что свет! Не потому, что помиловку отклонили! Скажи, что если бы сейчас здесь
другая была -- хоть красавица-раскрасавица! -- ничего б ты такого не
почувствовал, никакой ненависти! Скажи, ну, чего ж ты, скажи! Скажи! Не
молчи!


Вит к. Не почувствовал бы; конечно, не почувствовал, успокойся, пожалуйста! Ну
слышишь? Ну, ну, не надо! Не надо! Не плачь!


Галчуша. Я и не плачу. Я и не плачу, мой маленький. Мне хорошо. Мне правда,
очень, очень, очень хорошо. И верно ведь, скажи, верно?! -- не такая я уж
и старая, не такая и страшная. Ну, рыжая. Ну, веснушки. Ну, глаза зеленые. Но
это ведь не так важно? Не так важно?! Скажи! Скажи!


Вит к. Это важно, важно, это очень-очень важно! и веснушки! И глаза! Самые
красивые в мире веснушки! Самые зеленые в мире глаза!


Галчуша. Да ты ведь не видишь!


Вит к. Самые ласковые губы на земле! Ласковые... горячие... Все!.. Все! Не могу
больше! Не могу! Подожди! Подожди! Постой! Не хочу чтобы все! Не хочу чтобы
кончалось! Я еще хочу, еще! Я хочу чтобы всегда!..


Галчуша. Милый, милый мой! Красивый! Любимый...


Долгая пауза.


Вит к. Голова кружится... Будто на лодке плыву...


Вспыхивает свет. Галчуша и Вит к лежат рядом.


Галчуша. Не смотри! Не смотри на меня! Закрой глаза! Ну, пожалуйста.


Вит к. Ты знаешь... вывели нас на прогулку. Это еще до суда было, не в одиночке
еще сидел. Вывели, а в соседнем дворике, за стенкою, бабы, слышим, гуляют.
Веселые. Песни поют. А тут весна как раз, солнышко. Возле урны, между плевков,
травка сквозь асфальт пробивается. Ну, мы с бабами через стенку базарить. Попка
из молодых, старательный: нельзя, орет, не положено! Прогулки, орет,
лишу! -- бегает поверху, базлает, начальству по внутренней связи
стучит, -- а чего он с нами поделать может? Что, девоньки, кричим, --
хочется? Весна ведь на дворе! Ох, ребятки! отвечают, и не говорите,
стосковались -- моченьки нашей нет! Может, оторвете один да нам
забросите?! Мы ржать: жалко, кричим, вдруг, мол, самим еще пригодится! Ну
тогда, отвечают, от нас ловите подарочек! И действительно, смотрим: через их
решетку потолочную да через нашу летит что-то зелененькое. Не как травка, а
такое... светлое... У нас аж сердце захолонуло: вдруг за что зацепится?!
Попка-дурак извернулся весь: поймать! Чуть не свалился. Только хрен ему!
Поймает он, как же! Поднимаем, -- а это нам бабы, оказывается, трусики
свои перебросили. Камешек в трусики завернули и кинули... Во, думаем,
пофартило. Сейчас, думаем, в камеру вернемся и прямо все впятером... ну, сама
понимаешь... с этими трусиками... Один, салага, тут же наладился, во
дворике -- мы не дали: потерпи, мол, святое, мол, дело; с тобой хорошо,
говорим, говно, мол, на пару рубать. А бабонькам: спасибо, кричим, всем
подаркам подарочек! А этот дурак, попка, словно медаль ему за это дадут:
назвонил, настучал: двери открываются: лишаетесь, мол, прогулки! А нам уже ни
солнышка ихнего не надо, ни травки ихней заплеванной: мы богатые, у нас трусики
есть! Мы в камеру возвращаемся -- только что "Широка страна моя родная" не
поем. А у дверей пара прапоров в синих халатах: "очередной обыск". Шмональщики.
Тут у нас богатство наше и отобрали... (Пауза.) Только ты того... ты не
думай... Это я от чистого сердца... это не этот... как его... не цинизм.


