Страница:
Натужно взвизгивает пушечный привод, я жму гашетку… Очереди уходят мимо. «Шпионы» кружатся слишком низко, почти рядом с башней и ловко уходят с линии огня. Маленькие, юркие убийцы…
На лбу у меня выступает пот. От мысли, что я так и не смогу поймать их в прицел.
Рядом хлопает одиночный выстрел. «Шпион», нелепо кувыркнувшись в воздухе, падает. Второй — резко набирает высоту. Ещё несколько висят над дальними крышами, не рискуя приближаться. В окне показывается довольный Мак со снайперским карабином. Тем самым.
Не время праздновать, глупый… Катя понимает это не хуже меня и хватает паренька за шкирку, вытаскивая наружу.
Дети ползут под корпус «Чейни». А рейнджеры, прекратив стрельбу, хотят подобраться ближе.
Один из «гуронов» тоже наглеет. Проносится надо мной, выпуская реактивные снаряды. Он так спешит скрыться за домами, что даже не особо успевает прицелиться. Взрывы раскалывают фасад ближайшего здания. А может, причина — в системе опознания «свой-чужой»? Если так — их снаряды просто отказываются бить по моему танку.
И всё равно нравится мне здесь всё меньше. Словно ужу на горячей сковородке. Индикатор боекомплекта — около отметки «30 %».
Ну наконец! И Катя и Мак внутри. Ходу отсюда, ходу!
На прощание — короткая очередь из пушки, и янки снова залегают в укрытиях. А мы уже вовсю несёмся через пустырь, и «Чейни» подпрыгивает на выбоинах, словно сорвавшаяся с цепи дворняга.
«Гуроны» спохватываются и лупят вслед из всего оружия. Фонтаны земли и бетонной крошки вздымаются справа и слева, впереди…
Дома за пустырём уже совсем близко, когда танк вздрагивает, будто от удара гигантской кувалдой… В ушах звенит… Но «Чейни» продолжает двигаться, и мы живы. Значит, броня выдержала…
Танк идёт сам, а я опять сжимаю рукоятку управления пушкой. Хорошо, что башенный привод не заклинило. Красный кружочек прицела пляшет перед глазами. Очереди разгоняют «гуронов». Только роботы носятся в воздухе, посылая «картинку» своим хозяевам.
Оранжевый столбик боезапаса стал еще короче.
Через внешние микрофоны, фильтрующие рокот нашего собственного мотора, доносится шум пропеллеров. «Гуроны» движутся следом. Ещё одно попадание вполне может оказаться для нас последним.
Проходит минут десять. Катя и Мак уже избавились от трупов танкистов, вытолкнув их через нижний люк. Вентиляция пока не справляется с запахом крови, впитавшейся в мягкую обивку. Зато внутри стало свободнее.
Несмотря на «жесткую» езду, мои спутники начинают слегка расслабляться. Переключаюсь на внутренние микрофоны и слышу, как сопит Мак, выстукивая пальцами незатейливый мотивчик. Наверное, сейчас таращится по сторонам, изучая внутренности «Чейни». Слепень что-то тихо бормочет. Катя успела его перевязать.
Они почти поверили, что самое трудное позади.
Но я знаю, что расслабляться причин нет.
Километров пять или семь мы прошли. Вертолеты больше не атакуют, хотя «шпионы» болтаются поблизости как приклеенные.
Вероятно, приказ взять меня живой остается в силе.
Значит, впереди ждут заслоны. Оставшегося боекомплекта хватит ненадолго.
В радиоэфире — тишина. Скоро они начнут посылать мне деловые предложения…
— Мы от них оторвались? — наивно спрашивает Катя.
Через небольшие экраны рядом с пультом управления быстрых «шпионов» трудно заметить…
Вздыхаю:
— К сожалению, у нас танк, а не самолет.
Давно пора выбираться из нашей обречённой железной коробки. Только как это сделать незаметно? От вертолетных роботов не скроешься… Разве что под землю… Под землю?
— Я знаю эти места! — вдруг радостно выпаливает Мак.
Очень вовремя.
— Мак, нам нужен канализационный коллектор… или что-нибудь подобное…
— Чего?
— Драпать нам надо! Вот чего!
— Кажется там… Налево, в тот двор… — испуганно бормочет парнишка.
Лишь бы он не ошибся… Я сворачиваю. Ни хрена похожего не просматривается.
— Да где же?!
Мак молчит. Ему не по себе.
— Я давно здесь не был, — выдавливает он. И опять замолкает.
«Чейни» ползёт на минимальной скорости. Совсем останавливаться я не рискую.
— Видишь, пластмассовая бутыль лежит? — наконец-то в голосе паренька прорезывается уверенность.
— Вижу.
— Там должен быть спуск в коллектор. Мы прятались во время облав.
В указанном месте — только груды битого кирпича. Правда, вход они должны были замаскировать. От полиции и от чужаков. Так, чтобы без собак его не найти.
— Открывайте нижний люк! — дергаю за рычаг и направляю «Чейни» прямо к ориентиру.
У нас всего несколько секунд, чтобы не вызвать подозрений.
Первым сквозь днище танка выбирается Мак. Катя предложила ему «ночники», но он отказался. Неяркого света через люк ему хватает.
Мак расшвыривает кирпичи, отодвигает замаскированный кирпичной крошкой щит… Здесь! Он проворно и уверенно спускается в отверстие по торчащим из стеньг железным скобам. Явно не первый раз лазит по этой лесенке.
С нашей помощью вниз уходит Слепень. Парнишка подстраховывает его.
Следующая — Катя.
Запускаю «автокомп». Теперь танк сам будет объезжать препятствия. А еще — опцию «воздушные цели». Теперь он станет беспощадно лупить из пушки по «шпионам». Вряд ли попадёт, но зато успеет попортить кровь их хозяевам. Пока не высадит весь боекомплект.
Enter!
Срываю шлем и прыгаю через нижний люк. Проваливаюсь в отверстие коллектора и, уцепившись левой рукой в скобу, правой задвигаю сколоченный из досок щит над головой.
Земля подрагивает, мне на голову сыплется песок. «Чейни» ползёт дальше. И почти сразу короткими очередями оживает пушка.
Надеюсь, они не сразу догадаются.
Туннель был по колено заполнен гнилой водой. На стенах и низком потолке какая-то бледная слизь. А сразу под лесенкой плавала раздувшаяся дохлая крыса. Все ароматы составляли неповторимый, шибающий в нос букет. Везёт нам сегодня на запахи.
Двинулись по коллектору. Не так быстро, как хотелось. Я почти тащила Слепня на себе. Ребятишки поменялись ролями. Мак шагал впереди. Катя отдала ему «ночники» и держалась за его куртку. В кромешной тьме ноги у неё начали заплетаться, хотя голос был бодрый:
— Ясно, почему вы здесь прятались, Мак. Ни один полицай но выдержит такой вони…
Я поняла, что ей страшно.
