Страница:
Шесть лет тому назад, когда я был ещё совсем Котёнком, мой Шура Плоткин разошёлся со своей женой. (Кстати, я совершенно забыл, как она выглядит!..) При разделе имущества я оказался в одной компании с телевизором, холодильником, стиральной машиной, посудой, постельным бельём и мягкой мебелью у жены.
Щуре достались только книги, которые, слава Богу, его жена не читала, и старая раздолбанная пишущая машинка «Москва», на которой Шурина жена, к счастью, не умела печатать.
Со всем отвоёванным хозяйством и мной бывшая жена Шуры переехала на другой конец города – на Обводный канал, угол Лиговки, и счастливо зажила там с одним поразительно глупым Человеком.
На второй день я ушёл от них к Шуре.
Так вот, я до сих пор не имею понятия, каким образом я прошёл тогда через весь Ленинград, шёл почти неделю, добрался наконец до проспекта Науки, нашёл Шурин дом, нашёл его квартиру и в изнеможении сел под его дверью…
Как я уже говорил – никакого присутствия кокаина. Запаха алкоголя – сколько угодно. Кокаина – ни в малейшей степени. Фургон Лысого чуть ли не доверху был забит сотнями картонных коробок с водочными бутылками. По всей вероятности, при погрузке пара бутылок разбилась, упаковки промокли, и сейчас в фургоне стоял хорошо знакомый мне запах «Столичной» водки.
Причём должен отметить, что при всём моём неприятии алкоголя этот запах был на несколько порядков благороднее и лучше, чем запах «Столичной», которую Шура покупает в петербургских ларьках и магазинах.
Помимо алкогольных запахов, я обнаружил, повторяю, очень невыразительные запахи Лысого, чьи-то ещё (вероятно, грузчиков…) и запах незнакомых мне денег вперемежку с запахами сотен неизвестных Людей, когда-либо державших эти деньги в своих руках…
Запах этот шёл от одной из верхних коробок, и не успел я сообразить из какой, как вдруг услышал негромкие шаги и уже в следующую секунду увидел, как Лысый отстёгивает заднюю брезентовую полсть фургона.
Откинув её в сторону, Лысый осторожно огляделся по сторонам, убедился, что его никто не видит, и очень ловко вскочил в фургон, плотно задёрнув за собой заднюю брезентовую полсть.
Я подумал, что мне лучше и безопаснее всего не информировать Лысого о своём присутствии в его фургоне и не бросаться к нему навстречу с радостным мурлыканьем. Я затаился между коробками, сохраняя превосходную возможность обзора. И побега.
Лысый вытащил из кармана куртки маленький фонарь (вот оно, несовершенство Человеческих возможностей! Мне, например, фонарь в темноте – как рыбе зонтик…) и полез наверх под самый брезентовый потолок, откуда, как мне казалось, и идёт запах незнакомых мне денег.
И действительно. Лысый нащупал одну из верхних коробок, перевернул её, отклеил со дна коробки первый слой картона и вынул оттуда две нетолстые пачки зелёных денег. Я присмотрелся – доллары.
Вот доллары я даже очень хорошо знал, Один Шурин Знакомый ещё по армии, а потом и по университету, быстро разбогател. Как говорил Щура – «на первой клубнике и ранних помидорах». Помню, как этот Знакомый несколько раз приезжал к нам с зернистой икрой, которую я не ем, и с французским шампанским, которого не пьёт Шура…
Этот тип был шумным, наглым и хвастливым, и я видел, что Шуре он неприятен. Когда он уходил от нас, Шура всегда что-то вяло мямлил мне об «армейском братстве», о «студенческой дружбе», ещё что-то очень маловразумительное, во что Шура, по-моему, уже давно и сам не верил.
Потом Знакомый решил свалить в Америку. Купил документы, будто бы он еврей и жутко страдает от антисемитизма – что было абсолютно беззастенчивым враньём: достаточно было посмотреть на его рязанскую харю, – и получил из легковерной Америки вызов, как он теперь выражался, «на всю мишпуху».
Бывшему генералу КГБ, ныне Президенту огромного банка, он загнал свою роскошную Комаровскую дачу, бывшему второму секретарю горкома партии, ныне Генеральному директору совместного российско-шведско-германского предприятия, он продал квартиру на Невском, а «Волгу» – какому-то рыночному боссу. И в ожидании визы поселился у кого-то за городом. Сто тысяч долларов он сумел переправить, как он говорил, «за бугор», а остаток в тридцать пять тысяч привёз к нам и передал их на хранение Шуре Плоткину, заявив, что такую сумму он может доверить только Моему Шуре. Ибо все остальные его друзья – жулики и прохвосты!
– Я не государства боюсь, не ментов, – сказал он тогда Шуре. – На сегодняшнее государство я болт положил, а ментов покупаю, как хочу. Я боюсь обыкновенного пошлого рэкета. Они за пять долларов кому угодно глотку перережут. А тут – тридцать пять тысяч!..
– М-да… – сказал тогда Шура и посмотрел на меня.
– Представляешь, Шурик, как они будут из меня эти доллары вытряхивать?! Раскалённым утюгом по спине, иголки под ногти, за ноги подвешивать…
– А ты хочешь, чтобы это всё досталось мне, да? – рассмеялся тогда Шура. – И утюг, и иголки, и за ноги…
– Шурка! Ну не сходи с ума!.. Ну что ты сравниваешь? Кто ты, и кто я?! У меня же на всех рынках места откуплены – на Кузнечном, на Сытном, на Некрасовском, на Торжковском, на Калининском… Что же ты думаешь – Люди не понимают, сколько это стоит и что за этим стоит?! А у тебя, Шурик, извини, конечно, эти бабки никто искать не станет. Кто тебя будет принимать всерьёз?
– Мартын! – тут же ответил ему Шура.
– Верно. Разве что Мартын. А за мной охота идёт, как за соболем!
– Ладно, «соболь», – сказал ему тогда Шура, и я увидел, что ему всё это жутко не нравится! – Оставляй свои деньги и вали к ебене матери. Мне работать надо. Заберёшь, когда захочешь. Всё. Чао!
Причём весь этот разговор происходил именно в то время, когда, у нас с Шурой денег даже на хек не было, а задолженность за газ, воду, электричество, телефон и квартиру «превысила всякие допустимые пределы», как нам заявили на собрании нашего жилищного кооператива.
Тридцать пять тысяч этого тошнотворного Типа у нас месяца два пролежали. Так что у меня было достаточно времени насмотреться на доллары…
Лысый лёг на спину прямо на верхние коробки, расстегнул джинсы, словно собирался раздеться и лечь спать. Оказалось, что к внутренней стороне пояса джинсов у Лысого был пристрочен длинный мешочек с застёжкой-липучкой, величиной как раз с формат долларовой бумажки.