Галчуша (улыбаясь, гладя Витька по голове). А я и не думаю, мой хороший.
Я и не думаю.


Пауза.


Вит к (вскакивая). А чего это мы болтаем? Будто на пляже на
каком! Времени-то в обрез! Самого главного могу и не успеть! Разведут --
больше не встретимся. В общем, слушай. Ты слушай, слушай меня, не кемарь! Если
будет у тебя ребеночек... Ты ведь выйдешь, за соучастие много не дадут, да еще
беременной... Короче, все эти бабки я тебе передаю. Только чтобы мамка и
сеструха до смерти забот не знали. А остальное -- тебе и ребеночку. Всем,
понял, хватит. Значит, слушай внимательно: мамкин адрес и где бабки
затырены...


Галчуша. А может, не надо, Витенька? С чего ты взял, что ребенок получится?!


Вит к. Перед смертью получится обязательно.


Галчуша. Не надо, Витенька, слышишь? Не надо. Пожалей ты меня. Ну, милый!


Вит к. Галя! Разведут ведь сейчас, слушай, слушай, не мешай! Слушай, секи! Ну,
я прошу тебя, Галя! прошу! Независимо даже от ребеночка. Ты ж надежда моя,
надежда!


Галчуша. Не называй, не называй меня Надеждой!


Вит к, прижав Галчушу в угол, насильно нашептывает.


Вит к. Ты запомнила? Запомнила? Повтори!


Галчуша. Ничего я не запомнила! Не хочу, не хочу я запоминать!


Вит к. Нет, запомнила, запомнила! Я же вижу: запомнила. Ну, пожалуйста,
повтори. Пожалуйста.


Галчуша. Не хочу! Не надо мне ничего от тебя! Я сама... Сама как-нибудь...


Вит к. Ну повтори, повтори пожалуйста. Повтори.


Галчуша склоняется к Витьку, шепчет.


Галчуша. Но я не хотела. Честное слово, не хотела. Ты сам, сам!


Вит к. Зато мне сейчас спокойно. Первый раз с детства спокойно. Ты даже не
знаешь, как на меня эти бабки давили -- ты просто сама не знаешь!


Галчуша. Конечно, давили.


Вит к. Не в том смысле. Бабки -- мура. А что про них я один на всем свете
знал. Я ведь их никому не доверял -- тебе первой.


Галчуша. Бабки -- мура? Вы ж с дедом жизни на них положили!


Вит к. Не на них, Галя, не на них. Чтобы рабами -- как все -- не
быть.


Галчуша. Рабами?


Вит к. Конечно! Ты на народ на наш посмотри. Да хоть бы и мамку мою взять с
сеструхою. Смешно как получилось: не им, а тебе доверил. Но это тоже правильно.
Сеструха молоденькая. Страшно на нее навешивать, если даже дадут свиданку. А
мамка пьет. Ты ей пить-то особо не давай.


Галчуша. А на меня не страшно?


Вит к. Ты совсем другое дело, Галя. У нас же с тобою любовь. У нас любовь,
правда?


Галчуша. Правда, Витенька, правда.


Вит к. Вот видишь. А корешам правильно что никому не доверял: они, как до их
шкур коснулось -- они, понял, все меня продали, до единого. Даже
брательник двоюродный -- я с ним еще первый срок мотал, под Челябинском.
Ты чего отодвинулась? Обними меня, слышишь?! (Пауза.) Как хорошо.
Спокойно. Никаких тебе тайн не осталось, никаких забот. Даже и умирать уже,
кажется, не страшно. Только б еще маленько так полежать, чтоб не трогали.


Галчуша (гладя Витька, как маленького). Лежи, глупенький, лежи. Лежи,
отдыхай. Недолго осталось.


Длинная пауза.