Вряд ли мальчишка понял это тоже, Мак буркнул сердито, но вступать в перепалку им было некогда.
Метров через двести, сделав пару изгибов, туннель уперся в завал. Не дохода до завала, решили подниматься ржавой лесенкой. Ушли мы уже далеко. Если какой-нибудь «шпион» и болтается над местом, где «Чейни» сделал остановку, оттуда он нас не засечёт.
Мак вскарабкался первым.
Самое трудное будет поднять наверх Слепня. Он наша обуза, без него мы передвигались бы куда быстрее… У меня, правда, есть рациональное обоснование. «Философ» — ценный свидетель. Пусть даже и не совсем так… Бросать его я не собираюсь.
Мак закряхтел, снизу навалившись плечом на железную крышку люка. Спустя минуту пробормотал в отчаянии:
— Не поддается… Чем-то придавило…
— Спускайся, силач, — махнула я рукой. Хрупкой девушке опять надо поднимать тяжести. Хотя… Судя по сегодняшней ночи, не такая я и хрупкая…
Мальчуган оказался прав. Крышка действительно не желала поддаваться. Я чуть не свалилась, когда нога соскользнула с ржавой скобы. А единственное, чего добилась — сантиметровой щели.
Мак нашёл обломок трубы. Я вставила трубу в зазор и повисла на ней, как на рычаге. Мысль была правильная, но исполнение вышло не очень гладким. С громким металлическим лязгом крышка откатилась, а я полетела вниз.
Приземлилась «удачно» — с ног до головы обдав Катю грязной водой. Рыжая отпрянула в ужасе и тоже едва не упала, споткнувшись в темноте о ногу Слепня.
Чёрт! Если какой-нибудь «шпион» болтался рядом — шума было более чем достаточно.
Я отстранила Мака и опять поднялась по ступенькам. Осторожно выглянула и похолодела. Двое вооруженных людей приближались со стороны соседнего квартала. Короткими перебежками, от одной кучи мусора до другой…
Нырнула в люк и выразительно приложила палец к губам. Этот жест мог дойти только до Мака в «ночниках», но сообразительный паренёк шепотом предупредил остальных.
Проворно слетев по лесенке, я помогла «философу» встать. Он, молодец, не застонал.
Двинулись в обратный путь. Теперь я шла впереди. Хоть бы у второго выхода не было сюрпризов!
Через открытый люк доносится пальба. Издалека. И все же без труда можно узнать пушку «нашего» «Чейни». Мишеней у него полно. И значит, пока американцы ни о чём не догадываются. «Местные» наверху — что-то вроде вспомогательной группы. Если они не вызовут подмогу — сумеем уйти…
— Э-эй, доброй ночи добрым людям! — послышалось сзади, как раз когда мы оказались за первым изгибом туннеля.
Я вскинула руку, давая своим знак остановиться.
Вряд ли те двое захотят рисковать шкурой, спускаясь вниз. Послушают и уйдут. В конце концов, мало ли здесь шарится всякой несчастной рвани? Не могут эти «легавые» в каждую дырку соваться, каждого блохастого бомжа проверять… Должны уйти…
— Эй, доходяги, есть кто живой?
Я почувствовала, как губы расползаются в судорожной ухмылке. Может, ответить им? А то ещё начнут сомневаться. «Гестаповцы постучали в дверь. „Никого нет дома“, — ответил Штирлиц…»
Проклятие, в висках — будто удары молота. Кажется, ещё немного, и эти гады меня услышат.
Со стороны люка донёсся негромкий комментарий:
— Как хочешь, а я сюда не полезу… Ей-богу, лучше бы они опять по МакДоналдсам работали…
Плеск воды за спиной. Сдавленный возглас.
Оборачиваюсь и сначала не верю глазам. Мак бежит, бежит назад, неуклюже, высоко вскидывая колени. Шумные брызги летят из-под его ног во все стороны.
Он что, спятил от страха?!
И почему Катя стоит, прислонившись к гадкой, слизкой стене? Стоит и лыбится, как ненормальная. Может, в туннель уже закачали психотропного газа?
Я отпускаю Слепня и встряхиваю ее за плечи. А она продолжает улыбаться и шепчет:
— Это наши, Таня… Понимаешь? Наши!!!
Глава 9
На лбу у меня выступает пот. От мысли, что я так и не смогу поймать их в прицел.
Рядом хлопает одиночный выстрел. «Шпион», нелепо кувыркнувшись в воздухе, падает. Второй — резко набирает высоту. Ещё несколько висят над дальними крышами, не рискуя приближаться. В окне показывается довольный Мак со снайперским карабином. Тем самым.
Не время праздновать, глупый… Катя понимает это не хуже меня и хватает паренька за шкирку, вытаскивая наружу.
Дети ползут под корпус «Чейни». А рейнджеры, прекратив стрельбу, хотят подобраться ближе.
Один из «гуронов» тоже наглеет. Проносится надо мной, выпуская реактивные снаряды. Он так спешит скрыться за домами, что даже не особо успевает прицелиться. Взрывы раскалывают фасад ближайшего здания. А может, причина — в системе опознания «свой-чужой»? Если так — их снаряды просто отказываются бить по моему танку.
И всё равно нравится мне здесь всё меньше. Словно ужу на горячей сковородке. Индикатор боекомплекта — около отметки «30 %».
Ну наконец! И Катя и Мак внутри. Ходу отсюда, ходу!
На прощание — короткая очередь из пушки, и янки снова залегают в укрытиях. А мы уже вовсю несёмся через пустырь, и «Чейни» подпрыгивает на выбоинах, словно сорвавшаяся с цепи дворняга.
«Гуроны» спохватываются и лупят вслед из всего оружия. Фонтаны земли и бетонной крошки вздымаются справа и слева, впереди…
Дома за пустырём уже совсем близко, когда танк вздрагивает, будто от удара гигантской кувалдой… В ушах звенит… Но «Чейни» продолжает двигаться, и мы живы. Значит, броня выдержала…
Танк идёт сам, а я опять сжимаю рукоятку управления пушкой. Хорошо, что башенный привод не заклинило. Красный кружочек прицела пляшет перед глазами. Очереди разгоняют «гуронов». Только роботы носятся в воздухе, посылая «картинку» своим хозяевам.
Оранжевый столбик боезапаса стал еще короче.
* * *
Миновали пустырь. За крайними домами резко сворачиваю, стараясь избегать широких улиц и дворов. Выжимаю из «Чейни» всё, на что он способен, но проламывать стены больше не рискую. Боюсь застрять.Через внешние микрофоны, фильтрующие рокот нашего собственного мотора, доносится шум пропеллеров. «Гуроны» движутся следом. Ещё одно попадание вполне может оказаться для нас последним.