Лысый аккуратно сложил деньги в одну пачку, спрятал их в этот внутренний «карман», снова надел на себя джинсы, затянул ремень и стал слезать вниз. Я поглядел – ну нипочём не скажешь, что у него на животе доллары спрятаны! Ай да Лысый…
Я дождался, когда он выберется из фургона, когда зашнурует брезентовые полсти, когда затихнут его удаляющиеся шаги, когда закроется за ним водонепроницаемая тяжеленная дверь автомобильного трюма, и только тогда вылез на свет Божий.
Естественно, я поспешил к своему грузовику – авось Водила уже закончил упражнения с этой Сузи и я наконец смогу обратить его внимание на нежелательное присутствие кокаина в нашем фургоне.
Был бы Шура на месте Водилы – проблем вообще не было бы. У нас с Шурой прочная многолетняя телепатическая связь. Я его понимаю с полуслова, он меня – с малейшего движения кончика моего хвоста. Вот это контакт!
Кстати, об этом много писал английский доктор биологии Ричард Шелдрейс, книжку которого мне Шура как-то читал. Вокруг теории доктора Шелдрейса до сих пор идут разные идиотские споры – возможна такая связь или нет? И Шура, помню, даже собирался написать статью в защиту теории этого доктора. Но ему в редакции сказали:
– Да вы что, Плоткин! О котах!.. В те дни, когда вся страна…
Короче, статьи Шура так и не написал.
А вот как мы теперь с Водилой дотолкуемся – я совершенно не представлял себе. Но то, что я это обязан сделать, – тут у меня не было никаких сомнений!
Подбегаю к нашему грузовику – не тут-то было! Из кабины несутся такие крики Сузи, такое рычание Водилы, так откровенно торчит голая черненькая ножка нашей гостьи из бокового окна кабины, а вся кабина так мягко и ритмично покачивается из стороны в сторону, что я решил отложить наш разговор до утра и поспешил прочь, потому что снова стал заводиться со страшной силой!
Ах, рыженькую бы мне ту сейчас!.. С пушистым хвостиком!!! Я бы её, стервочку!.. Ой, батюшки, что же делать?! Так приспичило – спасу нет!!!
Бегу, бегу под машинами подальше от нашего грузовика и вдруг слышу – кто-то неподалёку тоненько поскуливает!..
Ну-ка, ну-ка… Кто это там и на что жалуется? Встал как вкопанный. Прислушался. Скулёж идёт явно из какой-то легковой машины. Покрутил башкой, пошевелил ушами – точно! Вон из того серебристого «мерседеса»!
То, что это был «мерседес» – я даю хвост на отруб! Это я в грузовых автомобилях ни черта не смыслю, а в легковых – будьте-нате… Шура всю жизнь так хотел иметь свою машину, что даже меня всем маркам легковушек выучил!
Прыгнул я на капот серебряного «мерседеса», гляжу, на заднем сиденье лежит крохотная Собачонка – впятеро уменьшенная копия Добермана-Пинчера. Лежит, мордочку вверх задрала и поскуливает от тоски и одиночества. Причём явная Сучка…
Увидела меня через стекло, испугалась, вскочила на свои тоненькие ножки и затявкала со страху. А затявкала-то – ну просто помереть со смеху! Стёкла у «мерседеса» все закрыты. Чем же она дышит там, бедняга, думаю?
Вспрыгнул с капота на крышу машины, смотрю, а там такой люк в крыше открыт. Для Кота или Кошки такой люк – самое милое дело.
Один прыжок без напряга – и гуляй, не хочу… А Собачонка, да ещё такая плюгавенькая, ни в жисть не допрыгнет. Вот хозяева её без боязни и оставили. Наверное, чтобы не платить за неё в Собачье-Кошачьей гостинице. Водилы, когда пили за моё здоровье говорили, что на каждом таком теплоходе есть гостиница для путешествующих Котов и Псов. И стоит – будь здоров! Исключительно в СКВ…
Бедная Собачонка трясётся от страха, тявкает каким-то детским голосом, ножки у неё дрожат, попкой забилась в угол… Ещё бы! Я же раза в два больше её и тяжелее раза в три. Ну, как мой Водила против той черненькой Сузи.
А ну-ка, подумал я, чем чёрт не шутит, когда Бог спит! Какого рожна я должен придерживаться каких-то расовых предрассудков?! Водила же не придерживается – вон как негритяночку охаживает!..
Шура мой, помню, однажды китаянку заклеил. Правда, на вторую ночь выяснилось, что она чистокровная киргизка с Иссык-Куля, но её дядя по матери – уйгур. Помесь казаха с китайцем. И живёт за Талгарским перевалом. А это уже Китай.
Короче, она плела такую несусветную чушь, что Шура в полном восторге купил ей на наши последние деньги билет на поезд и отправил её в Киргизию…
Вот и я решил разрушить все межвидовые границы к чёртовой матери! Тем более что эта малышка была достаточно элегантна и симпатична даже по строгим Кошачьим меркам.
Я спрыгнул вниз на заднее сиденье, вытащил её лапой из угла, обнюхал, как положено, а она вдруг – шмяк на спину, лапы в стороны, и как задышит, как задышит!..
А у меня в ушах ещё вопли черненькой Суэи, рык моего Водилы, запахи совершенно определённые, эти… Ну, как их? Половые! Голова кругом идёт!
И, что самое поразительное, чувствую – Собачонка-то сама хочет! Ну надо же!.. Наверное, такое ни одному биологу, ни одному доктору Кошачье-Собачьих наук и во сне не приснится!
Уж и не помню, как я её перевернул, прижал всем своим весом к «мерседесовским» подушкам, ласково так, легонько прихватил зубами за шкирку и….
Как и было обещано – в подробности не вдаюсь Одно могу сказать: это было так здорово, что и не высказать!!! Ласковая оказалась – очень многим нашим Кошкам поучиться.
Мы потом валялись у неё в машине – она рассказывала мне, что я, дескать, у неё первый… Хозяева ей ЭТО не разрешают. Боятся, что ЭТО может её испортить, а она очень дорого стоит. А ей ЭТО очень даже необходимо, потому что время идёт, возраст поджимает, она становится нервной, слезливой, вспыльчивой. Аппетит пропадает. Спит плохо. Но уж если спит, то урывками, и сны всю дорогу исключительно про ЭТО. Она три раза уже видела ЭТО у Людей, два раза у Собак и один раз у Кроликов. И с тех пор только об ЭТОМ и думает… Так что если я не очень устал, то не смог бы я сделать ЭТО ещё один раз?..
– Об чём речь!.. – говорю я словами Шуры Плоткина. – Какие проблемы?! Желание дамы – закон для джентльмена!
И ещё пару раз ЭТО сделал.
– Слушай, Дженни, – говорю я.
Её, оказалось, Дженни зовут…
– Слушай, Дженни, – говорю. – А чего это там под сиденьем валяется? Во-он блестит, видишь?
