– Почему именно на этой?
   – Потому что эта организация в настоящее время самая могущественная, и у нее широкие связи не только в Америке, но и в Европе.
   Инспектор Лау задумчиво кивнул и спросил его:
   – Мистер Йенсен, скажите, вы когда-нибудь служили в полиции?
   Сова взглянул на друга и увидел, что вопрос его озадачил.
   – Да… А как вы об этом узнали?
   Инспектор взял из стопки документов, лежавшей на столе, верхнюю папку с бумагами, открыл ее и стал читать то, что было написано в первом документе:
   – Йен Йенсен. Родился 15 апреля 1959 года в Аарусе, в Дании. Получил образование в церковно-приходской школе Ааруса, затем в университете Копенгагена, где специализировался в области общественных наук. Поступил на службу в полицию в 1982 году. Прослужив три года в Отделе по борьбе с пороком и проституцией, стал заниматься розыском лиц, пропавших без вести. Уволился из полиции в июне 1990 года и вместе с партнером, гражданином Франции Марком Бенуа, открыл частное детективное агентство «Йенсен и компания». – Инспектор оторвался от документа и взглянул на Сову. – Я полагаю, вы и есть партнер мистера Йенсена.
   В папке было еще несколько страниц, но инспектор закрыл ее, положил перед собой и взглянул на Йена.
   – Я просто поражен, – признался датчанин. – Как вам удалось все это выяснить?
   – Это было несложно, мистер Йенсен. Дело в том, что к этой организации, входящей в «Триады» – 14-К, у меня свои счеты, поскольку они убили моего шефа Колина Чапмэна. Это был близкий мне человек, и последние две недели я только тем и занимаюсь, что ищу улики против этой банды и ее главаря. Мне известно, что мисс Люси Куок Линь Фон вылетела в Зимбабве, чтобы встретиться там с человеком по имени Кризи. В Зимбабве он занимался делом, имевшим отношение к убийству ее семьи, в котором были повинны люди из 14-К. Как вам хорошо известно, Кризи – бывший наемник. Мой покойный начальник уже наводил о нем справки через Интерпол. Вы, видимо, знаете, что в Интерполе хранятся сведения обо всех известных наемниках. Я связался с комиссаром Джоном Ндлову из полиции Зимбабве, и он сообщил мне, Кризи и его друг ликвидировали там убийц. Продолжая выяснять детали биографии мистера Кризи, я обнаружил, что три года назад он с помощью других бывших наемников разделался с преступной группировкой, действовавшей в Италии, Франции и Тунисе. В числе имен помощников Кризи компьютер выдал мне имя Йена Йенсена – датского полицейского, который взял отпуск за свой счет и принимал участие в этой операции. – Инспектор улыбнулся и развел руками. – Так вот, мистер Йенсен, когда вы мне вчера позвонили и попросили о встрече, чтобы обсудить вашу статью о деятельности «Триад» в Гонконге, я тут же вспомнил, откуда мне знакомо ваше имя, и еще раз просмотрел свое досье.
   Йен сказал:
   – Мистер Лау, я считаю, что вы великолепный полицейский, и не собираюсь с вами хитрить.
