Лалэм Р.. Близнецы-соперники

укрывшиеся за университетской стеной от царящего вокруг опустошения.
Смерть, голод, разрушения несли их приказы, но сейчас они
переговаривались вполголоса на расчищенных тропинках, забыв о последствиях
своих дневных деяний.
Кампо-ди-Фьори. Прожекторы в Кампо-ди-Фьори. Смерть и уничтожение...
Усилием воли он прогнал эти образы, сейчас нельзя отвлекаться.
Изукрашенная филигранной резьбой арка над толстыми двойными дверьми с
табличкой "7" оказалась прямо перед ним. Одинокий охранник в форме вермахта
стоял на мраморных ступеньках.
Виктор узнал его: это был тот самый солдат, который подошел к Любоку на
Краковском бульваре и заговорил с ним по-польски.
- Хорошо работаете, - прошептал Виктор по-немецки. Охранник кивнул и
раскрыл перед ним дверь.
- Теперь следует поторопиться. Используйте лестницу налево. Вас
встретят на первой лестничной площадке.
Виктор быстро вошел в просторный холл с мраморным полом и стал
подниматься по лестнице. Пройдя до половины, он замедлил шаг. В мозгу
прозвучал сигнал тревоги.
Голос охранника, то, как он говорил по-немецки! Слова какие-то
странные, и построение фраз необычное: "следует поторопиться", "используйте
лестницу".
"Обращайте внимание на отсутствие в речи разговорных оборотов, на
слишком правильные грамматические конструкции, на неверное согласование
окончаний. Урок Лох-Торридона.
Охранник не немец! Впрочем, почему он должен быть немцем? Он же из
podziemna. И все же подпольщики не стали бы так рисковать.
По лестнице сверху спускались два немецких офицера. Оба держали в руках
пистолеты, направленные прямо на него. Тот, что был справа, заговорил:
- Добро пожаловать в "Казимир", синьор Фонтини-Кристи.
- Пожалуйста, не останавливайтесь, синьор. Нам надо спешить, - добавил
второй.
Они говорили по-итальянски, но это были не итальянцы. Виктор понял, кто
они. Такие же немцы, как тот охранник перед входом. Это греки. Вновь
появился поезд из Салоник.
За спиной раздался щелчок пистолетного затвора, потом торопливые шаги.
Через секунду к его затылку приставили ствол пистолета и подтолкнули вверх
по лестнице.
Он не мог шевельнуться, не мог отвлечь внимание своих похитителей.
Деться было некуда. На него направлено оружие, немигающие глаза следили за
его руками.
Наверху, где-то в глубинах коридора, послышался смех. Закричать?
Поднять тревогу? Враги во вражеском стане. Мысли путались.
- Кто вы? - Слова. Начать с простых слов. Может быть, ему удастся
постепенно повысить голос, тем самым усыпить их бдительность. - Вы же не
немцы! - Громче. Теперь громче. - Что вы здесь делаете?
Ствол пистолета скользнул по спине и уперся в затылок. Он замолчал.
Тяжелый кулак ударил по левой почке; он дернулся вперед и попал в объятия
безмолвного грека.
Он закричал - другого выхода не было. Смех наверху звучал уже громче и
ближе. По лестнице спускался кто-то еще.
- Я вас предупреждаю...
Внезапно обе его руки заломили за спину, согнули в локтях и зажали,
вывернув запястья. К лицу прижали тряпку, пропитанную ядовито пахнущей
жидкостью.
Он перестал видеть, на него навалился вакуум, без света, без воздуха. С
него стали срывать гимнастерку и портупею. Он попытался высвободить руки.
И тут почувствовал, как в тело вонзилась острая игла. Он не понял, в
каком именно месте, инстинктивно поднял руки, пытаясь сопротивляться. Но
руки были свободны - и бессильны, как бессильна была его попытка к
сопротивлению.
Он вновь услышал взрыв смеха. Оглушительный. Его волокли куда-то вниз.
И все.
- Вы предали тех, кто спас вам жизнь!
Он открыл глаза, окружающий мир медленно обретал нормальные очертания.
