Страница:
Он смотрел на Гретхен несколько секунд, потом улыбнулся:
- Вы преднамеренно укрылись в этой глуши? Ваши слуги сбились с ног, у них ведь нет Урса. Он привел меня прямо к вам, сам бы я ни за что вас не нашел.
Гретхен осмотрелась и в замешательства проговорила:
- А не мог бы Урс теперь вывести нас назад?
Глава двадцать седьмая
перемены внутренние и внешние
Гретхен казалось, что еще никогда она не была так счастлива.
Нет, она, разумеется, помнила о тех днях, когда благодаря Тимотею Кренстону Ларт вернул к ней из небытия. Но сейчас, по прошествии времени глядя назад, Гретхен отдавала себе отчет в том, что в те дни ее ощущение счастья граничило с едва ли ни болезненным изменением сознания. Весь ее мир, вся Вселенная уменьшилась до размеров одного человека, Гретхен потеряла ощущение реальности, все сместилось: радость мешалась с горем, и слезы звенели в смехе. И само счастье в те дни содержало и жгучую горечь вины, и боль необратимой утраты.
Гретхен и теперь не забыла о сэре Тимотее - он оставался с нею в каждом дне ее жизни. Особенно, когда Гретхен бывало горько, тяжко. Нет, она не раскаивалась в своем выборе, Гретхен была уверена, что и теперь сделала бы все так же. Но когда ей бывало плохо, рядом будто вставала незримая тень Кренстона, спокойного, мужественного человека, и на Гретхен как будто проливалась аура этого утешительного покоя. "Простите меня, Тимотей", снова и снова Гретхен просила у него прощения в душе своей.
Но теперь она была счастлива иначе - спокойно и бестрепетно. Рассказ Аристо перевернул ей душу, и если раньше где-то глубоко-глубоко, так, что Гретхен даже сама этого не осознавала, копошились тени упреков, досады, обиды на Ларта, то теперь это растаяло без следа. И если бы Ларт сейчас опять ушел в свою жизнь, отдельную от Гретхен, она приняла бы это со всем возможным искренним смирением, беспредельно благодарная ему за то, что он есть на этом свете, что жив и благополучен.
Как раньше с Аристо, теперь с Лартом посещала она различные приемы, художественные, литературные и музыкальные салоны и школы искусств, театральные премьеры и оперу, балы, обеды... Гретхен очень много времени проводила на людях. Но даже самые наблюдательные не смогли бы заметить, как много для нее значит этот мужчина рядом, Ларт. Придирчивый наблюдатель не усмотрел бы ни пылких взоров, ни румянца радостного волнения, ни даже сколь-нибудь явного желания быть рядом с Лартом... Но вот что наблюдатель заметил бы безусловно, так это перемены в самой Гретхен. Взгляды и мужчин, и женщин все чаще задерживались на ней, и ни один задавался вопросом: "Почему я не слышал прежде, как дивно звучит ее голос? Неужели в нем и раньше была эта глубина и мягкость? Что за неземной свет исходит от ее глаз? Так бы и смотрел в них, так и ловил бы этот ласковый взгляд, ласковый свет! Создатель! Как она улыбается! Какую тайну, какое знание скрывает она за чарами своей улыбки?! Какое несказанное счастье сулят эти уста!.."
С нею происходило то же самое, что происходит с цветком розы. Сначала это плотный, тщательно сжимающий свои покровы бутон. Но вот, обласканный теплом и светом, он вверит себя им, доверчиво приоткроет невзрачные свои пелёна, и, пробуждаясь, расправляя ото сна каждый лепесток, распустится во всем великолепии пурпурно-бархатная роза. Она так девственна, так нежна и чиста, но этот цветок огненной страсти будет царствовать над всеми другими, затмевая их, и едва ли кто сможет ее не заметить. Ее существование соблазн. Кто устоит, чтоб не приблизиться к ней, не насладиться ее совершенством, не вдохнуть чарующего аромата... И Гретхен перестала бы быть собою, если бы могла все это осознать.
Она пребывала в уверенности, что все так же точно, как и тогда, когда с нею рядом был Аристо, только теперь его место занял Ларт. Но это имеет значение лишь для нее, для Гретхен, и больше не касается никого. Ее аристократическое воспитание в этом случае обнаруживало свои положительные стороны - она прекрасно умела скрывать свои подлинные чувства за доброжелательной улыбкой и безмятежным выражением лица.
С такой же улыбкой она смотрела на Ларта, слушала его смех и думала при этом: да как возможно быть нечеловеком до такой степени, чтобы желать убить этот голос, этот смех? Причинить ему нечеловеческие страдания, услышать мучительный стон - и не содрогнуться от содеянного? С безумной жестокостью рвать это прекрасное тело и при этом все еще оставаться человеком - возможно ли?
Эти мысли подступали к Гретхен опять и опять, и в какие-то минуты она пыталась даже отстраниться от них, потому что боялась потерять самообладание, а иной раз просто боялась, что от ужасной картины, со всей реальностью встающей перед ее глазами, может лишиться чувств.
Гретхен и теперь с такое ясностью видела шрамы на теле Ларта, как будто та ужасная ночь, когда Грег Лекруж едва не убил Ларта, но сам погиб от клыков Урса, закончилась только что. Она слышала голос крестьянина, давшего им приют в своем доме: "Э, парень, да на тебе живого места нет... Это в какой же переделке надо побывать..." Ей казалось, те ужасные рубцы и теперь причиняют боль Ларту - ведь ее душу они терзают жестоко. И более всего хотелось ей невесомо прикоснуться своими пальцами к каждому свидетельству ужасных страданий, пожалеть, остудить, впитать в себя все боли. Ей казалось, что одним лишь прикосновением она могла принести Ларту облегчение и знала, что желанию ее не суждено сбыться - никогда этого не случится. "Пожалеть Ларта? - горько усмехалась Гретхен сама над собой. - Да разве Ларт позволит кому-либо жалеть себя?"
Глава двадцать восьмая
особенности подготовки к празднику
Между тем, календарь уже отсчитывал дни последнего месяца перед летним солнцестоянием. Приближение праздника ощущалось во всем. Кажется, им было проникнуто и дыхание ветра, и голос океана. Улицы города расцветились яркой пестротой праздничного убранства: ветер полоскал разноцветные стяги, на высоких мачтах раскачивались большие венки, и трепетали длинные ленты, вплетенные в них. Владельцы многочисленных лавок и харчевен украшали свои заведения гирляндами живых цветов, у порогов жилищ стояли букеты, к дверям прикрепляли венки - в воздухе улиц струились волны нежных ароматов, переплетаясь с плывущими откуда-то мелодиями. Негромкие, ненавязчивые напевы сопровождали теперь каждый час жизни граждан. Они не смолкали даже по ночам, но становились едва слышными. Желающие могли легко отгородиться от них даже плотными шторами, но едва ли такие находились - люди наслаждались сладкозвучной гармонией инструментов, в которую нередко вступал мужской или женский голос, а то и целый хор. Можно было увидеть, как горожане на улицах радостно подпевают невидимому исполнителю, или начинают танцевать, или просто идут по своим делам, но лица их светлы от улыбки и движения согласны с музыкальными ритмами, плывущими над улицей.