   – В этом действительно нет никакой необходимости, мистер Йенсен, поскольку, полагаю, мне и так все известно. Вы остановились в гостинице «Регент», которую никак не назовешь дешевой. Из этого обстоятельства следует, что вы не были наняты Люси Куок, поскольку у нее нет таких денег. Я созвонился с комиссаром Джоном Ндлову, который все рассказал мне о миссис Глории Мэннерз и арендованном ею частном самолете. Я сделал вывод, что именно она и наняла вас вместе с мистером Кризи и человеком по имени Макси Макдональд. Не составило труда догадаться и о том, что вы и ваш партнер, мистер Бенуа, прибыли сюда первыми, так сказать, на разведку, собирать сведения о 14-К. Значит, вскоре прибудут и остальные. – Он взял досье и положил его на прежнее место – поверх стопки других документов, лежавших на левой стороне стола. – Если я правильно понимаю мистера Кризи, он прибудет сюда не только с Макси Макдональдом, хотя, по всей видимости, они вдвоем представляют собой непревзойденную пару. Однако даже их сил недостаточно, чтобы вступить в борьбу с «Триадами». Поэтому я думаю, что, пока вы здесь будете собирать необходимую информацию, мистер Кризи наберет себе достойную команду. – Инспектор снова взял папку, раскрыл ее и бегло пробежал глазами несколько страниц. – В эту команду почти наверняка войдут австралийский наемник по фамилии Миллер и бывший боец Иностранного легиона бельгиец Рене Кайяр. Они, как и вы, три года назад участвовали в той операции вместе с Кризи.
   Йен взглянул на Сову, который только пожимал плечами. На его лице было скучающее выражение, но датчанин прекрасно знал, что он снова мотал на ус каждое слово и тут же анализировал полученную информацию. Йен обернулся к инспектору и тоже пожал плечами.
   Лицо инспектора Лау внезапно приняло суровое выражение. Он сказал:
   – Думаю, что через несколько дней мистер Кризи приедет сюда с командой наемников и почти наверняка попытается контрабандой переправить в Гонконг оружие или приобрести его на месте. Это запрещено законом, и мы, конечно, этого не допустим. Равным образом незаконно частному детективу из Дании под вымышленным предлогом организовывать интервью с офицером гонконгской полиции.
   Йен снова взглянул на Сову, который растерянно ерзал на стуле.
   – Вы собираетесь нас арестовать? – спросил Йен.
   – Нет, сейчас не собираюсь. Но я делаю вам официальное предупреждение и хочу, чтобы вы передали его вашему другу мистеру Кризи. Если вы или он получите или обнаружите какие бы то ни было улики, которые могли бы свидетельствовать о причастности 14-К к убийству семьи Люси Куок, вы обязаны незамедлительно со мной связаться. Но, мистер Йенсен, улика эта должна быть бесспорной. Благодарю вас за ваш визит.
   Оба мужчины встали со стульев, запинаясь, пробормотали слова благодарности и повернулись, чтобы выйти из кабинета.
   – Мне кажется, мистер Йенсен, вы что-то забыли.
   Не скрывая удивления, Йен обернулся. Инспектор показывал на небольшой желтый конверт, как будто из ничего материализовавшийся на столе. Йен изучающе на него посмотрел. Инспектор сказал:
   – Вы, должно быть, принесли это с собой.
   Сова первым понял, что к чему.
   – Ах да, конечно.
   Потом взял со стола конверт и сунул его в карман пиджака. Оттуда он его не вынимал, пока они не сели в вагончик канатной дороги, чтобы вернуться в гостиницу. Только там он передал его датчанину. В конверте лежало что-то жесткое. Йен открыл конверт и вынул черную дискету.
   Сова спросил:
   – Что, по-твоему, могло бы здесь быть?
   – Не знаю, – ответил Йен. – Но в одном я уверен, это не «Лебединое озеро».

Глава 41

   До Хуань строил стену. Он был невысок, но для восточного человека очень коренаст. Поднимая строительные блоки и ставя их на раствор под жгучим панамским солнцем, он сильно потел, хотя был голым до пояса. Ему все осточертело. Только вчера он получил полунищую зарплату и почти всю потратил на то, чтобы прилично поесть в городе и взять бутылку вина. Правда, позже он через край хватил бренди.
   Передохнуть времени не было. Хозяин-мексиканец все время следил, чтобы работа не останавливалась ни на минуту. С рабочими он обращался, как со скотиной, особенно с До Хуанем, которого глумливо называл не иначе как «китаёза». До Хуань с превеликим удовольствием укоротил бы ему язык, но в Панаме было сложно с работой, как, впрочем, и в любом другом месте.
