Лалэм Р.. Близнецы-соперники

люди...
- И к тому же изучаем все существующие системы обороны. В том числе и
те, которые находятся еще в стадии разработки. В каждом секторе эти системы
сильно отличаются. Когда вы улетаете?
- Завтра.
- Ясно. Надолго?
- Не знаю.
- Ну конечно, вы же сказали.
- Я должен сегодня вечером встретиться с Тигом. После ужина, но нам
некуда торопиться. Я встречаюсь с ним около половины одиннадцатого. Полагаю,
тогда я буду знать больше.
Джейн некоторое время молчала. Потом посмотрела ему прямо в глаза.
- Когда закончится ваша встреча с Тигом, вы придете ко мне? Ко мне
домой? Ответьте, как можете.
- Да. Приду.
- Все равно в какое время. - Она положила руку на его ладонь. - Я хочу,
чтобы мы были вместе.
- Я тоже.
Бригадный генерал Алек Тиг снял фуражку и шинель и бросил на кресло.
Расстегнул воротничок и распустил галстук. Потом тяжело опустил грузное тело
на мягкую кушетку и с облегчением вздохнул. Он усмехнулся, глядя на
Фонтини-Кристи, который стоял перед креслом напротив, молитвенно сжав руки.
- Поскольку я занимался этим делом с семи утра, полагаю, что заслужил
стаканчик чего-нибудь покрепче. Лучше всего чистое виски.
- Сию минуту! - Витторио подошел к небольшому бару у стены, налил виски
в два стакана и вернулся к генералу.
- Миссис Спейн в высшей степени привлекательная женщина, - сказал Тиг.
- И вы совершенно правы: она предпочитает свою девичью фамилию. В списках
министерства военно-воздушного флота "Спейн" значится в скобках. Она там
фигурирует как "летный офицер Холкрофт".
- Летный офицер? - Это почему-то показалось Витторио забавным. - Я
никогда не думал о ней как о военнослужащей.
- Я вас понимаю. - Тиг быстро осушил стакан и поставил его на
журнальный столик. Витторио жестом предложил повторить. - Нет, спасибо.
Теперь нам надо серьезно поговорить.
Сотрудник разведки посмотрел на часы. Интересно, Тиг заранее
запланировал себе тридцать секунд для светской беседы? - подумал
Фонтини-Кристи.
- Что в Шотландии?
- Там вы проведете месяц или около того. Если согласитесь на наши
условия. Боюсь только, что жалованье не совсем то, к которому вы привыкли. -
Тиг опять усмехнулся. - Откровенно говоря, мы произвольно установили для вас
жалованье капитана. Я не помню, сколько это точно.
- Жалованье меня не интересует. Но почему вы говорите, что у меня есть
выбор: ведь мое предписание уже пришло. Не понимаю.
- Я вас не неволю. Вы можете отказаться, и я аннулирую предписание.
Только и всего. Однако, чтобы сэкономить время, я сначала совершил покупку.
Честно говоря, просто, чтобы убедиться, что она возможна.
- Отлично. Итак, о чем речь?
- Тут быстро не ответишь. Если ответишь вообще. Видите ли, многое
зависит от вас.
- От меня?
- Да. Обстоятельства вашего бегства из Италии были достаточно необычны
- мы это прекрасно понимаем. Но вы не единственный беженец с континента. У
нас таких десятки. Я не говорю о евреях или большевиках - их тысячи. Я
говорю о людях вроде вас. Бизнесмены, профессионалы высокого класса, ученые,
инженеры, университетские преподаватели, которые по тем или иным причинам -
нам хотелось бы думать, что по моральным соображениям, - не могли более
оставаться у себя на родине. С ними мы и собираемся работать.
- Я не понимаю. Где работать?
- В Шотландии. Сорок или пятьдесят беженцев с континента - все они в
недавнем прошлом весьма преуспевающие люди, которым нужен толковый... м-м...
начальник, командир, лидер.
- И вы полагаете, что я для этого подхожу?
