Страница:
— Видите ли, какое бы имя вы ни назвали, люди все равно будут подозревать, что оно вымышленное. Если бы я назвал вас Мазарен или Мольер, крестьянин все равно заподозрил бы, что это имя вымышленное.
— Ну, пожалуй.
— Таким образом, называя свои настоящие имена, мы играем на естественной подозрительности людей и путем двойного обмана создаем у них уверенность, что нас, во всяком случае, зовут не Ферран и Минар… Ой, перестаньте!
Ферран сжалился (а может быть, у него иссяк запас мочи) и сердито сказал:
— В дальнейшем разговаривать с людьми буду я, а вы помалкивайте. Ладно, пошли спать.
Они зашли в дом, где вся семья уже переоделась в ночные рубашки и улеглась на кровати, тесно прижавшись друг к другу, чтобы оставить место гостям. Огонь в очаге потух, и в тусклом свете тлеющих углей Ферран и Минар увидели, что все лежат валетом, так что голова одного оказывается рядом с ногами другого. Сосчитать, сколько людей помещалось на кровати, можно было путем сложения и вычитания: две младшие девчушки лежали отдельно на одеяле, и, таким образом, Феррану и Минару предстояло провести ночь с четырьмя соседями на одной постели.
Они разделись до рубашек, Минар встряхнул брюки и повесил их сушиться, а затем оба забрались на кровать, которая во всем, исключая размеры, напоминала лошадиную торбу. Она была огромной, но все же недостаточно огромной, и Ферран пожелал крестьянину, лежавшему где-то в тесном переплетении тел, чтобы его семейство больше не разрасталось. Ферран также подумал, что было бы крайне нежелательно, чтобы муж именно сегодня ночью вздумал произвести действия, которые могут повести к подобному росту: в постели находилось столько разных тел и в таких странных позах, что ему ничего не стоило нечаянно ошибиться адресом.
Минар втиснулся между Ферраном и кем-то, у кого были или четыре ноги, или очень странная голова и отвратительный запах изо рта, и повернулся на правый бок, чтобы быть лицом к своему другу; но он не был привычен к тому, чтобы спать в таком положении, и опасался, что у него от сердца отхлынет вся кровь и что к утру он будет мертв. Он слышал, что такое может случиться, если человек не перевернется несколько раз за ночь. Он попробовал перевернуться, но у него ничего не вышло — он чувствовал себя как абрикос в желе.
Семейство крестьянина как будто уже спало: со всех сторон раздавались всхрапывания, порыгивания и почесывание вшивых голов. Минар не осмеливался ничего сказать своему товарищу, опасаясь еще одного удара локтем или чего-нибудь похуже. Он попытался с каждым вдохом немного увеличиваться в объеме, надеясь таким образом создать вокруг себя немного свободного пространства, где можно было бы ворочаться и таким образом открыть крови путь к сердцу.
Когда наступило утро, он был все еще жив и обнаружил, что Ферран перебрался на пол и лежал, положив голову на их узел.
— Пошли отсюда, — прошептал Ферран.
Через ставни, закрывавшие маленькое окошко, и щели в двери просачивались лучи солнца, но Минар инстинктивно знал, как всякий человек, который не любит без крайней необходимости вылезать утром из постели, что час еще слишком ранний. Ферран встал, потянулся и повторил, что им пора идти, но Минар закрыл глаза. Тогда Ферран принялся его расталкивать.
— Перестаньте, Ферран!
— Ш-ш-ш!
— Что вы сказали, сударь? — спросил разбуженный шумом крестьянин, высовывая голову из сплетения грязных ног на дальнем конце кровати.
— Благодарим вас за гостеприимство, — тихо ответил ферран, — но нам пора уходить.
Крестьянин, у которого плечи были зажаты до полной неподвижности, как бы пожал бровями.
— А что, похороны сегодня?
— Какие похороны? — спросил Минар; к этому времени вся постель пришла в движение, и отовсюду начали высовываться головы и ноги. Старший мальчик, отдуваясь, вылез из-под одеяла («Что он там, интересно, делал?» — подумал Минар), жена перекрестилась из уважения к предполагаемой покойнице, а Ферран наконец-то стащил своего друга на пол.
— Ваша бабушка ушла к ангелам? — спросила одна из девочек из-под кровати, и Ферран и Минар принялись одеваться под сонными, но любопытными взорами всей компании. Брюки Минара по крайней мере высохли.
— Хотите съесть несколько яиц и выпить молока с куском хлеба? — предложил крестьянин, и, охотно согласившись, Минар разбил сырое яйцо прямо себе в рот и запил его кислым молоком из кувшина; затем Ферран поднял узел, взял Минара за руку и повел его к двери, сопровождаемый хором пожеланий всего наилучшего им самим и упокоения души их умершей бабушке.
Как только друзья вышли из дома, Минар залился слезами:
— Моя бедная Жаклин!
— Ради бога, не начинайте опять свои причитания! — воскликнул Ферран.
Вскоре они набрели на лесную речку, где смогли Умыться, побриться и отдохнуть, прежде чем начать поиски лучшего пристанища, чем им предложил крестьянин. Примерно через час они увидели вдали деревню, на краю которой стояло несколько импозантных зданий.
— Поспрашиваем в этой усадьбе, — сказал Ферран, — только обещайте, что будете держать язык за зубами.
Минар кивнул, крепко сжав губы, и поднял узел. Он даже дотащил тюк до внушительных ворот, за которыми виднелось здание, слишком величественное и слишком мрачное для жилого дома. Они прошли по длинной изогнутой аллее, не встретив ни души, пока справа, из двери в стене, огораживающей сад, не появился священник, кивнувший им в ответ на их учтивые поклоны.
— Приветствую вас в обители ораториев Монморанси, — сказая он, подойдя к ним. — Вам нужно какое-то конкретное лицо, или вы приехали инспектировать нашу школу?
— Мы… э-э-э… — начал Ферран.
— Инспектировать, — заявил Минар, и Ферран грозно на него поглядел. Священник тем временем буравил взглядом узел, лежавший у их ног.
— Тогда пойдемте в часовню, — предложил священник.
— Что ж, можно начать и с часовни, — с готовностью отозвался Ферран, изобразив благочестиво-серьезную мину. Минар по мере сил пытался ему подражать, и двое друзей, внезапно оказавшихся в роли инспекторов, дошли вслед за священником до конца аллеи и вступили в арку, ведущую в главный двор, откуда было уже хорошо видно небольшую часовню.
— Благодарю вас, святой отец, — сказал Ферран и потянул Минара вместе с узлом к двери часовни.
