Квиннел А.. Эта черная, черная смерть

   Рольф Бекер успел один раз выстрелить и ранить Кризи в левую ягодицу, но тот всадил в Рольфа Бекера три пули, отбросивших его в холл дома. Кризи быстро перевернулся на правый бок, нагнулся и снова стал стрелять.
   Макси наклонился, все прикрываясь телом Карла Бекера и стреляя из винтовки, которую держал в одной руке. Он только стиснул зубы, когда пуля, пробившая тело Бекера, ранила ему правую ногу. Кризи слышал, как Майкл из темноты стрелял из АК-47, видел, как перед ним в криках и стонах корчились люди Бекера.
   Потом наступило настороженное молчание. Его нарушил голос Кризи.
   – Макси, – позвал он.
   – Мне раза два-три попали в ногу, – отозвался Макси.
   – Майкл! – крикнул Кризи в темноту.
   – Меня ранили, – донесся ответ.
   Кризи все еще лежал в пыли, держа на мушке одного из матабеле, который лежал на спине, сжимал рукой плечо и громко стонал.
   – Не двигайся, Майкл, – снова крикнул Кризи, потом повернул голову и внимательно посмотрел на Макси. – Ты идти можешь?
   – Да.
   – Пойдем в дом.
   Макси захромал к двери. Кризи – за ним.
   Рольф Бекер лежал на спине. Пальцы его вцепились в живот, лицо выражало непереносимую муку. Кризи отбросил его ружье подальше, чтобы Рольф не мог до него дотянуться, и внимательно оглядел раны. Три его пули легли по одной линии, пересекавшей живот Бекера. Только его пальцы мешали кишкам вывалиться наружу. Через несколько минут он умрет.
   Бекер взглянул Кризи в глаза и сказал:
   – Отвези меня в больницу. Быстро. От Бинги она всего в шести километрах. Скорее!
   Кризи покачал головой.
   – В больницу я тебя отвезу, когда ты ответишь мне на пару вопросов.
   Макси тем временем быстро переходил из комнаты в комнату, распахивая двери настежь и держа винтовку наготове. Пуля в ноге ему особенно не мешала. Он чувствовал ее под кожей. Карл Бекер оказался неплохой прокладкой. В доме никого не было, но в хозяйской спальне он обнаружил большой стенной сейф с числовым замком. Вернувшись в холл, он увидел, что Кризи склонился над Рольфом Бекером.
   – В доме чисто, – сказал Макси, – но в спальне я нашел большой сейф с наборным замком.
   Кризи взглянул в перекошенное от боли лицо Бекера.
   – Ты говоришь мне шифр, – сказал он, – и я везу тебя в больницу.
   Бекер почти выкрикнул несколько чисел. Макси повернулся и быстро вышел из холла. В спальне он набрал комбинацию цифр и нажал на внушительную рукоятку. Тяжелая дверца распахнулась, открыв ряды папок с документами, пачки денег и два револьвера. Так же быстро он вернулся в холл. Хоть пуля и не задела кость, рана давала о себе знать все сильнее – боль понемногу распространялась по всему телу.
   – Он не соврал, – сказал Макси. – Сейф открыт.
   Кризи встал и сверху вниз посмотрел на Бекера.
   – Ты собираешься везти его в больницу? – спросил Макси.
   Кризи покачал головой.
   – Это будет пустой тратой бензина.
   Бекер издал долгий стон, перевернулся на бок и отнял руки от живота. Его внутренности медленно выскользнули на коричневатый кафель, и он умер.
   – Он признался, – сказал Кризи. – Думаю, документы в сейфе все подтвердят. А теперь – быстро звони в полицию, пока я посмотрю, как там Майкл.
   Кризи быстро поднялся по небольшому склону и продрался через кустарник. Он услышал стон, потом увидел, что Майкл лежит на животе с раскинутыми руками и ногами. Он склонился перед Майклом на колени и спросил:
   – Куда тебя угораздило?
   Отчетливо и жестко Майкл ответил:
   – Одну я получил в плечо, меня развернуло, и второй раз меня ранило в спину… в копчик.
   – Боль чувствуешь?
   – Я ничего не чувствую.
   – Не двигайся.
   Кризи аккуратно приподнял липкую от крови рубашку. Было достаточно света, чтобы разглядеть рану в нижней части позвоночника. Мысленно Кризи перебрал все известные ему ругательства, но спокойно произнес:
   – Не шевелись, Майкл. Лежи совершенно спокойно. Мы очень скоро тебя вытащим.
   Майкл лежал в той же позе, прижавшись одной щекой к земле. Он только произнес:
   – Кризи, а я и не могу пошевелиться.

