Страница:
П. Дуран и другие его единомышленники устраивали пропагандистские кампании, цель которых заключалась в подготовке почвы для того, чтобы филиппинцы "как можно безболезненнее" приняли японского оккупанта. Удивительно, но ни филиппинское автономное правительство, ни "Наполеон Лусона" не препятствовали, по существу, антиамериканской активности японцев на Филиппинах. Тут следует указать на одну весьма многозначительную деталь - Пио Дуран попутно со своей ученой и пропагандистской деятельностью в пользу японского империализма занимал пост председателя компании по добыче марганца, которая принадлежала японскому капиталу. Таким образом, он входил в клуб "крупнейших горнодобытчиков". Его членом был Дуглас Макартур. Как относился фельдмаршал к японофилу?
- Нет, нет,- вспоминал филиппинский историк К. Кирино,- руки он ему не подавал, если случалось встретиться, скажем, на государственном приеме. Но на собрании деловых людей... Тут другое. Тут Макартур абстрагировался от политики и ладил с Дураном, уже как с коллегой по горнодобывающему бизнесу.
Японцы внимательно следили за выступлениями и действиями Д. Макартура, корректируя в зависимости от них свои планы. Тем более, что действительно глаз и ушей у японской разведки на Филиппинах было предостаточно. Так, рассказывает помощник Д. Макартура, будущий министр иностранных дел Филиппин К. Ромуло, его садовник оказался майором, а массажист полковником японской разведки. Шпионы - сотни "рыбаков", "торговцев", "бизнесменов", деятелей "культуры" заполонили архипелаг. Они составляли карты, обозначали на них военные объекты, вербовали на глазах у американской контрразведки помощников, перспективных деятелей, в том числе будущих служащих японской администрации. Одновременно агентура Страны восходящего солнца выявляла националистов, патриотов, коммунистов и заносила их в черные списки.
Японская разведка работала в тесном союзе с фашистами, германскими и испанскими. В книге "Германский клуб (1906 - 1986). История немецкой колонии на Филиппинах", которую подготовило к печати посольство ФРГ в Маниле, много фотографий. Одна из них запечатлела участие представителей немецкой колонии на Филиппинах в параде победы, который устроило командование японской императорской армии в Маниле 18 мая 1942 года. Перед колонной немцев в белых костюмах и белых шляпах - плакат. На нем свастика и слова "Парад победы. Банзай!". Подобным образом на улицах Манилы японские милитаристы продемонстрировали свой союз с гитлеровцами. Как рассказывал один из членов Германского клуба наших дней, гитлеровцы планировали перебросить в Манилу хотя бы небольшой контингент войск, хотя бы морских пехотинцев, хотя бы подводную лодку, чтобы промаршировать по филиппинской земле. Но этого не удалось сделать. Для Гитлера начались трудные дни на Восточном фронте, и было уже не до демонстраций. Кроме того, и японцы не хотели, чтобы кто-либо примазывался к их победе, даже союзники: "Сегодня союзники, рассуждали они, завтра - конкуренты". Члены Германского клуба активно сотрудничали с японской разведкой и филиппинской фалангой, созданной сторонниками Франко на Филиппинах. Она насчитывала в своих рядах 10 тысяч человек. Была хорошо организована и вооружена. Финансировал фалангу миллионер А. Сориано, один из ближайших друзей Макартура. К франкизму тянулся и президент автономных Филиппин Кэсон, которого "Наполеон Лусона" считал своим воспитанником.
Фалангисты получали поддержку со стороны клерикальных кругов. Как подчеркивает Р. Константине, фашисты превращали церковь в свой резерв, в своего союзника. Испанские священники из ордена доминиканцев, которые контролировали Университет св. Фомы и колледж Летран, действовали особенно активно. Отец Сильвестр Санчо, ректор Университета св. Фомы, организовал церемонию присвоения Франсиско Франко титула "ректор Магнификус". В благодарность за это фашистский диктатор посвятил Санчо в рыцарское звание. Из библиотеки филиппинского университета изымались и уничтожались газеты, журналы, если в них содержалась малейшая критика фашизма, не говоря уже о статьях против Франко, Гитлера, Муссолини или японского императора. Фашистские режимы и фашистская идеология прославлялись в радиопередачах, которые вела станция "Атенео де Манила".
Американцы постоянно нуждались в дополнительных филиппинских силах для подавления выступлений рабочего класса, разгрома их организаций. Они поэтому поддержали идею объединения фалангистов, клерикалов, крупных землевладельцев под лозунгом борьбы против "красной угрозы". Однако в то же время "дьявольский союз", как его окрестили в народе, работал на Японию, расшатывал обороноспособность Филиппин.
Да, "Гибралтар на Востоке" терял качества "надежной крепости", а значит, ослаблялись позиции Соединенных Штатов. Бесспорно: как высокообразованный военный, дважды прошедший академию, имеющий военный опыт, Д. Макартур понимал значение Филиппин. И не только для США. Ведь говорил же он, что архипелаг - это ключ к Тихоокеанскому бассейну. Но если он ключ для США, то почему таковым не станут они для Японии? Филиппины, обращали внимание американские стратеги, расположены
"на фланге важнейших для Японии морских путей, которые вместе с Сингапуром образовывали ров, обеспечивающий защиту нефти, каучука, хинина, тикового дерева, олова в голландской Восточной Индии и к югу от нее".
"Без Филиппин,- делился своими соображениями Гомер Ли,- японское господство на море может быть только временным и ее триумф или поражение будут зависеть от того, кто будет владеть этими островами".
Тогда как же понять Макартура? Только ли боязнью левых антиимпериалистических сил объясняется его беспечность, его терпимость к действиям крайне правой одновременно профранкистской, прогерманской и прояпонской реакции?
Пытаясь ответить на эти вопросы, следует всегда помнить, что Д. Макартур прежде всего отражал интересы тех сил США, которые выступали за политику умиротворения Японии. Более того, поощрения агрессора путем прежде всего оправдания акций милитаристов. Что плохого для американцев, если в поисках сырья японец обрушится на владения Великобритании, Голландии, Франции? Пусть обрушится, тем самым он неизбежно ослабит себя. Потом можно и потеснить его. А если энергию восточных экспансионистов удастся направить против СССР, то это будет просто великолепно.
