Страница:
Но Клаус только посмеялся и через свою полицейскую службу в три секунды узнал наши грюнвальдские координаты. Однако решил не звонить, а просто подъехать в Грюнвальд на следующий день. Им с Рэксом дали отгул за два лишних ночных выезда на задержание трех албанцев, пытавшихся ограбить «Шпаркассу» – это вроде нашего «Сбербанка», и на усмирение не в меру разбушевавшихся нескольких бритоголовых сопливых неонацистов в районе Рамерсдорфа у общежития югославских и турецких беженцев.
Вот они с Клаусом й решили повидать меня в свой редкий выходной день. Ну а если не удастся, – потому что про фон Тифенбаха всегда говорят чёрт знает что, – просто погулять вот по этому Грюнвальдскому лесу. Подышать свежим воздухом…
Но, на счастье, Рэкс первым увидел меня из машины и, как он заявил, чуть ли не сам остановил «фольксваген»!
Тут он, по-моему, на радостях малость приврал, но я был так рад его видеть, что не обратил на это никакого внимания.
– Знаешь, Кыся… Мне всё время чудилось, что ты зовёшь меня! Особенно сегодня ночью. Поэтому я и настоял на этой поездке… – удивлённо проговорил Рэкс.
– Рэксик! Корешок ты мой немецкий!.. Если бы ты только знал, как ты был прав! Я мечтал о встрече с тобой…
И я рассказал Рэксу всё.
Я рассказал Рэксу всё – вплоть до мельчайших подробностей своего разговора с Дженни вчера под столом, вплоть до моих собственных ОЩУЩЕНИЙ и недобрых ПРЕДВИДЕНИЙ.
Я только одного не сказал Рэксу – то, что я трахал Дженни. И тогда, на пароходе, и вчера вечером, под столом в «Тантрисе». Я совершенно не знал, как он к этому отнесётся и нет ли в Германии какого-нибудь специального закона, запрещающего Котам трахать небольших Собачек даже тогда, когда Собачки этого хотят сами. А Рэкс хоть теперь вроде и друг-приятель, а всё-таки – Полицейский. Так что насчёт разных там отношений с Дженни пока надо помалкивать в тряпочку. «Знакомая Собачка» – и всё!
Рэкс очень внимательно меня слушал, ни разу не перебил, только всё время понемножку писал то на пенёк, то на кустик, то на дерево – отмечал территорию. Чтобы грюнвальдские Собаки не очень-то задирали хвост. А когда я закончил, Рэкс в очередной раз задрал заднюю лапу на какой-то куст и так серьёзно-серьёзно говорит:
– Информация, Кыся, грандиозная! Теперь нужно подумать, как со всем этим справиться. С тех пор как с твоей лёгкой лапы у меня появился ДВУСТОРОННИЙ КОНТАКТ с Клаусом, работать стало неизмеримо легче! Но иногда в нём происходят какие-то психологические срывы, он перестаёт меня понимать так, как нужно, и начинает пороть отсебятину. Из-за этого, несмотря на его очень серьёзный опыт работы в полиции, мы нет-нет, да и попадаем в дурацкое положение… Но тут я надеюсь, что мне удастся всё объяснить ему с максимальной для него доступностью, и мы сегодня же вечером и займёмся этим делом. Тут уж, как говорится, поставлена на карту честь всей германской полиции!..
Не прошли мы и двадцати метров, как Рэкс снова задрал лапу, сикнул пару раз на поваленный и полусгнивший ствол сосны и так задумчиво сказал:
– Единственное, что мне пока пришло в голову, то, что ты напрасно попросил Дженни поискать эту «Бабушкину бомбу» в доме у Хартманнов. Я думаю, что эта «Бабушка»… или, как вы, русские, говорите, «матрёшка» со взрывчаткой уже давно находится в вашем доме. Наверняка Мозер её спрятал там, где герр Тифенбах…
– Фон Тифенбах, – поправил я Рэкса.
– Прости, пожалуйста. Где герр фон Тифенбах хранит свою новогоднюю пиротехнику. – И будучи неуверен, что я понял это слово, пояснил: – Ну, эти свои ракеты… Фейерверк… Поищи, но…
Тут Рэкс снова на что-то поднял заднюю лапу и дословно повторил слова, которые я вчера сказал Дженни:
– Поищи, но упаси тебя Господь – ничего не лапай. У нас этим занимается специальный отдел. А там ребята с очень высокой квалификацией. И то время от времени происходят трагические ошибки.
Спустя часа полтора, нагулявшись по лесу, мы все четверо оказались в чистенькой придорожной пивнушке, где моего фон Тифенбаха знали как облупленного, и хозяева пивной стояли буквально на ушах, только чтобы поймать взгляд Фридриха. Не скрою, мне это безумно понравилось! Шура наверняка обвинил бы меня в снобизме, и я был рад, что он никогда об этом не узнает…
Кстати, выпить пива нас всех пригласил Клаус. На мгновение Фридрих почувствовал себя неловко – у него не оказалось с собой денег, но Клаус даже слышать ничего об этом не хотел и заплатил за пиво сам, из своей полицейской зарплаты.
Мы с Рэксом, нашлявшись по лесу, набегавшись и, не скрою, наигравшись и напрыгавшись, дико устали и теперь без сил валялись у стола Клауса и Фридриха.
Рэкс вообще нахально похрапывал, а я, положив голову на могучую Рэксову лапу, в сладкой полудрёме слушал, как Клаус рассказывал Фридриху про всякую там преступность…
Рассказал, как недавно в Мюнхен прилетал сам Бернд Шмидбауэр – координатор секретных служб при Управлении канцлера Германии, собрал всю Баварскую КРИПО – криминальную полицию и горько сетовал на растущую преступность и увеличивающееся количество террористических актов. Мне эти цифры, которые называл Клаус, ни хрена не говорили, а Фридрих только удручённо и скорбно покачивал головой. Особенно когда Клаус стал рассказывать о поджогах общежитий для беженцев, о погромных выходках новых националистов, об уличных нападениях, на иностранцев, разных там рыданиях по поводу годовщины смерти Рудольфа Гесса или празднования дня рождения Адольфа Гитлера…
– Хотите забавную историческую справочку? – невесело усмехнулся Фридрих.
– С удовольствием! – ответил Клаус и заказал ещё по кружке пива.
