Кожевников Алексей. Смерть прокурора

жилище, как это называется? Освятил? Да, освятил. И над дверями
проставил везде эти кресты. ="Чтобы нежить зря не шаталася"=,
-- сказал он. Они вначале дружили с Хлыбовым, а потом, как
сказал Хлыбов, ="расплевались"=.
-- Что так?
-- Трудно сказать. Мне отец Амвросий нравится, занятный
дядечка. А Хлыбов однажды взъелся. У этого попа, говорит, за
душой ничего святого. Он своим богом груши околачивает.
Прихожан, то есть. Хлыбов, вообще, лобил красно выражаться.
Алексей улыбнулся, вспомнив свои разговоры с Хлыбовым.

7.

Наутро Алексей побросал папки в одолженную у Анны сумку и
распрощался с хозяйкой.
-- Алексей Иванович, -- Анна глазами указала на сумку, --
это не слишком опасно? Для вас лично?
-- Пожалуй, -- согласился он. -- Но я не собираюсь хранить
бумаги у себя. К тому же, большая часть устарела. Морально.
Оба чувствовали, что в отношениях между ними осталась
некая недосказанность. Но так было даже лучше.
Алексей прошел через веранду и, открыв дверь, внезапно
столкнулся нос к носу с бородатым плотным человеком, одетым в
рабочий комбинезон. Тот слегка отпрянул, придерживая дверь, но
маленькие, острые глазки ощупывали фигуру молодого человека с
явным любопытством.
-- Фамилия? -- грубо осведомился Алексей, мысленно
примеряя на незнакомца лыжную шапочку с прорезями для глаз.
По росту вчерашний налетчик и бородатый незнакомец в
комбинезоне, пожалуй, соответствовало друг другу, но
комплекцией сильно различались. Тот, вчерашний, был резок,
подвижен и, несомченно, худощав. Этот напротив того казался
грузен, плечист, но плечист как-то по-бабьи, округло. Голые до
локтя руки, пухлые, белые, без волосяного покрова тоже
выглядели совершенно по-бабьи. Разумеется, преступников могло
быть двое, даже трое. Если они продолжают охотиться за архивом,
то почему бы им не сделать еще одну попытку? Момент, кажется,
удачный.
Алексей бросил взгляд через дверь, по сторонам и шагнул
через порог, заставив незнакомка попятиться.
-- Ваша фамилия, гражданин? -- настойчиво повторил он и
подержал возле бороды, довольно редкой, свое удостоверение.
-- Это отец Амвросий, -- сказала Анна, появляясь следом на
веранде. -- Знакомьтесь, Алексей Иванович.
-- Правду говоришь, ласточка, чистую правду. Отец Амвросий
я, это в сане. А в миру фамилия моя Перепехин, Георгием
нареченный. По батюшке Васильевич, позвольте отрекомендоваться.
А вы, стало быть, Алексей Иванович, из прокуратуры?
-- Из прокуратуры, -- подтвердил Алексей.
Каким-то непостижимым образом отец Амвросий просочился
мимо него на веранду и уже пожимал руки Анны своими большими,
пухлыми ладонями.
-- А вы чудненько выглядите, ласточка. Прелесть, как
чудненько. Глядя на вас, впору Богу молиться. Экую красотищу
сотворил. Вот не хотите ли, я вас попадьей сделаю? А? Ха-ха-ха!
-- Да ведь у вас есть попадья, Георгий Васильевич, -- тоже
смеясь, отвечала Анна.
-- А мы в шею ее, в шею! Пущай в миру попрыгает, блоха
некована.
-- Как можно в шею? Ведь это грех! Что вы такое говорите?
-- Эва, грех! Грехи мы сами отпускаем. Другим, --
похохатывал отец Амвросий, обнимая Анну за плечи. -- Неуж себе
не отпустить, ласточка, а? Дак у нас и без того на десять годов
вперед отпущено. Греши не хочу!
Голос у отца Амвросия был звучный, полетистый и разом
заполнил веранду густыми, округлыми звуками. Стоя на веранде,
Алексей услышал доносящиеся из-за деревьев, видимо, с соседней
дачи, голоса, глухой рев тяжелого дизеля, лязг.