Некоторые военные стратеги Соединенных Штатов именно на это и рассчитывали. В Вашингтоне 15 ноября 1941 года начальник штаба Джордж Маршалл собрал корреспондентов на экстраординарную секретную пресс-конференцию и заявил им следующее: война неизбежна, однако американское положение на Филиппинах блестящее - ежечасно туда прибывают танки и пушки, но самое главное, Макартур создал "самую сильную в мире группировку тяжелых бомбардировщиков". Поэтому, делал вывод начштаба, Макартур не только способен защитить острова, он готов нанести сокрушительные бомбовые удары по самой Японии и спалить японские "бумажные" города. Один из корреспондентов напомнил, что у В-17 едва ли хватит горючего, чтобы, отбомбив Токио, вернуться на филиппинскую базу Кларк-Филд. Это не проблема, возразил Маршалл и тут же, к удивлению журналистов, добавил, что русские с радостью позволят американцам использовать Владивосток как базу для отдыха и дозаправки В-17.
Позднее с подобными провокационными заявлениями выступил и сам Макартур. В "Воспоминаниях" он пишет, что обращался к командованию США с предложением убедить Советский Союз ударить по Японии с севера.
"Я считал,- разъясняет Д. Макартур свое предложение,- что это заставило бы Японию перейти от наступления к обороне и сберегло бы много крови, денег и усилий, необходимых для того, чтобы отвоевывать потерянные земли. Поэтому я, узнав о разгроме гитлеровцев под Москвой, обратился с рекомендацией, чтобы Советский Союз ударил по японцам с севера. Такой натиск, поддержанный военно-воздушными силами США, которые были бы сосредоточены в Сибири, сковал бы деятельность японских ударных сил, нейтрализовал их первоначальные успехи и позволил бы выиграть время, чтобы усилить Филиппины и голландскую Восточную Индию".
Комментариев здесь особых не требуется. В данном случае Д. Макартур играл на руку генеральному штабу Гитлера, который, конечно же, мечтал о том, чтобы на Дальнем Востоке СССР получил второй фронт и его войска были бы скованы в регионе, расположенном на огромном расстоянии от европейских театров военных действий.
В 1937 году Д. Макартур вместе с президентом Кэсоном побывал в Японии. И с какими же впечатлениями возвратился он? Главное, заключил "Наполеон Лусона", состоит в том, что Токио действительно нуждается в "жизненном пространстве", что Япония не может существовать, не захватив другие земли{8} (но почему-то Филиппины выводились из зоны аппетитов японцев).
"Располагая небольшим количеством земли в границах своих четырех островов,- писал Д. Макартур в "Воспоминаниях",- японцы едва ли были способны прокормить свое растущее население. Обладая великолепной рабочей силой, Япония в то же время не имела достаточно сырьевых ресурсов для развития производства. Японцам недоставало сахара - поэтому они оккупировали Формозу. Им не хватало железа - поэтому они захватили Маньчжурию. Им не хватало угля и древесины - они вторглись в Китай. Они не испытывали достаточной безопасности для себя - и поэтому они взяли Корею. Без указанных продуктов (непонятно, к каким продуктам относится чувство "недостаточной безопасности".- Л. К.), которыми как раз обладали эти (подвергшиеся агрессии.- Л. К.) нации, их (японцев.- Л. К.) промышленность могла задохнуться, миллионы рабочих были бы выброшены на улицу, и тогда наступила бы экономическая катастрофа, которая могла легко привести к революции."
Такое понимание японских предпринимателей, страдающих от нехватки бирманского хлопка и индонезийской нефти, такое сочувствие японским фабрикантам наводят на определенные мысли. Во всяком случае, помогают найти ответ на некоторые, с первого взгляда невероятные решения и поступки Д. Макартура. Невольно возникает предположение: не рождалось ли сочувствие к японскому предпринимателю во многом из личной заинтересованности Д. Макартура в процветании филиппинского горнорудного дела за счет военных поставок на волне гонки вооружений. Ведь, как уже говорилось, Д. Макартур владел акциями компаний, предприятия которых занимались на Филиппинах разработкой и добычей полезных ископаемых. Он не мог не учитывать интересы дельцов, с которыми был тесно связан.
Даже денонсирование в 1939 году японо-американского торгового договора не нарушило взаимовыгодных связей. Американские монополии не только не прекратили поставки в Японию сырья, продовольственных товаров, но увеличили снабжение военной промышленности Страны восходящего солнца рудой, сельскохозяйственной продукцией и т. д. Только из Филиппин вывоз железной руды в Японию в 1936 - 1940 годах вырос более чем вдвое. Казалось, этот щедрый поток, эта мощная инъекция в мускулы милитаристской машины прекратятся после введения правительством США в 1940 году лицензий на вывоз некоторых товаров в Японию. Ничего подобного! За первые пять месяцев 1941 года экспорт Филиппин в Японию увеличился на 125 процентов по сравнению с тем же периодом 1940 года. Но ведь, кроме этого, существовал еще и скрытый экспорт. Филиппинские компании, точнее американские монополии на Филиппинах, вывозили ту же руду, древесину, сахар в оккупированные Японией районы Китая и Индокитая, в зависимый от них Таиланд и Гонконг. Причем объем поставок Японии через эти "третьи каналы" резко возрастал по мере приближения войны.
А война приближалась стремительно. Но, судя по всему, не для Д. Макартура. Он сохранял полнейшее спокойствие. Еще в 1939 году "Наполеон Лусона" сделал заявление (и придерживался высказанного в нем мнения даже не до первой, а до сотой сброшенной японцами бомбы на Филиппины), которое подтверждало его прежнюю позицию, обосновывающую политику умиротворения:
"Считается (по моему мнению, ошибочно), что Япония имеет захватнические намерения в отношении этих островов. Я не вижу оснований для столь странных представлений... Сторонники этой теории не уяснили себе достаточно логику японского мышления... Не существует никаких разумных причин, по которым Япония или какое-либо другое государство стали бы покушаться на суверенитет этой страны".
Осенью 1941 года японцы перестали тщательно скрывать подготовку к нападению на Филиппины. Военный министр Того по кличке "Бритва" уже распоряжался захваченными портами на китайском берегу, уже Тайвань окончательно превратился в авианосец японских ВВС с четко определенным курсом - Филиппины. Американская разведка подтверждала готовящееся нападение.