Вит к. Галя, слышь... А я вот тебя спросить хотел. Насчет смерти. Ну, то
есть Бог там или я не знаю. В общем, мужик один со мною пять месяцев просидел.
Не старый, в джинсах, сорока еще нет. Магазином заведовал. Жена --
киноартистка знаменитая, как ее... фамилию забыл... ну ладно, не важно. Он
двенадцать лет получил. Так ты знаешь -- он нитку из одеяла выдернет,
корки с сыра соскребет, -- он один сыр на ларек брал, на весь червонец, и
все в передачи жену сыра просил, -- соскребет, на спичках растопит,
ниточку одеяльную раз через воск протянет, другой, третий, -- и так, пока
у него свечка не получится. А потом зажжет и сидит-бормочет. Молится. Вертухай
заглянет в кормушку: что это, мол, за бардак?! -- а он независимо так,
спокойненько: не имеете, мол, права мешать... как это он говорил? с культурою,
вроде, связанное...


Галчуша. Отправлению культа?


Вит к. Во, точно! (Восхищенно.) И откуда ты все знаешь?!


Галчуша. Наоборот, Витенька, наоборот. Ничего-то я не знаю в этой жизни,
ни-че-го...


Вит к. Знаешь, Галя, знаешь! Не надо ля-ля.


Галчуша. Не буду.


Вит к. Ну вот, молится, значит, а лицо такое спокойное, сосредоточенное. Будто
и не потерял все на свете. Будто открыто ему что-то такое, что нам никому и
знать-то не полагается. И вот, я у тебя спросить хотел: ты как думаешь: а вдруг
он прав? А вдруг и на самом деле есть Бог? Это мало ли чему в школе учат! А
вдруг не умираем мы после смерти, а куда-то... переселяемся? Освобождаемся
будто? Тогда ведь и под ствол не так страшно!


Галчуша. Вот, значит, на что надеешься! Увильнуть! А не боишься, что Бог с тебя
за ту, с Войковской, спросит? И за остальных.


Вит к. Не, Галя, не боюсь. Неужто Он прокурора злее?! Бог у меня в душе, может,
такое прочитает, что и обвинит не совсем. Ты вон меня полюбила -- ты ж
забыла, что я убийца. А поначалу -- я видел: тебе в подлянку было. А Бог,
мне сосед говорил, Бог -- он сама любовь и есть.


Галчуша. Зря ты мне про свои надежды рассказал, Витенька.


Вит к. Почему, Галя?


Галчуша. Потому, мой хороший, что придется тебя разочаровать. Не выйдет у тебя
к стенке с улыбочкой стать. Совсем ты умрешь, совсем!


Вит к. Что с тобой, Галя?


Галчуша. И я совсем умру.


Вит к. Что с тобой?


Галчуша. Ты же сам спрашивал: а вдруг есть Бог. Так вот, боюсь, Витенька, что
нету.


Вит к. Нету и ладно. Чего ты разволновалась-то?!


Галчуша. Дело в том, мой красавчик... Как бы это тебе попроще сказать... дело в
том, что этого самого бессмертия... хоть какого, хоть плохонького... хоть в
урановых рудниках адовых... Нам всем его так уж хочется, так уж хочется, что
просто по одному по этому его быть не может. Природа, мировая
организация, -- они ведь к человеку не очень-то расположены: ливни, мороз,
цунами разные. Так что и тут вряд ли так устроено, как нам хотелось бы. Слишком
бы получилось для человека... как бы это сказать?.. комфортабельно. Слишком...
антропоцентрично. Жизнь на самом деле гораздо жесточе, гораздо бессмысленнее,
чем... Впрочем... впрочем, ты этого все равно не поймешь.


Вит к. Чего ж это я не пойму? Дурак я что ли какой?


Галчуша. Нет, Витенька, не дурак, не дурак ты. Это, может, самое грустное и
есть, что отнюдь ты не дурак. Будь ты дурак, может, и эксперимента моего
скотского не получилось бы. Только видишь ли... и для мышления, и для понимания
кроме природных задатков еще и особая тренировка требуется... и этого вот
(на голову) механизма, и, конечно, души. А ты вместо тренировки --
экспроприаторов экспроприировал.