-- Мы ведь зачем обеспокоить вас решили? -- продолжал отец
Амвросий, обращаясь теперь уже к обоим. -- Ваш благоверный,
ласточка, царствие ему небесное, когда жив был, изрядний
запасец сделал. Железо, шифер, стекло, кирпич опять же. С
большим избытком. Сам сказывал. И от щедрот своих лишнее
собирался на нашу бедность пожертвовать. За умеренную плату,
разумеется. Не по курсу. Ну, правду сказать, мы тогда с
покойничком дружбу крепко водили. За рюмочкой вечерами
сиживали, все было. Тогда и пообещал. А потом, когда кошка
промеж нас пробежала, он помнить забыл про обещанное. Так уж
вы, ласточка, ежели насчет распродаж чего надумаете, про нас,
Христа ради, тоже не забывайте. А мы в наших молитвах по три
раза на дню вас поминать будем.
Анна охотно обещала разобраться с хлыбовскими неликвидами
в ближайшее время, как только ее оставят в покое, и со слезами
пожаловалась попу на ночной налет и преследования. Алексей
искоса наблюдал за реакцией отца Амвросия на рассказ. Ему
показалось, что женщинам, должно быть, нравится ходить к нему
на исповеди и плакаться.
-- Алексей Иванович! -- спохватилась вдруг Анна. -- Я,
наверное, разглашаю материалы следствия, да? Я такая болтушка!
Алексей покачал головой.
-- Георгий Васильевич, -- обратился он к священниву. -- По
какой причине вы так круто разошлись с Хлыбовым? Что-то
серьезное?
-- Именно разошлись, молодой человек! Это вы точнехонько
употребили, -
- оживленно подхватил отец Амвросий. -- А вот серьезная причина
или нет, все зависит от точки зрения на предмет.
Анна неожиданно рассмеялась, но тотчас сделала виноватое
лицо.
-- Извините. Я приготовлю кофе.
-- Вот-вот! Точкой зрения на предмет мы и доехали Хлыбова,
покойничка, царствие ему небесное. А вот забавница наша,
Аннушка, -- он с огорчением покивал ей вслед, -- считает, что
на точке зрения у нас пунктик навязчивый образовался, оттого
смеется.
Алексей ничего не понимал.
-- Что за предмет, Георгий Васильевич? -- нетерпеливо
спросил он.
-- Основополагающий! -- пухлый указательный перст батюшки
вознесся высоко над его головой. -- Душа у него не на месте
сделалась, у покойничка. Почву из-под ног выбило, он и
заметался, аки лист на ветру. Как сядем бывало, все о добре и
зле пытался толковать, стержень себе нащупывал. Слушали,
слушали мы, как он, болезный, в понятиях путается, сам себе
противоречит, да и говорим: ="Нету, уважаемый Вениамин
Гаврилович, никакого добра. И зла в природе тоже нету. Вот
так-то. Не пре-ду-смот-рено! Природой-матушкой не
предусмотрено"=.
Он, душа неприкаянна, так глаза на нас и повыпучил. Мол,
чем докажешь, анафема? -- Отец Амвросий хохотнул с подмигом и
взял доверительно Алексея под руку. -- Ну-с, а мы ему для
наглядности, чтобы ярче било, анекдотец старый, с бороденкой,
примера ради. Про двух девок. Да вы, молодой человек, и сами
слышали. Вот две девки собрались однажды по ягоды. А одна,
поробчее, говорит другой: ="А может, не ходить, а? Того гляди,
изнасилуют. Вон народ какой нынче пошел, одни паразиты"=. А
подружку, глядя на нее, смех разбирает. ="Дура, -- говорит, --
ты дура. Тебя-де когда насиловать станут, ты только расслабься
хорошенько и постарайся получить удовольствие"=.
Вот мы тогда спрашиваем у покойничка, у Хлыбова: где тут
есть добро, а где так называемое или предполагаемое зло? Нету
тут ни того, ни другого, и быть не может. Зато есть две точки
зрения на известные обстоятельства у двух озабоченных дурех. На
факт изнасилования, выражаясь языком вашей родной прокуратуры.