- Чем больше я думаю, тем больше в этом убеждаюсь. У вас есть, я бы
сказал, все данные. Вы вращались в финансовых кругах, владеете многими
языками. Кроме того, вы бизнесмен, объездили всю Европу. Господи, дружище,
да ведь концерн "Фонтини-Кристи" - это такая махина! И вы были там
управляющим директором! Вам надо приспособиться к новым обстоятельствам.
Делайте то, что с таким блеском делали все эти годы. Только с иной, прямо
противоположной целью. Все разваливайте.
- То есть как это?
Бригадный генерал торопливо продолжал:
- В Шотландии у нас собраны люди, которые занимали различные посты в
крупнейших городах Европы. Из одного всегда вытекает другое, не так ли?
- На это вы и рассчитываете, да? Что-то мы оба задаем друг другу
вопросы.
Тиг подался вперед, внезапно посерьезнев.
- Время горячее и сложное. Сейчас больше вопросов, чем ответов. Но один
ответ все время был перед глазами, только мы его не замечали. Мы обучали
всех этих людей не тому! То есть мы и сами не знали, чему и для чего их
обучаем - вроде бы для подпольной связи, для обычной передачи информации, но
все это было как-то очень неопределенно. Оказывается, есть иной ход,
чертовски остроумный, я бы сказал. Цель заключается вот в чем: заслать их
обратно, чтобы они создали полнейшую неразбериху на рынке! Речь идет не о
практическом саботаже - у нас для этого достаточно людей, - а о создании
бюрократического беспорядка. Пусть они работают в своих прежних должностях.
Но пусть бухгалтерия постоянно ошибается, счета составляются неправильно,
пусть сроки поставок грузов срываются, пусть на заводах и фабриках воцарится
полнейший хаос: нам требуется сокрушительный развал любой ценой!
Тиг воодушевился, и его энтузиазм передался Витторио. Он чуть было не
забыл о своем первом вопросе:
- Но почему мне необходимо уезжать завтра утром?
- Если начистоту, то я их предупредил, что могу потерять вас в случае
дальнейших проволочек.
- Дальнейших? Но почему? Я же нахожусь в стране всего каких-то...
- Потому что, - прервал его Тиг, - только пять человек в Англии знают,
зачем мы вывезли вас с континента. То, что вы не обладаете никакой
информацией о поезде из Салоник, повергло их в ужас. Они сделали чрезвычайно
рискованную ставку в этой игре и проиграли. То, что вы мне рассказали, - это
все пустое: наши агенты в Цюрихе, Берне, Триесте, Монфальконе... не смогли
ничего обнаружить. Поэтому я придумал иное объяснение операции по вашему
спасению. И тем самым уберег несколько голов от неминуемой кары. Я доложил
наверх, что эта новая операция - целиком ваша идея. И там на это купились! В
конце концов, вы ведь Фонтини-Кристи... Ну что - согласны?
Витторио усмехнулся:
- "Развал любой ценой"! Сей девиз вряд ли имел прецедент в мировой
истории. Да, я вижу массу возможностей. Насколько их можно будет воплотить
на практике - или это все гладко лишь в теории, - надо проверить. Да, я
согласен.
Тиг хитро улыбнулся:
- Есть еще одна мелочь. Ваше имя...
- Виктор Фонтин? - Джейн засмеялась. Они сидели на кушетке в ее
квартире в Кенсингтоне, согретые жаром пылающих в камине поленьев. - Ох уж
это британское нахальство! Они сделали вас своим вассалом!
-- И произвели в офицеры! - усмехнулся капитан Виктор Фонтин, вынув
конверт и бросив его на кофейный столик. - Тиг занятный малый. Прямо
секретный агент из кинобоевика. "Надо придумать для вас имя, которое, легко
запоминается. Которое можно использовать в шифрованных депешах". У меня
глаза загорелись. Мне ведь собирались дать кодовое имя - что-то, как я
думал, очень эффектное. Название драгоценного камня, например, с номером.
Или название животного. Вместо этого они просто изменили на английский манер
мое собственное имя и успокоились. - Витторио рассмеялся. - Я к нему
привыкну. Это же не на всю жизнь.