— Вы хотите исповедаться? — спросил священник, и Ферран с Минаром, поглядев друг на друга, в унисон ответили:
— Нет.
Они вошли в часовню. Внутри никого не было. Минар со вздохом облегчения положил узел на пол у двери, затем пошел вслед за Ферраном и встат рядом с ним на колени перед алтарем. Ферран молился о том, чтобы их жизнь оказалась вне опасности и чтобы они сумели придумать, как поступить с секретными бумагами, которые были у них в узле. Минар же молился о том, чтобы на обед им досталась жареная утка, а еще за упокой души бедной Жаклин и за собственное утешение, потом он опять начал плакать.
Священник оставил их вдвоем, но вскоре к ним присоединился третий. Ферран услышал, как этот третий кашлянул, заходя в часовню, но не повернулся посмотреть, кто это, а продолжал молиться — или делать вид, что молится. Шаги незнакомца постепенно приближались, а затем затихли — незнакомец остановился позади Феррана, и тот решил, что пора на него взглянуть.
Он перекрестился и обернулся, Минар сделал то же самое. Они увидели другого священника — высокого, полного и более важного с виду, чем первый; этот священник широко улыбнулся неожиданным гостям, но холодные расчетливые глаза внимательно вглядывались в их лица, словно стараясь запомнить черты для последующего осмысления.
— Я отец Бертье, — спокойно объявил он в ответ на поклоны Феррана и Минара. — Я с удовольствием покажу вам нашу прекрасную обитель, созданную для изучения наук, размышления и молитвы и приветствующую всех, кто разделяет нашу веру в беспредельную мудрость Господню.
В эту минуту Ферран услышал снаружи звук множества бегущих ног. Потом раздалась команда: «В колонну по одному, дети!»
Феррану казалось, что он где-то слышал имя «Бертье», но он не мог вспомнить, при каких обстоятельствах.
— Вы оказываете нам честь, святой отец, — сказал он, взглянув на Минара, который так же широко улыбался, как и их достопочтенный хозяин. В часовню начали заходить мальчики и рассаживаться по местам; отец Бертье погладил одного или двух по голове, когда они проходили мимо. Затем он пригласил Феррана и Минара последовать за ним наружу и приступить к осмотру обители. Вернувшись на освещенный солнцем двор, звеневший от марширующих ног — все больше мальчиков подходило к часовне, — гости проследовали за отцом Бертье к двери, потом — в длинный коридор, по обе стороны которого находились расположенные через равномерные промежутки большие окна.
— Разрешите осведомиться, — спросил отец Бертье, указывая на дверь, ведущую в библиотеку, — какое дело привело вас в Монморанси?
Прежде чем Минар успел открыть рот, Ферран шагнул вперед и сказал:
— Мы собираемся провести здесь лето.
— Разумеется, — кивнул отец Бертье, не останавливаясь, — здесь дивная природа, и многие приезжают к нам на отдых. Заботами монсеньора герцога Люксембургского поместью в значительной мере возвращено великолепие, которым оно славилось в прежние времена.
Он остановился у открытого окна.
— Взгляните, — со значением произнес Бертье, показывая на стоявшее вдалеке здание, почти скрытое деревьями. — Это часть Шато Энгиен, где герцог останавливается во время своих визитов — раз в два года. Он сейчас как раз там. Это — превосходный человек, и у него весьма достойная жена.
Бертье кашлянул: он явно гордился тем, что допущен к обществу столь благородных особ.
— На прошлой неделе, — небрежно проговорил он, — я завтракал там с Жан-Жаком Руссо.
Минар встрепенулся:
— Руссо? Автором «Юлии»?
Отец Бертье ответил, разглядывая свои ногти:
— Жан-Жак мой близкий друг. По сути, здесь, в Монморанси, он больше всего времени проводит со мной.
— Потрясающе! — воскликнул Минар. Роман Руссо «Юлия, или Новая Элоиза», вышедший в свет за несколько месяцев до того, произвел фурор. Первые издания были распроданы так быстро, что книготорговцы стали давать желающим книгу почитать — по определенной таксе за час. Минар заплатил двадцать четыре су за шестьдесят минут, но решил, что, если он захочет прочитать весь роман, ему придется неделю обходиться без пищи. Так что ему еще предстояло прочесть этот новомодный роман. — И вы, святой отец, лично знакомы с этим гением? — Он повернулся к Феррану. — Как это удивительно!
Ферран видел, что если Минар даст волю своим чувствам, он выдаст их обоих.
— Может, все-таки зайдем в библиотеку? — сказал он.
— Конечно! — Отец Бертье широким жестом предложил им пройти вперед, хотя был явно недоволен тем, что его перебили, когда он собирался что-то еще рассказать о своем знаменитом друге.
— Наша школа дает блестящее образование, — заговорил отец Бертье. — Мальчиков обучают всему, что может им понадобиться в жизни. Как вы, без сомнения, знаете, Братство Ораториев знаменито широтой взглядов. В нашей учебной программе уделяется особое внимание физическому развитию и танцам.
— А какой предмет преподаете вы, святой отец? — спросил Ферран в ту минуту, когда Бертье открыл перед ними тяжелую дверь библиотеки.
— Физику, — ответил отец Бертье. — Мальчики получают основательное знакомство с Аристотелем, не забыты и современные теории Бэкона и Декарта. — Бертье замолчал, Дабы его гости могли по достоинству оценить великолепную библиотеку, шкафы которой были уставлены фолиантами впечатляющей тяжести, возраста и ветхости.
— Изумительно, — прошептал Минар, боясь потревожить двух священников, не то работавших, не то спавших за столами. Однако отец Бертье не счел нужным приглушить свой звучный уверенный голос. Он подвел их к одному шкафу.
— Вот поглядите, — пророкотал он, — здесь у нас Бэкон. — Отец Бертье вынул с полки книгу, и она сама открылась на, видимо, часто используемой странице, где Бэкон излагал свою классификацию знания. — Посмотрите — три способности человеческого разума: Память, Разум и Воображение. Каждое из них разветвляется, образуя древо знания; вам это не кажется знакомым?
Минар поспешно кивнул, хотя не имел ни малейшего понятия, о чем идет речь. Ферран потер подбородок.
— Это — «древо» из «Энциклопедии» Дидро и Д'Аламбера, — сказал Бертье. — Они просто украли идеи Бэкона. Мы так и написали в «Мемуарах Треву».
