посчитала за неудачную шутку? Но
нет, реакция была почти болезненной. По какой-то причине
Голдобина не захотела на эту тему распространяться.
Алексей еще более утвердился в мысли, что вопрос
необходимо с кем-то срочно обговорить. Чтобы не свихнуться
окончательно. Пожалуй, лучше всего подошел бы Хлыбов. В общении
с ним он почти физически ощущал удельный вес каждой его фразы,
способность к независимым и конструктивным выводам.
Алексей набрал домашний телефон Хлыбова, но трубку никто
не взял. Заявиться просто так, без предварительной
договоренности, не решился. Он вдруг почувствовал, что кроме
Хлыбова в этом чужом городе у него ни одной родственной души.
Уж не из-за Анны ли, если быть честным, ему стало чудиться, что
он нашел в Хлыбове родственную душу? Пожалуй, это довольно
опасное родство... Любопытно, откуда в ней эта непонятная,
шаловливая доступность? Тут определенно кроется какая-то тайна.
Проблема с нужным собеседником решилась сама собой. В
девятом часу вечера ему позвонил Игорь Бортников, направленный
сюда из облпрокуратуры в составе следственной группы. Алексей в
душе ругнул себя, что не догадался позвонить приятелю раньше,
потому что сегодня в ночь Бортников уезжал из города.
Заканчивалась его командировка.
Слушая резкий, возбужденный голос приятеля, Алексей
заподозрил неладное.
-- Ты один?
-- Да. Приходи. Правда, я жду еще гостя, но... не уверен.
-- Кто такой?
-- Покойник, по сути, -- в трубке раздался короткий смех.
Затем последовали короткие гудки.
Спустя полчаса Алексей постучал в дверь гостиничного
номера.
-- Открыто, входи, -- услышал он за спиной голос Игоря
Бортникова. Приятель поднимался следом по скрипучей, деревянной
лестнице. -- Рассчитался за постой, -- пояснил он. -- Знаешь,
сколько я здесь торчу, в этом гадюшнике? С небольшими
перерывами уже два месяца. Приехал в марте еще по снегу. Можно
сказать, по сугробам. Потом запахло весной, солнышко стало
припекать, птички чирикают...
-- Если чирикают, это воробьи.
-- А что воробей -- не птичка?
-- Я просто уточнил.
-- Так вот... из-под снега по всему городу, в окрестностях
начали вытаивать трупы. Утопленники и удавленники. С колотыми,
резаными ранами, изнасилованные. Просто замерзшие по пьянке.
Застреленные. Расчлененные. Мужчины и женшины, дети, старики.
Милиция работала, как похоронная команда во время чумы, день и
ночь. И тогда, Леша, я понял: здесь идет необъявленная война
всех против всех. Правда, неизвестно во имя чего.
-- Наверное, как всегда во имя чего-то благородного.
Бортников коротко хохотнул.
-- Ты унылый ортодокс, Леша. Настоящая жизнь поэтому
проходит мимо тебя.
-- Очень унылый?
-- Однова живем! Ты оглянись вокруг со вниманием -- народ
развлекается. До упора. Ты пробовал когда-нибудь у себя на
кухне или в ванной ночью расчленить труп любимой женщины?
Обливаясь при этом горькими слезами? Это тебе, брат, не партия
в шахматы. Это потрясает! Ты остро переживаешь могучий всплеск
разнообразнейших ощущений -- ужас, запах крови, животную
радость палача, сладострастие, боль по поводу тяжелой утраты,
чувство опасности, сознание собственной исключительности и
вседозволенности, -- все вместе, все разом! Короче, это и есть
жизнь. Все остальное лишь слабая ее тень.
Алексей усмехнулся.
-- Ну и, сколько любимых женщин ты расчленил за эти два
месяца?
-- Увы! Я только завидую, глядя со стороны.
Бортников прошел к столу, на котором возвышалась гора
свертков и начатая бутылка армянского коньяку. Налил в стаканы.
-- Леша, давай выпьем с тобой. Знаешь, за что?..
-- За самоуничтожение, -- подсказал Алексей.
-- Вот! Ты отлично меня понял.
Он ударил стаканам о стакан и залпом опрокинул коньяк в
рот. Потом подвинул всю гору свертков на столе гостю.
-- Не обращай внимания, ешь. Это все местные мерзавцы
натащили в номер, пока меня не было. Подорожники. Ты даже
названий таких не знаешь. Взятка, разумеется. Оставлю тете
Маше, здешней горничной. Такая чудесная тетечка! Зато сын у
тетечки дважды убийца, даже оторопь берет. Теперь яблочко от
яблони далеко катится.
Он снова налил в стаканы.
-- Когда я приехал сюда впервые и осмотрелся, мне
показалось, что единственный выход из ситуации -- оцепить этот
гадюшник по периметру колючей проволокой, поставить на вышках
пулеметы и... та-та-та-та! На поражение. Праведника в этом
городе нет ни одного, патронов поэтому не жалеть...
Он замолчал и вдруг с усмешкой воззрился на гостя.
-- А ты оказался пророком, Леша.
-- В чем?
-- Относительно меня. Помнишь каламбур? ="Быть Бортникову
за бортом"=.
-- Мой, ты уверен?
Бортников не ответил. Они были одногодки. Но когда после
армии Алексей стал студентом юрфака, Бортников учился на
третьем курсе и слыл в университете звездой первой величины.
Всегда элегантный, даже несколько англизированный, с
превосходной памятью Бортников уже тогда прилично владел тремя
языками. Одновременно учился в финансово-экономическом и год
спустя получил второй диплом о высшем образовании. Лекции он
всегда записывал с помощью стенографии. Превосходно боксировал,
был исключительно точен, исполнителен и в то же время обладал
мертвой организаторской хваткой. Он выстроил себя сам и как
специалист суперкласса был безупречен. Но не безупречна и во
многом порочна оказалась система правоохранения, в которой ему
предстояло работать. Она вся, словно метастазами, была повязана
родственными связями и пронизана коррупцией, лжива,
необязательна и унизительно зависела от реальной власти. Ошибка
Игоря Бортникова состояла в том, что до сих пор он не принял
правил, по которым система функционировала. И, кажется, не
собирался их принимать.