Вит к. Э, Галя, слышь? Не надо! Не надо! Такие вещи не надо мне говорить! И
словами такими разговаривать со мною не надо! Откуда ты слова эти знаешь? Не
знаешь ты их, не знаешь! Знать не должна! Не надо!


Галчуша. Да как же мне, Витенька, еще с тобой разговаривать? Дурочку продолжать
валять? Как вначале?


Вит к. Хоть и дурочку, только этими словами не надо!


Галчуша. Разве ж после того, что у нас с тобой, Витенька, случилось... А ведь
ты прав, Витенька: случилось! Разве ж после этого можно валять
дурочку?!


Вит к. Не надо, Галя, не ври! Не ври! Я все равно не поверю! Не ментовка ты, не
ментовка! Быть такого не может! Ты ж мне про летчика рассказывала, про Болшево,
про ребятишек из кабака!


Галчуша. Ой, Витенька! Достоевский вон про студента рассказывал, который
старуху топором зарубил. А при моей-то работе...


Вит к. Не! Не верю! Не ментовка ты, не ментовка!


Галчуша. Ментовка, ментовка, Витенька. И ты это с самого начала знал.


Вит к. Ничего я не знал! Ничего я, понял, не знал, гадом буду! Я так, для понта
говорил, на всякий случай! А ты и поверила! А я ничего не знал, ничего!


Галчуша. Знал, знал, Витенька.


Вит к. Да если б знал, задушил бы тебя просто.


Галчуша. Вот и надо, наверное, было задушить.


Вит к. Волчара...


Галчуша. Все-то ты знал. Но какая разница!


Вит к. Нет, постой-постой! Сядь-ка сюда. Я ж тебе почти сразу про бочонок начал
рассказывать. Ты же сама слушать не пожелала.


Галчуша. А вспомни, как ты за бочонок за этот торговался, жизнь выпрашивал!


Вит к. Ну и пообещала б, что тебе стоило? Если ты за ним сюда пришла! Какая
тебе была разница: соврешь, не соврешь? Да ты и потом вон, безо всякой
торговли, слушать не хотела. Я насильно тебе рассказал. Почему? Ну! почему?!
Нет, Галя. Это ты меня разыграть решила. Купить.


Галчуша. Потому что я тебя, дурака, любила!


Вит к. Любила? А... а сейчас?


Галчуша. И еще потому, что тебе самому очень уж хотелось высказаться. Хоть на
кого-нибудь, а тайну свалить. Не унести в могилу.


Вит к (кричит). А сейчас, спрашиваю, уже не любишь, что ли?!


Галчуша. Сейчас? Сейчас, кажется, уже нет.


Вит к. Но тогда ж... Тогда ж получается... Получается, что это и есть цинизм.
Что это вот у тебя -- самый настоящий цинизм и есть!


Галчуша. Почему, Витенька? Я ведь тебе не врала. Ни тогда, ни теперь. Я еще
помогла тебе, исповедь твою выслушала.


Вит к. Как не врала? Как, понял, не врала?! За подследственную себя кто
выдавал!? Свет кто гасил в нужный момент!?


Галчуша. Свет не я гасила. Со светом так само получилось.


Вит к. Не верю.


Галчуша. Это уже все равно. Ты знаешь, Витенька... Вит к! Ты знаешь, у меня
маму на улице убили. Сережки золотые из ушей вырвали, прямо с мясом. Шубу
сняли. Сумочку отобрали. А после, чтобы не опознала -- убили. У них,
видишь, тоже... выхода не было.


Вит к. Вон оно что! Мстишь, значит! Вымещаешь! Тех не поймала -- вымещаешь
на мне! Только ты меня так и так не расколола. Дать -- дала, а насчет
бабок я неправду сказал. Насчет бочонка. Парашу я тебе, понял, пустил.


Галчуша. Нет, Витенька, не парашу. Правду ты мне сказал насчет бабок.
Только бабки ведь, как ты выразился, мура.