Проходит минут десять. Катя и Мак уже избавились от трупов танкистов, вытолкнув их через нижний люк. Вентиляция пока не справляется с запахом крови, впитавшейся в мягкую обивку. Зато внутри стало свободнее.
Несмотря на «жесткую» езду, мои спутники начинают слегка расслабляться. Переключаюсь на внутренние микрофоны и слышу, как сопит Мак, выстукивая пальцами незатейливый мотивчик. Наверное, сейчас таращится по сторонам, изучая внутренности «Чейни». Слепень что-то тихо бормочет. Катя успела его перевязать.
Они почти поверили, что самое трудное позади.
Но я знаю, что расслабляться причин нет.
Километров пять или семь мы прошли. Вертолеты больше не атакуют, хотя «шпионы» болтаются поблизости как приклеенные.
Вероятно, приказ взять меня живой остается в силе.
Значит, впереди ждут заслоны. Оставшегося боекомплекта хватит ненадолго.
В радиоэфире — тишина. Скоро они начнут посылать мне деловые предложения…
— Мы от них оторвались? — наивно спрашивает Катя.
Через небольшие экраны рядом с пультом управления быстрых «шпионов» трудно заметить…
Вздыхаю:
— К сожалению, у нас танк, а не самолет.
Давно пора выбираться из нашей обречённой железной коробки. Только как это сделать незаметно? От вертолетных роботов не скроешься… Разве что под землю… Под землю?
— Я знаю эти места! — вдруг радостно выпаливает Мак.
Очень вовремя.
— Мак, нам нужен канализационный коллектор… или что-нибудь подобное…
— Чего?
— Драпать нам надо! Вот чего!
— Кажется там… Налево, в тот двор… — испуганно бормочет парнишка.
Лишь бы он не ошибся… Я сворачиваю. Ни хрена похожего не просматривается.
— Да где же?!
Мак молчит. Ему не по себе.
— Я давно здесь не был, — выдавливает он. И опять замолкает.
«Чейни» ползёт на минимальной скорости. Совсем останавливаться я не рискую.
— Видишь, пластмассовая бутыль лежит? — наконец-то в голосе паренька прорезывается уверенность.
— Вижу.
— Там должен быть спуск в коллектор. Мы прятались во время облав.
В указанном месте — только груды битого кирпича. Правда, вход они должны были замаскировать. От полиции и от чужаков. Так, чтобы без собак его не найти.
— Открывайте нижний люк! — дергаю за рычаг и направляю «Чейни» прямо к ориентиру.
У нас всего несколько секунд, чтобы не вызвать подозрений.
Первым сквозь днище танка выбирается Мак. Катя предложила ему «ночники», но он отказался. Неяркого света через люк ему хватает.
Мак расшвыривает кирпичи, отодвигает замаскированный кирпичной крошкой щит… Здесь! Он проворно и уверенно спускается в отверстие по торчащим из стеньг железным скобам. Явно не первый раз лазит по этой лесенке.
С нашей помощью вниз уходит Слепень. Парнишка подстраховывает его.
Следующая — Катя.
Запускаю «автокомп». Теперь танк сам будет объезжать препятствия. А еще — опцию «воздушные цели». Теперь он станет беспощадно лупить из пушки по «шпионам». Вряд ли попадёт, но зато успеет попортить кровь их хозяевам. Пока не высадит весь боекомплект.
Enter!
Срываю шлем и прыгаю через нижний люк. Проваливаюсь в отверстие коллектора и, уцепившись левой рукой в скобу, правой задвигаю сколоченный из досок щит над головой.
Земля подрагивает, мне на голову сыплется песок. «Чейни» ползёт дальше. И почти сразу короткими очередями оживает пушка.
Надеюсь, они не сразу догадаются.
Туннель был по колено заполнен гнилой водой. На стенах и низком потолке какая-то бледная слизь. А сразу под лесенкой плавала раздувшаяся дохлая крыса. Все ароматы составляли неповторимый, шибающий в нос букет. Везёт нам сегодня на запахи.
Двинулись по коллектору. Не так быстро, как хотелось. Я почти тащила Слепня на себе. Ребятишки поменялись ролями. Мак шагал впереди. Катя отдала ему «ночники» и держалась за его куртку. В кромешной тьме ноги у неё начали заплетаться, хотя голос был бодрый:
— Ясно, почему вы здесь прятались, Мак. Ни один полицай но выдержит такой вони…
Я поняла, что ей страшно.
Вряд ли мальчишка понял это тоже, Мак буркнул сердито, но вступать в перепалку им было некогда.
Метров через двести, сделав пару изгибов, туннель уперся в завал. Не дохода до завала, решили подниматься ржавой лесенкой. Ушли мы уже далеко. Если какой-нибудь «шпион» и болтается над местом, где «Чейни» сделал остановку, оттуда он нас не засечёт.
Мак вскарабкался первым.
Самое трудное будет поднять наверх Слепня. Он наша обуза, без него мы передвигались бы куда быстрее… У меня, правда, есть рациональное обоснование. «Философ» — ценный свидетель. Пусть даже и не совсем так… Бросать его я не собираюсь.
Мак закряхтел, снизу навалившись плечом на железную крышку люка. Спустя минуту пробормотал в отчаянии:
— Не поддается… Чем-то придавило…
— Спускайся, силач, — махнула я рукой. Хрупкой девушке опять надо поднимать тяжести. Хотя… Судя по сегодняшней ночи, не такая я и хрупкая…
Мальчуган оказался прав. Крышка действительно не желала поддаваться. Я чуть не свалилась, когда нога соскользнула с ржавой скобы. А единственное, чего добилась — сантиметровой щели.
Мак нашёл обломок трубы. Я вставила трубу в зазор и повисла на ней, как на рычаге. Мысль была правильная, но исполнение вышло не очень гладким. С громким металлическим лязгом крышка откатилась, а я полетела вниз.
Приземлилась «удачно» — с ног до головы обдав Катю грязной водой. Рыжая отпрянула в ужасе и тоже едва не упала, споткнувшись в темноте о ногу Слепня.
Чёрт! Если какой-нибудь «шпион» болтался рядом — шума было более чем достаточно.
Я отстранила Мака и опять поднялась по ступенькам. Осторожно выглянула и похолодела. Двое вооруженных людей приближались со стороны соседнего квартала. Короткими перебежками, от одной кучи мусора до другой…
Нырнула в люк и выразительно приложила палец к губам. Этот жест мог дойти только до Мака в «ночниках», но сообразительный паренёк шепотом предупредил остальных.
Проворно слетев по лесенке, я помогла «философу» встать. Он, молодец, не застонал.