После университета прошло семь лет. Алексей отметил, что
Бортников сделался несколько раздражителен, болтлив, но прежний
европейский лоск сохранил вполне. Даже сейчас во время
дружеского застолья в обшарпанном номере захолустной гостиницы
он сидел в элегантном галстуке, лишь слегка ослабив узел,
безукоризненно причесанный, и благоухал приличным одеколоном.
На столе напротив Алексея стоял еще стакан, чистый. И
третий стул, явно не из комплекта, положенного в одноместном
номере.
-- Для покойника?
Вместо ответа Бортников молча опрокинул коньяк в рот.
Потом выкатил из объемистого пакета на стол с десяток
золотисто-ярких, промаркированных апелельсинов. На одном ловко
срезал верхушку и круговым движением снял всю кожуру разом.
-- Со мной был случай два года назад, третьего августа.
Договорились с хорошим знакомым, он работал в НИИлеспроме,
выбраться в выходной за грибами. До этого мы не виделись около
месяца, а тут смотрю -- что-то в нем переменилось. То ли налет
на лице... какое-то стало чужое? То ли запах -- как в
заброшенном доме? Или отстраненность? Не могу взять в толк, да
и не пытался, если быть точным. Вернее, не придал значения.
Мало ли какое лицо бывает у человека с похмелья. Не говоря уже
о запахе или о поведении. Но внимание обратил. И наутро, когда
он подкатил к подъезду на мотоцикле, я заметил это еще раз.
Выехали мы с ним за город, он за рулем, я сел сзади -- все
благополучно. Но скорость такая, что в ушах стоит рев. Я прошу
придержать -
- он не слышит. Хлопаю по плечу раз, другой, бесполезно. Только
головой покачал. И вылетаем мы с ним на этой скорости к Вишере,
к мосту. Вижу, перед въездом полосатый шлагбаум, и мужичонка
при нем. Поднять -- опустить. Думаю, ну сейчас обязательно
притормозит. Но нет, летим... ="Стой!"= -- ору в ухо, и в
сторону, Пригнулся... Потом глухой удар, и меня выбросило с
сиденья, будто вырвало. Очнулся я, Леша, в воде. Не то, чтобы
очнулся, а просто начал соображать. Вижу -- плыву к берегу.
Вышел. Поднялся на мост. Мотоцикл проломил ограждение, но завис
на самом краю и даже не заглох. Заднее колесо крутится. А
хозяин под шлагбаумам, посреди дороги лежит, без головы. Голова
в синем шлеме скатилась за обочину. Я ее по следу нашел.
Разумеется, лица не было, не осталось. В тот момент я сразу все
вспомнил: странный налет на его лице, запах заброшенного
дома... затхлость, чужесть в чертах, в выражении. Ощущение
отсутствия у присутствущего рядом с тобой человека. И я понял
тогда -- это была печать смерти. Запах заброшенного дома был
запахом смерти. Она проявилась также в цвете лица, проступила в
чертах. По сути, я ехал на мотоцикле с мертвецом. Где-то там,
на небесах, он был уже приговорен к смерти. Не знаю, за какую
провинность, но смертный приговор был ужасен, а казнь -- я
видел собственными глазами.
Бортников плеснул в оба стакана.
-- Давай помянем, что ли?
Они молча выпили.
-- После этого случая со мной что-то произошло: на улице,
в толпе я стал различать этих... приговоренных. Даже со спины.
Даже не глядя на них, по одному запаху. Кажется, пока не
ошибался.
Алексей взглянул на третий, чистый стакан, перевернул его
и поставил вверх дном.
-- Хочешь предупредить?
-- Попробую. Если придет.
-- Я знаком с ним?
Бортников внимательно посмотрел на гостя и вдруг
захохотал. Потом также резко оборвал смех.
-- По-моему, еще нет.
Алексею почудилась в ответе некоторая двусмысленность, но
настаивать не захотел.
-- Что там у вас по Шуляку? Результат есть?
-- Шуляка, кстати, я тоже предупреждал.
-- Да! А он?
-- А он, земля ему пухом, долго и весело смеялся. Потом мы
с ним выпили. Я по нем плачу, а он, покойник уже, надо мной,
над живым, смеется. Так и расстались. До сих пор в ушах его
смех стоит.
-- Люди охотнее верят в ложь, чем в правду. Потому что
правдоподобнее.
-- Ну, да. Эффект Кассандры. Давай помянем Витю?
-- Давай.
Они разлили остатки коньяку по стаканам, но Бортников,
повозив лентяйкой под кроватью, выкатил еще бутылку.
-- Слушай? Ведь нахрюкаемся, а?
-- Однова живем, Леша! Кстати, насчет результата ты
спрашивал. Так вот, никакого результата нет... Ффу! Все наше
расследование -- это один большой мыльный пузырь. Помпа. Куча
широковещательных заявлений, разносов, совещаний. Куча народу,
мероприятий, инфарктов, а результата, увы... нет. Два месяца
ржавое колесо со скрипам и лязгом впустую мололо воздух. И
знаешь почему?
-- Почему?
-- Потому что старые жернова давно стерлись. А на новые
срочно нужна валюта, которой у нас, как известно, нет.
-- А если всерьез?
Бортников на некоторое время задумался, с явной неохотой
восстанавливая картину. Потом заговорил, все более и более
оживляясь.
-- К приезду следственной группы в квартиру Шуляка
набилось человек двадцать начальства. Никогда не подозревал,
что в милиции в районе столько полковников. После нас прибыл
даже генерал неизвестно откуда, орал на всех и вся. Кого-то,
говорят, здорово приложил по мордам. Дом весь оцепили, врубили
переносные прожекторы, устроили в квартирах, по подъездам, на
чердаках повальные обыски. Двери настежь, жильцов выбросили на
площадку, всюду милиция, детский плач, визг, лай... розыскные
собаки. Короче, все следы, даже если какие были, оказались
затоптаны и захватаны. Тело до приезда группы несколько раз
перемещали. Свидетели может быть и нашлись бы, но после такого
шмона с мордобоем и руганью люди были перепуганы. До сих пор
либо молчат, либо поддакивают. К тому же, осмотром занялись
сразу три следователя, самостоятельно. То есть, полный
академический набор того, как нельзя производить осмотр места
происшествия. Начальство, все изгадив, с присущей ему
дальновидностью с ходу уцепилось за единственный оставшийся
след.
-- Заточка?