Голубчик, говорим, Вениамин Гаврилович, если вы в данных
интимных обстоятельствах разбираючись, станете опять понятиями
добра и зла оперировать, то враз и запутаете все дело. Потому
как не предусмотрено, повторяю, природой-матушкой. Есть одно
понятие -- точка зрения, продиктованная личным, групповым или
общественным интересом. Отсюда и пляши, как от печки, тогда все
тебе будет ясненько.
Глядим мы, вроде задумался покойничек. Мозгует сидит.
Потом скривило его, как от клюквы, и говорит: ="Да ты марксист,
батюшка, а не священник!"= Обозвал, словом, вместо того, чтобы
резоны представить.
Ладно, думаем, бранное слово на вороту не виснет. Мы тебя,
голубчик, с другого боку сейчас объедем. Вот ты, Вениамин
Гаврилович, все про добро мне толкуешь. А что такое добро,
по-твоему? Если ты мне добро делаешь, то в надежде, что и я к
тебе тоже с добром приду. На худой конец рассчитываешь, что
тебе твое добро свыше зачтется? Дак ведь сие эгоизм, голубчик,
чистой воды! Ты -- мне, я тебе получается? Бартер! И стоит за
твоим добром не что иное, как расчет, основанный на личном
интересе. Ибо, в третий раз повторяю, матушкой-природой никакое
добро не предусмотрено. Хитродумцы всякие навыдумывали, желая
скрыть от других свой шкурный интерес. Дымовая завеса! Ну, а
ежели интерес не свой, а чужой, да еще поперек своего? Тогда у
них это зло называется. У хитродумцев. И вся арифметика.
Милосердие, любовь, сочувствие, сострадание... Что там
еще? Тоже суть понятия вторичные, производные. Как добро или
зло. Стало быть, тоже ничего нам не объясняют, а только
запутывают. Да вы поразмыслите, говорю, сами, Вениамин
Гаврилович, голубчик, что такое, к примеру, есть сострадание?
Сопереживание чужому страданию, не так ли? Но... перенесенное
на себя. А каково бы я-то себя чувствовал, если бы не его, а
меня угораздило, такого доброго, хорошего? Брр! Дай пожалею
бедолагу, авось и пронесет беду, цел останусь.
Ну? Где тут оно, ваше так называемое сострадание,
голубчик, с милосердием? Тут эгоизм один, да еще с задней
опасливой и лицемерной мыслишкой: ="если хорош покажусь, то,
авось, пронесет"=. Разве нет?
Правду сказать, молодой человек Алексей Иванович, не
всякая сострадательная душа понимает это опасливое, трусливое
лицемерие. Большей частью люди неразвитые упиваются собой,
сострадаючи другому. Красуются перед Господом, вот он я, какой
хорошенькой! А, стало быть, грешат, голубчик. Грешат! Дорогу в
ад себе топчут!
-- А бескорыстие? -- быстро спросил Алексей. -- Тоже из
этого порядка? Что и сострадание? Или как-то иначе?
-- Вот-вот! -- весело подхватил отед Амвросий, подмигивая.
-- Покойничек Хлыбов тоже про бескорыстие осведомился единожды.
Да ядовито так! Дескать, где он тут, эгоизм с интересом, коли
бескорыстие? Поди растолкуй ему. А что толковать, когда это
самое бескорыстие, по сути, является синонимом преступления.
Или скажем так: скрывает под собой преступление. Наворовал
человек, награбил или там наторговал, что по нынешним воровским
временам одно и то же, а кусок проглотить весь не в силах.
Велик кусок, не по брюху. Он с ним туда, сюда. Главное, люди
знают, что вор, по глазам догадываются. Вот тогда он начинает
бескорыстие проявлять, благодетельствовать. Толику на больных
детишек пожертвует. Или меценатом вдруг объявится. На храм
отпишет от краденого. Да не просто так, а по телевидению, в
печати свое бескорыстие всенародно отрекомендует. Поэтому,
голубчик вы наш, Вениамин Гаврилович, говорим мы, нет ничего
отвратительнее из всех ваших добродетельных понятий вот этого
публичного бескорыстия. И потом, что есть бескорыстие вообще?
