Кубелка Сюзан. Mадам придет сегодня позже

   Мы, не стесняясь, угощаемся прямо со столика. Все потрясающе вкусно. Говорим о чем угодно, только не об архитектуре. Потом поглощаем полторта и осушаем бутылку отменного шампанского «Мадам Клико» 1977 года.
   В приподнятом настроении Брис показывает мне потом готовую квартиру. Да, я ошиблась в этом мужчине. Он совсем не стремится к поспешной акции на храмовом стуле. Хочет быть рядом, хочет говорить со мной, может, и вправду влюблен, время от времени его рука как бы невзначай ложится мне на плечо. От его тела я таю, и мне приходится сдерживаться, чтобы не броситься ему на шею.
   Частная коллекция, однако, оставляет меня равнодушной. Картины второсортные, посредственный модерн, за который явно переплачено втридорога. Большинство картин через пятьдесят лет ничего не будет стоить. Но это его дело. Зачем портить человеку настроение? Главное, ему нравится!
   — Хотите взглянуть и на мою спальню? — неожиданно, как бы между прочим, спрашивает Брис, будто это его вовсе не интересует. — Ее оборудовала моя жена, абсолютно самостоятельно, без помощи нашей общей знакомой Глории Мане. Ведь мы хотели поговорить об архитектуре, вы не забыли?
   — С удовольствием, — соглашаюсь я и кладу ладонь на его руку. — Ваша спальня меня даже очень интересует!
   И я не кривлю душой. Во-первых, я хочу посмотреть, что там натворила мадам Рено, а во-вторых, меня всегда притягивало таинство отношений между мужчиной и женщиной. Стоит бросить взгляд на постель — и мне все будет ясно. Моя профессия сделала из меня эксперта. В данном случае я предполагаю обычную кровать шириной метр сорок и нормальную половую жизнь два-три раза в неделю. Думаю, Брис на большее не потянет. Он медленно, выразительно глядя на меня, открывает дверь.
   Боже! Что это? Такой гигантской кровати я в своей жизни не видела! Она смотрится почти вульгарно: широкая и плоская, как пустыня Гоби, занимает треть всей комнаты. И повсюду розы! Красные, желтые, розовые, белые. В изголовье и в ногах, на подушках и покрывале из набивного хлопка. Справа и слева от кровати стоит по круглой тумбочке, расписанной розами. На каждой — фотография в белой рамке: слева Брис, справа его жена.
   Блестящая идея!
   Кровать, видимо, так велика, что забываешь, кто на другом конце. Бедного Бриса можно только пожалеть! На такой кровати не может быть истинной близости.
   — Красиво? — спрашивает хозяин и подходит почти вплотную ко мне. Я молча киваю и разглядываю желтые шторы с розовым узором. Взгляд падает на ковер: сотни роз на желтом фоне. Миллионы чайных роз на обоях. Лишь потолок белый. Правда, на нем большое мокрое пятно. Что? Мыслимо ли такое в сверкающей стерильностью и новизной квартире?
   — Надо мной монтировали ванну, — поясняет Брис, перехвативший мой взгляд, — и прорвало трубу.
   Но сегодня, как утверждает консьержка, уже все починили!
   Молча киваю. Я будто в каком-то дурмане. От всех этих бесконечных роз у меня кружится голова, и я опускаюсь на край постели. Брис тут же садится рядом и обнимает меня за талию, крепко прижимая к себе. Ощущать его стальные мускулы непривычно, но в этом что-то есть.
   — Тиция! — жарко шепчет он мне в волосы. — Наконец-то! Вчера я всю ночь думал о вас, лежа в этой постели. И вот вы здесь, я не верю своему счастью!
   Он опрокидывает меня на покрывало с розами. Оно новое, мягкое и еще пахнет фабрикой. Подносит свои губы к моим и начинает меня целовать. Неплохо! Сердце его громко колотится, однако язык твердый и острый, губы тоже не слишком мягкие. Целуется он не очень искусно, как-то лихорадочно. Видно, мало практики у славного рыцаря.
