— Джонас уже сообщил тебе новость?
— Какую новость?
Джонас застыл от неожиданности. Он бросил на Верити угрожающий взгляд, но она не обратила на это никакого внимания.
— Я беременна, — потупившись, заявила она. Эмерсон Эймс вскочил с места, издал радостный клич, обнял дочь за талию и закружил ее по комнате. Посетители, сидевшие за соседним столиком, испуганно шарахнулись в сторону.
— Ты беременна?! Значит, скоро у меня будет внук? Да благословит тебя Господь, моя ненаглядная рыжеволосая дочурка! Какого черта ты молчала все это время? Налей-ка мне еще, Клемент. Да не скупись, возьми большой бокал. Налей и всем остальным тоже. — Эмерсон кивнул в сторону немногочисленных посетителей бара. — Это за мой счет, ребята. Выпейте за здоровье моей дочери. Я скоро стану дедушкой. — Все засмеялись, захлопали в ладоши. Эмерсон обнял дочь за плечи и крепко прижал к себе, широко улыбаясь Джонасу. — Ну, когда же свадьба? Мне надо купить новый костюм ради такого случая.
Джонас сел вполоборота, оперся рукой о стойку бара и, прищурившись, посмотрел на Верити.
— Кто это тут говорит про свадьбу? Радость на лице Эмерсона в мгновение ока сменил гнев. Отец выпустил Верити из своих объятий.
— Что ты болтаешь? Верити говорит, что беременна. Неужели ты до сих пор не сделал ей предложения, сукин ты сын?
В баре наступила мертвая тишина. Клемент, бармен, приглушенно ахнул. Верити затаила дыхание.
Джонас медленно встал со стула и, сунув руки в карманы, окинул Эмерсона мрачным взглядом.
— Не на того кидаешься, Эймс. Я просил твою дочь выйти за меня замуж. Я потратил уйму времени на уговоры, но обстоятельства переменились. Очень важные обстоятельства. Ты хочешь знать, когда будет свадьба? Спроси об этом у Верити. У меня сложилось впечатление, что она передумала.
Верити раскрыла рот от изумления:
— Джонас, с чего ты это взял? Джонас повернулся к ней:
— Глупый вопрос. Что же еще, по-твоему, я должен был думать? Последнюю неделю ты опять стала вести себя странно и отчужденно. Ты не была такой, даже когда мучилась вопросом, говорить или нет мне о ребенке.
— Это я-то веду себя странно? Да как ты смеешь! Все как раз наоборот — это твое поведение ставит меня в тупик. Я решила, что наша свадьба тебя больше не интересует.
Эмерсон угрожающе выступил вперед.
— Что здесь происходит? Что с вами творится?
— Не вмешивайся, Эмерсон, — предупредил Джонас, бросив в его сторону суровый взгляд. — Мы с Верити сами во всем разберемся.
— Хорошенькое же место вы выбрали для выяснения отношений, — рявкнул в ответ Эмерсон.
— Да, тут ты прав. Пойдем, Верити. — Джонас схватил ее за руку и потащил к двери.
— Ой! Пусти меня, варвар! Ты ведешь себя, как пещерный человек. Я все-таки беременна. И требую к себе бережного отношения!
— А я требую объяснений, — прорычал он, выталкивая ее за дверь. — Мне до смерти надоели все твои ужимки и недомолвки. Если ты что-то хочешь мне сказать, говори об этом прямо. Не стоит щадить меня только потому, что я…
— Потому что ты что? — переспросила Верити, когда он вытащил ее на улицу и в лицо ей пахнуло холодом.
Тут Джонас не выдержал и, резко остановившись, выпалил:
— Потому что я теперь не тот, что раньше!
Верити прямо-таки остолбенела, вытаращив глаза от удивления.
— Не тот, что раньше?! Боже правый, Джонас! — Она зажала рот рукой, старательно сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, но в глазах ее против воли заплясали веселые бесенята. — Не тот, что раньше? Ой, держите меня! Ты сказал это так, будто тебя кастрировали. Не тот, что раньше! Подумать только! Я хожу вокруг него на цыпочках и вся дрожу от страха, что он вот-вот меня бросит, а он, видите ли, решил, что это я не хочу выходить за него замуж, поскольку он теперь не тот, что был раньше! Мы с тобой просто два идиота!
— Какого черта мне уходить от тебя? — Он заглянул ей в лицо и слегка встряхнул за плечи. — Отвечай, Верити. Почему это я должен тебя бросать?
— Потому что я тебе больше не нужна, — пояснила она, и веселость ее как рукой сняло. Она подняла на него печальные глаза. — Джонас, представь себя на моем месте. Ты остался со мной, потому что я была нужна тебе прежде всего как якорь во временном туннеле. Всякий раз, когда я начинала выпытывать у тебя, любишь ли ты меня или только используешь в своих целях, ты смеялся над моими страхами. Ты говорил, что между эзотерическими и любовными узами нет никакой разницы. Но теперь одна из этих связующих нитей оборвалась, и мне надо знать, так ли сильна другая, чтобы ты остался со мной навсегда.
— О Господи, милая, мне и в голову это не приходило! — Он крепко стиснул ее в объятиях и зарылся губами в рыжие волосы. — Я чувствовал себя примерно так же. Я прекрасно понимал, что использовал мистические узы, чтобы привязать тебя, и ужасно боялся, что ты раздумаешь выходить за меня замуж, поскольку теперь эта связь разорвана. Как только ты стала так странно вести себя, я окончательно убедился в том, что ты переменила свое решение. Я не понимал, что происходит: с тех самых пор, как мы покинули тот проклятый остров и вернулись в Секуенс-Спрингс, ты совершенно перестала изводить меня своими придирками!
Верити так резко вскинула голову, что угодила ему по подбородку. Джонас скривился от боли, но Верити не обратила на это внимания. Она возмущенно и вместе с тем радостно смотрела на него.
— И это вся благодарность за мое деликатное обращение с тобой! Я ведь изо всех сил старалась щадить твое самолюбие. Думала, что ты нуждаешься в заботе и понимании. Я не знала, как ты воспринял потерю своего драгоценного таланта, и посчитала, что лучше на время оставить тебя в покое. Какая же я была дура, Джонас!
— Радость моя, как только ты перестала задирать меня, я решил, что что-то не так. — Он потер свой ушибленный подбородок.
— Ас той минуты, как ты перестал провоцировать меня при каждом удобном случае, я знала, что мне надо готовиться к худшему.
Он взял в ладони ее лицо.
— Ты права. Мы с тобой просто идиоты! Что ж, это не в первый и, наверное, не в последний раз. Но я клянусь, что люблю тебя всем сердцем. И ничто не может изменить этого. То, что я чувствую по отношению к тебе, ничуть не зависит от эзотерических уз. Не убедись я в этом раньше, я бы, наверное, понял это за прошедшую неделю. Ты хотела, чтобы я сделал выбор. Ну так вот, я бы ни за что на свете не согласился еще раз пережить то, что пережил за эти дни.