-- ...Выдернули из Вити заточку и начали совать ее в нос
всем подряд. Чья? Твоя?.. Нет? У кого видел? Опознать можешь,
сволочь?.. Теперь эту злополучную заточку знает полгорода, и
каждый третий припоминает, у кого видел. Потом начались
проверки всех освободившихся из мест заключения за последние
полгода. Начальство рвет и мечет, каждый день требует отчета,
давит, телефон трезвонит даже ночью. Короче, бурная имитация
успешной работы, и никакой валютой, Леша, это дерьмо никогда не
смоешь. Только развоняется.
-- Это все? -- Алексей усмехнулся.
-- А что ты хочешь? дело поставили на особый контроль. Ни
одного шага без согласования с начальствам, ни-ни! Вот это меня
особенно насторожило. Но! Во-первых, заточка. Ее оставили в
теле демонстративно, желая навести на след. Иначе какая
необходимость? И дальновидное начальство эту нехитрую наживку
немедленно заглотило. Полтора месяца шерстило свои картотеки и
гоняло людей по колониям в поисках уголовника-мокрушника.
Во-вторых, великолепная, с полным академическим наборам
глупостей организация осмотра места происшествия. В-третьих,
жестко организованный контроль за следствием. Даже не столько
контроль, сколько руководство следствием в заданном
направлении. В-четвертых, три дня спустя на улице был обнаружен
труп раздавленного под колесами мужчины, которого опознать не
смогли, никаких документов, бумаг при нем не оказалось. Но
экспертиза установила, что ко времени наезда он был мертв уже
два дня. То есть смерть наступила на следующие сутки после
убийства Шуляка. Под колеса этого человека попросту подложили,
мертвым. Мне показалось, что для простого совпадения тут много
подозрительных деталей.
-- И ты сразу решил, что этот человек убийца?
-- Исходя из вышесказанного... исполнитель заказного
убийства. Будем говорить так. И очень опасный свидетель,
которого позаботились немедленно убрать. Даже рискуя навлечь
подозрения. Дальше возникает естественный вопрос: кому до такой
степени мог насолить Виталий Шуляк... следователь Шуляк, что
его решили замочить с помощью наемного убийцы? Спустя полтора
месяца, когда начальственный пыл иссяк, я затребовал из архива
все дела, которые Шуляк в последнее время вел. Вкратце одно
дело я тебе сейчас доложу, оно вполне типичное, не хуже и не
лучше других, но в ряду других дел наводит на весьма любопытные
размышления.
В июле прошлого года работники ОБХСС обнаружили в магазине
номер четырнадцать горпромторга сто штук неучтенного листового
железа. Так появилось на свет уголовное дело. Расследование
поручили Шуляку. На первоначальном допросе заведующая магазином
показала, что железо привез на машине некий Козлов. Они
договорились, что заведующая реализует железо через магазин, а
затем вырученные деньги они разделят. Козлова оперативники
установили. Им оказался шофер автобазы намер один, а до этого
он работал шофером же в совхозе ="Северный"=, откуда и было
похищено листовое железо. Витя с ним хорошо поработал, и Козлов
назвал ему своих сообщников: рабочего совхоза Вартаняна и
шофера Бабкина. Оба в совершении кражи в конце концов
признались. Казалось, на этом дело можно закрывать? Но Витя
ставит на разрешение следующие вопросы. Первое. Откуда и каким
образом железо похищено? Второе. В течение какого времени
совершалось хищение? Третье. Кто еще, кроме установленных лиц,
принимал участие в хищении?
Он установил, что заведующая магазинам работает в этой
должности всего год, что при приеме материальных ценностей
бывшая заведующая Балабанова передала ей восемьдесят
килограммов неучтенного железа, столько-то гвоздей,
пиломатериалов и шифера. Тоже для реализации через магазин.
Через Балабанову всплыла еще одна фигура -- техник-строитель
совхоза ="Северный"= Лузгин.
Первый допрос Лузгина ничего не дал. От участия в хищениях
он наотрез отказался. На вопрос, откуда совхоз получает
листовое железо, показал, что поставщик -- местный
электромеханический завод. Но по результатам проверки
оказалось: получив на заводе пять тысяч килограммов листового
железа, в совхозе Лузгин оприходовал всего четыреста шестьдесят
килограммов. Остальные пошли налево. С учетом результатов
проверки Витя допросил Лузгина еще и еще раз, и тот признал,
что часть железа отвез в магазин номер четырнадцать, часть в
магазин номер двадцать четыре, а остальное с помощью шоферов
Козлова, Рабкина и рабочего Вартаняна распродал в северных
районах области.
Казалось, на этом дело можно закрывать, но Витя отправился
с проверкой по северным районам области, а в совхозе в это
время приступила к работе ревизия. Во время поездки Витя выявил
десятка два покупателей и установил, что коробейники из совхоза
="Северный"= гастролируют по северным районам области уже в
течение пяти лет. Ведут бартерные сделки. Причем торгуют не
только стройматериалами, но также пшеницей. Понятно, что к
пшенице техникстроитель Лузгин отношения иметь не мог, и Витя
снова навалился на коробейников. Из их показаний были выявлены
новые участники хищений: заведующий зернотоком Аюпов, главный
агроном Урванцев и директор совхоза Гирев.
Гирев и Урванцев категорически отрицали свою причастность
к хищению пшеницы. Но заведующий зернотоком заявил, что
неоднократно получал от Урванцева и Гирева устные распоряжения:
отпуск пшеницы в документах не отражать, накладные уничтожить,
а пшеницу списать на посев. Его показания подтверждались
отсутствием в бухгалтерии документов об отпуске пшеницы. В
конце концов, и Гирев, и Урванцев что называется под тяжестью
улик тоже признались.
Итак, преступная группа, годами расхищавшая зерно и
строительные материалы, была разоблачена. Но Витя по
открывшимся обстоятельствам ставит перед собой новые вопросы.
Каким образом совершались хищения строительных материалов? Как
создавались резервы для хищения?
Работу ревизоров по проверке финансово-хозяйственной
деятельности совхоза он направляет по трем параллельным
версиям. Первая -- хищения за счет неоприходования строительных
материалов. Вторая -- путем списания материалов на строительные
объекты по завышенным нормам. Третья -- за счет завышения в
нарядах объемов работ. Не буду утомлять тебя подробностями,
скажу сразу: из выводов ревизии и приобщенных документов все
три версии блестяще подтвердились. Плюс приписки к нарядам,
переплаты шабашникам, подставные и вымышленные лица в платежных
ведомостях, работа на левых объектах, поборы, исправления в
бухгалтерских документах и так далее, до бесконечности.