   По условиям контракта До Хуань должен был за день выкладывать пятьдесят квадратных метров стены. За все время работы, кроме получасового перерыва, которого хватало только на то, чтобы съесть сэндвич и запить его стаканом воды, у него не было ни одного перерыва. Когда ему оставалось до конца работы еще минут пятнадцать, перед строительной площадкой остановился джип «судзуки». До Хуань обернулся. Увидев, что из машины вышел Кризи, он оторопел. Кризи подошел к нему и по обычаю поцеловал в щеку.
   – Какого черта ты здесь кирпичи таскаешь? – спросил он.
   До Хуань слегка смутился.
   – Это единственная работа, какую я смог найти.
   – Ты не прав, – перебил его Кризи. – У меня есть для тебя работенка в Гонконге. Надо разобраться с «Триадами», точнее, с 14-К.
   Лицо До Хуаня озарила довольная улыбка.
   – Я так понимаю, что, если ты сюда не поленился прилететь, а дело затевается против «Триад», пахнет хорошими деньгами.
   Когда Кризи рассказал ему об условиях, До Хуань был просто поражен. Он посмотрел на серые строительные блоки у себя под ногами, и улыбка его стала еще шире. Но она погасла, как только подошел хозяин и крикнул:
   – Давай, китаёза, давай! Это тебе что, черт возьми, место для приемов? А это кто такой? Ему кто разрешил сюда являться?
   До Хуань взглянул на Кризи и, увидев выражение его лица, поднял руку. Хозяину он сказал:
   – Это мой друг, он приехал издалека. Он только минуту со мной поговорит, а потом подождет, пока я не закончу работу.
   Хозяин посмотрел на Кризи и недовольно пробурчал:
   – Через пятнадцать минут отваливай отсюда, и лучше бы тебе обратно не возвращаться.
   Кризи ответил:
   – Я тебя уверяю, что не вернусь никогда.
   – Так-то оно лучше, – процедил сквозь зубы мексиканец.
   До Хуань обернулся к Кризи и, когда мастер отошел, проговорил:
   – Это скотина, каких мало. Кто еще будет в деле?
   Кризи перечислил ему имена. До Хуань сказал:
   – Звучит убедительно. Как ты меня нашел?
   – Том Сойер напал на твой след.
   – Когда начинать?
   – Сейчас.
   До Хуань немного подумал.
   – Может, ты меня подбросишь к тому, что они называют гостиницей – я там остановился. Мне только шмотки собрать, и поедем. – Потом показал на блоки под ногами и добавил: – А теперь подожди меня в джипе. Через пару минут я закончу.
* * *
   До Хуань установил последний блок на место и смахнул раствор. Потом подошел к плетеному креслу, в котором под навесом сидел хозяин, окидывая взглядом свои владения. Мексиканец был крупным, но рыхлым. До Хуань поднял ногу и толкнул подлокотник кресла так, что кресло опрокинулось назад, а мексиканец взвыл от ярости и бросился на азиата.
   Казалось, До Хуань до него даже не дотрагивался, но каждое движение его руки или ноги поражало один из нервных центров мексиканца, и он падал. На подмогу подбежал помощник хозяина, но До Хуань лишь слегка повернул колено левой ноги, напряженными пальцами левой руки нанес молниеносный удар, и человек, согнувшись пополам, упал на землю и больше не поднимался. Все продолжалось не больше двух минут. Кризи спокойно смотрел, как До Хуань склонился над мексиканцем, который, казалось, совсем обезумел, и сказал громко, так, чтобы слышали другие рабочие:
   – Теперь ты дважды подумаешь, прежде чем в следующий раз оскорблять кого-нибудь из людей, каждый день гнущих на тебя спину.
   После этого До Хуань подошел к джипу и сел рядом с Кризи.
   – Так куда, ты сказал, мы направляемся? – спросил До.