Вит к. Во, сука! Во, понял, заворачивает! На моих же словах меня и ловит!
Слушай, последний раз тебе говорю: не надо меня на понт брать! Не надо! Я ведь
шутку твою и не понять могу. Я ведь могу... Я ведь, Галчуша,
могу...(Поет.) И при-ды-винулся парень к-

ы
ней ближе, = парень в кепи...


Галчуша. Ладно! Хэрэ! Завязывай с истерикой! Это самое противное, что у вас, у
шпаны, бывает! (Подходит к Витьку, прижимается.) Не порти, не порти,
Христа ради! Зачем тебе это надо? Легче тебе, что ли, от этого станет?


Вит к. Ладно, Бог с тобой. (Прижимается к Галчуше: не наручники --
обнял бы.)
Странно, я себя вдруг таким сильным почувствовал, и на тебя,
оказывается, зла нету. Сама разберешься. У меня к тебе только одна просьба. Не
бойся, не про мамку. Ты его (кивает на Галчушин живот) Виктором назвать
можешь? Не в мою честь, а так... Виктором. Имя-то хорошее. Независимо. Я пусть
Вит к, а его -- Виктором.


Галчуша. Кого его, Витенька? Кого его? Никакого его не
будет. Я неспособная.


Вит к. Зачем же тогда?


Галчуша. Да ведь и это не важно. Ну? Чего сник? Знаешь, в Библии... Иаков
поднимается к Богу по лестнице. На этой лестнице мы с тобою и встретились на
минутку. Только ты идешь наверх, а я, кажется, вниз. Ты счастливее.


Вит к. Ты ж в Бога не веришь. (Встает, колотит в дверь.) Эй, слышите!
Заберите меня! Тут баба сидит, слышите!? Эй!


Галчуша. Не откроют, Витенька. Чтоб открыли, надо кнопку нажать. Вон там, за
кушеткой. Ногой можно.


Вит к (подойдя к кушетке, отыскав кнопку). Значит, точно правда?


Галчуша. А ты все надеешься? Нажимай, нажимай. Я ж говорила тебе: не называй,
не называй меня надеждой. Ах, какой же ты нерешительный. Ну пусти, пусти, я
сама.


Вит к. И ладно. Даже хорошо, что неспособная.


С лязгом отворяется дверь. Появляется Прапорщик.


Прапорщик. Вызывали, Надежда Вениаминовна?


Вит к. Надежда?


Прапорщик. Без происшествий обошлось?


"Галчуша". Не ваша забота. Забирайте осужденного.


Вит к. Надежда.


"Галчуша". И снимите наручники. Не надо. Ведите так. Ничего он не сделает.


Прапорщик. Под вашу ответственность. (Снимает с Витька наручники.)
Пошли, что ли?


Вит к смотрит на "Галчушу".


Эй, тебе говорю: пошли!


"Галчуша". Не тебе, а вам!


Прапорщик (саркастически). Ну! Вы слышал? (Подталкивает
Витька, выводит из бокса.)


Пауза.


"Галчуша" (вскакивает, бросается к двери, кричит). Постойте!
Стоять, я сказала! Минуточку! Подведите его сюда! Говорю -- подведите...


Вит к в сопровождении Прапорщика появляется в дверях.


Я тебе насчет расстрела говорила: ростомеры всякие, коридор. Это все
фигня, тюремные байки. Ни медосмотров не бойся, ни коридора, ни душа. Тебе
объявят, когда поведут расстреливать. (Прапорщику.) Забирайте.


Прапорщик. Пошли. Вы!


Вит к и Прапорщик уходят. "Галчуша" падает на диванчик, плачет, плечи
трясутся.


Занавес.




г. Минусинск, 1984 г.