Левую руку пекло. Он дотронулся до места, где ощущалось жжение,
прикосновение было болезненным
- Это антидот, - произнес голос. Где-то далеко перед ним маячил
трудноразличимый силуэт человеческой фигуры. - Оставляет рубец, но организму
не причиняет вреда.
Зрение Фонтина постепенно прояснилось. Он сидел на цементном полу,
спиной к каменной стене. Прямо перед ним у противоположной стены шагах в
двадцати стоял человек. Они находились на небольшом возвышении в каком-то
туннеле. Туннель, по-видимому, пролегал глубоко под землей, может быть, в
горе, его продолжение исчезало в кромешной тьме. По дну туннеля бежали
старые проржавевшие рельсы. Толстые свечи, укрепленные в подставках на
стенах, тускло освещали возвышение.
Фонтин всмотрелся в стоящего перед ним человека. На нем был черный
костюм. Белый воротничок. Священник!
Выбритая голова, на вид лет сорок пять - пятьдесят, лицо аскетическое,
худой.
Рядом со священником стоял охранник в форме вермахта. Два грека,
изображавшие немецких офицером застыли у железной двери в стене туннеля.
Священна заговорил:
- Мы следили за вами до самого Монбельяра. Сей час вы в тысяче миль от
Лондона. Англичане не могут вас защитить. У нас есть связь с югом, о которой
они не подозревают.
- Англичане? - переспросил фонтан, пытаясь понять. - Вы из Ксенопского
ордена?
-Да.
- Почему вы враждуете с англичанами?
- Потому что Бревурт - лжец! Он нарушил данное нам слово.
- Бревурт? - изумился Виктор, ничего не понимая. - Да вы с ума сошли!
Все, что он делал, он делал во имя вас! Ради вас!
- Не ради нас. Ради Англии. Он хочет заполучить константинский ларец
для Англии. Этого требует Черчилль. Потому что это куда более страшное
оружие, чем сотни армий, - и им это известно. Мы никогда его больше не
увидим! - Глаза священника сверкали яростью.
- Вы в этом уверены?
- Не будьте идиотом! - отрезал ксенопский монах. - Бревурт нарушил
обещание, мы раскрыли код "Мажино". Мы перехватывали все донесения, мы
контролировали связь между... скажем так, заинтересованными сторонами.
- Вы сумасшедший! - Фонтин стал лихорадочно размышлять. Энтони Бревурт
ушел в тень, от него давно уже ни слуху ни духу. В течение многих месяцев. -
Вы говорите, что следили за мной от самого Монбельяра. Но зачем? У меня нет
того, что вы ищете! И никогда не было! И я ничего не знаю об этом проклятом
поезде!
- Михайлович вам поверил, - тихо сказал священник. - А я не верю.
- Петрид. - Виктор вспомнил юного монаха, покончившего с собой в ущелье
Лох-Торридона.
- Его звали не Петрид...
- Вы убили его! - сказал Фонтин. - Вы убили его хладнокровно, точно
сами нажали на спусковой крючок. Вы безумцы. Вы все безумцы!
Он потерпел неудачу. И знал, что его ожидает. Это было совершенно ясно.
- Вы больны! Вы заражаете всех, к кому прикасаетесь! Хотите верьте,
хотите нет, но я заявляю вам в последний Раз: у меня нет нужной вам
информации.
- Лжец!
- Безумец!
- Тогда зачем вы колесите по Европе с Любоком?
Скажите нам, синьор Фонтини-Кристи? Почему, с Любоком?
Виктор отпрянул; при неожиданном упоминании имени Любока он прижался
спиной к стене.
- Любок? - прошептал он, не веря своим ушам. - Если вы знаете, на кого
он работает, вы должны знать и ответ на свой вопрос.
- Ах, Лох-Торридон! - саркастически усмехнулся священник.
- Раньше я никогда даже не слышал имени Любока.
Я только знаю, что он выполняет свое задание. Он еврей и... сильно
рискует.
- Он работает на Рим, - заревел ксенопский священник. - Он передает в
Рим предложения! Твои предложения!
Виктор молчал; изумление его было беспредельно.
Ксенопский монах продолжал тихим, проникновенным голосом:
- Странно, не правда ли? Из всех возможных сопровождающих на огромной
оккупированной территории выбор пал именно на Любока. Он вдруг ни с того ни
с сего появляется в Монбельяре. Вы думаете, мы поверим в это?
- Можете верить чему хотите. Это чистое безумие.
- Это предательство! - снова крикнул священник, отступив от стены на
несколько шагов. - Дегенерат, который может в любой момент снять телефонную
трубку и начать шантажировать пол-Берлина! И самое ужасное - для вас - это
пес, который работает на чудовище...
- Фонтин! Ложись! - раздалась команда из тьмы туннеля. Это был высокий
пронзительный голос Любока. Эхо его крика, откатившись от низкого потолка,
перекрыло вопль священника.
Виктор пригнулся и прыгнул вперед, скатился на твердую почву рядом с
ржавыми рельсами узкоколейки. Над головой раздался свист пуль, разорвавших
воздух, и потом громоподобные выстрелы двух "люгеров" без глушителя.
При тусклом свете мерцающих свечей он увидел фигуры Любока и еще
нескольких человек, вынырнувших из мрака туннеля с оружием наперевес. Они
появлялись из-за выступа стены, прицеливались, стреляли и снова исчезали за
скалистым укрытием.
Все закончилось в считанные секунды. Ксенопский священник упал. Он был
ранен в шею, другим выстрелом ему снесло левое ухо. Умирая, он подполз к
краю возвышения, на котором только что стоял, и вперил взгляд в Фонтина.
Предсмертный его шепот был больше похож на хрип.
- Мы... вам не враги. Ради всего святого, верните нам рукописи...
Раздался последний короткий выстрел; пуля разворотила священнику лоб,
фонтаном брызнула кровь и залила глаза.
Виктор почувствовал, как кто-то схватил его за левое плечо, боль
пронзила плечо и грудь. Его рывком подняли на ноги.
- Вставайте! - скомандовал Любок. - Выстрелы могли услышать наверху.
Бежим!
Они побежали в туннель. Мрак прорезал тонкий луч фонарика в руках
одного из людей Любока, который бежал впереди. Он шептал что-то по-польски.
Любок переводил его слова Фонтину.
- Примерно в двухстах ярдах впереди пещера монахов. Там мы будем в
безопасности.
- Что?
- Пещера монахов, - ответил Любок, тяжело дыша на бегу. - История
"Казимира" уходит в глубь веков. Тут много подземных ходов и укрытий.
Они легли и поползли в узкий темный проход, прорубленный в скале.
Проход вывел их в глубокую пещеру. Здесь воздух был совсем другой -
прохладный и свежий; где-то в темной глубине пещера имела выход на
поверхность.
- Мне надо с тобой поговорить, - сказал Виктор торопливо.
- Предваряя твои вопросы, должен тебе сказать, что капитан Ганс Нойман,
оказывается, верный офицер рейха, и его двоюродный брат служит в гестапо.
Полковника Шнайдера вообще не существует. Это все липа. Мы догадались, что
попали в ловушку... Честно говоря, мы даже и не думали найти тебя здесь, в
этом туннеле. Это подарок судьбы. Мы просто пробирались к седьмому корпусу.
- Любок обернулся к своим товарищам и заговорил сначала по-польски, а потом
перевел Фонтину: - Мы пробудем здесь минут пятнадцать. Этого вполне
достаточно, чтобы успеть на встречу в седьмом корпусе. Так что ты выполнишь
задание.
Фонтин схватил Любока за руку и отвел его в сторону, подальше от
подпольщиков. Двое включили фонарики. Теперь света было достаточно, чтобы
хорошо рассмотреть лицо сопровождающего, и Виктор мысленно поблагодарил
поляков.
- Это была не немецкая ловушка. Эти люди греки! Один из них -
священник. - Фонтин говорил шепотом, но было видно, как он взволнован.
- Ты с ума сошел, - спокойно ответил Любок, глядя ему прямо в глаза.
- Это монахи Ксенопского ордена.
- Кто?
- Ты же не глухой?
- Не глухой, но только я не имею ни малейшего представления, о чем это
ты...
