Кренц Джейн Энн. Всепоглощающая страсть

   — Вот как? — удивилась Клео. — Значит, среди торговцев произведениями искусства немало мошенников? Кто бы мог подумать! Это будит воображение.
   — У Спарка нет никакой этики. — В голосе Макса зазвучало осуждение. — Вы слышали, что сказала Андромеда. Он утверждает, что картины Латтрелла стоят всего пятьдесят тысяч.
   — А вы уверены в том, что они стоят больше?
   Рот Макса сжался в узкую полоску.
   — Значительно больше.
   — И вы уверены, что они ваша собственность?
   — Могу дать голову на отсечение, что они принадлежат мне, — негромко, но убежденно произнес Макс.
   — Джейсон действительно их вам подарил!
   — Да.
   — Вот так, ни с того ни с сего, он вдруг преподнес вам пять очень ценных картин? — допрашивала Клео.
   — Совершенно верно.
   — Вы, видимо, были очень близкими друзьями, — заметила она.
   — Вы не ошиблись. — Макс расставлял чистые стаканы ровными рядами на стойке. — На смертном одре он сказал… — Внезапно Макс остановился и замолчал, продолжая расставлять посуду. — Не стоит вспоминать.
   Волны сильного душевного волнения, казалось, исходили от Макса и захлестывали Клео так, что она с трудом удерживалась на табурете. Она также в равной степени ощущала, скольких усилий и самообладания ему стоило держать себя в руках.
   — Макс, — начала Клео осторожно, — что же вам сказал Джейсон?
   В глазах Макса теперь была откровенная боль, но голос звучал ровно и спокойно.
   — Он сказал что-то вроде того, что я был ему как сын, которого он никогда не имел.
   Клео посмотрела на Макса и сразу поняла, что слова Джейсона не смертном одре были для Макса самыми важными словами в жизни.
   — Макс…
   Он улыбнулся, как бы насмехаясь над собой, но глаза оставались страдальческими.
   — В тот момент я подумал, что Джейсон преувеличивает. Я ведь был его служащим, а не родственником. Я это прекрасно понимал.
   — Но он назвал вас сыном, значит, вы были ему очень дороги.
   Макс больше не улыбался. Он принялся полировать следующий стакан.
   — Он умирал. Разговоры на ложе смерти, наверное, всегда несколько мелодраматичны. Я уверен, он не хотел, чтобы я понял его слова в буквальном смысле. — Макс на мгновение остановился, его взгляд стал более жестким. — Но он подарил мне картины Латтрелла. В этом нет никакого сомнения.
   Клео догадывалась, что очень долгие годы никто, кроме Джейсона, не говорил Максу, хотя бы намеком, что он, Макс, кому-то дорог. Она вспомнила о беспредельной любви своих родителей, которая связывала их маленькую семью, и острая жалость к Максу, не знавшему этого чувства, возникла у нее в душе.
   — Картины Латгрелла не просто необыкновенный подарок, они ваше наследство от Джейсона, — заметила она. — Он хотел, чтобы они перешли к вам.
   — Он послал меня сюда, — проговорил Макс прежним бесцветным голосом. — Он сказал, что оставил их у вас.
   — Интересно, что он имел в виду. — Клео взглянула на сцены английской охоты, украшавшие стены гостиной. — Джейсон никогда не упомянул о них даже словом.
   — Вы говорите правду?
   Клео вспыхнула.
   — Что вы хотите сказать?
   — Ничего. — Макс холодно улыбнулся, на лице появилось задумчивое выражение. — Я хочу понять, что все это значит, только и всего.
   — Что касается меня, то у меня нет об этом ни малейшего представления, — проговорила Клео.
   Она хотела было продолжить разговор, но заметила, что внимание Макса обращено на дверь гостиной. Клео проследила за его взглядом.
   Человек с резкими угловатыми чертами поэта-мученика неторопливой походкой вошел в комнату. На нем был черный свитер, черные джинсы и черные ботинки. Темные волосы были зачесаны назад и висели до плеч. В его полуприкрытых веками глазах угадывался скрытый огонь.