   К тому же все происходит слишком стремительно. Не успев поцеловать, уже ложится на меня. Брис тяжелый, и его твердый предмет упирается мне в бедро. Он выше Томми, но ниже Фаусто и вполне прилично оснащен.
   — Брис, — подаю я голос и делаю попытку встать, что мне не удается, — не пойти ли нам лучше в комнату для гостей?
   — Почему? — удивленно спрашивает Брис и отпускает меня.
   — Потому что скоро вы будете спать здесь со своей женой. Я нахожу это непорядочным по отношению к ней. Мой отец всегда говорит: не надо гадить в собственном гнезде.
   — Гадить? — возмущенно восклицает Брис. — Тиция, богиня! Что за безобразное слово? О чем вы? — Он неистово целует меня в шею. — Мы не гадим! Мы освящаем это ложе! Мы привносим в эту кровать частичку божественного, райского, и я хочу…
   — Вы хотите вспоминать об этом, когда рядом буду лежать не я, а снова ваша жена!
   — Точно, — с обезоруживающей прямотой подтверждает Брис. — Откуда вы знаете?
   — Просто я знаю мужчин! — отвечаю я с загадочной улыбкой.
   — Пожалуйста, не думайте дурно обо мне, Тиция! Не судите поспешно. Позвольте вам объяснить: я страстная натура. Люблю все прекрасное, возвышенное. А моя жена… Поймите, мы женаты девятнадцать лет. Страсть не живет так долго. Нет взлетов, нет исступления… Я вам признаюсь честно: между мной и ею ничего нет. Мы больше, не занимаемся любовью!
   — С какого времени? — ошеломленно спрашиваю я.
   — С рождения нашего последнего ребенка. Уже пять лет.
   — Пять лет! Но почему?
   — Потому что она больше не хочет. Детей у нее достаточно, по ее словам, и она не хочет больше рисковать,
   — А любовь?
   — Любовь прошла.
   — Как вы это выносите? — сочувственно спрашиваю я. Бедняга. Пять лет презрения. А я волнуюсь из-за пары недель. Брис гладит меня по голове.
   — Плохо! Вначале это было чудовищно. Весь первый год был для меня катастрофой! Каждую ночь я спрашивал ее и каждую ночь слышал в ответ «нет. Всегда „нет“! Можно я тебя хотя бы обниму? — Нет! Можно лечь к тебе? — Нет! Можно поцеловать? — Нет! Оставь меня в покое!
   — А потом что?
   — Потом я больше не спрашивал. Никогда! Вам не из-за чего терзаться угрызениями совести! Вы ничего не разрушаете. Это наша постель. Она принадлежит вам, Тиция! Вам и мне! Это наше розовое ложе. Теперь вы меня понимаете?
   Я понимаю его.
   Жена стала его матерью, а мать не спит со своим ребенком.
   Девятнадцать лет в браке! Да, это непросто. Иногда все идет хорошо, но чаще — нет. Обычно любовь уходит, тело хиреет, душа охладевает. Глаза больше не блестят. Чувствуешь себя непривлекательным. И если такое состояние продолжается, заболеваешь. Или становишься импотентом!
   Если только ты не сопротивляешься и не любишь на стороне.
   Очевидно, это и проделывает мадам Рено. Потому что на фотографии где-то далеко-далеко, на другом конце увитой розами кровати, она смотрится свежей и бодрой. И смотрит на меня очень бойко сверху вниз карими, совсем не глупыми глазами. У нее красивые белокурые волосы и алый чувственный рот. Смотрите-ка, она того же типа женщина, что и я!
   И точно так же она не сдается!
   Теперь все прояснилось. Брис переходит к делу.
   Он садится рядом и начинает меня раздевать. Медленно, с видимым удовольствием!
   — Ах, мои маленькие, сладкие ножки! — придыхает он и снимает туфли. Потом кладет меня на кровать и запускает руку под юбку.
   — О-о-о! Пояс с резинками! — восторженно вскрикивает он, точно ребенок, нашедший пасхальные яйца в саду. — Сейчас опять носят пояса с резинками? Он красный, под цвет туфель! Шарман!
