Страница:
— Это предательство — выкрикивает маман. — Фаусто, посмотри на меня. Ты ведь знаешь, как страстно мы хотим внуков. Никогда такого от тебя не ожидала!
— И почему? — продолжает кипятиться Гермес. — Ты можешь объяснить почему?
— Дети стоят денег, — еле слышно выдавливает Фаусто.
Гермес лишается дара речи. Его лицо заливается краской.
— Я, наверное, ослышался, — ревет он. — Что ты сказал?
— Дети стоят денег, — менее уверенно повторяет Фаусто.
— Ах вот оно что! — кричит Гермес. — Ты не можешь позволить себе детей, потому что дядя Кронос все завещал тебе, так? Купаешься по уши в деньгах и скаредничаешь, как последний нищий. Делаешь все, чтобы семья вымерла. Да ты просто потерял рассудок, тебе место в сумасшедшем доме!
— С сегодняшнего дня я запрещаю тебе высчитывать! — возмущается маман. — Тиция! Ты сожжешь свой календарь!
— Именно так! — поддерживает ее Гермес. — Слава богу, что мы спросили, теперь у нас полная ясность. Отныне ты считаешь только до двух! Слышишь? Каждый второй день будешь оказывать внимание жене! Это приказ! Если она к осени не забеременеет, тебе придется худо!
Гермес воинственно обводит взглядом всю компанию.
— А теперь поговорим о тебе, — обращается он к Гелиосу, который тут же бледнеет. — Ты такой же ушлый счетовод? Что ты там высчитываешь под одеялом семь лет подряд, хотел бы я знать? Ну-ка, отвечай!
— Папа, я…
— Папа, я, — передразнивает сына Гермес, — я знаю, что ты высчитал. Двести миллионов убытка, в которые ты втравил нас со своей новой идиотской торговой моделью! Все, с этим покончено, месье! Ты уходишь из правления и посвящаешь себя жене. Для начала произведите на свет парочку внуков, а потом поговорим дальше. Ясно?
— А мое будущее? — спрашивает, заикаясь, Гелиос.
— Твои дети — вот твое будущее, идиот!
— Бедняжке Флоре опять придется въехать в общую спальню, — говорит сама себе Мелина, но так громко, что слышно каждому.
— Что? — взвывает Гермес и так грохает кулаком по столу, что звенят чашки и бокалы. — Этого еще не хватало! Ты больше не спишь со своей женой?
— Иногда я сплю один, папа. Когда очень устал, — защищается Гелиос. — Ведь ты же знаешь, как это бывает, когда приходишь поздно домой с работы, смертельно измученный, и тогда я не хочу будить ночью Флору…
— Помолчи! Флора, у вас отдельные спальни? — Флора, не поднимая глаз, смущенно кивает.
— С каких пор? Скажи, девочка!
— Два года, папа!
— Два года! — ревет Гермес, словно бешеный бык. — Так мы можем ждать до посинения.
Гелиос кусает губы. Зато Фаусто чувствует себя в своей стихии. Он запустил большие пальцы в карманы жилетки и, довольный, переводит взгляд с одного на другого. Потом закуривает сигару и с наслаждением пускает дым в потолок.
— А теперь слушайте меня все внимательно, — говорит Гермес, весь дрожа от гнева. — Мое терпение лопнуло! Отныне никаких долгих заседаний в кабинетах и ночей на стройплощадках. Фаусто! Гелиос! Вы меня хорошо понимаете? Или объяснить подробнее?
— Да, пожалуйста, — насмешливо роняет Мелина. — Что может быть лучше сплетен и скандалов!
Гермес ее не слышит.
— С сегодняшнего дня вы выполняете дома свой долг! Занимаетесь вашими законными женами! Ясно?
— Долг? — на губах Фаусто играет циничная усмешка. — Дорогой отец…
— Именно долг! Существует супружеский долг. Ни разу не слышал о таком? Производственное задание на будущий год — дети. Маленькие, талантливые Сент-Аполлы! Ганимед! Это относится и к тебе. Имей в виду: если через полгода у тебя не появится жена, я тебе ее сам найду!
Ганимед, поперхнувшись вином, багровеет до корней волос, но потом берет себя в руки.
— Фаусто тоже женился только в сорок.
— Это была ошибка, как оказалось. Нам нужно потомство. Даю тебе шесть месяцев и ни дня больше! Самое позднее в канун Нового года ты отпразднуешь помолвку!
— Папа, я давно хотел тебе сказать. Я… у меня… проблемы с женщинами.
За столом воцаряется гробовая тишина. Все затаили дыхание.
— Ну и что? — гаркает Гермес. — У всех проблемы с женщинами. Нет ни одной женщины, которая не создавала бы проблем. Что за глупое слово — проблемы! Во Франции миллионы женщин. Хотя бы с одной у тебя не будет проблем. С одной-то ты сможешь, а?
— Я не племенной производитель, папа.
— К дьяволу! Не перечь мне! Мы не можем сейчас принимать во внимание твои проблемы. Речь идет о выживании! Ты хочешь, чтобы Сент-Аполлов больше не существовало? Тебе надо побороть себя! Я требую!
Гермес закашлялся и чуть не подавился.
— Не волнуйся, — предостерегает свекровь, — он уже все понял и сделает то, о чем ты говоришь. Правда, Гани?
— Конечно, маман!
— Он подыщет себе маленькую симпатичную жену, которая не будет создавать проблем, а подарит ему славных детей. Гани ни о чем так не мечтает, как о большой семье. Чем больше, тем лучше. Не так ли, Гани?
— Конечно, маман!
— Гани любит детей, — продолжает свекровь, — он хочет не меньше пяти, он как раз недавно говорил об этом. Помнишь? Ведь так, Гани?
— Конечно, маман!
— Что-то не припоминаю, — резко вскидывается глава семейства, — и я прошу тебя не говорить со мной в таком тоне. Я не дряхлый маразматик. Я знаю, чем занимается мой сынок. Но теперь с игрушками покончено! Ты живешь на мои деньги. Сам ты не заработал ни одного сантима, Ганимед. Смотри на меня и слушай хорошенько: если не найдешь себе жены, я урежу твой бюджет. И резко! Не будет никаких «ламборджини» и пляжных увеселений в Каннах. Отправляйся на поиски невесты! Ясно?
— Конечно, папа!
— Я на тебя полагаюсь!
— Конечно, папа!
— Чудесно! — восклицает маман с напускной веселостью. — Тогда трапеза закончена. Дело прояснилось. А теперь о сегодняшней программе: я пригласила на вечер наших новых соседей. Это коневоды из Англии, по фамилии Вильямсоны, вы их еще не знаете. Очаровательные люди, очень культурные. С ними будут их две симпатичные незамужние дочери. И их гости из Лондона, я их тоже позвала. Один из них — знаменитый архитектор, известный человек. Будет наращивать им дом и перестраивать конюшни. Он сделал замечательные чертежи, говорят, просто гений!