Глава 27

   Глория Мэннерз сидела в инвалидном кресле в саду гостиницы «Азамбези лодж». Метрах в двадцати справа от нее великая река Замбези неспешно несла свои воды. До нее доносился мощный рев потока, низвергавшегося в бездну водопада. Она сидела в одиночестве – после обеда миссис Мэннерз позволила Раби отлучиться на час и взглянуть на водопад.
   На деревьях пели птицы, на лужайке невдалеке резвились небольшие мартышки. Ей казалось, она должна бы ненавидеть эту страну, особенно после событий прошлой ночи. Сначала так оно и было. Но днем ненависть прошла – может быть, так на нее подействовало спокойствие, царившее в гостинице. Она занимала трехэтажное здание, расположенное полукругом. Фасад выходил на сад с бассейном, а за домом протекала река. Крыша гостиницы была из тростника. Когда они вселялись, африканец-управляющий с гордостью объяснил им, что эта тростниковая крыша самая большая в мире.
   Мысли ее вновь вернулись к двум мужчинам, затерянным в буше. Она думала, что через несколько дней они вернутся и скажут ей, что обнаружить ничего не удалось. Она готовила себя именно к такому исходу. По крайней мере Глория могла утешаться тем, что сделала все возможное. Она думала о Кризи, о том, что он чем-то напоминает ей погибшего мужа. Кризи принадлежит к тому весьма небольшому числу мужчин, которые осмеливались ей перечить. Она улетит из Зимбабве, зная, что наняла лучших специалистов своего дела, и уж если Кризи ничего не добьется, значит, она действительно сделала все, что могла. Она будет просто доживать свою скучную жизнь в Денвере, прикованная к инвалидной коляске. Ей, наверное, уже не много осталось. Никакого беспокойства, однако, она по этому поводу не испытывала. Внезапно она услышала за спиной голос.
   – Миссис Мэннерз?
   Обернувшись, Глория увидела перед собой молодую женщину с узкими глазами, явно восточного происхождения, и почувствовала раздражение от того, что ее побеспокоили. Она пробурчала:
   – Да! Я очень сомневаюсь, что в этой гостинице есть еще одна старуха, прикованная к инвалидной коляске.
   Молодая женщина какой-то момент оставалась в нерешительности, потом обошла кресло и сказала:
   – Прошу простить меня, но я проделала долгий путь, чтобы поговорить с вами. Меня зовут Люси Куок.
   – О чем поговорить?
   – Об убийстве вашей дочери и Клиффа Коплена. А также об убийстве моего отца, матери и брата в Гонконге, которое произошло почти одновременно с вашей трагедией.
   После недолгого молчания Глория спросила:
   – Так вы что, из Гонконга сюда прилетели, чтобы поговорить со мной?
   – Да. Думаю, что оба эти убийства связаны между собой. Так же считает и гонконгская полиция, благодаря которой я узнала, что вы прилетели сюда, чтобы найти и наказать убийц.
   Пожилая женщина сделала жест рукой.
   – Возьмите стул, мисс Куок, и садитесь рядом.
   Они говорили минут двадцать. Глория вкратце рассказала, что случилось после их приезда в Зимбабве, а Люси объяснила, какая связь существует между убийствами в Гонконге и на озере Кариба.
   Глория повернула голову, чтобы подозвать официанта, но вместо него увидела инспектора Робина Джилберта, который шел к ним по лужайке. Он взял стул и сел подле двух женщин. Глория представила его Люси.
   – Эта молодая дама полагает, что убийство моей дочери каким-то образом связано с Гонконгом. Она только что оттуда прилетела.
   – Да, я знаю. Комиссар Ндлову звонил мне прошлой ночью. – Он глубоко вздохнул. – Миссис Мэннерз, я должен вам сообщить, что люди, убившие вашу дочь и Клиффа Коппена, были застрелены сегодня на рассвете вместе с несколькими их подручными.
   Пожилая дама долго смотрела в лицо полицейскому.
   – Вы уверены, что это были именно они?
   – Да. У нас имеются исчерпывающие доказательства.
   – Их убил Кризи?
   – Да, вместе с Макси Макдональдом и Майклом. Около деревни Бинга, что стоит на озере, произошло сражение с применением огнестрельного оружия.
   – А я думала, что Майкл остался в Хараре.
   – Да. Мы тоже так считали. Но он выехал вчера из гостиницы и, должно быть, быстро туда добрался.
   – Убийцы были черные?
   – Нет, они были белые. – Он взглянул на часы и сказал: – Подробности я расскажу вам в самолете.
   Глория удивилась.
   – В самолете?
   – Да, в вашем лайнере, миссис Мэннерз. Мы должны вылететь в Булавайо. В холле гостиницы мне встретилась ваша сиделка, и я попросил ее собрать ваши вещи. Кроме того, я сказал управляющему, чтобы он оповестил экипаж самолета. Мне хотелось бы вылететь как можно скорее.
   Глория пыталась собраться с мыслями.
   – А почему в Булавайо?
   Инспектор встал и пристально на нее посмотрел.
   – Потому что во время перестрелки Майкл был тяжело ранен.
   – О, Господи! Надеюсь, с ним все будет в порядке?
   – Не знаю. Когда поступил сигнал тревоги, я был в Бинге. Мы доставили его в больницу поселка, но там нет необходимого оборудования. Два часа назад, когда я уезжал из Бинги, состояние его стабилизировалось. Сейчас его переправляют в больницу Булавайо, которая оснащена гораздо лучше. Кризи и Макси с ним. Сейчас комиссар Ндлову как раз летит из Хараре в Булавайо вместе с тремя арестованными сообщниками убийц.
   Глория сразу заторопилась.
   – Да, инспектор, мы тут же вылетаем. Надеюсь, мисс Куок с нами.
   – Конечно, – сказал Джилберт и обошел кресло, чтобы отвезти Глорию в номер.

