Видимо, ее странная реакция на Макса Форчуна вчера вечером была не просто следствием нервного напряжения, которое она тогда испытывала. Сегодня утром она чувствовала себя полностью отдохнувшей, и тем не менее ею овладело то же тревожное волнение.
   Она глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки.
   — Доброе утро, Макс.
   Клео повернулась к нему с чайником в руке и улыбнулась. Она мысленно поклялась, что не выдаст себя. Она будет спокойной и сдержанной. Она постаралась, чтобы ее лицо выражало только вежливую приветливость, но внутри у нее все кипело от незнакомого, но сладкого возбуждения.
   Теперь, при свете дня, стало ясно, что Клео не была жертвой игры собственного воображения. Макс Форчун производил на нее потрясающее впечатление. Она не могла отвести от него глаз, несмотря на решение держаться вежливо и холодно.
   Он был тем самым мужчиной в зеркале. В своих снах она никогда не могла хорошо разглядеть его лицо, но, как только он появился перед ней наяву, она его сразу узнала.
   Клео слегка, незаметно для других, тряхнула головой, чтобы освободиться от наваждения. Она заставила себя сосредоточиться на фактах и не предаваться фантазиям.
   На вид Максу было лет тридцать пять. Он выглядел подтянутым, и его тело было худощавым и мускулистым. Мужественные резкие черты лица удивительно напоминали голову орла на рукоятке его трости.
   Непреклонная твердость светилась в его серых глазах. Макс Форчун был весь напряженное внимание, словно он никому не доверял и ни на кого не рассчитывал. Клео поняла, что этот человек ничего не принимает на веру, не ждет от жизни подарков и готов бороться за любое благоволение судьбы.
   Решимость, возможно, даже жестокость прятались в нем за любезными манерами и удивительной обходительностью. Для Клео это был покоряющий неотразимый образ, мечта, созданная в тайных глубинах ее воображения.
   Она не могла не признать, что скрытая и постоянно сдерживаемая чувственность ее натуры нашла в Максе Форчуне свой объект.
   Он был героем ее тайных снов и фантазий.
   Неудивительно, что она узнала его при первой же встрече. В конце концов, покорно подумала Клео, она ведь написала о нем книгу. Только тогда она еще не знала его имени.
   Казалось, трость говорила о некоторой его уязвимости. На самом деле она свидетельствовала об особой твердости его характера. Трость подчеркивала, с какой необычайной силой воли и самообладанием он подавлял терзающую его боль. Клео почувствовала желание помочь утишить его страдания.
   В растерянности она сжимала ручку чайника, не понимая, что ее влекло к незнакомцу, который только вчера пришел к ней в дом из непогоды и устроился у ее очага.
   — Доброе утро. — Макс оглядел кухню и ее персонал в странном облачении. Его лицо не выражало ничего, кроме некоторого любопытства. — Здесь меня накормят завтраком?
   — Вы угадали. — Клео стряхнула с себя опутавшие ее чары. — Андромеда о вас позаботится. Хорошо, Андромеда?
   — Ну конечно же. — Маленькие колокольчики на подоле ее платья звякнули, когда Андромеда повернулась, чтобы положить на тарелку две булочки. — Вон там каша, фрукты и йогурт. Берите, что хотите.
   Макс не спускал взгляда с Клео.
   — Спасибо, не беспокойтесь.
   Клео опять охватила дрожь.
   — Налить вам чаю? — быстро спросила она. Он посмотрел на чайник в ее руке.
   — А кофе есть?
   — Вон там. — Клео кивнула на кофейник. — Садитесь, я вам налью.
   Клео игнорировала неодобрительную гримасу Утренней Звезды. Она схватила кофейник, еще одну булочку для себя и поспешила за Максом к столу, где служащие гостиницы торопливо проглатывали еду в рабочие часы.