- Не знаю, привыкну ли я. Но попробую. Честно говоря, это понижение.
- Мы все должны идти на жертвы. А верно ли мое предположение, что
"капитан" выше, чем "летный офицер"?
- "Летный офицер" не имеет ни малейшего желания отдавать приказы.
По-моему, мы с вами плохие вояки. А что с Шотландией?
Он пересказал ей беседу, не вдаваясь в подробности. Рассказывая, он
видел и чувствовал, что ее необыкновенные голубые глаза внимательно изучают
его лицо. Она знала, что он что-то скрывает от нее или может скрывать. На
ней был свободный халат бледно-желтого цвета, который оттенял
темно-каштановые волосы и подчеркивал голубизну глаз. Между широкими
отворотами халата виднелась белая ночная рубашка, и Витторио понял: Джейн
хочет, чтобы ему захотелось к ней прикоснуться.
Как же с ней спокойно и просто, подумал Витторио. В ее поведении не
чувствовалось ни назойливости, ни умелого кокетства. В какой-то момент во
время своего монолога он тронул ее за плечо; она медленно, мягко подняла
руку и стала ласкать его пальцы. Потом положила ладонь себе на колено и
накрыла сверху своей.
- Вот что мы имеем: "развал любой ценой, где только возможно".
Джейн молчала, не сводя с него пытливого взгляда, затем, улыбнувшись,
заметила:
- Отлично придумано. Тиг прав: возможностей масса. Сколько вы пробудете
в Шотландии, он не сказал?
- Ничего конкретного: "несколько недель". - Витторио убрал руку и,
естественно и легко обняв Джейн за плечи, притянул к себе. Она склонилась
ему на грудь, он поцеловал ее мягкие волосы. Джейн отстранилась и посмотрела
на него - в ее глазах все еще стоял вопрос. Губы ее разомкнулись, она взяла
руку Витторио, легким и совершенно естественным движением положила его
ладонь себе на грудь. Они поцеловались, и Джейн застонала, вбирая губами
влагу его поцелуя.
- Как долго тебя не было, - прошептала она.
- Ты такая милая, - сказал он, гладя ее мягкие волосы, целуя глаза.
- Ах, если бы тебе не надо было уезжать! Я не хочу с тобой
расставаться.
Они стояли перед маленькой кушеткой. Джейн помогала ему снять пиджак и
на мгновение прижалась лицом к его груди. Они снова поцеловались, обнимая
друг друга, - сначала легко и нежно, потом все крепче и с большей страстью.
Витторио положил ладони ей на плечи и отстранил от себя. Глаза Джейн были
устремлены на него, и он произнес, глядя в эти голубые глаза:
- Я буду ужасно скучать по тебе! Ты столько мне дала.
- А ты дал мне то, что я боялась обрести, - ответила она и нежно, тихо
улыбнулась. - Точнее, боялась искать. Боже, я была словно замороженная!
Джейн взяла его за руку, и они пошли в спальню. На тумбочке у кровати
горел светильник из слоновой кости, его желтовато-белое сияние играло на
ярко-голубых обоях и на простой, цвета слоновой кости мебели. Шелковое
покрывало на кровати тоже было светло-голубого цвета с изящным узором из
цветов. Спальня тихая, покойная, милая, как и сама Джейн.
- Это очень сокровенная комната. И очень теплая, - сказал Фонтини,
пораженный простой красотой интерьера. - Это удивительная комната, потому
что она твоя и ты ее любишь. Я говорю глупости?
- Ты говоришь как истинный итальянец! - тихо ответила она, улыбаясь, -
в ее голубых глазах были любовь и зов. - И сокровенное и теплое - для тебя.
Я хочу, чтобы ты их со мной разделил.
Она подошла к кровати с одной стороны, он-с другой. Взявшись за
шелковое покрывало, они сложили его, и их руки соприкоснулись. Они
посмотрели друг на друга. Джейн обошла кровать и приблизилась к нему. На
ходу она расстегнула рубашку и развязала пояс халата. Легкая ткань упала, и
из-под складок шелка показались ее полные округлые груди с розовыми
напряженными сосками.