- Черт тебя побери, Любок! Кто ты такой?
- Разный для разных людей, хвала небесам. Взгляд Любока внезапно стал
злым и холодным. Виктор схватил Любока за лацканы пиджака:
- Они сказали мне, что ты работаешь на Рим. Что передаешь предложения в
Рим. Какие предложения? Что это все значит?
- Я не знаю, - спокойно ответил Любок.
- На кого ты работаешь?
- На многих. Но против нацистов. Вот и все, что тебе надо знать. Я
отвечаю за твою безопасность и обеспечиваю успешное выполнение твоего
задания. Как я это делаю, тебя не касается.
- И ты ничего не знаешь о Салониках?
- Знаю. Это город в Греции на берегу Эгейского моря... А теперь убери
руки.
Виктор чуть разжал ладони, но не отпустил лацканы.
- Вот что я тебе скажу - на всякий случай. Среди многих, о ком ты
сейчас упомянул, есть и те, кто очень интересуется поездом из Салоник. Так
вот - я ничего о нем не знаю. И никогда не знал.
- Если эта тема вдруг всплывет, уж не знаю как, я передам эту
информацию. А теперь давай-ка сосредоточимся на твоих переговорах в Варшаве.
Завершить их надо сегодня. Все готово для того, чтобы мы с тобой - под видом
курьеров - вылетели отсюда военным "челноком". Завтра до рассвета я лично
проконтролирую, все ли чисто на, аэродроме. Мы сойдем в Мюльгейме. Это
недалеко от франко-швейцарской границы. Оттуда ты вернешься ночью в
Монбельяр. На этом твоя миссия в Европе будет завершена.
- Мы полетим? - Виктор убрал руки. - На немецком самолете?
- Эту любезную услугу оказал нам неразборчивый в сексуальных связях
комендант Варшавы. После просмотра нескольких фильмов, в которых он исполнял
главную роль. Порнуха чистейшей воды!
Глава 11
Воздушный коридор к западу от Мюнхена.
Трехмоторный "фокке" стоял на летном поле. Бригада наземного
обслуживания проверяла двигатели, а заправщик наполнял баки горючим. Они
вылетели из Варшавы в Мюнхен рано утром и сделали посадку в Праге.
Большинство пассажиров вышли в Мюнхене.
Следующая посадка была в Мюльгейме - пункте их назначения. Виктор как
на иголках сидел рядом с Любоком, который с видимой беспечностью развалился
в кресле. В салоне самолета было тихо. Остался только один пассажир -
пожилой капрал, направляющийся в отпуск в Штутгарт.
- Я бы предпочел, чтобы здесь было побольше людей, - прошептал Любок. -
А так, когда нас всего раз, два - и обчелся, пилот может потребовать, чтобы
в Мюльгейме все оставались на своих местах. Так он сможет побыстрее
добраться до Штутгарта. Там он в основном и набирает пассажиров. Его слова
прервал топот по металлическим ступенькам трапа. Буйный грубый смех
сопровождал нетвердые шаги. Любок взглянул на Фонтина и с облегчением
улыбнулся. Он откинулся на спинку кресла и погрузился в чтение газеты,
которую принес стюард. Виктор обернулся: это были военнослужащие мюнхенского
гарнизона. Три офицера верхмахта и женщина. Все были пьяны. На женщине было
легкое пальтишко. Ее втолкнули в узкую дверь и усадили в кресло. Она не
сопротивлялась. Наоборот, смеялась и корчила рожицы. Послушная игрушка. Лет
двадцати семи, миловидная, но непривлекательная. В ее лице было что-то
беспокойное, напряженность, из-за которой она казалась почти изможденной. Ее
светло-каштановые волосы, растрепавшиеся на ветру, густые, жесткие, стояли
торчком. Глаза подведены слишком жирно, губная помада слишком красная,
румяна на щеках слишком яркие.
- Чего пялишься? - перекрывая рокот разгоняющихся двигателей, крикнул
ему один из офицеров - широкогрудый здоровенный парень лет тридцати с
небольшим. Он двинулся по проходу к Виктору.