— Ты знаешь, как его зовут? — Во мне просыпается интерес. А вдруг я его знаю по моей лондонской жизни.
— Сейчас, момент. Кажется, Людвиг Хемпс. Он строит дома для всей знатной верхушки в Англии, Шотландии и Америке. Короче, нас будет двадцать человек. Попрошу смокинги и длинные вечерние платья. И украшения. Тиция! Я разрешаю тебе надеть мое бриллиантовое колье и большой солитер.
— Солитер ты обещала мне, — протестует Теа.
— Тебе достанется кое-что другое, сокровище мое. Да, еще забыла сказать: из Парижа прибудет струнный квартет, между аперитивом и едой они дадут концерт. Еще я заказала на вечер фокусника и одного популярного жонглера. Они покажут пару трюков, вам понравится. Зажжем факелы в парке и будем развлекаться по-королевски. — Она встает. — А теперь не ссорьтесь! Ни одного злого слова больше! Я хочу видеть вокруг себя счастливые лица,
— Конечно, маман! — отвечают все хором и тоже поднимаются.
— Ты позаботишься об английских дочерях, Ганимед, — приказывает Гермес. — Может, среди них окажется та, которая не доставит тебе проблем?
— Конечно, папа!
На этом все удаляются.
Послеобеденное время проходит в натянутой гармонии. Все избегают друг друга. Флора и Гелиос скрываются в своих апартаментах на первом этаже. Фаусто, прихватив сумку с купальными принадлежностями, исчезает в доме с пальмами. Ганимед закрылся в курительном салоне и ведет длинные разговоры по телефону со своим другом в Париже. Голос его звучит выше, чем обычно, он явно выведен из равновесия.
Но к вечеру он успокаивается. В начале девятого, когда прибывают гости, он независимой походкой выходит на террасу, в высшей степени элегантный, улыбающийся и обаятельный, как будто он самый счастливый мужчина в мире! Как это получается? Может, наглотался таблеток?
Вообще все изумительно разыгрывают театр, будто в «Каскаде» никогда не было ссор. Как только стемнело и появились соседи, Гермес, Гелиос, Фаусто и маман засияли улыбками благородного согласия и трогательной гармонии. Ведь мы красивые, преуспевающие Сент-Аполлы. Женщины в длинных разноцветных платьях с переливающимися неподдельными драгоценностями — само воплощение парижской элегантности.
Маман представляет нам гостей: мистер и миссис Вильямсоны. Две беленькие дочери Молли и Пам.
Супруги Тэйлоры, супруги Вестинг-Ризы с сыном Оуэном, изучающим музыку. И еще рослый, интересный мужчина. Архитектор! Боже, меня сейчас хватит удар!
— Это мистер Людвиг Хемпс, — сладким голосом говорит свекровь, — а это наша Тиция, жена Фаусто.
Но мужчина, целующий мне руку и пытливо глядящий в глаза, вовсе никакой не мистер Хемпс, а мой бывший лондонский друг Люциус Хейес! О господи, именно сейчас! Что он рано или поздно выплывет, я не сомневалась. Но сегодня? После семейного скандала?
8
9
— И почему? — продолжает кипятиться Гермес. — Ты можешь объяснить почему?
— Дети стоят денег, — еле слышно выдавливает Фаусто.
Гермес лишается дара речи. Его лицо заливается краской.
— Я, наверное, ослышался, — ревет он. — Что ты сказал?
— Дети стоят денег, — менее уверенно повторяет Фаусто.
— Ах вот оно что! — кричит Гермес. — Ты не можешь позволить себе детей, потому что дядя Кронос все завещал тебе, так? Купаешься по уши в деньгах и скаредничаешь, как последний нищий. Делаешь все, чтобы семья вымерла. Да ты просто потерял рассудок, тебе место в сумасшедшем доме!
— С сегодняшнего дня я запрещаю тебе высчитывать! — возмущается маман. — Тиция! Ты сожжешь свой календарь!
— Именно так! — поддерживает ее Гермес. — Слава богу, что мы спросили, теперь у нас полная ясность. Отныне ты считаешь только до двух! Слышишь? Каждый второй день будешь оказывать внимание жене! Это приказ! Если она к осени не забеременеет, тебе придется худо!
Гермес воинственно обводит взглядом всю компанию.
— А теперь поговорим о тебе, — обращается он к Гелиосу, который тут же бледнеет. — Ты такой же ушлый счетовод? Что ты там высчитываешь под одеялом семь лет подряд, хотел бы я знать? Ну-ка, отвечай!
— Папа, я…
— Папа, я, — передразнивает сына Гермес, — я знаю, что ты высчитал. Двести миллионов убытка, в которые ты втравил нас со своей новой идиотской торговой моделью! Все, с этим покончено, месье! Ты уходишь из правления и посвящаешь себя жене. Для начала произведите на свет парочку внуков, а потом поговорим дальше. Ясно?
— А мое будущее? — спрашивает, заикаясь, Гелиос.
— Твои дети — вот твое будущее, идиот!
— Бедняжке Флоре опять придется въехать в общую спальню, — говорит сама себе Мелина, но так громко, что слышно каждому.
— Что? — взвывает Гермес и так грохает кулаком по столу, что звенят чашки и бокалы. — Этого еще не хватало! Ты больше не спишь со своей женой?
— Иногда я сплю один, папа. Когда очень устал, — защищается Гелиос. — Ведь ты же знаешь, как это бывает, когда приходишь поздно домой с работы, смертельно измученный, и тогда я не хочу будить ночью Флору…
— Помолчи! Флора, у вас отдельные спальни? — Флора, не поднимая глаз, смущенно кивает.
— С каких пор? Скажи, девочка!
— Два года, папа!
— Два года! — ревет Гермес, словно бешеный бык. — Так мы можем ждать до посинения.
Гелиос кусает губы. Зато Фаусто чувствует себя в своей стихии. Он запустил большие пальцы в карманы жилетки и, довольный, переводит взгляд с одного на другого. Потом закуривает сигару и с наслаждением пускает дым в потолок.
— А теперь слушайте меня все внимательно, — говорит Гермес, весь дрожа от гнева. — Мое терпение лопнуло! Отныне никаких долгих заседаний в кабинетах и ночей на стройплощадках. Фаусто! Гелиос! Вы меня хорошо понимаете? Или объяснить подробнее?
— Да, пожалуйста, — насмешливо роняет Мелина. — Что может быть лучше сплетен и скандалов!
Гермес ее не слышит.
— С сегодняшнего дня вы выполняете дома свой долг! Занимаетесь вашими законными женами! Ясно?
— Долг? — на губах Фаусто играет циничная усмешка. — Дорогой отец…
— Именно долг! Существует супружеский долг. Ни разу не слышал о таком? Производственное задание на будущий год — дети. Маленькие, талантливые Сент-Аполлы! Ганимед! Это относится и к тебе. Имей в виду: если через полгода у тебя не появится жена, я тебе ее сам найду!
Ганимед, поперхнувшись вином, багровеет до корней волос, но потом берет себя в руки.