Подразделение дешифровалыциков ВМС США находилось на острове Коррехидор. Они располагали знаменитой тогда машиной "Пёрпл" (ее называли "лучшими щипцами, которые колят любые орехи", то есть шифр) и прослушивали эфир, прежде всего "японский дипломатический радиопоток". Полученные данные, правда со значительным опозданием (служба отдыхала в воскресенье и праздничные дни), доставлялись Макартуру или его начальнику штаба. Знакомясь с данными об активизации вооруженных сил Японии, Д. Макартур, как пишет Р. Левин, часто допускал замечания, которые бумага не выдерживает.
Это в штабе. А перед журналистами Д. Макартур пускался в рассуждения о том, что, может быть, японцы и вынашивают планы высадки на Филиппинах, но не сделают этого из боязни встретить сильный сокрушающий удар его, Дугласа Макартура. Так что не волнуйтесь.
Одновременно Д. Макартур продолжал успокаивать публику обещаниями сбросить в море японцев, применяя тактику контрудара с суши. В конце концов, убеждал "Наполеон Лусона", если не будет пушек с прожекторами (однажды он заявил: "Дайте мне семь 12-дюймовок да еще 32 прожектора, и я закрою проливы". И это на защиту страны, береговая линия которой больше береговой линии США!), ничего страшного не случится - одного присутствия американских солдат на архипелаге уже достаточно. Ведь японцы в силу своей второсортности, неспособности освоить технику, не смогут, мол, даже поднять в небо самолет. Д. Макартур упорствовал в этом расистском утверждении даже тогда, когда японская авиация совершила бомбовые атаки на американские войска. "За штурвалами сидят не японцы,- говорил генерал-спаситель,- а европейцы".
Пропагандистская кампания, которая преследовала цель принизить японцев как солдат, велась широко. Американцы представляли японцев как смешную, несерьезную нацию: они, мол, пишут и читают наоборот, и дома строят сверху вниз, а не снизу вверх; когда пилят бревно, то не толкают пилу, а тянут ее. Цивильные японские граждане, оказывается, ходят в жеваных шляпах и черных костюмах, их солдаты похожи на неряшливо сложенные тюки из коричневой бумаги благодаря плохо сшитой, мятой униформе. И вообще выстрелить прямо в цель, да еще если таковой будет американец, они не способны.
Странно и непонятно. Как мог Д. Макартур санкционировать распространение такой галиматьи, если еще во время русско-японской войны он вместе со своим отцом (а уж Артур Макартур мог оценить достоинства и недостатки в военном деле) восхищался японским солдатом, его храбростью, его способностью, его умением пользоваться оружием. Что это - сознательное стремление морально обезоружить филиппинцев, да и своих американских солдат? Усыпить бдительность?
Наконец японские офицеры провели военный совет на борту флагманского корабля "Асигара", во время которого обсудили последние приготовления к вторжению на архипелаг. Генералу Хомма было отпущено 60 дней (по другим источникам, еще меньше - 50 дней) на полный захват Филиппин. А Д. Макартур занимался тем, что произносил пышные речи о своей непобедимости и слал бодрые депеши в Вашингтон: в одних сообщал об исключительно высоком состоянии духа войск, в других - о том, как "великолепно идет строительство казарм". Параллельно он продолжал перемежать речи все теми же сказками о японцах, которые ни в коем случае не нападут. А между тем японцы, насмотревшись в "скважину замка", как они еще называли Филиппины, приняли решение завладеть "ключом" и одновременно отвести "дуло пистолета" (такую роль Филиппинам отводил японский генштаб) от сердца Японии.
Еще 24 ноября 1941 года Вашингтон шифровкой предупредил всех командующих войсками США на Тихом океане, включая Гуам и Филиппины, о вероятном нападении Японии. На этот тревожный сигнал, а по существу, приказ готовиться к боевым действиям Д. Макартур ответил приготовлением к вышеупомянутому банкету в гостинице "Манила".
"Когда ты выйдешь на войну против врага твоего, -напутствует Библия,и увидишь коней и колесницы и народа более, нежели у тебя, то не бойся..."
Захлопнув священное писание, Д. Макартур быстро оделся и поехал в здание главнокомандующего вооруженными силами США, каковым и являлся после разжалования из фельдмаршалов и возвращения в американскую армию.
Никогда подчиненные не видели таким своего начальника. Серое, больное лицо обнаруживало полную растерянность. Кто-то сказал: "умственная депрессия". Д. Макартур не мог предложить никаких разумных планов и действий.
"Он считался одаренным руководителем,- заметил по этому поводу очевидец,- и его абсолютная неспособность к чему-либо в этот трагический момент ошеломляла".
А ведь еще накануне уверенный в себе, в своих поступках военачальник, он выглядел орлом.
Президент М. Кэсон отдыхал в Багио. Когда его разбудили и сообщили новость, он сначала не поверил, назвав все это "какой-то чепухой". Но тем не менее сказал, что немедленно выезжает в Манилу.
В 5.30 утра 8 декабря, когда Макартур, нервничая, изучал под настольной лампой полученные разведывательные данные, пришла телеграмма из военного министерства, в которой Д. Макартур официально извещался о том, что Соединенные Штаты и Япония находятся в состоянии войны и что следует немедленно приступить к исполнению планов, разработанных на случай возникновения подобной ситуации и, в частности, плана "Радуга-5" (несколько обновленный и модернизированный план "Апельсин"). И что же вы думаете? Макартур продолжал... сомневаться в выборе действий. Позднее генерал объяснил свое поведение д-ру Луису Мортону, официальному историку вооруженных сил, следующим образом:
"Мне четко было приказано - не начинать враждебных действий (видимо, ссылка на распоряжения до нападения Японии.- Л. К.) против японцев".
Многим такая позиция была абсолютно непонятна. Высказывалось предположение, что на Д. Макартура сильное воздействие оказывал М. Кэсон, исходивший из надежды остаться в стороне от войны. Но ведь не сохранились записи разговоров этих двух политиков. Да к тому же следует помнить, что такое генерал Макартур на Филиппинах - Кэсон ему был вовсе не указ. Скорее всего Д. Макартур рассчитывал на верность собственного прогноза: Того, или, как его называли за острый ум и беспощадный нрав, "Бритва", пощадит Филиппины, обойдет их. Во всяком случае, как рассказывает Д. Эйзенхауэр, он услышал от М. Кэсона в 1942 году следующее:
"Когда японцы атаковали Пёрл-Харбор, Макартур по каким-то странным причинам убеждал, что Филиппины останутся нейтральными и не подвергнутся атаке японцев. Поэтому Макартур отказался дать разрешение генералу Бреретону нанести бомбовый удар по Тайваню немедленно после нападения на Пёрл-Харбор".
(Д. Макартур, кстати, уверял, что ничего не знал о планах своего командующего ВВС.- Л. К.)
Но что же все-таки делать? Вот вопрос, который задавали и про себя, и вслух собравшиеся 8 декабря 1941 года генералы и адмиралы. Все смотрели на главнокомандующего, не получая никакого ответа.
Позднее Д. Макартуру пришлось оправдываться за свои действия, а точнее, за бездействие, в частности, за то, что американская авиация на Филиппинах сидела фактически "сложа крылья". Всю вину он возложил на начальника штаба, который якобы даже не доложил ему о предложении Бреретона, командующего ВВС, совершить налет на Тайвань (и это при положении, когда Д. Макартур был в своем штабе самодержцем, когда ничего не предпринималось и не отменялось без его согласия).
В результате, по воспоминаниям Сэйра, верховного комиссара, когда в 6 часов 12 минут взошло над Манилой солнце, оно стало свидетелем полной растерянности американских генералов и офицеров и, естественно, американских и филиппинских воруженных сил: боевые корабли стояли на "привязи" своих якорей, у сухопутных войск не было никаких приказов, над взлетными полосами военных баз жужжали мухи, но не моторы самолетов; сами же самолеты не были ни укрыты, ни замаскированы. Бреретон действительно хотел приказать бомбардировщикам готовиться к вылету. Но даже если бы приказ выполнили, то от него не было бы никакого толка - ни в одном бомбовом отсеке не было ни одной бомбы. Летчики страдали от головной боли после обильного угощения на банкете.
Вскоре Макартуру пришла еще одна телеграмма из министерства обороны с вопросом: "Есть ли признаки нападения?", на что генерал ответил: "За последний получас наша радиослужба слежения засекла самолеты в тридцати милях от берега... Истребители США встретят их". При этом бывший фельдмаршал добавил: "Мы держим хвост трубой".
Отписавшись, Д. Макартур снова сложил руки. Ждать пришлось недолго. Часы пробили восемь утра (прошло пять часов после трагедии Пёрл-Харбора). На экране радара, установленного в Иба (западный берег острова Лусон), появились зловещие точки - японские самолеты шли на Филиппины. Как рассказывают в мемуарах японские генералы, летчики нервничали. Они ожидали встретить сопротивление. Их беспокоило, что утрачен момент внезапности. Ведь удар по Филиппинам планировалось нанести одновременно с ударом по Гавайям. Но из-за плохой погоды на Тайване пришлось вылет отложить.
Однако те, кто посылал летчиков, пребывали в совершенно уравновешенном настроении. "Массажисты", "повара", "садовники", "издатели" от разведуправления японского генштаба поработали не зря. Они установили: с приближением полудня летчики ВВС США покидали самолеты, боевые посты, службы и шли обедать. Ровно в 12 все за столами. Именно об этом пишет Карлос Ромуло в своей книге "Я шагал с героями".
Так было и на этот раз. Японские асы атаковали Кларк-филд, когда солнце над базой было в зените. Зенитки молчали. Спустя много лет маневр японцев повторили (июнь 1967 г.) израильские ВВС. Их бомбардировщики нанесли свои первые удары по Каиру без пяти восемь утра. Потому что ведомства вооруженных сил Египта в те времена начинали работу ровно в 8 и все военачальники находились в это время либо в пути, либо коротали время за чашкой кофе, а потому были вне досягаемости для дежурных офицеров, которые получили сообщения о приближающихся израильских самолетах.
Бомбы и пулеметный огонь были сокрушительными: все "летающие крепости" В-17 (восемнадцать машин!), пятьдесят пять истребителей Р-40 из семидесяти двух уничтожены на бетонных полосах базы Кларк-филд. Катастрофа! Прошло всего полдня, а Соединенные Штаты потеряли половину своих самолетов, базировавшихся на Филиппинах. Выходит, что обвинения Билли Митчелла, предъявленные командующему на Гавайях, относились и к Д. Макартуру.
К концу недели "Наполеон Лусона" располагал всего лишь 14-ю самолетами. Вот тебе и "хвост трубой"!
Многие считают, что дело не дошло до того состояния, когда Макартур поменялся бы с Митчеллом ролями, лишь потому, что Соединенные Штаты пребывали в шоке от разгрома американской эскадры в Пёрл-Харборе, и мало кто думал о Филиппинах, о "строителе армии швейцарского образца". Впоследствии американское правительство, военные ведомства посчитали невыгодным распутывать и раздувать "фиаско Макартура" - в результате мог пострадать престиж Соединенных Штатов, их политика в отношении Филиппин получила бы истинную, неприятную для Вашингтона оценку.
Нет, нет! Ворошить дела, связанные с тем, что Филиппины оказались такой легкой жертвой японцев, в правящих кругах не хотели и по большому счету. Да, действительно, Филиппины рассматривались как трамплин с опорными точками, чтобы совершать "прыжки" в страны Юго-Восточной Азии, как острие меча для "сдерживания" освободительных сил и тенденций, наконец, как плацдарм для защиты американских рубежей "в случае необходимости отражения враждебных действий". Но не только. Кроме этого, Филиппинам изначально была определена и роль жертвы на случай всякого рода неожиданностей. Страну рассматривали как разменную монету, которой удовлетворится всякий, кто хотел бы покуситься на американские интересы, тем более на американскую территорию. Об этом прямо, откровенно, цинично заявлял сам Дуглас Макартур.
"Филиппины,- разъяснял он свою доктрину,- являются маленьким военным аванпостом Соединенных Штатов, который должен быть принесен в жертву во время войны с первоклассной державой".
Это было сказано еще до второй мировой войны. Так оно и случилось. В 80-е годы, когда особенно увеличилась угроза ядерной войны, последователи Д. Макартура не менее откровенно говорили, что Филиппинам предназначена "роль громоотвода", который примет удар в случае конфликта и тем самым отведет "молнию, несущую смерть миллионам" от Соединенных Штатов. Это тоже одна из причин, почему Пентагон всегда отказывался убирать свои базы с филиппинской территории.
- Нет, нет,- вспоминал филиппинский историк К. Кирино,- руки он ему не подавал, если случалось встретиться, скажем, на государственном приеме. Но на собрании деловых людей... Тут другое. Тут Макартур абстрагировался от политики и ладил с Дураном, уже как с коллегой по горнодобывающему бизнесу.
Японцы внимательно следили за выступлениями и действиями Д. Макартура, корректируя в зависимости от них свои планы. Тем более, что действительно глаз и ушей у японской разведки на Филиппинах было предостаточно. Так, рассказывает помощник Д. Макартура, будущий министр иностранных дел Филиппин К. Ромуло, его садовник оказался майором, а массажист полковником японской разведки. Шпионы - сотни "рыбаков", "торговцев", "бизнесменов", деятелей "культуры" заполонили архипелаг. Они составляли карты, обозначали на них военные объекты, вербовали на глазах у американской контрразведки помощников, перспективных деятелей, в том числе будущих служащих японской администрации. Одновременно агентура Страны восходящего солнца выявляла националистов, патриотов, коммунистов и заносила их в черные списки.
Японская разведка работала в тесном союзе с фашистами, германскими и испанскими. В книге "Германский клуб (1906 - 1986). История немецкой колонии на Филиппинах", которую подготовило к печати посольство ФРГ в Маниле, много фотографий. Одна из них запечатлела участие представителей немецкой колонии на Филиппинах в параде победы, который устроило командование японской императорской армии в Маниле 18 мая 1942 года. Перед колонной немцев в белых костюмах и белых шляпах - плакат. На нем свастика и слова "Парад победы. Банзай!". Подобным образом на улицах Манилы японские милитаристы продемонстрировали свой союз с гитлеровцами. Как рассказывал один из членов Германского клуба наших дней, гитлеровцы планировали перебросить в Манилу хотя бы небольшой контингент войск, хотя бы морских пехотинцев, хотя бы подводную лодку, чтобы промаршировать по филиппинской земле. Но этого не удалось сделать. Для Гитлера начались трудные дни на Восточном фронте, и было уже не до демонстраций. Кроме того, и японцы не хотели, чтобы кто-либо примазывался к их победе, даже союзники: "Сегодня союзники, рассуждали они, завтра - конкуренты". Члены Германского клуба активно сотрудничали с японской разведкой и филиппинской фалангой, созданной сторонниками Франко на Филиппинах. Она насчитывала в своих рядах 10 тысяч человек. Была хорошо организована и вооружена. Финансировал фалангу миллионер А. Сориано, один из ближайших друзей Макартура. К франкизму тянулся и президент автономных Филиппин Кэсон, которого "Наполеон Лусона" считал своим воспитанником.
Фалангисты получали поддержку со стороны клерикальных кругов. Как подчеркивает Р. Константине, фашисты превращали церковь в свой резерв, в своего союзника. Испанские священники из ордена доминиканцев, которые контролировали Университет св. Фомы и колледж Летран, действовали особенно активно. Отец Сильвестр Санчо, ректор Университета св. Фомы, организовал церемонию присвоения Франсиско Франко титула "ректор Магнификус". В благодарность за это фашистский диктатор посвятил Санчо в рыцарское звание. Из библиотеки филиппинского университета изымались и уничтожались газеты, журналы, если в них содержалась малейшая критика фашизма, не говоря уже о статьях против Франко, Гитлера, Муссолини или японского императора. Фашистские режимы и фашистская идеология прославлялись в радиопередачах, которые вела станция "Атенео де Манила".
Американцы постоянно нуждались в дополнительных филиппинских силах для подавления выступлений рабочего класса, разгрома их организаций. Они поэтому поддержали идею объединения фалангистов, клерикалов, крупных землевладельцев под лозунгом борьбы против "красной угрозы". Однако в то же время "дьявольский союз", как его окрестили в народе, работал на Японию, расшатывал обороноспособность Филиппин.
Да, "Гибралтар на Востоке" терял качества "надежной крепости", а значит, ослаблялись позиции Соединенных Штатов. Бесспорно: как высокообразованный военный, дважды прошедший академию, имеющий военный опыт, Д. Макартур понимал значение Филиппин. И не только для США. Ведь говорил же он, что архипелаг - это ключ к Тихоокеанскому бассейну. Но если он ключ для США, то почему таковым не станут они для Японии? Филиппины, обращали внимание американские стратеги, расположены
"на фланге важнейших для Японии морских путей, которые вместе с Сингапуром образовывали ров, обеспечивающий защиту нефти, каучука, хинина, тикового дерева, олова в голландской Восточной Индии и к югу от нее".
"Без Филиппин,- делился своими соображениями Гомер Ли,- японское господство на море может быть только временным и ее триумф или поражение будут зависеть от того, кто будет владеть этими островами".
Тогда как же понять Макартура? Только ли боязнью левых антиимпериалистических сил объясняется его беспечность, его терпимость к действиям крайне правой одновременно профранкистской, прогерманской и прояпонской реакции?
Пытаясь ответить на эти вопросы, следует всегда помнить, что Д. Макартур прежде всего отражал интересы тех сил США, которые выступали за политику умиротворения Японии. Более того, поощрения агрессора путем прежде всего оправдания акций милитаристов. Что плохого для американцев, если в поисках сырья японец обрушится на владения Великобритании, Голландии, Франции? Пусть обрушится, тем самым он неизбежно ослабит себя. Потом можно и потеснить его. А если энергию восточных экспансионистов удастся направить против СССР, то это будет просто великолепно.
