Страница:
Однажды мать сказала, что мужчины не должны плакать. Дуглас задумался. Он сказал, что видел, как глаза отца становились влажными во время церемонии отбоя. "Это совсем другое,- быстро объяснила мать.- Это выражение любви к стране. Такие слезы позволительны".
Но слезы страха, обиды или отчаяния в семье были запрещены. В моральном багаже капитанши это требование стояло в одном ряду с ценностями религиозной морали. А как же юбочка, белые носочки, локоны? Никакого противоречия. Ни о каких-либо сомнениях в выборе судьбы сына или колебаниях они не свидетельствуют. Напротив. Таким образом мальчику прививались вкус, стремление к чистоте, опрятности, элегантности. Может быть, благодаря юбочке военная форма всегда сидела на Дугласе аккуратно, красиво, щеголевато.
Царивший в семье дух уважения к профессии солдата, к военному делу, считавшемуся почетным, нужным, достойным лучших граждан, определял весь уклад жизни. Отсюда строгий распорядок дня, дисциплина, поощрение физического труда, спорта.
Но родители понимали, что даже в здоровом теле не появится сам по себе, стихийно, "здоровый дух". Помимо церкви, передачи моральных ценностей, накопленных в семьях Артура и Мэри, воспитания уважения к требованиям общественной морали, обычаев, сложившихся в американских гарнизонах, родители прививали любовь к книге. Но не просто к печатному слову. На стол Дугласа все чаще и чаще ложились биографии великих людей, рассказы об императорах, завоевателях. Знавшие Д. Макартура не раз отмечали, что он поклонялся Чингисхану, боготворил Наполеона. При этом, как писал один из биографов, не слепо и раболепно (точнее было бы сказать "не бескорыстно").
Почитание и обожание великого полководца, преуспевающего императора, казалось, помогает взять из вечности, материализовать хотя бы частицу военной мудрости, удачи. Приобщаясь к славе Александра Македонского, пусть на мгновение, пусть в воображении, вместе с ним переживаешь сладкие моменты славы, наслаждаешься восторженным блеском глаз почитателей, рукоплесканиями толпы. Делая своим кумиром
полководцев прошлого, Дуглас тем самым становился если не вровень, то хотя бы рядом с ними. Иногда, уже в генеральских чинах, Д. Макартур забывался, и в нем вдруг просыпался Цезарь, Нельсон, о которых читал в детстве. И как ни покажется удивительным - это помогало Макартуру: Цезарь и Нельсон делали его речь убедительной, осанку строже и величественнее, что вызывало у слушавших его людей волнение, порой трепет, что и требовалось Д. Макартуру. В будущем на военных советах, при составлении донесений, формулировании приказов генерал часто вольно (для рисовки) или невольно говорил или писал языком Платона, Шекспира, Македонского. Во всяком случае, вспоминает Тиллман Дердин, корреспондент "Нью-Йорк таймс", диктуя каждое утро сводку военных действий, Д. Макартур, стремясь к тому, чтобы записывавший ее офицер понял мысль, часто начинал цитировать Библию, Наполеона, Достоевского, Марка Твена, Линкольна. Таким образом, идея или мысль Макартура обретала дополнительный авторитет...
Еще у домашнего очага в домике при казармах, когда отец под безжалостным солнцем или окруженный роем москитов заставлял солдат рыть щели или окопы, а мать вязала кружева, у маленького Дугласа, благоговейно перелистывавшего страницы книги о герое, уже тогда зарождались самодовольные речи, которые прозвучали значительно позднее. Речи о "решающем вкладе его, Макартура", в разгром вооруженных сил Японии, об "особой миссии по спасению мира". Жившие в памяти картины победных сражений невольно заставляли объявлять незначительную по масштабам и результатам операцию "новогвинейским Ватерлоо". Желая придать особое значение деятельности по проведению аграрной реформы в Японии, он заявил, что со времен братьев Гракх это первая по-настоящему "успешная земельная реформа"{3}.
Закалка славой великих особенно пригодилась в периоды неудач. Во время второй мировой войны после поражения на Филиппинах Д. Макартур перенес свой штаб в Австралию. Ни одна из масок не могла скрыть глубокой апатии, депрессии, озлобления.
"Передо мной стоял жалкий, трясущийся старик",- пишет о Д. Макартуре очевидец. "Генерал в полной прострации,- отмечает другой.- У него опускаются руки, отсюда в войсках резкое падение морали, дисциплины. В результате, например, авиация Макартура представляла груды недвижимого металла с крыльями, хотя и нового".
Однако Макартур выходит из этого печального и жалкого состояния. В немалой степени благодаря испытанному лекарству - лести, обожанию, "настоянному на лжи" подчиненных. Они сравнивают его с великими полководцами, которые также знали неудачи. И вот мгновенно возникают любимые образы, с которыми познакомился по книгам в детстве: выпрямляется стан Макартура, снова глаза зажигаются блеском супермена.
Так что усилия родителей, воспитывавших вкус к силе, власти, исключительности, не пропадали даром. Следует вместе с тем сказать: "зерна жизнестойкости" падали на благодатную от природы почву. Во всех отношениях. Взять хотя бы память. У Дугласа Макартура она была на редкость хорошей. Однажды в военной академии задали разобраться по учебнику в доктрине, по сложности не уступающей теории относительности Эйнштейна. Дуглас сразу увидел, что не понимает, не может постичь ее. Другой бы на его месте смирился. А он?.. Просто выучил целую главу наизусть. И когда преподаватель вызвал курсанта, тот без запинки повторил все, что было написано в книге.
- Но вы хотя бы понимаете то, о чем говорите?- спросил удивленный наставник.
- Нет, не понимаю,- ответил курсант.
- Я тоже не понимаю,- признался экзаменатор и захлопнул книгу.
Были, правда, случаи, когда желание блеснуть подводило. Так, отчет об участии американской команды в Олимпийских играх в Нидерландах он составил в пышных выражениях, языком древнегреческого мудреца, летописца, описывавшего первые соревнования в Греции. Отчет не понравился в Вашингтоне.
Однако жизнь и деятельность Гракхов, других подобных им героев прошлого - это всего лишь толчок к воспитанию будущего великого человека, это был только аромат, которым следовало пробудить в Д. Макартуре тщеславие, желание мыслить большими, глобальными категориями.
Как бы подводя итог детским воспоминаниям, Д. Макартур с гордостью пишет о своих родителях:
"Нас учили не только житейским правилам, но прежде всего прививали чувство ответственности. Мы должны были делать то, что считается правильным вне зависимости от того, каковыми могли быть личные жертвы... Мы никогда не должны были делать двух вещей: лгать, заниматься болтовней".