Глава 28

   Кризи вошел в комнату, когда настал вечер. Чернокожая сиделка, исполнявшая также функции медсестры, встала со стула, стоявшего у кровати. Кризи сказал:
   – Сестра, вы не будете так любезны оставить нас вдвоем?
   Она кивнула и, засуетившись, вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Кризи сел на постель, взял руку Майкла в свою и спросил:
   – Как ты себя чувствуешь?
   Майкл не ответил. Он взглянул в глаза Кризи.
   – Скажи мне правду.
   – Хорошего мало.
   – Правду мне скажи!
   Кризи сделал паузу, потом произнес:
   – С раной у тебя в плече ерунда. Скоро оно полностью заживет, и рукой будешь пользоваться, как раньше.
   – А вторая рана?
   – С ней все гораздо хуже. Пуля задела позвоночник. Книзу от пояса ты будешь парализован.
   Воцарилось тягостное молчание. Потом Майкл сказал:
   – Так я и думал. Наверное, помочь никак нельзя – ни сейчас, ни в будущем.
   – В общем, так оно и есть, – ответил Кризи. – Я говорил с одним врачом из Лондона, он поставил тот же диагноз. Беда это непоправимая. После восемнадцати лет войны в этой стране у здешних врачей накопился большой опыт в лечении огнестрельных ранений. Ошибиться они не могли. Тебе надо собраться с духом. Через пару недель ты сможешь выбраться отсюда и вернуться на Гоцо. Там тебе надо будет начинать новую жизнь. Это будет нелегко, но ты – парень сильный и крепкий… ты сможешь с этим совладать. Мы с Джульеттой будем с тобой.
   Он крепко сжал руку Майкла, почувствовал ответное пожатие и услышал сдавленный голос сына:
   – Не хочу я с этим справляться. Так жить я не смогу. Каждый раз, глядя на эту занудную, взбалмошную старуху в кресле на колесах, я задавал себе вопрос о том, как вообще можно так жить. Ну ладно, она хоть до этого прожила большую жизнь. Но неужели ты думаешь, что еще лет сорок-пятьдесят я смогу мириться с такой жизнью, с каждым днем становясь все зануднее и вреднее? Нет, Кризи, выхода я не вижу.
   – Это сейчас тебе кажется, что все безнадежно, – ответил Кризи. – Просто удивительно, как люди преодолевают такие передряги и продолжают спокойно жить – иногда даже совсем неплохо. Я знал многих таких людей. Поначалу они и мысли об этом не допускают, а потом смиряются. Конечно, тяжело это неимоверно, но ты с этим совладаешь. Я тебя хорошо знаю.
   Майкл очень медленно покачал головой, лежавшей на подушке.
   – Я такой жизни не хочу, Кризи… Я просто не вынесу ее, и ничего здесь не изменится. Знаешь, о чем я хочу тебя попросить?
   Кризи вздохнул.
   – Майкл, я этого делать не буду. Выкинь это из головы. Хоть я тебя и усыновил, но во всем – ты мой сын. Жизнь твоя должна продолжаться. Кто знает? Может быть, лет через пять, десять, пятнадцать хирурги найдут средство восстанавливать позвоночник.
   Майкл снова медленно покачал головой.
   – Ты, Кризи, и сам в это не веришь. Это пустые слова.
   – Кто, черт возьми, может это знать, Майкл? В медицине и хирургической технике достигнуты огромные успехи. Я видел во Вьетнаме помиравших от ран парней, которые сейчас остались бы живы.
   – Все это только слова, Кризи… Я хочу, чтобы ты это сделал.
   Минуту или больше стояло молчание, оба мужчины смотрели друг на друга. Потом Кризи сказал:
   – Ладно, я могу тебе пообещать одну вещь. Мы вернемся на Гоцо, и ровно через три месяца – день в день, если ты будешь настаивать на том же, я устрою тебе несчастный случай.
   Снова последовало продолжительное молчание, которое нарушил Майкл.
   – Через три месяца?
   – Да.
   – День в день?
   – Да.
   – Обещаешь?
   – Да.
   Майкл еле заметно кивнул и снова сжал руку Кризи.
   – Договорились.