   — Не ждите, что вас будут так обслуживать каждый день, — шутливо сказала она, садясь напротив Макса и наливая ему кофе в чашку. — Когда гостиница переполнена, каждый заботится сам о себе.
   — Постараюсь запомнить.
   — Следующие три дня у нас будет много работы из-за семинара, — пояснила Клео.
   — Я видел, они устанавливают в гостиной аудиовизуальную аппаратуру. Какова тема семинара?
   — Пять легких путей Герберта Т. Валенса к богатству, власти и успеху.
   Макс поднял голову.
   — Легких путей не существует.
   — Разве?
   — Есть только один путь.
   — Какой же? — спросила Клео. Макс пожал плечами.
   — Надо бороться за все это. А когда добьешься того, чего хочешь, надо еще бороться, чтобы все сохранить.
   — Герберт Т. Валено придерживается другого мнения. Он утверждает, что путь ко всему — это каждодневное позитивное мышление и стремление к цели. Насколько мне известно, он уже два года проводит семинары и заработал себе на них неплохую репутацию.
   — Он или дурак или ловкий обманщик.
   — Зачем такие слова, — рассмеялась Клео. — Благодаря мистеру Валенсу у меня не пустует ни один номер. Попробуйте булочку. — Она разломила свою на части, не обращая внимания на крошки. — Я уже съела две, и, пожалуй, мне пора остановиться.
   Макс взял нож и принялся разрезать булочку с изяществом гранильщика бриллиантов.
   Клео перестала есть и зачарованно следила, как он осторожно разрезал булочку на две части. Затем с удивительной точностью разделил каждую часть еще на две.
   Он положил нож, взял ложку и погрузил ее в вазочку с медом. Набрав достаточное количество густого золотистого вещества, он ловко повернул ложку. Ни единая капля меда не упала обратно в вазочку или на стол, но благополучно переместилась на булочку в его тарелке.
   Наверное, с таким изяществом ели только Борджиа или Медичи, но, несмотря на аристократические манеры Макса, казалось, что где-то у него скрыт кинжал, пока еще в ножнах.
   Макс уже приготовился откусить от булочки, когда встретил взгляд Клео. Он остановился на полпути.
   — Что-нибудь не так?
   — Нет, что вы, — усмехнулась Клео. — Просто я никогда не видела, чтобы кто-нибудь, кроме Джейсона, так аккуратно ел наши булочки. Большинство людей буквально проглатывают их целиком.
   — Не сомневаюсь, они отличного качества. — Макс посмотрел на женщин, занятых приготовлением завтрака. — Ваши искусные повара несколько необычны.
   — Согласна. Им нет равных. — Клео наклонилась вперед и понизила голос. — Кто-нибудь все время пытается сманить Андромеду и Утреннюю Звезду. Владельцы ресторанов и гостиниц готовы из-за них перегрызть друг другу горло.
   — Где вы их отыскали?
   — Я их не искала. Они сами меня нашли. — Клео выпрямилась. — Они из женского Приюта космической гармонии. Он на другой стороне залива, милях в полутора отсюда. Его видно из окна.
   Макс поднял голову от своей булочки.
   — Я видел вдали что-то, похожее на старый курорт.
   — Когда-то это и был курорт, но его закрыли. Он не пользовался успехом в здешних местах. Короче, когда я открыла гостиницу, Андромеда и Утренняя Звезда решили, что мне нужна первоклассная кухня для привлечения клиентов. А им для Приюта нужен постоянный источник дохода. Они предложили контракт, и я его подписала.
   — Вот так просто?
   — Именно так. Я быстро принимаю решения, у меня такой характер. Например, я купила эту гостиницу в тот же день, как ее увидела. Конечно, если бы я присмотрелась, какие тут древние водопроводные трубы, я бы задумалась. Сначала я не знала, что делать. Но года полтора назад ко мне зашел Бенжи — он искал работу, — и мои проблемы с водопроводом были разрешены.
   — Пока Бенжи не исчез вчера вечером?