Некоторые военные стратеги Соединенных Штатов именно на это и рассчитывали. В Вашингтоне 15 ноября 1941 года начальник штаба Джордж Маршалл собрал корреспондентов на экстраординарную секретную пресс-конференцию и заявил им следующее: война неизбежна, однако американское положение на Филиппинах блестящее - ежечасно туда прибывают танки и пушки, но самое главное, Макартур создал "самую сильную в мире группировку тяжелых бомбардировщиков". Поэтому, делал вывод начштаба, Макартур не только способен защитить острова, он готов нанести сокрушительные бомбовые удары по самой Японии и спалить японские "бумажные" города. Один из корреспондентов напомнил, что у В-17 едва ли хватит горючего, чтобы, отбомбив Токио, вернуться на филиппинскую базу Кларк-Филд. Это не проблема, возразил Маршалл и тут же, к удивлению журналистов, добавил, что русские с радостью позволят американцам использовать Владивосток как базу для отдыха и дозаправки В-17.
Позднее с подобными провокационными заявлениями выступил и сам Макартур. В "Воспоминаниях" он пишет, что обращался к командованию США с предложением убедить Советский Союз ударить по Японии с севера.
"Я считал,- разъясняет Д. Макартур свое предложение,- что это заставило бы Японию перейти от наступления к обороне и сберегло бы много крови, денег и усилий, необходимых для того, чтобы отвоевывать потерянные земли. Поэтому я, узнав о разгроме гитлеровцев под Москвой, обратился с рекомендацией, чтобы Советский Союз ударил по японцам с севера. Такой натиск, поддержанный военно-воздушными силами США, которые были бы сосредоточены в Сибири, сковал бы деятельность японских ударных сил, нейтрализовал их первоначальные успехи и позволил бы выиграть время, чтобы усилить Филиппины и голландскую Восточную Индию".
Комментариев здесь особых не требуется. В данном случае Д. Макартур играл на руку генеральному штабу Гитлера, который, конечно же, мечтал о том, чтобы на Дальнем Востоке СССР получил второй фронт и его войска были бы скованы в регионе, расположенном на огромном расстоянии от европейских театров военных действий.
В 1937 году Д. Макартур вместе с президентом Кэсоном побывал в Японии. И с какими же впечатлениями возвратился он? Главное, заключил "Наполеон Лусона", состоит в том, что Токио действительно нуждается в "жизненном пространстве", что Япония не может существовать, не захватив другие земли{8} (но почему-то Филиппины выводились из зоны аппетитов японцев).
"Располагая небольшим количеством земли в границах своих четырех островов,- писал Д. Макартур в "Воспоминаниях",- японцы едва ли были способны прокормить свое растущее население. Обладая великолепной рабочей силой, Япония в то же время не имела достаточно сырьевых ресурсов для развития производства. Японцам недоставало сахара - поэтому они оккупировали Формозу. Им не хватало железа - поэтому они захватили Маньчжурию. Им не хватало угля и древесины - они вторглись в Китай. Они не испытывали достаточной безопасности для себя - и поэтому они взяли Корею. Без указанных продуктов (непонятно, к каким продуктам относится чувство "недостаточной безопасности".- Л. К.), которыми как раз обладали эти (подвергшиеся агрессии.- Л. К.) нации, их (японцев.- Л. К.) промышленность могла задохнуться, миллионы рабочих были бы выброшены на улицу, и тогда наступила бы экономическая катастрофа, которая могла легко привести к революции."
Такое понимание японских предпринимателей, страдающих от нехватки бирманского хлопка и индонезийской нефти, такое сочувствие японским фабрикантам наводят на определенные мысли. Во всяком случае, помогают найти ответ на некоторые, с первого взгляда невероятные решения и поступки Д. Макартура. Невольно возникает предположение: не рождалось ли сочувствие к японскому предпринимателю во многом из личной заинтересованности Д. Макартура в процветании филиппинского горнорудного дела за счет военных поставок на волне гонки вооружений. Ведь, как уже говорилось, Д. Макартур владел акциями компаний, предприятия которых занимались на Филиппинах разработкой и добычей полезных ископаемых. Он не мог не учитывать интересы дельцов, с которыми был тесно связан.
Даже денонсирование в 1939 году японо-американского торгового договора не нарушило взаимовыгодных связей. Американские монополии не только не прекратили поставки в Японию сырья, продовольственных товаров, но увеличили снабжение военной промышленности Страны восходящего солнца рудой, сельскохозяйственной продукцией и т. д. Только из Филиппин вывоз железной руды в Японию в 1936 - 1940 годах вырос более чем вдвое. Казалось, этот щедрый поток, эта мощная инъекция в мускулы милитаристской машины прекратятся после введения правительством США в 1940 году лицензий на вывоз некоторых товаров в Японию. Ничего подобного! За первые пять месяцев 1941 года экспорт Филиппин в Японию увеличился на 125 процентов по сравнению с тем же периодом 1940 года. Но ведь, кроме этого, существовал еще и скрытый экспорт. Филиппинские компании, точнее американские монополии на Филиппинах, вывозили ту же руду, древесину, сахар в оккупированные Японией районы Китая и Индокитая, в зависимый от них Таиланд и Гонконг. Причем объем поставок Японии через эти "третьи каналы" резко возрастал по мере приближения войны.
А война приближалась стремительно. Но, судя по всему, не для Д. Макартура. Он сохранял полнейшее спокойствие. Еще в 1939 году "Наполеон Лусона" сделал заявление (и придерживался высказанного в нем мнения даже не до первой, а до сотой сброшенной японцами бомбы на Филиппины), которое подтверждало его прежнюю позицию, обосновывающую политику умиротворения:
"Считается (по моему мнению, ошибочно), что Япония имеет захватнические намерения в отношении этих островов. Я не вижу оснований для столь странных представлений... Сторонники этой теории не уяснили себе достаточно логику японского мышления... Не существует никаких разумных причин, по которым Япония или какое-либо другое государство стали бы покушаться на суверенитет этой страны".
Осенью 1941 года японцы перестали тщательно скрывать подготовку к нападению на Филиппины. Военный министр Того по кличке "Бритва" уже распоряжался захваченными портами на китайском берегу, уже Тайвань окончательно превратился в авианосец японских ВВС с четко определенным курсом - Филиппины. Американская разведка подтверждала готовящееся нападение.