— Фаусто тоже женился только в сорок.
— Это была ошибка, как оказалось. Нам нужно потомство. Даю тебе шесть месяцев и ни дня больше! Самое позднее в канун Нового года ты отпразднуешь помолвку!
— Папа, я давно хотел тебе сказать. Я… у меня… проблемы с женщинами.
За столом воцаряется гробовая тишина. Все затаили дыхание.
— Ну и что? — гаркает Гермес. — У всех проблемы с женщинами. Нет ни одной женщины, которая не создавала бы проблем. Что за глупое слово — проблемы! Во Франции миллионы женщин. Хотя бы с одной у тебя не будет проблем. С одной-то ты сможешь, а?
— Я не племенной производитель, папа.
— К дьяволу! Не перечь мне! Мы не можем сейчас принимать во внимание твои проблемы. Речь идет о выживании! Ты хочешь, чтобы Сент-Аполлов больше не существовало? Тебе надо побороть себя! Я требую!
Гермес закашлялся и чуть не подавился.
— Не волнуйся, — предостерегает свекровь, — он уже все понял и сделает то, о чем ты говоришь. Правда, Гани?
— Конечно, маман!
— Он подыщет себе маленькую симпатичную жену, которая не будет создавать проблем, а подарит ему славных детей. Гани ни о чем так не мечтает, как о большой семье. Чем больше, тем лучше. Не так ли, Гани?
— Конечно, маман!
— Гани любит детей, — продолжает свекровь, — он хочет не меньше пяти, он как раз недавно говорил об этом. Помнишь? Ведь так, Гани?
— Конечно, маман!
— Что-то не припоминаю, — резко вскидывается глава семейства, — и я прошу тебя не говорить со мной в таком тоне. Я не дряхлый маразматик. Я знаю, чем занимается мой сынок. Но теперь с игрушками покончено! Ты живешь на мои деньги. Сам ты не заработал ни одного сантима, Ганимед. Смотри на меня и слушай хорошенько: если не найдешь себе жены, я урежу твой бюджет. И резко! Не будет никаких «ламборджини» и пляжных увеселений в Каннах. Отправляйся на поиски невесты! Ясно?
— Конечно, папа!
— Я на тебя полагаюсь!
— Конечно, папа!
— Чудесно! — восклицает маман с напускной веселостью. — Тогда трапеза закончена. Дело прояснилось. А теперь о сегодняшней программе: я пригласила на вечер наших новых соседей. Это коневоды из Англии, по фамилии Вильямсоны, вы их еще не знаете. Очаровательные люди, очень культурные. С ними будут их две симпатичные незамужние дочери. И их гости из Лондона, я их тоже позвала. Один из них — знаменитый архитектор, известный человек. Будет наращивать им дом и перестраивать конюшни. Он сделал замечательные чертежи, говорят, просто гений!
— Ты знаешь, как его зовут? — Во мне просыпается интерес. А вдруг я его знаю по моей лондонской жизни.
— Сейчас, момент. Кажется, Людвиг Хемпс. Он строит дома для всей знатной верхушки в Англии, Шотландии и Америке. Короче, нас будет двадцать человек. Попрошу смокинги и длинные вечерние платья. И украшения. Тиция! Я разрешаю тебе надеть мое бриллиантовое колье и большой солитер.
— Солитер ты обещала мне, — протестует Теа.
— Тебе достанется кое-что другое, сокровище мое. Да, еще забыла сказать: из Парижа прибудет струнный квартет, между аперитивом и едой они дадут концерт. Еще я заказала на вечер фокусника и одного популярного жонглера. Они покажут пару трюков, вам понравится. Зажжем факелы в парке и будем развлекаться по-королевски. — Она встает. — А теперь не ссорьтесь! Ни одного злого слова больше! Я хочу видеть вокруг себя счастливые лица,
— Конечно, маман! — отвечают все хором и тоже поднимаются.
— Ты позаботишься об английских дочерях, Ганимед, — приказывает Гермес. — Может, среди них окажется та, которая не доставит тебе проблем?
— Конечно, папа!
На этом все удаляются.
Послеобеденное время проходит в натянутой гармонии. Все избегают друг друга. Флора и Гелиос скрываются в своих апартаментах на первом этаже. Фаусто, прихватив сумку с купальными принадлежностями, исчезает в доме с пальмами. Ганимед закрылся в курительном салоне и ведет длинные разговоры по телефону со своим другом в Париже. Голос его звучит выше, чем обычно, он явно выведен из равновесия.
Но к вечеру он успокаивается. В начале девятого, когда прибывают гости, он независимой походкой выходит на террасу, в высшей степени элегантный, улыбающийся и обаятельный, как будто он самый счастливый мужчина в мире! Как это получается? Может, наглотался таблеток?
Вообще все изумительно разыгрывают театр, будто в «Каскаде» никогда не было ссор. Как только стемнело и появились соседи, Гермес, Гелиос, Фаусто и маман засияли улыбками благородного согласия и трогательной гармонии. Ведь мы красивые, преуспевающие Сент-Аполлы. Женщины в длинных разноцветных платьях с переливающимися неподдельными драгоценностями — само воплощение парижской элегантности.
Маман представляет нам гостей: мистер и миссис Вильямсоны. Две беленькие дочери Молли и Пам.
Супруги Тэйлоры, супруги Вестинг-Ризы с сыном Оуэном, изучающим музыку. И еще рослый, интересный мужчина. Архитектор! Боже, меня сейчас хватит удар!
— Это мистер Людвиг Хемпс, — сладким голосом говорит свекровь, — а это наша Тиция, жена Фаусто.
Но мужчина, целующий мне руку и пытливо глядящий в глаза, вовсе никакой не мистер Хемпс, а мой бывший лондонский друг Люциус Хейес! О господи, именно сейчас! Что он рано или поздно выплывет, я не сомневалась. Но сегодня? После семейного скандала?
8
Я не видела Люциуса два года. Он похудел, и виски его сильно поседели. Хотя это ему очень идет. На нем элегантный бордовый смокинг с кремовым воротником и лацканами, лицо излучает успех и цинизм. Люциус осматривает меня с ног до головы.
Ну, внешне он ничего не обнаружит. Я действительно хороша и свежа, у меня дорогой изысканный вид в вечернем платье, со сверкающим бриллиантовым колье маман на шее и тщательно уложенными волосами. Только вот как играть счастливую жену? Как укрыться от острого, всепроникающего взгляда этих зеленых глаз? Я глубоко вздыхаю и лезу вон из кожи.
— Рада познакомиться, — говорю я по-английски, как радушная хозяйка. — Вы говорите по-французски?
— Да, вполне сносно, — отвечает развеселившийся Люциус, — но, может, мадам знает немного английский?
— Она его действительно знает, — гордо отвечает за меня свекровь. — До замужества Тиция работала в Лондоне в одной крупной фирме у известного архитектора. Не такого знаменитого, как вы, мистер Хемпс, но все же. Тиция, ты можешь спокойно поговорить по-английски с господином архитектором. Как-никак у вас одна профессия, и, может, найдутся общие знакомые?