К уголовному делу Витя приобщил список обескровленных
совхозных объектов. Так называемого долгостроя: гараж на
тридцать семь машин, овчарня, столовая, склад запасных частей,
детский сад, жилье. Рядом -- список левых объектов, на которых
работали шабашники, используя совхозные стройматериалы и
технику.
-- Очень любопытно! И кто же владельцы этих объектов?
-- Да уж, любопытнее некуда. К сожалению, список левых
объектов из дела был благоразумно изъят.
-- Он, действительно, был?
-- Шуляк, сам понимаешь, работал не в одиночку.
Сушествование списка мне подтвердили несколько человек.
Категорически.
-- Стало быть, список ты восстановил?
-- Частично.
-- Скажи, -- Алексей потер лоб. -- Шабашники, о которых ты
то и дело упоминал, лица кавказской национальности?
-- До одного. Бригадиром у них тот самый рабочий совхоза
Вартанян. Якобы рабочий совхоза.
Алексей заметил, что Бортников смотрит на него с
выжидательной усмешкой. Видимо, пытается подвести к какой-то
мысли.
-- Так вот, Леша, как я уже сказал, в ряду других дел это
все наводит на весьма любопытные размышления. Что такое
несколько листов неучтенного железа? Казалось бы, мелочь.
Возьми за горло непосредственного исполнителя, состряпай на
него дело и -- точка. То же самое торговля списанным товаром с
лотков. Нарушения в отпуске пива. Перерасход бензина в
каком-нибудь гараже... Но Витя шаг за шагам по каждому факту
разматывает клубок до упора. То есть, до самых первых лиц.
Поэтому над Витиными делами до того, как я получил их на руки,
кто-то хорошо посидел. Многих документов в папках недостает,
особенно к концу. Много насовано бумажного хлама, дурацких
справок, выписок, так что суть иной раз совершенно исчезает. Но
при этом не настолько, чтобы при сопоставлении ничего нельзя
было разобрать. Особенно когда знаешь, что искать. Так вот,
если отдельные имена первых лиц фигурируют в делах два-три...
от силы четыре раза, то одно имя сквозит по всем двадцати,
которые он вел.
-- Хлыбов?! -- выдохнул Алексей.
Бортников при упоминании с досадой поморщился и разлил по
стаканам коньяк.
-- Но это бессмысленно.
-- Лбом о шлагбаум всегда бессмысленно.
Алексей качнул головой.
-- Я не о том.
-- А, понял. Насчет расправы, не так ли?
-- Нейтрализовать Шуляка можно было без мокрухи. Особенно
Хлыбову.
-- Можно, -- охотно согласился Бортников. -- Если бы в
этом деле не была замешана Анна.
-- Хлыбова... Анна?! Это каким образом?
Лицо у приятеля, по-видимому, имело забавный вид, потому
что Бортников резко и коротко рассмеялся.
-- Еще не знаешь, выходит?
-- Наверно, нет. Не успел.
-- Ну да, ну да... -- Бортников рассеянно покивал. --
Насколько я Витю знаю, для него это была не просто интрижка, и
он пустился во все тяжкие -- начал обкладывать Хлыбова, как
медведя.
Алексей задумался. Отдельные эпизоды последних дней,
словно при игре в кубики, складывались теперь перед его
мысленным взором в целостную картину. Двухэтажный коттедж
посреди соснового бора, на окраине -- это, конечно, свадебный
подарок дорогой Анне. Ради самого себя Хлыбов стараться бы не
стал. Строили этот левый объект шабашники из бригады Вартаняна
в прошлом году, используя совхозные стройматериалы и технику.
Однажды после рабочего дня несколько членов бригады, ="лица
кавказской национальности"=, изнасиловали семидесятилетнюю
бабку, которая собирала по кустам пустые бутылки. Вот почему
уже на следующий день преступники были прокуратурой
установлены. Коттедж к тому времени, наверняка, достроить не
успели, поэтому Хлыбов так легко позволил бабке забрать
заявление. Но не исключено, что он сам посоветовал своим
незадачливым подрядчикам откупиться от потерпевшей деньгами.
Разумеется, Хлыбову известно, что бригада из года в год
квартирует в общежитии училища номер тринадцать и платит за
постой лично коменданту. Так что, письменное предписание по
училищу, которое он составил, наверняка, отправится в корзину.
Наконец, сделалась яснее причина ночного визита к нему
Анны. Если Бортников прав, то начавшийся запой у Хлыбова, и тот
факт, что в день запоя он был совершенно ="не-вы-но-сим"=, вещи
вполне объяснимые. После возможной семейной разборки Анна
почувствовала себя ="ужасно тяжело"= и не знала куда деваться.
Наступила гнетущая пауза. Алексей с трудом разжал зубы:
-- Закрывай, -- и отошел в сторону.
="Вы не можете быть старше меня"=, -- вспомнил он тихий,
равнодушный голос. Тогда, под фонарем, эти слова прозвучали
странно. Алексей зябко передернул плечами.
Оставшуюся часть дня он пребывал в трансе, плохо
представляя свои дальнейшие действия в подобных
обстоятельствах. Это раздражало, но поделать с собой он ничего
не мог.
Воротясь с кладбища, он переговорил с судмедэкспертом
Голдобиной. Местные следственные работники между собой называли
ее Дина Потрошительница. У этой средних лет женщины были
зеленоватые, светлые глаза и большие красные руки. Говорила она
хриплым голосом, отрывисто и много курила. Несколько
раздражительным тонам Голдобина сообщила, что труп Суходеева
обследован, произведено вскрытие, но подробное письменное
заключение с обоснованием будет готово позже. По существу
поставленных вопросов вкратце она может сказать следующее:
предположительно, смерть наступила около двух недель назад,
одиннадцатого-двенадцатого мая из-за значительной потери крови
и, как следствие, общего переохлаждения организма. Причина --
открытый перелом голени, вероятно, в результате сильного удара
или ущемления с последующей ампутацией. Для ампутации было
использовано острое орудие с короткой, режущей кромкой. На
отдельных частях мышечной ткани имеются следы зубцов правильной
треугольной формы. В воду труп потерпевшего попал значительно
позднее и пробыл там не более двух дней.