Теперь Ферран вспомнил, где он слышал о Бертье: его имя упоминалось в церковных трактатах, которые ему приходилось переписывать. Названный Бертье журнал пропагандировал взгляды иезуитов; однако этот священник с претензиями на литературные таланты сейчас работает в учебном заведении, которое никак не может симпатизировать воспитательным методам Общества Иисуса. Похоже на то, что изворотливый отец Бертье принадлежит к той породе людей, которые умеют всем угодить и преуспеть на любом поприще.
— Да, — с гордостью продолжал Бертье, — нам было совсем не трудно доказать, что редакторы «Энциклопедии» просто списали свои статьи с более ранних источников. Еще не вышел последний том, но я убежден, что и он будет содержать сплошные заимствования.
Священник, похоже, был хорошо осведомлен о деятельности авторов, с которыми никак не мог состоять в дружеских отношениях.
Минар тем временем все еще размышлял над поразительным фактом знакомства Бертье со знаменитым гостем Монморанси.
— А разве Руссо не участвовал в «Энциклопедии»? — спросил он.
— Разумеется, — отозвался отец Бертье, направляясь к более скромной двери в конце библиотеки. — Поскольку он прославился как сочинитель опер, он был автором всех статей, имевших отношение к музыке. Но Жан-Жак пострадал от руки тех, кого любил и называл своими друзьями. И Дидро, и Д'Аламбер горько его разочаровали; с тех пор как он поселился в Монморанси, на его долю выпало много невзгод.
— Я вижу, что вы близко знакомы с господином Руссо, — сказал Минар, следуя по пятам священника, как преданный щенок. — Как бы мне хотелось побольше о нем узнать!
— Я с удовольствием расскажу вам все, что вас интересует, — ответил отец Бертье, вновь изображая улыбку, которая всегда размещалась лишь на нижней части его лица и которую, казалось, он снимал и надевал с той же легкостью и быстротой, как выдвигают и задвигают секретный ящик письменного стола. — Надеюсь, вы не откажетесь со мной пообедать?
Минар немедленно и с восторгом согласился — прежде чем Ферран успел обдумать, стоит ли принимать приглашение. Минар же тем временем продолжал:
— Господин Ферран и я счастливы с вами познакомиться.
— Вы очень любезны, — отозвался Бертье, а Ферран, которого его друг опять выдал, стиснул зубы и подумал, что их дела совсем плохи.
— А как вас зовут, сударь?
В эту минуту Минар сообразил, что опять сел в калошу.
— Э-э-э… Минар. Но, как вы, без сомнения, понимаете, это — не мое настоящее имя.
— Ясно, — с невозмутимым видом отозвался отец Бертье, а Ферран воззвал к Богу с просьбой поразить их молнией на месте и на этом закончить их мучения. — Почему бы нам не пройти в мои покои — там нам будет удобнее.
Они пошли вслед за священником по коридору, менее пышному, чем тот, через который он их вел раньше, потом поднялись по лестнице и наконец оказались в апартаментах отца Бертье. Все трое расположились в креслах, и Бертье сказал, обращаясь в Минару, хотя взгляд его в это время блуждал по стенам комнаты:
— У вас есть желание осмотреть какую-нибудь конкретную часть нашей обители?
Минар пожал плечами и посмотрел на Феррана.
— Нас вполне устроит общий осмотр, — ответил тот.
— Хорошо. — Отец Бертье щелчком сбросил пылинку у себя с колен и сложил руки, как для молитвы. — Я так понимаю, вас прислал некто, желающий поместить сына в нашу школу?
— Нет-нет, — немедленно возразил Минар, таким образом отрезав, по мнению Феррана, последний путь к отступлению.
Отец Бертье кивнул:
— Нашим заведением интересуются многие. Говорят, что школы иезуитов скоро будут закрыты. — Он помолчал, словно ожидая реакции гостей, но те не понимали, к чему он клонит. Бертье встал и начал медленно расхаживать взад и вперед по комнате, приложив кончики пальцев к губам в попытке понять, по какому зловещему поводу к ним прибыли эти двое, о которых ему доложил отец Рош, сказав, что в часовне его дожидаются «два инспектора с большой сумкой». — Разумеется, — продолжал он, — мы принимаем здесь иезуитов. — Он опять помолчал. — Более того, я сам в некотором роде иезуит. — Остановившись перед креслом Минара, отец Бертье внимательно поглядел на него сверху вниз. Минар бросил взгляд в сторону Феррана. — Я так понимаю, — сказал Бертье, — что мы все здесь братья Общества Иисуса.
Минар заметил, как Ферран быстро качнул головой.
— Нет, святой отец, — сказал Минар. — Нет, мы не иезуиты. По правде говоря, мы янсенисты.
При этих словах сердце Феррана упало еще ниже, если это только было возможно.
— Янсенисты? — задумчиво повторил отец Бертье и снова зашагал по комнате, размышляя, что вытекает из этого заявления. — Очень, очень интересно. Разумеется, мы разделяем взгляды янсенистов — так же как и прочие справедливые и правомерные воззрения. И высоко ценим вклад, сделанный членами вашей церкви в деятельность парижского парламента… — Бертье выстрелил улыбкой поочередно в обоих собеседников, но Ферран заметил, что теперь его улыбка несколько утратила высокомерие. Бертье словно усомнился в своем превосходстве. Несмотря на чуткость к разнице в общественном положении, он уверовал, что имеет дело с могущественными людьми, с которыми следует обращаться с уважением и осмотрительностью. И если они — представители парламента, оставалось только предположить, что их послали для сбора информации и что к ним следует подольститься.
— Расскажите нам про Жан-Жака, — попросил Ферран.
— Жан-Жака?
Лицо Бертье осветилось чем-то похожим на облегчение, и он снова сел.
— Я с удовольствием расскажу вам все, что вы хотите о нем знать. Его творчество не всеми оценивается одинаково.
— Но отмечено гением, — возразил Минар.
Ферран вовсе не приветствовал замечаний своего друга, которые могли снова отвлечь Бертье от темы.
— Да, он гений, — сказал Бертье. Он никак не мог решить, являются ли его влиятельные посетители противниками или сторонниками Руссо.
— Так расскажите нам о нем, — повторил Ферран. — Обещаю, — он бросил грозный взгляд на Минара, — что мы не станем вас перебивать.
— Хорошо, — кивнул Бертье. — Господин Руссо в первый раз приехал в Монморанси пять или шесть лет назад. — Бертье к этому времени впал в несколько нервозное состояние, но успокоился, начав повествование и постепенно его убыстряя. — Сначала он был гостем мадам Д'Эпине и жил неподалеку отсюда в ее доме, который она называет «Эрмитаж». — Бертье посмотрел сначала на Феррана, потом на Минара. — Однако года через два у него испортились отношения с мадам Д'Эпине, и он переехал в поместье Монлуи, где живет и сейчас. Более того, именно здесь он и закончил «Юлию», роман, о котором вы отозвались так высоко. — И он опять взглянул на Минара.