   – Я тебе этого не говорил. Но мне нужно разыскать Эрика Лапарта. Я очень смутно себе представляю, где его можно найти.
   – Только, прошу, не говори мне, что хочешь взять его в команду.
   – А ты что – против?
   Вьетнамец пожал плечами.
   – Когда месяц назад я видел его в последний раз, он пил не просыхая.
   – Вот мы и посмотрим, – сказал Кризи, – просох он уже или нет. Ты знаешь, где он околачивается?
   – Несколько лет назад он прикупил себе здесь домишко одного плантатора, немного к северу отсюда. Он жил там с какой-то бабой, но недавно кто-то мне сказал, что она от него ушла – устала от запоев.
   – Ты знаешь, где этот дом?
   – Конечно.
* * *
   До Хуань показал на узкую дорогу, уходившую вправо, и Кризи свернул туда. Они проехали метров пятьсот, и показался дом. Это было типичное ветхое обиталище разорившегося плантатора с прохудившейся крышей и широкой верандой, опоясывавшей весь дом. Когда они припарковали джип, из-за угла с лаем выбежала собака. Спина и бока ее были черными, а живот и лапы – белыми, шерсть блестела. Ее хорошо кормили, может быть, даже перекармливали. Это была дворняжка, скорее всего, приблудная, очень злобная и подозрительная.
   Из грязно-белого гамака, подвешенного на веранде, донесся голос:
   – Слинки, заткнись!
   Собака села, продолжая тихо рычать. Эрик Лапарт свесил с гамака длинные ноги, потянулся со сна и уставился на Кризи и До.
   – Бог мой, – сказал он. – А я-то думал, вы уже сдохли.
   Кризи шел первым, До следовал за ним. Стоявший перед ними мужчина был выше двух метров. На нем были лишь выношенные шорты цвета хаки. Он был до того худой, что выпирали ребра. У него отросла седоватая бороденка, прямые нечесаные волосы свисали чуть не до самых плеч. Его лицо напоминало череп, обтянутый кожей с глубоко сидящими в нем глазами. Он их поприветствовал, обменявшись традиционными поцелуями, потом произнес:
   – Выпить вам не предлагаю – в доме ничего не осталось.
   Кризи взглянул на До и сказал:
   – Что-то не верится. Я слышал, ты в запое.
   – Что было, то было, – признал француз. – Но вот уже три недели, как я в завязке. – Он указал на стену, окружавшую заросший сад. – Половину бутылок с текилой перебросил через этот забор.
   – С чего бы это?
   – Понял, что убиваю не только себя, но и близкое мне существо.
   – Кого именно?
   Лапарт указал на собаку.
   – Слинки. Я два дня пил текилу без продыху, а когда очнулся почувствовал себя как в коме. Дня два-три бродил, наверное, где-то, а потом заснул. Очухался оттого, что Слинки мне рожу лизала и скулила… не потому, что жрать хотела… Она хотела вернуть меня к жизни.
   – И что, с тех пор не пьешь?
   Француз покачал головой.
   – Нет. Я уже глянул смерти в глаза. Все, завязал.
   – Стрелять еще не разучился?
   – Скажешь еще.
   – Давай-ка посмотрим, – предложил Кризи.
   Лапарт повернулся на каблуках и вошел в дом. Собака осталась, поглядывая на Кризи и До с прежней подозрительностью. Через пару минут француз вышел с пистолетом в одной руке и обоймой в другой. Он снял пистолет с предохранителя и вогнал в рукоять обойму. Держа оружие в правой руке, он взглянул на Кризи и спросил:
   – Где цель?
   Кризи указал на олеандровое дерево, стоявшее от них метрах в пятнадцати.
   – Цветы вон там, на дереве.