Наряды горожан так же отличались теперь от повседневных, как и город от обыденного своего вида. Они обязательно содержали в себе какой-либо знак причастности к грядущему событию. Никто не выходил из дому, не украсив себя хотя бы одной веточкой цветов лигонии. Эти бело-голубые цветы символизировали искренность чувств и чистоту помыслов. Кусты лигонии выращивали в садах именно для украшения этих предпраздничных дней, и едва ли можно было найти сад, в котором они бы не росли.
Предчувствие праздника носилось в воздухе. У людей были какие-то по-особому радостные и приветливые лица, они иначе смотрели, иначе улыбались, как будто всех объединила и породнила какая-то общность. Гретхен тоже чувствовала в себе некую легкость, приподнятость, и люди вокруг казались красивыми какой-то другой красотой, нежели обычно, будто лежал на лицах отсвет странного сияния.
Очень удивилась Гретхен, когда узнала, что особенность этого периода имеет отношение даже к еде. Оказалось, некоторые продукты питания появляются в рационе лишь в предпраздничные дни. Блюда, тщательно приготовленные по сложным, старинным рецептам, призваны настроить человека, их вкушающего, на определенные мысли и чувства.
- Какие чувства и мысли может пробуждать пища, кроме чувства сытости? удивленно и недоверчиво спросила Гретхен.
- Самые разнообразные, - сказал Ларт. - В данном случае это связано с обострением чувственности, нежности, особая пища призвана гармонизировать все органы тела и настроить его, как музыкант настраивает свой инструмент, чтобы он чувствовал малейшее прикосновение и с готовностью отзывался на него.
- Кухонная магия? - улыбнулась Гретхен.
- Верно, - без улыбки подтвердил Ларт, - такой вид магии существует, и она очень действенна. Если вашей кухней завладеет некто недоброжелательный, он сможет с легкостью манипулировать вашим настроением, чувствами, я уже не говорю о физическом самочувствии. И даже не сразу поймешь, откуда беспричинная раздражительность, притупление ума и невозможность сосредоточиться, усталость, сонливость... Вы все еще не верите мне?
- Кажется, уже верю... Но ведь зная это, перестанешь принимать пищу, приготовленную чужими руками...
Теперь Ларт рассмеялся:
- А разве вы не знали до сих пор, что существуют умелые составители ядов?
- Какая с этим связь?
- Это же не мешает вам принимать питье из чужих рук?
Кстати, и напитки теперь подавали к столу другие, это касалось и вин, и соков, и всевозможного прохладительного питья.
После объяснений Ларта некоторое время Гретхен с долей подозрительности и осторожности отведывала от незнакомых блюд. Но очень скоро махнула на это рукой - ведь Ларта это не беспокоило ни в малейшей степени, так почему должно встревожить ее? Она не ждала ничего дурного от этого мира и ничего не боялась, неизвестное перестало пугать, а напротив, пробуждало любопытство. Гретхен не видела причины, почему ей нужно придумывать себе искусственные ограничения и отодвигать блюдо, которое вызывало лишь единственный нюанс досады: "Почему это нельзя есть чаще, а только лишь накануне праздника?!" Действительно, толи какие-то особые приправы и специи, толи что-то еще придавало незнакомой доселе пище неповторимым вкус, и вовсе не "магия", а лишь опасение испортить себе фигуру заставляло Гретхен отказываться от обильных добавок.
Слова Ларта подтвердила и Аманда.
- Дорогая моя, - однажды за общим обедом сказала она подруге, - вы знаете об особенности этого деликатеса, который вам сейчас подали? Вещества, в нем содержащиеся, оказывают на человека определенное воздействие. Как и почти все, что оказывается на наших столах в эти дни. Все это необыкновенно вкусно, и я вовсе не хочу сказать вам - не прикасайтесь! Разумеется, ешьте на здоровье, наслаждайтесь, но помните - они способны ввергнуть вас в плен вожделений. Впрочем, и в этом тоже нет ничего плохого, но боюсь, сами вы еще не думаете так, иначе мне и в голову не пришло бы вас предостерегать. Сейчас это едят все, и с большой радостью, потому что почти год ждали, чтоб насладиться этими неповторимыми вкусами, и никого не останавливают какие-то опасения и предостережения.
"Вожделение? - с беспечной усмешкой над самой собой думала Гретхен. - Я не знаю, что это такое, я готова испытать это чувство. Ни Ларт, ни ты, Аманда, вовсе не призываете меня бороться с теми влечениями, которые должны пробудиться во мне... Хорошо, я тоже не против посмотреть, что из этого получится. И получится ли. Я не чувствую никаких перемен в себе, может быть на меня это никак и не действует. Скорее всего, меня охраняют те шоры и жесткие рамки, которые я привезла с собой".
Действительно ли косные рамки морали были так непроницаемы и непоколебимы, или под тихим, неявным, но неодолимым воздействием они постепенно истончались, и если не исчезли совсем, то стали призрачны... сказать трудно, но однажды, совсем незадолго до открытия празднества, Гретхен вдруг подумала: "Если бы Ларт сейчас сказал мне о желании Круга видеть избранницей меня... я бы так же ответила отказом. Но кажется, теперь сообщение Ларта не повергло бы меня в такой ужас".
Глава двадцать девятая
праздничный подарок Ларта
В день, которого она так ждала, Гретхен разбудило солнце, смех и музыка - по улице, обычно по-деревенски тихой, проехала коляска с веселыми уличными музыкантами. Сначала Гретхен подумала о том, что ложась в постель, была уверена, - мысль о завтрашнем дне будет будоражить воображение и прогонит сон. Вопреки ожиданию, спала она необычайно крепко, и ночь промелькнула в короткий миг. Гретхен чувствовала себя прекрасно отдохнувшей и бодрой, сонливость, обычную в первые минуты пробуждения, сняло как рукой. Следующие мысли Гретхен, естественно, были о том, что вот праздник и наступил! От сегодняшнего дня она ждала чего-то незабываемого, новых открытий и потрясений. И, смутно, чего-то для себя самой. И еще - через этот необычный день с нею рядом пройдет Ларт, эта мысль заставила сердце Гретхен забиться быстрее.
Она еще не закончила завтракать, когда доложили о прибытии Аманды. Следом появилась и она сама - вся подобная солнечному утру: свежая, радостная, порывистая, как утренний ветерок.
- Гретхен, милая! - Аманда подбежала к ней, обняла, затормошила. Утро - чудо как хорошо! Сегодня будет великолепный день! Гретти, я приехала к тебе с сюрпризом!
- Что ты еще придумала, Аманда? - рассмеялась Гретхен, с удовольствием глядя на подругу - сегодня она была необыкновенно хороша, с блестящими глазами, радостным румянцем, вся порыв, прекрасная яркой, броской красотой.
- Сейчас увидишь! Идем скорее к тебе, мне не терпится показать, что это за чудо!
Так и не завершив свой завтрак, Гретхен позволила увлечь себя наверх. В своей комнате она увидела красивую коробку, стоящую на столе.
- Что в ней?
- Потерпи! - Аманда вместе с таинственной коробкой скрылась в туалетной комнате.
Гретхен улыбнулась - все понятно, подруга приехала продемонстрировать ей свое праздничное платье. Нет, право, эту женщину невозможно предсказать! Гретхен села и приготовилась созерцать нечто необычное.
Однако то, что она увидела, настолько превзошло ее ожидания, что Гретхен даже не смогла сразу определить своего отношения к наряду Аманды. Оно было изготовлено из очень тонкой, полупрозрачной ткани. Слово "сшито" к нему решительно нельзя было отнести, эти одежды казались нерукотворными. Ткань будто мерцала, свет играл на ней, как играет солнечный луч, погружаясь в прозрачную морскую глубину - неяркими, мягкими, приглушенными переливами. Эта игра света, не смотря на прозрачность одежд, не сразу позволила рассмотреть все детали. Лишь спустя минуты Гретхен разглядела его и подумала: чтобы надеть такое, нужна смелость Аманды. Следующим было осознание того, что юная женщина в этом наряде хороша какой-то невероятной, нечеловеческой, колдовской красотой.
- Бог мой, Аманда!... - лишь смогла выговорить потрясенная Гретхен.
- Тебе нравится?
- Я не знаю что и сказать... Можно ли быть такой соблазнительной?
- Только одно, Гретти - тебе нравится или нет?
- Вероятно, это не может не нравиться... Но Аманда... Медуза Горгона поражала ужасом тех мужчин, которые отваживались взглянуть на нее. Мне кажется, точно так же можно поразить красотой... Неужели ты намерена выйти сегодня в этом? Аманда, дружочек, ты безжалостна к тем несчастным, которые попадутся сегодня на твоем пути!
Лишь мерцающая игра ткани не давала взгляду враз проникнуть сквозь прозрачные одежды. Но эта преграда была слишком условна, и сквозь верхнюю просторную накидку становилось видно, что под нею имеется лишь короткий лиф и длинные шаровары, они оставляли открытым тонкий стан красавицы. Кроме того, штанины шаровар имели высокие разрезы от щиколотки до бедра, скрепленный на уровне колена изящной застежкой-браслетом, усыпанным крохотными камнями. Таким образом, малейшее колыхание легкой ткани приоткрывало стройную ножку. Почти точно такими же были длинные рукава, поддерживаемые в середине, у локтей. Но рукава были еще более пышными, так, что ткань ложилась мягкими складками и почти обнажала руки, подчеркивая их изящность и грациозность движений.
- Великолепно, Аманда! - проговорила Гретхен, с непроходящим изумлением разглядывая наряд подруги. - Это поражает воображение. Вот только единственное... Мне кажется, этот цвет немного мягковат. Тебе нужно что-то более яркое, ты не находишь?
- Гретти, - Аманда нежно обняла подругу и поцеловала в щечку, - ты права, это не мой цвет. Но он изумительно подходит к твоим глазам. Это платье тебе, от Ларта.
- От Ларта!? - изумленно выдохнула Гретхен, отступая от гостьи.
- Да, Гретти, оно твое. Вчера вечером Ларт был у меня и кое о чем попросил.
- Но... это невозможно!.. почему к тебе?.. Я ничего не понимаю. Он ни словом не обмолвился...
- Может быть, Ларт хотел, чтобы это не слишком занимало твои мысли. По его просьбе я, во-первых, должна убедить тебя выйти в нем, а во-вторых, просто помочь тебе одеться.
- Ох, Аманда, но я ни за что не выйду в нем на люди! - едва пролепетала Гретхен.
- Ты ведь сама увидела, как оно великолепно! И только что была от него в восхищении.
- Разве ты не понимаешь?.. Я просто не смогу...
- Ведь это подарок Ларта. Ты сможешь отвергнуть его?
Прикусив губку, Гретхен молчала, но на лице ее было неподдельное страдание.
- Ах, Гретти, милая моя, я тебя обожаю! - рассмеялась Аманда. - Не огорчайся так, пожалуйста. Ларт потребовал, чтобы я ни в коем случае не принуждала тебя. Но я умоляю - дай мне взглянуть на тебя в этом чудесном наряде. Здесь ведь только я и ты. А захочешь немедленно снять его - не беда, мы найдем тебе что-то другое.
Глава тридцатая
Гретхен остается всеми покинутая
и снова должна искать опору в себе самой
Аманда заторопилась домой лишь когда Гретхен была полностью готова к выходу. Под ее присмотром Гретхен сделали красивую прическу, Аманда сама застегнула на ней все украшения. В последний раз окинув подругу придирчивым взглядом до кончиков изящных туфелек, Аманда покачала головой:
- Гретти, мы скоро увидим избранную Вершителями, но я все более убеждаюсь - ею должна была стать ты, люди Круга не ошибаются в своем мнении. Мне кажется, ты владеешь чем-то большим, нежели это возможно для обыкновенной женщины. И я не могу представить ту, что должна превзойти твое совершенство.
- Аманда, я тебе прошу, не говори так, у меня и без того подгибаются ноги от волнения.
- Ну кто еще кроме тебя может быть так неуверен в себе, и быть настолько слепой по отношению к себе самой! - со смехом воскликнула Аманда. - Нет, я положительно люблю тебя, маленькая моя Гретти! Но ты едешь со мной или нет? Мне пора, наконец, заняться собой.
- Нет, Аманда, я подожду Ларта. А ты поезжай, ты и так потратила на меня все утро.
- Оно стоило того, - лукаво улыбнулась подруга. - Результат превзошел даже мои ожидания! Хорошо, оставайся дожидаться Ларта, встретимся в городе.
После ухода Аманды Гретхен не могла обрести ни минутки покоя - вот-вот должен был явиться Ларт, он и так уже запаздывал. В конце концов она рассердилась на себя и решительно приказала себе успокоиться. "Возьми себя в руки и прекрати бессмысленно суетиться!" - сердито потребовала она, села в кресло, и, откинувшись на спинку, закрыла глаза. В таком состоянии застал ее один из слуг.
- Моя госпожа... - услышала Гретхен.
Молодой слуга смотрел на нее и не произносил ни слова.
- Я слушаю, - поторопила его Гретхен, - что случилось?
Было заметно, что юноше понадобилось усилие, чтобы сбросить с себя оцепенение, и он косноязычно проговорил:
- Господин Ларт... к вам...
- Я жду его, пусть войдет, - сказала Гретхен, вставая из кресла.
Юноша попятился к двери и исчез. Через долю минуты дверь опять открылась, и вошел Ларт. Шагнув в комнату, он приостановился, и Гретхен увидела, как взгляд его, обжигая, скользнул по ней с головы до ног. Затем он подошел, опустился на колено и прикоснулся губами к кончикам ее пальцев.
- Я восхищен, Гретхен великолепная, - проговорил он, не поднимаясь с колена.
- Ларт, - с болезненной гримасой Гретхен тронула его за плечи, заставляя встать. - Не смущайте меня еще более, пощадите, - она прижала ладонь к горящему лицу. - Я хотела благодарить вас...
- Не смейте! - предостерегающе остановил ее Ларт. - Не смейте меня благодарить! Я счастлив, что вы нашли возможным принять это. Сказать откровенно, я ожидал решительного отказа, и боялся вашего гнева. От нерешительности даже прибегнул к посредничеству Аманды - вы из-за этого не сердитесь на меня?
- О, Ларт! - с укоризной улыбнулась Гретхен. - Вы хитрец, и нашли единственно возможный ход, чтобы получить желаемое.
- Я вовсе не хитрил! - с жаром возразил Ларт. - Я действительно боялся, что вы выставите меня из дома, вместе с моим подарком!
Гретхен искренне рассмеялась, и неожиданно почувствовала, что к ней возвращается то ощущение праздничной приподнятости, в котором она пребывала все последние дни.
- Гретти, сегодня необычный день, и все будет не так, как вы привыкли. Прежде всего, я хотел бы, чтобы вы прошли через него самостоятельно, - он приподнял руку, видя, как меняется выражение ее лица, и испуганный вопрос готов слететь с губ. - Улицы уже полны народа, город сегодня будет похож на бурлящее море - встаньте с ним лицом к лицу и с головой окунитесь в него. Это вам нужно самой, чтобы самоутвердиться, увидеть, что от одного вашего взгляда, по мановению руки стихнет любое волнение.
- Ларт, - растерянно проговорила Гретхен, - я знаю, на что я способна, а что для меня невозможно... Вы переоцениваете мои силы...
- Ничуть. Вы помните, что я ваш эттейри, Гретхен? Я мог бы велеть вам исполнить этот урок, - улыбнулся он. - Но я хочу, чтобы вы преисполнились не страха, а праздничного ожидания и любопытства. Лишь одного я должен потребовать от вас - поверить мне, что на этих бурлящих весельем улицах не таится ни малейшей опасности.
Гретхен вдруг пришло в голову, что с ее стороны было крайне эгоистично рассчитывать, будто Ларт весь день будет при ней. Ну разумеется, он строил на этот день свои собственные планы. Ей стало стыдно - неужели она настолько прониклась чувством собственности по отношению к нему?
- Разумеется, Ларт... я... - сбиваясь, заговорила она, но тут же взяла себя в руки: - Я именно так и поступлю, Ларт, а вы теперь свободны, ступайте. Но завтра приходите. Вероятно, мне захочется поделиться с вами своими впечатлениями.
- Сегодня я мало свободен, - вздохнул Ларт, - как и каждый из Круга Семи. Сегодня у нас достаточно обязанностей, хотя и приятных. Еще и потому я должен оставить вас, Гретти. - "Боже мой, ну можно ли быть такой безмозглой курицей!" - выругала себя Гретхен, чувствуя, что охвативший ее стыд вновь предательски окрашивает щеки румянцем. - Я был бы счастлив быть сегодня с вами, хотя бы лишь для того, чтобы без конца вами любоваться. - Он склонился к руке Гретхен и коснулся ее губами. Потом спросил, когда поднял голову: Так что вы решите? Если мысль остаться одной кажется вам невозможной, я отвезу вас к Аманде или Аристо, или куда вы сами скажете.
- Нет... - собравшись с духом, довольно твердо проговорила Гретхен. - Я поступлю так, как советуете
- Маленькая, отважная Гретхен, - улыбнулся Ларт. - Порой мне становится стыдно от того, через какие испытания я заставляю вас проходить. Но я рад вашему решению. Теперь прошу прощения, мне пора вспомнить о других моих обязанностях.
- Желаю, чтобы ваш долг не был тягостным, и чтоб вас сопровождали сегодня не одни только обязанности.
- Мы обязательно встретимся, - Ларт поклонился и вышел.
Улыбка сбежала с губ Гретхен, когда она поняла, что действительно, осталась один на один с этим праздничным днем, и все пошло не так, как ей думалось, и, самое главное, день этот пройдет без Ларта. Гретхен стало грустно, праздничное настроение куда-то улетучилось.
Глава тридцать первая
потрясение Гретхен и первые сюрпризы
В своей коляске Гретхен проехала в центр города и отпустила ее домой. Гретхен вошла в толпу нарядно одетых людей, и оказалось, именно окруженная со всех сторон, она чувствует себя комфортнее всего - она как бы растворилась среди людей, и разглядеть ее здесь было не так просто.
Окружающие как будто ждали чего-то. Они переговаривались, смеялись, и оставались на месте. Гретхен оказалась у стены дома, и решила тоже задержаться здесь. Перед Гретхен, спиной к ней стоял какой-то здоровяк, и ее почти не было за ним видно, при этом самой ей удобно было смотреть из-за его плеча.
Ей захотелось узнать, чего дожидаются здесь все эти люди. К тому же, спешить было абсолютно некуда. Прошло, вероятно, минут около двадцати. Гретхен с удовольствием рассматривала веселые лица людей, прически женщин, украшения, и главное - насколько это было возможно увидеть, как они оделись сегодня. Она испытала облегчение, поняв, что платье, подаренное Лартом, не сделает ее белой вороной. Подобный стиль одежды был популярен сегодня, а для жаркого летнего дня едва ли можно было придумать что-то лучшее, чем этот невесомый, удобный, не стесняющий движений наряд. Варьировались ткани, детали покроя, отделки, украшения, и Гретхен невольно стала по-женски оценивать, сравнивать, и не нашла ни одного платья, достойного соперничать с ее, как не может будничное платье соперничать с бальным великолепием.
В какой-то миг в воздухе разнесся звук, похожий на удар гонга, но гораздо нежнее и мелодичнее. Сейчас же несколько голосов призвали к тишине, что впрочем, было излишне - разговоры мгновенно прервались, над людьми повисла неожиданно глубокая тишина, и странно было слышать ее при таком скоплении людей. Теперь ожидание было недолгим - другой звук заполнил эту тишину. Сначала Гретхен с трудом различила его, он возник где-то на грани слышимости, так, что даже невозможно было разобрать, что порождает его. Но звук не прерывался, он креп, усиливался, и уже никаких сомнений не было в том, что это низкий мужской голос. Он неуловимо переливался в более высокий тон, и вдруг распался на два и стало ясно, что поют двое: мужчина и женщина.
- Вы преднамеренно укрылись в этой глуши? Ваши слуги сбились с ног, у них ведь нет Урса. Он привел меня прямо к вам, сам бы я ни за что вас не нашел.
Гретхен осмотрелась и в замешательства проговорила:
- А не мог бы Урс теперь вывести нас назад?
Глава двадцать седьмая
перемены внутренние и внешние
Гретхен казалось, что еще никогда она не была так счастлива.
Нет, она, разумеется, помнила о тех днях, когда благодаря Тимотею Кренстону Ларт вернул к ней из небытия. Но сейчас, по прошествии времени глядя назад, Гретхен отдавала себе отчет в том, что в те дни ее ощущение счастья граничило с едва ли ни болезненным изменением сознания. Весь ее мир, вся Вселенная уменьшилась до размеров одного человека, Гретхен потеряла ощущение реальности, все сместилось: радость мешалась с горем, и слезы звенели в смехе. И само счастье в те дни содержало и жгучую горечь вины, и боль необратимой утраты.
Гретхен и теперь не забыла о сэре Тимотее - он оставался с нею в каждом дне ее жизни. Особенно, когда Гретхен бывало горько, тяжко. Нет, она не раскаивалась в своем выборе, Гретхен была уверена, что и теперь сделала бы все так же. Но когда ей бывало плохо, рядом будто вставала незримая тень Кренстона, спокойного, мужественного человека, и на Гретхен как будто проливалась аура этого утешительного покоя. "Простите меня, Тимотей", снова и снова Гретхен просила у него прощения в душе своей.
Но теперь она была счастлива иначе - спокойно и бестрепетно. Рассказ Аристо перевернул ей душу, и если раньше где-то глубоко-глубоко, так, что Гретхен даже сама этого не осознавала, копошились тени упреков, досады, обиды на Ларта, то теперь это растаяло без следа. И если бы Ларт сейчас опять ушел в свою жизнь, отдельную от Гретхен, она приняла бы это со всем возможным искренним смирением, беспредельно благодарная ему за то, что он есть на этом свете, что жив и благополучен.
Как раньше с Аристо, теперь с Лартом посещала она различные приемы, художественные, литературные и музыкальные салоны и школы искусств, театральные премьеры и оперу, балы, обеды... Гретхен очень много времени проводила на людях. Но даже самые наблюдательные не смогли бы заметить, как много для нее значит этот мужчина рядом, Ларт. Придирчивый наблюдатель не усмотрел бы ни пылких взоров, ни румянца радостного волнения, ни даже сколь-нибудь явного желания быть рядом с Лартом... Но вот что наблюдатель заметил бы безусловно, так это перемены в самой Гретхен. Взгляды и мужчин, и женщин все чаще задерживались на ней, и ни один задавался вопросом: "Почему я не слышал прежде, как дивно звучит ее голос? Неужели в нем и раньше была эта глубина и мягкость? Что за неземной свет исходит от ее глаз? Так бы и смотрел в них, так и ловил бы этот ласковый взгляд, ласковый свет! Создатель! Как она улыбается! Какую тайну, какое знание скрывает она за чарами своей улыбки?! Какое несказанное счастье сулят эти уста!.."
С нею происходило то же самое, что происходит с цветком розы. Сначала это плотный, тщательно сжимающий свои покровы бутон. Но вот, обласканный теплом и светом, он вверит себя им, доверчиво приоткроет невзрачные свои пелёна, и, пробуждаясь, расправляя ото сна каждый лепесток, распустится во всем великолепии пурпурно-бархатная роза. Она так девственна, так нежна и чиста, но этот цветок огненной страсти будет царствовать над всеми другими, затмевая их, и едва ли кто сможет ее не заметить. Ее существование соблазн. Кто устоит, чтоб не приблизиться к ней, не насладиться ее совершенством, не вдохнуть чарующего аромата... И Гретхен перестала бы быть собою, если бы могла все это осознать.
Она пребывала в уверенности, что все так же точно, как и тогда, когда с нею рядом был Аристо, только теперь его место занял Ларт. Но это имеет значение лишь для нее, для Гретхен, и больше не касается никого. Ее аристократическое воспитание в этом случае обнаруживало свои положительные стороны - она прекрасно умела скрывать свои подлинные чувства за доброжелательной улыбкой и безмятежным выражением лица.
С такой же улыбкой она смотрела на Ларта, слушала его смех и думала при этом: да как возможно быть нечеловеком до такой степени, чтобы желать убить этот голос, этот смех? Причинить ему нечеловеческие страдания, услышать мучительный стон - и не содрогнуться от содеянного? С безумной жестокостью рвать это прекрасное тело и при этом все еще оставаться человеком - возможно ли?
Эти мысли подступали к Гретхен опять и опять, и в какие-то минуты она пыталась даже отстраниться от них, потому что боялась потерять самообладание, а иной раз просто боялась, что от ужасной картины, со всей реальностью встающей перед ее глазами, может лишиться чувств.
Гретхен и теперь с такое ясностью видела шрамы на теле Ларта, как будто та ужасная ночь, когда Грег Лекруж едва не убил Ларта, но сам погиб от клыков Урса, закончилась только что. Она слышала голос крестьянина, давшего им приют в своем доме: "Э, парень, да на тебе живого места нет... Это в какой же переделке надо побывать..." Ей казалось, те ужасные рубцы и теперь причиняют боль Ларту - ведь ее душу они терзают жестоко. И более всего хотелось ей невесомо прикоснуться своими пальцами к каждому свидетельству ужасных страданий, пожалеть, остудить, впитать в себя все боли. Ей казалось, что одним лишь прикосновением она могла принести Ларту облегчение и знала, что желанию ее не суждено сбыться - никогда этого не случится. "Пожалеть Ларта? - горько усмехалась Гретхен сама над собой. - Да разве Ларт позволит кому-либо жалеть себя?"
Глава двадцать восьмая
особенности подготовки к празднику
Между тем, календарь уже отсчитывал дни последнего месяца перед летним солнцестоянием. Приближение праздника ощущалось во всем. Кажется, им было проникнуто и дыхание ветра, и голос океана. Улицы города расцветились яркой пестротой праздничного убранства: ветер полоскал разноцветные стяги, на высоких мачтах раскачивались большие венки, и трепетали длинные ленты, вплетенные в них. Владельцы многочисленных лавок и харчевен украшали свои заведения гирляндами живых цветов, у порогов жилищ стояли букеты, к дверям прикрепляли венки - в воздухе улиц струились волны нежных ароматов, переплетаясь с плывущими откуда-то мелодиями. Негромкие, ненавязчивые напевы сопровождали теперь каждый час жизни граждан. Они не смолкали даже по ночам, но становились едва слышными. Желающие могли легко отгородиться от них даже плотными шторами, но едва ли такие находились - люди наслаждались сладкозвучной гармонией инструментов, в которую нередко вступал мужской или женский голос, а то и целый хор. Можно было увидеть, как горожане на улицах радостно подпевают невидимому исполнителю, или начинают танцевать, или просто идут по своим делам, но лица их светлы от улыбки и движения согласны с музыкальными ритмами, плывущими над улицей.
Наряды горожан так же отличались теперь от повседневных, как и город от обыденного своего вида. Они обязательно содержали в себе какой-либо знак причастности к грядущему событию. Никто не выходил из дому, не украсив себя хотя бы одной веточкой цветов лигонии. Эти бело-голубые цветы символизировали искренность чувств и чистоту помыслов. Кусты лигонии выращивали в садах именно для украшения этих предпраздничных дней, и едва ли можно было найти сад, в котором они бы не росли.
Предчувствие праздника носилось в воздухе. У людей были какие-то по-особому радостные и приветливые лица, они иначе смотрели, иначе улыбались, как будто всех объединила и породнила какая-то общность. Гретхен тоже чувствовала в себе некую легкость, приподнятость, и люди вокруг казались красивыми какой-то другой красотой, нежели обычно, будто лежал на лицах отсвет странного сияния.
Очень удивилась Гретхен, когда узнала, что особенность этого периода имеет отношение даже к еде. Оказалось, некоторые продукты питания появляются в рационе лишь в предпраздничные дни. Блюда, тщательно приготовленные по сложным, старинным рецептам, призваны настроить человека, их вкушающего, на определенные мысли и чувства.
- Какие чувства и мысли может пробуждать пища, кроме чувства сытости? удивленно и недоверчиво спросила Гретхен.
- Самые разнообразные, - сказал Ларт. - В данном случае это связано с обострением чувственности, нежности, особая пища призвана гармонизировать все органы тела и настроить его, как музыкант настраивает свой инструмент, чтобы он чувствовал малейшее прикосновение и с готовностью отзывался на него.
- Кухонная магия? - улыбнулась Гретхен.
- Верно, - без улыбки подтвердил Ларт, - такой вид магии существует, и она очень действенна. Если вашей кухней завладеет некто недоброжелательный, он сможет с легкостью манипулировать вашим настроением, чувствами, я уже не говорю о физическом самочувствии. И даже не сразу поймешь, откуда беспричинная раздражительность, притупление ума и невозможность сосредоточиться, усталость, сонливость... Вы все еще не верите мне?
- Кажется, уже верю... Но ведь зная это, перестанешь принимать пищу, приготовленную чужими руками...
Теперь Ларт рассмеялся:
- А разве вы не знали до сих пор, что существуют умелые составители ядов?
- Какая с этим связь?
- Это же не мешает вам принимать питье из чужих рук?
Кстати, и напитки теперь подавали к столу другие, это касалось и вин, и соков, и всевозможного прохладительного питья.
После объяснений Ларта некоторое время Гретхен с долей подозрительности и осторожности отведывала от незнакомых блюд. Но очень скоро махнула на это рукой - ведь Ларта это не беспокоило ни в малейшей степени, так почему должно встревожить ее? Она не ждала ничего дурного от этого мира и ничего не боялась, неизвестное перестало пугать, а напротив, пробуждало любопытство. Гретхен не видела причины, почему ей нужно придумывать себе искусственные ограничения и отодвигать блюдо, которое вызывало лишь единственный нюанс досады: "Почему это нельзя есть чаще, а только лишь накануне праздника?!" Действительно, толи какие-то особые приправы и специи, толи что-то еще придавало незнакомой доселе пище неповторимым вкус, и вовсе не "магия", а лишь опасение испортить себе фигуру заставляло Гретхен отказываться от обильных добавок.
Слова Ларта подтвердила и Аманда.
- Дорогая моя, - однажды за общим обедом сказала она подруге, - вы знаете об особенности этого деликатеса, который вам сейчас подали? Вещества, в нем содержащиеся, оказывают на человека определенное воздействие. Как и почти все, что оказывается на наших столах в эти дни. Все это необыкновенно вкусно, и я вовсе не хочу сказать вам - не прикасайтесь! Разумеется, ешьте на здоровье, наслаждайтесь, но помните - они способны ввергнуть вас в плен вожделений. Впрочем, и в этом тоже нет ничего плохого, но боюсь, сами вы еще не думаете так, иначе мне и в голову не пришло бы вас предостерегать. Сейчас это едят все, и с большой радостью, потому что почти год ждали, чтоб насладиться этими неповторимыми вкусами, и никого не останавливают какие-то опасения и предостережения.
"Вожделение? - с беспечной усмешкой над самой собой думала Гретхен. - Я не знаю, что это такое, я готова испытать это чувство. Ни Ларт, ни ты, Аманда, вовсе не призываете меня бороться с теми влечениями, которые должны пробудиться во мне... Хорошо, я тоже не против посмотреть, что из этого получится. И получится ли. Я не чувствую никаких перемен в себе, может быть на меня это никак и не действует. Скорее всего, меня охраняют те шоры и жесткие рамки, которые я привезла с собой".
Действительно ли косные рамки морали были так непроницаемы и непоколебимы, или под тихим, неявным, но неодолимым воздействием они постепенно истончались, и если не исчезли совсем, то стали призрачны... сказать трудно, но однажды, совсем незадолго до открытия празднества, Гретхен вдруг подумала: "Если бы Ларт сейчас сказал мне о желании Круга видеть избранницей меня... я бы так же ответила отказом. Но кажется, теперь сообщение Ларта не повергло бы меня в такой ужас".
Глава двадцать девятая
праздничный подарок Ларта
В день, которого она так ждала, Гретхен разбудило солнце, смех и музыка - по улице, обычно по-деревенски тихой, проехала коляска с веселыми уличными музыкантами. Сначала Гретхен подумала о том, что ложась в постель, была уверена, - мысль о завтрашнем дне будет будоражить воображение и прогонит сон. Вопреки ожиданию, спала она необычайно крепко, и ночь промелькнула в короткий миг. Гретхен чувствовала себя прекрасно отдохнувшей и бодрой, сонливость, обычную в первые минуты пробуждения, сняло как рукой. Следующие мысли Гретхен, естественно, были о том, что вот праздник и наступил! От сегодняшнего дня она ждала чего-то незабываемого, новых открытий и потрясений. И, смутно, чего-то для себя самой. И еще - через этот необычный день с нею рядом пройдет Ларт, эта мысль заставила сердце Гретхен забиться быстрее.
Она еще не закончила завтракать, когда доложили о прибытии Аманды. Следом появилась и она сама - вся подобная солнечному утру: свежая, радостная, порывистая, как утренний ветерок.
- Гретхен, милая! - Аманда подбежала к ней, обняла, затормошила. Утро - чудо как хорошо! Сегодня будет великолепный день! Гретти, я приехала к тебе с сюрпризом!
- Что ты еще придумала, Аманда? - рассмеялась Гретхен, с удовольствием глядя на подругу - сегодня она была необыкновенно хороша, с блестящими глазами, радостным румянцем, вся порыв, прекрасная яркой, броской красотой.
- Сейчас увидишь! Идем скорее к тебе, мне не терпится показать, что это за чудо!
Так и не завершив свой завтрак, Гретхен позволила увлечь себя наверх. В своей комнате она увидела красивую коробку, стоящую на столе.
- Что в ней?
- Потерпи! - Аманда вместе с таинственной коробкой скрылась в туалетной комнате.
Гретхен улыбнулась - все понятно, подруга приехала продемонстрировать ей свое праздничное платье. Нет, право, эту женщину невозможно предсказать! Гретхен села и приготовилась созерцать нечто необычное.
Однако то, что она увидела, настолько превзошло ее ожидания, что Гретхен даже не смогла сразу определить своего отношения к наряду Аманды. Оно было изготовлено из очень тонкой, полупрозрачной ткани. Слово "сшито" к нему решительно нельзя было отнести, эти одежды казались нерукотворными. Ткань будто мерцала, свет играл на ней, как играет солнечный луч, погружаясь в прозрачную морскую глубину - неяркими, мягкими, приглушенными переливами. Эта игра света, не смотря на прозрачность одежд, не сразу позволила рассмотреть все детали. Лишь спустя минуты Гретхен разглядела его и подумала: чтобы надеть такое, нужна смелость Аманды. Следующим было осознание того, что юная женщина в этом наряде хороша какой-то невероятной, нечеловеческой, колдовской красотой.
- Бог мой, Аманда!... - лишь смогла выговорить потрясенная Гретхен.
- Тебе нравится?
- Я не знаю что и сказать... Можно ли быть такой соблазнительной?
- Только одно, Гретти - тебе нравится или нет?
- Вероятно, это не может не нравиться... Но Аманда... Медуза Горгона поражала ужасом тех мужчин, которые отваживались взглянуть на нее. Мне кажется, точно так же можно поразить красотой... Неужели ты намерена выйти сегодня в этом? Аманда, дружочек, ты безжалостна к тем несчастным, которые попадутся сегодня на твоем пути!
Лишь мерцающая игра ткани не давала взгляду враз проникнуть сквозь прозрачные одежды. Но эта преграда была слишком условна, и сквозь верхнюю просторную накидку становилось видно, что под нею имеется лишь короткий лиф и длинные шаровары, они оставляли открытым тонкий стан красавицы. Кроме того, штанины шаровар имели высокие разрезы от щиколотки до бедра, скрепленный на уровне колена изящной застежкой-браслетом, усыпанным крохотными камнями. Таким образом, малейшее колыхание легкой ткани приоткрывало стройную ножку. Почти точно такими же были длинные рукава, поддерживаемые в середине, у локтей. Но рукава были еще более пышными, так, что ткань ложилась мягкими складками и почти обнажала руки, подчеркивая их изящность и грациозность движений.
- Великолепно, Аманда! - проговорила Гретхен, с непроходящим изумлением разглядывая наряд подруги. - Это поражает воображение. Вот только единственное... Мне кажется, этот цвет немного мягковат. Тебе нужно что-то более яркое, ты не находишь?
- Гретти, - Аманда нежно обняла подругу и поцеловала в щечку, - ты права, это не мой цвет. Но он изумительно подходит к твоим глазам. Это платье тебе, от Ларта.
- От Ларта!? - изумленно выдохнула Гретхен, отступая от гостьи.
- Да, Гретти, оно твое. Вчера вечером Ларт был у меня и кое о чем попросил.
- Но... это невозможно!.. почему к тебе?.. Я ничего не понимаю. Он ни словом не обмолвился...
- Может быть, Ларт хотел, чтобы это не слишком занимало твои мысли. По его просьбе я, во-первых, должна убедить тебя выйти в нем, а во-вторых, просто помочь тебе одеться.
- Ох, Аманда, но я ни за что не выйду в нем на люди! - едва пролепетала Гретхен.
- Ты ведь сама увидела, как оно великолепно! И только что была от него в восхищении.
- Разве ты не понимаешь?.. Я просто не смогу...
- Ведь это подарок Ларта. Ты сможешь отвергнуть его?
Прикусив губку, Гретхен молчала, но на лице ее было неподдельное страдание.
- Ах, Гретти, милая моя, я тебя обожаю! - рассмеялась Аманда. - Не огорчайся так, пожалуйста. Ларт потребовал, чтобы я ни в коем случае не принуждала тебя. Но я умоляю - дай мне взглянуть на тебя в этом чудесном наряде. Здесь ведь только я и ты. А захочешь немедленно снять его - не беда, мы найдем тебе что-то другое.
Глава тридцатая
Гретхен остается всеми покинутая
и снова должна искать опору в себе самой
Аманда заторопилась домой лишь когда Гретхен была полностью готова к выходу. Под ее присмотром Гретхен сделали красивую прическу, Аманда сама застегнула на ней все украшения. В последний раз окинув подругу придирчивым взглядом до кончиков изящных туфелек, Аманда покачала головой:
- Гретти, мы скоро увидим избранную Вершителями, но я все более убеждаюсь - ею должна была стать ты, люди Круга не ошибаются в своем мнении. Мне кажется, ты владеешь чем-то большим, нежели это возможно для обыкновенной женщины. И я не могу представить ту, что должна превзойти твое совершенство.
- Аманда, я тебе прошу, не говори так, у меня и без того подгибаются ноги от волнения.
- Ну кто еще кроме тебя может быть так неуверен в себе, и быть настолько слепой по отношению к себе самой! - со смехом воскликнула Аманда. - Нет, я положительно люблю тебя, маленькая моя Гретти! Но ты едешь со мной или нет? Мне пора, наконец, заняться собой.
- Нет, Аманда, я подожду Ларта. А ты поезжай, ты и так потратила на меня все утро.
- Оно стоило того, - лукаво улыбнулась подруга. - Результат превзошел даже мои ожидания! Хорошо, оставайся дожидаться Ларта, встретимся в городе.
После ухода Аманды Гретхен не могла обрести ни минутки покоя - вот-вот должен был явиться Ларт, он и так уже запаздывал. В конце концов она рассердилась на себя и решительно приказала себе успокоиться. "Возьми себя в руки и прекрати бессмысленно суетиться!" - сердито потребовала она, села в кресло, и, откинувшись на спинку, закрыла глаза. В таком состоянии застал ее один из слуг.
- Моя госпожа... - услышала Гретхен.
Молодой слуга смотрел на нее и не произносил ни слова.
- Я слушаю, - поторопила его Гретхен, - что случилось?
Было заметно, что юноше понадобилось усилие, чтобы сбросить с себя оцепенение, и он косноязычно проговорил:
- Господин Ларт... к вам...
- Я жду его, пусть войдет, - сказала Гретхен, вставая из кресла.
Юноша попятился к двери и исчез. Через долю минуты дверь опять открылась, и вошел Ларт. Шагнув в комнату, он приостановился, и Гретхен увидела, как взгляд его, обжигая, скользнул по ней с головы до ног. Затем он подошел, опустился на колено и прикоснулся губами к кончикам ее пальцев.
- Я восхищен, Гретхен великолепная, - проговорил он, не поднимаясь с колена.
- Ларт, - с болезненной гримасой Гретхен тронула его за плечи, заставляя встать. - Не смущайте меня еще более, пощадите, - она прижала ладонь к горящему лицу. - Я хотела благодарить вас...
- Не смейте! - предостерегающе остановил ее Ларт. - Не смейте меня благодарить! Я счастлив, что вы нашли возможным принять это. Сказать откровенно, я ожидал решительного отказа, и боялся вашего гнева. От нерешительности даже прибегнул к посредничеству Аманды - вы из-за этого не сердитесь на меня?
- О, Ларт! - с укоризной улыбнулась Гретхен. - Вы хитрец, и нашли единственно возможный ход, чтобы получить желаемое.
- Я вовсе не хитрил! - с жаром возразил Ларт. - Я действительно боялся, что вы выставите меня из дома, вместе с моим подарком!
Гретхен искренне рассмеялась, и неожиданно почувствовала, что к ней возвращается то ощущение праздничной приподнятости, в котором она пребывала все последние дни.
- Гретти, сегодня необычный день, и все будет не так, как вы привыкли. Прежде всего, я хотел бы, чтобы вы прошли через него самостоятельно, - он приподнял руку, видя, как меняется выражение ее лица, и испуганный вопрос готов слететь с губ. - Улицы уже полны народа, город сегодня будет похож на бурлящее море - встаньте с ним лицом к лицу и с головой окунитесь в него. Это вам нужно самой, чтобы самоутвердиться, увидеть, что от одного вашего взгляда, по мановению руки стихнет любое волнение.
- Ларт, - растерянно проговорила Гретхен, - я знаю, на что я способна, а что для меня невозможно... Вы переоцениваете мои силы...
- Ничуть. Вы помните, что я ваш эттейри, Гретхен? Я мог бы велеть вам исполнить этот урок, - улыбнулся он. - Но я хочу, чтобы вы преисполнились не страха, а праздничного ожидания и любопытства. Лишь одного я должен потребовать от вас - поверить мне, что на этих бурлящих весельем улицах не таится ни малейшей опасности.
Гретхен вдруг пришло в голову, что с ее стороны было крайне эгоистично рассчитывать, будто Ларт весь день будет при ней. Ну разумеется, он строил на этот день свои собственные планы. Ей стало стыдно - неужели она настолько прониклась чувством собственности по отношению к нему?
- Разумеется, Ларт... я... - сбиваясь, заговорила она, но тут же взяла себя в руки: - Я именно так и поступлю, Ларт, а вы теперь свободны, ступайте. Но завтра приходите. Вероятно, мне захочется поделиться с вами своими впечатлениями.
- Сегодня я мало свободен, - вздохнул Ларт, - как и каждый из Круга Семи. Сегодня у нас достаточно обязанностей, хотя и приятных. Еще и потому я должен оставить вас, Гретти. - "Боже мой, ну можно ли быть такой безмозглой курицей!" - выругала себя Гретхен, чувствуя, что охвативший ее стыд вновь предательски окрашивает щеки румянцем. - Я был бы счастлив быть сегодня с вами, хотя бы лишь для того, чтобы без конца вами любоваться. - Он склонился к руке Гретхен и коснулся ее губами. Потом спросил, когда поднял голову: Так что вы решите? Если мысль остаться одной кажется вам невозможной, я отвезу вас к Аманде или Аристо, или куда вы сами скажете.
- Нет... - собравшись с духом, довольно твердо проговорила Гретхен. - Я поступлю так, как советуете
- Маленькая, отважная Гретхен, - улыбнулся Ларт. - Порой мне становится стыдно от того, через какие испытания я заставляю вас проходить. Но я рад вашему решению. Теперь прошу прощения, мне пора вспомнить о других моих обязанностях.
- Желаю, чтобы ваш долг не был тягостным, и чтоб вас сопровождали сегодня не одни только обязанности.
- Мы обязательно встретимся, - Ларт поклонился и вышел.
Улыбка сбежала с губ Гретхен, когда она поняла, что действительно, осталась один на один с этим праздничным днем, и все пошло не так, как ей думалось, и, самое главное, день этот пройдет без Ларта. Гретхен стало грустно, праздничное настроение куда-то улетучилось.
Глава тридцать первая
потрясение Гретхен и первые сюрпризы
В своей коляске Гретхен проехала в центр города и отпустила ее домой. Гретхен вошла в толпу нарядно одетых людей, и оказалось, именно окруженная со всех сторон, она чувствует себя комфортнее всего - она как бы растворилась среди людей, и разглядеть ее здесь было не так просто.
Окружающие как будто ждали чего-то. Они переговаривались, смеялись, и оставались на месте. Гретхен оказалась у стены дома, и решила тоже задержаться здесь. Перед Гретхен, спиной к ней стоял какой-то здоровяк, и ее почти не было за ним видно, при этом самой ей удобно было смотреть из-за его плеча.
Ей захотелось узнать, чего дожидаются здесь все эти люди. К тому же, спешить было абсолютно некуда. Прошло, вероятно, минут около двадцати. Гретхен с удовольствием рассматривала веселые лица людей, прически женщин, украшения, и главное - насколько это было возможно увидеть, как они оделись сегодня. Она испытала облегчение, поняв, что платье, подаренное Лартом, не сделает ее белой вороной. Подобный стиль одежды был популярен сегодня, а для жаркого летнего дня едва ли можно было придумать что-то лучшее, чем этот невесомый, удобный, не стесняющий движений наряд. Варьировались ткани, детали покроя, отделки, украшения, и Гретхен невольно стала по-женски оценивать, сравнивать, и не нашла ни одного платья, достойного соперничать с ее, как не может будничное платье соперничать с бальным великолепием.
В какой-то миг в воздухе разнесся звук, похожий на удар гонга, но гораздо нежнее и мелодичнее. Сейчас же несколько голосов призвали к тишине, что впрочем, было излишне - разговоры мгновенно прервались, над людьми повисла неожиданно глубокая тишина, и странно было слышать ее при таком скоплении людей. Теперь ожидание было недолгим - другой звук заполнил эту тишину. Сначала Гретхен с трудом различила его, он возник где-то на грани слышимости, так, что даже невозможно было разобрать, что порождает его. Но звук не прерывался, он креп, усиливался, и уже никаких сомнений не было в том, что это низкий мужской голос. Он неуловимо переливался в более высокий тон, и вдруг распался на два и стало ясно, что поют двое: мужчина и женщина.