Он принял ее в свои объятия, ища ее губы влажными от возбуждения
губами. Джейн прижалась к нему всем телом. Он еще никогда не испытывал столь
неодолимого, всепоглощающего желания. Ее длинные ноги дрожали, она снова
прижалась к нему. Полураскрытыми губами нашла его губы и тихо застонала от
сладостного наслаждения.
- О Боже, возьми меня, Витторио. Скорее, скорее, любимый.

На столе у Алека Тига зазвонил телефон. Он взглянул на часы на стене,
потом на свои наручные. Без десяти час ночи. Он снял трубку:
- Тиг слушает.
- Рейнолдс из группы внешнего наблюдения. Мы получили донесение. Он все
еще в Кенсингтоне на квартире у Холкрофт. Полагаем, он останется там: на
ночь.
- Хорошо! Мы не выбиваемся из расписания. Все идет по плану.
- Было бы неплохо узнать, о чем они там говорят. Мы могли бы это
обеспечить, сэр.
- Нет необходимости, Рейнолдс. Утренней смене оставьте следующую
инструкцию: связаться с Паркхерстом в министерстве военно-воздушного флота.
За летным офицером Холкрофт следует продолжать наблюдение, в том числе и во
время ее инспекционной поездки на лох-торридонские станции раннего
оповещения в Шотландии, если эту поездку возможно устроить без лишнего шума.
А теперь я ложусь спать. Спокойной ночи.
Глава 8
Лох-Торридон располагался к западу от северо-западных взгорий на
побережье узкого пролива, разделяющего материк и Гебридский архипелаг. Бухта
здесь была испещрена глубокими ущельями, по дну которых текли реки, берущие
начало высоко в горах; вода в них была ледяная, кристально чистая и часто
собиралась в небольшие заводи. Военный городок находился между берегом моря
и горами. Место было суровое. Отрезанное от всего мира, неуязвимое,
охраняемое вооруженными патрулями с собаками. В шести милях к северо-востоку
располагалась деревенька с единственной асфальтированной улицей, которая,
пробежав мимо нескольких магазинчиков, на окраине превращалась в проселок.
Горы были высокие, с кручами и обрывами, поросшими мощными деревьями и
густым кустарником. Здесь беженцы с континента и проходили суровую
физическую подготовку. Подготовка шла медленно и трудно. Сюда отправляли не
солдат, а бизнесменов, преподавателей, инженеров, не привыкших к физическим
нагрузкам.
Всех их объединяла ненависть к нацистам. Двадцать два курсанта были
выходцами из Австрии и Германии, кроме них - восемь поляков, девять
голландцев, семь бельгийцев, четыре итальянца и три грека. Пятьдесят три
некогда весьма респектабельных гражданина, которые несколько месяцев тому
назад сделали свой жизненный выбор.
Они знали, что когда-нибудь их вновь отправят на родину. Но, как
заметил Тиг, это была абстрактная цель. И подобное неопределенное, по
видимости незаметное участие в борьбе было неприемлемо для беженцев;
обитатели четырех казарм, расположенных в центре городка, начинали роптать.
По мере того как радио с пугающей частотой сообщало о новых и новых победах
немцев, росло разочарование.
Господи! Когда? Где? Как? Мы зря теряем время!
Начальник лагеря встретил Фонтина с немалой настороженностью. Это был
туповатый кадровый офицер, выпускник одной из школ оперативной подготовки
МИ-6.
- Не буду делать вид, будто мне все понятно, - сказал он при первой же
встрече. - Мне даны весьма туманные инструкции, но, вероятно, так и должно
быть. Вы проведете здесь недели три, пока бригадный генерал Тиг не даст нам
новых распоряжений, и будете обучаться вместе с нашими курсантами. Делать то
же самое, что и они, и ничего сверх того.
- Разумеется.