Верити взяла его за руки и улыбнулась, вложив в эту улыбку всю свою любовь.
— Так, значит, ты наконец-то сделаешь меня своей законной супругой? Он ухмыльнулся:
— Конечно, черт возьми! Как только мы купим кольца и получим разрешение на брак.
— А платье? — напомнила Верити. — Не забудь про платье!
Он взглянул на ее округлившийся живот. Джинсы на поясе уже не застегивались.
— Я же говорил, что нам следует поторопиться!
— Эй! — послышался из глубины коридора громовый голос Эмерсона. — Как вы там? Разобрались? Черт, холодновато здесь. Для беременной леди не очень-то подходящая погодка.
Верити невольно застонала, услышав раскатистый бас своего папаши, и уткнулась носом в куртку Джонаса.
— И что он так раскричался? Хочет, чтобы об этом узнала вся округа? Это же неприлично в конце концов.
Джонас усмехнулся:
— Будто ты его не знаешь. — Он взглянул на своего будущего тестя сквозь рыжие кудряшки Верити. — Не волнуйся, Эмерсон. Тебе не придется угрожать мне пистолетом, чтобы я женился на твоей дочери.
— Рад слышать. Похоже, вы немного запутались, и я всего лишь подтолкнул вас к тому, чтобы устранить всяческие недоразумения.
— Перестань, Эмерсон. Никто не поверит, что в этом есть твоя заслуга. Мы с Верити сами во всем разобрались. Иди и пропусти еще стаканчик. Ты устал с дороги.
— А вы куда? — поинтересовался Эмерсон.
— Домой. — Джонас взял Верити за руку и повел ее по тропинке, вьющейся между деревьями, к маленькому коттеджику.
Эмерсон, ухмыляясь, смотрел им вслед. Затем повернулся и направился в бар.
— Клемент, старина, — позвал он бармена. — Он сделал ей официальное предложение. А моя дочь согласна выйти за него замуж. Вытаскивай свою лучшую водку! Желательно русскую.
— Какая разница? — усмехнувшись, возразил Клемент. — Водка она и есть водка.
— Только свиньи в этом не разбираются. — Эмерсон снова уселся на вертящийся стул перед стойкой бара. — Зови сюда Гризвальдов да, пожалуй, и всех стальных. Я угощаю!
— Если Джонас когда-нибудь узнает, что ты побился об заклад насчет его сегодняшней помолвки с Верити, он с тебя три шкуры сдерет, Эймс.
Эмерсона явно оскорбило такое заявление.
— Это же просто игра «Угадай-ка», вот и все.
— Похоже, теперь мы будем играть в «Угадай день, когда на свет появится мой внук», — сказал Рик Гризвальд, появляясь в дверях.
Эмерсон широко ухмыльнулся:
— Неплохая идея. И как я сам до этого не додумался?
— Джонас!
— Что, любовь моя? — Джонас захватил губами сосок Верити и легонько укусил. Он почувствовал, как по телу ее пробежала дрожь. Сегодня ночью, занимаясь с ней любовью, он наверстал упущенное. Какая это была бесконечно длинная неделя! Они, конечно, довольно часто были близки и на этой неделе, но он никак не мог расслабиться и получить удовольствие.
Всю эту неделю он пребывал в отчаянии. Он считал, что сможет заставить Верити остаться с ним, лишь упрочив сексуальные узы между ними. А сегодня ночью ему хотелось в полной мере насладиться сознанием того, что он занимается любовью со своей будущей женой, не думая о том, что она может указать ему на дверь.
— Надо было сразу все выяснить, как только это произошло. — Верити запустила пальцы в его шевелюру, в то время как он запечатлел горячий поцелуй в ложбинке между ее грудей.
— Что произошло?
— Ну, то, что случилось в потайной комнате. Я знаю, тебя очень угнетало то, что ты больше не обладаешь исключительным даром, но мне не хотелось поднимать этот вопрос, пока ты не придешь в себя. Я ждала, когда ты сам расскажешь мне о своих проблемах.
— Я боялся заговорить об этом, поскольку не знал, как ты к этому отнесешься. — Он очертил пальцем плавный изгиб ее бедер. — Я тебе уже говорил: я до смерти пугался, как только ты пыталась заговаривать о наших с тобой отношениях.
— Не понимаю, что в этом такого? Нам нужно чаще обсуждать такие вопросы. Давай начнем прямо сейчас.
Джонас поднял голову, глаза его в темноте поблескивали.
— Дискуссии по поводу наших отношений выбивают меня из колеи. По мне, так лучше заниматься любовью, чем говорить об этом.
— Теперь ты видишь, к чему привела подобная тактика, — ловко ввернула она. — Мы постоянно занимались сексом, но наши отношения были на грани краха, потому что ты не открылся мне и не рассказал о своих тревогах.
Джонас решил посмотреть, не утихомирит ли ее его признание собственной вины.
— Это я виноват. Надо было все тебе рассказать. Я просто струсил, лапочка моя. Прости меня. — Он запустил пальцы в гнездышко мягких волосков в самом пикантном месте и вдохнул ее запах.
— О, Джонас, не ты один виноват в этом, — смилостивилась Верити. Она нежно улыбнулась, в глазах ее сияла любовь. — Я представляю, как тебе было тяжело. На тебя столько всего навалилось, что удивительно даже, как это ты не впал в депрессию или не сотворил чего с собой.
— Или не сотворил чего с собой, — рассеянно повторил он вслед за ней. Его внимание сосредоточилось на ее мягкой и теплой плоти. Сейчас ему больше всего хотелось погрузиться в ее податливое, нежное ущелье. Хотелось получить подтверждение ее зовущего к наслаждениям тела.
— Но теперь, когда все уже позади, можно спокойно все обсудить.
— Да. Как-нибудь потом. — Он опустил голову и поцеловал нежные алые лепестки ее лона.
— А почему не сейчас, Джонас?
— Сейчас? Сомневаюсь, что это хорошая идея, радость моя. — Его пальцы скользнули меж ее бедер, и он затаил дыхание, почувствовав, как его уже восставшая плоть совсем затвердела.
— Но сейчас самое подходящее для этого время, Джонас.
— Нет, лапочка моя, вряд ли. Меня сейчас заботит другое.
— Что именно? — спросила она самым что ни на есть невинным тоном.
Джонас провел кончиком большого пальца по чувствительному узелку, скрытому в завитках ее плоти.
— — Угадай.
Верити вздрогнула всем телом, отвечая на его ласку. Брови ее сердито сошлись на переносице.
— Ты имеешь в виду секс?
— Ну наконец-то! — Он раздвинул ее ноги и осторожно прикоснулся к лону. Она была уже влажной и горячей. Ее терпкий запах щекотал ему ноздри, возбуждая его еще сильнее.
— Джонас, секс не годится для полноценного общения. — Дыхание ее становилось тяжелым и прерывистым, по мере того как его ласки становились все более интимными.
— Считай это другой формой общения — общения без слов. — Он снова склонился к ней и коснулся языком ее влажной плоти. Затем просунул палец в ее узкие ножны.