– В начале века Мюнхен, наравне с Парижем, был культурным центром Европы. – Фридрих отхлебнул свежего пива. – Со своими бредовыми теориями искусства и политики сюда съезжались неординарные личности всего света. Кыся, проснись!.. Слушай! Тебя, как русского, это тоже касается. В то время здесь работали Кандинский и братья Бурлюки, жили поэт Рильке и такой писатель, как Томас Манн… И в тринадцатом году на Шляйсхаймерштрассе, 34, поселился молодой созревающий политический экстремист – «Адольф Гитлер, художник архитектуры из Вены», как он представлялся. Но самое замечательное, что несколькими годами раньше на этой же Шляйсхаймерштрассе в доме номер 106 уже жил совершенно созревший экстремист – герр Майер. Потом он стал больше известен как Владимир Ленин. Не помню, кто из англичан сказал, что мировая трагедия заключалась в том, что и Россия, и Германия в лице Ленина и Гитлера нашли двух исключительно одарённых политических гангстеров, обладавших волей к власти, развитой до уникальной степени!..
Почему меня, русского Кота, это должно было касаться, я так ни хрена и не понял… А вот Клаусу это показалось очень интересным.
– Я даже не знал, что они жили на одной улице! – признался Клаус. – Согласитесь, это достаточно символично…
– Возможно, возможно… – рассмеялся Фридрих. – Давайте вернёмся в наши времена. Судя по тому, что вы мне рассказали в лесу про это Кысино дело с кокаином, я понял, что в Германии вовсю орудуют и иностранные банды. Кто же это? Откуда?.. Если это, конечно, не секрет…
– Никакого секрета нет. Это было уже сотни раз опубликовано и нами, и американцами… Каждое пятое преступление – дело рук российской мафии. Каждое седьмое – польских бандитов. Плюс итальянцы, которые в Германии попросту «отмывают» деньги. А албанцы, а чехи, а румыны?! Не выпить ли нам по третьей кружечке, герр фон Тифенбах?
– Вы на меня-то посмотрите! Я вообще не понимаю, как в меня влезли уже две кружки?! А вы ещё по третьей предлагаете…
– Но вы же баварец! – воскликнул Клаус.
– Чёрт с вами!.. Давайте по третьей. Только теперь плачу я!
– У вас нет денег. Вам нечем платить, – рассмеялся Клаус.
– Здесь мне поверят в долг. Здесь меня знают…
– Вас повсюду знают, – сказал Клаус. – Но платить буду я.
Неожиданно я услышал, как прекратилось похрапывание Рэкса, и насторожился. И правильно сделал! Потому что Рэкс, не открывая глаз, мысленно спросил меня:
– Мой – по третьей заказал?
– Да, – ответил я.
– Пора выводить его на свежий воздух. К тому же он ещё и за рулём, засранец!
– Да ладно тебе, – возразил я. – Пусть выпьют. Смотри, как они дружно треплются…
– Тебе-то «ладно». Вы со своим вернётесь и спать ляжете. А мой ещё дома наверняка бутылку «Августинера» примет и потом ничего не поймёт из того, что я буду ему объяснять про ваши дела! – огрызнулся Рэкс. – Лучше бы водки выпил немного! Он от пива всегда тупеет. Это в нём – чисто баварское…
И хотя Баська мне изрядно мешала – всё время норовила залезть рукой между моих задних ног и с дурацким хохотом пощекотать меня ТАМ (пришлось даже слегка куснуть её!), – я всё же умудрился сообразить, что до ПЕРВОЙ вероятности взрыва осталось совсем немного времени. То есть у нас с Рэксовой полицией в запасе было всего десять ночей!..
Сумел ли Рэкс рассказать всё толково своему Клаусу или нет, я понятия не имел. Отнёсся ли Клаус серьёзно к рассказу Рэкса, – я тоже не знал.
Тем более я категорически не был убеждён, что даже если Клаус и поймёт Рэкса так, как нужно, сумеет ли он это объяснить своим коллегам-полицейским? Что он им скажет?.. Что ему его Собака Рэкс сообщила то-то и то-то, а Рэксу это сказал один его знакомый русский Кот, которого информировала другая маленькая Собачка?.. Это он им скажет?!
Так его через пять минут его же коллеги упекут в психиатрическую лечебницу, и бедный, абсолютно нормальный Клаус выйдет из этой «психушки» на волю не раньше чем месяца через три. А за это время…
Ну уж дудки! Как говорил мой петербургский приятель бесхвостый Кот-Бродяга: «Сам себе не поможешь – никто тебе не поможет!»
Сразу же после завтрака нам позвонила Моника и сказала, что позавчера в «Тантрисе» папа говорил, что они с Кысей собираются в новый роскошный Собачье-Кошачий магазин в Нойе-Перлахе – что-то приобретать Кысе. А так как Гельмут забрал «мерседес» на целый день и вернётся домой не раньше полуночи, то не могли бы папа с Кысей заехать за ней и Дженни, чтобы вместе посетить этот магазин? Говорят, что зима будет очень холодной, и Моника хочет купить для Дженни меховые чулочки-сапожки на все четыре лапы и не обычную стёганую попонку, а пальтецо на настоящем меху с рукавами и капюшоном. И для того чтобы нас не задерживать, они с Дженни будут ждать нас у дома…
Мне это было сильно на лапу – лишний раз повидать Дженни и кое-что уточнить, и поэтому я попросил Фридриха согласиться на совместную поездку.
Я в машине прямо заметался от злости! Не буду скрывать, ещё и от того, что мне показалось, будто Дженни не так уж активно сопротивляется половым притязаниям этого лохматого говнюка…
Как только Мозер остановил машину у действительно чудовищно безвкусных ворот дома Хартманнов, я тут же выскочил из «роллс-ройса» и с ходу дважды врезал этому кудлатому раздолбаю по харе!
От неожиданности раздолбай перекувырнулся пару раз, а затем, раздираемый неудовлетворённым желанием и жгучей обидой, с истошным лаем бросился на меня.
Но для Собак среднего размера у меня есть специально отработанный приёмчик, после которого у них вместе с их Собачьей фанаберией и злобой мгновенно исчезает желание продолжать драку.
В тот момент, когда распалённый Пёс в бешенстве бросается на вас, вы должны взвиться в воздух и уже под воздействием обычного земного притяжения (все знания по физике – от Шуры!) упасть сверху на загривок этого идиота всеми четырьмя лапами и с максимально выпущенными когтями. Можете тяпнуть его ещё и клыками за холку. А можете этого и не делать. Он уже ваш. В том смысле, что от боли и ужаса ему уже не до сражений, а уж тем более не до ЭТОГО САМОГО… Сами понимаете – чего.
Что я и сделал. Когда этот лохматый болван бросился на меня, я подпрыгнул, он, естественно, пролетел подо мной, и я оказался у него на спине. Для верности я его всё-таки тяпнул клыками!..
С жутким визгом этот сексуал-террорист помчался вдоль забора в конец улицы с такой скоростью, словно хотел выиграть первый приз на каких-нибудь Всемирных Собачьих бегах!
Я, как жокей, проскакал на нём метров сорок, потом мне это надоело, и я спрыгнул с этого кретина. Аккуратненько привёл себя в порядок и неторопливо вернулся к дому Хартманнов с чувством исполненного долга и несколько преувеличенным чувством собственного достоинства…
Потом, по дороге в Кошачье-Собачий рай, в машине, – поцелуям, тисканьям и облизываниям не было конца. Естественно, я имею в виду Монику и Дженни. Не хватает ещё, чтобы меня лизал Франц Мозер!
Фридрих, тот просто мягко и уважительно взял мою переднюю лапу в свои тёплые ладони и, глядя на меня восхищёнными глазами, тихо сказал:
– Ах, Кыся, Кыся… Сколько отваги, сколько мужества!..
– Да, герр фон Тифенбах, с таким котом нигде не страшно, – вставил свой голос сидящий за рулём Франц Мозер.
Сегодня он был как-то странно одет – будто швейцар ресторана. Я таких когда-то в Петербурге и по телику видел. Только у тех форма была расшита золотыми полосками по рукавам и воротнику. А у Мозера всё было выдержано в строгом стиле – фуражка, брюки и что-то похожее на морской китель, только с отложным воротничком. И всё тёмно-синее!
– Да, пожалуй, вы правы, Франц, – согласился с ним Фридрих. – А раз так, то будьте любезны, Франц, поищите какое-нибудь солидное бюро путешествий и закажите, пожалуйста, нам с Кысей поездку в Петербург, Москву и обратно.
У меня чуть сердце не остановилось! Вот оно!!! Вот ради чего я… Мне даже просить не пришлось!..
Я даже не унизился ни разу, хотя ведь был… был готов и к унижениям, только бы!.. Ах, Боже мой!.. Да неужели?!
От неожиданности я очень невежливо отпихнул Дженни, которая не могла прекратить своего благодарного облизывания моей морды и уже начала было даже опять так ЭРОТИЧЕСКИ ДЫШАТЬ, что на мгновением подумал: наверное, в каждой самой утончённой аристократке, где-то на дне сознания, гнездится примитивная потаскуха…
Но тут же я напрочь забыл о Дженни и аж весь напружинился, когда услышал дальнейший разговор.
– Папа, ты всё-таки решил посетить Россию? – спросила Моника.
– А почему бы и нет – под защитой Кыси?.. – улыбнулся Фридрих и погладил меня. – Вы же с Гельмутом были там совсем недавно. И кажется, даже брали с собой Дженни? И вернулись живые, здоровые.
– Но у Гельмута там были какие-то дела с русскими…
– Тем более! Говорят, что сейчас иметь дела с Россией опасно. И то у вас всё прошло благополучно. А мы с Кысей просто совершим экскурсию. – И тут Фридрих сказал до боли знакомое словосочетание, которое я сотни раз слышал по телевизору: – По местам его бывшей боевой славы… Мне действительно очень хотелось бы посмотреть, во что превратился этот гигантский, чудовищный монстр с огромной атомной дубиной в руках после того, как он распался на враждующие между собой куски…
«В голову не влазит!» – как говорил один знакомый мне киевский Кот последней волны эмиграции.
Но моя голова была доверху переполнена известием о поездке в Петербург, и ничто другое в ней уже действительно не умещалось…
Помню только, что Моника приобрела для Дженни меховую шубку с капюшоном и рукавами и новую пластмассовую косточку, пахнущую (чтоб мне провалиться!..) настоящим мясом. И что-то ещё, в большом пакете, сильно витаминизированное и яркое. Что – понятия не имею.
Заплатила Моника за всё это, как мне потом объяснил Фридрих, примерно стоимость небольшого подержанного автомобиля. Но расплатилась не живыми деньгами, а карточкой, похожей на календарик. Мало того, эту карточку ей вернули обратно!
Что бы ни предлагал мне Фридрих, я от всего отказывался самым решительным образом. Мне не нужны были ненастоящие кости, аляповатые игрушки для Котов-идиотов, особая многоярусная мебель для Кошек, обтянутая волокнистыми верёвками или ковровым материалом для драпания когтями… И тому подобные всякие ихние примочки, которым я даже названий не ведал…
Отказывался я от всего по двум причинам. Во-первых, мне не хотелось менять образ жизни. Как говорят сегодня, терять свой менталитет и при помощи всех этих наверняка замечательных штук-дрюк насильственным образом становиться этакой западной «штучкой»! Это раз. А во-вторых…
Вот во-вторых – было самым болезненным.
Моя благодарность Фридриху – границ не знала! И от этого было ещё страшнее то, что я собирался совершить в Петербурге. Я же в любом случае должен буду его покинуть. Потому что существуют Шура Плоткин, Водила, Кот-Бродяга… Я уже говорил об этом.
Так какого же рожна я, как сволочь, буду заставлять Фридриха тратить на меня деньги в этом очень недешёвом магазине, чтобы потом совершить предательство и уйти от него, как только мы пересечём границу Петербурга?!
Единственное, на что я согласился, – это на покупку сбруйки с поводком для Котов и Кошек. Тут Фридрих достаточно жёстко настоял на этой покупке.
– Как я с тобой выйду из самолёта в Петербурге? Как ты себе это представляешь? – строго спросил он. – Тащить тебя на руках у меня нет достаточных сил, поручить кому-нибудь нести тебя в клетке – унизит тебя как Личность. Атак ты в последний момент перед посадкой надеваешь эту системку – видишь, она вся подшита мягким материалом и не будет врезаться тебе ни в живот, ни в подмышки, – и мы с тобой нормально, как два уважаемых джентльмена, выходим на трап в твоём родном Петербурге. Так что – никаких возражений. Изволь примерить!
Но выяснилось, что в Кошачьем отделе на меня ни одна такая сбруйка не лезла. Перемерили штук пятнадцать! Чуть ли не все служащие магазина собрались поглазеть на самого Фридриха фон Тифенбаха и на его Русского Кота. Очень многие узнали меня по телевизионному объявлению. Да здравствуют Хельга и Эрих Шрёдер и примкнувший к ним Руджеро Манфреди!..
После получаса безуспешных примерок и восторгов по поводу моих размеров нас с Фридрихом перевели в Собачий отдел. И там обнаружили подходящую мне сбрую, а к ней был ещё прикуплен и поводок с автоматически регулируемой длиной.
Дженни была в восторге от моей популярности и старалась всем показать, что она со мной в достаточно близких отношениях. Главный Человек этого роскошного магазина сам тащил наши покупки до «роллс-ройса» и бормотал, что в следующий раз герру фон Тифенбаху достаточно будет только позвонить; и он сам привезёт этому Котику всё необходимое!..
Уже в машине я только было собирался снова настроиться на нашу с Фридрихом Волну и спросить его, когда же мы полетим в Россию, как Франц Мозер проговорил, не отрывая глаз от дороги:
– Что мне сказать в бюро путешествий – когда вы хотели бы улететь в Россию?
Фридрих посмотрел на меня, на секунду задумался и ответил:
– Наверное, в первых числах января. Дома, как и полагается, отметим Рождество… Надеюсь, Моника, вы придёте с Гельмутом? Я приглашу ещё фон Дейна с Таней и закажу фрау Розенмайер омаров. Хорошо?
– Очень, папочка! Очень хорошо!.. – совершенно искренне воскликнула Моника.
– Затем мы устроим фейерверк… – продолжил Фридрих.
Тут я увидел, как напрягся затылок Франца Мозера. Гадина!..
– Потом мы с Кысей на несколько дней съездим к нам в замок на озеро, к Новому году вернёмся в Мюнхен, а уже числа третьего января могли бы вылететь в Петербург, – закончил свои расчёты Фридрих. – Да, Кыся?..
Я промолчал… Как же я, здоровый жлобяра, мог позабыть про «фейерверк»?! Оглушённый известием о поездке в Россию, я совершенно упустил из виду, что ни Фридрих, ни я – грешный дурак – можем никуда и не вылететь! Разве только на тот свет…
Я тут же перестроился на Животную Волну и спросил у Дженни:
– Ты искала эту «Бабушку-матрёшку»?
– Искала, Мартынчик, искала!.. Всё облазила. Нигде! Остатки её запаха были в гараже, а сама она как под землю провалилась! Зато я нашла этот пультик управления взрывом. Он у Гельмута…
– Это меня уже не колышет! – прервал я её. – Пусть этот пульт у твоего Гельмута хоть из задницы торчит!.. Главное, ты к нему ни под каким видом не прикасайся! Важно найти матрёшку!..
Значит, Рэкс был прав… Эта штука, которая должна разорвать нас в клочья, уже в нашем доме. Осталось только в подходящий момент нажать кнопку!..
Так когда же всё-таки запускают эти фейерверочные ракеты – в рождественскую ночь или в новогоднюю?! Мне необходимо знать это абсолютно точно!
Я совершенно не уверен, что за такой короткий срок полиция сумеет что-либо предпринять.
Во всех американских фильмах по телевизору я видел, что полиция с воем сирен всегда приезжает тогда, когда главный герой уже всё сделал и всех победил…
В таком случае мне остался пустячок – тоже всё сделать и всех победить. А уже потом и примчится Рэкс со своей полицией. Ничего себе задачка! Ах, как мне сейчас не хватает моего корешка Кота-Бродяги…
Я плюнул на все условности и спросил Фридриха напрямую:
– Скажи, пожалуйста, а в какую ночь ты обычно запускаешь свои ракеты – в новогоднюю или в рождественскую?
– А почему ты об этом спрашиваешь? – насторожился Фридрих.
– Последнее время я просто побаиваюсь стрельбы, – скромненько ответил я.
– А-а-а… Я обычно устраиваю фейерверки в Рождество. Я привык к этому с детства, и мне не хотелось бы менять привычки. Иногда я это делаю и в Новый год тоже, но самое главное для меня – это всё-таки Рождество!
Первые метров двести я чувствовал себя невероятно скованным, а потом пообвыкся, и не скажу, что ношение этой сбруйки доставляло мне удовольствие, но и не приносило невероятного желания немедленно сорвать её с себя. Если недолго, то вполне приемлемо…
Однако когда я нашёл подходящий непроницаемо-густой кустик и захотел сделать под ним свои послеобеденные Дела, я всё же попросил Фридриха снять с меня эту конструкцию. Ужжжасно не люблю, когда кто-нибудь видит, как я ЭТО делаю! У меня, не к столу будь сказано (выражение Водилы…), от постороннего взгляда – желудок отказывается работать!
…Когда я уже зарывал в землю всё, что совершил, то услышал посторонний голос:
– Добрый день, герр фон Тифенбах! – и сразу же почувствовал резкий Собачий запах.
– Добрый день, – ответил Фридрих, и по его интонации я понял, что он не знаком с этим Человеком.
Я тут же вылетел из кустов, готовый ко всему! Но перед моими глазами предстала вполне мирная картинка: немолодой Человек на трех поводках держал трех тихих Фокстерьеров. Один – такой крупненький, почти как я, второй – среднего роста, третий – вообще недомерок.
Все три Фоксика попервости шарахнулись от меня, а потом стали меня разглядывать с каким-то странным интересом. А один из них – средний – даже стал осторожно заходить сзади, с явным желанием понюхать меня под хвостом!..
Видимо, желая польстить Хозяину Фоксиков, интеллигентный Фридрих вежливо сказал:
– Какая идиллическая, трогательная картинка – папа, мама и дитя. Просто прелесть!
– Да что вы, герр фон Тифенбах! – воскликнул Фоксиковый Хозяин. – Ах, если бы… А то ведь перед вами – три самых отъявленных гомосексуалиста! Три нормальных педика, которых водой не разольёшь. Вы бы лучше придержали своего котика, а то, я смотрю, они уже им заинтересовались!
– Боже мой, какой ужас!.. – ошарашенно пробормотал Фридрих. – Впервые слышу… Неужели и такое бывает?!
– Бывает, бывает, – сказал я ему по-шелдрейсовски. – Я в Петербурге даже у Котов такое видел. Особенно среди молодёжи. А Хозяину Фоксиков скажи, что если они ко мне полезут, я им всем троим яйца поотрываю! А заодно и их Хозяину.
Но такое Фридрих постеснялся сказать, а просто распрощался с Хозяином педерастической семейки, и мы пошли прочь, ни разу не оглянувшись на эту странноватую компашку…
Но к сожалению, я всё время был на глазах у Фридриха, а посему решил дождаться ночи и пошуровать как следует. Чтобы сузить круг поисков, необходимо было выяснить, где Фридрих хранит свои рождественские ракеты. Как говорил Шура Плоткин, «если пораскинуть мозгами логически», то наверняка там и эта матрёшка!
– А где у тебя эти рождественские штуки, которые ты запускаешь в небо? – спросил я у Фридриха, стараясь придать своему вопросу самую невинную форму праздного любопытства.
Вот они с Клаусом й решили повидать меня в свой редкий выходной день. Ну а если не удастся, – потому что про фон Тифенбаха всегда говорят чёрт знает что, – просто погулять вот по этому Грюнвальдскому лесу. Подышать свежим воздухом…
Но, на счастье, Рэкс первым увидел меня из машины и, как он заявил, чуть ли не сам остановил «фольксваген»!
Тут он, по-моему, на радостях малость приврал, но я был так рад его видеть, что не обратил на это никакого внимания.
– Знаешь, Кыся… Мне всё время чудилось, что ты зовёшь меня! Особенно сегодня ночью. Поэтому я и настоял на этой поездке… – удивлённо проговорил Рэкс.
– Рэксик! Корешок ты мой немецкий!.. Если бы ты только знал, как ты был прав! Я мечтал о встрече с тобой…
И я рассказал Рэксу всё.
Я рассказал Рэксу всё – вплоть до мельчайших подробностей своего разговора с Дженни вчера под столом, вплоть до моих собственных ОЩУЩЕНИЙ и недобрых ПРЕДВИДЕНИЙ.
Я только одного не сказал Рэксу – то, что я трахал Дженни. И тогда, на пароходе, и вчера вечером, под столом в «Тантрисе». Я совершенно не знал, как он к этому отнесётся и нет ли в Германии какого-нибудь специального закона, запрещающего Котам трахать небольших Собачек даже тогда, когда Собачки этого хотят сами. А Рэкс хоть теперь вроде и друг-приятель, а всё-таки – Полицейский. Так что насчёт разных там отношений с Дженни пока надо помалкивать в тряпочку. «Знакомая Собачка» – и всё!
Рэкс очень внимательно меня слушал, ни разу не перебил, только всё время понемножку писал то на пенёк, то на кустик, то на дерево – отмечал территорию. Чтобы грюнвальдские Собаки не очень-то задирали хвост. А когда я закончил, Рэкс в очередной раз задрал заднюю лапу на какой-то куст и так серьёзно-серьёзно говорит:
– Информация, Кыся, грандиозная! Теперь нужно подумать, как со всем этим справиться. С тех пор как с твоей лёгкой лапы у меня появился ДВУСТОРОННИЙ КОНТАКТ с Клаусом, работать стало неизмеримо легче! Но иногда в нём происходят какие-то психологические срывы, он перестаёт меня понимать так, как нужно, и начинает пороть отсебятину. Из-за этого, несмотря на его очень серьёзный опыт работы в полиции, мы нет-нет, да и попадаем в дурацкое положение… Но тут я надеюсь, что мне удастся всё объяснить ему с максимальной для него доступностью, и мы сегодня же вечером и займёмся этим делом. Тут уж, как говорится, поставлена на карту честь всей германской полиции!..
Не прошли мы и двадцати метров, как Рэкс снова задрал лапу, сикнул пару раз на поваленный и полусгнивший ствол сосны и так задумчиво сказал:
– Единственное, что мне пока пришло в голову, то, что ты напрасно попросил Дженни поискать эту «Бабушкину бомбу» в доме у Хартманнов. Я думаю, что эта «Бабушка»… или, как вы, русские, говорите, «матрёшка» со взрывчаткой уже давно находится в вашем доме. Наверняка Мозер её спрятал там, где герр Тифенбах…
– Фон Тифенбах, – поправил я Рэкса.
– Прости, пожалуйста. Где герр фон Тифенбах хранит свою новогоднюю пиротехнику. – И будучи неуверен, что я понял это слово, пояснил: – Ну, эти свои ракеты… Фейерверк… Поищи, но…
Тут Рэкс снова на что-то поднял заднюю лапу и дословно повторил слова, которые я вчера сказал Дженни:
– Поищи, но упаси тебя Господь – ничего не лапай. У нас этим занимается специальный отдел. А там ребята с очень высокой квалификацией. И то время от времени происходят трагические ошибки.
Спустя часа полтора, нагулявшись по лесу, мы все четверо оказались в чистенькой придорожной пивнушке, где моего фон Тифенбаха знали как облупленного, и хозяева пивной стояли буквально на ушах, только чтобы поймать взгляд Фридриха. Не скрою, мне это безумно понравилось! Шура наверняка обвинил бы меня в снобизме, и я был рад, что он никогда об этом не узнает…
Кстати, выпить пива нас всех пригласил Клаус. На мгновение Фридрих почувствовал себя неловко – у него не оказалось с собой денег, но Клаус даже слышать ничего об этом не хотел и заплатил за пиво сам, из своей полицейской зарплаты.
Мы с Рэксом, нашлявшись по лесу, набегавшись и, не скрою, наигравшись и напрыгавшись, дико устали и теперь без сил валялись у стола Клауса и Фридриха.
Рэкс вообще нахально похрапывал, а я, положив голову на могучую Рэксову лапу, в сладкой полудрёме слушал, как Клаус рассказывал Фридриху про всякую там преступность…
Рассказал, как недавно в Мюнхен прилетал сам Бернд Шмидбауэр – координатор секретных служб при Управлении канцлера Германии, собрал всю Баварскую КРИПО – криминальную полицию и горько сетовал на растущую преступность и увеличивающееся количество террористических актов. Мне эти цифры, которые называл Клаус, ни хрена не говорили, а Фридрих только удручённо и скорбно покачивал головой. Особенно когда Клаус стал рассказывать о поджогах общежитий для беженцев, о погромных выходках новых националистов, об уличных нападениях, на иностранцев, разных там рыданиях по поводу годовщины смерти Рудольфа Гесса или празднования дня рождения Адольфа Гитлера…
– Хотите забавную историческую справочку? – невесело усмехнулся Фридрих.
– С удовольствием! – ответил Клаус и заказал ещё по кружке пива.
– В начале века Мюнхен, наравне с Парижем, был культурным центром Европы. – Фридрих отхлебнул свежего пива. – Со своими бредовыми теориями искусства и политики сюда съезжались неординарные личности всего света. Кыся, проснись!.. Слушай! Тебя, как русского, это тоже касается. В то время здесь работали Кандинский и братья Бурлюки, жили поэт Рильке и такой писатель, как Томас Манн… И в тринадцатом году на Шляйсхаймерштрассе, 34, поселился молодой созревающий политический экстремист – «Адольф Гитлер, художник архитектуры из Вены», как он представлялся. Но самое замечательное, что несколькими годами раньше на этой же Шляйсхаймерштрассе в доме номер 106 уже жил совершенно созревший экстремист – герр Майер. Потом он стал больше известен как Владимир Ленин. Не помню, кто из англичан сказал, что мировая трагедия заключалась в том, что и Россия, и Германия в лице Ленина и Гитлера нашли двух исключительно одарённых политических гангстеров, обладавших волей к власти, развитой до уникальной степени!..
Почему меня, русского Кота, это должно было касаться, я так ни хрена и не понял… А вот Клаусу это показалось очень интересным.
– Я даже не знал, что они жили на одной улице! – признался Клаус. – Согласитесь, это достаточно символично…
– Возможно, возможно… – рассмеялся Фридрих. – Давайте вернёмся в наши времена. Судя по тому, что вы мне рассказали в лесу про это Кысино дело с кокаином, я понял, что в Германии вовсю орудуют и иностранные банды. Кто же это? Откуда?.. Если это, конечно, не секрет…
– Никакого секрета нет. Это было уже сотни раз опубликовано и нами, и американцами… Каждое пятое преступление – дело рук российской мафии. Каждое седьмое – польских бандитов. Плюс итальянцы, которые в Германии попросту «отмывают» деньги. А албанцы, а чехи, а румыны?! Не выпить ли нам по третьей кружечке, герр фон Тифенбах?
– Вы на меня-то посмотрите! Я вообще не понимаю, как в меня влезли уже две кружки?! А вы ещё по третьей предлагаете…
– Но вы же баварец! – воскликнул Клаус.
– Чёрт с вами!.. Давайте по третьей. Только теперь плачу я!
– У вас нет денег. Вам нечем платить, – рассмеялся Клаус.
– Здесь мне поверят в долг. Здесь меня знают…
– Вас повсюду знают, – сказал Клаус. – Но платить буду я.
Неожиданно я услышал, как прекратилось похрапывание Рэкса, и насторожился. И правильно сделал! Потому что Рэкс, не открывая глаз, мысленно спросил меня:
– Мой – по третьей заказал?
– Да, – ответил я.
– Пора выводить его на свежий воздух. К тому же он ещё и за рулём, засранец!
– Да ладно тебе, – возразил я. – Пусть выпьют. Смотри, как они дружно треплются…
– Тебе-то «ладно». Вы со своим вернётесь и спать ляжете. А мой ещё дома наверняка бутылку «Августинера» примет и потом ничего не поймёт из того, что я буду ему объяснять про ваши дела! – огрызнулся Рэкс. – Лучше бы водки выпил немного! Он от пива всегда тупеет. Это в нём – чисто баварское…
* * *
На следующий день, ошиваясь в кухне в ожидании завтрака, я совершенно случайно из разговора Баськи Ковальской с фрау Розенмайер узнал, что до Рождества Христова осталось одиннадцать дней.И хотя Баська мне изрядно мешала – всё время норовила залезть рукой между моих задних ног и с дурацким хохотом пощекотать меня ТАМ (пришлось даже слегка куснуть её!), – я всё же умудрился сообразить, что до ПЕРВОЙ вероятности взрыва осталось совсем немного времени. То есть у нас с Рэксовой полицией в запасе было всего десять ночей!..
Сумел ли Рэкс рассказать всё толково своему Клаусу или нет, я понятия не имел. Отнёсся ли Клаус серьёзно к рассказу Рэкса, – я тоже не знал.
Тем более я категорически не был убеждён, что даже если Клаус и поймёт Рэкса так, как нужно, сумеет ли он это объяснить своим коллегам-полицейским? Что он им скажет?.. Что ему его Собака Рэкс сообщила то-то и то-то, а Рэксу это сказал один его знакомый русский Кот, которого информировала другая маленькая Собачка?.. Это он им скажет?!
Так его через пять минут его же коллеги упекут в психиатрическую лечебницу, и бедный, абсолютно нормальный Клаус выйдет из этой «психушки» на волю не раньше чем месяца через три. А за это время…
Ну уж дудки! Как говорил мой петербургский приятель бесхвостый Кот-Бродяга: «Сам себе не поможешь – никто тебе не поможет!»
Сразу же после завтрака нам позвонила Моника и сказала, что позавчера в «Тантрисе» папа говорил, что они с Кысей собираются в новый роскошный Собачье-Кошачий магазин в Нойе-Перлахе – что-то приобретать Кысе. А так как Гельмут забрал «мерседес» на целый день и вернётся домой не раньше полуночи, то не могли бы папа с Кысей заехать за ней и Дженни, чтобы вместе посетить этот магазин? Говорят, что зима будет очень холодной, и Моника хочет купить для Дженни меховые чулочки-сапожки на все четыре лапы и не обычную стёганую попонку, а пальтецо на настоящем меху с рукавами и капюшоном. И для того чтобы нас не задерживать, они с Дженни будут ждать нас у дома…
Мне это было сильно на лапу – лишний раз повидать Дженни и кое-что уточнить, и поэтому я попросил Фридриха согласиться на совместную поездку.
* * *
…Мы ещё только подъезжали к дому Хартманнов, когда я увидел, что Моника безуспешно пытается отогнать какого-то сексуально озабоченного кудлатого Пса, крупнее меня раза в два, который нагло лез к Дженни под хвостик своим тупым, мерзким и похотливым носом!..Я в машине прямо заметался от злости! Не буду скрывать, ещё и от того, что мне показалось, будто Дженни не так уж активно сопротивляется половым притязаниям этого лохматого говнюка…
Как только Мозер остановил машину у действительно чудовищно безвкусных ворот дома Хартманнов, я тут же выскочил из «роллс-ройса» и с ходу дважды врезал этому кудлатому раздолбаю по харе!
От неожиданности раздолбай перекувырнулся пару раз, а затем, раздираемый неудовлетворённым желанием и жгучей обидой, с истошным лаем бросился на меня.
Но для Собак среднего размера у меня есть специально отработанный приёмчик, после которого у них вместе с их Собачьей фанаберией и злобой мгновенно исчезает желание продолжать драку.
В тот момент, когда распалённый Пёс в бешенстве бросается на вас, вы должны взвиться в воздух и уже под воздействием обычного земного притяжения (все знания по физике – от Шуры!) упасть сверху на загривок этого идиота всеми четырьмя лапами и с максимально выпущенными когтями. Можете тяпнуть его ещё и клыками за холку. А можете этого и не делать. Он уже ваш. В том смысле, что от боли и ужаса ему уже не до сражений, а уж тем более не до ЭТОГО САМОГО… Сами понимаете – чего.
Что я и сделал. Когда этот лохматый болван бросился на меня, я подпрыгнул, он, естественно, пролетел подо мной, и я оказался у него на спине. Для верности я его всё-таки тяпнул клыками!..
С жутким визгом этот сексуал-террорист помчался вдоль забора в конец улицы с такой скоростью, словно хотел выиграть первый приз на каких-нибудь Всемирных Собачьих бегах!
Я, как жокей, проскакал на нём метров сорок, потом мне это надоело, и я спрыгнул с этого кретина. Аккуратненько привёл себя в порядок и неторопливо вернулся к дому Хартманнов с чувством исполненного долга и несколько преувеличенным чувством собственного достоинства…
Потом, по дороге в Кошачье-Собачий рай, в машине, – поцелуям, тисканьям и облизываниям не было конца. Естественно, я имею в виду Монику и Дженни. Не хватает ещё, чтобы меня лизал Франц Мозер!
Фридрих, тот просто мягко и уважительно взял мою переднюю лапу в свои тёплые ладони и, глядя на меня восхищёнными глазами, тихо сказал:
– Ах, Кыся, Кыся… Сколько отваги, сколько мужества!..
– Да, герр фон Тифенбах, с таким котом нигде не страшно, – вставил свой голос сидящий за рулём Франц Мозер.
Сегодня он был как-то странно одет – будто швейцар ресторана. Я таких когда-то в Петербурге и по телику видел. Только у тех форма была расшита золотыми полосками по рукавам и воротнику. А у Мозера всё было выдержано в строгом стиле – фуражка, брюки и что-то похожее на морской китель, только с отложным воротничком. И всё тёмно-синее!
– Да, пожалуй, вы правы, Франц, – согласился с ним Фридрих. – А раз так, то будьте любезны, Франц, поищите какое-нибудь солидное бюро путешествий и закажите, пожалуйста, нам с Кысей поездку в Петербург, Москву и обратно.
У меня чуть сердце не остановилось! Вот оно!!! Вот ради чего я… Мне даже просить не пришлось!..
Я даже не унизился ни разу, хотя ведь был… был готов и к унижениям, только бы!.. Ах, Боже мой!.. Да неужели?!
От неожиданности я очень невежливо отпихнул Дженни, которая не могла прекратить своего благодарного облизывания моей морды и уже начала было даже опять так ЭРОТИЧЕСКИ ДЫШАТЬ, что на мгновением подумал: наверное, в каждой самой утончённой аристократке, где-то на дне сознания, гнездится примитивная потаскуха…
Но тут же я напрочь забыл о Дженни и аж весь напружинился, когда услышал дальнейший разговор.
– Папа, ты всё-таки решил посетить Россию? – спросила Моника.
– А почему бы и нет – под защитой Кыси?.. – улыбнулся Фридрих и погладил меня. – Вы же с Гельмутом были там совсем недавно. И кажется, даже брали с собой Дженни? И вернулись живые, здоровые.
– Но у Гельмута там были какие-то дела с русскими…
– Тем более! Говорят, что сейчас иметь дела с Россией опасно. И то у вас всё прошло благополучно. А мы с Кысей просто совершим экскурсию. – И тут Фридрих сказал до боли знакомое словосочетание, которое я сотни раз слышал по телевизору: – По местам его бывшей боевой славы… Мне действительно очень хотелось бы посмотреть, во что превратился этот гигантский, чудовищный монстр с огромной атомной дубиной в руках после того, как он распался на враждующие между собой куски…
* * *
Конечно, если бы я не узнал, что мы с Фридрихом поедем в Россию, я бы так описал этот Кошачье-Собачий магазин, что читающие эти строки русские Кошки и Собаки рыдали бы в три ручья от зависти и сознания того, что, оказывается, можно прожить жизнь, состариться и умереть, даже не подозревая того, что только существует для западных Котов, Кошек и Собак, да и для любой домашне-животной хвари в этих специальных мюнхенских магазинах!!!«В голову не влазит!» – как говорил один знакомый мне киевский Кот последней волны эмиграции.
Но моя голова была доверху переполнена известием о поездке в Петербург, и ничто другое в ней уже действительно не умещалось…
Помню только, что Моника приобрела для Дженни меховую шубку с капюшоном и рукавами и новую пластмассовую косточку, пахнущую (чтоб мне провалиться!..) настоящим мясом. И что-то ещё, в большом пакете, сильно витаминизированное и яркое. Что – понятия не имею.
Заплатила Моника за всё это, как мне потом объяснил Фридрих, примерно стоимость небольшого подержанного автомобиля. Но расплатилась не живыми деньгами, а карточкой, похожей на календарик. Мало того, эту карточку ей вернули обратно!
Что бы ни предлагал мне Фридрих, я от всего отказывался самым решительным образом. Мне не нужны были ненастоящие кости, аляповатые игрушки для Котов-идиотов, особая многоярусная мебель для Кошек, обтянутая волокнистыми верёвками или ковровым материалом для драпания когтями… И тому подобные всякие ихние примочки, которым я даже названий не ведал…
Отказывался я от всего по двум причинам. Во-первых, мне не хотелось менять образ жизни. Как говорят сегодня, терять свой менталитет и при помощи всех этих наверняка замечательных штук-дрюк насильственным образом становиться этакой западной «штучкой»! Это раз. А во-вторых…
Вот во-вторых – было самым болезненным.
Моя благодарность Фридриху – границ не знала! И от этого было ещё страшнее то, что я собирался совершить в Петербурге. Я же в любом случае должен буду его покинуть. Потому что существуют Шура Плоткин, Водила, Кот-Бродяга… Я уже говорил об этом.
Так какого же рожна я, как сволочь, буду заставлять Фридриха тратить на меня деньги в этом очень недешёвом магазине, чтобы потом совершить предательство и уйти от него, как только мы пересечём границу Петербурга?!
Единственное, на что я согласился, – это на покупку сбруйки с поводком для Котов и Кошек. Тут Фридрих достаточно жёстко настоял на этой покупке.
– Как я с тобой выйду из самолёта в Петербурге? Как ты себе это представляешь? – строго спросил он. – Тащить тебя на руках у меня нет достаточных сил, поручить кому-нибудь нести тебя в клетке – унизит тебя как Личность. Атак ты в последний момент перед посадкой надеваешь эту системку – видишь, она вся подшита мягким материалом и не будет врезаться тебе ни в живот, ни в подмышки, – и мы с тобой нормально, как два уважаемых джентльмена, выходим на трап в твоём родном Петербурге. Так что – никаких возражений. Изволь примерить!
Но выяснилось, что в Кошачьем отделе на меня ни одна такая сбруйка не лезла. Перемерили штук пятнадцать! Чуть ли не все служащие магазина собрались поглазеть на самого Фридриха фон Тифенбаха и на его Русского Кота. Очень многие узнали меня по телевизионному объявлению. Да здравствуют Хельга и Эрих Шрёдер и примкнувший к ним Руджеро Манфреди!..
После получаса безуспешных примерок и восторгов по поводу моих размеров нас с Фридрихом перевели в Собачий отдел. И там обнаружили подходящую мне сбрую, а к ней был ещё прикуплен и поводок с автоматически регулируемой длиной.
Дженни была в восторге от моей популярности и старалась всем показать, что она со мной в достаточно близких отношениях. Главный Человек этого роскошного магазина сам тащил наши покупки до «роллс-ройса» и бормотал, что в следующий раз герру фон Тифенбаху достаточно будет только позвонить; и он сам привезёт этому Котику всё необходимое!..