С этим Виктор вступил в мир Лох-Торридона. Странный, замкнутый мир, где
жизнь мало напоминала его прежнее существование... И, сам не зная почему, он
понял, что уроки Лох-Торридона належатся на воспитание Савароне и определят
всю его будущую жизнь.
Ему выдали обычное солдатское обмундирование и оружие - винтовку и
пистолет (без боеприпасов), штык от карабина с двойным лезвием, который
складывался как нож, - пакет первой помощи, одеяло-скатку. Виктор поселился
в казарме, где его приняли равнодушно, без расспросов и без любопытства. Он
быстро усвоил, что в Лох-Торридоне людей не связывают приятельские
отношения. Они жили своим недавним прошлым и не искали дружбы.
Дневные занятия были длинными и изнурительными, после заката курсанты
зубрили шифры, изучали секретные карты и спали, давая отдых ноющим телам. В
некотором смысле Лох-Торридон стал для Виктора продолжением памятных с
юности игр. Он вновь оказался в университете и соревновался с однокурсниками
на футбольном поле или в спортзале, боролся на матах или бегал на время.
Разница заключалась лишь в том, что его однокурсники в Лох-Торридоне были
совсем другими: многие из них оказались старше его, и никто даже не
подозревал, что это значит - быть Фонтини-Кристи. Он понял это из кратких
разговоров, и ему было легко держаться особняком, состязаясь с самим собой.
Это было жесточайшее состязание.
- Привет! Меня зовут Михайлович. - Парень улыбнулся и, тяжело дыша, сел
на землю. Он сбросил с плеч лямки рюкзака, и набитый полотняный мешок упал
на траву. Им дали десять минут отдыха между марш-броском и тактическими
маневрами.
- А меня Фонтин, - ответил Виктор. Этот парень был одним из двух
новобранцев, которые прибыли в лагерь на прошлой неделе. Ему было лет
двадцать пять - самый молодой курсант в лагере.
- Ты итальянец? Из третьей казармы?
-Да.
- А я серб. Первая казарма.
- Ты хорошо говоришь по-английски.
- Мой отец занимается экспортом в англоязычные страны. Вернее сказать,
занимался. - Михайлович вытащил пачку сигарет из кармана и протянул Виктору.
- Нет, спасибо, я только что одну выкурил.
- У меня все болит. - Серб усмехнулся и закурил. - Не представляю, как
старики это все выдерживают!
- Мы просто здесь дольше.
- Да я не тебя имею в виду. Других.
- Ну спасибо. - Виктор подумал: странно, что Михайлович жалуется. Он
был крепко сбитым, здоровым парнем с бычьей шеей и широкими плечами. И вот
что еще странно: он совсем не вспотел, а Фонтин весь взмок.
- Тебе удалось выбраться из Италии еще до того, как Муссолини сделал из
вас лакеев Гитлера?
-Да.
- Мачек сделает то же самое. Скоро все сбегут из Югославии, помяни мое
слово!
- Я не знал.
- Это пока что мало кто понимает. Мой отец понял. - Михайлович
затянулся сигаретой и, устремив взгляд в поле, добавил тихо: - Его казнили.
Фонтин с сочувствием взглянул на парня:
- Да? Это очень больно. Я знаю.
- Откуда? - Серб повернулся и удивленно посмотрел на него.
- Потом поговорим. Сейчас надо вернуться к занятиям. Мы должны
добраться до вершины вон той горы, пробежать через лес, так, чтобы нас не
засекли. - Виктор встал и протянул руку: - Мое имя - Витто... Виктор. А
твое?
Серб крепко пожал протянутую руку.
- Петрид. Греческое имя. У меня бабушка гречанка.
- Добро пожаловать в Лох-Торридон, Петрид Михайлович.
Постепенно Виктор с Петридом сработались. Да так Удачно, что сержант
даже выставлял их в паре против более опытных курсантов в упражнениях по
проникновению в охраняемый участок. Петриду позволили переселиться в казарму
Виктора.