– А это Его зажигалка, – говорит Дженни. – Между прочим, золотая. Тяжёлая, кошмар! Я пробовала её вытащить оттуда, но мне это оказалось не по силам. Да я и не очень старалась… Он из-за этой зажигалки устроил такой хамский скандал в вашей «Астории», что двух горничных, которые убирали наши апартаменты, уволили по подозрению в воровстве, а дежурную по этажу перевели в горничные. Выглядело это отвратительно! Он орал, брызгал слюной, писал какие-то письма, доносы, приходила ваша полиция… Моя Хозяйка, его жена, умоляла Его прекратить эти чудовищные сцены, так он и на неё накричал!.. При всех… Причём, я не преувеличиваю, таких зажигалок он может покупать тысячу штук в день… При его состоянии, при всех его гешефтах, при всех его домах в Германии, в Швейцарии, в Италии – так себя вести?! Причём я сама видела, как он выронил её из кармана и она завалилась за сиденье. А уж потом проскользнула под коврик…
Честно говоря, из всей её великосветской болтовни я понял одно: её Хозяин – богатый мудак и жлоб, выронил зажигалку, а потом кого-то обвинил в воровстве вместо того, чтобы поискать её в собственном автомобиле. И эта зажигалка сейчас лежит у меня перед глазами, а Хозяин Дженни, успев наплевать в душу сразу же многим людям, считает эту зажигалку безвозвратно утерянной.
Всё остальное – «Астория», «горничные», «апартаменты», «гешефты» – мне было до фонаря. Я ничего этого не знал, и мне на это было решительно наплевать.
Что главное в этой истории – существует зажигалка, которая считается утерянной. Всё!
– Есть идея! – сказал я Дженни. – Давай подарим эту зажигалку одному моему знакомому Хорошему Человеку. Это будет своеобразной местью твоему Плохому Человеку.
– Прелестная идея! – воскликнула Дженни и лизнула меня в нос. – Но как ты её достанешь? Она ужасно тяжёлая!..
– Детка… – Я снисходительно посмотрел, на Дженни. – О чём ты говоришь! Не смеши меня, малыш.
Чёрт подери! Как мне втолковать Водиле, что я не Барсик, не Мурзик и уж тем более не КЫСЯ!
Я бежал, зажав в зубах тяжёлую золотую зажигалку, а Водила, стараясь смягчить свой хриплый голос ласковыми бабьими интонациями, монотонно и тупо орал на весь корабельно-автомобильный трюм:
– Кы-ся-а-а-а!!!
Костюма на нём не было. Рубашки и галстука тоже. В одних трусах и резиновых сапогах по колено Водила мыл в кабине пол, споласкивал тряпку в ведре, оттирал педали, руль и ступеньки.
По запаху я сразу понял, что произошло. Мне было только неясно – с кем. Во всяком случае, черненькой Сузи в кабине уже не было.
– Кыся!.. – расплылся Водила в доброй и хмельной улыбке.
И, словно отвечая на мой вопрос, сокрушённо сказал:
– Вот видишь, что бывает, когда девушка мешает «Московскую» с кампари, кампари с пивом, пиво с сухоньким, а сухонькое опять с водкой… И не закусывает. А ты чего там в зубах держишь? Мышку поймал? Ах ты ж моя Кыся! Ай да молодец! Охотник. Ну, покажи мне мышку, покажи…
И тут я не удержался от небольшого, но весьма эффектного спектакля: я просто разжал зубы, и зажигалка с нежным звоном упала на металлический пол трюма.
Водила наклонился, поднял зажигалку, ошеломлённо осмотрел её со всех сторон. Потом взвесил её на руке, добыл из неё огонь, защёлкнул и тихо сказал почти трезвым голосом:
– Ни хера себе!.. Это где же ты слямзил, Кыся ты чёртов? Она ж с чистого золота, бандитская твоя рожа! Ну, Кыся, ты даёшь….
Как я обычно делаю, когда хочу, чтобы Человек пошёл за мной туда, куда мне это нужно? Естественно, это ни в коей мере не относится к Шуре Плоткину. Тут мне достаточно одного взгляда на Шуру. Как, впрочем, и ему. Он только посмотрит на меня – я уже знаю, чего он хочет.
Но когда мне нужно позвать за собой постороннего Человека – например, лифт не работает, а мне нужно подняться к себе на восьмой этаж и нажать кнопку звонка, чтобы Шура открыл мне дверь, – я делаю всё очень просто и доступно для Человеческого понимания.
Шура называет таких Людей моими Клиентами.
Итак: дождавшись перед входом в дом такого Клиента, я начинаю негромко кричать «А-а-ааа!..», иду туда, куда нужно мне, и оглядываюсь на этого Клиента. Он останавливается, и я останавливаюсь. Ору громче, оглядываюсь на него, опять начинаю идти. Клиент за мной. Снова останавливается. Я ору ещё громче! И стараюсь заглянуть ему в глаза. Клиент, конечно, ни черта не понимает и растерянно спрашивает:
– Ты чего, кошечка?..
Тогда я напрягаю всю свою волю и мысленно говорю ему: «Кретин! Иди за мной, тетеря! Делай то, что МНЕ нужно! Слышишь, ты?! Недоумок! Вперёд!!!»
Тут Клиенту начинает казаться, будто он такой умный и проницательный, что вдруг стал понимать даже «бессловесную тварь». И говорит счастливым голосом:
– Ах, ты хочешь, чтобы я поднялся (или «поднялась») за тобой и нажал кнопку звонка твоей квартиры?
Вот тут наступает самый ответственный момент! Тут самое время изобразить прилив бесконечной благодарности и любви ко всему роду Человеческому!.. Тут, как это тебе ни противно, необходимо мурлыкнуть, задрать хвост трубой и слегка потереться о ногу Клиента.
После чего ты можешь брать Клиента, как говорится, голыми лапами, не выпуская когтей! Спокойно иди на свой этаж и будь уверен, что Клиент идёт за тобой.
У своей двери ты должен снова сесть и уже без мурлыканья (тут техника отработана идеально!), на своём обычном «А-а-ааа!» ещё раз терануться головой о Клиента и снова пристально заглянуть ему в глаза. Это срабатывает как поощрение. И я ручаюсь, что Клиент расколется!
Он нажмёт кнопку звонка, подождёт, пока Шура откроет дверь, и обязательно произнесёт сладким голосом до омерзения ходульную фразу:
– Извините, пожалуйста, это ваша кошечка?
– Конечно, конечно, – отвечает в таких случаях Шура. – Очень вам признателен. Проходи, Мартын…
– Какая хорошая кошечка! – обычно говорит Клиент. – Сама гулять ходит, такая ласковая, такая умная…
«Зато ты – полный идиот! Не мог сразу понять, что мне нужно, жлоб с деревянной мордой!» – думаю я про Клиента и, не скрою, в ту же секунду забываю, как он выглядит.
– Спасибо, спасибо большое! – говорит вежливый Шура и закрывает дверь перед носом Клиента.