Двинулись в обратный путь. Теперь я шла впереди. Хоть бы у второго выхода не было сюрпризов!
Через открытый люк доносится пальба. Издалека. И все же без труда можно узнать пушку «нашего» «Чейни». Мишеней у него полно. И значит, пока американцы ни о чём не догадываются. «Местные» наверху — что-то вроде вспомогательной группы. Если они не вызовут подмогу — сумеем уйти…
— Э-эй, доброй ночи добрым людям! — послышалось сзади, как раз когда мы оказались за первым изгибом туннеля.
Я вскинула руку, давая своим знак остановиться.
Вряд ли те двое захотят рисковать шкурой, спускаясь вниз. Послушают и уйдут. В конце концов, мало ли здесь шарится всякой несчастной рвани? Не могут эти «легавые» в каждую дырку соваться, каждого блохастого бомжа проверять… Должны уйти…
— Эй, доходяги, есть кто живой?
Я почувствовала, как губы расползаются в судорожной ухмылке. Может, ответить им? А то ещё начнут сомневаться. «Гестаповцы постучали в дверь. „Никого нет дома“, — ответил Штирлиц…»
Проклятие, в висках — будто удары молота. Кажется, ещё немного, и эти гады меня услышат.
Со стороны люка донёсся негромкий комментарий:
— Как хочешь, а я сюда не полезу… Ей-богу, лучше бы они опять по МакДоналдсам работали…
Плеск воды за спиной. Сдавленный возглас.
Оборачиваюсь и сначала не верю глазам. Мак бежит, бежит назад, неуклюже, высоко вскидывая колени. Шумные брызги летят из-под его ног во все стороны.
Он что, спятил от страха?!
И почему Катя стоит, прислонившись к гадкой, слизкой стене? Стоит и лыбится, как ненормальная. Может, в туннель уже закачали психотропного газа?
Я отпускаю Слепня и встряхиваю ее за плечи. А она продолжает улыбаться и шепчет:
— Это наши, Таня… Понимаешь? Наши!!!
Глава 9
За изгибом туннеля картина была почти идиллическая. Какой-то бородатый мужик с грубоватой лаской ерошил шевелюру Мака и высказывал огромное желание извлечь ремень, с тем чтобы немедленно заняться Маковым воспитанием. Когда возникла я с пистолетом в руке, идиллия слегка нарушилась. Незнакомец в замызганном камуфляже опасливо покосился на меня сквозь старые, неуклюже-здороненные «ночники» и заметил:
— Девушки к тебе так и липнут, Мак.
Да уж, после путешествия по коллектору я действительно буду «липнуть». И отнюдь не в переносном смысле.
— Это Таня, она с нами, — торопливо представил меня парнишка. — А это Пётр.
— Очень приятно, — кивнула я.
Вверху, в отверстии люка, торчала голова ещё одного незнакомца. Он был намного моложе бородатого. И без «ночников». Поэтому попытался включить фонарик.
— Осторожнее, — предупредила я. — Не так далеко отсюда целая стая «шпионских» вертушек.
— Знаем, — буркнул молодой и невежливо направил луч фонарика прямо мне в лицо.
— Это Костя, — поспешил представить Мак.
Прямо аристократический приём. И наплевать, что в канализации. Были бы люди хорошие.
Но кое-что надо уточнить:
— Как вы нас нашли?
— Пальба началась — сообразили, что без вас не обошлось, — хмыкнул Костя и посветил в лицо Маку. — Из-за вас, оболтусов, целые сутки на брюхе ползаем… Полгорода облазили. А вы действительно Джона завалили?
— Подробности потом, — осадил его бородатый. — Где Катюша?
— Здесь, — послышалось сзади. Из-за поворота показалась рыжая вместе с опиравшимся на её плечо Слепнем.
Пётр замер, пристально разглядывая «философа». Мне этот взгляд не понравился. Или они были знакомы раньше? Бандитская карьера теперь может выйти Слепню боком.
— Что за тип? — выдавил Пётр изменившимся голосом.
— Человек, который помог. И которому мы тоже должны помочь, — как можно спокойнее объяснила я. Бородач криво усмехнулся. А его пальцы на рукоятке пистолета судорожно сжались. Чёрт! Только «разборок» нам сейчас не хватало…
— Хорошо, — Пётр отвёл глаза, — ещё обсудим это… Когда будет время.
— Правильно, — кивнула я, — когда мы все будем очень далеко отсюда.
Наконец-то вылезли наружу. Ух ты, какой в Москве свежий и чистый воздух! Особенно после коллектора.
Мы наслаждались этим воздухом не меньше двадцати минут, пока пробирались по развалинам и мёртвым кварталам. Костя и Пётр вдвоём тащили Слепня. Мои предложения о помощи были начисто отвергнуты. Всё-таки приятно, когда тебя считают хрупкой и нежной. Несмотря на засохшие пятна крови на куртке и пистолет в твоей руке.
Мы достигли улицы, перекрытой обрушившимися многоэтажками. Дальняя стрельба уже затихла. А небо на востоке стало сереть. К счастью, разгуливать под открытым небом больше не требовалось. Пётр отыскал среди обломков отверстие. Раньше это был воздухозаборник метро. Мы пролезли между бетонными плитами, потом между гнутыми лопастями вентилятора. Вниз шёл вертикальный ствол.
Слепня надёжно обвязали веревкой и под моим контролем спускали, как особо ценный груз. Дальнейший путь по изгибам вентиляционных труб не так сложен. Мы не были первопроходцами. Хотя кто попало здесь тоже не шастал. Об этом успели позаботиться. Двигавшийся впереди Пётр аккуратно обезвредил пару «растяжек». Небось сам и ставил.
Других сюрпризов не было. Разве что какой-нибудь радиоуправляемый фугас. Для особо рьяных посетителей.
Снова туннель. Не самой линии метро, одной из вспомогательных служебных коммуникаций.
Я заметила, что Пётр чувствует себя увереннее. Значит, идти уже недолго.
Ребятишки тоже повеселели. Мак даже пытался рассказывать о наших подвигах. А у меня в голове вертелась та самая загадочная фраза, после которой он признал своих. Не выдержала и спросила:
— Слушай, а что за история с МакДоналдсами? Это вроде пароля, да?
Парнишка густо покраснел, то есть потемнел сквозь преобразователи моих «ночников». Вместо него ответила девочка:
— Год назад мы вдвоем «бомбанули» МакДоналдс… И в общем… Бутербродов там было много… У Мака две недели живот болел.
— Ничего, — обернулся Костя. — «Юсовцам» тоже пришлось несладко. Лишиться полугодового запаса консервированных бигмаков — это вам не пустяк.
Мальчуган ускорил шаги. Уши его пламенели, словно два фонарика. Хоть «ночники» снимай.