Фонтину казалось, что ожил один из младших братьев: любопытный, часто
неловкий, но сильный и послушный. В каком-то смысле Петрид заполнил пустоту,
облегчил боль души. Если этим отношениям что-то Я мешало, то лишь
несдержанность серба. Петрид был разговорчив, засыпал Виктора вопросами,
много рассказывал о себе, о своей жизни и, видимо, ждал, что и Виктор
ответит ему тем же.
Но после известного предела Фонтин замолкал. Он просто не был
расположен к откровенности. Он разделил боль воспоминаний о Кампо-ди-Фьори с
Джейн и больше не собирался посвящать никого. Иногда ему даже приходилось
осаживать Петрида.
- Ты мой друг, а не духовник.
- У тебя был духовник?
- Вообще-то, нет. Это просто фраза.
- Но ведь твоя семья была набожна? Наверняка.
- Почему?
- Ведь твое настоящее имя Фонтини-Кристи. То есть "Фонтины Христа".
- Да, на языке многовековой давности. Но мы не религиозны в
общепринятом смысле слова. Уже давно.
- А я очень, очень религиозен.
- Это твое право.
Прошла пятая неделя, а от Тига все еще не было ни";
каких известий. Фонтин даже забеспокоился: уж не забыл ли тот про него.
Может быть, у МИ-6 появились сомнения относительно идеи "развала любой
ценой". Как бы то ни было, жизнь в Лох-Торридоне отвлекала его от
саморазрушительных воспоминаний, он niiaa чувствовал себя сильным и ловким.
Руководители лагеря назначили на этот день тренировочный курс
"длительного преследования". Четыре казармы должны были действовать
раздельно: каждая группа направлялась в лес под углом в сорок пять градусов
от соседей и уходила на десять миль в глубь территории Лох-Торридона. Двоим
курсантам из каждого барака давалось пятнадцать минут, затем в погоню за
ними устремлялись остальные. Двое ушедших вперед должны были как можно
дольше водить преследователей за нос.
Сержанты, естественно, отбирали для пары "беглецов" лучших курсантов.
Виктор и Петрид стали первой парой из третьей казармы.
Они побежали по каменистому склону к лох-торридонскому лесу.
- Скорее! - приказал Фонтин, как только они вошли в густой лиственный
лес. - Идем влево. И запомни: грязь, наступай прямо в грязь и ломай побольше
веток.
Они пробежали ярдов пятьдесят, ломая кусты, шлепая ногами по сырой
полоске мягкой земли, которая петляла сквозь лес. Виктор отдал второй
приказ:
- Стоп. Хватит. А теперь доведем следы до сухой почвы... Так, хорошо. А
теперь шагай назад, точно след в след. По земле... Хорошо. Отсюда бежим
назад.
- Назад? - изумился Петрид. - Куда?
- К опушке. К тому месту, где мы вошли в лес. У нас есть еще восемь
минут. Времени достаточно.
- Для чего? - Серб смотрел на своего друга так, словно Фонтин внезапно
потерял рассудок.
- Чтобы взобраться на дерево. И спрятаться. Виктор выбрал высокую
сосну, быстро взобрался на дерево. Петрид полез за ним. Его мальчишеское
лицо раскраснелось. Они добрались почти до самой верхушки и закрепились по
разные стороны ствола. Густые ветви их скрывали, зато местность внизу
отлично просматривалась.
- У нас в запасе еще минуты две, - прошептал Виктор, взглянув на часы.
- Отодвинь тонкие ветки. Прочно обопрись.
Через две с половиной минуты их преследователи пробежали внизу под
сосной. Фонтин наклонился к молодому сербу:
- Дадим им еще тридцать секунд и спустимся вниз. Побежим к
противоположной стороне горы. Там ее склон выходит на ущелье. Отличное
укрытие.
- И будем на расстоянии брошенного камня от старта, - усмехнулся
Петрид. - Как ты додумался?
- У тебя, видно, не было братьев, с которыми ты играл в детстве? Прятки
были нашей любимой игрой. Улыбка сползла с лица Михайловича.
- У меня много братьев, - сказал он загадочно и отвернулся.