– Ну ты нахал, Кыся! На кой тебе хрен фургон? Чего ты там забыл? Тебе в кабине места мало? Я, конечно, тебе очень благодарен за эту зажигалочку, но правила есть правила: в фургон больше ни шагу. Там груз, я за него головой отвечаю. Отправитель мне доверяет, получатель меня ждёт. А ты уже одну пачку когтями подрапал. Что ж ты думаешь, я не видел? А это нарушение целостности упаковки. Могут быть неприятности, Кыся…
«О дубина!.. – подумал я. – У тебя могут быть такие неприятности с этой ПОДРАПАННОЙ, как ты выражаешься, пачкой, что тебе небо с овчинку покажется! Ах, Шуру бы нам сюда! Он бы тебя носом в эту пачку сунул да Уголовный кодекс тебе вслух, как мне когда-то, почитал! Так ты бы меня ещё под хвост целовал, что я тебя предупредил. Если, конечно, этот кокаин не твоих рук дело!..»
– Идём-ка, Кыся, в каюту заглянем. Может, мой сокамерник уже освободился от своей лахудры, так хоть на палубу сходим вместе. Я тебе море покажу, – сказал мне Водила. – А потом, в ночной бар. Холодного пивка попьём. Айда?
Он вытащил из кабины небольшую дорожную сумку, посадил меня туда и перекинул сумку через плечо.
– Ты пока там не высовывайся. Мы сейчас с тобой как партизаны – околицами да огородами, чтоб нас никто из обслуги не засёк. Понял?
«Чего ж тут не понять? – думаю. – Это ты, дундук здоровый, никак меня понять не хочешь. А я-то тебя понимаю прекрасно!»
И я наклонился в сумке так, чтобы он мог застегнуть молнию над моей головой. Слышу, говорит негромко:
– Ох и умница же ты у меня, Кыся! У тебя ж голова – Совет министров! Хотя чего я вас равняю?! Им до тебя ещё маком какать, и то не дотянутся! Поехали?
Мы и поехали. Сижу себе в застёгнутой сумке и думаю: «Действительно, чего меня сравнивать с каким-то „Советом министров“? Кто они и кто Я? Я – КОТ! Я происхожу от Тигров и Ягуаров, от Пантер и Леопардов, от Гепардов и Рысей наконец… Во мне же потрясающая наследственность!..
А что такое «Совет министров»? Люди. И предок у них был один-единственный – Обезьяна…
Как иногда говорил Шура Плоткину многие из них даже не закончили процесс переходной формации. Или застряли посередине: вроде бы уже не Обезьяна, но пока ещё и не Человек…
Как меня только не называли! И «ловкий», и «смелый», и «сильный»… Только «красивый» никто никогда не говорил. Но я и не претендую. Вид у меня действительно хамоватый: уши рваные, загривок торчком, через всю морду шрам, брыли здоровущие…
Так вот, на комплименты посторонних я чихать хотел.
Теперь вернёмся к Водиле. Он меня, похвалил, и я на это клюнул! Значит, он для меня становится не таким уж «посторонним»?..
– Эй, Кыся! Заснул? – услышал я голос Водилы, и молния над моей головой расстегнулась.
Ну-с, и где же ваше море?
Ах, это пока ещё каюта… Ну и каюта! У нас с Шурой дома сортир больше. Окна нет, туалета нет, душа нет. Словно щель, узенький шкафчик, игрушечный столик – максимум на одну бутылку и два бутерброда, духота и две койки – одна над другой.
На нижней койке, в одних джинсах, без туфель и рубашки лежит и старательно изображает спящего… Кто бы вы думали?! Лысый! Оказывается, они с моим Водилой в одной каюте плывут.
– Вот, Кыся, видишь, как мы живём? – тихо говорит мне Водила. – Самая что ни есть дешёвка. Помыться, поссать или ещё чего – беги в конец коридора… Дышать нечем. Наши хозяева миллионами ворочают, а на нас экономят, бля. Всё никак от совковости не отскребутся! Нет чтоб водилам приличные условия создать – ну не с окошком, хоть с иллюминатором… И чтоб параша под боком и душ какой-никакой. Мы ж месяцами на них горбатимся, день и ночь из-за руля не вылезаем, тыщи и тыщи километров, а они…
Тут Лысый заворочался, глазами хлопает, жмурится, будто спросонок – ну чистый фальшак! А мой лопух – всё за чистую монету:
– Проснулся? Извини, это мы тебя с Кысей, наверное, разбудили. Ну чего, была у тебя та, светленькая? Которая в шортах выплясывала?
– А куда она денется? – говорит Лысый и ужасно ненатурально потягивается. – Только ушла.
– Это с той самой поры, как я негритяночку в машину повёл, ты и из каюты не выходил?! – поразился мой Водила.
– А ты что думал! – отвечает Лысый и садится на койку.
– Ох, силён! – заржал мой. – Ну ты даёшь!.. Айда с нами на палубу. Кысе море покажем. А потом в ночной бар – пивка холодненького для оттяжки.
Тут этот сукин сын Лысый притворно зевает и говорит:
– Что ты, что ты… У меня и денег-то таких нет. Гроши какие-то остались. На них не то что пива, воды сырой не купишь… Я же в вашей системе недавно.
Я чуть не обалдел от такого вранья! Всё – ложь. От первого и до последнего слова! Он и джинсы свои вонючие не снимал потому, что у него там долларов жуткое количество… И никакой «светленькой в шортах» в его каюте не было! И сам он в это время в трюме шастал и по своему фургону лазал – доллары заныканные доставал!.. Я же всё это собственными глазами видел! И вообще – сволочь он, этот Лысый. Ему только Пилипенко под стать… А может, Лысый ещё хуже?..
А мой Водила… Ну слов нет! Вот уж права была наша дворничиха Варвара, когда говорила, что «простота – хуже воровства». Мой поверил во всё, что ему Лысый наплёл, да ещё и страшно застеснялся, что Лысый может подумать, будто он зовёт его в бар на халяву.
– Да Бог с тобой… Ты что?.. Какие деньги?! Это же я тебя приглашаю… Об чём речь? Обижаешь.
– Тогда-то что, – говорит Лысый и начинает одеваться. Вот тут от его одежды снова пахнуло кокаинчиком. Ох, не к добру это! Ох, не к добру…
Темно, сыро, холодно. Ужасно много воды вокруг, и шумит она так, что Водиле и Лысому приходится даже кричать, чтобы расслышать друг друга.
Мы на самом носу Нашего корабля. Это мне объяснил Водила.
Водила и Лысый сидят на скамейке, курят. Уже ночь, на палубе никого нет, и Водила выпустил меня из сумки. Я примостился у его ног – от них хоть какое-то тепло идёт.
Щуре достались только книги, которые, слава Богу, его жена не читала, и старая раздолбанная пишущая машинка «Москва», на которой Шурина жена, к счастью, не умела печатать.
Со всем отвоёванным хозяйством и мной бывшая жена Шуры переехала на другой конец города – на Обводный канал, угол Лиговки, и счастливо зажила там с одним поразительно глупым Человеком.
На второй день я ушёл от них к Шуре.
Так вот, я до сих пор не имею понятия, каким образом я прошёл тогда через весь Ленинград, шёл почти неделю, добрался наконец до проспекта Науки, нашёл Шурин дом, нашёл его квартиру и в изнеможении сел под его дверью…
* * *
Короче, отыскал я грузовик Лысого, пролез в него таким же способом, что и в грузовик моего Водилы, и стал обследовать содержимое фургона самым тщательным образом.Как я уже говорил – никакого присутствия кокаина. Запаха алкоголя – сколько угодно. Кокаина – ни в малейшей степени. Фургон Лысого чуть ли не доверху был забит сотнями картонных коробок с водочными бутылками. По всей вероятности, при погрузке пара бутылок разбилась, упаковки промокли, и сейчас в фургоне стоял хорошо знакомый мне запах «Столичной» водки.
Причём должен отметить, что при всём моём неприятии алкоголя этот запах был на несколько порядков благороднее и лучше, чем запах «Столичной», которую Шура покупает в петербургских ларьках и магазинах.
Помимо алкогольных запахов, я обнаружил, повторяю, очень невыразительные запахи Лысого, чьи-то ещё (вероятно, грузчиков…) и запах незнакомых мне денег вперемежку с запахами сотен неизвестных Людей, когда-либо державших эти деньги в своих руках…
Запах этот шёл от одной из верхних коробок, и не успел я сообразить из какой, как вдруг услышал негромкие шаги и уже в следующую секунду увидел, как Лысый отстёгивает заднюю брезентовую полсть фургона.
Откинув её в сторону, Лысый осторожно огляделся по сторонам, убедился, что его никто не видит, и очень ловко вскочил в фургон, плотно задёрнув за собой заднюю брезентовую полсть.
Я подумал, что мне лучше и безопаснее всего не информировать Лысого о своём присутствии в его фургоне и не бросаться к нему навстречу с радостным мурлыканьем. Я затаился между коробками, сохраняя превосходную возможность обзора. И побега.
Лысый вытащил из кармана куртки маленький фонарь (вот оно, несовершенство Человеческих возможностей! Мне, например, фонарь в темноте – как рыбе зонтик…) и полез наверх под самый брезентовый потолок, откуда, как мне казалось, и идёт запах незнакомых мне денег.
И действительно. Лысый нащупал одну из верхних коробок, перевернул её, отклеил со дна коробки первый слой картона и вынул оттуда две нетолстые пачки зелёных денег. Я присмотрелся – доллары.
Вот доллары я даже очень хорошо знал, Один Шурин Знакомый ещё по армии, а потом и по университету, быстро разбогател. Как говорил Щура – «на первой клубнике и ранних помидорах». Помню, как этот Знакомый несколько раз приезжал к нам с зернистой икрой, которую я не ем, и с французским шампанским, которого не пьёт Шура…
Этот тип был шумным, наглым и хвастливым, и я видел, что Шуре он неприятен. Когда он уходил от нас, Шура всегда что-то вяло мямлил мне об «армейском братстве», о «студенческой дружбе», ещё что-то очень маловразумительное, во что Шура, по-моему, уже давно и сам не верил.
Потом Знакомый решил свалить в Америку. Купил документы, будто бы он еврей и жутко страдает от антисемитизма – что было абсолютно беззастенчивым враньём: достаточно было посмотреть на его рязанскую харю, – и получил из легковерной Америки вызов, как он теперь выражался, «на всю мишпуху».
Бывшему генералу КГБ, ныне Президенту огромного банка, он загнал свою роскошную Комаровскую дачу, бывшему второму секретарю горкома партии, ныне Генеральному директору совместного российско-шведско-германского предприятия, он продал квартиру на Невском, а «Волгу» – какому-то рыночному боссу. И в ожидании визы поселился у кого-то за городом. Сто тысяч долларов он сумел переправить, как он говорил, «за бугор», а остаток в тридцать пять тысяч привёз к нам и передал их на хранение Шуре Плоткину, заявив, что такую сумму он может доверить только Моему Шуре. Ибо все остальные его друзья – жулики и прохвосты!
– Я не государства боюсь, не ментов, – сказал он тогда Шуре. – На сегодняшнее государство я болт положил, а ментов покупаю, как хочу. Я боюсь обыкновенного пошлого рэкета. Они за пять долларов кому угодно глотку перережут. А тут – тридцать пять тысяч!..
– М-да… – сказал тогда Шура и посмотрел на меня.
– Представляешь, Шурик, как они будут из меня эти доллары вытряхивать?! Раскалённым утюгом по спине, иголки под ногти, за ноги подвешивать…
– А ты хочешь, чтобы это всё досталось мне, да? – рассмеялся тогда Шура. – И утюг, и иголки, и за ноги…
– Шурка! Ну не сходи с ума!.. Ну что ты сравниваешь? Кто ты, и кто я?! У меня же на всех рынках места откуплены – на Кузнечном, на Сытном, на Некрасовском, на Торжковском, на Калининском… Что же ты думаешь – Люди не понимают, сколько это стоит и что за этим стоит?! А у тебя, Шурик, извини, конечно, эти бабки никто искать не станет. Кто тебя будет принимать всерьёз?
– Мартын! – тут же ответил ему Шура.
– Верно. Разве что Мартын. А за мной охота идёт, как за соболем!
– Ладно, «соболь», – сказал ему тогда Шура, и я увидел, что ему всё это жутко не нравится! – Оставляй свои деньги и вали к ебене матери. Мне работать надо. Заберёшь, когда захочешь. Всё. Чао!
Причём весь этот разговор происходил именно в то время, когда, у нас с Шурой денег даже на хек не было, а задолженность за газ, воду, электричество, телефон и квартиру «превысила всякие допустимые пределы», как нам заявили на собрании нашего жилищного кооператива.
Тридцать пять тысяч этого тошнотворного Типа у нас месяца два пролежали. Так что у меня было достаточно времени насмотреться на доллары…
* * *
…Даже без нижнего куска картона коробка с водкой казалась нетронутой – как на фабрике запаковали. Никаких нарушений! Просто к низу коробки был прилеплен ещё один кусок фальшивого дна, а между настоящим и фальшивым лежали доллары.Лысый лёг на спину прямо на верхние коробки, расстегнул джинсы, словно собирался раздеться и лечь спать. Оказалось, что к внутренней стороне пояса джинсов у Лысого был пристрочен длинный мешочек с застёжкой-липучкой, величиной как раз с формат долларовой бумажки.
Лысый аккуратно сложил деньги в одну пачку, спрятал их в этот внутренний «карман», снова надел на себя джинсы, затянул ремень и стал слезать вниз. Я поглядел – ну нипочём не скажешь, что у него на животе доллары спрятаны! Ай да Лысый…
Я дождался, когда он выберется из фургона, когда зашнурует брезентовые полсти, когда затихнут его удаляющиеся шаги, когда закроется за ним водонепроницаемая тяжеленная дверь автомобильного трюма, и только тогда вылез на свет Божий.
Естественно, я поспешил к своему грузовику – авось Водила уже закончил упражнения с этой Сузи и я наконец смогу обратить его внимание на нежелательное присутствие кокаина в нашем фургоне.
Был бы Шура на месте Водилы – проблем вообще не было бы. У нас с Шурой прочная многолетняя телепатическая связь. Я его понимаю с полуслова, он меня – с малейшего движения кончика моего хвоста. Вот это контакт!
Кстати, об этом много писал английский доктор биологии Ричард Шелдрейс, книжку которого мне Шура как-то читал. Вокруг теории доктора Шелдрейса до сих пор идут разные идиотские споры – возможна такая связь или нет? И Шура, помню, даже собирался написать статью в защиту теории этого доктора. Но ему в редакции сказали:
– Да вы что, Плоткин! О котах!.. В те дни, когда вся страна…
Короче, статьи Шура так и не написал.
А вот как мы теперь с Водилой дотолкуемся – я совершенно не представлял себе. Но то, что я это обязан сделать, – тут у меня не было никаких сомнений!
Подбегаю к нашему грузовику – не тут-то было! Из кабины несутся такие крики Сузи, такое рычание Водилы, так откровенно торчит голая черненькая ножка нашей гостьи из бокового окна кабины, а вся кабина так мягко и ритмично покачивается из стороны в сторону, что я решил отложить наш разговор до утра и поспешил прочь, потому что снова стал заводиться со страшной силой!
Ах, рыженькую бы мне ту сейчас!.. С пушистым хвостиком!!! Я бы её, стервочку!.. Ой, батюшки, что же делать?! Так приспичило – спасу нет!!!
Бегу, бегу под машинами подальше от нашего грузовика и вдруг слышу – кто-то неподалёку тоненько поскуливает!..
Ну-ка, ну-ка… Кто это там и на что жалуется? Встал как вкопанный. Прислушался. Скулёж идёт явно из какой-то легковой машины. Покрутил башкой, пошевелил ушами – точно! Вон из того серебристого «мерседеса»!
То, что это был «мерседес» – я даю хвост на отруб! Это я в грузовых автомобилях ни черта не смыслю, а в легковых – будьте-нате… Шура всю жизнь так хотел иметь свою машину, что даже меня всем маркам легковушек выучил!
Прыгнул я на капот серебряного «мерседеса», гляжу, на заднем сиденье лежит крохотная Собачонка – впятеро уменьшенная копия Добермана-Пинчера. Лежит, мордочку вверх задрала и поскуливает от тоски и одиночества. Причём явная Сучка…
Увидела меня через стекло, испугалась, вскочила на свои тоненькие ножки и затявкала со страху. А затявкала-то – ну просто помереть со смеху! Стёкла у «мерседеса» все закрыты. Чем же она дышит там, бедняга, думаю?
Вспрыгнул с капота на крышу машины, смотрю, а там такой люк в крыше открыт. Для Кота или Кошки такой люк – самое милое дело.
Один прыжок без напряга – и гуляй, не хочу… А Собачонка, да ещё такая плюгавенькая, ни в жисть не допрыгнет. Вот хозяева её без боязни и оставили. Наверное, чтобы не платить за неё в Собачье-Кошачьей гостинице. Водилы, когда пили за моё здоровье говорили, что на каждом таком теплоходе есть гостиница для путешествующих Котов и Псов. И стоит – будь здоров! Исключительно в СКВ…
Бедная Собачонка трясётся от страха, тявкает каким-то детским голосом, ножки у неё дрожат, попкой забилась в угол… Ещё бы! Я же раза в два больше её и тяжелее раза в три. Ну, как мой Водила против той черненькой Сузи.
А ну-ка, подумал я, чем чёрт не шутит, когда Бог спит! Какого рожна я должен придерживаться каких-то расовых предрассудков?! Водила же не придерживается – вон как негритяночку охаживает!..
Шура мой, помню, однажды китаянку заклеил. Правда, на вторую ночь выяснилось, что она чистокровная киргизка с Иссык-Куля, но её дядя по матери – уйгур. Помесь казаха с китайцем. И живёт за Талгарским перевалом. А это уже Китай.
Короче, она плела такую несусветную чушь, что Шура в полном восторге купил ей на наши последние деньги билет на поезд и отправил её в Киргизию…
Вот и я решил разрушить все межвидовые границы к чёртовой матери! Тем более что эта малышка была достаточно элегантна и симпатична даже по строгим Кошачьим меркам.
Я спрыгнул вниз на заднее сиденье, вытащил её лапой из угла, обнюхал, как положено, а она вдруг – шмяк на спину, лапы в стороны, и как задышит, как задышит!..
А у меня в ушах ещё вопли черненькой Суэи, рык моего Водилы, запахи совершенно определённые, эти… Ну, как их? Половые! Голова кругом идёт!
И, что самое поразительное, чувствую – Собачонка-то сама хочет! Ну надо же!.. Наверное, такое ни одному биологу, ни одному доктору Кошачье-Собачьих наук и во сне не приснится!
Уж и не помню, как я её перевернул, прижал всем своим весом к «мерседесовским» подушкам, ласково так, легонько прихватил зубами за шкирку и….
Как и было обещано – в подробности не вдаюсь Одно могу сказать: это было так здорово, что и не высказать!!! Ласковая оказалась – очень многим нашим Кошкам поучиться.
Мы потом валялись у неё в машине – она рассказывала мне, что я, дескать, у неё первый… Хозяева ей ЭТО не разрешают. Боятся, что ЭТО может её испортить, а она очень дорого стоит. А ей ЭТО очень даже необходимо, потому что время идёт, возраст поджимает, она становится нервной, слезливой, вспыльчивой. Аппетит пропадает. Спит плохо. Но уж если спит, то урывками, и сны всю дорогу исключительно про ЭТО. Она три раза уже видела ЭТО у Людей, два раза у Собак и один раз у Кроликов. И с тех пор только об ЭТОМ и думает… Так что если я не очень устал, то не смог бы я сделать ЭТО ещё один раз?..
– Об чём речь!.. – говорю я словами Шуры Плоткина. – Какие проблемы?! Желание дамы – закон для джентльмена!
И ещё пару раз ЭТО сделал.
* * *
…Лежим, отдыхаем. Я смотрю, между передними сиденьями из-под коврика выглядывает краешек чего-то жёлто-блестящего.– Слушай, Дженни, – говорю я.
Её, оказалось, Дженни зовут…
– Слушай, Дженни, – говорю. – А чего это там под сиденьем валяется? Во-он блестит, видишь?
– А это Его зажигалка, – говорит Дженни. – Между прочим, золотая. Тяжёлая, кошмар! Я пробовала её вытащить оттуда, но мне это оказалось не по силам. Да я и не очень старалась… Он из-за этой зажигалки устроил такой хамский скандал в вашей «Астории», что двух горничных, которые убирали наши апартаменты, уволили по подозрению в воровстве, а дежурную по этажу перевели в горничные. Выглядело это отвратительно! Он орал, брызгал слюной, писал какие-то письма, доносы, приходила ваша полиция… Моя Хозяйка, его жена, умоляла Его прекратить эти чудовищные сцены, так он и на неё накричал!.. При всех… Причём, я не преувеличиваю, таких зажигалок он может покупать тысячу штук в день… При его состоянии, при всех его гешефтах, при всех его домах в Германии, в Швейцарии, в Италии – так себя вести?! Причём я сама видела, как он выронил её из кармана и она завалилась за сиденье. А уж потом проскользнула под коврик…
Честно говоря, из всей её великосветской болтовни я понял одно: её Хозяин – богатый мудак и жлоб, выронил зажигалку, а потом кого-то обвинил в воровстве вместо того, чтобы поискать её в собственном автомобиле. И эта зажигалка сейчас лежит у меня перед глазами, а Хозяин Дженни, успев наплевать в душу сразу же многим людям, считает эту зажигалку безвозвратно утерянной.
Всё остальное – «Астория», «горничные», «апартаменты», «гешефты» – мне было до фонаря. Я ничего этого не знал, и мне на это было решительно наплевать.
Что главное в этой истории – существует зажигалка, которая считается утерянной. Всё!
– Есть идея! – сказал я Дженни. – Давай подарим эту зажигалку одному моему знакомому Хорошему Человеку. Это будет своеобразной местью твоему Плохому Человеку.
– Прелестная идея! – воскликнула Дженни и лизнула меня в нос. – Но как ты её достанешь? Она ужасно тяжёлая!..
– Детка… – Я снисходительно посмотрел, на Дженни. – О чём ты говоришь! Не смеши меня, малыш.
* * *
– Кыся-а!.. Барсик!.. Мурзик!.. Кы-ся-а-а-а!… – ещё издалека услышал я.Чёрт подери! Как мне втолковать Водиле, что я не Барсик, не Мурзик и уж тем более не КЫСЯ!
Я бежал, зажав в зубах тяжёлую золотую зажигалку, а Водила, стараясь смягчить свой хриплый голос ласковыми бабьими интонациями, монотонно и тупо орал на весь корабельно-автомобильный трюм:
– Кы-ся-а-а-а!!!
Костюма на нём не было. Рубашки и галстука тоже. В одних трусах и резиновых сапогах по колено Водила мыл в кабине пол, споласкивал тряпку в ведре, оттирал педали, руль и ступеньки.
По запаху я сразу понял, что произошло. Мне было только неясно – с кем. Во всяком случае, черненькой Сузи в кабине уже не было.
– Кыся!.. – расплылся Водила в доброй и хмельной улыбке.
И, словно отвечая на мой вопрос, сокрушённо сказал:
– Вот видишь, что бывает, когда девушка мешает «Московскую» с кампари, кампари с пивом, пиво с сухоньким, а сухонькое опять с водкой… И не закусывает. А ты чего там в зубах держишь? Мышку поймал? Ах ты ж моя Кыся! Ай да молодец! Охотник. Ну, покажи мне мышку, покажи…
И тут я не удержался от небольшого, но весьма эффектного спектакля: я просто разжал зубы, и зажигалка с нежным звоном упала на металлический пол трюма.
Водила наклонился, поднял зажигалку, ошеломлённо осмотрел её со всех сторон. Потом взвесил её на руке, добыл из неё огонь, защёлкнул и тихо сказал почти трезвым голосом:
– Ни хера себе!.. Это где же ты слямзил, Кыся ты чёртов? Она ж с чистого золота, бандитская твоя рожа! Ну, Кыся, ты даёшь….
* * *
…Минут через двадцать, когда Водила очухался от нашего с Дженни подарка, умылся и переоделся, я попытался зазвать его в фургон, чтобы показать ему пакет с фанерой, который прямо-таки благоухал длительным заключением!..Как я обычно делаю, когда хочу, чтобы Человек пошёл за мной туда, куда мне это нужно? Естественно, это ни в коей мере не относится к Шуре Плоткину. Тут мне достаточно одного взгляда на Шуру. Как, впрочем, и ему. Он только посмотрит на меня – я уже знаю, чего он хочет.
Но когда мне нужно позвать за собой постороннего Человека – например, лифт не работает, а мне нужно подняться к себе на восьмой этаж и нажать кнопку звонка, чтобы Шура открыл мне дверь, – я делаю всё очень просто и доступно для Человеческого понимания.
Шура называет таких Людей моими Клиентами.
Итак: дождавшись перед входом в дом такого Клиента, я начинаю негромко кричать «А-а-ааа!..», иду туда, куда нужно мне, и оглядываюсь на этого Клиента. Он останавливается, и я останавливаюсь. Ору громче, оглядываюсь на него, опять начинаю идти. Клиент за мной. Снова останавливается. Я ору ещё громче! И стараюсь заглянуть ему в глаза. Клиент, конечно, ни черта не понимает и растерянно спрашивает:
– Ты чего, кошечка?..
Тогда я напрягаю всю свою волю и мысленно говорю ему: «Кретин! Иди за мной, тетеря! Делай то, что МНЕ нужно! Слышишь, ты?! Недоумок! Вперёд!!!»
Тут Клиенту начинает казаться, будто он такой умный и проницательный, что вдруг стал понимать даже «бессловесную тварь». И говорит счастливым голосом:
– Ах, ты хочешь, чтобы я поднялся (или «поднялась») за тобой и нажал кнопку звонка твоей квартиры?
Вот тут наступает самый ответственный момент! Тут самое время изобразить прилив бесконечной благодарности и любви ко всему роду Человеческому!.. Тут, как это тебе ни противно, необходимо мурлыкнуть, задрать хвост трубой и слегка потереться о ногу Клиента.
После чего ты можешь брать Клиента, как говорится, голыми лапами, не выпуская когтей! Спокойно иди на свой этаж и будь уверен, что Клиент идёт за тобой.
У своей двери ты должен снова сесть и уже без мурлыканья (тут техника отработана идеально!), на своём обычном «А-а-ааа!» ещё раз терануться головой о Клиента и снова пристально заглянуть ему в глаза. Это срабатывает как поощрение. И я ручаюсь, что Клиент расколется!
Он нажмёт кнопку звонка, подождёт, пока Шура откроет дверь, и обязательно произнесёт сладким голосом до омерзения ходульную фразу:
– Извините, пожалуйста, это ваша кошечка?
– Конечно, конечно, – отвечает в таких случаях Шура. – Очень вам признателен. Проходи, Мартын…
– Какая хорошая кошечка! – обычно говорит Клиент. – Сама гулять ходит, такая ласковая, такая умная…
«Зато ты – полный идиот! Не мог сразу понять, что мне нужно, жлоб с деревянной мордой!» – думаю я про Клиента и, не скрою, в ту же секунду забываю, как он выглядит.
– Спасибо, спасибо большое! – говорит вежливый Шура и закрывает дверь перед носом Клиента.