— По-моему, у нас уже достаточно было подобных дискуссий, — прошептала Верити, — Давай теперь просто поговорим. Я серьезно, Джонас, прекрати! Мы должны учиться беседовать друг с другом, когда возникают какие-либо проблемы.
— Верити, — твердо сказал он, давая ей таким образом понять, что его терпение на исходе. — Всему свое время — и разговорам, и любовным утехам. Поверь, уж я-то знаю.
— Черт возьми, Джонас, уж если мы решили пожениться, я настаиваю, чтобы ты почаще общался со мной посредством слов, а не действий. — Она яростно вцепилась ему в плечо.
Джонас медленно выпрямился и окинул взглядом женщину, которая скоро станет его женой.
— Так ты хочешь использовать свой рот?
— Я думаю, так будет лучше, Джонас, — серьезно сказала она, — По крайней мере в данный момент. Не подумай, пожалуйста, что я не хочу заниматься с тобой любовью, — просто я считаю, что нам нужно научиться понимать друг друга, беседуя о том, что нас волнует.
Джонас кивнул — видимо, принял какое-то решение.
— Ладно. Ты хочешь поработать языком — пожалуйста, действуй. — Он откинулся на подушки и обхватил рукой ее затылок. Затем мягко, но твердо наклонил ее голову, приблизив к своей страждущей плоти.
— Джонас, я вовсе не это имела в виду, и ты прекрасно это знаешь!
— Открой рот, любовь моя, и покажи, на что ты способна.
— Ах ты негодяй! Я пытаюсь завязать с тобой серьезный разговор, а ты опять все сводишь к сексу! — Ее дыхание обожгло разгоряченный фаллос, и Джонас подумал, что еще немного, и он не выдержит.
— Я жду не дождусь, когда твои уста извергнут перлы женской мудрости. — Он потянулся вверх, когда она снова открыла рот, чтобы заговорить о преимуществах словесной дискуссии. — А, вот так уже лучше. — Стон блаженства вырвался у него из груди, когда ее губы сомкнулись вокруг его плоти. — Значительно лучше. Твои уста — непревзойденный инструмент общения.
Последней его мыслью было то, что он прекрасно проживет и без подключения к временному туннелю. Но он сойдет с ума, если потеряет Верити.
Она — его будущее.
— Верити!
Она сонно шевельнулась в ответ.
— Да, Джонас?
— Я так перепугался тогда. Правда. Мне казалось, что часть меня пропала бесследно. Я чувствовал себя так, словно потерял руку или ногу.
У Верити мигом весь сон как рукой сняло.
— Я знаю, Джонас. Я чувствовала, что для тебя это тяжелая утрата, но ты ведь даже не заикнулся об этом. И я не знала, как разговорить тебя.
— Я не мог говорить на эту тему. Исчезновение моего таланта могло привести к разрыву с тобой. Сразу две утраты — это уж слишком! Слава Богу, сейчас все позади.
Она улыбнулась с облегчением и нежно поцеловала его в губы.
— Теперь все будет хорошо. Джонас, я люблю и любила тебя, несмотря ни на что.
— Ты знаешь, чего я боялся больше всего на свете? Что тебя переманит какой-нибудь экстрасенс типа Оливера Крампа.
— И совершенно напрасно. Я никогда не бросила бы тебя ради Оливера. Он мне очень нравится, но я его не люблю.
Он повернул голову и внимательно посмотрел на нее своими золотистыми глазами.
— Ты нашла в нем некоторое сходство со мной, я знаю.
— Нет, — твердо возразила она. — То, что мне нравится в Оливере, не имеет никакого к тебе отношения. Мы с Оливером друзья, и не более того.
— А что с твоими кристаллами?
Верити улыбнулась:
— То, что я узнала о кристаллах благодаря Оливеру, не могло превратить нашу с ним дружбу в любовь. Внутренняя связь, которая возникла между мной и Оливером, не была так… привлекательна, как это было в случае с тобой. Я не чувствовала эмоционального контакта с ним. Это трудно объяснить, Джонас, но это было совсем не то, что в свое время было между нами, поверь. К тому же теперь все куда-то исчезло.
— Исчезло? — лукаво повторил Джонас.
— Те способности к настройке кристаллов, которыми я обладала, были, очевидно, связаны с тобой, а не с Оливером. С тех пор как ты утратил свой дар, я больше ничего не чувствую, когда беру в руки кристалл.
— А ты говорила, что вы с Оливером пытались с помощью кристаллов вывести меня из бессознательного состояния после того, что случилось в сокровищнице.
Верити покачала головой:
— Это Оливер работал с кристаллом. Я же просто до одури кричала тебе в ухо, пока ты не очнулся. Он слабо улыбнулся:
— Я услышал, как ты орешь, и решил, что пора возвращаться. У тебя острый язычок, любовь моя.
— Я рада, что ты это наконец оценил, — пробормотала она.
— Да, я это оценил. — Он ухмыльнулся распутной ухмылкой, припоминая подробности прошлой ночи, и дотронулся кончиками пальцев до ее губ. — Полагаю, твой рот — самая важная часть твоего тела. Я подумываю о том, чтобы его застраховать.
Глава 20
— Какую новость?
Джонас застыл от неожиданности. Он бросил на Верити угрожающий взгляд, но она не обратила на это никакого внимания.
— Я беременна, — потупившись, заявила она. Эмерсон Эймс вскочил с места, издал радостный клич, обнял дочь за талию и закружил ее по комнате. Посетители, сидевшие за соседним столиком, испуганно шарахнулись в сторону.
— Ты беременна?! Значит, скоро у меня будет внук? Да благословит тебя Господь, моя ненаглядная рыжеволосая дочурка! Какого черта ты молчала все это время? Налей-ка мне еще, Клемент. Да не скупись, возьми большой бокал. Налей и всем остальным тоже. — Эмерсон кивнул в сторону немногочисленных посетителей бара. — Это за мой счет, ребята. Выпейте за здоровье моей дочери. Я скоро стану дедушкой. — Все засмеялись, захлопали в ладоши. Эмерсон обнял дочь за плечи и крепко прижал к себе, широко улыбаясь Джонасу. — Ну, когда же свадьба? Мне надо купить новый костюм ради такого случая.
Джонас сел вполоборота, оперся рукой о стойку бара и, прищурившись, посмотрел на Верити.
— Кто это тут говорит про свадьбу? Радость на лице Эмерсона в мгновение ока сменил гнев. Отец выпустил Верити из своих объятий.
— Что ты болтаешь? Верити говорит, что беременна. Неужели ты до сих пор не сделал ей предложения, сукин ты сын?
В баре наступила мертвая тишина. Клемент, бармен, приглушенно ахнул. Верити затаила дыхание.
Джонас медленно встал со стула и, сунув руки в карманы, окинул Эмерсона мрачным взглядом.
— Не на того кидаешься, Эймс. Я просил твою дочь выйти за меня замуж. Я потратил уйму времени на уговоры, но обстоятельства переменились. Очень важные обстоятельства. Ты хочешь знать, когда будет свадьба? Спроси об этом у Верити. У меня сложилось впечатление, что она передумала.
Верити раскрыла рот от изумления:
— Джонас, с чего ты это взял? Джонас повернулся к ней:
— Глупый вопрос. Что же еще, по-твоему, я должен был думать? Последнюю неделю ты опять стала вести себя странно и отчужденно. Ты не была такой, даже когда мучилась вопросом, говорить или нет мне о ребенке.
— Это я-то веду себя странно? Да как ты смеешь! Все как раз наоборот — это твое поведение ставит меня в тупик. Я решила, что наша свадьба тебя больше не интересует.
Эмерсон угрожающе выступил вперед.
— Что здесь происходит? Что с вами творится?
— Не вмешивайся, Эмерсон, — предупредил Джонас, бросив в его сторону суровый взгляд. — Мы с Верити сами во всем разберемся.
— Хорошенькое же место вы выбрали для выяснения отношений, — рявкнул в ответ Эмерсон.
— Да, тут ты прав. Пойдем, Верити. — Джонас схватил ее за руку и потащил к двери.
— Ой! Пусти меня, варвар! Ты ведешь себя, как пещерный человек. Я все-таки беременна. И требую к себе бережного отношения!
— А я требую объяснений, — прорычал он, выталкивая ее за дверь. — Мне до смерти надоели все твои ужимки и недомолвки. Если ты что-то хочешь мне сказать, говори об этом прямо. Не стоит щадить меня только потому, что я…
— Потому что ты что? — переспросила Верити, когда он вытащил ее на улицу и в лицо ей пахнуло холодом.
Тут Джонас не выдержал и, резко остановившись, выпалил:
— Потому что я теперь не тот, что раньше!
Верити прямо-таки остолбенела, вытаращив глаза от удивления.
— Не тот, что раньше?! Боже правый, Джонас! — Она зажала рот рукой, старательно сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, но в глазах ее против воли заплясали веселые бесенята. — Не тот, что раньше? Ой, держите меня! Ты сказал это так, будто тебя кастрировали. Не тот, что раньше! Подумать только! Я хожу вокруг него на цыпочках и вся дрожу от страха, что он вот-вот меня бросит, а он, видите ли, решил, что это я не хочу выходить за него замуж, поскольку он теперь не тот, что был раньше! Мы с тобой просто два идиота!
— Какого черта мне уходить от тебя? — Он заглянул ей в лицо и слегка встряхнул за плечи. — Отвечай, Верити. Почему это я должен тебя бросать?
— Потому что я тебе больше не нужна, — пояснила она, и веселость ее как рукой сняло. Она подняла на него печальные глаза. — Джонас, представь себя на моем месте. Ты остался со мной, потому что я была нужна тебе прежде всего как якорь во временном туннеле. Всякий раз, когда я начинала выпытывать у тебя, любишь ли ты меня или только используешь в своих целях, ты смеялся над моими страхами. Ты говорил, что между эзотерическими и любовными узами нет никакой разницы. Но теперь одна из этих связующих нитей оборвалась, и мне надо знать, так ли сильна другая, чтобы ты остался со мной навсегда.
— О Господи, милая, мне и в голову это не приходило! — Он крепко стиснул ее в объятиях и зарылся губами в рыжие волосы. — Я чувствовал себя примерно так же. Я прекрасно понимал, что использовал мистические узы, чтобы привязать тебя, и ужасно боялся, что ты раздумаешь выходить за меня замуж, поскольку теперь эта связь разорвана. Как только ты стала так странно вести себя, я окончательно убедился в том, что ты переменила свое решение. Я не понимал, что происходит: с тех самых пор, как мы покинули тот проклятый остров и вернулись в Секуенс-Спрингс, ты совершенно перестала изводить меня своими придирками!
Верити так резко вскинула голову, что угодила ему по подбородку. Джонас скривился от боли, но Верити не обратила на это внимания. Она возмущенно и вместе с тем радостно смотрела на него.
— И это вся благодарность за мое деликатное обращение с тобой! Я ведь изо всех сил старалась щадить твое самолюбие. Думала, что ты нуждаешься в заботе и понимании. Я не знала, как ты воспринял потерю своего драгоценного таланта, и посчитала, что лучше на время оставить тебя в покое. Какая же я была дура, Джонас!
— Радость моя, как только ты перестала задирать меня, я решил, что что-то не так. — Он потер свой ушибленный подбородок.
— Ас той минуты, как ты перестал провоцировать меня при каждом удобном случае, я знала, что мне надо готовиться к худшему.
Он взял в ладони ее лицо.
— Ты права. Мы с тобой просто идиоты! Что ж, это не в первый и, наверное, не в последний раз. Но я клянусь, что люблю тебя всем сердцем. И ничто не может изменить этого. То, что я чувствую по отношению к тебе, ничуть не зависит от эзотерических уз. Не убедись я в этом раньше, я бы, наверное, понял это за прошедшую неделю. Ты хотела, чтобы я сделал выбор. Ну так вот, я бы ни за что на свете не согласился еще раз пережить то, что пережил за эти дни.
Верити взяла его за руки и улыбнулась, вложив в эту улыбку всю свою любовь.
— Так, значит, ты наконец-то сделаешь меня своей законной супругой? Он ухмыльнулся:
— Конечно, черт возьми! Как только мы купим кольца и получим разрешение на брак.
— А платье? — напомнила Верити. — Не забудь про платье!
Он взглянул на ее округлившийся живот. Джинсы на поясе уже не застегивались.
— Я же говорил, что нам следует поторопиться!
— Эй! — послышался из глубины коридора громовый голос Эмерсона. — Как вы там? Разобрались? Черт, холодновато здесь. Для беременной леди не очень-то подходящая погодка.
Верити невольно застонала, услышав раскатистый бас своего папаши, и уткнулась носом в куртку Джонаса.
— И что он так раскричался? Хочет, чтобы об этом узнала вся округа? Это же неприлично в конце концов.
Джонас усмехнулся:
— Будто ты его не знаешь. — Он взглянул на своего будущего тестя сквозь рыжие кудряшки Верити. — Не волнуйся, Эмерсон. Тебе не придется угрожать мне пистолетом, чтобы я женился на твоей дочери.
— Рад слышать. Похоже, вы немного запутались, и я всего лишь подтолкнул вас к тому, чтобы устранить всяческие недоразумения.
— Перестань, Эмерсон. Никто не поверит, что в этом есть твоя заслуга. Мы с Верити сами во всем разобрались. Иди и пропусти еще стаканчик. Ты устал с дороги.
— А вы куда? — поинтересовался Эмерсон.
— Домой. — Джонас взял Верити за руку и повел ее по тропинке, вьющейся между деревьями, к маленькому коттеджику.
Эмерсон, ухмыляясь, смотрел им вслед. Затем повернулся и направился в бар.
— Клемент, старина, — позвал он бармена. — Он сделал ей официальное предложение. А моя дочь согласна выйти за него замуж. Вытаскивай свою лучшую водку! Желательно русскую.
— Какая разница? — усмехнувшись, возразил Клемент. — Водка она и есть водка.
— Только свиньи в этом не разбираются. — Эмерсон снова уселся на вертящийся стул перед стойкой бара. — Зови сюда Гризвальдов да, пожалуй, и всех стальных. Я угощаю!
— Если Джонас когда-нибудь узнает, что ты побился об заклад насчет его сегодняшней помолвки с Верити, он с тебя три шкуры сдерет, Эймс.
Эмерсона явно оскорбило такое заявление.
— Это же просто игра «Угадай-ка», вот и все.
— Похоже, теперь мы будем играть в «Угадай день, когда на свет появится мой внук», — сказал Рик Гризвальд, появляясь в дверях.
Эмерсон широко ухмыльнулся:
— Неплохая идея. И как я сам до этого не додумался?
— Джонас!
— Что, любовь моя? — Джонас захватил губами сосок Верити и легонько укусил. Он почувствовал, как по телу ее пробежала дрожь. Сегодня ночью, занимаясь с ней любовью, он наверстал упущенное. Какая это была бесконечно длинная неделя! Они, конечно, довольно часто были близки и на этой неделе, но он никак не мог расслабиться и получить удовольствие.
Всю эту неделю он пребывал в отчаянии. Он считал, что сможет заставить Верити остаться с ним, лишь упрочив сексуальные узы между ними. А сегодня ночью ему хотелось в полной мере насладиться сознанием того, что он занимается любовью со своей будущей женой, не думая о том, что она может указать ему на дверь.
— Надо было сразу все выяснить, как только это произошло. — Верити запустила пальцы в его шевелюру, в то время как он запечатлел горячий поцелуй в ложбинке между ее грудей.
— Что произошло?
— Ну, то, что случилось в потайной комнате. Я знаю, тебя очень угнетало то, что ты больше не обладаешь исключительным даром, но мне не хотелось поднимать этот вопрос, пока ты не придешь в себя. Я ждала, когда ты сам расскажешь мне о своих проблемах.
— Я боялся заговорить об этом, поскольку не знал, как ты к этому отнесешься. — Он очертил пальцем плавный изгиб ее бедер. — Я тебе уже говорил: я до смерти пугался, как только ты пыталась заговаривать о наших с тобой отношениях.
— Не понимаю, что в этом такого? Нам нужно чаще обсуждать такие вопросы. Давай начнем прямо сейчас.
Джонас поднял голову, глаза его в темноте поблескивали.
— Дискуссии по поводу наших отношений выбивают меня из колеи. По мне, так лучше заниматься любовью, чем говорить об этом.
— Теперь ты видишь, к чему привела подобная тактика, — ловко ввернула она. — Мы постоянно занимались сексом, но наши отношения были на грани краха, потому что ты не открылся мне и не рассказал о своих тревогах.
Джонас решил посмотреть, не утихомирит ли ее его признание собственной вины.
— Это я виноват. Надо было все тебе рассказать. Я просто струсил, лапочка моя. Прости меня. — Он запустил пальцы в гнездышко мягких волосков в самом пикантном месте и вдохнул ее запах.
— О, Джонас, не ты один виноват в этом, — смилостивилась Верити. Она нежно улыбнулась, в глазах ее сияла любовь. — Я представляю, как тебе было тяжело. На тебя столько всего навалилось, что удивительно даже, как это ты не впал в депрессию или не сотворил чего с собой.
— Или не сотворил чего с собой, — рассеянно повторил он вслед за ней. Его внимание сосредоточилось на ее мягкой и теплой плоти. Сейчас ему больше всего хотелось погрузиться в ее податливое, нежное ущелье. Хотелось получить подтверждение ее зовущего к наслаждениям тела.
— Но теперь, когда все уже позади, можно спокойно все обсудить.
— Да. Как-нибудь потом. — Он опустил голову и поцеловал нежные алые лепестки ее лона.
— А почему не сейчас, Джонас?
— Сейчас? Сомневаюсь, что это хорошая идея, радость моя. — Его пальцы скользнули меж ее бедер, и он затаил дыхание, почувствовав, как его уже восставшая плоть совсем затвердела.
— Но сейчас самое подходящее для этого время, Джонас.
— Нет, лапочка моя, вряд ли. Меня сейчас заботит другое.
— Что именно? — спросила она самым что ни на есть невинным тоном.
Джонас провел кончиком большого пальца по чувствительному узелку, скрытому в завитках ее плоти.
— — Угадай.
Верити вздрогнула всем телом, отвечая на его ласку. Брови ее сердито сошлись на переносице.
— Ты имеешь в виду секс?
— Ну наконец-то! — Он раздвинул ее ноги и осторожно прикоснулся к лону. Она была уже влажной и горячей. Ее терпкий запах щекотал ему ноздри, возбуждая его еще сильнее.
— Джонас, секс не годится для полноценного общения. — Дыхание ее становилось тяжелым и прерывистым, по мере того как его ласки становились все более интимными.
— Считай это другой формой общения — общения без слов. — Он снова склонился к ней и коснулся языком ее влажной плоти. Затем просунул палец в ее узкие ножны.
— По-моему, у нас уже достаточно было подобных дискуссий, — прошептала Верити, — Давай теперь просто поговорим. Я серьезно, Джонас, прекрати! Мы должны учиться беседовать друг с другом, когда возникают какие-либо проблемы.
— Верити, — твердо сказал он, давая ей таким образом понять, что его терпение на исходе. — Всему свое время — и разговорам, и любовным утехам. Поверь, уж я-то знаю.
— Черт возьми, Джонас, уж если мы решили пожениться, я настаиваю, чтобы ты почаще общался со мной посредством слов, а не действий. — Она яростно вцепилась ему в плечо.
Джонас медленно выпрямился и окинул взглядом женщину, которая скоро станет его женой.
— Так ты хочешь использовать свой рот?
— Я думаю, так будет лучше, Джонас, — серьезно сказала она, — По крайней мере в данный момент. Не подумай, пожалуйста, что я не хочу заниматься с тобой любовью, — просто я считаю, что нам нужно научиться понимать друг друга, беседуя о том, что нас волнует.
Джонас кивнул — видимо, принял какое-то решение.
— Ладно. Ты хочешь поработать языком — пожалуйста, действуй. — Он откинулся на подушки и обхватил рукой ее затылок. Затем мягко, но твердо наклонил ее голову, приблизив к своей страждущей плоти.
— Джонас, я вовсе не это имела в виду, и ты прекрасно это знаешь!
— Открой рот, любовь моя, и покажи, на что ты способна.
— Ах ты негодяй! Я пытаюсь завязать с тобой серьезный разговор, а ты опять все сводишь к сексу! — Ее дыхание обожгло разгоряченный фаллос, и Джонас подумал, что еще немного, и он не выдержит.
— Я жду не дождусь, когда твои уста извергнут перлы женской мудрости. — Он потянулся вверх, когда она снова открыла рот, чтобы заговорить о преимуществах словесной дискуссии. — А, вот так уже лучше. — Стон блаженства вырвался у него из груди, когда ее губы сомкнулись вокруг его плоти. — Значительно лучше. Твои уста — непревзойденный инструмент общения.
Последней его мыслью было то, что он прекрасно проживет и без подключения к временному туннелю. Но он сойдет с ума, если потеряет Верити.
Она — его будущее.
— Верити!
Она сонно шевельнулась в ответ.
— Да, Джонас?
— Я так перепугался тогда. Правда. Мне казалось, что часть меня пропала бесследно. Я чувствовал себя так, словно потерял руку или ногу.
У Верити мигом весь сон как рукой сняло.
— Я знаю, Джонас. Я чувствовала, что для тебя это тяжелая утрата, но ты ведь даже не заикнулся об этом. И я не знала, как разговорить тебя.
— Я не мог говорить на эту тему. Исчезновение моего таланта могло привести к разрыву с тобой. Сразу две утраты — это уж слишком! Слава Богу, сейчас все позади.
Она улыбнулась с облегчением и нежно поцеловала его в губы.
— Теперь все будет хорошо. Джонас, я люблю и любила тебя, несмотря ни на что.
— Ты знаешь, чего я боялся больше всего на свете? Что тебя переманит какой-нибудь экстрасенс типа Оливера Крампа.
— И совершенно напрасно. Я никогда не бросила бы тебя ради Оливера. Он мне очень нравится, но я его не люблю.
Он повернул голову и внимательно посмотрел на нее своими золотистыми глазами.
— Ты нашла в нем некоторое сходство со мной, я знаю.
— Нет, — твердо возразила она. — То, что мне нравится в Оливере, не имеет никакого к тебе отношения. Мы с Оливером друзья, и не более того.
— А что с твоими кристаллами?
Верити улыбнулась:
— То, что я узнала о кристаллах благодаря Оливеру, не могло превратить нашу с ним дружбу в любовь. Внутренняя связь, которая возникла между мной и Оливером, не была так… привлекательна, как это было в случае с тобой. Я не чувствовала эмоционального контакта с ним. Это трудно объяснить, Джонас, но это было совсем не то, что в свое время было между нами, поверь. К тому же теперь все куда-то исчезло.
— Исчезло? — лукаво повторил Джонас.
— Те способности к настройке кристаллов, которыми я обладала, были, очевидно, связаны с тобой, а не с Оливером. С тех пор как ты утратил свой дар, я больше ничего не чувствую, когда беру в руки кристалл.
— А ты говорила, что вы с Оливером пытались с помощью кристаллов вывести меня из бессознательного состояния после того, что случилось в сокровищнице.
Верити покачала головой:
— Это Оливер работал с кристаллом. Я же просто до одури кричала тебе в ухо, пока ты не очнулся. Он слабо улыбнулся:
— Я услышал, как ты орешь, и решил, что пора возвращаться. У тебя острый язычок, любовь моя.
— Я рада, что ты это наконец оценил, — пробормотала она.
— Да, я это оценил. — Он ухмыльнулся распутной ухмылкой, припоминая подробности прошлой ночи, и дотронулся кончиками пальцев до ее губ. — Полагаю, твой рот — самая важная часть твоего тела. Я подумываю о том, чтобы его застраховать.
Глава 20
— Они собираются назвать его Николае Эмерсон Куаррел! — Стекла маленькой палаты родильного дома зазвенели от радостного вопля Эмерсона. Если кто в комнате ожидания и не знал о том, что Николае Эмерсон появился на свет, то теперь ему, без сомнения, стало все известно.
Верити лежала на кровати, прижимая к груди маленький сверток, и счастливо улыбалась. Она знала, что ее отец мерил шагами приемную с того самого момента, как прошлой ночью у нее начались роды. Когда Джонас наконец вышел из палаты и сказал Эмерсону, что у него родился внук, тот своим громовым ревом прямо-таки потряс стены здания.
Верити подняла голову и взглянула на мужа. Джонас, сидя рядом, не отрываясь смотрел, как она кормит их малыша. В его золотистых глазах сияла отцовская гордость. Он смотрел на маленького Николаса как зачарованный.
— Ты только погляди на эти ручонки, — удивленно вымолвил он.
— У него, по всей видимости, твои глаза, — сказала Верити.
Джонас улыбнулся:
— Думаешь? Медсестра сказала, что пока еще рано судить об этом.
— Ты уж поверь, пожалуйста, — твердо возразила Верити, — мне-то лучше знать.
Джонас улыбнулся еще шире. Последние несколько часов улыбка не сходила у него с уст. Правда, вчера вечером, когда, накрыв ужин немногочисленным посетителям кафе, Верити вдруг заявила, что у нее начались схватки, ему было не до смеха.
Джонас действовал быстро и решительно. Сперва он выпроводил из зала клиентов и позвонил Эмерсону, чтобы тот подогнал свой джип. В больнице он засыпал Верити и медсестер всяческими советами и наставлениями, лично побеседовал с доктором и явно намеревался держать совершенно неподвластную ему ситуацию под контролем. Джонас хорошо подготовился к этому знаменательному событию.
За последние несколько месяцев он перечитал всю литературу о родах и беременности, которую только мог достать. Он осуществлял строгий надзор за питанием Верити и ее упражнениями, закупил пеленки и все необходимое для новорожденного. Вместе с Эмерсоном разрабатывал для ребенка учебную программу, которая удивила бы среднего преподавателя публичной школы. Курс обучения был составлен на основе того, что преподавал Эмерсон своей дочери.
Джонас считал себя непревзойденным экспертом по части родов ровно до того момента, как Верити поместили в родовую палату и она начала ругаться вместо того, чтобы кричать. Она, стиснув зубы, стала выкрикивать слова, которые Джонас никогда раньше от нее не слышал. Тут он подумал, что, пожалуй, малость переоценил свои знания в этой области. И тем не менее он не перестал давать советы и так крепко стиснул руку Верити, что, казалось, она вот-вот хрустнет.
Но она вцепилась в его руку еще сильнее, так и впилась ногтями в кожу.
Им удалось с честью выйти из этого мучительного испытания. Николае Эмерсон Куаррел возвестил о своем появлении на свет криком, от которого лопались барабанные перепонки. Джонас гордо заметил, что его сын унаследовал красноречие своей матери.
— Что, папочка все еще шумит в приемной? — спросила Верити.
— Похоже, что так. Принес ящик пива для медперсонала роддома. — Джонас нагнулся к Верити, чтобы получше рассмотреть малыша. — Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. Немного устала, но это ничего.
— Нет, мне все еще не верится! У нас теперь ребенок. Настоящий маленький человечек.
Верити улыбнулась — изумление Джонаса выглядело таким забавным.
— Да, — сказала она, и сама немного удивленная. — У нас теперь свой собственный ребенок.
Последние несколько месяцев были самыми счастливыми в ее жизни, подумала она. То, как они провели их с Джонасом, окончательно убедило молодых людей, что узы любви, связывающие их, окончательно окрепли. Все стало, как прежде: Верити изводила Джонаса своими придирками, он подтрунивал, они вместе смеялись и занимались любовью. Все было, как раньше, даже еще лучше. Теперь Верити не сомневалась, что в основе их отношений лежат истинные чувства, а не просто мистическая связь.
Дверь палаты распахнулась как раз в тот момент, когда Джонас осторожно укладывал малыша в колыбельку. На пороге стоял Эмерсон, нагруженный пакетами и цветами.
— Вот, я уже получаю поздравления и подарки.
Ну, как поживает маленький Николае Эмерсон?
— Он заснул, — сказал Джонас. — Говори потише, Эмерсон.
— Малыш должен привыкать к тому, что у него болтливая мамочка, громогласный дедушка и папочка, который прекрасно владеет ножом. Возьми, Джонас, это тебе. Письмо из какого-то журнала. Похоже на чек.
— Вот здорово! — воскликнула Верити. — Я же говорила, что им понравится твоя статья о научном вкладе Дигби Хейзелхерста в исследования по истории Ренессанса.
Джонас поднял глаза к потолку:
— Ну все, теперь мне не будет покоя, пока я не напишу вступительную статью для издателя, который втянул меня во все это. — Но на губах его заиграла довольная ухмылка, когда он разорвал конверт и вытащил оттуда чек.
Верити знала причину его радости. За эти несколько месяцев Джонас окончательно убедился, что его знания по истории Ренессанса и его любовь именно к этой эпохе не исчезли вместе с его необычным талантом. Все, что он приобрел в ученом мире, и те сведения, которые вынес из путешествий во временной коридор, навсегда останутся при нем.
— А вот подарки для малыша, — продолжал Эмерсон, выкладывая на кровать свертки в праздничной упаковке. — Его прямо-таки засыпали дарами. Это от супругов Гризвальд, это от Крампа, а это от Сэма Лехая.
Верити развязала ленточки и принялась разворачивать первый сверток. Рик и Лаура Гризвальд подарили хорошенький желтый комбинезончик. Она восхищенно причмокнула языком.
— Не правда ли, прелесть что такое? Малышу он будет в самый раз.
— По-моему, он ему велик по крайней мере размера на два, — заметил Джонас, окинув обновку критическим взглядом.
— Не волнуйся, — успокоил его Эмерсон. — Дети быстро растут. Очень быстро.
— Посмотрим, что прислал Оливер, — сказала Верити. Она снова зашуршала бумагой и извлекла на свет белую коробочку: внутри лежал аметистовый кристалл. — Какая красота! — промолвила она, рассматривая его на свет.
— Ну и что с ним будет делать малыш? — недоуменно спросил Эмерсон.
— Это не для Николаев, — сказала Верити, прочитав маленькую карточку, выпавшую из коробочки. — Это для меня. Кристалл поможет мне поскорее восстановить силы после родов.
— Как кусок камня сможет это сделать? — пробурчал Эмерсон.
— Кто знает? — Джонас с Верити обменялись загадочным взглядом. — По крайней мере вреда не будет.
— А теперь посмотрим, что прислал Лехай, — предложил, сгорая от нетерпения, Эмерсон.
Верити послушалась и разорвала упаковку. Когда она открыла крышку длинной плоской коробочки, глаза ее округлились. Внутри лежал старинный кинжал с рукоятью, усеянной драгоценными камнями.
— У Лехая довольно странные представления о подарке для новорожденных.
Эмерсон рассмеялся и подошел к кровати, чтобы получше рассмотреть подарок своего друга.
— Наверное, он надеется, что мальчик пойдет по стопам отца. Черт, занятная вещица! Посмотрите-ка на рукоять. Зная Лехая, я могу с уверенностью сказать, что драгоценные камни не поддельные. Взгляни-ка, Джонас, — сказал Эмерсон и отступил назад.
Джонас, нахмурившись, бросил мимолетный взгляд на кинжал.
— Да, это оригинал. Пятнадцатый или шестнадцатый век. Итальянская работа.
— Наверное, это из коллекции Сэма, — заметил Эмерсон.
Джонас запустил руку в коробку, пальцы его сомкнулись вокруг богато инкрустированной рукояти.
У Верити перехватило дыхание, когда стены палаты вдруг стали превращаться в знакомые своды временного туннеля.
— Джонас!
— Я здесь, любовь моя.
Она обернулась в пространстве мистического коридора, ища его глазами. Джонас улыбался ей совсем рядом. Его золотистые глаза сияли. В руке он сжимал кинжал.
— Твой талант, — прошептала Верити. — Он вернулся!
— И его могущество ничуть не ослабло! — добавил он, ликуя от радости. — Похоже, мне просто надо было отдохнуть, чтобы обрести его.
Он подбросил кинжал, и тот перевернулся в воздухе, сверкнув драгоценными камнями. Временной коридор исчез.
Джонас ловко поймал кинжал и быстро бросил в коробку.
— Эй, вы двое, с вами все в порядке? — тревожно спросил Эмерсон. — У вас такой странный вид!
— Все просто замечательно, — заверил его Джонас, наклоняясь, чтобы поцеловать жену. — Правда, любовь моя?
— Лучше и не бывает, — согласилась Верити. Она улыбнулась, и улыбка эта была ярче блеска кристалла и сверкания бриллиантов. С этой улыбкой могли сравниться разве что сияющие золотистые глаза ее мужа.
Верити лежала на кровати, прижимая к груди маленький сверток, и счастливо улыбалась. Она знала, что ее отец мерил шагами приемную с того самого момента, как прошлой ночью у нее начались роды. Когда Джонас наконец вышел из палаты и сказал Эмерсону, что у него родился внук, тот своим громовым ревом прямо-таки потряс стены здания.
Верити подняла голову и взглянула на мужа. Джонас, сидя рядом, не отрываясь смотрел, как она кормит их малыша. В его золотистых глазах сияла отцовская гордость. Он смотрел на маленького Николаса как зачарованный.
— Ты только погляди на эти ручонки, — удивленно вымолвил он.
— У него, по всей видимости, твои глаза, — сказала Верити.
Джонас улыбнулся:
— Думаешь? Медсестра сказала, что пока еще рано судить об этом.
— Ты уж поверь, пожалуйста, — твердо возразила Верити, — мне-то лучше знать.
Джонас улыбнулся еще шире. Последние несколько часов улыбка не сходила у него с уст. Правда, вчера вечером, когда, накрыв ужин немногочисленным посетителям кафе, Верити вдруг заявила, что у нее начались схватки, ему было не до смеха.
Джонас действовал быстро и решительно. Сперва он выпроводил из зала клиентов и позвонил Эмерсону, чтобы тот подогнал свой джип. В больнице он засыпал Верити и медсестер всяческими советами и наставлениями, лично побеседовал с доктором и явно намеревался держать совершенно неподвластную ему ситуацию под контролем. Джонас хорошо подготовился к этому знаменательному событию.
За последние несколько месяцев он перечитал всю литературу о родах и беременности, которую только мог достать. Он осуществлял строгий надзор за питанием Верити и ее упражнениями, закупил пеленки и все необходимое для новорожденного. Вместе с Эмерсоном разрабатывал для ребенка учебную программу, которая удивила бы среднего преподавателя публичной школы. Курс обучения был составлен на основе того, что преподавал Эмерсон своей дочери.
Джонас считал себя непревзойденным экспертом по части родов ровно до того момента, как Верити поместили в родовую палату и она начала ругаться вместо того, чтобы кричать. Она, стиснув зубы, стала выкрикивать слова, которые Джонас никогда раньше от нее не слышал. Тут он подумал, что, пожалуй, малость переоценил свои знания в этой области. И тем не менее он не перестал давать советы и так крепко стиснул руку Верити, что, казалось, она вот-вот хрустнет.
Но она вцепилась в его руку еще сильнее, так и впилась ногтями в кожу.
Им удалось с честью выйти из этого мучительного испытания. Николае Эмерсон Куаррел возвестил о своем появлении на свет криком, от которого лопались барабанные перепонки. Джонас гордо заметил, что его сын унаследовал красноречие своей матери.
— Что, папочка все еще шумит в приемной? — спросила Верити.
— Похоже, что так. Принес ящик пива для медперсонала роддома. — Джонас нагнулся к Верити, чтобы получше рассмотреть малыша. — Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. Немного устала, но это ничего.
— Нет, мне все еще не верится! У нас теперь ребенок. Настоящий маленький человечек.
Верити улыбнулась — изумление Джонаса выглядело таким забавным.
— Да, — сказала она, и сама немного удивленная. — У нас теперь свой собственный ребенок.
Последние несколько месяцев были самыми счастливыми в ее жизни, подумала она. То, как они провели их с Джонасом, окончательно убедило молодых людей, что узы любви, связывающие их, окончательно окрепли. Все стало, как прежде: Верити изводила Джонаса своими придирками, он подтрунивал, они вместе смеялись и занимались любовью. Все было, как раньше, даже еще лучше. Теперь Верити не сомневалась, что в основе их отношений лежат истинные чувства, а не просто мистическая связь.
Дверь палаты распахнулась как раз в тот момент, когда Джонас осторожно укладывал малыша в колыбельку. На пороге стоял Эмерсон, нагруженный пакетами и цветами.
— Вот, я уже получаю поздравления и подарки.
Ну, как поживает маленький Николае Эмерсон?
— Он заснул, — сказал Джонас. — Говори потише, Эмерсон.
— Малыш должен привыкать к тому, что у него болтливая мамочка, громогласный дедушка и папочка, который прекрасно владеет ножом. Возьми, Джонас, это тебе. Письмо из какого-то журнала. Похоже на чек.
— Вот здорово! — воскликнула Верити. — Я же говорила, что им понравится твоя статья о научном вкладе Дигби Хейзелхерста в исследования по истории Ренессанса.
Джонас поднял глаза к потолку:
— Ну все, теперь мне не будет покоя, пока я не напишу вступительную статью для издателя, который втянул меня во все это. — Но на губах его заиграла довольная ухмылка, когда он разорвал конверт и вытащил оттуда чек.
Верити знала причину его радости. За эти несколько месяцев Джонас окончательно убедился, что его знания по истории Ренессанса и его любовь именно к этой эпохе не исчезли вместе с его необычным талантом. Все, что он приобрел в ученом мире, и те сведения, которые вынес из путешествий во временной коридор, навсегда останутся при нем.
— А вот подарки для малыша, — продолжал Эмерсон, выкладывая на кровать свертки в праздничной упаковке. — Его прямо-таки засыпали дарами. Это от супругов Гризвальд, это от Крампа, а это от Сэма Лехая.
Верити развязала ленточки и принялась разворачивать первый сверток. Рик и Лаура Гризвальд подарили хорошенький желтый комбинезончик. Она восхищенно причмокнула языком.
— Не правда ли, прелесть что такое? Малышу он будет в самый раз.
— По-моему, он ему велик по крайней мере размера на два, — заметил Джонас, окинув обновку критическим взглядом.
— Не волнуйся, — успокоил его Эмерсон. — Дети быстро растут. Очень быстро.
— Посмотрим, что прислал Оливер, — сказала Верити. Она снова зашуршала бумагой и извлекла на свет белую коробочку: внутри лежал аметистовый кристалл. — Какая красота! — промолвила она, рассматривая его на свет.
— Ну и что с ним будет делать малыш? — недоуменно спросил Эмерсон.
— Это не для Николаев, — сказала Верити, прочитав маленькую карточку, выпавшую из коробочки. — Это для меня. Кристалл поможет мне поскорее восстановить силы после родов.
— Как кусок камня сможет это сделать? — пробурчал Эмерсон.
— Кто знает? — Джонас с Верити обменялись загадочным взглядом. — По крайней мере вреда не будет.
— А теперь посмотрим, что прислал Лехай, — предложил, сгорая от нетерпения, Эмерсон.
Верити послушалась и разорвала упаковку. Когда она открыла крышку длинной плоской коробочки, глаза ее округлились. Внутри лежал старинный кинжал с рукоятью, усеянной драгоценными камнями.
— У Лехая довольно странные представления о подарке для новорожденных.
Эмерсон рассмеялся и подошел к кровати, чтобы получше рассмотреть подарок своего друга.
— Наверное, он надеется, что мальчик пойдет по стопам отца. Черт, занятная вещица! Посмотрите-ка на рукоять. Зная Лехая, я могу с уверенностью сказать, что драгоценные камни не поддельные. Взгляни-ка, Джонас, — сказал Эмерсон и отступил назад.
Джонас, нахмурившись, бросил мимолетный взгляд на кинжал.
— Да, это оригинал. Пятнадцатый или шестнадцатый век. Итальянская работа.
— Наверное, это из коллекции Сэма, — заметил Эмерсон.
Джонас запустил руку в коробку, пальцы его сомкнулись вокруг богато инкрустированной рукояти.
У Верити перехватило дыхание, когда стены палаты вдруг стали превращаться в знакомые своды временного туннеля.
— Джонас!
— Я здесь, любовь моя.
Она обернулась в пространстве мистического коридора, ища его глазами. Джонас улыбался ей совсем рядом. Его золотистые глаза сияли. В руке он сжимал кинжал.
— Твой талант, — прошептала Верити. — Он вернулся!
— И его могущество ничуть не ослабло! — добавил он, ликуя от радости. — Похоже, мне просто надо было отдохнуть, чтобы обрести его.
Он подбросил кинжал, и тот перевернулся в воздухе, сверкнув драгоценными камнями. Временной коридор исчез.
Джонас ловко поймал кинжал и быстро бросил в коробку.
— Эй, вы двое, с вами все в порядке? — тревожно спросил Эмерсон. — У вас такой странный вид!
— Все просто замечательно, — заверил его Джонас, наклоняясь, чтобы поцеловать жену. — Правда, любовь моя?
— Лучше и не бывает, — согласилась Верити. Она улыбнулась, и улыбка эта была ярче блеска кристалла и сверкания бриллиантов. С этой улыбкой могли сравниться разве что сияющие золотистые глаза ее мужа.