Алексей не перебивал, хотя все сказанное в обших чертах он
себе представлял. Слушая вполуха хриплый раздраженныи голос, он
вспомнил чью-то реплику, брошенную мимоходом: ="медэксперт
Голдобина полноценно ощущает жизнь только в морге, когда
вспарывает трупам полости. В другом качестве люди ее не
интересуют"=. Пожалуй, в этой шутке что-то есть.
-- Дина Александровна, вам не приходилось сталкиваться
затем с вашими покойниками, как если бы они были... Ну, скажем,
живыми людьми?
-- Сколько угодно! -- она не то хрипло рассмеялась, не то
каркнула вороной. -- Мужчины мрут, как мухи. Сейчас вы судите
передо мной, задаете вопросы, но я не дам гарантии, что через
день-два вы не окажетесь у меня на столе в прозекторской, и я
не буду делать вам трепанацию черепной коробки.
Алексей внимательно посмотрел ей в глаза. Кажется, для нее
он и в самом деле представлял собой потенниальный труп.
-- Вы не вполне меня поняли.
-- У вас есть еще вопросы? По существу, разумеется? --
Эксперт встала из-за стола, давая понять, что разговор
закончен.
-- Если мой вопрос представляется вам не по существу, в
таком случае прошу извинить.
-- До свидания.
Алексей вышел. Разговор был закончен слишком круто.
Похоже, он застал Голдобину врасплох. Может быть, она не
восприняла вопрос всерьез? Посчитала за неудачную шутку? Но
нет, реакция была почти болезненной. По какой-то причине
Голдобина не захотела на эту тему распространяться.
Алексей еще более утвердился в мысли, что вопрос
необходимо с кем-то срочно обговорить. Чтобы не свихнуться
окончательно. Пожалуй, лучше всего подошел бы Хлыбов. В общении
с ним он почти физически ощущал удельный вес каждой его фразы,
способность к независимым и конструктивным выводам.
Алексей набрал домашний телефон Хлыбова, но трубку никто
не взял. Заявиться просто так, без предварительной
договоренности, не решился. Он вдруг почувствовал, что кроме
Хлыбова в этом чужом городе у него ни одной родственной души.
Уж не из-за Анны ли, если быть честным, ему стало чудиться, что
он нашел в Хлыбове родственную душу? Пожалуй, это довольно
опасное родство... Любопытно, откуда в ней эта непонятная,
шаловливая доступность? Тут определенно кроется какая-то тайна.
Проблема с нужным собеседником решилась сама собой. В
девятом часу вечера ему позвонил Игорь Бортников, направленный
сюда из облпрокуратуры в составе следственной группы. Алексей в
душе ругнул себя, что не догадался позвонить приятелю раньше,
потому что сегодня в ночь Бортников уезжал из города.
Заканчивалась его командировка.
Слушая резкий, возбужденный голос приятеля, Алексей
заподозрил неладное.
-- Ты один?
-- Да. Приходи. Правда, я жду еще гостя, но... не уверен.
-- Кто такой?
-- Покойник, по сути, -- в трубке раздался короткий смех.
Затем последовали короткие гудки.
Спустя полчаса Алексей постучал в дверь гостиничного
номера.
-- Открыто, входи, -- услышал он за спиной голос Игоря
Бортникова. Приятель поднимался следом по скрипучей, деревянной
лестнице. -- Рассчитался за постой, -- пояснил он. -- Знаешь,
сколько я здесь торчу, в этом гадюшнике? С небольшими
перерывами уже два месяца. Приехал в марте еще по снегу. Можно
сказать, по сугробам. Потом запахло весной, солнышко стало
припекать, птички чирикают...
-- Если чирикают, это воробьи.
-- А что воробей -- не птичка?
-- Я просто уточнил.
-- Так вот... из-под снега по всему городу, в окрестностях
начали вытаивать трупы. Утопленники и удавленники. С колотыми,
резаными ранами, изнасилованные. Просто замерзшие по пьянке.
Застреленные. Расчлененные. Мужчины и женшины, дети, старики.
Милиция работала, как похоронная команда во время чумы, день и
ночь. И тогда, Леша, я понял: здесь идет необъявленная война
всех против всех. Правда, неизвестно во имя чего.
-- Наверное, как всегда во имя чего-то благородного.
Бортников коротко хохотнул.
-- Ты унылый ортодокс, Леша. Настоящая жизнь поэтому
проходит мимо тебя.
-- Очень унылый?
-- Однова живем! Ты оглянись вокруг со вниманием -- народ
развлекается. До упора. Ты пробовал когда-нибудь у себя на
кухне или в ванной ночью расчленить труп любимой женщины?
Обливаясь при этом горькими слезами? Это тебе, брат, не партия
в шахматы. Это потрясает! Ты остро переживаешь могучий всплеск
разнообразнейших ощущений -- ужас, запах крови, животную
радость палача, сладострастие, боль по поводу тяжелой утраты,
чувство опасности, сознание собственной исключительности и
вседозволенности, -- все вместе, все разом! Короче, это и есть
жизнь. Все остальное лишь слабая ее тень.
Алексей усмехнулся.
-- Ну и, сколько любимых женщин ты расчленил за эти два
месяца?
-- Увы! Я только завидую, глядя со стороны.
Бортников прошел к столу, на котором возвышалась гора
свертков и начатая бутылка армянского коньяку. Налил в стаканы.
-- Леша, давай выпьем с тобой. Знаешь, за что?..
-- За самоуничтожение, -- подсказал Алексей.
-- Вот! Ты отлично меня понял.
Он ударил стаканам о стакан и залпом опрокинул коньяк в
рот. Потом подвинул всю гору свертков на столе гостю.
-- Не обращай внимания, ешь. Это все местные мерзавцы
натащили в номер, пока меня не было. Подорожники. Ты даже
названий таких не знаешь. Взятка, разумеется. Оставлю тете
Маше, здешней горничной. Такая чудесная тетечка! Зато сын у
тетечки дважды убийца, даже оторопь берет. Теперь яблочко от
яблони далеко катится.
Он снова налил в стаканы.
-- Когда я приехал сюда впервые и осмотрелся, мне
показалось, что единственный выход из ситуации -- оцепить этот
гадюшник по периметру колючей проволокой, поставить на вышках
пулеметы и... та-та-та-та! На поражение. Праведника в этом
городе нет ни одного, патронов поэтому не жалеть...