- Прошу прощения, - слабо улыбнулся Фонтин. - Я не хотел показаться
нескромным.
Офицер прищурился: сразу было видно, что он нарывался на скандал.
- Ах, какой паинька! Вы только послушайте этого неженку.
- Я не хотел вас обидеть.
Офицер повернулся к своим приятелям. Один из ни уже усадил женщину себе
на колени. Другой стоял проходе.
- Неженка не хотел нас обидеть! Ну не славно ли? Оба офицера насмешливо
хрюкнули. Женщина тоже засмеялась - немного истерично, подумал Виктор. Он
отвернулся в надежде, что вермахтский грубиян пошумит и уйдет.
Но не тут-то было: огромная ручища схватила Фонтина за плечо.
- Этого недостаточно. - Офицер взглянул на Любока. - Оба - встать!
Пересядьте вперед!
Любок взглянул на Виктора. В его взгляде ясно читалось: делай, что
говорят.
- Конечно. - Фонтин и Любок встали и быстро пошли вперед по проходу. Ни
один не проронил ни звука. Фонтин услышал за спиной звук откупориваемых
бутылок. Немцы начали свой пир.
"Фокке" разбежался по взлетной полосе и взмыл в воздух. Любок сел ближе
к проходу, предоставив Виктору место у иллюминатора. Фонтин устремил взгляд
в небо, ушел в себя, надеясь забыться, чтобы время пролетело быстрее. Все
равно это будет не так быстро, как хотелось бы.
Забытье не приходило. Напротив, он невольно стал думать о ксенопском
священнике в подземном туннеле "Казимира".
"Вы путешествуете с Любоком. Любок работает на Рим".
Любок.
"Мы вам не враги. Ради всего святого, верните нам наши рукописи!"
Салоники. Поезд преследует его. Константинский ларец способен взорвать
единство людей, сражающихся против общего врага.
Он услышал взрыв хохота в хвостовой части салона, а потом шепот над
ухом.
- Нет-нет! Не оборачивайтесь! Пожалуйста! - Стюарда было еле слышно. -
Не вставайте. Это коммандос. Они просто спускают пары, не обращайте
внимания. Делайте вид, будто ничего не происходит.
- Коммандос? - прошептал Любок. - Здесь, в Мюнхене? Но они же
расквартированы на севере, в Балтийской зоне.
- Не эти. Эти действуют за Альпами в Италии. Это карательный взвод. Их
тут много.
Слова подействовали на Виктора словно удар электрического тока. Он
вдохнул - мускулы живота одеревенели.
"Карательный взвод".
Он вцепился в подлокотники кресла и выпрямился. Затем, прижавшись к
спинке кресла, вытянул шею и скосил глаза. То, что он увидел, его потрясло.
Женщина с безумными глазами лежала на полу в распахнутом пальто. Она
была совсем голая, если не считать разорванного белья. Ее ноги были широко
расставлены, ягодицы сокращались. Офицер вермахта, сняв брюки, вспахивал ее,
стоя над ней на четвереньках. Рядом на коленях стоял второй офицер,
восставшим членом он тыкал в лицо женщине, держа ее за волосы. Она открыла
рот и приняла его, застонала и закашлялась. Третий офицер сидел в кресле,
перевесившись через подлокотник. Он тяжело дышал и, вытянув левую руку,
тискал обнаженные груди женщины, правой рукой услаждая самого себя в такт
движению левой.
- Скоты! - Фонтин выпрыгнул из кресла и, вырвав руку из пальцев Любока,
рванулся вперед по проходу.
Немцы оторопели. Тот, что сидел в кресле, вытаращил глаза. Виктор
схватил его за волосы и с силой ударил затылком о металлическую окантовку
кресла. Раздался треск сломанной кости, и кровь брызнула в лицо офицеру,
лежащему на женщине. Он запутался в брюках, упали на нее, пытаясь ухватиться
за что-нибудь руками. Перекатился на спину. Фонтин вскинул правую ногу и
ударил офицера каблуком по горлу. Удар оказался сокрушительным: на шее у
немца вздулись багровые вены, глаза закатились, обнажив студенистые белые
белки, пустые и омерзительные.