Глава 29

   Кризи вернулся в гостиницу «Черчиль армз» сразу после восьми вечера. Гостиница стояла на холмистой окраине города, совсем недалеко от больницы. Клерк на регистрации передал ему ключ и три послания. Одно было от Глории Мэннерз: она у себя в номере вместе с инспектором Джилбертом и комиссаром Ндлову. Во втором инспектор Джилберт писал, что он с комиссаром Ндлову ждет его в комнате миссис Мэннерз. Третье оставил Макси: он в баре и приглашает его пропустить рюмочку.
   Кризи пошел прямо в бар.
   В руке у Макси был стакан с большой порцией виски. Кризи сел рядом на табурет и сказал бармену:
   – Один коньяк. «Реми Мартэн».
   Вид у Макси был такой же изможденный, как и у Кризи. Оба они не спали уже больше двух суток. Друзья сидели молча, пока Кризи не подали коньяк. Тогда Макси спросил:
   – Что нового?
   – Ничего хорошего… Он просил меня его кончить.
   – Как ты это вынес?
   – Я сказал, что мы с ним уедем на Гоцо, и если через три месяца он не изменит решение, я это сделаю.
   – А ты сможешь?
   – Да… Но надеюсь, через три месяца он станет думать по-другому. Ты ведь знаешь, как это бывает.
   – Да, так всегда случается. Мальчику сильно не повезло. Несколько миллиметров влево или вправо – и через пару недель он был бы уже на ногах. – Он взглянул на Кризи и спросил: – Сам-то ты как?
   Кризи пригубил коньяк и пожал плечами.
   – Я такое и раньше видел.
   – Конечно. Все мы на это раньше насмотрелись.
   В бар вошла шумная компания хорошо одетых бизнесменов и заказала напитки. Макси сказал:
   – Я звонил домой и говорил с Николь. Мне бы, конечно, и с Люсеттой поговорить надо было.
   – Ты сказал ей?
   – Нет, я только сказал, что Майкл ранен и через пару дней я сообщу им о его состоянии. Она, конечно, тут же хотела вылететь, сильно плакала. Она любит этого парня.
   – А в инвалидной коляске она его будет любить?
   Над ответом на этот вопрос Макси думал долго. Потом сказал:
   – Думаю, да.
   – Это, вообще-то, может быть очень важно.
   – Да, наверное. Положись в этом деле на меня – через пару недель я тебе смогу сказать что-то более определенное. Самое плохое будет, если она сломается и покатится под откос.
   Кризи взглянул на друга и сказал:
   – Хорошо, этот вопрос будешь решать ты, Макси. Почему бы тебе сейчас не пойти поспать?
   Макси покачал головой.
   – Еще не время. Тебя ждут наверху, в номере миссис Мэннерз. Там Джон Ндлову и Робин Джилберт. Раньше чем через час мы не ляжем. А может быть, после этой встречи мы спустимся вниз и еще тяпнем по одной.
   – Может быть. Как там старая стерва?
   Макси сказал:
   – Раньше я не поверил бы, но, узнав о ранах Майкла, она ревмя ревела.
   – Она плакала?
   – Да. Мне кажется, она в этом винит себя.
   – Почему?
   – Не знаю. Может, потому, что всю эту кутерьму она затеяла.
   – Она должна бы быть довольна – мы сделали то, за чем приехали. Скотов этих мы прикончили.