    ПУЛЯ. фарс в одном действии




Александру Аболицу, другу и издателю


лица:


Человек, по имени Вовик


Друг человека, по имени Гриня


Товарищ человека, по имени Колька


Брат товарища, по имени Алик


Любовь, жена человека


место:


квартира


время:


пятница на прошлой неделе. Вечер и ночь
















Человек (входя в квартиру в сопровождении Друга человека). Заходи,
заходи, Гриня. Не стесняйся. Слава Богу, к себе домой веду, не куда-нибудь. Да
не снимай ты! Вымоет Любка, на то и жена. Давай пузыри, в холодильник поставлю.
Холодная, она не колм, а соколм. (Осматривает бутылки.) Качественная.


Друг человека. Водка, как говорится, бывает двух сортов: хорошая и очень
хорошая.


Человек. Любка! Любо-овь! Иди гостя встречай! Ишь, не слышит! Ванну небось
принимает. С шампунями. С пенами. А еще у нее такая американская бутылка есть,
с наконечником... Ну, туда вставляется. Понял куда?


Друг человека. Гы!


Человек. Во! Вставит, нажмет и... запхнет! Она меня так каждую пятницу
соблазняет и субботу. Намоется, намажется, надушится, этой американской штукою
поспринцуется, пеньюарчик такой прозрачный, из Парижа, напялит и выплывает...
француженка, мать ее за ногу!


Друг человека. Гы!


Человек. Постель разобрана. Простыни хрустят и лавандой воняют. Это у нас в
прачечной такую услугу ввели, чтобы простыни лавандой воняли. Амортизация
называется. Пятнадцать копеек с килограмма.


Друг человека. Ароматизация, как говорится.


Человек. Я и говорю: амортизация. По другим дням я ее приучил, чтоб не лезла,
потому -- утром на работу, вставать рано. А вот в пятницу, если, конечно,
назавтра субботника нету, и в субботу -- это уж она права свои качать
начинает вовсю.


Друг человека. Чего-то я тебя не пойму! Меня-то ты зачем сюда затащил? Свечку,
что ли, держать, как говорится? Ты меня пулю позвал писать, а сам: в
пень-ю-ар-чи-ке! Фран-цу-жен-ка! Или мы что, на простынях на твоих пулю писать
будем? Ты, я и твоя жена. Разденемся, как говорится, и... (Направляется к
выходу.)
Извини, но это не для меня удовольствие. Мне еще сегодня свою.


Человек (удерживая Друга человека). Да нет, чего ты испугался! Пуля как
пуля будет. Я потому и позвал тебя, чтобы не приставала. Чтобы при свидетелях
было. А то не стоит у меня на нее. Чего уж я только не пробовал! Сейчас еще вон
Колька придет, из двадцать второй квартиры, товарищ мой. На других вроде
ничего, стоит иногда. Хотя тоже не очень...


Друг человека (понимающе). На пол-шестого, как говорится.


Человек. Точно! А на Любку -- ну никак! Уже три года. Она меня и
таблетками кормит, и мясом жареным, -- а вс равно не стоит! Жена --
она жена и есть.


Друг человека. Скатерть и жена, как говорится, -- главные враги
преферанса.


Человек. Скатерть-то мы уберем. (Убирает скатерть.) Не в скатерти
проблема. Скатерть -- это самое простое. Вот тебе бумага, карандаш, черти
пулю. А я пока за Колькой сбегаю, за товарищем.


Друг человека. На троих, что ли, чертить?


Человек (саркастически). Не, на Любку еще! Она ж и слова-то такого не
понимает: преферанс. Дура! Мезозой! Я сколько раз научить пытался. Чтобы росла.
Отвлечение чтобы было. Разнообразие интересов. Но у нее только одно в голове:
шампунь... ванна... простыни... Да бутылка американская. Только на это ума и
хватает.


Друг человека. Интеллекта, как говорится.


Звонок в дверь.


Человек. Во! Колька! Легок на помине! (Идет открывать.)


Товарищ человека (входя с Братом товарища). Привет! А ко мне брательник,
извиняюсь за выражение, прикатил. Из Воронежа. От жены сбежал. Она его, как
получка, у проходной караулит. А тут задержалась где-то, он на вокзал и сюда.
Пятый раз уже так бегает.