На перекрестке туннелей стояла тележка — грубое и громоздкое сооружение. Мотор никак не хотел заводиться. Чертыхавшийся бородач в сердцах пообещал пальнуть в бензобак из пистолета. Это помогло. Во всяком случае мотор тележки ожил именно после этой угрозы.
Никаких амортизаторов в устройстве предусмотрено не было. Поездка оказалась бодрящей. Вот только бедного Слепня растрясло.
Нас уже ждали.
Пётр и Костя вышли из комнаты. Докладывать руководству.
А в не слишком просторное помещение кроме нас набилось человек семь. Очень разных. Молодых и старых. В драных гражданских куртках, в штопаных рубахах и в почти новом камуфляже, лишь слегка испорченном пулевыми отверстиями. Затесался даже старичок в пиджаке, вполне профессорского вида. Правда, с «калашом» через плечо.
Они улыбались, говорили все вместе, так что в комнате стоял несусветный галдёж, хлопали Мака по плечам, гладили Катю по голове. И иногда бросали на меня удивленно-любопытные взгляды. Другие настороженно косились на Слепня, которого мы положили у стены.
Я улыбалась в ответ на улыбки.
Обычные лица. Обычные люди. Каких-нибудь три-четыре года назад они жили каждый своей отдельной жизнью. И, наверное, если бы эту жизнь не разрушили, большинство из них так никогда и не узнали друг о друге…
Странно, но в эту минуту я завидовала Кате и Маку. Через какие бы ужасы и утраты им не пришлось пройти в прошлом, сейчас — это была их семья. О них беспокоились, их искали… И нашли.
Так важно, чтобы кто-то тебя ждал. Чтобы было место, куда можно вернуться. Где тебя обругают, а потом наговорят кучу милых, ласковых глупостей…
Мне возвращаться некуда. Ничего у меня нет. Кроме дела, которое надо сделать. И людей, которые после провала в «Матриксе» наверняка считают меня врагом.
Я опустила глаза. Посмотрела на Слепня. Бледный до синены, он напоминал бы мертвеца, если бы едва заметно не подымалась при вдохах грудь. Мне стало его жаль. Почти до слез. Как бывает жаль только очень близкого человека. В этой комнате, и правда, нет никого ближе. Мы оба — без прошлого. И с очень неопределённым будущим. Единственные на целом свете изгои…
Внезапно галдёж стих. Я повернула голову. Набившиеся в комнату люди пятились к стенам, освобождая проход. В в дверях стояла плотная немолодая женщина. И смотрела она прямо на меня. Взгляд тёмно-серых глаз был пристальный, но не давящий. Потом она слегка кивнула:
— Вот ты какая… Ну, здравствуй, Таня.
— Здравствуй, баба Дарья.
Догадаться было несложно.
Она поманила меня за собой из комнаты. Никто не проронил ни слова. Никто не последовал за нами.
Короткий коридор, комнатушка. Двое крепких парней, повесив автоматы на спинки стульев, едят тушенку. И провожают нас деловито-спокойными взглядами. Ещё один коридор, длинный и пустой. Мы сворачиваем направо, и баба Дарья вдруг говорит, лукаво щурясь:
— А тебя ведь обыскались. Ну и хлопот ты всем задала, девочка…
Я вздрагиваю, цепенея. И замешкавшись, тянусь к карману с пистолетом. Не успеваю. Распахивается дверь. Скрипучая деревянная дверь в совсем маленькую комнатку.
Чингиз и Грэй вскакивают навстречу. Артём впопыхах опрокидывает стул.
А потом очень долго меня обнимают, пачкаясь о провонявшую, замызганную чёрт знает чем куртку, целуют мои грязные щеки и говорят, говорят какие-то добрые слова. Я ничего не могу ответить. Только рыдаю, не стыдясь слез. Сейчас я лишь до смерти усталая и до смерти запуганная девочка. И, несмотря ни на что, все-таки счастливая…
Баба Дарья вышла, тактично оставив нас без посторонних. Меня усадили в единственное кресло с потертой выгоревшей обивкой. Оказывается, они видели всю перестрелку в торговом зале «Матрикса», видели, как мы с Иваном ушли на чужой машине — какой-то покупатель снимал мини-камерой. Он продал запись представительству CNN. Но ещё раньше она оказалась у Чингиза.
Нас разыскивали. Через «авторитетов» московских Развалин. И уже считали погибшими. Потому что были уверены — живыми нас не возьмут. Только когда полчаса назад баба Дарья прислала «гонца» с сообщением, не рискуя доверять это обычным каналам связи, — они поняли: я нашлась.
— У нас и сомнений не было, что это ты, — весело подмигнул Артём. — Какая ещё девушка в одиночку справится с целой бандой.
— Не в одиночку… — я осеклась.
— Что с Иваном? — спросил Король, мрачнея на глазах. Он догадывался, должен был догадываться. И всё равно на что-то надеялся.
— Нет Ивана.
— Как это произошло?
— Выстрелил себе в голову.
Тишина. Чингиз мертвеет, будто изваяние. Артём отворачивается, прикусив губу. Чингиз мертвеет, будто изваяние. Грэй нервно трёт небритую щеку.
А я начинаю рассказывать.
Это долго.
Под конец во рту у меня сухо как в пустыне. Даже полного стакана минералки, который налил Грэй, — мало. Я жадно пью, и холодная вода стекает по подбородку за воротник куртки.
Они смотрят на меня. А я отвожу глаза. Это неправильно. Я должна быть сильной и спокойной. Ведь я рассказала правду. Но так страшно прочитать в их взглядах недоверие…
— Можете опять «прогнать» меня через свои детекторы, — выдавливаю, отставив стакан.
— Ну их к дьяволу, Таня, — бормочет Чингиз. И вдруг берёт меня за руку. Я вздрагиваю, а он мягко сжимает мою кисть. — К дьяволу все детекторы…
В коридоре опять шаги. В дверь вежливо постучали, и на пороге возникла девушка в чистом камуфляже и с кобурой на ремне. Несмотря на такой полувоенный облик, в руках у неё был поднос, а на нём — горка бутербродов с тушёнкой и колбасой. Ещё пиво и минералка. Баба Дарья заботилась о гостях.
Только больше, чем есть, мне хотелось забраться под струю воды. Смыть с себя грязь и корку засохшей крови. Своей и чужой.
— А водопровод у вас имеется?
Девушка окинула критическим взглядом мою замызганную фигуру и уточнила:
— Даже душ.
Здорово. Но будет ли у меня время им воспользоваться?
Сколько сейчас? Мои часы давно встали. Стрелки на циферблате Артёма показывают начало шестого. Такая длинная ночь закончилась.
— Ещё минут двадцать у нас есть? — спросила я у Чингиза.
— Это безопасное место, — кивнул он. — Мойся на здоровье.