   Внезапно по саду разнеслось трескучее эхо пистолетных выстрелов. Они видели, как цветки один за другим разлетались и лепестки медленно падали вниз. Кризи взглянул на часы – прошло шесть секунд. Сначала он обернулся к До, который обалдело смотрел на опавшие лепестки, потом подошел к французу, хлопнул его по плечу и сказал:
   – Может, ты и был забулдыгой, но это – в прошлом. Хочу работу тебе предложить, большое дело.
* * *
   Через пару часов они стояли перед домом около собачьей конуры. Эрик Лапарт спорил с Кризи. Рядом примостилась Слинки.
   – Я просто не люблю людей, – сказал Лапарт. – Они мне как-то несимпатичны.
   От раздражения у Кризи округлились глаза.
   – Эрик, ради всего святого! Да с ней здесь возиться будут как с писаной торбой, пусть ей в будку хоть кондиционер вставят! Если хочешь, я им дам денег, чтоб твою суку каждый день кормили бифштексом из вырезки под соусом беарнез.
   Француз покачал головой.
   – Они мне несимпатичны. И Слинки, скажу тебе, их тоже не любит.
   Кризи был почти в ярости. Он подошел ближе к французу и сказал ему:
   – За все эти месяцы текила высушила тебе мозги. За работу, которая и месяц не продлится, платят полмиллиона швейцарских франков, а ты на рога встал из-за какой-то паршивой собаки.
   В конце концов Эрик Лапарт сдался и после недолгих переговоров передал собаку женщине, появившейся в саду, сказав ей напоследок:
   – Если я приеду и увижу, что с ней не все в порядке, я тебе задницу надеру.
   Ни Кризи, ни До не удивило отношение француза к собаке. Многие крутые парни, которых они знали, были сентиментальны, особенно когда дело касалось зверей или детей.

Глава 42

   Почти полчаса датчанин сидел, уставившись на небольшой экран своего лаптопа, и изучал файлы. Сова стоял за его спиной, заглядывая ему через плечо. В конце концов Йен повернулся в кресле и сказал:
   – На этом диске собраны все полицейские документы о 14-К с 1948 года. Информация исчерпывающая. Здесь есть даже компьютерная схема виллы в Сай Куне, где часто бывает Томми Мо.
   – Но почему? – спросил Сова. – Почему после того, как смешал нас с дерьмом, он дал нам этот диск?
   Йен встал и потянулся. Он посмотрел в окно, на панораму порта. Помимо семьи у него было три страсти: его компьютер, паромы и пиво.
   – Чтобы понять это, – сказал он, – надо быть полицейским или хотя бы бывшим полицейским. Только они могут понять полицейских, которые прекрасно знают, кто является преступником и какие преступления он совершил, но ничего не могут сделать. Шеф инспектора Лау был убит 14-К, но доказать это он не может. Вокруг Томми Мо глухая стена. Сам он рук никогда не марает. Эта вилла, как и другая его собственность, принадлежит подставной компании. «Триады» действуют здесь почти безнаказанно. Кроме мелких сошек, полиции никого не удается поймать. Они даже близко подобраться не могут к жирным крысам, сидящим наверху. Именно поэтому инспектор Лау и дал нам этот диск… Для нас эта информация дороже золота.
   Сова поморщился.
   – А шефа своего, ты думаешь, он в известность поставил?
   – Да. И не только о диске, но и обо всем остальном. И если я правильно понимаю что к чему, комиссар ему сказал что-нибудь вроде: «Делайте, что считаете нужным… но я об этом знать ничего не знаю».
   – Ты что, действительно так думаешь?
   Датчанин кивнул.