   Клео нахмурилась.
   — Хотела бы знать, где он. Я начинаю немного беспокоиться. Не похоже, чтобы он взял и внезапно пропал. У них с Тришей…
   Прежде чем Клео успела закончить мысль, зазвонил телефон. Она схватила трубку висевшего на стене аппарата.
   — «Гнездышко малиновки» слушает.
   — Это ты, Клео? Ну, слава Богу. Это Нолан.
   — Доброе утро, Нолан. Что-то ты сегодня рано проснулся.
   Клео прислонилась к стене, а ногу поставила на скамейку у стола. Она заметила, что Макс разглядывает ее блестящие, на этот раз золотые, кроссовки. Ей показалось, что в его холодных серых глазах мелькнуло неодобрение.
   — Извини за беспокойство. — Голос Нолана звучал необычно резко. — Нам надо немедленно встретиться.
   Клео застонала.
   — Я уже говорила, что не могу с тобой пообедать до самой субботы. У нас полно приезжих.
   — Забудь об обеде. Нам надо немедленно встретиться. Это важно.
   Клео сняла ногу со скамейки и выпрямилась. Никогда прежде она не слышала такой настойчивости в голосе Нолана.
   — Что-нибудь случилось?
   — Тебе лучше знать.
   — Нолан, я тебя совершенно не понимаю.
   — Господи, Клео. Мне необходимо с тобой поговорить.
   — Не волнуйся, — успокоила его Клео. — Мы обязательно поговорим. Хочешь приехать сюда?
   — Нет, — не раздумывая отказался он. — Это невозможно. Послушай, а что, если мы встретимся на пляже?
   — Ты забыл, что сейчас февраль, а не август, Нолан. На улице холодно. Почему ты хочешь встретиться на пляже?
   Клео чувствовала, что Макс слушает каждое слово.
   — Давай на пляже, Клео. Через пятнадцать минут. Ты не можешь мне отказать, ты мне обязана.
   — Чем я тебе обязана! Нолан, ты что — спятил? Я тебе ничем не обязана.
   — Теперь обязана. Встретимся через несколько минут.
   — Постой, мне надо накормить гостей завтраком. Я не могу просто так взять и уйти.
   — Это ненадолго. И это действительно важно. От этого зависит твое и мое будущее.
   Нолан повесил трубку.
   — Он чем-то расстроен. Наверное, надо пойти и все разузнать.
   — Кто этот Нолан?
   Макс взял нож и занялся второй булочкой.
   — Нолан Гильдебранд, по совместительству мэр нашего городка Хармони-Коув. Мне кажется, у него более широкие политические амбиции, но я не попрекаю его этим. Я хочу сказать, кому-то надо заниматься политикой, разве не так? Во всяком случае, мы с ним пять месяцев вроде бы встречаемся. Взгляд Макса ничего не выражал.
   — Вроде бы встречаетесь?
   Клео покраснела.
   — Неужели вы не понимаете? Проводим время вместе. Ни у него, ни у меня здесь нет большого выбора. Вы, наверное, заметили, что Хармони-Коув очень маленький городок.
   — Да, заметил.
   — Одним словом, мы с Ноланом раза два в неделю вместе обедаем, если я не слишком занята в гостинице.
   Клео не понимала, почему она испытывает смущение. Наверное, от того, что Нолан был одним из немногих мужчин, с которыми она встречалась после смерти родителей четыре года назад.
   Потребовалось немало времени, чтобы она хоть немного забыла то страшное потрясение, которое пережила, обнаружив в залитой кровью гостиной трупы своих родителей. По-прежнему ей иногда снилась та ужасная комната, и она просыпалась в холодном поту.
   Власти сделали вывод, что произошло одновременно убийство и самоубийство. По непонятной причине, возможно, в яростной ссоре, процветающий бизнесмен Эдвард Роббинс убил свою жену, а потом застрелился сам.
   Клео так никогда и не приняла эту версию. Полгода лечения мало чем ей помогли. Постепенно она примирилась с потерей, но ее причина оставалась для нее загадкой. Она ее не понимала и вряд ли сможет когда-нибудь понять.
   Она была единственным ребенком, и одна она знала, какие крепкие узы связывали ее родителей. Она могла представить, что один из супругов решил последовать за другим в могилу, но нельзя было вообразить, что один убьет другого. Власти ей объяснили, что такое случается даже в самых лучших семьях.
   Когда Клео наконец вышла из почти бессознательного состояния шока, в который погрузилась в кошмарный день убийства, она оказалась одна в целом мире. Ей было двадцать три года.
   Медленно, болезненно Клео начала возвращаться к жизни. В те времена она часто ездила на побережье, куда ее притягивал вечный, умиротворяющий океан. Именно здесь она открыла для себя Приют космической гармонии и нашла силы, чтобы воссоздать свой новый мир.
   На деньги, оставленные ей родителями, Клео купила старую викторианскую гостиницу, стоящую на высоком берегу над заливом. Медленно, но настойчиво она собрала вокруг себя группу друзей.
   Группа то росла, то уменьшалась, некоторые ее члены приходили и уходили, но основа не менялась и включала Клео, Андромеду, Утреннюю Звезду, Сильвию Гордон и ее сына Сэмми. Где-то на середине пути к клану присоединились Триша Бриггс и Бенжи Аткинс. Так же, как и Джейсон Керзон. Образовалась своего рода обширная, хотя и необычная семья.
   И, хотя Клео нуждалась в тепле своих друзей, она не страдала из-за отсутствия возлюбленного. Она не считала себя холодной или фригидной, но знала, что частица ее существа где-то в самой глубине погрузилась в спячку. Психотерапевт высказал предположение, что Клео пугает физическая близость из-за жестокости, с какой были разорваны узы, соединявшие ее родителей.
   С другой стороны, объяснял врач, Клео жаждала счастливых отношений, которыми наслаждались ее родители, и одновременно страшилась того, что таилось за ними. Лишь во тьме безумия мог Эдвард Роббинс направить револьвер на любимую жену. Клео боялась, что источником страстного чувства может быть не только сильная любовь, но и опасная одержимость.
   Но одно Клео знала точно: она может принадлежать мужчине, только если будет его любить так же горячо, как ее мать любила отца. Это должна быть всепоглощающая страсть и ничто другое.
   Вот уже несколько месяцев, без особых обязательств, она встречалась с Ноланом Гильдебрандом, но не спала с ним. Она понимала, что им никогда не быть любовниками.
   Макс напряженно смотрел на Клео.
   — Джейсон знал о Гильдебранде?
   Клео удивилась вопросу.
   — Я вам говорила, что мы с Ноланом давно встречаемся.
   Макс положил на тарелку недоеденную булочку. Он наклонился вперед; его взгляд был суровым.
   — Вы хотите сказать, Джейсон делил вас с мэром вашего городка?
   — Делил меня? — Клео изумленно заморгала. — О чем вы говорите?
   — Вы прекрасно знаете, о чем идет речь. Я знал Джейсона двенадцать лет и уверяю вас, он не из тех мужчин, которые способны делить женщину с другим.
   Горячая волна смущения захлестнула Клео.
   — Вы сошли с ума. Мы с Джейсоном были друзьями.
   — Я знаю.
   — Хорошими друзьями, но не любовниками. Ради Бога, Макс, он мне годился в дедушки.
   — Ну и что? Вы не первая женщина, связавшаяся со старым мужчиной, чтобы заполучить его деньги.
   — Так вот в чем дело. — Гнев победил смущение, — к вашему сведению, Джейсон не был богачом. Он не сумел продать ни одной своей картины. Он был пожилым человеком, который жил на пенсию и пособие.
   — А вы не ошибаетесь?
   Клео поднялась на ноги.