Ведь это жест, не более того. Чтобы опять же покрасоваться,
если не перед людьми, то перед Господом себя выставить: какой я
хорошенькой. Лицемерие одно, бескорыстие. Это ежели в общих
чертах рассуждать о самом понятии. Но, не дай бог, конкретного
человека взять, кто с бескорыстием носится, такая клоака
откровется...
Мы, молодой человек, каждодневно по роду занятий имеем
удовольствие лицезреть, каким образом прихожане возносят
молитвы Богу в местном храме. ="Дай мне, Господи... дай. Дай!
Дай!! Дай!!!"= Со скрежетом зубовным, без смирения. Без
благодарности за дарованное. Требуют, едва не кулаком стучат.
Подобное молебствование точнее назвать отправлением религиозных
потребностей граждан, как в официальных документах значится. По
нужде в церковь людишки ходят. Кто по-большому, кто
по-маленькому, кто по тому и другому. Дорогу в ад торят, сами
того не ведая.
Отец Амвросий замолчал, не выпуская однако руку
собеседника из своей, и снизу вверх засматривал ему в глаза.
Кажется, ждал очередного вопроса с азартом записного полемиста.
Наконец, вопрос последовал:
-- Если бескорыстие, по-вашему, на самом деле лицемерие,
или даже преступление, я правильно понял? Не говоря уже о
сострадании, о милосердии, тогда выходит, что человек
изначально сидит по уши в дерьме? Безвылазно?
-- Эва, заладили с Вениамин Гаврилычем-то! Слово в слово,
-- рассмеялся священник, искренне дивясь совпадению. Потом
уставил пухлый палец Алексею в грудь. -- Отчего же безвылазно?
Вовсе нет. Вы не воруйте шире пуза-то, господа хорошие, тогда и
бескорыстие проявлять не понадобится. Ведь это вы прежде, чем
крохи на бедность пожертвовать, тысячекрат у детишек отняли и в
болезнь вогнали. Поэтому от Господа всем нам заповедано: ="Не
укради!"= А не ="яви бескорыстие"=, ибо оно есть преступное
лицемерие.
Алексей вдруг почувствовал, что отупел от этого
напористого глубокомыслия, и украдкой зевнул. Вошла Анна с
подносом в руках и, судя по улыбке, заигравшей на губах, с
одного взгляда оценила его состояние.
-- Алексей Иванович, не обращайте внимания. Отец Амвросий
-- это тип зануды, очень опасный. Хлыбов после таких разговоров
всегда жаловался, что у него скулы сводит судорогой от зевоты.
-- Отшучивался покойничек, царствие ему небесное. Но
мы-то, ласточка, всегда знали, что вы его мнений на наш счет
никогда не разделяли.
Алексей пожал плечами, спросил:
-- Я все же не понял, Георгий Васильевич, из вашего
доклада, почему вы с Хлыбовым разошлись?
-- Вот по этому самому и разошлись, молодой человек. По
причине уязвленного самолюбия. Вы, небось, на экране наблюдали,
как боксеры на ринге меж собой хлещутся? Один другому как ии
ударит, все по мордам да по мордам. А противник его один воздух
кулаками впустую месит. Так и у нас. Не терпел покойничек возле
себя никакого инакомыслия. Вот ежели бы мы в рот ему глядели,
поддакивали бн на его глупые разглагольствования, вот тогда,
глядишь, и по сю пору в друзьях ходили.
-- Значит, вы по мордам его? Я правильно понял?
-- По мозгам, оно точнее будет, крепко прикладывался.
Отрицать не стану. Дак ведь на том церковь стоит, чтобы в веру
заблудшую овду обращать. Кого мытьем, кого катаньем. Кого
просто так -- за компанию.
-- И что? Не захотел Хлыбов в веру обращаться?
-- А куда ему, душе неприкаянной, деваться было? -- Отец
Амвросии широко и удивленно развел руками. -- Догматы советские
давно все похерены, идолы пали. До денег тоже не великий
охотник был. Правду сказать, такие души тяжко к вере идут,
обиняками, с большим сомнением. Однако идут. И Хлыбов,
покойничек, туда шел. Вот ласточка наша не дадут соврать, если
бы захотели, -- весело заключил он, принимая из рук хозяйки
чашку с кофе.