Разносят аперитивы, и маман удаляется, потому что прибыли музыканты. Мы обмениваемся двумя натянутыми фразами, но тут между нами втирается Теа и завладевает Люциусом.
— По-английски он может поговорить и в Лондоне, не так ли, мистер Хемпс? — кокетливо замечает она. — А мы во Франции, и вам наверняка приятнее послушать безупречный французский. Тиция на это неспособна, — она бросает взгляд в мою сторону, — она вообще-то родом из Вены, и ее родной язык — немецкий. Она все еще делает слишком много ошибок!
Теа уводит его от меня, и я чувствую облегчение. Весь вечер она не отходит от него, что не мешает ему преследовать меня взглядами.
Во время концерта Люциус не спускает с меня глаз. За ужином он то и дело украдкой поглядывает на меня. Он сидит наискосок от меня, между Теа и Мединой, явно оказывающими ему внимание, и даже пытается втянуть меня в разговор.
— Вы вообще не едите мяса? — с наигранным удивлением спрашивает он меня. — С каких пор, мадам Сент-Аполл, если позволите спросить?
— Десять лет, господин архитектор, — сухо отвечаю я. Как будто сам не знает. Я чувствую себя, словно в кабаре.
Наконец с ужином покончено.
Ночь теплая, мы пьем кофе на террасе. Фокусник оказался посредственным и не увлек нас. Но потом появляется жонглер, смуглый индус в золотом тюрбане, и спасает вечер. Неожиданно становится уютно. Разгоряченные коньяком, мужчины снимают свои пиджаки и под его руководством пытаются жонглировать. Сначала маленькими мячиками, потом сверкающими серебряными булавами. Всех захватывает стихия веселья, как на детской игровой площадке. Слышны хохот и крики.
В общей кутерьме рядом со мной вдруг оказывается Люциус.
— Пойдем со мной, — говорит он вполголоса по-английски, — и, пожалуйста, оставь свое кривлянье! Не переношу этого. Пошли куда-нибудь, где можно спокойно поговорить. Прошу тебя!
— Если хотите, мистер Хейес, я покажу вам парк, — говорю я громко по-французски в надежде, что это звучит безобидно.
— С огромным удовольствием, мадам Сент-Аполл, — отвечает еще громче Люциус и предлагает мне руку. Я оглядываюсь. Невестки жонглируют стаканами, Фаусто, Гелиос и свекор еще раньше удалились в сторону водопада. Ганимед демонстративно ухаживает за Молли и Пам. Все остальные, включая маман, прыгают вокруг жонглера. Нас никто не хватится!
Мы молча спускаемся по каменным ступенькам в сад. Внизу я освобождаюсь от руки Люциуса. «Сохраняй дистанцию! — говорит мне мой инстинкт. — Сейчас он сделает тебе больно!»
У Люциуса ядовитый язык. Если захочет, разобьет меня в пух и прах. Через две минуты от моей выдержки камня на камне не останется, или даже быстрее, если он постарается. Это надо предотвратить. Мы молча шагаем рядом. Мимо благоухающих кустов, мимо редких растений, лишь вечером, после захода солнца, раскрывших свои цветы с красно-желтыми разводами и источающих дурманящие ароматы.
Один садовник привез их из Греции. Якобы они хорошо растут только на Средиземноморье. Однако в «Каскаде» они чувствуют себя прекрасно. Ах, какой теплый, душистый воздух! Совсем как летом.
Люциус откашливается и становится серьезным. Мы достаточно удалились от дома, и нас никто не услышит.
— Неужели тебе нравится жить с этими снобами? — задает он свой первый вопрос. — Эти люди тебе не компания. Все это хотя и смотрится грандиозно, но ты перестала быть самой собой!
— Почему ты так решил? — Он объясняет:
— Ты художница, Тиция! А эти люди думают только о прибыли. Твои невестки на редкость глупы, к тому же они тебя не любят.
— Ты фантазируешь, — тут же протестую я, — я живу великолепно, куда лучше, чем с тобой.
— Да? Ты не производишь впечатления особенно счастливой женщины. Ты очень изменилась. У тебя закомплексованный, жеманный, неестественный вид. Раньше ты не была такой! — Он пытливо смотрит на меня. — Вот что я тебе скажу: ты слишком мало занята. Тебе нужна работа. Хорошая, интересная работа. Слушай! Я получил заказ от Вильямсонов. Мы сделаем его вместе. Ты поможешь мне. Ну, что скажешь?
— Не могу. Я ухожу от дел.
— Ты серьезно?
— Да. Мой свекор требует этого. И Фаусто это устраивает.
Люциус ошарашенно смотрит на меня.
— Этого не может быть! Ты сочиняешь!
— Нет, это правда. В будущем году я в это время скорее всего буду не одна.
— У тебя будет ребенок? — в ужасе спрашивает Люциус. — Зачем ты причиняешь себе такое зло?
— Почему бы и нет? Все-таки что-то новое.
— Ты с ума сошла? А твой талант? Детей иметь может любой. Такие одаренные люди, как ты, редко встречаются. Мне очень не хватало тебя, Тиция. У меня до сих пор никого нет, никто не заменил тебя… ни в делах, ни в личном плане, если хочешь знать.
Люциус замолкает.
— Сказать по правде, я не хочу этого знать, — подаю я голос через какое-то время. — У тебя было шесть лет времени. Ты всегда только мучил меня…
— А твой Фаусто? — тут же перебивает меня Люциус. — Он тебя не мучает? Погоди, вот пройдет первая любовь. Потом ты сможешь сравнить. И сравнение будет в мою пользу. К тому же ты можешь мне сказать, чего он добился в жизни, твой муж? Унаследовал деньги — и все, полагаю. У меня тяжелый характер, согласен. Но я создал огромную фирму. Совершенно самостоятельно! Я самый популярный архитектор в Англии. Все, чем я владею, я завоевал сам!
— Фаусто…
— … далеко не самый интеллигентный человек, если хочешь знать мое мнение. Знаешь, какое он производит впечатление? Закоренелого дамского угодника!
— Это подло! У Фаусто…
— … явная склонность к наркомании. Он пьет в огромных количествах, но так, что никто этого не замечает. Он принимает наркотики?
— Фаусто? Никогда! Клянусь тебе, ему…
— …вообще нечего сказать! Ни одного остроумного замечания за весь вечер! О чем ты говоришь с ним, когда вы остаетесь одни? Полагаю, что он хорош в постели. Но без интеллекта это быстро наскучит! Тиция, будь искренней: мы с тобой были лучшей парой!
— Оставь меня в покое. Это в прошлом! Я больше никогда не поеду в Англию.
Он хватает меня за руку.
— Тиция! Я люблю тебя. Я все исправлю. Если захочешь, заведешь ребенка. Я только из-за тебя взял заказ у Вильямсонов. Я знал, что они соседи Сент-Аполлов, и надеялся, что мы встретимся. Пожалуйста, прости меня. Вернись!