Минар с готовностью заглотил наживку.
— Подумать только, что такой шедевр был создан среди тех самых полей и лугов, через которые мы с Ферраном прошли сегодня утром!
— К Жан-Жаку приезжает много почитателей, — продолжал Бертье, как бы заряжаясь энтузиазмом Минара, — и он получает письма со всей Европы. — Туг он замолчал и посмотрел на Феррана, словно осознав, что снова отвлекся. — Если хотите, я могу показать вам его дом, — сказал он, — и, буде вы того пожелаете, даже познакомить вас с Жан-Жаком.
— Возможно, — сказал Ферран. — Однако продолжайте.
— Хорошо. Я… я могу рассказать вам, какую жизнь ведет Жан-Жак в этом доме. Весьма простую, как и подобает человеку, бежавшему от общества. Поначалу, переехав в этот дом, Руссо со своей экономкой мадемуазель Терезой страшно страдали от холода. Затем ему пришлось пережить еще одно страшное огорчение — от него отказались Дидро и Д'Аламбер… Впрочем, они, без сомнения, достойные люди, — спохватился Бертье. — Я даже совсем недавно встречался с господином Д'Аламбером в Париже. И он не забыл мой положительный отзыв об «Энциклопедии» в «Мемуарах Треву», а именно, что она станет несравненным достижением человеческого ума, когда из нее устранят прокравшиеся в нее ошибки. Да, но с тех пор дом, где живет Жан-Жак, был благоустроен. Когда монсеньор герцог впервые посетил там Руссо, мы опасались, как бы он и сопровождавшие его лица не провалились сквозь прогнившие доски пола. Руссо был вынужден принимать гостей в небольшом садовом павильоне, где он обычно работал, открытый всем стихиям. Увидев его затруднительные обстоятельства, монсеньор герцог добросердечно приказал починить и перестроить дом и пригласил Руссо пожить до окончания работ в его собственном Малом Шато на территории Энгиена.
— Расскажите нам о Малом Шато! — воскликнул Минар. — Какое прелестное название!
— Да, — спокойно произнес Ферран, — расскажите, пожалуйста.
К тому времени он разгадал характер Бертье — тот всегда склонен соглашаться с теми, в чьем обществе находится. Так что, играя на его страхах и на этом свойстве характера, они могут заполучить ценного покровителя.
Бертье кивнул.
— Это действительно очень красивый и приятный дом. Сам я там не бывал, — слегка кашлянув, признался он, — но слышал столь подробные описания, что могу представить его себе так же отчетливо, как если бы видел его собственными глазами.
— У вас, видимо, великолепно развито воображение, — сказал Ферран.
— Да, это так. Ну так вот, работы в доме Руссо давно завершены, но ему позволено жить, если он того пожелает, и в Малом Шато. Когда туда приезжает его светлость, Жан-Жак живет как бы на два дома — то в Энгиене, то в Монлуи; иногда он обедает с герцогом и герцогиней, а ужинает с Терезой. А ночью он может спать где ему вздумается.
Бертье опять замолчал, надеясь, что сумел завоевать внимание слушателей столь пикантными подробностями.
— Вы действительно могли бы представить нас Жан-Жаку? — спросил Минар, который чуть ли не дрожал при мысли о такой чести. Заметив это, Бертье сделался еще любезнее.
— Разумеется, могу. Я вижу, что вас обоих интересует этот человек и его творчество.
— Весьма, — подтвердил Минар.
— Я даже вижу, — продолжал отец Бертье, — что в Монморанси вас интересует скорее Жан-Жак, чем обитель. Позвольте заверить вас, что я с радостью помогу получить любую нужную вам информацию.
Ферран решил, что наступил подходящий момент для обсуждения другой важной проблемы.
— Нас многое интересует, отец Бертье. Но прежде чем отправиться с вами обедать, я должен сказать, что в силу непредвиденных обстоятельств у нас не оказалось здесь квартиры.
Отец Бертье мгновенно вызвался найти им жилье.
— Я прослежу, чтобы вас хорошенько обслуживали.
— Слуг нам не надо, — сказал Ферран. — Только место, где мы могли бы без помех заниматься своими делами.
Бертье кивнул:
— Я об этом позабочусь. — Затем он встал и хлопнул в ладоши, словно испытывая облегчение по завершении трудных переговоров. — А теперь давайте пообедаем, друзья И он направился к двери.
— Если вы не возражаете, нам бы хотелось несколько минут подышать свежим воздухом, — сказал Ферран.
— Конечно, нет. Разрешите, я вас провожу.
— Не стоит беспокоиться. — Минар посмотрел на феррана в некотором недоумении. — Просто скажите, где мы будем обедать, и мы через несколько минут к вам присоединимся.
Отец Бертье, опять вдруг почувствовав, что имеет дело с людьми выше его по положению, объяснил, где находится трапезная, и долго смотрел вслед спускавшимся по лестнице Феррану и Минару.
Те быстро нашли выход во двор.
— Уж не собираетесь ли вы отказаться от обеда? — прошипел Минар.
— Отнюдь, — ответил Ферран. — Но я хочу взять с вас обещание, что за обедом вы не произнесете ни слова, разве что будете мне поддакивать. Бертье может оказаться полезен, но ему нельзя доверять, и я убежден, что он занимается какими-то махинациями, в которые я не хочу ввязываться. Он найдет нам крышу, где мы сможем укрыться, и после этого нам лучше не иметь с ним дела. Но если вы будете продолжать говорить глупости, Минар, вы затянете петлю на обеих наших шеях.
Минар предпочел не спорить.
— А как же насчет Жан-Жака? — спросил он по дороге в часовню.
— Я не намерен с ним знакомиться.
— Что? Вы упустите возможность познакомиться с таким великим человеком? Подумайте только, как много он мог бы для нас сделать!
— Нам может повредить любое действие, которое привлечет внимание к нашим персонам, — сказал Ферран. — Вы сможете выразить свое восхищение автору «Юлии» как-нибудь в другой раз, когда мы выберемся из нашего затруднительного положения.
Они зашли в часовню, в которой уже никого не было. Ферран хотел удостовериться, что никто не забирался в узел с их пожитками, но тот вообще исчез.