Сейчас было некогда обдумывать замечание Петрида. Да и не хотелось. В
последние семь-восемь дней этот серб вообще вел себя довольно странно. То
дурачился, то впадал в тоску и постоянно задавал вопросы, слишком
откровенные для полуторамесячного знакомства. Фонтин посмотрел на часы:
- Я спущусь первым. Если никого не замечу, потрясу ветками. Это будет
сигнал слезать.
Оказавшись на земле, Виктор и Петрид пригнулись и побежали к востоку от
опушки, к подножию горы. Через триста ярдов с противоположной стороны горы
начинался каменистый склон, который переходил в узкое ущелье: от
землетрясения или сошедшего ледника миллионы лет назад образовалось
естественное убежище. Они пробрались к нему буквально по краю пропасти.
Тяжело дыша, Фонтин уселся на корточки, прислонившись к утесу. Он расстегнул
карман гимнастерки и достал пачку сигарет. Петрид сел перед ним, свесив ноги
с утеса. Их укрытие было семи футов в ширину и не более пяти в глубину.
Виктор снова посмотрел на часы. Теперь разговаривать шепотом было совсем не
обязательно.
- Через полчаса переползем через хребет и удивим наших лейтенантов.
Сигарету?
- Нет, не надо, - грубо ответил Михайлович. Он сидел спиной к Фонтину.
Невозможно было не услышать злости в его голосе.
- Что случилось? Ты ушибся? Петрид обернулся, бросил на Виктора
пронзительный взгляд.
- Фигурально выражаясь - да.
- Не буду пытаться это разгадать. Ты или ушибся, или нет. Мне нет дела
до фигуральных выражений! - Фонтин решил, что если Михайлович переживает
один из своих обычных периодов депрессии, то можно и помолчать. Он уже начал
подозревать, что за наивностью Петрида Михайловича скрывается душевная
неуравновешенность.
- Ты выбираешь только то, что тебя интересует, не так ли, Виктор? Ты
отключаешь мир, когда заблагорассудится! Щелк - и вокруг пустота. Ничто! -
Серб не спускал с Фонтина глаз.
- Успокойся. Полюбуйся пейзажем, выкури сигарету и оставь меня в покое.
Ты мне начинаешь надоедать.
Михайлович медленно повернулся, по-прежнему пристально глядя на
Виктора.
- Ты не имеешь права так просто от меня отмахнуться. Не можешь! Я
поведал тебе все свои тайны. Открыто, по собственной воле. Теперь ты должен
поведать мне свои.
Фонтин посмотрел на серба с внезапно зародившимся подозрением.
- Мне кажется, ты неправильно толкуешь наши отношения. Или, может быть,
я неправильно истолковал твои пристрастия.
- Ты меня оскорбляешь...
- Только проясняю ситуацию.
- Мое время вышло! - Петрид повысил голос, но глаза его остались такими
же - немигающе-неподвижными, дикими. - Ты же не слепой и не глухой. Ты
только притворяешься!
- Пошел вон отсюда! - сказал Виктор сухо. - Возвращайся к старту. Иди к
сержантам. Тренировка окончена.
- Мое имя, - прошептал Михайлович. Он подогнул под себя правую ногу,
все его могучее тело напряглось. - С самого начала ты сделал вид, что оно
для тебя ничего не значит! Петрид!
- Да, это твое имя. Я принял его к сведению.
- И ты раньше никогда его не слышал? Ты это хочешь сказать?
- Если и слышал, какая разница?
- Лжешь! Так звали священника! И ты знал этого священника! - Он уже
кричал: это был крик отчаяния.
- Я знал многих священников. Но ни одного, кого бы звали так...
- Священник с поезда! Человек, преданный славе Бога! Кто шел стезей Его
священных деяний! Ты не можешь, не должен отринуть его!
- Матерь Божья! - воскликнул Фонтин чуть слышно, пораженный внезапной
догадкой. - Поезд. Поезд из Салоник!
- Да! Священный поезд! Рукописи - кровь и душа единственной неподкупной