   – Да. Всю эту схему я вижу как на ладони. О нас им все известно. Они просчитали, что скоро сюда прилетит Кризи со всей командой и организует доставку необходимого оружия. Инспектор Лау без труда мог бы нас с тобой арестовать и выслать из Гонконга. То же самое можно было бы сделать с Кризи и всеми, кто с ним прилетит. Тот факт, что они нас не арестовали, попросту означает, что они закрывают на все глаза. Мне сдается, что инспектор Лау и его комиссар будут безмерно рады, если Томми Мо сдохнет. Особенно если нам посчастливится прикончить вместе с ним и других главарей. – Он сделал жест в сторону компьютера. – На этом диске есть имена не только всех заправил 14-К, но и каждого ее мало-мальски важного члена. Здесь детально описываются их методы и идеология. Мне надо бы ужать всю эту информацию и сделать отчет страниц на двадцать для Кризи и всех остальных.
   Зазвонил телефон. Это был Фрэнк Миллер. Полчаса назад он прилетел вместе с Томом Сойером. Они остановились неподалеку, в гостинице «Айатт», и пригласили их выпить к себе в бар в семь вечера.
   – Как тебе Гонконг? – спросил Фрэнк.
   – Я в него просто влюблен, – с энтузиазмом ответил Йен. – Местное пиво «Сан-Мигель» совсем неплохое, а из окна гостиницы я вижу несколько паромов.

Глава 43

   Всего их было двенадцать. Только мужчины и только китайцы, одетые в национальные костюмы. Они сидели за круглым столом, и хотя блюда трапезы постоянно менялись, друг на друга они смотрели, как голодные коршуны. Собравшиеся как раз приступили к десятому блюду, курице в лимонном соусе с побегами молодого бамбука, когда один из них еле слышно вздохнул. Все остальные тут же указали на него пальцами и разразились хохотом. Секундой позже скатерть перед мужчиной поднялась и из-под стола вылезла молоденькая девушка.
   Это была такая игра, в которую Томми Мо любил играть со своими приспешниками. Сначала, до того как мужчины рассаживались, под стол залезала девушка, которая по очереди делала каждому из них минет. Весь смысл затеи состоял в том, что ни один из них не должен был показать ни единым жестом, когда это происходило именно с ним. Тот, кто не мог удержаться и выдавал свои чувства, как правило, оплачивал счет, но поскольку в данном случае все они обедали на роскошной вилле Томми Мо в Сай Куне, платил девушке он сам.
   Перед тем как сесть за стол, роскошь которого указывала на важность празднества, они провели очередное собрание «Триад» со всеми положенными церемониями и ритуалами. Квадратное здание, где оно проводилось, с четырьмя входами, по одному с каждой стороны, стояло на территории виллы. Каждый вход охраняла статуя одного из мифических военачальников, известных как «великая четверка преданных». Их эмблемы были изображены на дверях, которые они охраняли.
   Церемония была посвящена приему в «Триады» нового члена. Неофит был очень богатым гонконгским дельцом – несколько его компаний были зарегистрированы на гонконгской бирже. Кроме того, он обладал значительным влиянием в Пекине. Бизнесмена этого, несомненно, следовало задействовать и в преступной деятельности 14-К, но так, чтобы он оставался в тени. Доходы его должны были значительно увеличиться благодаря широкой сети осведомителей 14-К и применению в случае необходимости бандитских методов расправы над конкурентами.
   Церемония посвящения прошла должным образом. Много недель ему вдалбливали, как именно пожимать руки, носить церемониальные одежды, объясняли ритуальный смысл красной деревянной бочки, наполненной рисом. Он выучил наизусть тридцать шесть клятв, которые следовало произносить, осушая чашу с напитком из вина, смешанного с кровью. Кровь брали из среднего пальца левой руки посвящаемого, и с этого времени, если кто-нибудь из членов 14-К спросил бы его, где он живет, он должен был ответить: «В третьем доме слева».
   Рядом с бочкой риса стояли красная дубинка – ею наказывали тех членов организации, которые отступали от правил, – а также меч Преданности и Справедливости.