Артур и Пинки Макартур прекрасно понимали: чтобы стать в США заметной фигурой, мало знать Гомера. Нужно быть американцем, и не просто американцем, а преуспевающим. И тут необходимо следовать за своими, американскими героями, учиться, брать у них все лучшее, что обеспечивает динамизм, пронырливость, приспособляемость, выживание, тогда преуспеешь среди своих. Недостатка в таких героях не было.
После Гражданской войны темпы развития американской промышленности резко увеличились. Железные дороги, связав два побережья, способствовали освоению огромных пространств, развитию там сельского хозяйства, промышленности. Началась концентрация и централизация капитала. Создавались огромные состояния.
Конечно, Дуглас продолжал восхищаться Нельсоном или Чингисханом. Но вот рядом с книгами о них ложатся вырезки из газет, журналов, тоненькие брошюрки (вызывающие, однако, великий трепет) о том, как стал миллионером Джордж Пульман, придумавший спальный вагон, как быстро пошел в гору изобретатель воздушных тормозов Вестингауз, как простейшая комбинация из рамы и двух колес - велосипед, сконструированный Альбертом Поупом, может принести огромное состояние. Дерзкая мысль, поиск, интуиция, воля, проявленная в подчинение чувств разуму, вера, качнувшаяся от бога к науке, обернулись властью, богатством, могуществом. Миллионы, сделанные Статлером из Буффало на идее обеспечить каждый гостиничный номер ванной, миллионы Карнеги, Д. Пульмана, А. Поупа жгли душу и сердце, будоражили воображение. Вокруг этих героев американские писатели, журналисты создавали ореол, рождали мечты самому пройти путь к звездам, путь наверх. "Дуглас Макартур,отмечают биографы,- с самого начала отдался этой мечте, и отдался навсегда".
Приобретенный в детстве и юношестве вкус к рассказам и историям о "финансовых богах", оставивших позади себя грязь из раболепия, унижения, подчинения, никогда не проходил. Позднее, уже в зрелом возрасте, уже тогда, когда были покорены многие вершины на пути к звездам, одной из любимейших книг стала книга Брюса Бартона "Человек, которого никто не знает". В роли этого человека выступает Иисус Христос. Но Б. Бартон славит его не как обычное существо, а как преуспевающего бизнесмена, "который выбрал из предпринимательских низов 12 человек, собрал их в компанию, опираясь на которую покорил всю планету". В жизни же для Бартона таким великим человеком, Иисусом Христом, был Генри Форд. Как говорят в США, он "поставил на колеса всю страну и еще полмира". Бесспорно, это был "промышленный феномен". Но это был и американец, который ненавидел евреев, католиков, иностранцев, интеллигентов, презирал профсоюзы, всегда носил с собой пистолет и претендовал на то, что говорит с богом напрямую.
Как известно, Форд одним из первых крупных промышленников прибег к открытому массовому насилию в тот самый период, когда в Соединенных Штатах особенно громко и хвастливо говорили о торжестве демократии. 7 марта 1932 года три тысячи безработных, окоченевших на морозе, двинулись под леденящим ветром к воротам заводов Форда. Нисколько не колеблясь, Форд отдал приказ: против рабочих применили слезоточивый газ, брандспойты с водой, валившей с ног, пулеметы. На землю упали убитые. Рабочие Детройта хоронили павших под лозунгом: "Вместо хлеба Форд дал пули".
Если кое-что заменить, скажем, "промышленный феномен", то можно говорить в какой-то степени о Д. Макартуре в зрелом возрасте. Он во всем подражал Форду. "Генерал от инфантерии" так же, как и "маршал от индустрии", всегда был при пистолете, правда, не крупнокалиберном, как у Форда, а крошечном, доставшемся от отца в виде талисмана. Д. Макартур в том же 1932 году, всего через несколько недель после Форда, так же жестоко подавил массовое выступление - в Вашингтоне расправился с ветеранами первой мировой войны. На первом месте среди советников у Макартура так же, как и у Форда, стоял бог, потом уже шли Вашингтон, Джефферсон и т. д.
"Никто не может предположить,- писал в книге "Американский цезарь" исследователь У. Манчестер,- что вышло бы из Дугласа, если бы родители не воспитали его солдатом". Но получился солдат. Когда в район действий против немцев во Франции (первая мировая война) прибыл военный министр США Бэйкер, Макартур преподнес ему баварскую каску, принесенную с поля боя. Министр отказался принять сувенир и сказал: "Каску следует подарить вашей матушке". Это было уже признание американского военного мнения. Это уже была награда за сына. И, конечно же, Мэри Пинки Макартур заслужила ее. Прежде всего за "взятие Вест-Пойнта".
После школы, уже на новом месте службы отца, Дуглас поступил в "Вест Тексас милитари академи" - Военную академию Западного Техаса. Здесь отношение к учебе изменилось. Сухая математика оказалась поистине ключом к разгадке тайн природы, а скучная латынь и греческий - увлекательным окном в мир древности с походами великих полководцев, захватывающими рассказами о подвигах великих людей. Пробудился интерес к наукам. Посыпались награды за успехи в учебе. И здесь окончательно завладела душой, разумом мечта Вест-Пойнт. Мэри Пинки Макартур могла поздравить себя. Не зря переносила она тяготы походов, солдатского быта, не зря жертвовала покоем, комфортом, возможностью наслаждаться богатством, избранным обществом. И вот мечта в двух шагах: Вест-Пойнт.
Не будет преувеличением сказать, что этот главный в жизни Дугласа Макартура бой за место под солнцем выиграла мать. Хотя, конечно, без деда Дугласа, приближенного к высшему эшелону правящих кругов США, без отца, усмирителя индейцев и филиппинцев, Мэри Пинки не могла бы даже начать поход на самое престижное военное учебное заведение США. Однако обстоятельства в общем складывались благоприятно, и мать будущего генерала армии (высшее в США воинское звание!) воспользовалась ими, одновременно преодолевая обстоятельства неблагоприятные.
Войти в стены элитарного военного учебного заведения было нелегко. Набор в Вест-Пойнт осуществляется строго по рекомендациям определенных лиц. К их числу относятся президент США, вице-президент, сенаторы и члены палаты представителей конгресса, глава военного ведомства.
Последние недели жизни Артур Макартур - самый старший больше всего занимался внуком, точнее его судьбой, его будущим - конец одного Макартура, по убеждению судьи, должен был стать началом другого Макартура, чтобы род не оборвался и продолжался достойно. Для этого нужно было успеть, воспользовавшись своим положением, связями. Заботился о будущем рода и отец.
Те, кто рекомендовал Дугласа, кто проводил с ним собеседования, увидели скромного, выдержанного и вместе с тем уверенного в себе юношу. Он производил приятное впечатление манерами, начитанностью, рассудительностью. И если можно было бы применить слово "блеснул" перед первыми неофициальными экзаменаторами (что и было на самом деле), то следовало бы сказать и о том айсберге, который давал этот блеск. Айсберг на 90 процентов состоял из твердо усвоенных правил: чтобы быть сильным, неуязвимым, располагать резервами силы для наступления и обороны, необходимо иметь полное право называться добрым христианином, знать законы принятой обществом морали, почувствовать силу принципов, основанных на таких понятиях, как демократия, свобода, честность. Вместе с семейными заповедями: "никогда не говори больше того, что нужно", "не лги", "слушай, больше слушай" - сознание своего древнего и благородного происхождения придавало уверенности и силы. Дуглас любил с гордостью повторять слова, которые якобы принадлежат самому первому из Макартуров: "Ничего нет старше холмов, Макартура и дьявола".
Кстати, когда речь заходила о происхождении, Макартур всегда подчеркивал, что по своей прабабушке Саре Барни Белчер из Таунтона (штат Массачусетс) он приходится восьмым двоюродным братом Уинстону Черчиллю и шестым двоюродным братом Ф. Д. Рузвельту. Таким образом, трое великих деятелей времен второй мировой войны были связаны родственными узами в результате браков, заключенных на американской земле.
Солидный интеллектуальный багаж, свободное владение, именно владение, моральными ценностями, набожность и рационализм, привитые и воспитанные в семье,- прекрасный потенциал для абитуриента. "Экзаменаторы духа" не нашли ни одного изъяна или дефекта в идеальном носителе американизма. Но они же и еще раз подтвердили, сами того не желая, что чужая душа действительно потемки.
Ведь в будущем выяснилось, что Дуглас совсем не соблюдал такой заповеди, как "не лги". Но это в будущем. А тогда тринадцать губернаторов, сенаторы, конгрессмены, епископы со спокойной совестью рекомендовали Дугласа Макартура в Вест-Пойнт. Он стал обладателем солидного "входного билета", состоящего из хвалебных писем, просьб "посодействовать талантливому молодому человеку", обратить внимание на его "твердость и верность духа".
Казалось бы, дело сделано. Но вдруг осечка. Да какая! Президент Гровер Кливленд (в американской энциклопедии говорится, что это был самый честный президент, боровшийся со взяточничеством и коррупцией) отказался направить Дугласа в училище на том основании (нет, нет, о взятках и речи не было!), что исчерпал свою президентскую квоту. Не знал Дуглас, что он стал жертвой борьбы между двумя группировками в правящем эшелоне. Но, к его счастью, очень скоро взяли верх единомышленники дедушки и отца, "усмирителя индейцев". Новый президент Уильям Мак-Кинли к рекомендациям отнесся с пониманием.
Юноша занес уже было ногу на порог Вест-Пойнта. Оставался сущий пустяк - пройти медицинскую комиссию. Перед врачами предстал стройный молодой человек, ростом почти 180 сантиметров. Его карие глаза и темно-каштановые, почти черные волосы оттенял здоровый цвет лица. Сразу было видно, что юноша занимается спортом.
По свидетельству тех, кто знал Д. Макартура, кто писал биографию генерала, с годами он менялся мало. Даже волосы не седели (правда, ходил слух, будто Макартур подкрашивает их). Спортом он с годами заниматься перестал. Однако бейсбол и футбол Макартур компенсировал ходьбой. И не на дорожках стадиона. Он вышагивал по кабинету, по палубе корабля, в самолете между креслами, во время военных советов, встреч с друзьями, разговоров с женой. Как отмечает один из биографов, генерал делал по нескольку километров в день. До самых своих последних дней Д. Макартур не знал, что такое лекарство; только однажды, вернувшись из Кореи, он слег от простуды, и то всего лишь на день. Он, правда, страдал от нервного перенапряжения и... хотя и редких, приступов страха. Не в Мексике, когда он, будучи совсем юным и совсем необстрелянным лейтенантом, выполнял шпионскую миссию и когда на него напали бандиты, не во время первой мировой войны, когда его взяли в плен свои же, американцы (Макартура приняли за немецкого лазутчика{4}, никто не мог поверить, что перед ними командир дивизии), не тогда, когда над Новой Гвинеей отказал мотор бомбардировщика, на котором он летел, а когда чувствовал и сознавал угрозу своей карьере. Во время одной из встреч с главой государства он, отстаивая свою точку зрения, сдерзил ему. "Вы не должны так разговаривать с президентом",- спокойно, но жестко сказал Ф. Рузвельт. Д. Макартур так расстроился и перепугался, что его стошнило прямо на ступеньках Капитолия. Стошнило его и после того, когда он вышел после последнего вступительного экзамена в Вест-Пойнт. Но это случилось позднее.
Когда Д. Макартур предстал перед медицинской комиссией, врачи переглянулись от удовольствия. Они никак не могли предположить, что такой красивый, ладный и крепкий парень может чем-то болеть. Однако... В ходе осмотра у Дугласа обнаружили искривление позвоночника.
Катастрофа! Все пошло насмарку: золотая медаль, которая увенчала блестящее окончание военной академии Западного Техаса (1897 г.), за время учебы в которой Дуглас уверовал в свои способности и внешнюю неотразимость (сама техасская королева красоты - мисс Хьюстон завороженно глядела на будущего офицера), в свою непобедимость, в способность преодолеть любые трудности, усилия деда, отца, матери, рекомендательные письма...
Пинки Макартур, не растерявшись, начала действовать сразу, смело, решительно, умно, с перспективой на несколько ходов вперед. Леди решила взять Вест-Пойнт в клещи. Прежде всего она переехала с сыном в Милуоки и оформила постоянное место жительства в округе, от которого в конгресс был избран Тиболд Отжен - друг деда Дугласа (его благословение - еще одна гарантия для того, чтобы попасть в Вест-Пойнт). Затем нашла опытного специалиста Франца Пфистера, который взялся исправить позвоночник. Надо отдать должное и Дугласу - он проявил удивительное упорство, настойчивость, твердую решимость добиться цели. Во всем следуя советам и рекомендациям врача, не щадя ни времени, ни сил, он боролся с дефектом. И преодолел его. Более того, общение с Ф. Пфистером он использовал для того, чтобы пополнить свои знания в медицине, биологии, психологии.
Казалось, "клещи" должны сработать безукоризненно. Но... Были ведь еще конкуренты. Конгрессмен назначил трех директоров школ для ведения отбора среди желающих попасть в Вест-Пойнт. Мать Макартура не поскупилась, и в совете появился еще один специалист по определению "достойнейшего в Вест-Пойнт". У него-то до самого наступления экзаменов Дуглас брал уроки и прошел курс химии, физики, алгебры, английского, истории. Вторым репетитором была в эти дни мать. Но уже по своим собственным психологическим, моральным дисциплинам.
Наконец наступило утро дня, ожидаемого с надеждой и страхом. Сейчас трудно сказать, выдержал бы он экзамен, если бы не мать. Нет, нет. Она не перекрестила его и не постучала костяшками пальцев по дереву. На ступеньках муниципалитета, перед дверью в экзаменационный зал, она сказала сыну: "Дуг, ты победишь, если не дашь волю нервам. Ты должен верить в себя, мой сын, или никто больше не поверит в тебя. Верь в себя, полагайся на себя, рассчитывай на себя и даже если ты сейчас не преуспеешь, знай: ты сделал все, что мог. Теперь иди".
Сын победил. Газета "Милуоки джорнэл" под заголовком "Он пойдет в Вест-Пойнт", не жалея слов и красноречия, рассказала о том, как Дуглас Макартур блистал знаниями, эрудицией, умом, в результате он набрал 700 очков из 750 возможных - победа над 12 соперниками! Триумф! Дуглас Макартур получил свой самый счастливый шанс. По крайней мере, в этот период жизни. Успех помог преодолеть личную трагедию (а в его возрасте случившееся иначе не назовешь): девушка, любви которой он так желал, которой писал стихи, клялся в вечной верности, ради которой обещал пойти на все, дочь сенатора, мгновенно отвела свои глазки от юноши в фланелевых брюках и пиджаке в тот самый момент, когда перед ней появились бравые молодые офицеры, прибывшие на побывку. Это действительно была трагедия. Но и стимул. Он еще больше подогрел желание надеть мундир - вот ведь какие преимущества даже в любви дает он. ("Что всего более уважает женщина в своем спутнике? Работника? Нет, воина".)
Вскоре уже дочь сенатора принялась писать ответные стихи. Но было поздно. Дуглас Макартур обрел цену, которую мгновенно осознал и не хотел разменивать на сантименты прошлого, пусть недавнего.
Вест-Пойнт понравился сразу. Все показалось необыкновенным, когда 13 июня 1899 года он сошел с поезда: кирпичное здание вокзала с высокой, вытянутой вверх крышей, потом "площадка" (плац) - широкое поле, заканчивающееся берегом реки Гудзон. С другой стороны плаца - вершины, покрытые густым лесом, с удивительными названиями - Нос Энтони, Король Буря, Медвежья гора. Перед площадкой строгие здания и монумент. Дом начальника училища выделялся своей белизной. Казармы курсантов располагались в мрачноватых строениях, сооруженных в готическом стиле, стены их из серого гранита. А вот аллея - место гуляния и свиданий.
В 1987 году в Вест-Пойнте началось переоборудование учебных и жилых корпусов. Оно стало возможным после приобретения колледжа "Лэдиклифф", долгие годы "поставлявшего" невест курсантам академии, ибо это был женский колледж. Теперь на его территории площадью 16 акров расположились административные органы, библиотека, музей. Реконструкторы, однако, постарались сохранить внешний вид академии: в частности, при ликвидации печей и каминов над крышами оставили кирпичные трубы. Конец перестройки, которая, по первоначальной смете, стоила 48,2 миллиона долларов, был запланирован к 1991 году. Она включает создание лабораторий, в которых курсанты будут иметь дело с лазером, овладевать самой передовой техникой.
Вест-Пойнт возник по решению американского конгресса в 1802 году. До сих пор своим внешним (несмотря на перестройку) обликом и внутренним миром он обязан полковнику Сильванусу Сэйеру, возглавлявшему академию с 1817 по 1833 год. После второй мировой войны в его стены вошли иностранцы, в основном из развивающихся стран. С 1976 года в Вест-Пойнт стали принимать девушек.
Вест-Пойнт считается душой американской армии. Так, по крайней мере, говорят и сами выпускники академии, что вполне естественно, и не кончавшие этот "военный университет" историки, журналисты, писатели. Правда, среди них нет такого единодушия, которое царит у большинства сыновей альма-матер на Гудзоне. Одни восторгающиеся Вест-Пойнтом считают эту душу безгрешной, вызывающей всяческое восхищение, другие, напротив, находят в ней изъяны, которые налагают свою печать на облик военного организма США, и прежде всего на личный состав вооруженных сил.
На какого молодого человека, надевшего мундир курсанта, не произведут впечатление обращенные к нему следующие слова начальника академии:
"Кодекс военного, который вы всегда храните в сердце, дарован нам еще раньше рыцарских времен и рыцарства. Он выдержит испытания по сравнению с другими сводами этики или философии"?
Затаив дыхание Дуглас слушал:
- Ни у кого не должно быть сомнений в том, что война - это явление нашей нравственной жизни. Она играет свою роль в психологии человечества, как религия, правосудие, поэзия, искусство, промышленность, политика, свобода. Война есть одна из форм нашей добродетели. Поэтому изучать ее мы должны во всеобщем сознании, а не только на полях сражений...
Дух захватило от восторга и желания как можно быстрее вникнуть в суть этих мыслей Прудона, облачиться в столь необычную "форму добродетели". Однако за восторгом последовало нечто неожиданное.
Сразу же, с триумфом пробившийся в святая святых, каким Макартур представлял Вест-Пойнт, он почувствовал себя в аду. Его взялись "отесывать" старшекурсники. Более ста приемов и методов, передаваемых из выпуска в выпуск, сохранявших первозданную "прелесть" и "обогащенных" достижениями цивилизаций, чтобы обломать "зеленого", насчитывалось у "воспитателей". Их воспитание граничило с пыткой. Поначалу Д. Макартур объяснял проявляемую по отношению к нему жестокость тем, что отец, усмирявший филиппинцев, занял видное место в генеральском корпусе. Затем - постоянным присутствием матери{5}. Он даже просил ее уехать (действительно, иногда родительская забота выходила Дугласу боком, его сразу прозвали "маменькин сынок", кличка сохранилась за ним даже после окончания академии - вполне, впрочем, справедливо, потому что мать до конца дней своих активно участвовала в продвижении сына по службе).
Но слезы страха, обиды или отчаяния в семье были запрещены. В моральном багаже капитанши это требование стояло в одном ряду с ценностями религиозной морали. А как же юбочка, белые носочки, локоны? Никакого противоречия. Ни о каких-либо сомнениях в выборе судьбы сына или колебаниях они не свидетельствуют. Напротив. Таким образом мальчику прививались вкус, стремление к чистоте, опрятности, элегантности. Может быть, благодаря юбочке военная форма всегда сидела на Дугласе аккуратно, красиво, щеголевато.
Царивший в семье дух уважения к профессии солдата, к военному делу, считавшемуся почетным, нужным, достойным лучших граждан, определял весь уклад жизни. Отсюда строгий распорядок дня, дисциплина, поощрение физического труда, спорта.
Но родители понимали, что даже в здоровом теле не появится сам по себе, стихийно, "здоровый дух". Помимо церкви, передачи моральных ценностей, накопленных в семьях Артура и Мэри, воспитания уважения к требованиям общественной морали, обычаев, сложившихся в американских гарнизонах, родители прививали любовь к книге. Но не просто к печатному слову. На стол Дугласа все чаще и чаще ложились биографии великих людей, рассказы об императорах, завоевателях. Знавшие Д. Макартура не раз отмечали, что он поклонялся Чингисхану, боготворил Наполеона. При этом, как писал один из биографов, не слепо и раболепно (точнее было бы сказать "не бескорыстно").
Почитание и обожание великого полководца, преуспевающего императора, казалось, помогает взять из вечности, материализовать хотя бы частицу военной мудрости, удачи. Приобщаясь к славе Александра Македонского, пусть на мгновение, пусть в воображении, вместе с ним переживаешь сладкие моменты славы, наслаждаешься восторженным блеском глаз почитателей, рукоплесканиями толпы. Делая своим кумиром
полководцев прошлого, Дуглас тем самым становился если не вровень, то хотя бы рядом с ними. Иногда, уже в генеральских чинах, Д. Макартур забывался, и в нем вдруг просыпался Цезарь, Нельсон, о которых читал в детстве. И как ни покажется удивительным - это помогало Макартуру: Цезарь и Нельсон делали его речь убедительной, осанку строже и величественнее, что вызывало у слушавших его людей волнение, порой трепет, что и требовалось Д. Макартуру. В будущем на военных советах, при составлении донесений, формулировании приказов генерал часто вольно (для рисовки) или невольно говорил или писал языком Платона, Шекспира, Македонского. Во всяком случае, вспоминает Тиллман Дердин, корреспондент "Нью-Йорк таймс", диктуя каждое утро сводку военных действий, Д. Макартур, стремясь к тому, чтобы записывавший ее офицер понял мысль, часто начинал цитировать Библию, Наполеона, Достоевского, Марка Твена, Линкольна. Таким образом, идея или мысль Макартура обретала дополнительный авторитет...
Еще у домашнего очага в домике при казармах, когда отец под безжалостным солнцем или окруженный роем москитов заставлял солдат рыть щели или окопы, а мать вязала кружева, у маленького Дугласа, благоговейно перелистывавшего страницы книги о герое, уже тогда зарождались самодовольные речи, которые прозвучали значительно позднее. Речи о "решающем вкладе его, Макартура", в разгром вооруженных сил Японии, об "особой миссии по спасению мира". Жившие в памяти картины победных сражений невольно заставляли объявлять незначительную по масштабам и результатам операцию "новогвинейским Ватерлоо". Желая придать особое значение деятельности по проведению аграрной реформы в Японии, он заявил, что со времен братьев Гракх это первая по-настоящему "успешная земельная реформа"{3}.
Закалка славой великих особенно пригодилась в периоды неудач. Во время второй мировой войны после поражения на Филиппинах Д. Макартур перенес свой штаб в Австралию. Ни одна из масок не могла скрыть глубокой апатии, депрессии, озлобления.
"Передо мной стоял жалкий, трясущийся старик",- пишет о Д. Макартуре очевидец. "Генерал в полной прострации,- отмечает другой.- У него опускаются руки, отсюда в войсках резкое падение морали, дисциплины. В результате, например, авиация Макартура представляла груды недвижимого металла с крыльями, хотя и нового".
Однако Макартур выходит из этого печального и жалкого состояния. В немалой степени благодаря испытанному лекарству - лести, обожанию, "настоянному на лжи" подчиненных. Они сравнивают его с великими полководцами, которые также знали неудачи. И вот мгновенно возникают любимые образы, с которыми познакомился по книгам в детстве: выпрямляется стан Макартура, снова глаза зажигаются блеском супермена.
Так что усилия родителей, воспитывавших вкус к силе, власти, исключительности, не пропадали даром. Следует вместе с тем сказать: "зерна жизнестойкости" падали на благодатную от природы почву. Во всех отношениях. Взять хотя бы память. У Дугласа Макартура она была на редкость хорошей. Однажды в военной академии задали разобраться по учебнику в доктрине, по сложности не уступающей теории относительности Эйнштейна. Дуглас сразу увидел, что не понимает, не может постичь ее. Другой бы на его месте смирился. А он?.. Просто выучил целую главу наизусть. И когда преподаватель вызвал курсанта, тот без запинки повторил все, что было написано в книге.
- Но вы хотя бы понимаете то, о чем говорите?- спросил удивленный наставник.
- Нет, не понимаю,- ответил курсант.
- Я тоже не понимаю,- признался экзаменатор и захлопнул книгу.
Были, правда, случаи, когда желание блеснуть подводило. Так, отчет об участии американской команды в Олимпийских играх в Нидерландах он составил в пышных выражениях, языком древнегреческого мудреца, летописца, описывавшего первые соревнования в Греции. Отчет не понравился в Вашингтоне.
Однако жизнь и деятельность Гракхов, других подобных им героев прошлого - это всего лишь толчок к воспитанию будущего великого человека, это был только аромат, которым следовало пробудить в Д. Макартуре тщеславие, желание мыслить большими, глобальными категориями.
Как бы подводя итог детским воспоминаниям, Д. Макартур с гордостью пишет о своих родителях:
"Нас учили не только житейским правилам, но прежде всего прививали чувство ответственности. Мы должны были делать то, что считается правильным вне зависимости от того, каковыми могли быть личные жертвы... Мы никогда не должны были делать двух вещей: лгать, заниматься болтовней".
Артур и Пинки Макартур прекрасно понимали: чтобы стать в США заметной фигурой, мало знать Гомера. Нужно быть американцем, и не просто американцем, а преуспевающим. И тут необходимо следовать за своими, американскими героями, учиться, брать у них все лучшее, что обеспечивает динамизм, пронырливость, приспособляемость, выживание, тогда преуспеешь среди своих. Недостатка в таких героях не было.
После Гражданской войны темпы развития американской промышленности резко увеличились. Железные дороги, связав два побережья, способствовали освоению огромных пространств, развитию там сельского хозяйства, промышленности. Началась концентрация и централизация капитала. Создавались огромные состояния.
Конечно, Дуглас продолжал восхищаться Нельсоном или Чингисханом. Но вот рядом с книгами о них ложатся вырезки из газет, журналов, тоненькие брошюрки (вызывающие, однако, великий трепет) о том, как стал миллионером Джордж Пульман, придумавший спальный вагон, как быстро пошел в гору изобретатель воздушных тормозов Вестингауз, как простейшая комбинация из рамы и двух колес - велосипед, сконструированный Альбертом Поупом, может принести огромное состояние. Дерзкая мысль, поиск, интуиция, воля, проявленная в подчинение чувств разуму, вера, качнувшаяся от бога к науке, обернулись властью, богатством, могуществом. Миллионы, сделанные Статлером из Буффало на идее обеспечить каждый гостиничный номер ванной, миллионы Карнеги, Д. Пульмана, А. Поупа жгли душу и сердце, будоражили воображение. Вокруг этих героев американские писатели, журналисты создавали ореол, рождали мечты самому пройти путь к звездам, путь наверх. "Дуглас Макартур,отмечают биографы,- с самого начала отдался этой мечте, и отдался навсегда".
Приобретенный в детстве и юношестве вкус к рассказам и историям о "финансовых богах", оставивших позади себя грязь из раболепия, унижения, подчинения, никогда не проходил. Позднее, уже в зрелом возрасте, уже тогда, когда были покорены многие вершины на пути к звездам, одной из любимейших книг стала книга Брюса Бартона "Человек, которого никто не знает". В роли этого человека выступает Иисус Христос. Но Б. Бартон славит его не как обычное существо, а как преуспевающего бизнесмена, "который выбрал из предпринимательских низов 12 человек, собрал их в компанию, опираясь на которую покорил всю планету". В жизни же для Бартона таким великим человеком, Иисусом Христом, был Генри Форд. Как говорят в США, он "поставил на колеса всю страну и еще полмира". Бесспорно, это был "промышленный феномен". Но это был и американец, который ненавидел евреев, католиков, иностранцев, интеллигентов, презирал профсоюзы, всегда носил с собой пистолет и претендовал на то, что говорит с богом напрямую.
Как известно, Форд одним из первых крупных промышленников прибег к открытому массовому насилию в тот самый период, когда в Соединенных Штатах особенно громко и хвастливо говорили о торжестве демократии. 7 марта 1932 года три тысячи безработных, окоченевших на морозе, двинулись под леденящим ветром к воротам заводов Форда. Нисколько не колеблясь, Форд отдал приказ: против рабочих применили слезоточивый газ, брандспойты с водой, валившей с ног, пулеметы. На землю упали убитые. Рабочие Детройта хоронили павших под лозунгом: "Вместо хлеба Форд дал пули".
Если кое-что заменить, скажем, "промышленный феномен", то можно говорить в какой-то степени о Д. Макартуре в зрелом возрасте. Он во всем подражал Форду. "Генерал от инфантерии" так же, как и "маршал от индустрии", всегда был при пистолете, правда, не крупнокалиберном, как у Форда, а крошечном, доставшемся от отца в виде талисмана. Д. Макартур в том же 1932 году, всего через несколько недель после Форда, так же жестоко подавил массовое выступление - в Вашингтоне расправился с ветеранами первой мировой войны. На первом месте среди советников у Макартура так же, как и у Форда, стоял бог, потом уже шли Вашингтон, Джефферсон и т. д.
"Никто не может предположить,- писал в книге "Американский цезарь" исследователь У. Манчестер,- что вышло бы из Дугласа, если бы родители не воспитали его солдатом". Но получился солдат. Когда в район действий против немцев во Франции (первая мировая война) прибыл военный министр США Бэйкер, Макартур преподнес ему баварскую каску, принесенную с поля боя. Министр отказался принять сувенир и сказал: "Каску следует подарить вашей матушке". Это было уже признание американского военного мнения. Это уже была награда за сына. И, конечно же, Мэри Пинки Макартур заслужила ее. Прежде всего за "взятие Вест-Пойнта".
После школы, уже на новом месте службы отца, Дуглас поступил в "Вест Тексас милитари академи" - Военную академию Западного Техаса. Здесь отношение к учебе изменилось. Сухая математика оказалась поистине ключом к разгадке тайн природы, а скучная латынь и греческий - увлекательным окном в мир древности с походами великих полководцев, захватывающими рассказами о подвигах великих людей. Пробудился интерес к наукам. Посыпались награды за успехи в учебе. И здесь окончательно завладела душой, разумом мечта Вест-Пойнт. Мэри Пинки Макартур могла поздравить себя. Не зря переносила она тяготы походов, солдатского быта, не зря жертвовала покоем, комфортом, возможностью наслаждаться богатством, избранным обществом. И вот мечта в двух шагах: Вест-Пойнт.
Не будет преувеличением сказать, что этот главный в жизни Дугласа Макартура бой за место под солнцем выиграла мать. Хотя, конечно, без деда Дугласа, приближенного к высшему эшелону правящих кругов США, без отца, усмирителя индейцев и филиппинцев, Мэри Пинки не могла бы даже начать поход на самое престижное военное учебное заведение США. Однако обстоятельства в общем складывались благоприятно, и мать будущего генерала армии (высшее в США воинское звание!) воспользовалась ими, одновременно преодолевая обстоятельства неблагоприятные.
Войти в стены элитарного военного учебного заведения было нелегко. Набор в Вест-Пойнт осуществляется строго по рекомендациям определенных лиц. К их числу относятся президент США, вице-президент, сенаторы и члены палаты представителей конгресса, глава военного ведомства.
Последние недели жизни Артур Макартур - самый старший больше всего занимался внуком, точнее его судьбой, его будущим - конец одного Макартура, по убеждению судьи, должен был стать началом другого Макартура, чтобы род не оборвался и продолжался достойно. Для этого нужно было успеть, воспользовавшись своим положением, связями. Заботился о будущем рода и отец.
Те, кто рекомендовал Дугласа, кто проводил с ним собеседования, увидели скромного, выдержанного и вместе с тем уверенного в себе юношу. Он производил приятное впечатление манерами, начитанностью, рассудительностью. И если можно было бы применить слово "блеснул" перед первыми неофициальными экзаменаторами (что и было на самом деле), то следовало бы сказать и о том айсберге, который давал этот блеск. Айсберг на 90 процентов состоял из твердо усвоенных правил: чтобы быть сильным, неуязвимым, располагать резервами силы для наступления и обороны, необходимо иметь полное право называться добрым христианином, знать законы принятой обществом морали, почувствовать силу принципов, основанных на таких понятиях, как демократия, свобода, честность. Вместе с семейными заповедями: "никогда не говори больше того, что нужно", "не лги", "слушай, больше слушай" - сознание своего древнего и благородного происхождения придавало уверенности и силы. Дуглас любил с гордостью повторять слова, которые якобы принадлежат самому первому из Макартуров: "Ничего нет старше холмов, Макартура и дьявола".
Кстати, когда речь заходила о происхождении, Макартур всегда подчеркивал, что по своей прабабушке Саре Барни Белчер из Таунтона (штат Массачусетс) он приходится восьмым двоюродным братом Уинстону Черчиллю и шестым двоюродным братом Ф. Д. Рузвельту. Таким образом, трое великих деятелей времен второй мировой войны были связаны родственными узами в результате браков, заключенных на американской земле.
Солидный интеллектуальный багаж, свободное владение, именно владение, моральными ценностями, набожность и рационализм, привитые и воспитанные в семье,- прекрасный потенциал для абитуриента. "Экзаменаторы духа" не нашли ни одного изъяна или дефекта в идеальном носителе американизма. Но они же и еще раз подтвердили, сами того не желая, что чужая душа действительно потемки.
Ведь в будущем выяснилось, что Дуглас совсем не соблюдал такой заповеди, как "не лги". Но это в будущем. А тогда тринадцать губернаторов, сенаторы, конгрессмены, епископы со спокойной совестью рекомендовали Дугласа Макартура в Вест-Пойнт. Он стал обладателем солидного "входного билета", состоящего из хвалебных писем, просьб "посодействовать талантливому молодому человеку", обратить внимание на его "твердость и верность духа".
Казалось бы, дело сделано. Но вдруг осечка. Да какая! Президент Гровер Кливленд (в американской энциклопедии говорится, что это был самый честный президент, боровшийся со взяточничеством и коррупцией) отказался направить Дугласа в училище на том основании (нет, нет, о взятках и речи не было!), что исчерпал свою президентскую квоту. Не знал Дуглас, что он стал жертвой борьбы между двумя группировками в правящем эшелоне. Но, к его счастью, очень скоро взяли верх единомышленники дедушки и отца, "усмирителя индейцев". Новый президент Уильям Мак-Кинли к рекомендациям отнесся с пониманием.
Юноша занес уже было ногу на порог Вест-Пойнта. Оставался сущий пустяк - пройти медицинскую комиссию. Перед врачами предстал стройный молодой человек, ростом почти 180 сантиметров. Его карие глаза и темно-каштановые, почти черные волосы оттенял здоровый цвет лица. Сразу было видно, что юноша занимается спортом.
По свидетельству тех, кто знал Д. Макартура, кто писал биографию генерала, с годами он менялся мало. Даже волосы не седели (правда, ходил слух, будто Макартур подкрашивает их). Спортом он с годами заниматься перестал. Однако бейсбол и футбол Макартур компенсировал ходьбой. И не на дорожках стадиона. Он вышагивал по кабинету, по палубе корабля, в самолете между креслами, во время военных советов, встреч с друзьями, разговоров с женой. Как отмечает один из биографов, генерал делал по нескольку километров в день. До самых своих последних дней Д. Макартур не знал, что такое лекарство; только однажды, вернувшись из Кореи, он слег от простуды, и то всего лишь на день. Он, правда, страдал от нервного перенапряжения и... хотя и редких, приступов страха. Не в Мексике, когда он, будучи совсем юным и совсем необстрелянным лейтенантом, выполнял шпионскую миссию и когда на него напали бандиты, не во время первой мировой войны, когда его взяли в плен свои же, американцы (Макартура приняли за немецкого лазутчика{4}, никто не мог поверить, что перед ними командир дивизии), не тогда, когда над Новой Гвинеей отказал мотор бомбардировщика, на котором он летел, а когда чувствовал и сознавал угрозу своей карьере. Во время одной из встреч с главой государства он, отстаивая свою точку зрения, сдерзил ему. "Вы не должны так разговаривать с президентом",- спокойно, но жестко сказал Ф. Рузвельт. Д. Макартур так расстроился и перепугался, что его стошнило прямо на ступеньках Капитолия. Стошнило его и после того, когда он вышел после последнего вступительного экзамена в Вест-Пойнт. Но это случилось позднее.
Когда Д. Макартур предстал перед медицинской комиссией, врачи переглянулись от удовольствия. Они никак не могли предположить, что такой красивый, ладный и крепкий парень может чем-то болеть. Однако... В ходе осмотра у Дугласа обнаружили искривление позвоночника.
Катастрофа! Все пошло насмарку: золотая медаль, которая увенчала блестящее окончание военной академии Западного Техаса (1897 г.), за время учебы в которой Дуглас уверовал в свои способности и внешнюю неотразимость (сама техасская королева красоты - мисс Хьюстон завороженно глядела на будущего офицера), в свою непобедимость, в способность преодолеть любые трудности, усилия деда, отца, матери, рекомендательные письма...
Пинки Макартур, не растерявшись, начала действовать сразу, смело, решительно, умно, с перспективой на несколько ходов вперед. Леди решила взять Вест-Пойнт в клещи. Прежде всего она переехала с сыном в Милуоки и оформила постоянное место жительства в округе, от которого в конгресс был избран Тиболд Отжен - друг деда Дугласа (его благословение - еще одна гарантия для того, чтобы попасть в Вест-Пойнт). Затем нашла опытного специалиста Франца Пфистера, который взялся исправить позвоночник. Надо отдать должное и Дугласу - он проявил удивительное упорство, настойчивость, твердую решимость добиться цели. Во всем следуя советам и рекомендациям врача, не щадя ни времени, ни сил, он боролся с дефектом. И преодолел его. Более того, общение с Ф. Пфистером он использовал для того, чтобы пополнить свои знания в медицине, биологии, психологии.
Казалось, "клещи" должны сработать безукоризненно. Но... Были ведь еще конкуренты. Конгрессмен назначил трех директоров школ для ведения отбора среди желающих попасть в Вест-Пойнт. Мать Макартура не поскупилась, и в совете появился еще один специалист по определению "достойнейшего в Вест-Пойнт". У него-то до самого наступления экзаменов Дуглас брал уроки и прошел курс химии, физики, алгебры, английского, истории. Вторым репетитором была в эти дни мать. Но уже по своим собственным психологическим, моральным дисциплинам.
Наконец наступило утро дня, ожидаемого с надеждой и страхом. Сейчас трудно сказать, выдержал бы он экзамен, если бы не мать. Нет, нет. Она не перекрестила его и не постучала костяшками пальцев по дереву. На ступеньках муниципалитета, перед дверью в экзаменационный зал, она сказала сыну: "Дуг, ты победишь, если не дашь волю нервам. Ты должен верить в себя, мой сын, или никто больше не поверит в тебя. Верь в себя, полагайся на себя, рассчитывай на себя и даже если ты сейчас не преуспеешь, знай: ты сделал все, что мог. Теперь иди".
Сын победил. Газета "Милуоки джорнэл" под заголовком "Он пойдет в Вест-Пойнт", не жалея слов и красноречия, рассказала о том, как Дуглас Макартур блистал знаниями, эрудицией, умом, в результате он набрал 700 очков из 750 возможных - победа над 12 соперниками! Триумф! Дуглас Макартур получил свой самый счастливый шанс. По крайней мере, в этот период жизни. Успех помог преодолеть личную трагедию (а в его возрасте случившееся иначе не назовешь): девушка, любви которой он так желал, которой писал стихи, клялся в вечной верности, ради которой обещал пойти на все, дочь сенатора, мгновенно отвела свои глазки от юноши в фланелевых брюках и пиджаке в тот самый момент, когда перед ней появились бравые молодые офицеры, прибывшие на побывку. Это действительно была трагедия. Но и стимул. Он еще больше подогрел желание надеть мундир - вот ведь какие преимущества даже в любви дает он. ("Что всего более уважает женщина в своем спутнике? Работника? Нет, воина".)
Вскоре уже дочь сенатора принялась писать ответные стихи. Но было поздно. Дуглас Макартур обрел цену, которую мгновенно осознал и не хотел разменивать на сантименты прошлого, пусть недавнего.
Вест-Пойнт понравился сразу. Все показалось необыкновенным, когда 13 июня 1899 года он сошел с поезда: кирпичное здание вокзала с высокой, вытянутой вверх крышей, потом "площадка" (плац) - широкое поле, заканчивающееся берегом реки Гудзон. С другой стороны плаца - вершины, покрытые густым лесом, с удивительными названиями - Нос Энтони, Король Буря, Медвежья гора. Перед площадкой строгие здания и монумент. Дом начальника училища выделялся своей белизной. Казармы курсантов располагались в мрачноватых строениях, сооруженных в готическом стиле, стены их из серого гранита. А вот аллея - место гуляния и свиданий.
В 1987 году в Вест-Пойнте началось переоборудование учебных и жилых корпусов. Оно стало возможным после приобретения колледжа "Лэдиклифф", долгие годы "поставлявшего" невест курсантам академии, ибо это был женский колледж. Теперь на его территории площадью 16 акров расположились административные органы, библиотека, музей. Реконструкторы, однако, постарались сохранить внешний вид академии: в частности, при ликвидации печей и каминов над крышами оставили кирпичные трубы. Конец перестройки, которая, по первоначальной смете, стоила 48,2 миллиона долларов, был запланирован к 1991 году. Она включает создание лабораторий, в которых курсанты будут иметь дело с лазером, овладевать самой передовой техникой.
Вест-Пойнт возник по решению американского конгресса в 1802 году. До сих пор своим внешним (несмотря на перестройку) обликом и внутренним миром он обязан полковнику Сильванусу Сэйеру, возглавлявшему академию с 1817 по 1833 год. После второй мировой войны в его стены вошли иностранцы, в основном из развивающихся стран. С 1976 года в Вест-Пойнт стали принимать девушек.
Вест-Пойнт считается душой американской армии. Так, по крайней мере, говорят и сами выпускники академии, что вполне естественно, и не кончавшие этот "военный университет" историки, журналисты, писатели. Правда, среди них нет такого единодушия, которое царит у большинства сыновей альма-матер на Гудзоне. Одни восторгающиеся Вест-Пойнтом считают эту душу безгрешной, вызывающей всяческое восхищение, другие, напротив, находят в ней изъяны, которые налагают свою печать на облик военного организма США, и прежде всего на личный состав вооруженных сил.
На какого молодого человека, надевшего мундир курсанта, не произведут впечатление обращенные к нему следующие слова начальника академии:
"Кодекс военного, который вы всегда храните в сердце, дарован нам еще раньше рыцарских времен и рыцарства. Он выдержит испытания по сравнению с другими сводами этики или философии"?
Затаив дыхание Дуглас слушал:
- Ни у кого не должно быть сомнений в том, что война - это явление нашей нравственной жизни. Она играет свою роль в психологии человечества, как религия, правосудие, поэзия, искусство, промышленность, политика, свобода. Война есть одна из форм нашей добродетели. Поэтому изучать ее мы должны во всеобщем сознании, а не только на полях сражений...
Дух захватило от восторга и желания как можно быстрее вникнуть в суть этих мыслей Прудона, облачиться в столь необычную "форму добродетели". Однако за восторгом последовало нечто неожиданное.
Сразу же, с триумфом пробившийся в святая святых, каким Макартур представлял Вест-Пойнт, он почувствовал себя в аду. Его взялись "отесывать" старшекурсники. Более ста приемов и методов, передаваемых из выпуска в выпуск, сохранявших первозданную "прелесть" и "обогащенных" достижениями цивилизаций, чтобы обломать "зеленого", насчитывалось у "воспитателей". Их воспитание граничило с пыткой. Поначалу Д. Макартур объяснял проявляемую по отношению к нему жестокость тем, что отец, усмирявший филиппинцев, занял видное место в генеральском корпусе. Затем - постоянным присутствием матери{5}. Он даже просил ее уехать (действительно, иногда родительская забота выходила Дугласу боком, его сразу прозвали "маменькин сынок", кличка сохранилась за ним даже после окончания академии - вполне, впрочем, справедливо, потому что мать до конца дней своих активно участвовала в продвижении сына по службе).