   — Я не верю вашим намекам. Я считала вас другом Джексона. Думала, вы знаете все о нем и о его семье здесь в гостинице.
   — Вы утверждаете, что не были любовницей Джейсона?
   — Так вот, я вам больше ничего не скажу, мистер Форчун. Прошу меня извинить. Мне надо спешить на свидание с одним из моих многочисленных любовников. Надеюсь, к моему возвращению вы уже покинете гостиницу.
   Клео резко повернулась и с гордо поднятой головой вышла из кухни.
   Она не позволила себе обернуться хотя бы раз. Но она чувствовала спиной холодный взгляд Макса.
 
   Через пятнадцать минут, все еще кипя после короткой неприятной ссоры на кухне, Клео остановила машину на неасфальтированной стоянке над пляжем. Джип, единственная другая машина на стоянке, принадлежал Нолану Гильдебранду. Мало кто посещал пляж в такое время года.
   Холодный порыв ветра с дождем ударил в лицо Клео, когда она вышла из машины. Он растрепал ее небрежно убранные волосы и принялся играть длинными прядями. Над океаном собирался шторм; через час он достигнет берега. К этому времени она должна вернуться в гостиницу.
   А Максу Форчуну лучше оттуда убраться. Клео рассерженно потрясла головой, не понимая, как она могла в нем так сильно ошибаться. Обычно она очень верно судила о людях.
   Дверь джипа открылась, и из машины вышел Нолан. Он поспешил к ней; воротник его кожаной куртки был поднят, чтобы защитить шею от холода. Свежий ветер ворошил его светло-каштановые волосы, обдувал красивое лицо. Он держал в руке коричневый бумажный пакет.
   Клео с симпатией смотрела на Нолана. С самого начала она знала, что ему не стать великой любовью ее жизни. Когда они только познакомились, он сделал несколько настойчивых попыток завлечь Клео в постель, но, когда она отвергла его притязания, он не обиделся.
   Нолан был приятным собеседником за обедом, к тому же Клео отдавала ему должное как мэру городка. Он уделял немало времени своим обязанностям мэра и одновременно практиковал в небольшой адвокатской фирме, полученной по наследству от отца.
   — Я боялся, ты не придешь.
   Нолан остановился пред Клео. Он спрятал одну руку в карман куртки и смотрел на Клео тревожным взглядом.
   Она почувствовала настоящее беспокойство. Действительно, случилось что-то очень серьезное.
   — В чем дело, Нолан?
   — Ответь мне на один-единственный вопрос. — Нолан протянул ей бумажный пакет. — Это ты написала?
   — Что написала?
   Но Клео уже угадала под бумагой знакомую форму книги. У нее замерло сердце.
   Она открыла пакет и заглянула внутрь. Перед ней была знакомая белая обложка. Название «Зеркало» выдавлено тоже белыми буквами. Алая полоска внизу обложки была ее единственным цветным украшением.
   — О Господи, — пробормотала Клео.
   — Это ты написала? — снова повторил Нолан.
   — Да… Да, это я написала. Книга вышла больше месяца назад. — Она натянуто улыбнулась. — Знаешь, это моя первая книга.
   — Ты опубликовала ее под псевдонимом? — настаивал Нолан, словно выверяя факты.
   — Да. — Клео осторожно закрыла пакет. Она откашлялась. — Между прочим, ее считают неплохим образцом женской эротики.
   — Ты говоришь эротики?
   — Она получила очень положительные отзывы в нескольких литературных журналах и в одном-двух женских.
   Нолан, не веря, в ярости смотрел на Клео.
   — Это порнография, вот что это такое.
   — Ну нет, совсем нет. — Клео прижала пакет с книгой к груди. — Я тебе говорю, эротика. Тут есть большая разница.
   — Но только не для газетчиков, черт побери. Только не для журналистов правого толка, которые судят, не нарушаются ли главные моральные принципы. Не для консервативных избирателей нашего маленького городка.
   Клео кусала губы.
   — Я ничего не понимаю.
   — Ради Бога, Клео! — Отчаянным жестом Нолан пригладил растрепанные волосы. — Я только начинаю свою политическую карьеру. Разве ты не понимаешь, что такая вещь значит для меня?
   — Это я написала книгу, не ты.
   — Неужели не понимаешь? Уже плохо, что мы с тобой встречались. А что, если бы поженились? Да меня бы блюстители морали разодрали на куски как мужа порнописательницы.
   Клео в изумлении смотрела на него.
   — Но ты никогда не говорил о браке.
   Нолан нахмурился.
   — Дело в том, что я недавно начал об этом подумывать.
   — Это несерьезно, Нолан. Мы не влюблены, и ты это знаешь.
   — Я начал подумывать, что из нас получится неплохая команда. — Нолан печально взглянул на Клео. — Ты знаешь, как это важно для политика в наши дни. Газетчики до всего докопаются. А у тебя для жены безупречная биография.
   — Ты сказал — безупречная?
   — Никаких скандалов, никаких радикальных взглядов и никаких разводов.
   — И в придачу хороший доход от гостиницы, — сухо добавила Клео.
   — Деньги тут ни при чем, — отрезал Нолан с праведным возмущением. — Меня привлек твой характер. Боже мой, ведь я даже точно знаю, что ты ни с кем не спишь. Меня волновала только одна вещь, это твоя дружба со странными женщинами из Приюта.
   — Мои друзья вовсе не странные, — рассердилась Клео. — Ты считаешь, что у меня чистенькое прошлое? А как насчет моих родителей?
   — Что еще о них? Известно только, что они умерли.
   — Но тебе неизвестно, как они умерли. Я никогда не говорила тебе об этом.
   Нолан помрачнел.
   — У меня создалось впечатление, что они погибли в автомобильной катастрофе.
   — Именно такое впечатление я стараюсь создать у большинства здешних обитателей. Автомобильную катастрофу легче объяснить, чем правду.
   Нолан встрепенулся.
   — А какова правда?
   Клео упрямо вздернула подбородок.
   — Говорят, мой отец застрелил мою мать, а потом застрелился сам. Как тебе нравится такой сюрприз? Ты считаешь, что пресса упустит такой лакомый кусочек?
   Нолан не мог опомниться.
   — Ты не шутишь? Ты должна была мне сказать.
   — Почему? Я не обязана всем открывать свои секреты. Кроме того, это не тема для беседы за обедом в ресторане «Свежие креветки».
   Клео поправила очки на носу и перевела дыхание.
   Она сердилась на себя за то, что Нолан заставил ее открыть болезненную тайну смерти родителей. Она редко с кем говорила об этом.
   — Мы как-то еще могли бы смягчить факты, связанные со смертью твоих родителей, хотя нам пришлось бы нелегко. Но мы никогда не сумеем объяснить, почему ты написала проклятую книгу. — В голосе Нолана зазвучала горечь. — Ты сделала из меня идиота.
   — Это моя вина. Просто я не знала, что ты прочишь меня на роль жены политического деятеля. Ты мог бы раньше меня предупредить. А я бы тебя познакомила со всеми захватывающими подробностями моего прошлого.
   — Со всеми до самой последней?
   — До самой последней. — Она широко открыла глаза, насмехаясь над ним. — Ты ведь никогда серьезно не думал, что я соглашусь выйти замуж за политика?
   Нолан покраснел.
   — Послушай, Клео, я очень сожалею. И о твоих родителях тоже. Обо всем, что случилось. Я понимаю, что веду себя бестактно. Просто чертова книга испортила все дело.
   — Ясно.
   — Поставь себя на мое место, — просил Нолан. — Мне и в голову не приходило, что ты можешь что-то опубликовать, не рассказав мне, тем более книгу такого рода.
   Он посмотрел на бумажный пакет в ее руках, словно в нем пряталась змея.