   Клео улыбнулась пришельцу.
   — Это ваш друг? — спросил Макс.
   — Это Адриан Форрестер. — Клео через стойку наклонилась к Максу. — Великий непризнанный писатель нашего города. Он приехал сюда год назад и объявил всем, что пишет, но никто не принимает его рукописи. Он заходит к нам раза два в неделю.
   Макс вопросительно поднял брови.
   — Надеюсь, вы не рассказали ему о своем успехе?
   — Вы шутите? Очень сомневаюсь, что это его обрадует. Скорее, наоборот.
   Она откинулась назад, так как к ним приближался Адриан. Писатель подошел к бару и с ленивой грацией влез на табурет рядом с Клео. Он изображал мировую скорбь, что ему удавалось в совершенстве. Пресыщенный лорд Байрон, пожираемый тоской.
   — Я решил зайти к вам, чтобы выпить чашечку кофе, — произнес Адриан, растягивая слова. — Весь день напролет я бился над кульминационной сценой своей книги. Сколько ни стараюсь, она у меня никак не получается. Подумал, что кофеин и перемена обстановки пойдут мне на пользу.
   — Вы правильно поступили, Адриан, — похвалила его Клео. — Макс делает отличный кофе.
   Адриан бросил на Макса беглый взгляд.
   — Сделайте мне двойной, дружок. Мне надо встряхнуться.
   — Постараюсь, — ответил Макс. — Но предупреждаю: если вы скажете: «Давай по новой, Сэм», я за себя не отвечаю.
   — А? — На лбу Адриана от напряжения появились глубокие морщины. — О чем вы?
   — Не обращайте внимания.
   Макс включил сияющую металлом кофеварку. Зашипел пар.
   Адриан развернулся на табурете лицом к Клео. Без особого интереса спросил, кивнув на Макса:
   — Взяли нового работника?
   — Да.
   По опыту, Клео знала, что Адриан любит говорить только о самом себе, поэтому она переменила тему.
   — Как дела с издательствами? Адриан красноречиво пожал плечами.
   — Я послал письма с предложениями в два самых крупных. От одного скоро надеюсь получить ответ. Они наверняка передерутся между собой. Боюсь, мне придется выбирать между ними. Видимо, я скоро найму литературного агента.
   — Это еще один детектив?
   — Я его назвал «В тупике». Подлинный классический детективный роман. Без слюней. Чистейший образец жанра, вы знаете, что я имею в виду. В наши дни он удается очень немногим. — Адриан презрительно скривил губы. — Слишком много женщин-писательниц сочиняют романтическую дребедень.
   — Вы так думаете? — спросила Клео.
   — Они портят жанр, напуская в книги женщин-детективов. Даже если герой мужчина, они все равно его снабжают напарником женского пола. — Адриан недовольно сморщился. — Все заняты описанием взаимоотношений.
   — Что же тут плохого? — спросила Клео, вспомни? о весьма романтических взаимоотношениях в ее собственной «Тонкой мести». — Мне нравится, когда в книге есть романтика.
   — Послушайте, Клео, романтическая чепуха — это для женщин. А я пишу настоящие книги.
   — Уж не намекаете ли вы, что женщинам нравится чтиво? — вежливо поинтересовалась Клео.
   Она старалась сдерживаться с Адрианом, но следовало признать, что он был настоящим занудой.
   — Я хочу сказать, писательницы погубили современный детективный роман, им важней всего взаимоотношения, а не сюжет и раскрытие преступления, — величественно произнес Адриан. — Кому, к дьяволу, нужны взаимоотношения в детективном романе?
   — Может, читательницам? — предположила Клео.
   — К черту читательниц. — Адриан бросил на нее мрачный, угрюмый взгляд. — Я сочиняю классические детективные романы. Чистое действие, без сюсюканья. Повествование для мужчин. В моих произведениях есть только самое необходимое.