   Он опять осыпает меня поцелуями, уже не так лихорадочно орудуя своим маленьким, острым языком. Очевидно, он способный ученик. Потом он снимает юбку. И начинает громко сопеть!
   На мне малюсенькие кружевные трусики такого же красного цвета, что и туфли. Они лишь чуть-чуть прикрывают светлые завитки внизу, и больше ничего. По бокам они высоко вырезаны, и мои ноги кажутся еще длиннее!
   Брис не может оторвать от меня глаз.
   Ясно, что он давно не получал такого удовольствия. Трепетным восторгом сияют его глаза, и я наслаждаюсь этим мигом, словно весенним днем после долгой, холодной зимней ночи. Я поднимаю голову.
   — Брис, я должна вам что-то сказать.
   Он вздрагивает, будто прервали его дивный сон.
   — Что? — испуганно спрашивает он. — Что вы должны сказать? Надеюсь, вы не хотите уйти домой?
   — Нет, я остаюсь у вас. Но я не предполагала, что мы… что мы так быстро… как бы это сказать… сблизимся. Я не принимала пилюли. А сегодня опасный день. Вы не могли бы взять это на себя?
   Брис вздыхает с облегчением.
   — Конечно! — Он ласково проводит рукой по моим бедрам. — Конечно, я прослежу. Это не проблема. С огромным удовольствием. У меня это хорошо получается. Не волнуйтесь, дорогая. А потом я покажу вам кое-что, это должно вам непременно понравиться.
   — Что вы собираетесь мне показать? — Меня забирает любопытство.
   — Культ Исиды, — таинственно шепчет он. — Вы же знаете, я люблю все божественное, возвышенное. Люблю поклоняться женщине…
   — А что такое «культ Исиды»? — недоверчиво перебиваю я.
   — Гимн женскому телу, — театрально отвечает он, — служение той, которую любишь. Тем самым сохраняются ее красота и молодость. Ты жертвуешь ей лучшее из того, что имеешь!
   Э, нет! Может, все же лучше уйти домой? Такой поворот мне не по вкусу! Я против культов, магии, ритуальных служений, против истерии. Я за нормальную любовь между мужчиной и женщиной, без колдовства, чертовщины, заклинаний и прочей ерунды. Все искусственное убивает эротику, во всяком случае у меня. Мужчина, которому нужны такие вещи, не вызывает во мне желания.
   — Не бойтесь, это не больно, — шепчет Брис. — Вам не придется ничего делать, просто лежать. Это совсем просто! А теперь, моя богиня, мой ангел, моя любовь, теперь я освобожу вас от этой одежды.
   Он расстегивает мою шелковую блузку и от неожиданности вновь запахивает ее. Под ней ничего нет.
   — Вы не носите белья? — прыскает Брис и начинает хохотать. — Мадам Сент-Аполл выходит из дома полуголой? Прелестно! Вы всегда так ходите?
   — Нет, только в крайних случаях, — отвечаю я, — когда это необходимо! (Чтобы чувствовать себя увереннее, — думаю я про себя.)
   — А сегодня это было необходимо? — спрашивает он напыщенно.
   Я киваю.
   — Я люблю вас! По-настоящему! — Он гладит меня по щеке, по лбу, по волосам. Потом, медленно и нежно, по груди. Удивительно, какие мягкие ладони у этого отягощенного мускулами мужчины.
   Неожиданно он вскакивает и сбрасывает халат на пол.
   — Вчера, лежа в этой кровати, я представлял себе вас. Но таких красивых ног я еще никогда не видел. У вас тело, как… как… как у сильфиды! Такое узкое и нежное. И в то же время такое женственное. Вы женщина до кончиков пальцев! Посмотрите на меня! — Он молниеносно срывает с себя белье. — Я вам нравлюсь?
   Брис с гордостью становится в театральную позу. За ним — море роз. Зрелище весьма внушительное. Но из-за сплошных мускулов почти не видно тела. Места, ровные у других мужчин, у этого выпуклые. Он весь покрыт загаром. А это еще что такое?
   Его член достает до пупка! Этого он тоже достиг тренировкой?!
   Я удивленно взираю на рвущийся ввысь фаллос. Опять раритет. Да, в Париже тебя просто балуют. Каких только трюков не таит природа в своих запасниках, никогда не угадаешь.