   — Я не сказала тебе о «Зеркале», потому что не хотела, чтобы о ней знал кто-нибудь, кроме членов семьи.
   Нолан хмыкнул.
   — Нет ничего удивительного.
   — Я не стыжусь, — взорвалась Клео. — Эта книга нечто очень личное. Я знала, что меня здесь никто не поймет. Я не хочу, чтобы сопляк, который работает в аптеке, всякий раз усмехался, когда я захожу купить шампунь. Я не желаю, чтобы служащий на бензоколонке бросал мне вслед оскорбительные замечания. Я не собираюсь оправдываться перед Пэгги Лофтинс в парикмахерской.
   — Я все прекрасно понимаю. — Нолан смотрел теперь на неспокойный океан. — У Пэгги рот с Большой Каньон.
   Клео взглянула на коричневый пакет в своих руках. Нет, она не могла объяснить «Зеркало» кому бы то ни было. Это было нечто сокровенное, часть ее самой тайной сущности. Книге она доверила скрытые мечты и фантазии, обнажила свою глубоко чувственную душу.
   Она соединила воедино страсть, спрятанную внутри, и невыносимое одиночество, и тогда родился рассказ о поисках женщиной духовной близости и физического слияния.
   Полтора года назад повествование само собой вылилось на бумагу. Книга вышла месяц назад.
   Критики в целом весьма хвалебно отозвались о «Зеркале». Одна Клео знала, что никто из них ее по-настоящему не понял. Для них книга было эротикой одинокой личности, женщина-автор в плену собственного воображения и откровенных подробностей, где партнером ее был некий мужской элемент ее натуры.
   Они не могли постичь важность мужчины в зеркале.
   Работа над книгой была своего рода очищением для Клео. Она осознала, что хочет продолжать писать, хотя никогда больше не создаст книгу, подобную «Зеркалу». Она больше в этом не нуждалась.
   — Как бы мне хотелось все тебе объяснить, — сказала Клео. — «Зеркало» для меня единственная и неповторимая книга.
   — Я тоже на это надеюсь. Я ее немного почитал вчера вечером и не могу поверить, что ты ее автор. А ты даже отказалась спать со мной. — Он с упреком посмотрел на Клео. — Наверное, это к лучшему. Куда уж мне до тех фантазий, которые ты измыслила в чертовой книге. Да они не под силу никакому мужчине. Женщина в твоей книге занимается любовью сама с собой. Ей ведь не нужен мужчина, правда?
   — Нолан, ты опять ничего не понимаешь.
   — Нет, понимаю. Теперь я знаю, почему ты отказалась спать со мной. Совсем не потому, что ты такая безгрешная. Ты решила, что обычный мужчина не даст тебе того, что даст твое воображение и хороший вибратор.
   — Немедленно замолчи. — Клео невольно отступила назад. — Я не желаю слышать больше ни одного слова. Повторяю, ты ничего не понял.
   — Зато я понял, как эта книга мне навредит на выборах в законодательные органы штата следующей осенью. Она сделает из меня посмешище для всей прессы.
   Клео была сыта по горло.
   — Успокойся, ты спасен. Что до меня, то я не хочу тебя никогда больше видеть. Разве только мы столкнемся тележками в супермаркете.
   — Господи, Клео, я не хотел, чтобы все так кончилось. Просто я начал очень серьезно относиться к нашей дружбе.
   — Не терзайся. У тебя хватило здравого смысла прервать наши отношения, прежде чем я испорчу твою блестящую политическую карьеру.
   — Дело не только в этом, Клео, — пробормотал он. — Ты мне нравилась. Я хочу сказать, ты мне по-настоящему нравилась.
   Клео вздохнула.
   — И ты мне тоже нравился, Нолан. Хочешь верь, хочешь нет, но ты мне продолжаешь нравиться. Пожалуй, я даже буду голосовать за тебя на выборах осенью.