Он замолчал и вдруг с усмешкой воззрился на гостя.
-- А ты оказался пророком, Леша.
-- В чем?
-- Относительно меня. Помнишь каламбур? ="Быть Бортникову
за бортом"=.
-- Мой, ты уверен?
Бортников не ответил. Они были одногодки. Но когда после
армии Алексей стал студентом юрфака, Бортников учился на
третьем курсе и слыл в университете звездой первой величины.
Всегда элегантный, даже несколько англизированный, с
превосходной памятью Бортников уже тогда прилично владел тремя
языками. Одновременно учился в финансово-экономическом и год
спустя получил второй диплом о высшем образовании. Лекции он
всегда записывал с помощью стенографии. Превосходно боксировал,
был исключительно точен, исполнителен и в то же время обладал
мертвой организаторской хваткой. Он выстроил себя сам и как
специалист суперкласса был безупречен. Но не безупречна и во
многом порочна оказалась система правоохранения, в которой ему
предстояло работать. Она вся, словно метастазами, была повязана
родственными связями и пронизана коррупцией, лжива,
необязательна и унизительно зависела от реальной власти. Ошибка
Игоря Бортникова состояла в том, что до сих пор он не принял
правил, по которым система функционировала. И, кажется, не
собирался их принимать.
После университета прошло семь лет. Алексей отметил, что
Бортников сделался несколько раздражителен, болтлив, но прежний
европейский лоск сохранил вполне. Даже сейчас во время
дружеского застолья в обшарпанном номере захолустной гостиницы
он сидел в элегантном галстуке, лишь слегка ослабив узел,
безукоризненно причесанный, и благоухал приличным одеколоном.
На столе напротив Алексея стоял еще стакан, чистый. И
третий стул, явно не из комплекта, положенного в одноместном
номере.
-- Для покойника?
Вместо ответа Бортников молча опрокинул коньяк в рот.
Потом выкатил из объемистого пакета на стол с десяток
золотисто-ярких, промаркированных апелельсинов. На одном ловко
срезал верхушку и круговым движением снял всю кожуру разом.
-- Со мной был случай два года назад, третьего августа.
Договорились с хорошим знакомым, он работал в НИИлеспроме,
выбраться в выходной за грибами. До этого мы не виделись около
месяца, а тут смотрю -- что-то в нем переменилось. То ли налет
на лице... какое-то стало чужое? То ли запах -- как в
заброшенном доме? Или отстраненность? Не могу взять в толк, да
и не пытался, если быть точным. Вернее, не придал значения.
Мало ли какое лицо бывает у человека с похмелья. Не говоря уже
о запахе или о поведении. Но внимание обратил. И наутро, когда
он подкатил к подъезду на мотоцикле, я заметил это еще раз.
Выехали мы с ним за город, он за рулем, я сел сзади -- все
благополучно. Но скорость такая, что в ушах стоит рев. Я прошу
придержать -
- он не слышит. Хлопаю по плечу раз, другой, бесполезно. Только
головой покачал. И вылетаем мы с ним на этой скорости к Вишере,
к мосту. Вижу, перед въездом полосатый шлагбаум, и мужичонка
при нем. Поднять -- опустить. Думаю, ну сейчас обязательно
притормозит. Но нет, летим... ="Стой!"= -- ору в ухо, и в
сторону, Пригнулся... Потом глухой удар, и меня выбросило с
сиденья, будто вырвало. Очнулся я, Леша, в воде. Не то, чтобы
очнулся, а просто начал соображать. Вижу -- плыву к берегу.
Вышел. Поднялся на мост. Мотоцикл проломил ограждение, но завис
на самом краю и даже не заглох. Заднее колесо крутится. А
хозяин под шлагбаумам, посреди дороги лежит, без головы. Голова
в синем шлеме скатилась за обочину. Я ее по следу нашел.
Разумеется, лица не было, не осталось. В тот момент я сразу все
вспомнил: странный налет на его лице, запах заброшенного
дома... затхлость, чужесть в чертах, в выражении. Ощущение
отсутствия у присутствущего рядом с тобой человека. И я понял
тогда -- это была печать смерти. Запах заброшенного дома был
запахом смерти. Она проявилась также в цвете лица, проступила в
чертах. По сути, я ехал на мотоцикле с мертвецом. Где-то там,
на небесах, он был уже приговорен к смерти. Не знаю, за какую
провинность, но смертный приговор был ужасен, а казнь -- я
видел собственными глазами.
Бортников плеснул в оба стакана.
-- Давай помянем, что ли?
Они молча выпили.
-- После этого случая со мной что-то произошло: на улице,
в толпе я стал различать этих... приговоренных. Даже со спины.
Даже не глядя на них, по одному запаху. Кажется, пока не
ошибался.
Алексей взглянул на третий, чистый стакан, перевернул его
и поставил вверх дном.
-- Хочешь предупредить?
-- Попробую. Если придет.
-- Я знаком с ним?
Бортников внимательно посмотрел на гостя и вдруг
захохотал. Потом также резко оборвал смех.
-- По-моему, еще нет.
Алексею почудилась в ответе некоторая двусмысленность, но
настаивать не захотел.
-- Что там у вас по Шуляку? Результат есть?
-- Шуляка, кстати, я тоже предупреждал.
-- Да! А он?
-- А он, земля ему пухом, долго и весело смеялся. Потом мы
с ним выпили. Я по нем плачу, а он, покойник уже, надо мной,
над живым, смеется. Так и расстались. До сих пор в ушах его
смех стоит.
-- Люди охотнее верят в ложь, чем в правду. Потому что
правдоподобнее.
-- Ну, да. Эффект Кассандры. Давай помянем Витю?
-- Давай.
Они разлили остатки коньяку по стаканам, но Бортников,
повозив лентяйкой под кроватью, выкатил еще бутылку.
-- Слушай? Ведь нахрюкаемся, а?
-- Однова живем, Леша! Кстати, насчет результата ты
спрашивал. Так вот, никакого результата нет... Ффу! Все наше
расследование -- это один большой мыльный пузырь. Помпа. Куча
широковещательных заявлений, разносов, совещаний. Куча народу,
мероприятий, инфарктов, а результата, увы... нет. Два месяца
ржавое колесо со скрипам и лязгом впустую мололо воздух. И
знаешь почему?