   Скорее я представляла себе его член маленьким и жилистым, кривым и с острой верхушкой. На такой мощный агрегат я никак не рассчитывала. Ибо длина носа и толщина пальцев (по которым все якобы можно рассчитать) указывали на средние размеры. Сантиметров одиннадцать, от силы двенадцать. Брис поворачивается, и теперь я вижу его в профиль. Блеск! Он напрягает мускулы живота, и пенис раскачивается в такт. Это уже лишнее! Мог бы обойтись и без фокусов, инструмент и так впечатляет.
   Я в умилении приподнимаюсь на кровати и внимательно рассматриваю предмет его гордости. Не зря же я родилась в семье художников, люблю все неординарное, а такой прямой, словно по линейке вычерченный член мне никогда не попадался. Он — само совершенство, без малейшего намека на изгиб. Головка тоже не выступает, он ровный и гладкий, как труба, и до самого кончика покрыт шелковистой кожей. С художественной точки зрения он не кажется мне красивым — не хватает барочной вычурности, особенно наверху. Но член безукоризненно подходит к стальному телу и, чего греха таить, возбуждает меня. Он заставляет меня даже забыть канаты мускулов на бедрах и вздувшиеся вены на икрах, которые не в моем вкусе.
   Под моим взглядом Брис краснеет до корней волос. Такого я тоже никогда не встречала, и это меня глубоко трогает. Неужели под этой горой мускулов скрывается мягкое сердце?
   — Ты находишь меня красивым? — робко спрашивает он и боязливо поднимает на меня свои серые глаза (мы неожиданно перешли на ты).
   — Не просто красивым, а потрясающим! — Брис чувствует себя польщенным.
   — Иди ко мне, сладкая моя! Заберемся под одеяла! Он поднимает меня, я обвиваю руками его шею.
   Едва дышу. Дело принимает серьезный оборот! Ах, до чего же хорошо чувствовать большое, сильное мужское тело, снедаемое страстью! Я тоже хочу его. Брис крепко держит меня одной рукой, без малейшего усилия. Другой откидывает покрывало. Простыни лимонно-желтые, без всяких роз, скромно-однотонные. Мне становится легче. Постельное белье с рисунком вызывает у меня отвращение. Хотя бы тут я буду избавлена от пытки розами!
   — Последний штрих. — Брис нежно кладет меня на кровать, становится рядом на корточки и с видимым наслаждением бережно снимает с меня трусики и чулки. Потом осыпает поцелуями все мое тело. Мне становится жутко жарко, и я бы предпочла, чтобы он вошел в меня.
   Но Брис действует по учебнику. Его голова уже между моих ног.
   — Можно? — спрашивает он, затаив дыхание. — Я только поприветствую это сладкое маленькое гнездышко.
   Я чувствую его горячее дыхание на самом интимном месте. Потом его язык. Именно там, где нужно ни на миллиметр выше или ниже. Это так упоительно, что у меня вырывается вскрик.
   Фаусто в последнее время делал это неправильно. Целовал меня то слишком низко, то там, где волосы, но только не посередине, где полагается. Чем же я недовольна? Но ведь там я и сама могу себя поласкать, а ночь проходит быстро. Зачем терять время зря?
   Вот Брис насладился, пристраивается между моих ляжек и наконец ввинчивает самый прямой из всех членов в мое нетерпеливое лоно. На секунду мы замираем. Ради этого стоило вытерпеть все: аварию, ливень, неразбериху в начале вечера! Наш первый контакт феноменален! Брис тяжело дышит. Розарий оглашается его стоном.
   Он начинает двигаться. Рывками, нерешительно, не слишком глубоко. Почему не до конца? Боится? На его лысине выступает пот. Или начнет сейчас скрести? Боже упаси! Нет-нет, он только приноравливается! Ага, теперь отваживается вглубь, пока все еще сдержанно, на ощупь, но все быстрее и быстрее. Соответственно растет и наслаждение. Теперь вошел в ритм.