Уже в машине я только было собирался снова настроиться на нашу с Фридрихом Волну и спросить его, когда же мы полетим в Россию, как Франц Мозер проговорил, не отрывая глаз от дороги:
– Что мне сказать в бюро путешествий – когда вы хотели бы улететь в Россию?
Фридрих посмотрел на меня, на секунду задумался и ответил:
– Наверное, в первых числах января. Дома, как и полагается, отметим Рождество… Надеюсь, Моника, вы придёте с Гельмутом? Я приглашу ещё фон Дейна с Таней и закажу фрау Розенмайер омаров. Хорошо?
– Очень, папочка! Очень хорошо!.. – совершенно искренне воскликнула Моника.
– Затем мы устроим фейерверк… – продолжил Фридрих.
Тут я увидел, как напрягся затылок Франца Мозера. Гадина!..
– Потом мы с Кысей на несколько дней съездим к нам в замок на озеро, к Новому году вернёмся в Мюнхен, а уже числа третьего января могли бы вылететь в Петербург, – закончил свои расчёты Фридрих. – Да, Кыся?..
Я промолчал… Как же я, здоровый жлобяра, мог позабыть про «фейерверк»?! Оглушённый известием о поездке в Россию, я совершенно упустил из виду, что ни Фридрих, ни я – грешный дурак – можем никуда и не вылететь! Разве только на тот свет…
Я тут же перестроился на Животную Волну и спросил у Дженни:
– Ты искала эту «Бабушку-матрёшку»?
– Искала, Мартынчик, искала!.. Всё облазила. Нигде! Остатки её запаха были в гараже, а сама она как под землю провалилась! Зато я нашла этот пультик управления взрывом. Он у Гельмута…
– Это меня уже не колышет! – прервал я её. – Пусть этот пульт у твоего Гельмута хоть из задницы торчит!.. Главное, ты к нему ни под каким видом не прикасайся! Важно найти матрёшку!..
Значит, Рэкс был прав… Эта штука, которая должна разорвать нас в клочья, уже в нашем доме. Осталось только в подходящий момент нажать кнопку!..
Так когда же всё-таки запускают эти фейерверочные ракеты – в рождественскую ночь или в новогоднюю?! Мне необходимо знать это абсолютно точно!
Я совершенно не уверен, что за такой короткий срок полиция сумеет что-либо предпринять.
Во всех американских фильмах по телевизору я видел, что полиция с воем сирен всегда приезжает тогда, когда главный герой уже всё сделал и всех победил…
В таком случае мне остался пустячок – тоже всё сделать и всех победить. А уже потом и примчится Рэкс со своей полицией. Ничего себе задачка! Ах, как мне сейчас не хватает моего корешка Кота-Бродяги…
Я плюнул на все условности и спросил Фридриха напрямую:
– Скажи, пожалуйста, а в какую ночь ты обычно запускаешь свои ракеты – в новогоднюю или в рождественскую?
– А почему ты об этом спрашиваешь? – насторожился Фридрих.
– Последнее время я просто побаиваюсь стрельбы, – скромненько ответил я.
– А-а-а… Я обычно устраиваю фейерверки в Рождество. Я привык к этому с детства, и мне не хотелось бы менять привычки. Иногда я это делаю и в Новый год тоже, но самое главное для меня – это всё-таки Рождество!
* * *
После обеда мы пошли с Фридрихом прошвырнуться по Грюнвальду – опробовать новый поводок и эту систему удобных лаковых ремешочков, заменяющих неприятный и жёсткий ошейник.Первые метров двести я чувствовал себя невероятно скованным, а потом пообвыкся, и не скажу, что ношение этой сбруйки доставляло мне удовольствие, но и не приносило невероятного желания немедленно сорвать её с себя. Если недолго, то вполне приемлемо…
Однако когда я нашёл подходящий непроницаемо-густой кустик и захотел сделать под ним свои послеобеденные Дела, я всё же попросил Фридриха снять с меня эту конструкцию. Ужжжасно не люблю, когда кто-нибудь видит, как я ЭТО делаю! У меня, не к столу будь сказано (выражение Водилы…), от постороннего взгляда – желудок отказывается работать!
…Когда я уже зарывал в землю всё, что совершил, то услышал посторонний голос:
– Добрый день, герр фон Тифенбах! – и сразу же почувствовал резкий Собачий запах.
– Добрый день, – ответил Фридрих, и по его интонации я понял, что он не знаком с этим Человеком.
Я тут же вылетел из кустов, готовый ко всему! Но перед моими глазами предстала вполне мирная картинка: немолодой Человек на трех поводках держал трех тихих Фокстерьеров. Один – такой крупненький, почти как я, второй – среднего роста, третий – вообще недомерок.
Все три Фоксика попервости шарахнулись от меня, а потом стали меня разглядывать с каким-то странным интересом. А один из них – средний – даже стал осторожно заходить сзади, с явным желанием понюхать меня под хвостом!..
Видимо, желая польстить Хозяину Фоксиков, интеллигентный Фридрих вежливо сказал:
– Какая идиллическая, трогательная картинка – папа, мама и дитя. Просто прелесть!
– Да что вы, герр фон Тифенбах! – воскликнул Фоксиковый Хозяин. – Ах, если бы… А то ведь перед вами – три самых отъявленных гомосексуалиста! Три нормальных педика, которых водой не разольёшь. Вы бы лучше придержали своего котика, а то, я смотрю, они уже им заинтересовались!
– Боже мой, какой ужас!.. – ошарашенно пробормотал Фридрих. – Впервые слышу… Неужели и такое бывает?!
– Бывает, бывает, – сказал я ему по-шелдрейсовски. – Я в Петербурге даже у Котов такое видел. Особенно среди молодёжи. А Хозяину Фоксиков скажи, что если они ко мне полезут, я им всем троим яйца поотрываю! А заодно и их Хозяину.
Но такое Фридрих постеснялся сказать, а просто распрощался с Хозяином педерастической семейки, и мы пошли прочь, ни разу не оглянувшись на эту странноватую компашку…
* * *
Весь оставшийся день я был как на иголках! Мне не терпелось начать поиски этой смертоносной матрёшки… Почему немцы называют её «Бабушкой»?!Но к сожалению, я всё время был на глазах у Фридриха, а посему решил дождаться ночи и пошуровать как следует. Чтобы сузить круг поисков, необходимо было выяснить, где Фридрих хранит свои рождественские ракеты. Как говорил Шура Плоткин, «если пораскинуть мозгами логически», то наверняка там и эта матрёшка!
– А где у тебя эти рождественские штуки, которые ты запускаешь в небо? – спросил я у Фридриха, стараясь придать своему вопросу самую невинную форму праздного любопытства.