— Только этого нам и не хватало! — простонал он, хотя он и без того был в таком волнении по поводу загадочных документов, что почти обрадовался их исчезновению.
— Ну, пожалуй.
— Таким образом, называя свои настоящие имена, мы играем на естественной подозрительности людей и путем двойного обмана создаем у них уверенность, что нас, во всяком случае, зовут не Ферран и Минар… Ой, перестаньте!
Ферран сжалился (а может быть, у него иссяк запас мочи) и сердито сказал:
— В дальнейшем разговаривать с людьми буду я, а вы помалкивайте. Ладно, пошли спать.
Они зашли в дом, где вся семья уже переоделась в ночные рубашки и улеглась на кровати, тесно прижавшись друг к другу, чтобы оставить место гостям. Огонь в очаге потух, и в тусклом свете тлеющих углей Ферран и Минар увидели, что все лежат валетом, так что голова одного оказывается рядом с ногами другого. Сосчитать, сколько людей помещалось на кровати, можно было путем сложения и вычитания: две младшие девчушки лежали отдельно на одеяле, и, таким образом, Феррану и Минару предстояло провести ночь с четырьмя соседями на одной постели.
Они разделись до рубашек, Минар встряхнул брюки и повесил их сушиться, а затем оба забрались на кровать, которая во всем, исключая размеры, напоминала лошадиную торбу. Она была огромной, но все же недостаточно огромной, и Ферран пожелал крестьянину, лежавшему где-то в тесном переплетении тел, чтобы его семейство больше не разрасталось. Ферран также подумал, что было бы крайне нежелательно, чтобы муж именно сегодня ночью вздумал произвести действия, которые могут повести к подобному росту: в постели находилось столько разных тел и в таких странных позах, что ему ничего не стоило нечаянно ошибиться адресом.
Минар втиснулся между Ферраном и кем-то, у кого были или четыре ноги, или очень странная голова и отвратительный запах изо рта, и повернулся на правый бок, чтобы быть лицом к своему другу; но он не был привычен к тому, чтобы спать в таком положении, и опасался, что у него от сердца отхлынет вся кровь и что к утру он будет мертв. Он слышал, что такое может случиться, если человек не перевернется несколько раз за ночь. Он попробовал перевернуться, но у него ничего не вышло — он чувствовал себя как абрикос в желе.
Семейство крестьянина как будто уже спало: со всех сторон раздавались всхрапывания, порыгивания и почесывание вшивых голов. Минар не осмеливался ничего сказать своему товарищу, опасаясь еще одного удара локтем или чего-нибудь похуже. Он попытался с каждым вдохом немного увеличиваться в объеме, надеясь таким образом создать вокруг себя немного свободного пространства, где можно было бы ворочаться и таким образом открыть крови путь к сердцу.
Когда наступило утро, он был все еще жив и обнаружил, что Ферран перебрался на пол и лежал, положив голову на их узел.
— Пошли отсюда, — прошептал Ферран.
Через ставни, закрывавшие маленькое окошко, и щели в двери просачивались лучи солнца, но Минар инстинктивно знал, как всякий человек, который не любит без крайней необходимости вылезать утром из постели, что час еще слишком ранний. Ферран встал, потянулся и повторил, что им пора идти, но Минар закрыл глаза. Тогда Ферран принялся его расталкивать.
— Перестаньте, Ферран!
— Ш-ш-ш!
— Что вы сказали, сударь? — спросил разбуженный шумом крестьянин, высовывая голову из сплетения грязных ног на дальнем конце кровати.
— Благодарим вас за гостеприимство, — тихо ответил ферран, — но нам пора уходить.
Крестьянин, у которого плечи были зажаты до полной неподвижности, как бы пожал бровями.
— А что, похороны сегодня?
— Какие похороны? — спросил Минар; к этому времени вся постель пришла в движение, и отовсюду начали высовываться головы и ноги. Старший мальчик, отдуваясь, вылез из-под одеяла («Что он там, интересно, делал?» — подумал Минар), жена перекрестилась из уважения к предполагаемой покойнице, а Ферран наконец-то стащил своего друга на пол.
— Ваша бабушка ушла к ангелам? — спросила одна из девочек из-под кровати, и Ферран и Минар принялись одеваться под сонными, но любопытными взорами всей компании. Брюки Минара по крайней мере высохли.
— Хотите съесть несколько яиц и выпить молока с куском хлеба? — предложил крестьянин, и, охотно согласившись, Минар разбил сырое яйцо прямо себе в рот и запил его кислым молоком из кувшина; затем Ферран поднял узел, взял Минара за руку и повел его к двери, сопровождаемый хором пожеланий всего наилучшего им самим и упокоения души их умершей бабушке.
Как только друзья вышли из дома, Минар залился слезами:
— Моя бедная Жаклин!
— Ради бога, не начинайте опять свои причитания! — воскликнул Ферран.
Вскоре они набрели на лесную речку, где смогли Умыться, побриться и отдохнуть, прежде чем начать поиски лучшего пристанища, чем им предложил крестьянин. Примерно через час они увидели вдали деревню, на краю которой стояло несколько импозантных зданий.
— Поспрашиваем в этой усадьбе, — сказал Ферран, — только обещайте, что будете держать язык за зубами.
Минар кивнул, крепко сжав губы, и поднял узел. Он даже дотащил тюк до внушительных ворот, за которыми виднелось здание, слишком величественное и слишком мрачное для жилого дома. Они прошли по длинной изогнутой аллее, не встретив ни души, пока справа, из двери в стене, огораживающей сад, не появился священник, кивнувший им в ответ на их учтивые поклоны.
— Приветствую вас в обители ораториев Монморанси, — сказая он, подойдя к ним. — Вам нужно какое-то конкретное лицо, или вы приехали инспектировать нашу школу?
— Мы… э-э-э… — начал Ферран.
— Инспектировать, — заявил Минар, и Ферран грозно на него поглядел. Священник тем временем буравил взглядом узел, лежавший у их ног.
— Тогда пойдемте в часовню, — предложил священник.
— Что ж, можно начать и с часовни, — с готовностью отозвался Ферран, изобразив благочестиво-серьезную мину. Минар по мере сил пытался ему подражать, и двое друзей, внезапно оказавшихся в роли инспекторов, дошли вслед за священником до конца аллеи и вступили в арку, ведущую в главный двор, откуда было уже хорошо видно небольшую часовню.
— Благодарю вас, святой отец, — сказал Ферран и потянул Минара вместе с узлом к двери часовни.
— Вы хотите исповедаться? — спросил священник, и Ферран с Минаром, поглядев друг на друга, в унисон ответили:
— Нет.