— Но я не хочу!
— Знаешь, ты стала еще красивее.
Он уже обнимает меня, прижимает к себе и пытается поцеловать. Я оцепенело замираю, но потом вырываюсь и убегаю прочь, в темноту. Люциус бежит за мной. У него длиннее ноги, зато я хорошо знаю территорию. Здесь начинается самшитовый лабиринт. Он ведет к водопаду, в конце парка пенящемуся по искусственному нагромождению скал.
Этот лабиринт сделан по старинным образцам, и живые изгороди в нем высотой в три метра. Он не освещен. Вот я уже внутри. Два-три тупика, поворот, и я в безопасности. Здесь он меня никогда не найдет!
Люциус сразу же берет неверное направление.
— Тиция!
Я не двигаюсь. Едва дышу.
— Мадам Сент-Аполл! Где вы?
Я слышу шуршание где-то совсем неподалеку. Он блуждает по кругу, проходит мимо меня, делает еще круг, зовет, ищет и наконец отказывается от своей затеи. Отряхивает смокинг и прыгает обратно на дорогу. Я слышу, как под его ногами скрипит гравий. Люциус решительной походкой направляется к дому. Шаги стихают. Наступает тишина.
Я стою меж зеленых изгородей. Сердце готово выскочить из груди. Люциус согласен идти на уступки. Как всегда слишком поздно! Даже ребенка согласился завести! Раньше об этом не могло быть и речи. Поэтому я годами глотала таблетки в Лондоне, а они вовсе не шли мне на пользу! Люциус никогда не хотел от меня ребенка. Поэтому я и ушла от него.
Что теперь делать? Я так взбудоражена, что должна прийти в себя. Я пережидаю, как мне кажется, целую вечность, потом медленно трогаюсь по направлению к водопаду. Почему — сама не знаю. Но мне хочется побыть одной. Не могу пока вернуться к остальным и делать вид, что ничего не произошло.
Лабиринт я знаю как свои пять пальцев.
Я ничего не боюсь, мне здесь нравится. Пахнет листвой и древесиной, почва под ногами покрыта мхом. Иду бесшумно. Я уже довольно далеко от дома и слышу плеск воды. Но еще громче в ночи разносится голос свекра.
— Тридцать восемь анонимных писем, — слышу я, ничего не понимая, — открытки, записки с каракулями. В офисе, в машине, на стеклоочистителях. Звонки. Днем и ночью. Все, хватит!
Я резко останавливаюсь. Что там опять? Неужели это сегодня никогда не кончится? Или я действительно страдаю галлюцинациями?
— Если так будет продолжаться, я заявлю на нее в полицию!
Нет, голос настоящий. Знакомые интонации. Гермес взбешен, уже не знает удержу.
— А теперь слушайте меня хорошенько: к кому из вас двоих имеет отношение эта сумасшедшая?
— Понятия не имею, папа! — Это голос Гелиоса. — Не знаю никого, кто был бы способен на такое.
— Я тоже не знаю! — Это Фаусто.
— Один из вас все еще общается с ней. Она знает, что вы сегодня здесь. От кого же? От святого духа? Уже четыре раза звонила. Разговаривала с вашей матерью. Непременно хотела заглянуть! Для разъяснительного разговора, как она выразилась. Я считал, что все уже выяснено. Особа удовлетворена. Разве нет? Чего еще она от нас хочет?
— Ни малейшего представления, папа, — бойко говорит Фаусто.
— Вот что я вам скажу. Разбирайтесь со своими безобразиями, пока ваши жены о них не пронюхали. Фаусто! Ты ведь знаешь, чем обязан Тиции. Гелиос! Ты клялся, что с той историей все покончено. Я не желаю разводов. У Сент-Аполлов всегда были прочные браки. Если изредка что-то и случалось, то кратко и сладко, мы понимаем друг друга. Но не подобные вещи, и уж тем более не с такой фурией! Эта женщина ненормальная! Три года назад семейный совет решил, что мы не желаем больше иметь с ней дела. Потрудитесь вспомнить. Ей отказано от дома! Я не позволю себя шантажировать. Контакты с ней мне противопоказаны. Я и Мелине это сказал.
— Мелина не видела ее уже несколько лет! — подает голос Гелиос.
— Возможно! Но особа сумасшедшая! Она как репей. Последний раз говорю: на чьей бы совести она ни была, привейте ей манеры. Да как следует! Еще раз объявится — будет светопреставление!
— Хорошо, папа! — отвечают в один голос Фаусто и Гелиос.
— И если мы уж коснулись щекотливых тем, Фаусто, я никогда не прощу тебе, что ты забрал из нашей фирмы свою часть наследства дяди Кроноса. Это против моей воли! Ты нанес чувствительный удар фирме! Что ты делаешь с этой кучей денег?
— Я хотел иметь собственную фирму, — в голосе Фаусто звучит детское упрямство, — и я ее имею. И очень доволен!
— Что это за фирма, позволь спросить?
— «Аполл-недвижимость»! Хорошее название, а?
— Фирма недвижимости? Ты с ума сошел? Любой знает, что квартирный рынок неустойчив. Цены подскочили неимоверно, вот увидишь, вскоре ни один человек больше не будет покупать. И тогда будет грандиозный крах. Сколько у тебя сотрудников?
— Я пока один, папа.
— Почему же ты продал акции? Ведь тогда тебе не нужно имущество!
— Потому что я хочу начать по-крупному, папа! Я не желаю считать каждый франк, хочу покупать то, что мне нравится, потому что если раскрутить все по большому счету, телега сама покатится!
— Такой ахинеи я вообще никогда не слыхал, — Гермес мечет гром и молнии, — ничего не катится само по себе в этом мире, только вниз, в пропасть! Тут уж, можешь не сомневаться, помогать не надо! За что Бог послал мне этих сумасбродных детей? Фаусто, я тебе дам совет на всю жизнь…
Больше я не слушаю. С дрожащими коленками пробираюсь назад. Итак, тут действительно замешана женщина. Я это подозревала. Таинственная возлюбленная Фаусто, которая пишет свекру анонимные письма и терроризирует его звонками. Значит, не Биби грозила мне по телефону, а эта гнусная личность. Подружка Мелины. Которую она хотела спарить с Фаусто. А раньше она была связана с Гелиосом? Неясно. Зато ясно одно: подтверждаются мои самые мрачные опасения. Все в курсе: Мелина, Теа, свекровь, Гелиос, Гермес — все знают о ней, а я, законная жена, узнаю последней. Обидно!
Я размышляю до ломоты в голове. О каких «безобразиях» говорил свекор? Она должна быть удовлетворена. Очевидно, получила недостаточно денег и хочет больше! За что? А еще хочет занять мое место в постели Фаусто. Желает стать мадам Сент-Аполл вместо меня. Знает ли об этом мой дорогой свекор?