Человек. Он пулю писать умеет?


Брат товарища. А ты сидишь на стуле, = как верная жена, = и в голове две пули,
= и грудь обнажена.


Товарищ человека. Умеет, умеет. Он хоть до завтра может, пока жена за ним сюда
не припрется.


Человек. Тогда о'кей.


Товарищ человека. Звонила уже.


Человек. Заваливайте. Давай пузыри! Пять штук? Не слабо!


Товарищ человека. Так говорю ж, извиняюсь за выражение, -- с получкой
сбежал.


Человек. Гриня, переворачивай лист, черти по-новой, на четверых. К Кольке брат
из Воронежа приехал. Как звать-то?


Брат товарища. А ты сидишь на стуле...


Товарищ человека. Не обращай внимания. Одурел малость от своей, отойдет
постепенно, оттает. Алик его звать, извиняюсь за выражение.


Человек. Слышь, Гринь! Его Алик звать. А это Гриня. А это Колька. Чего-то моя
там заплескалась, в ванне. Любовь. Не утонула б. Садись, ребята. Во --
стрмент. Новенький. Специально припас. (Распечатывает колоду.)
Преферансные.


Друг человека. До скольких, как говорится, писать будем? До шестидесяти? А то
мне еще свою сегодня.


Человек. Что за пуля до шестидесяти! До шестидесяти Любка ни в жисть не
заснет.


Товарищ человека. Не пуля, а дуля, извиняюсь за выражение.


Человек. И чего ты к своей так рвешься?!


Друг человека. Я?! Рвусь?!


Человек. Давай хоть до ста двадцати. Ты как, Алик?


Брат товарища. Как верная жена.


Товарищ человека. Согласный он, извиняюсь за выражение. Он у меня, как сбежит
из Воронежа, он на вс согласный становится.


Человек. По ноль-пять?


Друг человека. По копеечке. По ноль-пять тоже не пуля, а дуля, как говорится.


Товарищ человека (Брату товарища). Заплатишь, если чего?


Брат товарища (утвердительно). И в голове две пули.


Товарищ человека. Моя-то, извиняюсь за выражение, к проходной успела.


Друг человека. А выпивать из чего будем? Пуля без водки, как говорится...


Человек. Сейчас. (Стучит в дверь ванной.) Люба! Любка, ты скоро?
Любо-овь!


Любовь (из ванной). Пришел?! Соскучился?! Иду-у... Лечу-у...
Плыву-у...


Человек (констатируя не без разочарования). Не утонула.


Из ванной выходит Любовь в прозрачном пеньюаре, с полотенцем в руках.


Познакомься, Любочка. Это вот мой дружок Гриня, с работы.


Брат товарища. А ты сидишь на стуле.


Человек. Это товарищ, Колька, ты его знаешь, из двадцать второй квартиры.


Брат товарища. Как верная жена.


Человек. А это вот к нему брательник приехал, из Воронежа.


Брат товарища (привставая). И в голове две пули.


Человек. Организуй, сама понимаешь, рюмочки нам, закусон.


Брат товарища. И грудь обнажена.


Человек. Знакомьтесь, ребята: моя жена, Любовь.


Любовь. Рюмочки, говоришь?


Человек. Рюмочки.


Любовь. Закусон, говоришь?


Человек. Ну, колбаски порежь, что ли.


Любовь. Грудь обнажена?


Товарищ человека. Это Алик не в том смысле, извиняюсь за выражение. В
поэтическом.


Любовь. А по морде не хочешь? (Бьет Человека полотенцем по лицу.) В
семейный дом!


Человек. Ты чего, Любка?! Ты чего?! Ты у меня смотри! Я ведь тебя!..


Любовь. Что ты меня? Что ты, спрашиваю, меня? Знаете, люди добрые, когда он
последний раз -- меня? У него как пятница, так то работа срочная,
оборонный заказ, то кино по телеку интересное, то живот заболит. Или
просто -- нажрется водки, в двенадцать завалится и -- храпака! А
сейчас во, придумал: друзей позвать! В семейный дом! Товарищей!