   — Самое необходимое?
   — Я создаю нечто важное, вечное, нечто, что нравится критикам. Будь я проклят, если стану потакать вкусам безмозглых читательниц, которые ищут в книгах одни взаимоотношения.
   Макс поставил перед Адрианом чашку кофе.
   — Я не слишком уверен, что это верный шаг, Форрестер. Люди всегда читали книги скорее из-за героев, а не ради сюжета. Но развитие характера требует описания взаимоотношений.
   Клео одобрительно улыбнулась.
   Адриан с раздражением посмотрел на Макса.
   — Кто вы такой? Какой-нибудь литературный критик?
   — Только не сегодня. Сегодня я бармен.
   — Тогда вот вам мой совет: занимайтесь только этой работой. Чутье мне подсказывает, что другая работа вам не по плечу.
   Адриан взял чашку с черным кофе, сделал большой глоток и тут же закашлялся.
   — А-а!
   Он почти задохнулся, выплевывая кофе, и схватил салфетку. Обеспокоенная Клео потянулась, чтобы постучать его по спине.
   — Как вы себя чувствуете, Адриан?
   Адриан с ненавистью воззрился на Макса.
   — Чего, черт возьми, вы туда наложили?
   — Я использовал сильно поджаренные зерна и удвоил порцию. — Макс был сама невинность. — Вы ведь просили сделать вам покрепче.
   — Чтоб вам провалиться, это настоящая отрава, — стонал Адриан.
   Макс вежливо улыбнулся.
   — Я делаю кофе точно так, как вы пишете детективные романы. Чистое действие, без сюсюканья, вещь для мужчин.
 
   Макс определенно поставил себе целью ее соблазнить. На следующий день после сцены с Адрианом Клео сидела на коврике в просторном и тихом центре медитации Приюта космической гармонии и обдумывала все детали происходящего.
   Макс ясно показывал, что хочет с ней спать.
   Это была весьма тонкая форма обольщения. С того самого единственного поцелуя в солярии Макс не предпринимал никаких открытых шагов. Но, когда бы он ни оказывался с ней в одной комнате, она ощущала исходившие от него волны сильнейшего желания. Оно окутывало ее, как густой туман, подавляя волю.
   Обычно Клео посещала центр медитации после одного из своих беспокойных снов, но сегодня она пришла сюда, чтобы подумать о Максе.
   Она созерцала большой желтый кристалл, единственный предмет в комнате, и постепенно все явственнее сознавала, что достигла поворотной точки в своей жизни.
   Кристалл отражал бледные лучи облачного дня и сиял мягким теплым золотистым светом. Клео смотрела в его янтарные глубины и раздумывала о своем прошлом и будущем.
   Она никогда не сомневалась, что стоит избраннику появиться в ее жизни, как он немедленно полюбит ее, как и она его. Она была уверена, что с самого момента встречи их свяжут неразрывные узы.
   Но Макс Форчун очень мало знал о любви и, наверное, еще меньше полагался на чувства.
   Однако он отлично представлял, что такое желание.
   Очень, очень скоро ей придется сделать выбор. Она должна будет или подчиниться этому мощному чувственному потоку страсти, исходившему от Макса, или уйти в безопасный внутренний мир.
   Она может спрятаться и выждать.
   Но ждать чего? Она не встретит другого такого мужчину, как Макс. Макс был тем самым мужчиной в зеркале.
   Но ведь это она, Клео, создала зеркало, напомнила она себе. Видения в зеркале были творением ее собственного воображения.
   Когда бы она ни заглядывала в зеркало своей души и сердца, никогда не видела там ясного изображения человека, которого ждала. И тем не менее она знала, что, именно Макс является ее избранником.
   Сегодня утром она впервые пришла к выводу, что, вероятно, полюбила Макса.
   Эпизод, открывший ей истину, был незначительным, но произвел на Клео огромное впечатление. Она поняла, что пути назад уже больше нет.