А фирма «Аполл-недвижимость»! Просто пощечина мне! И как можно так хладнокровно лгать? Основал эту фирму, ни словом мне не обмолвившись. Продал акции, свою часть наследства дяди Кроноса. Тот с горя в гробу, наверное, перевернулся!
Где же деньги? Что-то я их не видела. Ни единого франка! И если у него столько свободных средств, почему он разграбил наш общий счет? Ложь на лжи. И отца обманул. Потому что хотя бы одна сотрудница у Фаусто есть. Та самая консультантка по цвету, от которой пришел в ужас президент Валентен. Ведь она приходила из фирмы «Аполл-недвижимость»!
Боже! А может, это та женщина, которая работала вместе с Фаусто до нашей свадьбы? Валькирия? Превозносящая саму себя так, что людям становится дурно? Которая сбивает лепнину, выдирает мраморные камины и все выстилает серой плиткой? Ужас какой! Тогда у фирмы нет ни малейшего шанса, и она вскоре обанкротится. Но зачем Фаусто связываться с теми, кто тащит его в пропасть? Не такой уж он дурак!
Или прав Люциус, и Фаусто действительно не слишком интеллигентен? Ведь я просто не хотела себе в этом признаться. Когда я познакомилась с Фаусто, мой французский был далек от совершенства. А не разбираясь в тонкостях языка, многое понимаешь неверно! И прежде всего человеческий характер. Люциус прав. Когда мы остаемся одни, нам не о чем говорить всерьез. Все кончается дурачеством. Честно говоря, я влюбилась в тело Фаусто и интеллект дяди Кроноса!
Вот, наконец, и дом. Здесь все еще царит необычайное веселье. Все огни горят, а гости, мои невестки и маман под предводительством индуса устроили танцы с факелами. Ганимед держит за руки обеих английских дочек. Люциуса нигде не видно.
На террасе я опускаюсь на стул и неотрывно смотрю на прыгающие фигуры, пока все не плывет у меня перед глазами. Я никогда не спрашивала Фаусто, что стало с его декораторшей. Может, она была не только его сотрудницей, но и возлюбленной? И питала большие надежды, пока я не перебежала ей дорогу?
Ну, внешне он ничего не обнаружит. Я действительно хороша и свежа, у меня дорогой изысканный вид в вечернем платье, со сверкающим бриллиантовым колье маман на шее и тщательно уложенными волосами. Только вот как играть счастливую жену? Как укрыться от острого, всепроникающего взгляда этих зеленых глаз? Я глубоко вздыхаю и лезу вон из кожи.
— Рада познакомиться, — говорю я по-английски, как радушная хозяйка. — Вы говорите по-французски?
— Да, вполне сносно, — отвечает развеселившийся Люциус, — но, может, мадам знает немного английский?
— Она его действительно знает, — гордо отвечает за меня свекровь. — До замужества Тиция работала в Лондоне в одной крупной фирме у известного архитектора. Не такого знаменитого, как вы, мистер Хемпс, но все же. Тиция, ты можешь спокойно поговорить по-английски с господином архитектором. Как-никак у вас одна профессия, и, может, найдутся общие знакомые?
Разносят аперитивы, и маман удаляется, потому что прибыли музыканты. Мы обмениваемся двумя натянутыми фразами, но тут между нами втирается Теа и завладевает Люциусом.
— По-английски он может поговорить и в Лондоне, не так ли, мистер Хемпс? — кокетливо замечает она. — А мы во Франции, и вам наверняка приятнее послушать безупречный французский. Тиция на это неспособна, — она бросает взгляд в мою сторону, — она вообще-то родом из Вены, и ее родной язык — немецкий. Она все еще делает слишком много ошибок!
Теа уводит его от меня, и я чувствую облегчение. Весь вечер она не отходит от него, что не мешает ему преследовать меня взглядами.
Во время концерта Люциус не спускает с меня глаз. За ужином он то и дело украдкой поглядывает на меня. Он сидит наискосок от меня, между Теа и Мединой, явно оказывающими ему внимание, и даже пытается втянуть меня в разговор.
— Вы вообще не едите мяса? — с наигранным удивлением спрашивает он меня. — С каких пор, мадам Сент-Аполл, если позволите спросить?
— Десять лет, господин архитектор, — сухо отвечаю я. Как будто сам не знает. Я чувствую себя, словно в кабаре.
Наконец с ужином покончено.
Ночь теплая, мы пьем кофе на террасе. Фокусник оказался посредственным и не увлек нас. Но потом появляется жонглер, смуглый индус в золотом тюрбане, и спасает вечер. Неожиданно становится уютно. Разгоряченные коньяком, мужчины снимают свои пиджаки и под его руководством пытаются жонглировать. Сначала маленькими мячиками, потом сверкающими серебряными булавами. Всех захватывает стихия веселья, как на детской игровой площадке. Слышны хохот и крики.
В общей кутерьме рядом со мной вдруг оказывается Люциус.
— Пойдем со мной, — говорит он вполголоса по-английски, — и, пожалуйста, оставь свое кривлянье! Не переношу этого. Пошли куда-нибудь, где можно спокойно поговорить. Прошу тебя!
— Если хотите, мистер Хейес, я покажу вам парк, — говорю я громко по-французски в надежде, что это звучит безобидно.
— С огромным удовольствием, мадам Сент-Аполл, — отвечает еще громче Люциус и предлагает мне руку. Я оглядываюсь. Невестки жонглируют стаканами, Фаусто, Гелиос и свекор еще раньше удалились в сторону водопада. Ганимед демонстративно ухаживает за Молли и Пам. Все остальные, включая маман, прыгают вокруг жонглера. Нас никто не хватится!
Мы молча спускаемся по каменным ступенькам в сад. Внизу я освобождаюсь от руки Люциуса. «Сохраняй дистанцию! — говорит мне мой инстинкт. — Сейчас он сделает тебе больно!»
У Люциуса ядовитый язык. Если захочет, разобьет меня в пух и прах. Через две минуты от моей выдержки камня на камне не останется, или даже быстрее, если он постарается. Это надо предотвратить. Мы молча шагаем рядом. Мимо благоухающих кустов, мимо редких растений, лишь вечером, после захода солнца, раскрывших свои цветы с красно-желтыми разводами и источающих дурманящие ароматы.
Один садовник привез их из Греции. Якобы они хорошо растут только на Средиземноморье. Однако в «Каскаде» они чувствуют себя прекрасно. Ах, какой теплый, душистый воздух! Совсем как летом.
Люциус откашливается и становится серьезным. Мы достаточно удалились от дома, и нас никто не услышит.
— Неужели тебе нравится жить с этими снобами? — задает он свой первый вопрос. — Эти люди тебе не компания. Все это хотя и смотрится грандиозно, но ты перестала быть самой собой!
— Почему ты так решил? — Он объясняет:
— Ты художница, Тиция! А эти люди думают только о прибыли. Твои невестки на редкость глупы, к тому же они тебя не любят.
— Ты фантазируешь, — тут же протестую я, — я живу великолепно, куда лучше, чем с тобой.