Человек. Не развратничать же, Люба, не напиваться. Преферанс -- игра
интеллектуальная. Знаешь, что значит слово "интеллектуальная"? Так вот,
преферанс -- самая, можно сказать, интеллектуальная игра на свете и есть.
И если ты женщина не слишком образованная, ты не имеешь права мешать росту
самосознания инженерно-технических работников. Ты Фейербаха читала?


Любовь. Я тебе сейчас покажу Авербаха! (Бьет Человека полотенцем по
лицу.)
Я тебе сейчас покажу телегдуального! (Бьет снова.) Я тебе
сейчас покажу реверанс. (Бьет еще.)


Друг человека (печально констатируя). Скатерть и жена, как
говорится, -- главные враги преферанса.


Человек (утираясь). Не телегдуального, а интеллектуального. И не
реверанс, а преферанс. Вот и поговори с ней. Об умном. Отсталость, мезозой.


Любовь (намахиваясь полотенцем). Кто-кто я? Какой еще такой зазой?


Человек. Да никакой, никакой! Пошутил я. Успокойся!


Брат товарища. А ты сидишь на стуле.


Любовь. Я тебя сейчас враз успокою! (Намахивается полотенцем.)


Человек (уворачиваясь). Ну что, ребята? Пошли тогда отсюдова! Раз уж
здесь нас не понимают.


Друг человека (патетически). Глухи, как говорится, к голосу рассудка! К
гласу, как говорится, выпиющего в пустыне! (Опомнясь.) А куда пошли-то?
Ко мне нельзя. Моя еще и не так примет.


Товарищ человека. И ко мне, извиняюсь за выражение, нельзя.


Брат товарища. И в голове две пули.


Товарищ человека. Алик говорит, что он из Воронежа.


Человек (подмигивая). Я знаю, куда можно. У меня есть тут одна...
знакомая. Она и не выгонит, и приветит как полагается, и на стол накроет...


Любовь (испуганно). Ды пошутила я, пошутила. Телегдуальные! Садитесь,
играйте в свой реверанс, разве ж я чего против? Чем по проституткам таскаться.
Сейчас закусочку организую -- все-таки семейный дом.


Человек. Ага. Колбаски порежь.


Любовь (организовывая закусочку). А я пока телевизор посмотрю.


Человек. Во! Там картина как раз интересная. Про войну.


Любовь (убедившись, что гости остаются). Но чтоб по программе "Время"
духу вашего тут не было! (Уходит в другую комнату.)


Брат товарища. Как верная жена.


Товарищ человека. Разве ж это пуля -- по программе "Время"? Не пуля, а,
извиняюсь за выражение, дуля.


Человек. Ладно, молчи. Пусть успокоится, а уж там мы... Крути до туза.


Друг человека. А чего, у тебя, извиняюсь за выражение, действительно еще одна
баба есть?


Человек. Чего я, больной? Это я так, для ревности.


Друг человека. Гы!


Человек. Сдавай, Гриня.


Товарищ человека. Пас, извиняюсь за выражение.


Человек. Двое нас.


Брат товарища. И в голове две пули.


Друг человека. Взял на два, что ли? Два паса -- в прикупе, как говорится,
чудеса. Пишу за марьяж.


Брат товарища. Взятку сносить -- без взятки оставаться.


Друг человека. Четыре по три и, как говорится, без трех.


Брат товарища. А ты сидишь на стуле. Семь вторых.


Товарищ человека. Начал разговаривать.


Человек. Пас.


Товарищ человека. Ложимся, извиняюсь за выражение.


Любовь (из другой комнаты). Куда ложимся? С кем?


Человек. Да никуда не ложимся! Ты телевизор смотри. Про войну. Слово такое
есть, преферансное. Мезозой!


Товарищ человека. Висты жлобские или, извиняюсь за выражение,