-- Почему?
-- Потому что старые жернова давно стерлись. А на новые
срочно нужна валюта, которой у нас, как известно, нет.
-- А если всерьез?
Бортников на некоторое время задумался, с явной неохотой
восстанавливая картину. Потом заговорил, все более и более
оживляясь.
-- К приезду следственной группы в квартиру Шуляка
набилось человек двадцать начальства. Никогда не подозревал,
что в милиции в районе столько полковников. После нас прибыл
даже генерал неизвестно откуда, орал на всех и вся. Кого-то,
говорят, здорово приложил по мордам. Дом весь оцепили, врубили
переносные прожекторы, устроили в квартирах, по подъездам, на
чердаках повальные обыски. Двери настежь, жильцов выбросили на
площадку, всюду милиция, детский плач, визг, лай... розыскные
собаки. Короче, все следы, даже если какие были, оказались
затоптаны и захватаны. Тело до приезда группы несколько раз
перемещали. Свидетели может быть и нашлись бы, но после такого
шмона с мордобоем и руганью люди были перепуганы. До сих пор
либо молчат, либо поддакивают. К тому же, осмотром занялись
сразу три следователя, самостоятельно. То есть, полный
академический набор того, как нельзя производить осмотр места
происшествия. Начальство, все изгадив, с присущей ему
дальновидностью с ходу уцепилось за единственный оставшийся
след.
-- Заточка?
-- ...Выдернули из Вити заточку и начали совать ее в нос
всем подряд. Чья? Твоя?.. Нет? У кого видел? Опознать можешь,
сволочь?.. Теперь эту злополучную заточку знает полгорода, и
каждый третий припоминает, у кого видел. Потом начались
проверки всех освободившихся из мест заключения за последние
полгода. Начальство рвет и мечет, каждый день требует отчета,
давит, телефон трезвонит даже ночью. Короче, бурная имитация
успешной работы, и никакой валютой, Леша, это дерьмо никогда не
смоешь. Только развоняется.
-- Это все? -- Алексей усмехнулся.
-- А что ты хочешь? дело поставили на особый контроль. Ни
одного шага без согласования с начальствам, ни-ни! Вот это меня
особенно насторожило. Но! Во-первых, заточка. Ее оставили в
теле демонстративно, желая навести на след. Иначе какая
необходимость? И дальновидное начальство эту нехитрую наживку
немедленно заглотило. Полтора месяца шерстило свои картотеки и
гоняло людей по колониям в поисках уголовника-мокрушника.
Во-вторых, великолепная, с полным академическим наборам
глупостей организация осмотра места происшествия. В-третьих,
жестко организованный контроль за следствием. Даже не столько
контроль, сколько руководство следствием в заданном
направлении. В-четвертых, три дня спустя на улице был обнаружен
труп раздавленного под колесами мужчины, которого опознать не
смогли, никаких документов, бумаг при нем не оказалось. Но
экспертиза установила, что ко времени наезда он был мертв уже
два дня. То есть смерть наступила на следующие сутки после
убийства Шуляка. Под колеса этого человека попросту подложили,
мертвым. Мне показалось, что для простого совпадения тут много
подозрительных деталей.
-- И ты сразу решил, что этот человек убийца?
-- Исходя из вышесказанного... исполнитель заказного
убийства. Будем говорить так. И очень опасный свидетель,
которого позаботились немедленно убрать. Даже рискуя навлечь
подозрения. Дальше возникает естественный вопрос: кому до такой
степени мог насолить Виталий Шуляк... следователь Шуляк, что
его решили замочить с помощью наемного убийцы? Спустя полтора
месяца, когда начальственный пыл иссяк, я затребовал из архива
все дела, которые Шуляк в последнее время вел. Вкратце одно
дело я тебе сейчас доложу, оно вполне типичное, не хуже и не
лучше других, но в ряду других дел наводит на весьма любопытные
размышления.
В июле прошлого года работники ОБХСС обнаружили в магазине
номер четырнадцать горпромторга сто штук неучтенного листового
железа. Так появилось на свет уголовное дело. Расследование
поручили Шуляку. На первоначальном допросе заведующая магазином
показала, что железо привез на машине некий Козлов. Они
договорились, что заведующая реализует железо через магазин, а
затем вырученные деньги они разделят. Козлова оперативники
установили. Им оказался шофер автобазы намер один, а до этого
он работал шофером же в совхозе ="Северный"=, откуда и было
похищено листовое железо. Витя с ним хорошо поработал, и Козлов
назвал ему своих сообщников: рабочего совхоза Вартаняна и
шофера Бабкина. Оба в совершении кражи в конце концов
признались. Казалось, на этом дело можно закрывать? Но Витя
ставит на разрешение следующие вопросы. Первое. Откуда и каким
образом железо похищено? Второе. В течение какого времени
совершалось хищение? Третье. Кто еще, кроме установленных лиц,
принимал участие в хищении?
Он установил, что заведующая магазинам работает в этой
должности всего год, что при приеме материальных ценностей
бывшая заведующая Балабанова передала ей восемьдесят
килограммов неучтенного железа, столько-то гвоздей,
пиломатериалов и шифера. Тоже для реализации через магазин.
Через Балабанову всплыла еще одна фигура -- техник-строитель
совхоза ="Северный"= Лузгин.
Первый допрос Лузгина ничего не дал. От участия в хищениях
он наотрез отказался. На вопрос, откуда совхоз получает
листовое железо, показал, что поставщик -- местный
электромеханический завод. Но по результатам проверки
оказалось: получив на заводе пять тысяч килограммов листового
железа, в совхозе Лузгин оприходовал всего четыреста шестьдесят
килограммов. Остальные пошли налево. С учетом результатов
проверки Витя допросил Лузгина еще и еще раз, и тот признал,
что часть железа отвез в магазин номер четырнадцать, часть в
магазин номер двадцать четыре, а остальное с помощью шоферов
Козлова, Рабкина и рабочего Вартаняна распродал в северных
районах области.
Казалось, на этом дело можно закрывать, но Витя отправился
с проверкой по северным районам области, а в совхозе в это
время приступила к работе ревизия. Во время поездки Витя выявил
десятка два покупателей и установил, что коробейники из совхоза
="Северный"= гастролируют по северным районам области уже в
течение пяти лет. Ведут бартерные сделки. Причем торгуют не
только стройматериалами, но также пшеницей. Понятно, что к
пшенице техникстроитель Лузгин отношения иметь не мог, и Витя
снова навалился на коробейников. Из их показаний были выявлены
новые участники хищений: заведующий зернотоком Аюпов, главный
агроном Урванцев и директор совхоза Гирев.
Гирев и Урванцев категорически отрицали свою причастность
к хищению пшеницы. Но заведующий зернотоком заявил, что
неоднократно получал от Урванцева и Гирева устные распоряжения:
отпуск пшеницы в документах не отражать, накладные уничтожить,
а пшеницу списать на посев. Его показания подтверждались
отсутствием в бухгалтерии документов об отпуске пшеницы. В
конце концов, и Гирев, и Урванцев что называется под тяжестью
улик тоже признались.
Итак, преступная группа, годами расхищавшая зерно и
строительные материалы, была разоблачена. Но Витя по
открывшимся обстоятельствам ставит перед собой новые вопросы.
Каким образом совершались хищения строительных материалов? Как
создавались резервы для хищения?
Работу ревизоров по проверке финансово-хозяйственной
деятельности совхоза он направляет по трем параллельным
версиям. Первая -- хищения за счет неоприходования строительных
материалов. Вторая -- путем списания материалов на строительные
объекты по завышенным нормам. Третья -- за счет завышения в
нарядах объемов работ. Не буду утомлять тебя подробностями,
скажу сразу: из выводов ревизии и приобщенных документов все
три версии блестяще подтвердились. Плюс приписки к нарядам,
переплаты шабашникам, подставные и вымышленные лица в платежных
ведомостях, работа на левых объектах, поборы, исправления в
бухгалтерских документах и так далее, до бесконечности.
К уголовному делу Витя приобщил список обескровленных
совхозных объектов. Так называемого долгостроя: гараж на
тридцать семь машин, овчарня, столовая, склад запасных частей,
детский сад, жилье. Рядом -- список левых объектов, на которых
работали шабашники, используя совхозные стройматериалы и
технику.
-- Очень любопытно! И кто же владельцы этих объектов?
-- Да уж, любопытнее некуда. К сожалению, список левых
объектов из дела был благоразумно изъят.
-- Он, действительно, был?
-- Шуляк, сам понимаешь, работал не в одиночку.
Сушествование списка мне подтвердили несколько человек.
Категорически.
-- Стало быть, список ты восстановил?
-- Частично.
-- Скажи, -- Алексей потер лоб. -- Шабашники, о которых ты
то и дело упоминал, лица кавказской национальности?
-- До одного. Бригадиром у них тот самый рабочий совхоза
Вартанян. Якобы рабочий совхоза.
Алексей заметил, что Бортников смотрит на него с
выжидательной усмешкой. Видимо, пытается подвести к какой-то
мысли.
-- Так вот, Леша, как я уже сказал, в ряду других дел это
все наводит на весьма любопытные размышления. Что такое
несколько листов неучтенного железа? Казалось бы, мелочь.
Возьми за горло непосредственного исполнителя, состряпай на
него дело и -- точка. То же самое торговля списанным товаром с
лотков. Нарушения в отпуске пива. Перерасход бензина в
каком-нибудь гараже... Но Витя шаг за шагам по каждому факту
разматывает клубок до упора. То есть, до самых первых лиц.
Поэтому над Витиными делами до того, как я получил их на руки,
кто-то хорошо посидел. Многих документов в папках недостает,
особенно к концу. Много насовано бумажного хлама, дурацких
справок, выписок, так что суть иной раз совершенно исчезает. Но
при этом не настолько, чтобы при сопоставлении ничего нельзя
было разобрать. Особенно когда знаешь, что искать. Так вот,
если отдельные имена первых лиц фигурируют в делах два-три...
от силы четыре раза, то одно имя сквозит по всем двадцати,
которые он вел.
-- Хлыбов?! -- выдохнул Алексей.
Бортников при упоминании с досадой поморщился и разлил по
стаканам коньяк.
-- Но это бессмысленно.
-- Лбом о шлагбаум всегда бессмысленно.
Алексей качнул головой.
-- Я не о том.
-- А, понял. Насчет расправы, не так ли?
-- Нейтрализовать Шуляка можно было без мокрухи. Особенно
Хлыбову.
-- Можно, -- охотно согласился Бортников. -- Если бы в
этом деле не была замешана Анна.
-- Хлыбова... Анна?! Это каким образом?
Лицо у приятеля, по-видимому, имело забавный вид, потому
что Бортников резко и коротко рассмеялся.
-- Еще не знаешь, выходит?
-- Наверно, нет. Не успел.
-- Ну да, ну да... -- Бортников рассеянно покивал. --
Насколько я Витю знаю, для него это была не просто интрижка, и
он пустился во все тяжкие -- начал обкладывать Хлыбова, как
медведя.
Алексей задумался. Отдельные эпизоды последних дней,
словно при игре в кубики, складывались теперь перед его
мысленным взором в целостную картину. Двухэтажный коттедж
посреди соснового бора, на окраине -- это, конечно, свадебный
подарок дорогой Анне. Ради самого себя Хлыбов стараться бы не
стал. Строили этот левый объект шабашники из бригады Вартаняна
в прошлом году, используя совхозные стройматериалы и технику.
Однажды после рабочего дня несколько членов бригады, ="лица
кавказской национальности"=, изнасиловали семидесятилетнюю
бабку, которая собирала по кустам пустые бутылки. Вот почему
уже на следующий день преступники были прокуратурой
установлены. Коттедж к тому времени, наверняка, достроить не
успели, поэтому Хлыбов так легко позволил бабке забрать
заявление. Но не исключено, что он сам посоветовал своим
незадачливым подрядчикам откупиться от потерпевшей деньгами.
Разумеется, Хлыбову известно, что бригада из года в год
квартирует в общежитии училища номер тринадцать и платит за
постой лично коменданту. Так что, письменное предписание по
училищу, которое он составил, наверняка, отправится в корзину.
Наконец, сделалась яснее причина ночного визита к нему
Анны. Если Бортников прав, то начавшийся запой у Хлыбова, и тот
факт, что в день запоя он был совершенно ="не-вы-но-сим"=, вещи
вполне объяснимые. После возможной семейной разборки Анна
почувствовала себя ="ужасно тяжело"= и не знала куда деваться.