— Да? Ты не производишь впечатления особенно счастливой женщины. Ты очень изменилась. У тебя закомплексованный, жеманный, неестественный вид. Раньше ты не была такой! — Он пытливо смотрит на меня. — Вот что я тебе скажу: ты слишком мало занята. Тебе нужна работа. Хорошая, интересная работа. Слушай! Я получил заказ от Вильямсонов. Мы сделаем его вместе. Ты поможешь мне. Ну, что скажешь?
— Не могу. Я ухожу от дел.
— Ты серьезно?
— Да. Мой свекор требует этого. И Фаусто это устраивает.
Люциус ошарашенно смотрит на меня.
— Этого не может быть! Ты сочиняешь!
— Нет, это правда. В будущем году я в это время скорее всего буду не одна.
— У тебя будет ребенок? — в ужасе спрашивает Люциус. — Зачем ты причиняешь себе такое зло?
— Почему бы и нет? Все-таки что-то новое.
— Ты с ума сошла? А твой талант? Детей иметь может любой. Такие одаренные люди, как ты, редко встречаются. Мне очень не хватало тебя, Тиция. У меня до сих пор никого нет, никто не заменил тебя… ни в делах, ни в личном плане, если хочешь знать.
Люциус замолкает.
— Сказать по правде, я не хочу этого знать, — подаю я голос через какое-то время. — У тебя было шесть лет времени. Ты всегда только мучил меня…
— А твой Фаусто? — тут же перебивает меня Люциус. — Он тебя не мучает? Погоди, вот пройдет первая любовь. Потом ты сможешь сравнить. И сравнение будет в мою пользу. К тому же ты можешь мне сказать, чего он добился в жизни, твой муж? Унаследовал деньги — и все, полагаю. У меня тяжелый характер, согласен. Но я создал огромную фирму. Совершенно самостоятельно! Я самый популярный архитектор в Англии. Все, чем я владею, я завоевал сам!
— Фаусто…
— … далеко не самый интеллигентный человек, если хочешь знать мое мнение. Знаешь, какое он производит впечатление? Закоренелого дамского угодника!
— Это подло! У Фаусто…
— … явная склонность к наркомании. Он пьет в огромных количествах, но так, что никто этого не замечает. Он принимает наркотики?
— Фаусто? Никогда! Клянусь тебе, ему…
— …вообще нечего сказать! Ни одного остроумного замечания за весь вечер! О чем ты говоришь с ним, когда вы остаетесь одни? Полагаю, что он хорош в постели. Но без интеллекта это быстро наскучит! Тиция, будь искренней: мы с тобой были лучшей парой!
— Оставь меня в покое. Это в прошлом! Я больше никогда не поеду в Англию.
Он хватает меня за руку.
— Тиция! Я люблю тебя. Я все исправлю. Если захочешь, заведешь ребенка. Я только из-за тебя взял заказ у Вильямсонов. Я знал, что они соседи Сент-Аполлов, и надеялся, что мы встретимся. Пожалуйста, прости меня. Вернись!
— Но я не хочу!
— Знаешь, ты стала еще красивее.
Он уже обнимает меня, прижимает к себе и пытается поцеловать. Я оцепенело замираю, но потом вырываюсь и убегаю прочь, в темноту. Люциус бежит за мной. У него длиннее ноги, зато я хорошо знаю территорию. Здесь начинается самшитовый лабиринт. Он ведет к водопаду, в конце парка пенящемуся по искусственному нагромождению скал.
Этот лабиринт сделан по старинным образцам, и живые изгороди в нем высотой в три метра. Он не освещен. Вот я уже внутри. Два-три тупика, поворот, и я в безопасности. Здесь он меня никогда не найдет!
Люциус сразу же берет неверное направление.
— Тиция!
Я не двигаюсь. Едва дышу.
— Мадам Сент-Аполл! Где вы?
Я слышу шуршание где-то совсем неподалеку. Он блуждает по кругу, проходит мимо меня, делает еще круг, зовет, ищет и наконец отказывается от своей затеи. Отряхивает смокинг и прыгает обратно на дорогу. Я слышу, как под его ногами скрипит гравий. Люциус решительной походкой направляется к дому. Шаги стихают. Наступает тишина.
Я стою меж зеленых изгородей. Сердце готово выскочить из груди. Люциус согласен идти на уступки. Как всегда слишком поздно! Даже ребенка согласился завести! Раньше об этом не могло быть и речи. Поэтому я годами глотала таблетки в Лондоне, а они вовсе не шли мне на пользу! Люциус никогда не хотел от меня ребенка. Поэтому я и ушла от него.
Что теперь делать? Я так взбудоражена, что должна прийти в себя. Я пережидаю, как мне кажется, целую вечность, потом медленно трогаюсь по направлению к водопаду. Почему — сама не знаю. Но мне хочется побыть одной. Не могу пока вернуться к остальным и делать вид, что ничего не произошло.
Лабиринт я знаю как свои пять пальцев.
Я ничего не боюсь, мне здесь нравится. Пахнет листвой и древесиной, почва под ногами покрыта мхом. Иду бесшумно. Я уже довольно далеко от дома и слышу плеск воды. Но еще громче в ночи разносится голос свекра.
— Тридцать восемь анонимных писем, — слышу я, ничего не понимая, — открытки, записки с каракулями. В офисе, в машине, на стеклоочистителях. Звонки. Днем и ночью. Все, хватит!
Я резко останавливаюсь. Что там опять? Неужели это сегодня никогда не кончится? Или я действительно страдаю галлюцинациями?
— Если так будет продолжаться, я заявлю на нее в полицию!
Нет, голос настоящий. Знакомые интонации. Гермес взбешен, уже не знает удержу.
— А теперь слушайте меня хорошенько: к кому из вас двоих имеет отношение эта сумасшедшая?
— Понятия не имею, папа! — Это голос Гелиоса. — Не знаю никого, кто был бы способен на такое.
— Я тоже не знаю! — Это Фаусто.
— Один из вас все еще общается с ней. Она знает, что вы сегодня здесь. От кого же? От святого духа? Уже четыре раза звонила. Разговаривала с вашей матерью. Непременно хотела заглянуть! Для разъяснительного разговора, как она выразилась. Я считал, что все уже выяснено. Особа удовлетворена. Разве нет? Чего еще она от нас хочет?
— Ни малейшего представления, папа, — бойко говорит Фаусто.
— Вот что я вам скажу. Разбирайтесь со своими безобразиями, пока ваши жены о них не пронюхали. Фаусто! Ты ведь знаешь, чем обязан Тиции. Гелиос! Ты клялся, что с той историей все покончено. Я не желаю разводов. У Сент-Аполлов всегда были прочные браки. Если изредка что-то и случалось, то кратко и сладко, мы понимаем друг друга. Но не подобные вещи, и уж тем более не с такой фурией! Эта женщина ненормальная! Три года назад семейный совет решил, что мы не желаем больше иметь с ней дела. Потрудитесь вспомнить. Ей отказано от дома! Я не позволю себя шантажировать. Контакты с ней мне противопоказаны. Я и Мелине это сказал.