   — Тиция! А-а-а-х! Это прекрасно! С тобой совсем по-другому! У тебя такая славная… маленькая… узкая… норка! — Конец я не понимаю, мы погружаемся в блаженство.
   Мы занимаемся любовью целую вечность. В классической позе. Я лежа на спине, он сверху. Позиция, которую я люблю меньше всего. Но я не жалуюсь. После длительной засухи я так изголодалась по ночи любви, что согласна на все. Лишь бы это не кончалось!
   Брис закрыл глаза. Я наслаждаюсь его силой, стонами, прерывистым дыханием, вожделением, исходящим от его мощного тела. Брис действительно уникален. Чаще всего спортсмены ни на что не годятся в постели, но это случай особый, он спасает репутацию всей братии.
   Теперь надо бы перевернуться. Жду, когда Брис заметит это и поменяет позицию. Но этого нет в учебнике, и он методично продолжает, ничего не меняя (причем слишком быстро для меня). Когда же он сменит такт? Это слишком монотонно. Чего-то не хватает! Он может слишком долго!
   И вдруг мне начинает надоедать!
   Желание идет на убыль. Все вдруг ломается, магия улетучивается. Я хочу Фаусто! Прямо хоть плачь!
   Брис кажется мне чересчур механическим, его мускулы все время движутся. Они слишком твердые, на них просто натыкаешься. Как же я раньше этого не замечала? Ведь не слепая. Меня вдруг начинает раздражать его лысый череп. Хочу Фаусто с его львиной гривой! Такое ощущение, что меня любит боксерская груша: снаружи кожа, внутри песок! Я сыта этим жестким телом, этой неудобной позицией. Не хочу больше лежать тут с задранными ногами, как младенец на столе для пеленания!
   Хочу своего мужа! Четыре коротких, один долгий.
   Хочу Фаусто, который сразу понимает, что мне нужно, и при этом не надо произносить ни слова. Прочь отсюда!
   Брис, наконец, что-то замечает и открывает глаза:
   — Ты не можешь кончить?
   — Нет!
   — Ах, моя крошка! Я знаю, что тебе, нужно!
   Он легко становится на колени, не отделяясь от меня и поднимая меня вместе с собой. Закидывает мои ноги себе на плечи. Теперь у него свободны руки, чтобы поласкать меня там, где вначале был его язык.
   По учебнику сейчас все идеально. Брис ждет, чтобы я растаяла от восторга. Но я чувствую себя несчастной курицей на рынке, подвешенной за ноги, головой вниз, и это убивает всякое желание. Вижу перевернутое море роз. Все пестрит! Но мое положение от этого не становится лучше. Ненавижу вывихи в постели! И еще этот культ Исиды! Что меня ждет?!
   — Кончай, моя богиня! Кончай, любовь моя! — Брис действительно старается изо всех сил. Его высокий лоб весь покрыт капельками пота, и мне надо что-то сделать ему в угоду. Остается только притворный оргазм! Выбора у меня нет! Правда, это противоречит моим принципам, я не люблю лгать в постели. Но все равно уже начала с Томми, а разом больше, разом меньше — погоды не сделает!
   — Ты кончаешь?
   — Да!
   — О, радость моя!
   Я начинаю судорожно подергиваться и сучить ногами, лучшего не могу придумать, сказывается отсутствие опыта. Но это действует, да еще как!
   — Да! Да! Да! — кричит Брис, отнимает руку, обхватывает меня за бедра. Теперь он по-настоящему вошел в раж. Лишь бы не забыл, что должен быть начеку. Он широко открывает глаза и смотрит поверх меня на обои в розах.
   — Это сверх-естест-венно! — хрипит он с остекленевшим взором. — Это… это…
   Последние толчки перед оргазмом. Мне страшно! Скорость нарастает. Сейчас свершится!
   Брис исторгает громкий стон и выходит из меня в последнюю секунду. На мое тело извергается белый поток. Я лежу, будто парализованная, и наблюдаю за ним из-под полуопущенных ресниц.
   — О-о-х, это было так упоительно! — Брис вытирает пот со лба. Жду, когда он схватится за носовой платок, однако напрасно.