— А тебе спинку не потереть? — улыбнулся Грэй.
Все доктора — циники.
Но это хорошо, когда рядом есть человек, способный даже самую мрачную безысходность осветить огоньком иронии. Чтобы выжить — нужны крепкие нервы.
И я нашла силы улыбнуться в ответ.
У них были газовые колонки. Целых пятнадцать минут, иногда поглядывая на висевшие у входа часы, я наслаждалась горячей водой и ароматом душистого мыла.
Потом не спеша, растягивая удовольствие, стала насухо вытираться махровым полотенцем. На скамеечке в соседней комнатке, служившей раздевалкой, уже дожидалось хоть и мужское, зато чистейшее белье и не новый, но выстиранный и выглаженный камуфляж. Вряд ли люди бабы Дарьи могли слишком часто позволить себе такой комфорт. Меня как почетного гостя обслуживали по «high» классу.
Когда вышла в раздевалку, через противоположную дверь внутрь впорхнула сияющая Катя.
Стаскивая с себя грязные ботинки, она бодро поинтересовалась:
— Как водичка?
— Что надо, — кивнула я и усмехнулась. — Даже как-то непривычно видеть тебя отдельно от Мака.
— Это легко исправить, — подмигнула рыжая. — Хочешь позову?
— На сегодня с него хватит сильных впечатлений.
Я натянула мужские синие трусы, и Катя заржала:
— А тебе идёт! Жаль, что здесь нет Мака!
— Тебе тоже пойдёт, — кивнула я на её стопку чистой одежды, поверх которой красовались точно такие же «уставные» шаровары.
— Последний писк сезона! — хихикнула Катя. — Стиль милитари!
Да уж, на армейских складах этого добра остались целые залежи. Единственное снаряжение, в котором бывшая российская армия не испытывала недостатка.
А у Катюши явно замечательное настроение. Оно и понятно. Вырваться живой из всех передряг, вернуться к своим… Но что-то здесь было ещё.
— Слушай, Катя, а как вас угораздило попасть к Джону?
— Ну… — посерьезнела рыжая. — Зазевались, вот нас и сцапали.
— Они что же, специально на вас охотились?
— Они ж беспредельщики, — пожала девчушка плечами и стащила штаны. Под ними красовались аккуратные розовые трусики.
Темнит рыжая. Даже такой наглый беспредельщик, как Джон, не станет рисковать, воруя людей из крутой «бригады». Это значит спровоцировать войну. В Москве хватает куда более беззащитных жертв.
— Наверное, чем-то вы ему здорово досадили…
— Ага, покрасили любимую лошадь в зеленый цвет, — буркнула Катя. И отвернулась, закрывая тему.
Да, я не ошиблась. Вероятно, детишки подобрались слишком близко… И что-то сумели узнать. Что-то важное… Понятно, почему их так искали… Искали, рискуя жизнями десятков других людей. Не только потому, что они были любимцами всей «бригады»… Интересы бабы Дарьи как-то пересекались с интересами Джона.
Ну и что? Почему меня это так беспокоит?
Катя разделась и отправилась под душ. А я все ещё стояла в нелепых сатиновых трусах, и сознание лихорадочно вертело осколки событий, пытаясь выстроить из них единую картину.
В раздевалке было тепло. Но меня зазнобило.
О господи…
Опустилась на скамейку и закрыла лицо руками. Я что же, теперь обречена на паранойю? В каждом новом человеке подозревать врага… Не хочу, не могу так больше…
Чьи-то босые ступни прошлепали по выложенному плиткой полу. Чья-то мокрая ладонь робко коснулась моего плеча:
— Таня…
Я отняла ладони от лица.
— Ты что? — В её голубых глазах были удивление и испуг. — Тебе плохо, да?
Я покачала головой.
Рыжая недоверчиво захлопала мокрыми ресницами — совсем ещё ребенок…
Мне вдруг стало стыдно собственных подозрений. Неловко улыбнулась:
— Было плохо. Но теперь уже лучше. Честное слово… У тебя мыло в волосах.
— Где?
— Иди домывайся, грязнуля…
— Я грязнуля? — искренне возмутилась Катя. — Да ты себя не видела полчаса назад!
В чистой чужой одежде можно почувствовать себя другим человеком. Можно забыть, хотя бы на время, о своих страхах. Идти по коридору, смотреть на прикрытые плафонами тусклые лампочки и видеть солнце, яркое солнце среди голубого неба, барашки облаков… Слышать мягкий шелест листвы, чувствовать прикосновение ветра…
Когда-нибудь я вырвусь из этого проклятого города. Когда-нибудь мне уже не надо будет прятаться…
— Девушки к тебе так и липнут, Мак.
Да уж, после путешествия по коллектору я действительно буду «липнуть». И отнюдь не в переносном смысле.
— Это Таня, она с нами, — торопливо представил меня парнишка. — А это Пётр.
— Очень приятно, — кивнула я.
Вверху, в отверстии люка, торчала голова ещё одного незнакомца. Он был намного моложе бородатого. И без «ночников». Поэтому попытался включить фонарик.
— Осторожнее, — предупредила я. — Не так далеко отсюда целая стая «шпионских» вертушек.
— Знаем, — буркнул молодой и невежливо направил луч фонарика прямо мне в лицо.
— Это Костя, — поспешил представить Мак.
Прямо аристократический приём. И наплевать, что в канализации. Были бы люди хорошие.
Но кое-что надо уточнить:
— Как вы нас нашли?
— Пальба началась — сообразили, что без вас не обошлось, — хмыкнул Костя и посветил в лицо Маку. — Из-за вас, оболтусов, целые сутки на брюхе ползаем… Полгорода облазили. А вы действительно Джона завалили?
— Подробности потом, — осадил его бородатый. — Где Катюша?
— Здесь, — послышалось сзади. Из-за поворота показалась рыжая вместе с опиравшимся на её плечо Слепнем.
Пётр замер, пристально разглядывая «философа». Мне этот взгляд не понравился. Или они были знакомы раньше? Бандитская карьера теперь может выйти Слепню боком.
— Что за тип? — выдавил Пётр изменившимся голосом.
— Человек, который помог. И которому мы тоже должны помочь, — как можно спокойнее объяснила я. Бородач криво усмехнулся. А его пальцы на рукоятке пистолета судорожно сжались. Чёрт! Только «разборок» нам сейчас не хватало…
— Хорошо, — Пётр отвёл глаза, — ещё обсудим это… Когда будет время.
— Правильно, — кивнула я, — когда мы все будем очень далеко отсюда.
Наконец-то вылезли наружу. Ух ты, какой в Москве свежий и чистый воздух! Особенно после коллектора.
Мы наслаждались этим воздухом не меньше двадцати минут, пока пробирались по развалинам и мёртвым кварталам. Костя и Пётр вдвоём тащили Слепня. Мои предложения о помощи были начисто отвергнуты. Всё-таки приятно, когда тебя считают хрупкой и нежной. Несмотря на засохшие пятна крови на куртке и пистолет в твоей руке.
Мы достигли улицы, перекрытой обрушившимися многоэтажками. Дальняя стрельба уже затихла. А небо на востоке стало сереть. К счастью, разгуливать под открытым небом больше не требовалось. Пётр отыскал среди обломков отверстие. Раньше это был воздухозаборник метро. Мы пролезли между бетонными плитами, потом между гнутыми лопастями вентилятора. Вниз шёл вертикальный ствол.
Слепня надёжно обвязали веревкой и под моим контролем спускали, как особо ценный груз. Дальнейший путь по изгибам вентиляционных труб не так сложен. Мы не были первопроходцами. Хотя кто попало здесь тоже не шастал. Об этом успели позаботиться. Двигавшийся впереди Пётр аккуратно обезвредил пару «растяжек». Небось сам и ставил.
Других сюрпризов не было. Разве что какой-нибудь радиоуправляемый фугас. Для особо рьяных посетителей.
Снова туннель. Не самой линии метро, одной из вспомогательных служебных коммуникаций.
Я заметила, что Пётр чувствует себя увереннее. Значит, идти уже недолго.
Ребятишки тоже повеселели. Мак даже пытался рассказывать о наших подвигах. А у меня в голове вертелась та самая загадочная фраза, после которой он признал своих. Не выдержала и спросила:
— Слушай, а что за история с МакДоналдсами? Это вроде пароля, да?
Парнишка густо покраснел, то есть потемнел сквозь преобразователи моих «ночников». Вместо него ответила девочка:
— Год назад мы вдвоем «бомбанули» МакДоналдс… И в общем… Бутербродов там было много… У Мака две недели живот болел.
— Ничего, — обернулся Костя. — «Юсовцам» тоже пришлось несладко. Лишиться полугодового запаса консервированных бигмаков — это вам не пустяк.
Мальчуган ускорил шаги. Уши его пламенели, словно два фонарика. Хоть «ночники» снимай.
На перекрестке туннелей стояла тележка — грубое и громоздкое сооружение. Мотор никак не хотел заводиться. Чертыхавшийся бородач в сердцах пообещал пальнуть в бензобак из пистолета. Это помогло. Во всяком случае мотор тележки ожил именно после этой угрозы.
Никаких амортизаторов в устройстве предусмотрено не было. Поездка оказалась бодрящей. Вот только бедного Слепня растрясло.
Нас уже ждали.
Пётр и Костя вышли из комнаты. Докладывать руководству.
А в не слишком просторное помещение кроме нас набилось человек семь. Очень разных. Молодых и старых. В драных гражданских куртках, в штопаных рубахах и в почти новом камуфляже, лишь слегка испорченном пулевыми отверстиями. Затесался даже старичок в пиджаке, вполне профессорского вида. Правда, с «калашом» через плечо.
Они улыбались, говорили все вместе, так что в комнате стоял несусветный галдёж, хлопали Мака по плечам, гладили Катю по голове. И иногда бросали на меня удивленно-любопытные взгляды. Другие настороженно косились на Слепня, которого мы положили у стены.
Я улыбалась в ответ на улыбки.
Обычные лица. Обычные люди. Каких-нибудь три-четыре года назад они жили каждый своей отдельной жизнью. И, наверное, если бы эту жизнь не разрушили, большинство из них так никогда и не узнали друг о друге…
Странно, но в эту минуту я завидовала Кате и Маку. Через какие бы ужасы и утраты им не пришлось пройти в прошлом, сейчас — это была их семья. О них беспокоились, их искали… И нашли.
Так важно, чтобы кто-то тебя ждал. Чтобы было место, куда можно вернуться. Где тебя обругают, а потом наговорят кучу милых, ласковых глупостей…
Мне возвращаться некуда. Ничего у меня нет. Кроме дела, которое надо сделать. И людей, которые после провала в «Матриксе» наверняка считают меня врагом.
Я опустила глаза. Посмотрела на Слепня. Бледный до синены, он напоминал бы мертвеца, если бы едва заметно не подымалась при вдохах грудь. Мне стало его жаль. Почти до слез. Как бывает жаль только очень близкого человека. В этой комнате, и правда, нет никого ближе. Мы оба — без прошлого. И с очень неопределённым будущим. Единственные на целом свете изгои…
Внезапно галдёж стих. Я повернула голову. Набившиеся в комнату люди пятились к стенам, освобождая проход. В в дверях стояла плотная немолодая женщина. И смотрела она прямо на меня. Взгляд тёмно-серых глаз был пристальный, но не давящий. Потом она слегка кивнула:
— Вот ты какая… Ну, здравствуй, Таня.
— Здравствуй, баба Дарья.
Догадаться было несложно.
Она поманила меня за собой из комнаты. Никто не проронил ни слова. Никто не последовал за нами.
Короткий коридор, комнатушка. Двое крепких парней, повесив автоматы на спинки стульев, едят тушенку. И провожают нас деловито-спокойными взглядами. Ещё один коридор, длинный и пустой. Мы сворачиваем направо, и баба Дарья вдруг говорит, лукаво щурясь:
— А тебя ведь обыскались. Ну и хлопот ты всем задала, девочка…
Я вздрагиваю, цепенея. И замешкавшись, тянусь к карману с пистолетом. Не успеваю. Распахивается дверь. Скрипучая деревянная дверь в совсем маленькую комнатку.
Чингиз и Грэй вскакивают навстречу. Артём впопыхах опрокидывает стул.
А потом очень долго меня обнимают, пачкаясь о провонявшую, замызганную чёрт знает чем куртку, целуют мои грязные щеки и говорят, говорят какие-то добрые слова. Я ничего не могу ответить. Только рыдаю, не стыдясь слез. Сейчас я лишь до смерти усталая и до смерти запуганная девочка. И, несмотря ни на что, все-таки счастливая…
Баба Дарья вышла, тактично оставив нас без посторонних. Меня усадили в единственное кресло с потертой выгоревшей обивкой. Оказывается, они видели всю перестрелку в торговом зале «Матрикса», видели, как мы с Иваном ушли на чужой машине — какой-то покупатель снимал мини-камерой. Он продал запись представительству CNN. Но ещё раньше она оказалась у Чингиза.
Нас разыскивали. Через «авторитетов» московских Развалин. И уже считали погибшими. Потому что были уверены — живыми нас не возьмут. Только когда полчаса назад баба Дарья прислала «гонца» с сообщением, не рискуя доверять это обычным каналам связи, — они поняли: я нашлась.
— У нас и сомнений не было, что это ты, — весело подмигнул Артём. — Какая ещё девушка в одиночку справится с целой бандой.
— Не в одиночку… — я осеклась.
— Что с Иваном? — спросил Король, мрачнея на глазах. Он догадывался, должен был догадываться. И всё равно на что-то надеялся.
— Нет Ивана.
— Как это произошло?
— Выстрелил себе в голову.
Тишина. Чингиз мертвеет, будто изваяние. Артём отворачивается, прикусив губу. Чингиз мертвеет, будто изваяние. Грэй нервно трёт небритую щеку.
А я начинаю рассказывать.
Это долго.
Под конец во рту у меня сухо как в пустыне. Даже полного стакана минералки, который налил Грэй, — мало. Я жадно пью, и холодная вода стекает по подбородку за воротник куртки.
Они смотрят на меня. А я отвожу глаза. Это неправильно. Я должна быть сильной и спокойной. Ведь я рассказала правду. Но так страшно прочитать в их взглядах недоверие…
— Можете опять «прогнать» меня через свои детекторы, — выдавливаю, отставив стакан.
— Ну их к дьяволу, Таня, — бормочет Чингиз. И вдруг берёт меня за руку. Я вздрагиваю, а он мягко сжимает мою кисть. — К дьяволу все детекторы…
В коридоре опять шаги. В дверь вежливо постучали, и на пороге возникла девушка в чистом камуфляже и с кобурой на ремне. Несмотря на такой полувоенный облик, в руках у неё был поднос, а на нём — горка бутербродов с тушёнкой и колбасой. Ещё пиво и минералка. Баба Дарья заботилась о гостях.
Только больше, чем есть, мне хотелось забраться под струю воды. Смыть с себя грязь и корку засохшей крови. Своей и чужой.
— А водопровод у вас имеется?
Девушка окинула критическим взглядом мою замызганную фигуру и уточнила:
— Даже душ.
Здорово. Но будет ли у меня время им воспользоваться?
Сколько сейчас? Мои часы давно встали. Стрелки на циферблате Артёма показывают начало шестого. Такая длинная ночь закончилась.
— Ещё минут двадцать у нас есть? — спросила я у Чингиза.
— Это безопасное место, — кивнул он. — Мойся на здоровье.
— А тебе спинку не потереть? — улыбнулся Грэй.
Все доктора — циники.
Но это хорошо, когда рядом есть человек, способный даже самую мрачную безысходность осветить огоньком иронии. Чтобы выжить — нужны крепкие нервы.
И я нашла силы улыбнуться в ответ.
У них были газовые колонки. Целых пятнадцать минут, иногда поглядывая на висевшие у входа часы, я наслаждалась горячей водой и ароматом душистого мыла.
Потом не спеша, растягивая удовольствие, стала насухо вытираться махровым полотенцем. На скамеечке в соседней комнатке, служившей раздевалкой, уже дожидалось хоть и мужское, зато чистейшее белье и не новый, но выстиранный и выглаженный камуфляж. Вряд ли люди бабы Дарьи могли слишком часто позволить себе такой комфорт. Меня как почетного гостя обслуживали по «high» классу.
Когда вышла в раздевалку, через противоположную дверь внутрь впорхнула сияющая Катя.
Стаскивая с себя грязные ботинки, она бодро поинтересовалась:
— Как водичка?
— Что надо, — кивнула я и усмехнулась. — Даже как-то непривычно видеть тебя отдельно от Мака.
— Это легко исправить, — подмигнула рыжая. — Хочешь позову?
— На сегодня с него хватит сильных впечатлений.
Я натянула мужские синие трусы, и Катя заржала:
— А тебе идёт! Жаль, что здесь нет Мака!
— Тебе тоже пойдёт, — кивнула я на её стопку чистой одежды, поверх которой красовались точно такие же «уставные» шаровары.
— Последний писк сезона! — хихикнула Катя. — Стиль милитари!
Да уж, на армейских складах этого добра остались целые залежи. Единственное снаряжение, в котором бывшая российская армия не испытывала недостатка.
А у Катюши явно замечательное настроение. Оно и понятно. Вырваться живой из всех передряг, вернуться к своим… Но что-то здесь было ещё.
— Слушай, Катя, а как вас угораздило попасть к Джону?
— Ну… — посерьезнела рыжая. — Зазевались, вот нас и сцапали.
— Они что же, специально на вас охотились?
— Они ж беспредельщики, — пожала девчушка плечами и стащила штаны. Под ними красовались аккуратные розовые трусики.
Темнит рыжая. Даже такой наглый беспредельщик, как Джон, не станет рисковать, воруя людей из крутой «бригады». Это значит спровоцировать войну. В Москве хватает куда более беззащитных жертв.
— Наверное, чем-то вы ему здорово досадили…
— Ага, покрасили любимую лошадь в зеленый цвет, — буркнула Катя. И отвернулась, закрывая тему.
Да, я не ошиблась. Вероятно, детишки подобрались слишком близко… И что-то сумели узнать. Что-то важное… Понятно, почему их так искали… Искали, рискуя жизнями десятков других людей. Не только потому, что они были любимцами всей «бригады»… Интересы бабы Дарьи как-то пересекались с интересами Джона.
Ну и что? Почему меня это так беспокоит?
Катя разделась и отправилась под душ. А я все ещё стояла в нелепых сатиновых трусах, и сознание лихорадочно вертело осколки событий, пытаясь выстроить из них единую картину.
В раздевалке было тепло. Но меня зазнобило.
О господи…
Опустилась на скамейку и закрыла лицо руками. Я что же, теперь обречена на паранойю? В каждом новом человеке подозревать врага… Не хочу, не могу так больше…
Чьи-то босые ступни прошлепали по выложенному плиткой полу. Чья-то мокрая ладонь робко коснулась моего плеча:
— Таня…
Я отняла ладони от лица.
— Ты что? — В её голубых глазах были удивление и испуг. — Тебе плохо, да?
Я покачала головой.
Рыжая недоверчиво захлопала мокрыми ресницами — совсем ещё ребенок…
Мне вдруг стало стыдно собственных подозрений. Неловко улыбнулась:
— Было плохо. Но теперь уже лучше. Честное слово… У тебя мыло в волосах.
— Где?
— Иди домывайся, грязнуля…
— Я грязнуля? — искренне возмутилась Катя. — Да ты себя не видела полчаса назад!
В чистой чужой одежде можно почувствовать себя другим человеком. Можно забыть, хотя бы на время, о своих страхах. Идти по коридору, смотреть на прикрытые плафонами тусклые лампочки и видеть солнце, яркое солнце среди голубого неба, барашки облаков… Слышать мягкий шелест листвы, чувствовать прикосновение ветра…
Когда-нибудь я вырвусь из этого проклятого города. Когда-нибудь мне уже не надо будет прятаться…