-- Пожалуй, да, -- не сразу подтвердила Анна. -- У нас...
у него была возможность кое в чем убедиться. Самому. Я вам
рассказывала, если помните.
-- Да. Это весомый аргумент, -- согласился Алексей.
-- К сожалению, не единственный, -- сухо произнесла Анна,
почувствовав в его голосе усмешку.
-- Извините, Анна Кирилловна, я по другому поводу. Не
помню от Хлыбова в адрес церкви ни одного ласкового слова.
Скорее наоборот.
-- Что правда, то правда! -- вновь встрял отец Амвросий.
-- Ну дак, одно дело церковь вдоль и поперек лаять, другое
совсем на Господа нашего хулу клепать.
-- Именно так, Георгий Васильевич. На Господа, нашего. И
на Святое писание. Кстати, Святое писание Хлыбов назвал самой
лживой и человеконенавистничесжой книжонкой, какую ему
доводилось держать в руках. ="Если, -- сказал он мне, --
Господь наш сотворил человека по образу и подобию своему, то
подобие божье -- вон оно, в коридоре под конвоем дожидается.
Насильник и педераст, растлитель малолетних, вымогатель, вор,
редкий подонок Семен Фалалеев, по кличке Елдак. Это, что ли,
подобие божие? Если нет, тогда одно из двух: либо место Господа
нашего за решеткой, как насильника и педераста, либо Святое
писание лжет напропалую, и человека по образу и подобию своему
сотворил Сатана. Для чего сотворил? Чтобы гармонию
божественчую, миропорядок в дерьмо превратить"=. Вот если,
говорит, переписать Святую книгу, исходя из того, что человека
сотворил Сатана, а Господь с тех пор творение Сатаны
изничтожить пытается, свести под корень, вот тогда все
становится на свои места.
-- Сатана творение божье в искушение вверг. Ибо сам к
созиданию не способен!
Священник с подозрительностью оглядел Алексея.
-- Что-то мы за Хлыбовым таких рассуждений вроде не слыхал
прежде. Хотя манера та самая, признаться... -- Он с сомнением
покрутил головой.
-- Это понятно. Вн разошлись, и давно, кажется?
-- Разошлись, верно. А вы от себя, молодой человек, ничего
часом не добавили? К рассуждениям?
-- Совсем немного разве. Слова кое-где переставил. --
Алексей повернулся к Анне: -- Анна Кирилловна, вы, кажется,
упомянули, что случай убедиться у Хлыбова был не единственный.
Вы не могли бы рассказать подробнее?
-- Да, конечно. Правда, свидетелем я не была, -- Анна
заколебалась. -- Может, отец Амвросий вам лучше расскажет?
-- Нет, нет! Рассказывайте, ласточка. Мы с вами одинаково
знаем.
Анна кивнула.
-- Хлыбов пил, вы знаете. Часто один, -- медленно начала
она. -- Но пил как-то угрюмо, с раздражением. Потом я стала
замечать, что нередко он прислушивается к звукам извне. Ему
чудились шаги, иногда удары в стену. Однажды ему показалось,
кто-то стоит под дверью и бормочет.
-- Вы тоже слышали?
-- Не знаю... Нет. Некоторое время Хлыбов вслушивался,
даже привстал. Потом в ярости запустил в дверь кофейником и
разбил вдребезги. Вышел сам. Долгое время Хлыбова не было. А
когда он наконец вернулся, лицо было перекошено уродливой
гримасой. Так бывает, когда у человека парез. Руки дрожали. Я
спросила, с кем он так задержался?
-- Один мерзавец, -- и Хлыбов грязно выругался.
Я продолжала настаивать, несколько раз повторила вопрос,
Наконец он ответил:
-- Не знаю. У него темное лицо.
-- Павел?
-- Он черный! -- рявкнул Хлыбов. Больше расспрашивать я не
решилась, но подумала, что у него, безусловно, белая горячка, и
он бредит наяву. Некоторое время мы... отец Амвросий тоже, так
и считали.
Однажды я оставила их вдвоем в гостиной и поднялась
наверх. Прошло, наверное, около получаса, когда сквозь сон я
услвшала выстрелы. Их было шесть или семь. Хлыбов, когда я
спускалась вниз, стоял в холле, глядя в одну точку, явно не в
себе. Сильно пахло порохом. Сзади него, в дверях, я увидела
отца Амвросия. Вы, кажется, были растеряны?
-- Напуган, ласточка, досмерти! Чего уж там... Все
разговоры говорили, тихо-мирно. Вдруг вскочил, глаза бешеные,
да -- в дверь! Пистолет из кармана на ходу рвет. Потом за
дверью давай палить. В кого, батюшко, спрашиваю, палишь? Здесь,
отвечает, на этом самом месте стоял, каналья. Возле стены.
Оглядели мы потом стенку, когда в себя пришли. Вокруг поискали
-- ни одной отметины. Куда пули делись? А гильзы стреляные тут,
под ногами валяются. Все собственноручно собрал. И усмехартся.
Я, говорит, с такого расстояния мухе глаз вышибу... Вот такая
история, молодой человек. Хотите верьте, хотите нет, -- отец
Амвросий широко развел руками.
-- Похоже, с запахом серы история-то?
-- Истинно так! -- подтвердил священник, не уловив обычной
в таких случаях иронии. -- С того самого раза мы тоже
уверовали, что не от запоев это, как поначалу думали. Наяву он
приходил.
-- Кто он? -- с осторожностью спросил Алексей, боясь, что
священник оставит эту скользкую тему.
-- Да ведь и мы со слов знаем, -- уклонился тот. -- За что
купили, за то и продаем.
-- Отец Амвросий, -- с досадой проговорил Алексеи. --
По-моему, это вопрос именно вашей компетенции. По роду занятий,
как священник, вы обязанн были составить какое-то мнение.
Поверьте, я спрашиваю не из досужего любопытства.
-- Мнение? Отчего ж не сказать, -- усмехнулся священник,
пожимая округлыми, полными плечами. -- Тольку проку от наших
рассуждений вам много не будет.
-- И все же. Кто он?
-- Нежить.
--???
-- Мертвец это был. Души в нем нету, а потому ликом темен.
Стерт лик.
Алексей почувствовал, как у него по спине пробежали
мурашки.
-- Ну, допустим. А где душа?
-- Мытарят ее, бедную. Там... Не допускают до Господа. И
телу мертвому покою в земле нет. Бродит оно.
-- Значит, Хлыбов стрелял в мертвеца?
-- Убить хотел, -- усмехнулся священник. Алексей
представил мертвое тело в темном углу, нашпигованное свинцом.
-- Вы, Георгий Васильевич, как это все себе объясняете?
-- Никак! Своим скудним умишком мы и пытать не стали.
Однако в церковных анналах полюбопытствовали, признаться. По
летописным сводам полистать пришлось, изрядно. Так вот... в
Радзивиловской летописи от 1082 года наткнулись мы на
упоминание о древнем городе Полоцке. Вернее сказать, о
нашествии навий на Полоцк и нападении на тамошних жителей.
Священник заметил в глазах у собеседника вопрос и поспешил
уточнить:
-- Навии... сие и есть мертвецы. В летописи, что вовсе
удивительно, даже гравюра оказалась приложена. Правда, до
крайности примитивная, но тем ценнее, ибо ближе к источнику.
Безликий мертвец раздирает надвое несчастного на пороге его
дома. В самом тексте безымянный летописец сообщает, что смута
бысть на Руси великая, и вся во граде Полоцке, стар и млад, в
окаянстве погрязли и опаскудели до потери образа человечего.
Тогда чаша терпения господня иссякла, отворотил он лик от малых
сих, и хлынули на Полоцк навии злы, и зачали грызти и терзати,
на части рвати всякого, не разбирая полу и возрасту...
Летописные разыскания отца Амвросия для Анны были тоже в
новинку. Бросив на нее взгляд, Алексей увидел широко раскрытые
глаза, полные страха, и подумал, что в ближайшие дни этому дому
суждено пустовать. По своей воле хозяйка навряд ли сюда
вернется.
Отец Амвросий тоже заметил состояние Анны и взялся ее
утешать. По его словам выходило, что нынешние мертвецы смирны,
безвинного человека нипочем не тронут, а он сам -- сущий
дурень, такого страху зазря нагнал.
По этому поводу на столе появилась бутылке вина, и
Алексей, сославшись на дела, поспешил откланяться.

8.

Алексей рассортировал архив Хлыбова на две части.
Необходимые документы сунул в свой кейс, остальное запер в
сейфе. Затем сел на телефон.
Первый звонок -- председателю местного райпо. Официальным
тоном законника-буквоеда он справился, какие меры приняты на
мясокомбинате по представлению прокурора за номером таким-то от
такого-то?.. Никакого представления по мясокомбинату в природе
не существовало, и, если бы председатель вздумал уточнить, то
Алексею пришлось бы выкручиваться. Но, как он и рассчитивал,
выкручиваться начал сам председатель райпо. Он уверил старшего
следователя, что на мясокомбинате произведена комплексная
проверка и по ее итогам две недели назад состоялось общее
собрание коллектива. На всех виновных наложены взыскания,
произведенн денежные начеты. Причины, позволяющие расхищать
продукцию мясокомбината, устраняются. Алексей ухмыльнулся.
Обычннй словоблок, почти идиома. От прокуратуры он выразил
удовлетворение проделанной работой, кроме того высказал
предположение, что после приватизации мясокомбината подобные
кражи станут бессмыслицей.
-- Мы на это рассчитываем, -- после некоторой паузы
последовал осторожный ответ.
-- Приватизация пойдет как обычно? Через акционирование?
-- Думаю, да.
-- Кто согласился быть учредителем? -- продолжал блефовать
Алексей.
-- Вам список организаций? -- голос председателя звучал
все более сдержанно.
-- Да, для сведения. Ваши данные пройдут у нас в комплексе
мер, принятых вами для предотвращения в дальнейшем подобных
краж, -- успокоил Алексей.
-- Одну минуту. Я продиктую. Но это все предварительные
наброски. Сами знаете, закона о приватизации еще нет.
="Тем не менее, приватизация продолжается"=, -- мысленно
досказал за него Алексеи. Под диктовку он составил список из
нескольких организацийучредителей и напротив каждой
организации, выписал из справочника фамилию ее руководителя.
Следующий звонком в администрацию района он запросил
список членов недавно назначенной комиссии по приватизации.
Затем оба списка положил на стол перед собой. Полюбовался и
выложил рядом третий. Из кейса. Теперь картина была полной.
Учредители, они же члены комиссии по приватизации, они же --
организаторы хищений...
В дверь постучали.
-- Открыто. Входите.
В кабинет вошел участковый инспектор Суслов. Поздоровался.
-- Садись, Анатолий Степанович. Новости есть?
-- Соседка Глуховых по лестничной площадке утверждает, что
жена и дочь вернулись из поездки в Крым раньше
запланированного. Накануне отъезда она разговаривала с
Глуховой. По ее словам, первоначально они хотели провести
отпуск в Массандре целиком.
-- А провели?
-- С учетом дороги около трех дней. Можно уточнить.
-- Выглядит так, будто сбежали?
-- Похоже на то.
-- Сама Глухова чем объясняет свой отъезд?
-- В городе их нет. Скрываются. Глухов тоже сегодня в ночь
отсуствовал. Домой вернулся под утро.
-- Понятно. Значит, показаний Глуховой у нас нет.
Алексей снял трубку, намереваясь позвонить в СПТУ, но в
дверь просунулась крупная физиономия Дьяконова.
-- Так мы едем или нет, господа хорошие? -- недовольным
тоном осведомился он.
-- Мы, Вадим Абрамович, ждем вас. Чтобы ехать, -- уточнил
Алексей, подымаясь из-за стола.
Судмедэксперт Голдобина встретила их в больничном
коридоре, насквозь провонявшем хлоркой, и предложила надеть
белые, до дыр застиранные халаты. Убедившись, что халаты
надеты, двинулась впереди.
-- Ваше экспертное заключение, извольте получить.
На ходу, не оглядываясь, Голдобина подала через плечо
несколько страниц машинописи.
-- Гнилостные изменения в тканях, состояние головного