   Все произошло очень просто. Когда пришло время Сильвии забирать Сэмми из детского сада, оказалось, что она занята, и Макс предложил свои услуги. Клео присоединилась к нему, потому что хотела сделать кое-какие покупки в аптеке.
   Они с Максом подъехали к детскому саду на «ягуаре»и ждали в машине, когда детей отпустят домой.
   — Кто-нибудь из нас обязательно приезжает за Сэмми пораньше, — объяснила Клео. — Он пугается, если мы опаздываем.
   — Понятно.
   Макс сидел, положив руки на руль, и следил за выходом.
   Наконец дверь открылась, и шумный поток малышей в плащах с капюшонами высыпал на. тротуар. Клео увидела желтую блестящую накидку Сэмми. Мальчик оглядывал вереницу автомобилей в поисках машины матери или знакомой красной «тойоты» Клео. Он не сразу заметил зеленый «ягуар». На его лице появилась тревога.
   — Он нас не видит, — забеспокоилась Клео и потянулась к ручке двери.
   — Я скажу ему, что мы приехали.
   Макс вышел из машины.
   Сэмми тут же его увидел и радостно, с облегчением улыбнулся. Он бросился к «ягуару», шлепая прямо по лужам. Макс открыл заднюю дверь.
   — Привет, Макс. Привет, Клео.
   Сэмми влез на заднее сиденье.
   — Привет, малыш. — Клео повернулась к нему. — Как дела с учебой?
   — Все в порядке. — Сэмми открыл свой ранец. — Мы рисовали. Я нарисовал для тебя картинку, Макс. Смотри.
   Он вытащил карандашный рисунок и протянул Максу.
   Клео задержала дыхание. Она поняла, что наступил тот самый решающий момент: если Макс не выразит восхищения картинкой Сэмми, он не тот человек, которого она ждала. Только и всего.
   Макс не торопясь устроился за рулем и закрыл свою дверь. Он взял рисунок и долго молча его разглядывал.
   В машине воцарилась тишина.
   Затем Макс поднял голову; его лицо было необычайно серьезным. Он повернулся к Сэмми.
   — Я никогда в жизни не видел такой красивой картинки. Спасибо, Сэмми.
   Сэмми засиял.
   — Ты повесишь ее на стену у себя в комнате?
   — Сразу, как только мы вернемся домой.
   Клео с облегчением вздохнула. Она знала, что ее судьба решена. Она полюбила Макса Форчуна.
   Внезапно Клео почувствовала еще чье-то присутствие в комнате, и в то же мгновение тень упала на желтый кристалл. Она мысленно покинула прошлое и вернулась в настоящее. Она ждала.
   — Андромеда сказала, что вы здесь.
   Трость Макса мягко постукивала по деревянному полу.
   Клео подняла голову. В глазах Макса было то же напряженное выражение, которое она видела, когда он рассматривал рисунок Сэмми. В правой руке он держал одну единственную красную розу.
   — Здравствуйте Макс. — Клео не решалась смотреть на цветок. — Что вы здесь делаете?
   — Я принес вам это.
   Он положил розу ей на колени.
   Она осторожно подняла цветок, как будто тот мог взорваться в ее руках. Глава пятая, мелькнуло у нее в голове. Макс определенно изучал «Зеркало» страницу за страницей.
   Красная роза в пятой главе символизировала обольщение. Интересно, что подумает Макс, когда дойдет до последней главы. В последней главе белая роза олицетворяла любовь.
   Ограничится ли Макс одной красной розой…
   — У меня нет слов, — произнесла она. Макс улыбнулся.
   — Нам не надо ничего говорить.
   Они смотрели друг другу в глаза, и Клео знала, что он говорит правду. Слова были не нужны, Макс понимал, как близка она к тому, чтобы упасть в его объятия.