— Мелина не видела ее уже несколько лет! — подает голос Гелиос.
— Возможно! Но особа сумасшедшая! Она как репей. Последний раз говорю: на чьей бы совести она ни была, привейте ей манеры. Да как следует! Еще раз объявится — будет светопреставление!
— Хорошо, папа! — отвечают в один голос Фаусто и Гелиос.
— И если мы уж коснулись щекотливых тем, Фаусто, я никогда не прощу тебе, что ты забрал из нашей фирмы свою часть наследства дяди Кроноса. Это против моей воли! Ты нанес чувствительный удар фирме! Что ты делаешь с этой кучей денег?
— Я хотел иметь собственную фирму, — в голосе Фаусто звучит детское упрямство, — и я ее имею. И очень доволен!
— Что это за фирма, позволь спросить?
— «Аполл-недвижимость»! Хорошее название, а?
— Фирма недвижимости? Ты с ума сошел? Любой знает, что квартирный рынок неустойчив. Цены подскочили неимоверно, вот увидишь, вскоре ни один человек больше не будет покупать. И тогда будет грандиозный крах. Сколько у тебя сотрудников?
— Я пока один, папа.
— Почему же ты продал акции? Ведь тогда тебе не нужно имущество!
— Потому что я хочу начать по-крупному, папа! Я не желаю считать каждый франк, хочу покупать то, что мне нравится, потому что если раскрутить все по большому счету, телега сама покатится!
— Такой ахинеи я вообще никогда не слыхал, — Гермес мечет гром и молнии, — ничего не катится само по себе в этом мире, только вниз, в пропасть! Тут уж, можешь не сомневаться, помогать не надо! За что Бог послал мне этих сумасбродных детей? Фаусто, я тебе дам совет на всю жизнь…
Больше я не слушаю. С дрожащими коленками пробираюсь назад. Итак, тут действительно замешана женщина. Я это подозревала. Таинственная возлюбленная Фаусто, которая пишет свекру анонимные письма и терроризирует его звонками. Значит, не Биби грозила мне по телефону, а эта гнусная личность. Подружка Мелины. Которую она хотела спарить с Фаусто. А раньше она была связана с Гелиосом? Неясно. Зато ясно одно: подтверждаются мои самые мрачные опасения. Все в курсе: Мелина, Теа, свекровь, Гелиос, Гермес — все знают о ней, а я, законная жена, узнаю последней. Обидно!
Я размышляю до ломоты в голове. О каких «безобразиях» говорил свекор? Она должна быть удовлетворена. Очевидно, получила недостаточно денег и хочет больше! За что? А еще хочет занять мое место в постели Фаусто. Желает стать мадам Сент-Аполл вместо меня. Знает ли об этом мой дорогой свекор?
А фирма «Аполл-недвижимость»! Просто пощечина мне! И как можно так хладнокровно лгать? Основал эту фирму, ни словом мне не обмолвившись. Продал акции, свою часть наследства дяди Кроноса. Тот с горя в гробу, наверное, перевернулся!
Где же деньги? Что-то я их не видела. Ни единого франка! И если у него столько свободных средств, почему он разграбил наш общий счет? Ложь на лжи. И отца обманул. Потому что хотя бы одна сотрудница у Фаусто есть. Та самая консультантка по цвету, от которой пришел в ужас президент Валентен. Ведь она приходила из фирмы «Аполл-недвижимость»!
Боже! А может, это та женщина, которая работала вместе с Фаусто до нашей свадьбы? Валькирия? Превозносящая саму себя так, что людям становится дурно? Которая сбивает лепнину, выдирает мраморные камины и все выстилает серой плиткой? Ужас какой! Тогда у фирмы нет ни малейшего шанса, и она вскоре обанкротится. Но зачем Фаусто связываться с теми, кто тащит его в пропасть? Не такой уж он дурак!
Или прав Люциус, и Фаусто действительно не слишком интеллигентен? Ведь я просто не хотела себе в этом признаться. Когда я познакомилась с Фаусто, мой французский был далек от совершенства. А не разбираясь в тонкостях языка, многое понимаешь неверно! И прежде всего человеческий характер. Люциус прав. Когда мы остаемся одни, нам не о чем говорить всерьез. Все кончается дурачеством. Честно говоря, я влюбилась в тело Фаусто и интеллект дяди Кроноса!
Вот, наконец, и дом. Здесь все еще царит необычайное веселье. Все огни горят, а гости, мои невестки и маман под предводительством индуса устроили танцы с факелами. Ганимед держит за руки обеих английских дочек. Люциуса нигде не видно.
На террасе я опускаюсь на стул и неотрывно смотрю на прыгающие фигуры, пока все не плывет у меня перед глазами. Я никогда не спрашивала Фаусто, что стало с его декораторшей. Может, она была не только его сотрудницей, но и возлюбленной? И питала большие надежды, пока я не перебежала ей дорогу?
9
А не довериться ли мне Флоре? Я наблюдаю за изящной фигуркой с распущенными рыжими волосами, которая, опираясь на руку мистера Вильямсона, прыгает вокруг индуса. Вдруг она знает больше, чем я? Может, она знает имя моей соперницы? Или ее адрес? Нет, Флора чересчур болтлива. Она тут же проговорится, что я подслушала разговор мужчин у водопада. Надо придумать что-нибудь другое. Но что?
Я ложусь в два и ломаю себе голову всю ночь.
Фаусто приходит в четыре, тут же поворачивается ко мне спиной и засыпает. Ни поцелуя, ни объятия, ничего. Все воскресенье он вообще молчит. Мы приглашены на чай к Вильямсонам, и нам показывают дом. Люциус поясняет свои чертежи, украдкой поглядывает на, меня и садится за столом рядом. Мы ведем вежливую беседу. Фаусто прислушивается, исподтишка зевает, не произносит ни слова и витает где-то в облаках. Зато его родители очень приветливы со мной. Маман дарит мне красивое колье из аметистов, папа обнимает на прощание и целует в лоб. Оба заклинают меня хорошо питаться, не работать, читать веселые книжки и приглашать в гости приятельниц с маленькими детьми.
Я ложусь в два и ломаю себе голову всю ночь.
Фаусто приходит в четыре, тут же поворачивается ко мне спиной и засыпает. Ни поцелуя, ни объятия, ничего. Все воскресенье он вообще молчит. Мы приглашены на чай к Вильямсонам, и нам показывают дом. Люциус поясняет свои чертежи, украдкой поглядывает на, меня и садится за столом рядом. Мы ведем вежливую беседу. Фаусто прислушивается, исподтишка зевает, не произносит ни слова и витает где-то в облаках. Зато его родители очень приветливы со мной. Маман дарит мне красивое колье из аметистов, папа обнимает на прощание и целует в лоб. Оба заклинают меня хорошо питаться, не работать, читать веселые книжки и приглашать в гости приятельниц с маленькими детьми.