Женщина визжала, вопил третий офицер, который кинулся назад, пытаясь
спастись в багажном отсеке. Его нижнее белье было все в крови.
Фонтин бросился за ним, но немец, истерически визжа, увернулся.
Окровавленная дрожащая рука полезла за пазуху. Виктор знал, что он искал, -
четырехдюймовый нож из ножен под мышкой. Офицер выхватил из-за пазухи нож с
коротким и острым как бритва лезвием и стал махать им перед собой. Фонтин
приготовился к прыжку.
Внезапно чья-то рука схватила его сзади за горло. Он яростно ударил
невидимого нападающего локтями, но объятие было стальное.
Его дернули назад, и длинный нож, со свистом рассекая воздух, вонзился
немцу в грудь. Офицер умер прежде, чем его тело рухнуло на металлический
пол.
В тот же момент Фонтин почувствовал, что его шея свободна.
Любок отвесил ему пощечину - удар был хлестким и ожег ему кожу.
- Довольно! Прекрати! Я не хочу погибнуть из-за тебя!
Виктор оглянулся. У двух других офицеров было перерезано горло.
Женщина, рыдая, уползла куда-то за кресла. Там ее вырвало. Стюард лежал без
движения в проходе: то ли мертв, то без сознания - Фонтин не мог разобрать.
А старый капрал, который лишь минуту назад старался ни на что не
смотреть - от страха стоял у дверей кабины пилота с пистолетом в руке.
Вдруг женщина вскочила на ноги и завизжала:
- Они же нас убьют! О Боже! Зачем вы это сделали? Фонтин недоуменно
уставился на нее и тихо спросил, с трудом переводя дыхание:
- Вы? Вы спрашиваете?
- Да! О Боже! - Она запахнулась измазанным пальто. - Они же меня убьют.
Я не хочу умирать.
- А вот так жить вы хотите?
Она смотрела на него безумными глазами, ее голова тряслась мелкой
дрожью.
- Они забрали меня из концлагеря. Я знала, на что иду. Они давали мне
наркотики, когда я нуждалась! - Она чуть подняла рукав пальто: ее рука от
ладони до локтя была в отметинах от уколов. - Я знала, на что иду. Я жила.
- Ну хватит! - заорал Виктор, шагнув к ней и замахнувшись. - Будешь ты
жить или сдохнешь - мне на это наплевать. Я это сделал не ради тебя!
- Ради чего бы вы это ни сделали, капитан, - быстро сказал Любок, беря
его за руку, - перестаньте. Вы ввязались в драку. Больше это не должно
повториться. Вам ясно?
Фонтин увидел силу во взгляде Любока. Все еще тяжело дыша, Виктор с
удивлением кивнул в сторону пожилого капрала, по-прежнему безмолвно стоящего
у двери кабины пилота.
- Он тоже из ваших?
- Нет, - ответил Любок. - Это немец, в котором еще осталась совесть. Он
не знает, кто мы и что мы. В Мюльгейме он все забудет и станет опять
сторонним наблюдателем, который даст любые показания. Подозреваю, что ничего
особенного он не скажет. Займись женщиной.
Любок стал действовать. Он подошел к распростертым телам верхмахтских
офицеров, вытащил у них все документы и обезоружил их. В кармане у одного
нашел коробку со шприцем и шестью ампулами. Он отдал наркотики женщине,
которая села у иллюминатора рядом с Фонтином. Она с благодарностью приняла
драгоценный подарок и, стараясь не глядеть на Виктора, сломала одну ампулу,
наполнила шприц жидкостью и сделала себе инъекцию в левую руку.
Затем аккуратно уложила шприц и ампулы в коробку и сунула ее в карман
пальто. Откинулась на спинку кресла и блаженно вздохнула.
- Так лучше себя чувствуете? - спросил Фонтин. Она повернулась и
взглянула на него. Теперь ее глаза глядели спокойнее, и в них появилось
презрительное выражение.
- Можете ли вы понять, капитан, что я ничего не чувствую! У меня не
осталось чувств. Я просто существую.
- Что же вы будете делать дальше? Она отвернулась и уставилась в
иллюминатор. Помолчав, ответила тихо, отрешенно:
- Жить, если смогу. Не мне решать. Вам. ? Лежащий в проходе стюард
шевельнулся. Он встряхнул головой и поднялся на колени. Прежде чем он успел
что-то сообразить, над ним встал Любок, направив пистолет ему в лоб.
- Если хочешь жить, в Мюльгейме подтвердишь мои показания.
В глазах стюарда застыла покорность. Фонтин подошел к Любоку.
- Что делать с ней? - прошептал он.
- А что с ней? - не понял Любок.
- Пусть идет с нами.
Чех устало провел рукой по волосам.
- Боже! Ну да ладно - иначе придется убить ее. Она же опознает меня за
каплю морфия! - Он посмотрел на женщину. - Пусть приведет себя в порядок.
Там висят дождевики. Пусть наденет.
- Спасибо.
- Не стоит, - сказал Любок. - Я бы пристрелил ее не моргнув глазом,
если бы считал, что это лучший выход. Но она может оказаться полезной: она
была в гарнизоне коммандос, о котором мы даже и не подозревали.
Бойцы Сопротивления встретили их автомобиль в Леррахе, недалеко от
франко-швейцарской границы. Виктору дали чистую, но потрепанную одежду
вместо его немецкого мундира. Они переправились через Рейн в сумерках.
Женщину забрали в лагерь Сопротивления в горах. Она была в наркотическом
опьянении и ничего не соображала. Совершить путешествие в Монбельяр ей было
не под силу.
Стюарда просто прикончили. Фонтин на сей раз сам принял такое решение.
Он не хотел повторения истории с капралом на пирсе в Челле-Лигуре.
- Ну, теперь я тебя покидаю, - сказал Любок, подойдя к нему на берегу.
Чех протянул ему руку на прощание.
Фонтин удивился. По плану Любок должен был сопровождать его до самого
Монбельяра. Из Лондона для него могли прийти новые инструкции. Он недоуменно
пожал ему руку.
- Но почему? Я думал...
- Знаю. Но все изменилось. В Висбадене возникли проблемы.
Виктор крепко сжал его руку и накрыл ее сверху левой ладонью.
- Даже не знаю, что тебе сказать. Ты спас мне жизнь.
- Что бы я ни сделал, ты бы поступил точно так же.
Я в этом не сомневаюсь.
- Ты столь же великодушен, сколь и смел.
- Тот греческий священник сказал, что я дегенерат, который мог бы
шантажировать пол-Берлина.
- А ты бы мог?
- Возможно, - быстро ответил Любок, глядя на француза, который махал
ему из лодки. Он кивнул в ответ и повернулся к Виктору. - Послушай, что я
тебе скажу, - произнес он тихо, убирая руку. - Священник сообщил тебе еще
кое-что. Что я работаю на Рим. Ты сказал, что не понял его.
- Совершенно не понял. Но я не слепой. Это каким-то образом связано с
поездом из Салоник?
- Это связано впрямую.
- Так ты работаешь на Рим? На церковь?
- Церковь тебе не враг. Поверь.
- Ксенопские монахи утверждают, что это они мне не враги. И тем не
менее враг у меня есть. Но ты не ответил на мой вопрос. Ты работаешь на Рим?
- Да, но не так, как ты думаешь.
- Любок! - Фонтин схватил чеха за плечи. - Я не знаю, что и думать. Я
ничего не знаю! Ты можешь это понять?
Любок внимательно посмотрел на Виктора.
- Я тебе верю. Я неоднократно подбивал тебя рассказать мне... Но ты ни
разу не клюнул.
- Когда?
Француз из лодки позвал снова, на этот раз раздраженно:
- Эй! Павлин! Нам пора!
- Сейчас! - ответил ему Любок, не отводя от Фонтина взгляда. -Последний
раз объясняю. Есть люди - с той и с другой стороны, - которые считают, что
эта война - мелочь по сравнению с той информацией, которую, по их убеждению,
ты скрываешь. В каком-то смысле они правы. Но у тебя нет этой информации и
никогда не было. Однако в этой войне надо сражаться. И победить. В сущности,