   Мужчина, издавший слабый стон во время игры, предложенной хозяином, и был тот самый новообращенный. Остальные одиннадцать занимали высокое положение в 14-К. Большинство присутствовавших пребывали в хорошем настроении. Только Томми Мо был немного напряжен. На прошлой неделе произошло три прокола. Трое боевиков 14-К были убиты в ресторане в Лондоне членами другой группировки, входящей в «Триады». Но он не знал, какой именно, и это его раздражало. Кроме того, 14-К потеряла кучу денег, вложенных в компанию по торговле недвижимостью, глава которой сбежал в Канаду с несколькими миллионами долларов. Его искали люди из отделения «Триад» в Ванкувере, но пока эти поиски не увенчались успехом. Потом еще этот порошок из рога черного носорога. Из Зимбабве сообщили о смерти Рольфа Бекера. Теперь Томми Мо придется искать в этой стране, а может быть, и в Замбии, кого-то другого, кто стал бы координировать действия браконьеров, охотившихся на носорогов.
   В пятнадцати милях отсюда, на тщательно охраняемом складе в Каулуне, у Томми Мо хранилось пять с половиной тонн порошка из рога черного носорога. Его рыночная цена составляла шестьдесят тысяч американских долларов за килограмм. Свой запас снадобья он собирал в течение десяти лет, скупая весь товар, появлявшийся на рынке. Томми Мо действовал точно так же, как дилеры международного масштаба, которые ведут операции с золотом, серебром и другими драгоценными металлами и стремятся скупить как можно больше товара, чтобы потом диктовать на него цену. Томми Мо очень гордился собой: ему удалось скупить практически все запасы рога черного носорога, который стоил значительно дороже золота. Он знал, что в природе осталось не больше четырехсот черных носорогов и, когда всех их окончательно истребят, цена на его товар поднимется самое меньшее раз в десять.
   Было, однако, еще одно обстоятельство, которое, пожалуй, беспокоило его сильнее, чем все остальное. 14-К внедрил троих своих членов в полицию, и один из них уже дослужился до сержанта. Хотя он служил не в отделе по борьбе с «Триадами», ему удалось наладить с некоторыми его сотрудниками дружеские отношения, и ему дали задание осторожно собирать всю информацию, которая поступала от полиции Зимбабве.
   Именно в тот день ему сообщили, что Бекера и его сына устранили самые что ни на есть лучшие наемники. Их наняла некая миссис Мэннерз, мать убитой Карлом Бекером женщины. Стало известно и то, что Люси Куок Линь Фон вылетела в Зимбабве. Это однозначно свидетельствовало о том, что полиция раскрыла связи между убийством ее семьи и Кэрол Мэннерз. Если эта американка вознамерилась мстить до конца, она, несомненно, станет финансировать расправу с главарем 14-К.
   Сначала сама мысль об этом странным образом пощекотала Томми Мо нервы, доставив ему своеобразное удовольствие. Даже слабый намек на то, что несколько каких-то наемников-иностранцев попытаются на него напасть на его же территории, показался ему плоской шуткой. И тем не менее подспудное беспокойство его не покидало. Положение, которое он занимал, было столь высоким, что никто не мог сделать его своей мишенью. Он сам внушал всем страх – чувство ему неведомое. Томми Мо отбросил прочь мысль о том, что кто-то может на него охотиться. Через двадцать четыре часа копии всех документов полиции будут лежать перед ним.
   Нужно отвлечься. Томми Мо улыбнулся сидевшему за столом неофиту.
   – Почему бы вам не позвонить в бюро, которым вы обычно пользуетесь, и не попросить прислать сюда полдюжины иностранок? Мы бы с ними повеселились.
   Один из обедавших громко хихикнул, указал на другого мужчину, сидевшего через стол, и заплетающимся языком проговорил:
   – Для Хон Пана лучше бы пригласить мальчика-иностранца.
   Наступило гробовое молчание, и все уставились на Томми Мо. Он медленно встал, лицо его оставалось бесстрастным. Обойдя стол, он остановился за спиной высказавшего последнее предложение. Потом громким шепотом, так, чтобы его слышали все, сказал: