Еще спустя десять минут она получила официальное приглашение для Боба, как для члена семьи «Оскаровской» номинантки.
   Ну любит мисс Нэнси Паркер Китайцев, и все тут!..
   – До выезда у нас есть еще минут десять, – шепнул мне Тимур. – Смыливаемся в садик и повторяем наше упражнение еще пару раз… А вдруг? Чем черт не шутит, а, Кыся?!
* * *
   Нет, я не буду описывать то, что смогли увидеть больше двух миллиардов Людей во всем мире на экранах собственных телевизоров, а еще один миллиард – прочитать об этом в газетах на всех языках Земного Шара!
   Какого черта?! В конце концов, что бы там обо мне ни писали и ни говорили, я всего лишь – КОТ! И у меня на эту штуку – свой Котовый взгляд. Да, достаточно узкий и, прямо скажем, специфический. Хотя, как мне кажется, не лишенный некоторого интереса.
   В смокингах, манишках и «бабочках» были все поголовно!!! Со знакомыми кинолицами, с незнакомыми, но все в этой «официантской» униформе. Даже Пит Морено, даже Боб, Джек, Морт…
   Даже я, черт бы меня побрал! Хорошо, что я был хоть без штанов с этими шелковыми лампасиками… Хоть чем-то отличался от этого общего «звездопада».
   Один Тимурчик в своем курц-фраке выглядел иначе. Зато он смахивал на одного чечеточника, которого мы недавно видели в воскресной эстрадной программе по телику…
   – Ты ничего не забыл?.. – прошептал мне Тимур. – Умоляю, мысленно повтори все еще несколько paз!..
   – Да уймись ты, елки-моталки! – прошипел я в ответ. – И не трясись так. Да – да, нет – нет… Подумаешь, невидаль!
   А сам почувствовал, что и меня начал бить нервный колошмат.
   Наша компаха была неотразима! Особенно – Рут. Мужики на нашу Рут пялились так, что на месте Шуры я бы минимум десятку оторвал бы яйца!..
   Шура же в своем наемном смокинге был так же элегантен и красив, как метрдотель из миллионерского ресторана в Манхэттене. Куча бриллиантово-сапфировых Голливудских баб давили на нашего Шурика такого откровенного косяка, что не заметить этого было невозможно.
   Всех представленных к «Оскару» рассаживали вместе с родственниками поближе к сцене и по краям боковых проходов. Чтобы легче было выбираться за наградой. Если сподобятся, конечно…
   – А вот и Клифф Спенсер!.. – удивленно сказал Джек.
   Да, недаром старик Стив предупреждал, что «Клифф в смокинге – зрелище не для слабонервных»…
   …по проходу, как шар, перекатывался толстый Клифф, наш дорогой режиссер, – не в привычных нам лохмотьях с тщательно продуманными дырками на джинсовых коленях, не в черной ночной рубахе с очень художественно оторванными рукавами, не в кроссовках с незавязанными, волочащимися грязными шнурками и не в старой пропотевшей черной ковбойской шляпе, а как все – в «официантском» смокинге и «бабочке», сдвинутой вбок, чуть ли не к уху.
   Как я понял – это был личный протест Клиффорда Спенсера.
   – В жизни не видел такого красивого лейтенанта полиции! – искренне восхитился Клифф, когда его познакомили с нашей Рут, а Шуре сказал: – Мне мои ассистенты дали почитать книжку ваших рассказов. По-моему, из парочки можно здесь сделать высококлассную штуку. Попробуем?
   И, не ожидая от Шуры ответа, протянул ко мне руки:
   – Иди ко мне, парень! Дай я тебя расцелую, грандиозная ты все-таки Тварь Божья…
   Я вспрыгнул к нему на руки, лизнул в нос и спросил тихо:
   – Как тебе в смокинге?
   – Чудовищно! А тебе?
   – Мне – сносно. Когда-то у меня была жилетка. А это – то же самое, только с рукавами…
   – Молись, кот! Молись, Мартын-Кыся!.. – Клифф отдал меня Тимуру. – И ты, сынок, тоже молись… А я пойду посмотрю, узнает ли меня кто-нибудь в этой отвратительной шкуре с шелковыми лацканами. Пошлятина какая-то!..
   Пока все в зале рассаживались и не смолкал гул приветствий и чмоканье поцелуев, Тим попросил Пита Морено:
   – Пит, миленький, пока не началось, пожалуйста, расскажи, что ты знаешь еще про того Русского гангстера? Джек сказал, что там какая-то анекдотичная история…
   – Для любой политики эта история не анекдотичная, а нормальная. Особенно для России, – ответил Пит.
   – Он получил свои два миллиона долларов в венском отделении «Чейза»? – спросила Наташа.
   – Получил. И очень толково их истратил. Он оплатил свою выборную кампанию и теперь стал губернатором чего-то на Севере России!.. – усмехнулся Пит. – И членом какого-то Правительственного Совета, который дает ему законную юридическую неприкосновенность.
   – Но он же профессиональный наемный убийца! Киллер!!! – ахнул Тимур.
   – Ну и что? – спокойно ответил ему Пит.
   И ВОТ ТУТ-ТО ВСЕ И НАЧАЛОСЬ!..
* * *
   … Были куски из фильмов, представленных к награде… Выходили на сцену уж-ж-ж-жасно известные Актрисы и Актеры, называли имена пяти претендентов в каждой категории, и зал замирал…
   …а потом вскрывался один-единственный конверт и…
   …лились слезы счастья у выигравших, великодушно-неискренне улыбались и аплодировали побежденные…
   Кто-то говорил заранее заготовленные хохмочки, кто-то растерянно ахал, но почти все произносили слова благодарности – мамам и папам, женам и детям, режиссерам и продюсерам…
   А потом снова – пять номинантов, пять отрывков из названных фильмов, снова аплодисменты и новое томительное ожидание открытия единственного конверта…
   И снова зал замирал… Снова кто-то ахал, и – слова благодарности всем, всем, всем…
   Я сидел с Тимуром в одном кресле, чувствовал на своем загривке теплую подрагивающую ладонь Шуры, но башка моя была где-то далеко – там, на пустыре перед нашим бывшим домом на проспекте Науки в Ленинграде. Ныне и раньше – Санкт-Петербурге…
   Я чуть было не пропустил награждения «Оскаром» нашего Клиффа Спенсера! Очнулся только от рева зала!.. Смотрю, на сцене стоит толстый Клифф, уже держит золотого рыцаря «Оскара» в руках и целуется с Вупи Голдберг…
   Но когда пошли самые эффектные кадры из нашего «Суперкота» и открыли конверт с именем Игоря Злотника – «Оскар» за лучшую операторскую работу, – я уже был полностью включен в процесс!
   «Оскара» получил и Рэй Уоттен. Не за конкретную роль в «Суперкоте», а за все, что он сделал в американском кино.
   – Я тебя ждал всю свою жизнь! – сказал Рэй и поцеловал статуэтку.
   А Нэнси Паркер проиграла своего «Оскара» одной потрясающей актрисе – Мерил Стрип… И вот ведь потрясная баба – эта наша Нэнси! Повернулась к залу и достаточно громко сказала:
   – Какое счастье, что этого «Оскара» получила Мерил Стрип! А то я бы всю Академию разнесла вдребезги!..
   И еле слышно спросила у Боба:
   – Так ты летишь со мной в Майами?
   – Нет, – так же тихо ответил Боб.
   – Я от тебя только и слышу «нет» да «нет». Когда же наконец будет «да»?
   – У нас есть одна забавная древняя пословица, – прошептал ей Боб. – «Китайцы – странный народ. Если они говорят „нет“, это означает – „нет“. А если скажут „да“, то связаны этим словом раз и навсегда».
   И в это время на огромном экране снова появились кадры из «Суперкота» – наша драка и мой прыжок из самолета на парашюте вместе с «террористом»…
   А потом Билли Кристелл и Вупи Голдберг, которые вели «Оскаровское» шоу, вскрыли конверт, и через томительную паузу кто-то из них (тут я уже ничего не соображал!..) провозгласил:
   – Исполнитель Главной роли «Суперкота» – КОТ МАРТЫН-КЫСЯ ПЛОТКИН-ИСТЛЕЙК ФОН ТИФЕНБАХ!!!
   – С ним приглашается на сцену его переводчик мистер Тимоти Истлейк-Плоткин – младший брат Мартына! – пошутил Билли Кристелл.
   Я услышал, как зал захохотал, зааплодировал…
   Тимур встал из кресла, посадил меня к себе на плечо и пошел по проходу на сцену. Боже, как у него билось сердце!..
   Шли мы под несмолкающую овацию. А когда взобрались на сцену, оказалось, что около центрального микрофона уже стоит высокая табуретка, на которую Тимур и посадил меня – так, чтобы моя морда была у самого микрофона.
   Голова у меня шла кругом, лап я под собой не чувствовал, хвост онемел. Я нервно зевнул во всю пасть, чем вызвал громовой хохот зала.
   Из рук одного замечательного старого артиста, известного всему миру, Тим получил моего «Оскара» и поставил его рядом со мной на эту высокую табуретку у микрофона. И сказал мне не то по-шелдрейсовски, не то по-Животному, я даже и не сообразил по-какому:
   – Давай, Кыська… Вспомни все, чему я тебя учил! Давай, Мартышечка, родной… Не молчи!.. Умоляю… Мы же столько тренировались!..
   Я кивнул ему головой и посмотрел на наших, сидевших вместе. С тревогой и ожиданием они смотрели на меня. Рут плакала…
   Я увидел рядом с ней своего Шуру, Джека и Морта Пински, Наташу и Айрин, Пита Морено и Нуэнга, Боба и Нэнси, толстого Клиффа и Игоря Злотника, старика Стива и Бена с могилевскими корнями…
* * *
   …а потом где-то совсем вдалеке, не в задних рядах зала, а гораздо дальше и выше – в странном мерцающем пространстве, где-то между звезд, океанов и пароходов, между длинных шоссейных дорог с большими тяжелыми грузовиками, среди городов и деревень разных стран, которые с высоты, куда меня забросила неведомая мне сила, кажутся абсолютно одинаковыми, а границы – неразличимыми и ненужными… И сверху все такое чистое и безмятежно мирное, и кажется, что нигде не взрываются гигантские универсальные магазины, как раз тогда, когда там тысячи ни в чем не повинных Людей, и нигде не воюют Люди между собой, и Убийцы не становятся Губернаторами, и нет Дураков и Злодеев, нет рвущихся к Власти – чтобы что-то у этой Власти украсть… И горы сверху – такие красивые, что кажется, будто там никогда не бывает оползней и страшных снеговых лавин, никто там никогда не погибает, а живут только в тех скалах Пумы и Пумочки, ожидающие рождения своих Пумят… И вообще в мире нет никакой Эмиграции… Все просто живут там, где им хочется. И сколько хочется… А возвращаются тоже – когда захотят. Если захотят… И все говорят на одном-единственном общем языке, как я на языке английского биолога профессора Ричарда Шелдрейса. Тем более что это так просто! Только нужно быть внимательнее друг к другу…
   И среди всей этой поистине безграничной благости я увидел в разных краях такой красивой нашей Земли – Водилу и его дочку Настю, Капитана Алексея-Ивановича-Кэп-Мастера, Фридриха фон Тифенбаха и профессора Фолькмара фон Дейна с моей старой подругой Таней Кох… Увидел умную и деловую Хельгу – жену глупого, но доброго итальянца Руджеро Манфреди, Хельгиного брата – не очень удачливого жулика, симпатичного ветеринара-расстригу… Увидел старого пижона и щеголя мистера Бориса Могилевского, который с больным сердцем мотается в горы кататься на лыжах – чтобы не утратить свое былое мужчинство… И увидел я нашу Катерину – Кэт, Китти, Кэтрин, Катьку… Дочь Рут и Моего Шуры, за которую я теперь несу равную с ними ответственность…
   И когда все это предстало перед моими глазами Кота, где-то в самой середине моей башки, исполосованной шрамами прошлых драк и борьбы за Свободу и Независимость, я вспомнил все, чему учил меня мой «младший брат» – Тим Истлейк Плоткин. Я вспомнил все, что мы натренировали с ним за последнее время – с момента объявления о номинации на Высший Кинематографический Приз Мира, на самого «Оскара», прокашлялся, прочистил глотку, и…
   …не по-шелдрейсовски, а по-Человечески, по-Людски хрипато сказал в микрофон по-английски:
   – ТЕНК Ю! ТЕНК Ю ВЕРИ МАЧ…
   И на всякий случай добавил по-русски:
   – Я ВАС ВСЕХ ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ!
 
   Вашингтон – Лос-Анджелес – Нью-Йорк