* * *
С Водилой у меня этот номер ну абсолютно не прошёл! Он уже направился было за мной к торцовой открывающейся стороне фургона, посмотрел на мои отчаянные попытки зазвать его внутрь фургона и недовольно сказал:– Ну ты нахал, Кыся! На кой тебе хрен фургон? Чего ты там забыл? Тебе в кабине места мало? Я, конечно, тебе очень благодарен за эту зажигалочку, но правила есть правила: в фургон больше ни шагу. Там груз, я за него головой отвечаю. Отправитель мне доверяет, получатель меня ждёт. А ты уже одну пачку когтями подрапал. Что ж ты думаешь, я не видел? А это нарушение целостности упаковки. Могут быть неприятности, Кыся…
«О дубина!.. – подумал я. – У тебя могут быть такие неприятности с этой ПОДРАПАННОЙ, как ты выражаешься, пачкой, что тебе небо с овчинку покажется! Ах, Шуру бы нам сюда! Он бы тебя носом в эту пачку сунул да Уголовный кодекс тебе вслух, как мне когда-то, почитал! Так ты бы меня ещё под хвост целовал, что я тебя предупредил. Если, конечно, этот кокаин не твоих рук дело!..»
– Идём-ка, Кыся, в каюту заглянем. Может, мой сокамерник уже освободился от своей лахудры, так хоть на палубу сходим вместе. Я тебе море покажу, – сказал мне Водила. – А потом, в ночной бар. Холодного пивка попьём. Айда?
Он вытащил из кабины небольшую дорожную сумку, посадил меня туда и перекинул сумку через плечо.
– Ты пока там не высовывайся. Мы сейчас с тобой как партизаны – околицами да огородами, чтоб нас никто из обслуги не засёк. Понял?
«Чего ж тут не понять? – думаю. – Это ты, дундук здоровый, никак меня понять не хочешь. А я-то тебя понимаю прекрасно!»
И я наклонился в сумке так, чтобы он мог застегнуть молнию над моей головой. Слышу, говорит негромко:
– Ох и умница же ты у меня, Кыся! У тебя ж голова – Совет министров! Хотя чего я вас равняю?! Им до тебя ещё маком какать, и то не дотянутся! Поехали?
Мы и поехали. Сижу себе в застёгнутой сумке и думаю: «Действительно, чего меня сравнивать с каким-то „Советом министров“? Кто они и кто Я? Я – КОТ! Я происхожу от Тигров и Ягуаров, от Пантер и Леопардов, от Гепардов и Рысей наконец… Во мне же потрясающая наследственность!..
А что такое «Совет министров»? Люди. И предок у них был один-единственный – Обезьяна…
Как иногда говорил Шура Плоткину многие из них даже не закончили процесс переходной формации. Или застряли посередине: вроде бы уже не Обезьяна, но пока ещё и не Человек…
Как меня только не называли! И «ловкий», и «смелый», и «сильный»… Только «красивый» никто никогда не говорил. Но я и не претендую. Вид у меня действительно хамоватый: уши рваные, загривок торчком, через всю морду шрам, брыли здоровущие…
Так вот, на комплименты посторонних я чихать хотел.
Теперь вернёмся к Водиле. Он меня, похвалил, и я на это клюнул! Значит, он для меня становится не таким уж «посторонним»?..
– Эй, Кыся! Заснул? – услышал я голос Водилы, и молния над моей головой расстегнулась.
Ну-с, и где же ваше море?
Ах, это пока ещё каюта… Ну и каюта! У нас с Шурой дома сортир больше. Окна нет, туалета нет, душа нет. Словно щель, узенький шкафчик, игрушечный столик – максимум на одну бутылку и два бутерброда, духота и две койки – одна над другой.
На нижней койке, в одних джинсах, без туфель и рубашки лежит и старательно изображает спящего… Кто бы вы думали?! Лысый! Оказывается, они с моим Водилой в одной каюте плывут.
– Вот, Кыся, видишь, как мы живём? – тихо говорит мне Водила. – Самая что ни есть дешёвка. Помыться, поссать или ещё чего – беги в конец коридора… Дышать нечем. Наши хозяева миллионами ворочают, а на нас экономят, бля. Всё никак от совковости не отскребутся! Нет чтоб водилам приличные условия создать – ну не с окошком, хоть с иллюминатором… И чтоб параша под боком и душ какой-никакой. Мы ж месяцами на них горбатимся, день и ночь из-за руля не вылезаем, тыщи и тыщи километров, а они…
Тут Лысый заворочался, глазами хлопает, жмурится, будто спросонок – ну чистый фальшак! А мой лопух – всё за чистую монету:
– Проснулся? Извини, это мы тебя с Кысей, наверное, разбудили. Ну чего, была у тебя та, светленькая? Которая в шортах выплясывала?
– А куда она денется? – говорит Лысый и ужасно ненатурально потягивается. – Только ушла.
– Это с той самой поры, как я негритяночку в машину повёл, ты и из каюты не выходил?! – поразился мой Водила.
– А ты что думал! – отвечает Лысый и садится на койку.
– Ох, силён! – заржал мой. – Ну ты даёшь!.. Айда с нами на палубу. Кысе море покажем. А потом в ночной бар – пивка холодненького для оттяжки.
Тут этот сукин сын Лысый притворно зевает и говорит:
– Что ты, что ты… У меня и денег-то таких нет. Гроши какие-то остались. На них не то что пива, воды сырой не купишь… Я же в вашей системе недавно.
Я чуть не обалдел от такого вранья! Всё – ложь. От первого и до последнего слова! Он и джинсы свои вонючие не снимал потому, что у него там долларов жуткое количество… И никакой «светленькой в шортах» в его каюте не было! И сам он в это время в трюме шастал и по своему фургону лазал – доллары заныканные доставал!.. Я же всё это собственными глазами видел! И вообще – сволочь он, этот Лысый. Ему только Пилипенко под стать… А может, Лысый ещё хуже?..
А мой Водила… Ну слов нет! Вот уж права была наша дворничиха Варвара, когда говорила, что «простота – хуже воровства». Мой поверил во всё, что ему Лысый наплёл, да ещё и страшно застеснялся, что Лысый может подумать, будто он зовёт его в бар на халяву.
– Да Бог с тобой… Ты что?.. Какие деньги?! Это же я тебя приглашаю… Об чём речь? Обижаешь.
– Тогда-то что, – говорит Лысый и начинает одеваться. Вот тут от его одежды снова пахнуло кокаинчиком. Ох, не к добру это! Ох, не к добру…
* * *
Ну, море как море: Ничего особенного.Темно, сыро, холодно. Ужасно много воды вокруг, и шумит она так, что Водиле и Лысому приходится даже кричать, чтобы расслышать друг друга.
Мы на самом носу Нашего корабля. Это мне объяснил Водила.
Водила и Лысый сидят на скамейке, курят. Уже ночь, на палубе никого нет, и Водила выпустил меня из сумки. Я примостился у его ног – от них хоть какое-то тепло идёт.