Подразделение дешифровалыциков ВМС США находилось на острове Коррехидор. Они располагали знаменитой тогда машиной "Пёрпл" (ее называли "лучшими щипцами, которые колят любые орехи", то есть шифр) и прослушивали эфир, прежде всего "японский дипломатический радиопоток". Полученные данные, правда со значительным опозданием (служба отдыхала в воскресенье и праздничные дни), доставлялись Макартуру или его начальнику штаба. Знакомясь с данными об активизации вооруженных сил Японии, Д. Макартур, как пишет Р. Левин, часто допускал замечания, которые бумага не выдерживает.
Это в штабе. А перед журналистами Д. Макартур пускался в рассуждения о том, что, может быть, японцы и вынашивают планы высадки на Филиппинах, но не сделают этого из боязни встретить сильный сокрушающий удар его, Дугласа Макартура. Так что не волнуйтесь.
Одновременно Д. Макартур продолжал успокаивать публику обещаниями сбросить в море японцев, применяя тактику контрудара с суши. В конце концов, убеждал "Наполеон Лусона", если не будет пушек с прожекторами (однажды он заявил: "Дайте мне семь 12-дюймовок да еще 32 прожектора, и я закрою проливы". И это на защиту страны, береговая линия которой больше береговой линии США!), ничего страшного не случится - одного присутствия американских солдат на архипелаге уже достаточно. Ведь японцы в силу своей второсортности, неспособности освоить технику, не смогут, мол, даже поднять в небо самолет. Д. Макартур упорствовал в этом расистском утверждении даже тогда, когда японская авиация совершила бомбовые атаки на американские войска. "За штурвалами сидят не японцы,- говорил генерал-спаситель,- а европейцы".
Пропагандистская кампания, которая преследовала цель принизить японцев как солдат, велась широко. Американцы представляли японцев как смешную, несерьезную нацию: они, мол, пишут и читают наоборот, и дома строят сверху вниз, а не снизу вверх; когда пилят бревно, то не толкают пилу, а тянут ее. Цивильные японские граждане, оказывается, ходят в жеваных шляпах и черных костюмах, их солдаты похожи на неряшливо сложенные тюки из коричневой бумаги благодаря плохо сшитой, мятой униформе. И вообще выстрелить прямо в цель, да еще если таковой будет американец, они не способны.
Странно и непонятно. Как мог Д. Макартур санкционировать распространение такой галиматьи, если еще во время русско-японской войны он вместе со своим отцом (а уж Артур Макартур мог оценить достоинства и недостатки в военном деле) восхищался японским солдатом, его храбростью, его способностью, его умением пользоваться оружием. Что это - сознательное стремление морально обезоружить филиппинцев, да и своих американских солдат? Усыпить бдительность?
Наконец японские офицеры провели военный совет на борту флагманского корабля "Асигара", во время которого обсудили последние приготовления к вторжению на архипелаг. Генералу Хомма было отпущено 60 дней (по другим источникам, еще меньше - 50 дней) на полный захват Филиппин. А Д. Макартур занимался тем, что произносил пышные речи о своей непобедимости и слал бодрые депеши в Вашингтон: в одних сообщал об исключительно высоком состоянии духа войск, в других - о том, как "великолепно идет строительство казарм". Параллельно он продолжал перемежать речи все теми же сказками о японцах, которые ни в коем случае не нападут. А между тем японцы, насмотревшись в "скважину замка", как они еще называли Филиппины, приняли решение завладеть "ключом" и одновременно отвести "дуло пистолета" (такую роль Филиппинам отводил японский генштаб) от сердца Японии.
Еще 24 ноября 1941 года Вашингтон шифровкой предупредил всех командующих войсками США на Тихом океане, включая Гуам и Филиппины, о вероятном нападении Японии. На этот тревожный сигнал, а по существу, приказ готовиться к боевым действиям Д. Макартур ответил приготовлением к вышеупомянутому банкету в гостинице "Манила".
"Когда ты выйдешь на войну против врага твоего, -напутствует Библия,и увидишь коней и колесницы и народа более, нежели у тебя, то не бойся..."
Захлопнув священное писание, Д. Макартур быстро оделся и поехал в здание главнокомандующего вооруженными силами США, каковым и являлся после разжалования из фельдмаршалов и возвращения в американскую армию.
Никогда подчиненные не видели таким своего начальника. Серое, больное лицо обнаруживало полную растерянность. Кто-то сказал: "умственная депрессия". Д. Макартур не мог предложить никаких разумных планов и действий.
"Он считался одаренным руководителем,- заметил по этому поводу очевидец,- и его абсолютная неспособность к чему-либо в этот трагический момент ошеломляла".
А ведь еще накануне уверенный в себе, в своих поступках военачальник, он выглядел орлом.
Президент М. Кэсон отдыхал в Багио. Когда его разбудили и сообщили новость, он сначала не поверил, назвав все это "какой-то чепухой". Но тем не менее сказал, что немедленно выезжает в Манилу.
В 5.30 утра 8 декабря, когда Макартур, нервничая, изучал под настольной лампой полученные разведывательные данные, пришла телеграмма из военного министерства, в которой Д. Макартур официально извещался о том, что Соединенные Штаты и Япония находятся в состоянии войны и что следует немедленно приступить к исполнению планов, разработанных на случай возникновения подобной ситуации и, в частности, плана "Радуга-5" (несколько обновленный и модернизированный план "Апельсин"). И что же вы думаете? Макартур продолжал... сомневаться в выборе действий. Позднее генерал объяснил свое поведение д-ру Луису Мортону, официальному историку вооруженных сил, следующим образом:
"Мне четко было приказано - не начинать враждебных действий (видимо, ссылка на распоряжения до нападения Японии.- Л. К.) против японцев".
Многим такая позиция была абсолютно непонятна. Высказывалось предположение, что на Д. Макартура сильное воздействие оказывал М. Кэсон, исходивший из надежды остаться в стороне от войны. Но ведь не сохранились записи разговоров этих двух политиков. Да к тому же следует помнить, что такое генерал Макартур на Филиппинах - Кэсон ему был вовсе не указ. Скорее всего Д. Макартур рассчитывал на верность собственного прогноза: Того, или, как его называли за острый ум и беспощадный нрав, "Бритва", пощадит Филиппины, обойдет их. Во всяком случае, как рассказывает Д. Эйзенхауэр, он услышал от М. Кэсона в 1942 году следующее:
"Когда японцы атаковали Пёрл-Харбор, Макартур по каким-то странным причинам убеждал, что Филиппины останутся нейтральными и не подвергнутся атаке японцев. Поэтому Макартур отказался дать разрешение генералу Бреретону нанести бомбовый удар по Тайваню немедленно после нападения на Пёрл-Харбор".
(Д. Макартур, кстати, уверял, что ничего не знал о планах своего командующего ВВС.- Л. К.)
Но что же все-таки делать? Вот вопрос, который задавали и про себя, и вслух собравшиеся 8 декабря 1941 года генералы и адмиралы. Все смотрели на главнокомандующего, не получая никакого ответа.
Позднее Д. Макартуру пришлось оправдываться за свои действия, а точнее, за бездействие, в частности, за то, что американская авиация на Филиппинах сидела фактически "сложа крылья". Всю вину он возложил на начальника штаба, который якобы даже не доложил ему о предложении Бреретона, командующего ВВС, совершить налет на Тайвань (и это при положении, когда Д. Макартур был в своем штабе самодержцем, когда ничего не предпринималось и не отменялось без его согласия).
В результате, по воспоминаниям Сэйра, верховного комиссара, когда в 6 часов 12 минут взошло над Манилой солнце, оно стало свидетелем полной растерянности американских генералов и офицеров и, естественно, американских и филиппинских воруженных сил: боевые корабли стояли на "привязи" своих якорей, у сухопутных войск не было никаких приказов, над взлетными полосами военных баз жужжали мухи, но не моторы самолетов; сами же самолеты не были ни укрыты, ни замаскированы. Бреретон действительно хотел приказать бомбардировщикам готовиться к вылету. Но даже если бы приказ выполнили, то от него не было бы никакого толка - ни в одном бомбовом отсеке не было ни одной бомбы. Летчики страдали от головной боли после обильного угощения на банкете.
Вскоре Макартуру пришла еще одна телеграмма из министерства обороны с вопросом: "Есть ли признаки нападения?", на что генерал ответил: "За последний получас наша радиослужба слежения засекла самолеты в тридцати милях от берега... Истребители США встретят их". При этом бывший фельдмаршал добавил: "Мы держим хвост трубой".
Отписавшись, Д. Макартур снова сложил руки. Ждать пришлось недолго. Часы пробили восемь утра (прошло пять часов после трагедии Пёрл-Харбора). На экране радара, установленного в Иба (западный берег острова Лусон), появились зловещие точки - японские самолеты шли на Филиппины. Как рассказывают в мемуарах японские генералы, летчики нервничали. Они ожидали встретить сопротивление. Их беспокоило, что утрачен момент внезапности. Ведь удар по Филиппинам планировалось нанести одновременно с ударом по Гавайям. Но из-за плохой погоды на Тайване пришлось вылет отложить.
Однако те, кто посылал летчиков, пребывали в совершенно уравновешенном настроении. "Массажисты", "повара", "садовники", "издатели" от разведуправления японского генштаба поработали не зря. Они установили: с приближением полудня летчики ВВС США покидали самолеты, боевые посты, службы и шли обедать. Ровно в 12 все за столами. Именно об этом пишет Карлос Ромуло в своей книге "Я шагал с героями".
Так было и на этот раз. Японские асы атаковали Кларк-филд, когда солнце над базой было в зените. Зенитки молчали. Спустя много лет маневр японцев повторили (июнь 1967 г.) израильские ВВС. Их бомбардировщики нанесли свои первые удары по Каиру без пяти восемь утра. Потому что ведомства вооруженных сил Египта в те времена начинали работу ровно в 8 и все военачальники находились в это время либо в пути, либо коротали время за чашкой кофе, а потому были вне досягаемости для дежурных офицеров, которые получили сообщения о приближающихся израильских самолетах.
Бомбы и пулеметный огонь были сокрушительными: все "летающие крепости" В-17 (восемнадцать машин!), пятьдесят пять истребителей Р-40 из семидесяти двух уничтожены на бетонных полосах базы Кларк-филд. Катастрофа! Прошло всего полдня, а Соединенные Штаты потеряли половину своих самолетов, базировавшихся на Филиппинах. Выходит, что обвинения Билли Митчелла, предъявленные командующему на Гавайях, относились и к Д. Макартуру.
К концу недели "Наполеон Лусона" располагал всего лишь 14-ю самолетами. Вот тебе и "хвост трубой"!
Многие считают, что дело не дошло до того состояния, когда Макартур поменялся бы с Митчеллом ролями, лишь потому, что Соединенные Штаты пребывали в шоке от разгрома американской эскадры в Пёрл-Харборе, и мало кто думал о Филиппинах, о "строителе армии швейцарского образца". Впоследствии американское правительство, военные ведомства посчитали невыгодным распутывать и раздувать "фиаско Макартура" - в результате мог пострадать престиж Соединенных Штатов, их политика в отношении Филиппин получила бы истинную, неприятную для Вашингтона оценку.
Нет, нет! Ворошить дела, связанные с тем, что Филиппины оказались такой легкой жертвой японцев, в правящих кругах не хотели и по большому счету. Да, действительно, Филиппины рассматривались как трамплин с опорными точками, чтобы совершать "прыжки" в страны Юго-Восточной Азии, как острие меча для "сдерживания" освободительных сил и тенденций, наконец, как плацдарм для защиты американских рубежей "в случае необходимости отражения враждебных действий". Но не только. Кроме этого, Филиппинам изначально была определена и роль жертвы на случай всякого рода неожиданностей. Страну рассматривали как разменную монету, которой удовлетворится всякий, кто хотел бы покуситься на американские интересы, тем более на американскую территорию. Об этом прямо, откровенно, цинично заявлял сам Дуглас Макартур.
"Филиппины,- разъяснял он свою доктрину,- являются маленьким военным аванпостом Соединенных Штатов, который должен быть принесен в жертву во время войны с первоклассной державой".
Это было сказано еще до второй мировой войны. Так оно и случилось. В 80-е годы, когда особенно увеличилась угроза ядерной войны, последователи Д. Макартура не менее откровенно говорили, что Филиппинам предназначена "роль громоотвода", который примет удар в случае конфликта и тем самым отведет "молнию, несущую смерть миллионам" от Соединенных Штатов. Это тоже одна из причин, почему Пентагон всегда отказывался убирать свои базы с филиппинской территории.