 
   В этот вечер в гостиной «Гнездышка малиновки» снова царил покой. Немногочисленные постояльцы собрались у камина, наслаждаясь хорошим кофе и хересом. Клео сидела на своем обычном табурете и следила, как Макс моет и вытирает стаканы. Ни он, ни она не вспоминали о короткой сцене в центре медитации сегодня днем.
   — Знаете, это у вас действительно хорошо получается, — заметила Клео, когда Макс вымыл еще один стакан и поставил его на поднос. — За что вы ни беретесь, у вас все выходит. Напомните мне завтра показать вам водопроводную трубу в подвале, она протекает.
   — Похоже, здесь все время что-нибудь протекает, — отозвался Макс. — Когда-нибудь вам придется поменять трубы.
   — Это будет стоить кучу денег, — вздохнула Клео.
   — Всякая гостиница время от времени требует капитального ремонта.
   — Вам легко говорить, — пожаловалась Клео. — Не вам платить. Это не из вашего кармана. Как нам не хватает Бенжи.
   — Вы хотите сказать, Бена.
   — Правильно, Бена. У него талант на починку водопровода.
   Макс явно колебался.
   — Кстати, насчет Бена… — Внезапно он смолк и посмотрел на дверь. — А, видимо, к нам пожаловал еще один из ваших поклонников.
   — Поклонников? — Клео обернулась. — Так это же Нолан.
   — Тот самый многообещающий политик?
   — Интересно, что ему нужно.
   Нолан уверенно направился прямо к бару. На нем была элегантная кожаная куртка, дорогая, но скромная рубашка в еле заметную узкую полоску и темные брюки. Светло-каштановые волосы слегка растрепались, что ему очень шло, и были влажными от дождя. Он широко улыбался Клео, будто несколько дней назад не он заклеймил ее книгу «порнографией».
   — Здравствуй, Нолан. — Клео настороженно вглядывалась в него. — Чем обязана визиту?
   — Мне необходимо с тобой поговорить.
   Нолан сел на табурет рядом с Клео и бросил взгляд на Макса.
   — Вы здесь недавно?
   Клео поспешила ответить.
   — Нолан, это Макс Форчун, наш новый служащий. Макс, это Нолан Гильдебранд.
   — Гильдебранд, — кивнув головой, повторил Макс и продолжил протирать стаканы.
   — Форчун, — тоже повторил Нолан. — Мне, пожалуйста, двойную порцию кофейного коктейля без кофеина и с обезжиренным молоком.
   Макс поднял бровь, но промолчал и, повернувшись к кофеварке, занялся приготовлением напитка.
   Клео рассеянно помешивала чай.
   — Послушай, Нолан, ты ставишь под угрозу свои шансы на следующих выборах. Тебя могут увидеть со мной, а я не хочу быть причиной твоего провала.
   Нолан из вежливости притворился удивленным.
   — Ты справедливо на меня сердишься, Клео. Я плохо вел себя.
   — А мог бы вести лучше? — спросила Клео. Она чувствовала, что Макс прислушивается к каждому их слову.
   — Мне не надо было злиться только потому, что ты написала эту книгу, — покорным тоном произнес Нолан. — Дело того не стоит. Я приношу тебе извинения.
   Клео удивленно открыла глаза.
   — Неужели, Нолан?
   Нолан смиренно кивнул, всем своим видом выражая раскаяние.
   — Я вел себя, как осел. Ты можешь меня простить?
   — Ну конечно. Давай обо всем забудем. Представляю, какое ты испытал потрясение, когда нашел в почтовом ящике «Зеркало», да еще в сопровождении записки.
   — Ты совершенно права. — Нолан печально улыбнулся. — Я до сих пор не могу поверить, что ты написала нечто подобное. Я хочу сказать, это так на тебя не похоже, Клео. Вся эта ерунда про ленты, зеркала, шарфики и прочее.
   Макс положил на стойку перед Ноланом бумажную салфетку и поставил на нее стакан с коктейлем.
   — Захватывающее повествование в неоромантической манере, вы согласны?
   — Как-как? — Нолан заморгал и, нахмурившись, повернулся к Максу.