   — Не двигайся, — говорит он и начинает натирать меня своей спермой, словно ценным кремом. — Вот что я хотел тебе показать! Это и есть культ Исиды!
   Круговыми движениями, весьма, кстати, приятными, он массирует мою грудь, живот, пока кожа не становится абсолютно сухой. Я настолько ошарашена, что не могу вымолвить ни слова.
   — Это сохраняет женщине молодость и красоту, — заявляет он потом с гордостью, — если делать так один — два раза каждую неделю, то в сорок лет ты будешь выглядеть так же, как сейчас, и ни на день старше. И знаешь, лучше всего действует трехдневная сперма.
   — Кто это тебе сказал?
   — Я знаю одну даму, — таинственно сообщает Брис, — это совершенно замечательная женщина. У нее трое мужчин, которые делают это для нее. Они сменяют друг друга, и каждый день приходит новый. Она старше меня, ее красота не подвластна времени. Безумно соблазнительная особа, с волшебным телом. Все по ней с ума сходят!
   Брис поднимается.
   — Полежи, я сейчас вернусь. — С довольным вздохом он отправляется в ванную. Я бы тоже не отказалась от душа. Он уже возвращается.
   — Думаю, мне пора домой, — говорю я, приподнимаясь.
   — Нет! Ни в коем случае! Это было бы жестоко, любовь моя. Ты останешься у меня! — Он укладывается поуютней, тесно прижимается ко мне и нежно целует в губы. — Поспим до пяти, — зевок, — а потом оба встанем, потому что в шесть приедет мой шофер. Мне надо в Шербур, на фабрику. Там будет заседание правления. Который час? Что? Половина третьего? Значит, спим два с половиной часа. А потом я отвезу тебя домой, если хочешь!
   — Не надо, — подаю я голос, — я живу прямо за углом.
   — Точно, — сонно бормочет Брис, — я совсем забыл. Мы же соседи! Какое счастье! — Он уже спит.
   Я лежу на спине и смотрю в потолок. Мокрое пятно, похоже, стало больше. А может, я ошибаюсь.
   Чудовищно хочется помыться. Так и кажется, что грудь липкая. Брис лежит рядом и ровно дышит, как младенец. Я вдруг чувствую огромную усталость и потихонечку засыпаю.
   Мне снится тропический лес. Пальмы, лианы, попугаи, орхидеи, а посередине — чудный водопад. Я становлюсь под струи воды. Ах, как хорошо! Теплая, приятная вода с шумом плещется на меня и омывает все тело. Я с наслаждением подставляю то один, то другой бок, но что это?
   Вода хлещет все сильнее и становится все холоднее. Она уже просто ледяная! Капли стучат мне по носу, по лбу, попадают в рот и прогоняют сон.
   Бултых! По щеке, по шее. Где я? В эпицентре водопада, если не ошибаюсь. Вскакиваю, на улице уже светло. А здесь в полном разгаре катастрофа. Вода низвергается с потолка, с шумом обрушивается на белый кожаный пуфик возле кровати, капли разлетаются в разные стороны и брызжут мне прямо в лицо. Я окончательно просыпаюсь. Это уже не сон, а холодная, мокрая действительность! Прорвало трубу! Великий боже!
   Брис лежит на животе, зарывшись в подушки. Я трясу его за плечо. Он что-то бормочет и протягивает ко мне руку.
   — Брис! Вставай! Ты меня слышишь?
   Он мгновенно просыпается и рывком садится на кровати. Таращится на потоп.
   — О боже! — вскакивает с постели и беспомощно размахивает руками в воздухе.
   — Ведро! — кричу я. — У вас где-нибудь есть ведро? Подставим под струю!
   Со скоростью ракеты Брис устремляется на кухню. Бросаю взгляд наверх. Пятно теперь расползлось во все стороны, а из того места, что как раз над белым пуфиком, хлещет, как из душа.
   Ведь на этот пуфик Брис положил мою одежду! Я молниеносно вскакиваю и спасаю то, что еще можно спасти. Блузка, юбка, белье — все вымокло до нитки! Туфли хлюпают, из красных они превратились в бордовые. Я выливаю воду из них прямо на ковер, все равно он насквозь мокрый. Выжимаю блузку и белье и кладу все на сухой подоконник.