   – Но она вовсе не рада, – сказал Макси. – Кстати, там с ней одна китаянка. Она сегодня прилетела из Гонконга. Есть какая-то связь между тем, что случилось здесь, с «Триадами» в Гонконге.
   – Еще и «Триады» в этом замешаны?
   – Да. Документы, которые были в сейфе Бекера, ясно указывают на это. И все – из-за рога носорога. За браконьерами стоял Бекер, а «Триады» его финансировали. У этой китаянки убили всю семью.
   Кризи допил коньяк и сказал:
   – Пойдем, пора с этим делом кончать.

* * *

   На стук Кризи дверь открыл Джон Ндлову. Он сказал:
   – Мне очень жаль, что с вашим сыном так случилось. Я говорил с врачом по телефону. Очень хотел бы хоть чем-то вам помочь.
   – Есть одна вещь, – сказал Кризи, все еще стоя в дверях. – Вы могли бы ускорить всю формальную волокиту и по возможности провести процесс в Булавайо? Мне не хочется несколько дней мотаться взад-вперед между Булавайо и Хараре.
   – Это будет сделано, – заверил его африканец. – Робин Джилберт будет занят только этим делом.
   Он слегка подвинулся, и Кризи прошел в комнату. Макси следовал за ним. Глория, как всегда, сидела в кресле на колесах. Робин Джилберт пристроился на банкетке рядом с молодой китаянкой. Кризи взглянул на Глорию – на ее лице застыло выражение муки. Она спросила:
   – Ну как он?
   – Парализован ниже пояса. Вы можете понять, как он себя чувствует, лучше, чем я.
   – Вы с ним говорили?
   – Да.
   – Вы сказали ему?
   – Конечно.
   – Как он это воспринял?
   – Как мужчина.
   Голос ее утратил всю властность и высокомерие. Она сказала:
   – Я могу устроить так, что в течение сорока восьми часов здесь будут лучшие специалисты из Штатов.
   Кризи покачал головой.
   – Миссис Мэннерз, время размахивать волшебной палочкой давно прошло. Здешние врачи на таких ранениях еще во время войны собаку съели.
   Она подняла голову и со слезами в голосе спросила:
   – Что же тогда я могу сделать?
   – Только одну вещь, – ответил Кризи. – Мы нашли людей, застреливших вашу дочь, и убили их. По нашему договору в том случае, если мы их найдем, вы обещали заплатить нам полмиллиона швейцарских франков, а если после этого убьем – еще миллион. Свою работу мы сделали. Был бы вам очень обязан, если бы вы могли нам заплатить, и как можно скорее. Сейчас мне эти деньги очень понадобятся.
   – Конечно. Я расплачусь с вами немедленно. Можно мне будет увидеть Майкла?
   – Зачем?
   – Не будьте жестоки, Кризи. Вы же сами только что сказали, что я, может быть, понимаю его, как никто другой. Так оно и есть. Я поговорила бы с ним, попыталась бы ему чем-то помочь.
   Кризи ощутил, как его окатывает волна ярости. Но тут же он подумал, что он смотрит в глаза женщины, выражавшие сострадание и жалость. Он сказал:
   – Вы сможете с ним встретиться завтра утром. Только, пожалуйста, не плачьте и не высказывайте ему свои соболезнования.
   Она застыла в кресле.
   – Я достаточно много пережила, чтобы этого не делать.