Они вошли в часовню. Внутри никого не было. Минар со вздохом облегчения положил узел на пол у двери, затем пошел вслед за Ферраном и встат рядом с ним на колени перед алтарем. Ферран молился о том, чтобы их жизнь оказалась вне опасности и чтобы они сумели придумать, как поступить с секретными бумагами, которые были у них в узле. Минар же молился о том, чтобы на обед им досталась жареная утка, а еще за упокой души бедной Жаклин и за собственное утешение, потом он опять начал плакать.
Священник оставил их вдвоем, но вскоре к ним присоединился третий. Ферран услышал, как этот третий кашлянул, заходя в часовню, но не повернулся посмотреть, кто это, а продолжал молиться — или делать вид, что молится. Шаги незнакомца постепенно приближались, а затем затихли — незнакомец остановился позади Феррана, и тот решил, что пора на него взглянуть.
Он перекрестился и обернулся, Минар сделал то же самое. Они увидели другого священника — высокого, полного и более важного с виду, чем первый; этот священник широко улыбнулся неожиданным гостям, но холодные расчетливые глаза внимательно вглядывались в их лица, словно стараясь запомнить черты для последующего осмысления.
— Я отец Бертье, — спокойно объявил он в ответ на поклоны Феррана и Минара. — Я с удовольствием покажу вам нашу прекрасную обитель, созданную для изучения наук, размышления и молитвы и приветствующую всех, кто разделяет нашу веру в беспредельную мудрость Господню.
В эту минуту Ферран услышал снаружи звук множества бегущих ног. Потом раздалась команда: «В колонну по одному, дети!»
Феррану казалось, что он где-то слышал имя «Бертье», но он не мог вспомнить, при каких обстоятельствах.
— Вы оказываете нам честь, святой отец, — сказал он, взглянув на Минара, который так же широко улыбался, как и их достопочтенный хозяин. В часовню начали заходить мальчики и рассаживаться по местам; отец Бертье погладил одного или двух по голове, когда они проходили мимо. Затем он пригласил Феррана и Минара последовать за ним наружу и приступить к осмотру обители. Вернувшись на освещенный солнцем двор, звеневший от марширующих ног — все больше мальчиков подходило к часовне, — гости проследовали за отцом Бертье к двери, потом — в длинный коридор, по обе стороны которого находились расположенные через равномерные промежутки большие окна.
— Разрешите осведомиться, — спросил отец Бертье, указывая на дверь, ведущую в библиотеку, — какое дело привело вас в Монморанси?
Прежде чем Минар успел открыть рот, Ферран шагнул вперед и сказал:
— Мы собираемся провести здесь лето.
— Разумеется, — кивнул отец Бертье, не останавливаясь, — здесь дивная природа, и многие приезжают к нам на отдых. Заботами монсеньора герцога Люксембургского поместью в значительной мере возвращено великолепие, которым оно славилось в прежние времена.
Он остановился у открытого окна.
— Взгляните, — со значением произнес Бертье, показывая на стоявшее вдалеке здание, почти скрытое деревьями. — Это часть Шато Энгиен, где герцог останавливается во время своих визитов — раз в два года. Он сейчас как раз там. Это — превосходный человек, и у него весьма достойная жена.
Бертье кашлянул: он явно гордился тем, что допущен к обществу столь благородных особ.
— На прошлой неделе, — небрежно проговорил он, — я завтракал там с Жан-Жаком Руссо.
Минар встрепенулся:
— Руссо? Автором «Юлии»?
Отец Бертье ответил, разглядывая свои ногти:
— Жан-Жак мой близкий друг. По сути, здесь, в Монморанси, он больше всего времени проводит со мной.
— Потрясающе! — воскликнул Минар. Роман Руссо «Юлия, или Новая Элоиза», вышедший в свет за несколько месяцев до того, произвел фурор. Первые издания были распроданы так быстро, что книготорговцы стали давать желающим книгу почитать — по определенной таксе за час. Минар заплатил двадцать четыре су за шестьдесят минут, но решил, что, если он захочет прочитать весь роман, ему придется неделю обходиться без пищи. Так что ему еще предстояло прочесть этот новомодный роман. — И вы, святой отец, лично знакомы с этим гением? — Он повернулся к Феррану. — Как это удивительно!
Ферран видел, что если Минар даст волю своим чувствам, он выдаст их обоих.
— Может, все-таки зайдем в библиотеку? — сказал он.
— Конечно! — Отец Бертье широким жестом предложил им пройти вперед, хотя был явно недоволен тем, что его перебили, когда он собирался что-то еще рассказать о своем знаменитом друге.
— Наша школа дает блестящее образование, — заговорил отец Бертье. — Мальчиков обучают всему, что может им понадобиться в жизни. Как вы, без сомнения, знаете, Братство Ораториев знаменито широтой взглядов. В нашей учебной программе уделяется особое внимание физическому развитию и танцам.
— А какой предмет преподаете вы, святой отец? — спросил Ферран в ту минуту, когда Бертье открыл перед ними тяжелую дверь библиотеки.
— Физику, — ответил отец Бертье. — Мальчики получают основательное знакомство с Аристотелем, не забыты и современные теории Бэкона и Декарта. — Бертье замолчал, Дабы его гости могли по достоинству оценить великолепную библиотеку, шкафы которой были уставлены фолиантами впечатляющей тяжести, возраста и ветхости.
— Изумительно, — прошептал Минар, боясь потревожить двух священников, не то работавших, не то спавших за столами. Однако отец Бертье не счел нужным приглушить свой звучный уверенный голос. Он подвел их к одному шкафу.
— Вот поглядите, — пророкотал он, — здесь у нас Бэкон. — Отец Бертье вынул с полки книгу, и она сама открылась на, видимо, часто используемой странице, где Бэкон излагал свою классификацию знания. — Посмотрите — три способности человеческого разума: Память, Разум и Воображение. Каждое из них разветвляется, образуя древо знания; вам это не кажется знакомым?
Минар поспешно кивнул, хотя не имел ни малейшего понятия, о чем идет речь. Ферран потер подбородок.
— Это — «древо» из «Энциклопедии» Дидро и Д'Аламбера, — сказал Бертье. — Они просто украли идеи Бэкона. Мы так и написали в «Мемуарах Треву».
Теперь Ферран вспомнил, где он слышал о Бертье: его имя упоминалось в церковных трактатах, которые ему приходилось переписывать. Названный Бертье журнал пропагандировал взгляды иезуитов; однако этот священник с претензиями на литературные таланты сейчас работает в учебном заведении, которое никак не может симпатизировать воспитательным методам Общества Иисуса. Похоже на то, что изворотливый отец Бертье принадлежит к той породе людей, которые умеют всем угодить и преуспеть на любом поприще.
— Да, — с гордостью продолжал Бертье, — нам было совсем не трудно доказать, что редакторы «Энциклопедии» просто списали свои статьи с более ранних источников. Еще не вышел последний том, но я убежден, что и он будет содержать сплошные заимствования.
Священник, похоже, был хорошо осведомлен о деятельности авторов, с которыми никак не мог состоять в дружеских отношениях.
Минар тем временем все еще размышлял над поразительным фактом знакомства Бертье со знаменитым гостем Монморанси.
— А разве Руссо не участвовал в «Энциклопедии»? — спросил он.
— Разумеется, — отозвался отец Бертье, направляясь к более скромной двери в конце библиотеки. — Поскольку он прославился как сочинитель опер, он был автором всех статей, имевших отношение к музыке. Но Жан-Жак пострадал от руки тех, кого любил и называл своими друзьями. И Дидро, и Д'Аламбер горько его разочаровали; с тех пор как он поселился в Монморанси, на его долю выпало много невзгод.
— Я вижу, что вы близко знакомы с господином Руссо, — сказал Минар, следуя по пятам священника, как преданный щенок. — Как бы мне хотелось побольше о нем узнать!
— Я с удовольствием расскажу вам все, что вас интересует, — ответил отец Бертье, вновь изображая улыбку, которая всегда размещалась лишь на нижней части его лица и которую, казалось, он снимал и надевал с той же легкостью и быстротой, как выдвигают и задвигают секретный ящик письменного стола. — Надеюсь, вы не откажетесь со мной пообедать?
Минар немедленно и с восторгом согласился — прежде чем Ферран успел обдумать, стоит ли принимать приглашение. Минар же тем временем продолжал:
— Господин Ферран и я счастливы с вами познакомиться.
— Вы очень любезны, — отозвался Бертье, а Ферран, которого его друг опять выдал, стиснул зубы и подумал, что их дела совсем плохи.
— А как вас зовут, сударь?
В эту минуту Минар сообразил, что опять сел в калошу.
— Э-э-э… Минар. Но, как вы, без сомнения, понимаете, это — не мое настоящее имя.
— Ясно, — с невозмутимым видом отозвался отец Бертье, а Ферран воззвал к Богу с просьбой поразить их молнией на месте и на этом закончить их мучения. — Почему бы нам не пройти в мои покои — там нам будет удобнее.
Они пошли вслед за священником по коридору, менее пышному, чем тот, через который он их вел раньше, потом поднялись по лестнице и наконец оказались в апартаментах отца Бертье. Все трое расположились в креслах, и Бертье сказал, обращаясь в Минару, хотя взгляд его в это время блуждал по стенам комнаты:
— У вас есть желание осмотреть какую-нибудь конкретную часть нашей обители?
Минар пожал плечами и посмотрел на Феррана.
— Нас вполне устроит общий осмотр, — ответил тот.
— Хорошо. — Отец Бертье щелчком сбросил пылинку у себя с колен и сложил руки, как для молитвы. — Я так понимаю, вас прислал некто, желающий поместить сына в нашу школу?
— Нет-нет, — немедленно возразил Минар, таким образом отрезав, по мнению Феррана, последний путь к отступлению.
Отец Бертье кивнул:
— Нашим заведением интересуются многие. Говорят, что школы иезуитов скоро будут закрыты. — Он помолчал, словно ожидая реакции гостей, но те не понимали, к чему он клонит. Бертье встал и начал медленно расхаживать взад и вперед по комнате, приложив кончики пальцев к губам в попытке понять, по какому зловещему поводу к ним прибыли эти двое, о которых ему доложил отец Рош, сказав, что в часовне его дожидаются «два инспектора с большой сумкой». — Разумеется, — продолжал он, — мы принимаем здесь иезуитов. — Он опять помолчал. — Более того, я сам в некотором роде иезуит. — Остановившись перед креслом Минара, отец Бертье внимательно поглядел на него сверху вниз. Минар бросил взгляд в сторону Феррана. — Я так понимаю, — сказал Бертье, — что мы все здесь братья Общества Иисуса.
Минар заметил, как Ферран быстро качнул головой.
— Нет, святой отец, — сказал Минар. — Нет, мы не иезуиты. По правде говоря, мы янсенисты.
При этих словах сердце Феррана упало еще ниже, если это только было возможно.
— Янсенисты? — задумчиво повторил отец Бертье и снова зашагал по комнате, размышляя, что вытекает из этого заявления. — Очень, очень интересно. Разумеется, мы разделяем взгляды янсенистов — так же как и прочие справедливые и правомерные воззрения. И высоко ценим вклад, сделанный членами вашей церкви в деятельность парижского парламента… — Бертье выстрелил улыбкой поочередно в обоих собеседников, но Ферран заметил, что теперь его улыбка несколько утратила высокомерие. Бертье словно усомнился в своем превосходстве. Несмотря на чуткость к разнице в общественном положении, он уверовал, что имеет дело с могущественными людьми, с которыми следует обращаться с уважением и осмотрительностью. И если они — представители парламента, оставалось только предположить, что их послали для сбора информации и что к ним следует подольститься.
— Расскажите нам про Жан-Жака, — попросил Ферран.
— Жан-Жака?
Лицо Бертье осветилось чем-то похожим на облегчение, и он снова сел.
— Я с удовольствием расскажу вам все, что вы хотите о нем знать. Его творчество не всеми оценивается одинаково.
— Но отмечено гением, — возразил Минар.
Ферран вовсе не приветствовал замечаний своего друга, которые могли снова отвлечь Бертье от темы.
— Да, он гений, — сказал Бертье. Он никак не мог решить, являются ли его влиятельные посетители противниками или сторонниками Руссо.
— Так расскажите нам о нем, — повторил Ферран. — Обещаю, — он бросил грозный взгляд на Минара, — что мы не станем вас перебивать.
— Хорошо, — кивнул Бертье. — Господин Руссо в первый раз приехал в Монморанси пять или шесть лет назад. — Бертье к этому времени впал в несколько нервозное состояние, но успокоился, начав повествование и постепенно его убыстряя. — Сначала он был гостем мадам Д'Эпине и жил неподалеку отсюда в ее доме, который она называет «Эрмитаж». — Бертье посмотрел сначала на Феррана, потом на Минара. — Однако года через два у него испортились отношения с мадам Д'Эпине, и он переехал в поместье Монлуи, где живет и сейчас. Более того, именно здесь он и закончил «Юлию», роман, о котором вы отозвались так высоко. — И он опять взглянул на Минара.
Минар с готовностью заглотил наживку.
— Подумать только, что такой шедевр был создан среди тех самых полей и лугов, через которые мы с Ферраном прошли сегодня утром!
— К Жан-Жаку приезжает много почитателей, — продолжал Бертье, как бы заряжаясь энтузиазмом Минара, — и он получает письма со всей Европы. — Туг он замолчал и посмотрел на Феррана, словно осознав, что снова отвлекся. — Если хотите, я могу показать вам его дом, — сказал он, — и, буде вы того пожелаете, даже познакомить вас с Жан-Жаком.
— Возможно, — сказал Ферран. — Однако продолжайте.
— Хорошо. Я… я могу рассказать вам, какую жизнь ведет Жан-Жак в этом доме. Весьма простую, как и подобает человеку, бежавшему от общества. Поначалу, переехав в этот дом, Руссо со своей экономкой мадемуазель Терезой страшно страдали от холода. Затем ему пришлось пережить еще одно страшное огорчение — от него отказались Дидро и Д'Аламбер… Впрочем, они, без сомнения, достойные люди, — спохватился Бертье. — Я даже совсем недавно встречался с господином Д'Аламбером в Париже. И он не забыл мой положительный отзыв об «Энциклопедии» в «Мемуарах Треву», а именно, что она станет несравненным достижением человеческого ума, когда из нее устранят прокравшиеся в нее ошибки. Да, но с тех пор дом, где живет Жан-Жак, был благоустроен. Когда монсеньор герцог впервые посетил там Руссо, мы опасались, как бы он и сопровождавшие его лица не провалились сквозь прогнившие доски пола. Руссо был вынужден принимать гостей в небольшом садовом павильоне, где он обычно работал, открытый всем стихиям. Увидев его затруднительные обстоятельства, монсеньор герцог добросердечно приказал починить и перестроить дом и пригласил Руссо пожить до окончания работ в его собственном Малом Шато на территории Энгиена.
— Расскажите нам о Малом Шато! — воскликнул Минар. — Какое прелестное название!
— Да, — спокойно произнес Ферран, — расскажите, пожалуйста.
К тому времени он разгадал характер Бертье — тот всегда склонен соглашаться с теми, в чьем обществе находится. Так что, играя на его страхах и на этом свойстве характера, они могут заполучить ценного покровителя.
Бертье кивнул.
— Это действительно очень красивый и приятный дом. Сам я там не бывал, — слегка кашлянув, признался он, — но слышал столь подробные описания, что могу представить его себе так же отчетливо, как если бы видел его собственными глазами.
— У вас, видимо, великолепно развито воображение, — сказал Ферран.
— Да, это так. Ну так вот, работы в доме Руссо давно завершены, но ему позволено жить, если он того пожелает, и в Малом Шато. Когда туда приезжает его светлость, Жан-Жак живет как бы на два дома — то в Энгиене, то в Монлуи; иногда он обедает с герцогом и герцогиней, а ужинает с Терезой. А ночью он может спать где ему вздумается.
Бертье опять замолчал, надеясь, что сумел завоевать внимание слушателей столь пикантными подробностями.
— Вы действительно могли бы представить нас Жан-Жаку? — спросил Минар, который чуть ли не дрожал при мысли о такой чести. Заметив это, Бертье сделался еще любезнее.
— Разумеется, могу. Я вижу, что вас обоих интересует этот человек и его творчество.
— Весьма, — подтвердил Минар.
— Я даже вижу, — продолжал отец Бертье, — что в Монморанси вас интересует скорее Жан-Жак, чем обитель. Позвольте заверить вас, что я с радостью помогу получить любую нужную вам информацию.
Ферран решил, что наступил подходящий момент для обсуждения другой важной проблемы.
— Нас многое интересует, отец Бертье. Но прежде чем отправиться с вами обедать, я должен сказать, что в силу непредвиденных обстоятельств у нас не оказалось здесь квартиры.
Отец Бертье мгновенно вызвался найти им жилье.
— Я прослежу, чтобы вас хорошенько обслуживали.
— Слуг нам не надо, — сказал Ферран. — Только место, где мы могли бы без помех заниматься своими делами.
Бертье кивнул:
— Я об этом позабочусь. — Затем он встал и хлопнул в ладоши, словно испытывая облегчение по завершении трудных переговоров. — А теперь давайте пообедаем, друзья И он направился к двери.
— Если вы не возражаете, нам бы хотелось несколько минут подышать свежим воздухом, — сказал Ферран.
— Конечно, нет. Разрешите, я вас провожу.
— Не стоит беспокоиться. — Минар посмотрел на феррана в некотором недоумении. — Просто скажите, где мы будем обедать, и мы через несколько минут к вам присоединимся.
Отец Бертье, опять вдруг почувствовав, что имеет дело с людьми выше его по положению, объяснил, где находится трапезная, и долго смотрел вслед спускавшимся по лестнице Феррану и Минару.
Те быстро нашли выход во двор.
— Уж не собираетесь ли вы отказаться от обеда? — прошипел Минар.
— Отнюдь, — ответил Ферран. — Но я хочу взять с вас обещание, что за обедом вы не произнесете ни слова, разве что будете мне поддакивать. Бертье может оказаться полезен, но ему нельзя доверять, и я убежден, что он занимается какими-то махинациями, в которые я не хочу ввязываться. Он найдет нам крышу, где мы сможем укрыться, и после этого нам лучше не иметь с ним дела. Но если вы будете продолжать говорить глупости, Минар, вы затянете петлю на обеих наших шеях.
Минар предпочел не спорить.
— А как же насчет Жан-Жака? — спросил он по дороге в часовню.
— Я не намерен с ним знакомиться.
— Что? Вы упустите возможность познакомиться с таким великим человеком? Подумайте только, как много он мог бы для нас сделать!
— Нам может повредить любое действие, которое привлечет внимание к нашим персонам, — сказал Ферран. — Вы сможете выразить свое восхищение автору «Юлии» как-нибудь в другой раз, когда мы выберемся из нашего затруднительного положения.
Они зашли в часовню, в которой уже никого не было. Ферран хотел удостовериться, что никто не забирался в узел с их пожитками, но тот вообще исчез.
— Только этого нам и не хватало! — простонал он, хотя он и без того был в таком волнении по поводу загадочных документов, что почти обрадовался их исчезновению.