   Возвращается Брис, в черном кимоно, с двумя белыми ведрами. Он насупился, как бульдог, которого не кормили несколько дней.
   — Я сказал консьержке, — с возмущением говорит он, — она теперь ищет, где отключить воду!
   Он ставит ведро на пуфик.
   — Боже, — вдруг орет Брис, — я забыл завести будильник! Уже без четверти шесть! Через пятнадцать минут здесь будет мой шофер! Мне надо одеться! А вы? Что делать с вами? Здесь вам нельзя оставаться! Тиция! Простите меня, но вам надо идти!
   — Я не могу идти голая на улицу, — говорю я подчеркнуто спокойно, — вся моя одежда мокрая!
   — Я вам что-нибудь одолжу.
   Брис возвращается с серым пиджаком. Он мне велик, и я в нем похожа на огородное пугало с соломенной метлой вместо головы.
   — Не годится, — тут же отвергает он, — подождите. Я еще посмотрю.
   Приносит белый тренировочный костюм с черным суперменом на груди. Верхняя часть достает мне до колен. Закатываю рукава. Сойдет!
   — Трусы вы мне тоже одолжите?
   Брис опять уходит и на этот раз возвращается с белыми боксерскими шортами. Они слишком широкие, придется обойтись без трусов. Но самая большая проблема — обувь. Я не могу выйти на улицу в его кожаных коричневых тапочках, они велики мне по меньшей мере размеров на десять. В последний момент он находит пару деревянных сандалий с кожаными ремешками, которые можно затянуть. До дома как-нибудь дойду!
   Все это время я слышу вой сирен на улице. Теперь обрывают звонок в дверь.
   — Пожарная команда! — доносится с лестничной клетки. — Откройте, пожарные!
   Брис бросается к входной двери и возвращается с двумя молодыми рослыми мужчинами в синей форме. Они держатся очень тактично.
   — Бонжур, мадам, — приветствуют они меня и тут же отводят глаза. — Итак, месье, где течет? Ага, вижу! Не волнуйтесь, все будет быстро исправлено!
   — Я пойду, — объявляю я, как только они исчезают.
   — Мне, право, так жаль. — Брис берет мою руку и провожает меня до двери. Перед этим он успевает подставить второе ведро, потому что первое уже полное. Тут опять раздается звонок в дверь.
   — Это мой шофер. — Брис в панике смотрит в глазок. — О господи! Это моя жена! — Он в ужасе оглядывается на меня. — Что нам делать?
   — Я спрячусь в туалете для гостей, — шепчу я в ответ.
   В дверь звонят опять, и очень настойчиво! Четыре раза подряд!
   — Иду! — кричит Брис. — Сейчас открою! Туалет прямо возле входной двери. — Я уже там, оставляю щель в двери и наблюдаю за происходящим. Брис открывает. Входит изящная женщина в розовом костюме от Шанель, в белой шляпе с полями и с белой сумочкой под мышкой. Не такая красивая, как на фотографии, но все-таки привлекательная.
   — Привет, дорогой, — говорит она взволнованно, — я хотела сделать тебе сюрприз. Я поеду с тобой в Шербур. Карл ждет внизу в машине. Но скажи, что здесь происходит?
   — Трубу прорвало, — выпаливает Брис. — Где?
   — В спальне!
   — Ну надо же! Именно в моей расчудесной…
   Она бежит по коридору, Брис за ней. На прощание он оборачивается и посылает мне воздушный поцелуй. Ну и дела! А если бы она пришла чуточку раньше? Вместо пожарной команды?
   Об этом лучше даже не думать! Вот и лифт. Спускаюсь на первый этаж — с голыми ногами, со сложенной мокрой одеждой на руке и с туфлями в другой. Дрожу от холода. Пикантная ситуация. Но во времена острых кризисов у меня появляется второе дыхание. Я сохраняю абсолютное спокойствие. Поправляю прическу, глядя в зеркало, и выхожу из дома, будто всю жизнь только и делаю, что расхаживаю поутру в мужских тренировочных костюмах по Парижу.