Глава 30

   Майкл проснулся. Лучи солнечного света пробивались сквозь окно. Почти всю ночь он не мог заснуть, хотя очень старался. Ему удалось забыться лишь часа на два-три. Он повернул голову – на этот раз сидевшая у постели сестра была белой. Она читала книгу.
   – Что вы читаете? – спросил он.
   Сестра вздрогнула от неожиданности. Из-под ее белого, туго накрахмаленного апостольника выбивались черные волосы.
   – Как вы себя чувствуете?
   – Неплохо. Что вы читаете?
   Она засмущалась.
   – Так, один роман про любовь… мне такие нравятся.
   Сестра отложила книгу в сторону, встала и приступила к своим обязанностям – пощупала его пульс, измерила температуру, продолжая что-то щебетать с мягким ирландским выговором. Потом сделала какие-то пометки на дощечке, прикрепленной в ногах его кровати, взглянула на часы.
   – Доктор придет через полчаса. – Она сняла трубку с телефонного аппарата, стоявшего рядом с постелью, и Майкл услышал, как она говорит старшей медсестре, что его состояние стабильное. Когда она положила трубку, Майкл сказал:
   – Я тоже люблю читать. Должно быть, я какое-то время здесь пробуду… А в больнице есть библиотека?
   – Да, конечно. И очень неплохая. Книги развозят по палатам утром и вечером.
   – А утром – это в какое время?
   – Между десятью и одиннадцатью.
   – А сейчас сколько времени?
   – Семь тридцать.
   Майкл повернул голову и взглянул на тумбочку у кровати. На ней стоял графин с водой и стакан.
   – Вы не дадите мне немного воды?
   Сиделка суетливо налила полстакана воды, мягко просунула руку ему под шею, аккуратно приподняла голову и поднесла стакан к его губам. Сильная боль пронзила плечо, но он не издал ни звука. Напившись, он снова откинулся на подушку и сомкнул веки. Сестра опять уселась на стул и раскрыла книгу. Минут пять спустя он открыл глаза и повернул голову к распахнутому окну, сквозь которое светили лучи солнца. Прошло еще пять минут. Майкл взглянул на сиделку.
   – Как вас зовут, сестра?
   Она улыбнулась. Лицо ее было круглым и не лишенным приятности.
   – Агата. Меня назвали в честь святой, конечно, но мне хотелось бы, чтобы мое имя звучало поприятнее.
   Он выдавил улыбку.
   – Каким бы ни было ваше имя, все равно вы прекрасны, как роза… Агата, можно вас попросить о небольшом одолжении.
   – Конечно. Что я могу вам сделать?
   Здоровой рукой он указал на ее книгу.
   – Заснуть мне больше не удастся, и я бы хотел чем-то занять мозги. Вас не затруднило бы сходить в библиотеку и выбрать мне пару книг?
   – Думаю, что смогу это сделать. Она на этом же этаже, дальше по коридору. Вы какие книги больше любите?
   – Ну, может быть, вы мне возьмете побольше, книги четыре или пять. Я вестерны люблю, детективы. Про инспектора Мегрэ или что-нибудь в этом духе. А может, какой-нибудь триллер.
   Она отложила книгу в сторону, встала.
   – Вообще-то мне бы не надо вас оставлять одного, но больше десяти минут, думаю, это не займет. – Она указала на свисавшую на проводе над изголовьем кровати кнопку звонка. – Если вам станет хуже, просто нажмите на нее.
   – Не беспокойтесь, сестра Агата, я себя хорошо чувствую. Интересная книга отвлечет меня.
   Когда она вышла из комнаты, Майкл сомкнул веки. Две минуты он лежал абсолютно спокойно, потом раскрыл глаза и правой рукой откинул простыню. Он посмотрел на свои теперь бесполезные ноги. На нем было белое белье, подвязанное сзади тесемочками. На нижней простыне лежал лист бумаги. Он взял его и положил на тумбочку рядом с графином. Потом скатился с постели на пол и несколько секунд стонал от страшной боли. Еще через какое-то время ему удалось перевернуться на живот.
   Дюйм за дюймом он тащил свое тело по половику к окну, подтягиваясь на правом локте и задыхаясь от боли в левом плече. Когда он дополз до цели, ему казалось, что прошла вечность. Он с трудом дотянулся правой рукой до подоконника. И хотя руки у него были очень сильные от ежедневных тренировок, ему пришлось напрячься, чтобы дотянуться до подоконника правым локтем, упереть его и подтянуть кверху тело с безжизненными ногами. Острая боль простреливала все тело как электрическими разрядами. Опираясь на локоть, он подтягивался все выше. Майкл взглянул вниз, на парк больницы с аккуратно подстриженными деревьями, газонами и ухоженными клумбами. Он подтянулся еще немного и снова посмотрел на газон. Палаты пациентов больницы находились на верхнем, пятом этаже. Под ним проходила вымощенная плиткой пешеходная дорожка. Еще, наверное, с минуту он не отрываясь смотрел вниз. Потом, пробормотав что-то по-мальтийски, сделал последнее, отчаянное усилие и перекинул себя за окно.

* * *

   Раби катила кресло миссис Мэннерз по коридору, глядя на номера палат, но Глория быстрее увидела нужную им дверь и указала на нее.
   – Вот – двенадцатая палата.
   Раби постучала, но никто ей не ответил. Тем не менее Глория сказала:
   – Старшая медсестра говорила, что он уже проснулся. Заходи.
   Раби нажала ручку двери, распахнула ее, снова обошла кресло сзади и вкатила его в комнату. Кровать была пуста.
   Через окно доносились крики людей. Раби подошла к нему, выглянула вниз, увидела безжизненно распростертое тело в белых больничных одеждах и людей, склонившихся над ним и зовущих на помощь.
   – Господи, Боже мой!
   Прикрыв рот рукой, она обернулась к Глории. Инвалидное кресло пожилой женщины стояло рядом с кроватью. В руке она держала лист бумаги и читала то, что было на нем написано. Потом бумага выпала у нее из рук, потому что руками Глория Мэннерз закрыла лицо.
   Раби подошла к ней, подняла с пола записку и не отрываясь прочла ее, несмотря на рыдания хозяйки.
   «Дорогие Джульетта и Кризи, не вините ни в чем сиделку. Мне пришлось сыграть с ней маленькую шутку. Кризи, я уверен, что слово, которое ты мне дал, стало бы единственным твоим невыполненным обещанием. Ты никогда не смог бы его исполнить, а я никогда не смог бы изменить свое решение. Все последние дни я наблюдал за этой женщиной в инвалидном кресле, желчной и изломанной, постоянно досаждающей своим горем другим.