   Макс взял очередной стакан и принялся вытирать его полотенцем.
   — На мой взгляд, «Зеркало» представляет уникальную возможность заглянуть в скрытые глубины женской сексуальности, — продолжал он.
   Нолан нахмурился еще больше.
   — Кто, черт возьми, вы на самом деле?
   — Все зависит от ситуации. Сегодня я бармен, — пояснил Макс. — Но все-таки давайте вернемся к книге. Должен признаться, на меня произвело необыкновенное впечатление многостороннее значение некоторых сцен. А на вас?
   Нолан воззрился на Клео.
   — Ты утверждала, что никто, кроме меня, не знает, что ты написала книгу.
   — За исключением членов семьи, — подсказал Макс.
   — Семьи? Какой еще семьи? — потребовал ответа Нолан.
   — Забудьте, — посоветовал ему Макс. — Разве вы не согласны, что эротика в книге имеет неординарные формы и содержание? Она выходит далеко за рамки обычной чувственности и превращается в нечто философское.
   — Послушайте, я пришел сюда не за тем, чтобы обсуждать книгу Клео, — процедил Нолан сквозь зубы.
   — Каждая глава, каждая сцена вызывают ответный отклик, — продолжал Макс. — Красноречивое и плавное повествование создает новую реальность, которая живет самостоятельной жизнью. Читателю-мужчине чужд этот мир, отчетливо женский по своему характеру и одновременно странно узнаваемый. Надеюсь, это не ускользнуло от вашего внимания.
   — Господи, что за чушь, — пробормотал Нолан. — Клео, я хочу поговорить с тобой об очень важной вещи.
   Давясь от смеха, Клео допила чай.
   — Прошу тебя, Нолан, — наконец заговорила она, — что ты хотел мне сказать?
   Нолан с опаской быстро взглянул на Макса и понизил голос.
   — Это личное.
   — Изображение женского понимания сексуальности в «Зеркале» буквально захватывает читателя Макс долил чаю в чашку Клео. — Читатель ощущает что повествующий является одновременно и соблазнителем и жертвой. Это поднимает ряд интересных вопросов, во всяком случае, для меня. К какой категории может причислить себя читатель? А каково ваше мнение?
   — Ты не могла бы заставить его замолчать? — попросил Нолан Клео.
   Клео посмотрела на Макса и заметила лукавый блеск в его глазах.
   — Боюсь, что нет.
   — К примеру, читатель должен задать себе вопрос, — продолжал Макс назидательно-педантичным тоном, — кто же соблазнитель в книге? Не является ли это произведение прославлением аутоэротизма? Не соблазняет ли автор сам себя, когда он смотрит в зеркало?
   Именно так и решили критики, подумала Клео. С чувством обреченности она ждала дальнейших суждений Макса.
   — Дайте нам наконец поговорить наедине, — еле сдерживаясь, потребовал Нолан. Макс полностью игнорировал его.
   — Лично я считаю, что тут имеет место нечто более значительное. Женщин-авторов в первую очередь интересуют взаимоотношения. Я считаю, что фигура в зеркале это иное, мужское существо, мужчина, который изначально и является соблазнителем. Но книга содержит еще одну проблему. На мой взгляд, человек в зеркале такой же пленник своего, созданного им мира, как и автор своего.
   Клео застыла на месте. Ни один из рецензентов «Зеркала» не понял этого основного факта. Ее глаза встретились с глазами Макса, и она прочла в его взгляде глубокий чувственный отклик.
   Клео с трудом удержалась на табурете, голова пошла кругом; она ухватилась за край стоики, словно утопающий за соломинку. Удивительный момент молчаливого общения подействовал на нее сильнее, чем любые игры воображения, когда она писала книгу. Лед, окружающий пламя, растаял.
   Макс улыбнулся ей медленной улыбкой. Вместо того чтобы подать ей новую салфетку со второй чашкой чая, он положил рядом с чашкой игральную карту. Из кармана он вытащил небольшой предмет и поместил его сверху карты.
   Клео боялась взглянуть на карту, но не выдержала и уступила соблазну.
   Когда она посмотрела вниз, подтвердились ее худшие страхи. Карта была дамой червей. На даме червей лежал знакомый маленький ключ. Она узнала ключ от комнаты в мансарде. Клео поймала взгляд Макса, и у нее перехватило дыхание.
   — Что тут происходит? — Нолан с раздражением смотрел на карту и ключ. — Что это такое?
   — Я не знаю, — призналась Клео.
   Слова предназначались Максу, а не Нолану. Она почти не замечала Нолана. Для нее теперь существовал только Макс.
   — Есть единственный способ разгадать загадку, — тихо сказал Макс. — Вы должны воспользоваться ключом.
   Вновь это была сцена из ее книги, как и красная роза, ключ был символом обольщения. Клео перестала что-либо понимать. Как будто она вошла в сон, который сама сочинила, но теперь им управлял Макс. Все вокруг стало нереальным. Она даже заподозрила, что Андромеда экспериментирует с новыми рецептами травяных чаев.
   Нолан был в полной растерянности и со злостью смотрел на Макса.
   — При чем тут ключ и карта?
   — Клео очень долго не могла их найти, — сказал Макс. — Я их для нее отыскал.
   Нолан повернулся к Клео.
   — Черт побери, я никак не могу поговорить с тобой, а речь идет о больших деньгах. Я не знаю, кто этот человек, — он показал на Макса, — но он у меня засел в печенках.
   Макс угрожающе улыбнулся. Его глаза блестели.
   В один миг Клео вырвалась из нежной обволакивающей ее чувственной паутины. Она попыталась сосредоточиться.
   — Ты что-то сказал о больших деньгах, Нолан?
   Нолан решил, что одержал победу. Он наклонился к ней.
   — Сегодня ко мне в контору зашел человек по имени Гаррисон Спарк. Он разыскивает какие-то очень ценные картины и думает, что они находятся в нашем городе. Спарк утверждает, что тот пожилой человек, который останавливался в гостинице, на самом деле был очень богатым членом семьи Керзонов.
   — Я знаю.
   — Спарк говорит, что картины принадлежали Керзону, но что он продал их ему перед смертью.
   — Мистер Спарк сказал тебе, что Джейсон продал ему картины Латтрелла? — спросила Клео. Нолан подвинулся еще ближе.
   — Ты знаешь о картинах?
   — Я знаю, что картины Латтрелла, если только они найдутся, принадлежат Максу.
   У Нолана от напряжения побелели сжатые кулаки, глаза сузились.
   — Как бы не так. Спарк сказал, что Форчун попробует заявить свои права на них, но у него нет доказательств, что он владелец.
   — А у Спарка есть?
   Нолан кивнул.
   — У Спарка есть документ о продаже.
   Макс спокойно поставил стакан на поднос и взял следующий.
   — Спарк знаменит своими подделками в самых разных областях.
   Нолан пропустил слова Макса мимо ушей.
   — Послушай, Клео, картины принадлежат Спарку. Больше того, у него есть клиент, готовый заплатить за них пятьдесят тысяч долларов. Спарк говорит, он заплатит нам, если мы разузнаем, где Керзон спрятал картины.
   — Заплатит нам за находку? — переспросила Клео. — Ты хочешь сказать, заплатит комиссионные?
   — Он предлагает поделить сумму пополам. — Нолан еле сдерживал возбуждение. — Кто найдет картины и передаст их Спарку, тот получит двадцать пять тысяч. Мне бы эти деньги пригодились для избирательной компании.
   — А мне для ремонта водопровода.
   В улыбке Нолана промелькнуло удовлетворение.
   — Мы поделим пополам эти двадцать пять. По рукам, Клео?
   — Боюсь, что нет, — ответила Клео. — Прежде всего, я не имею ни малейшего представления, где находятся картины.