Лалэм Р.. Близнецы-соперники

чокнутых, он терпеть не мог тех, кто сует взятки. Нет, неверно. Тех, кто
берет взятки, он презирал еще больше. Они везде. Заседают в советах
директоров, играют в гольф в Джорджии и в Палм-Спрингс, веселятся в
загородных клубах Эванстона и Гросс-Пойнта. Они же запродались с потрохами!
Полковники, генералы, командующие армиями, адмиралы. Весь военный
истеблишмент пронизан сверху донизу новейшей разновидностью воров. Люди,
которые весело подмигивают, улыбаются и ставят свои подписи на
рекомендательных заключениях комитета по вооружениям, дают санкции на
поставки, на заключение новых контрактов, на превышение бюджетных смет. Ибо
рука руку моет. Сегодняшний бригадный генерал завтра становится
"консультантом фирмы" или "представителем администрации".
Боже, как же он всех их ненавидит! Неудачников, коррумпированных
генералов, чиновников-ворюг...
Вот почему они и создали "Корпус наблюдения". Небольшая группа
избранных офицеров, которым до смерти надоели всеобщая апатия, коррупция и
продажность на всех уровнях власти в вооруженных силах. "Корпус наблюдения"
был ответом - лекарством, долженствующим исцелить болезнь. "Корпус
наблюдения" занимался сбором сведений об армейских торговых
операциях от Сайгона до Вашингтона. Сводил все данные воедино: имена, даты,
тайные связи, незаконные доходы.
К черту так называемые соответствующие инстанций, к черту субординацию.
К черту генеральную инспекцию! И министра обороны. Кто может сегодня
поручиться за высшее командование? А за генеральную инспекцию? А кто,
находясь в здравом уме, может поручиться за гражданских чиновников?
Они никому не доверяли. Они все сделают сами. Каждый генерал, каждый
бригадный генерал или адмирал - всякий, кто хоть в малейшей степени чем-то
себя запятнал, будет выведен на чистую воду, и всем будет предъявлен счет за
их преступления.
"Корпус наблюдения". Вот чем они занимались. Когорта лучших боевых
офицеров. Когда-нибудь они придут в Пентагон и возьмут бразды правления в
свои руки. Никто не посмеет встать у них на пути. Обвинения "Корпуса
наблюдения" будут висеть дамокловым мечом над головами высшего генералитета.
Меч упадет, если генералы не уступят своих кресел людям из "Корпуса
наблюдения". Пентагон принадлежит им. Они вновь вернут ему истинное
предназначение. И мощь. По праву.
Адриан Фонтин облокотился на стойку бара и слушала жаркий спор молодых
студентов, чувствуя на себе взгляд брата. Он посмотрел на Эндрю: в холодных
глазах майора сверкало извечное его презрение - и перевел взгляд на
приближающегося Эла Уинстона, который, подняв стакан, приветствовал его.
Эндрю уже и не скрывает своего презрения, подумал Адриан. Братец
растерял всю свою знаменитую невозмутимость. В последнее время его все
больше и больше раздражают окружающие.
Боже, как они отдалились друг от друга! А ведь когда-то были очень
близки. Братья, близнецы, друзья. Созвездие Близнецов. Близнецы - лучшие из
лучших. Какая славная была парочка. Но вот в какой-то момент, когда они уже
были подростками и учились в средней школе, все начало меняться. Эндрю тогда
стал думать, что он лучше, чем просто лучший из лучших. А вот Адриан все
больше сомневался в своем превосходстве над другими. Эндрю не ставил под
сомнение свои способности, а Адриан опасался, что обладает не многим.
Но теперь-то он уже не сомневался.
Он прошел через период неуверенности и сомнений и нашел себя в жизни.
Во многом благодаря самоуверенному брату-солдату.
И сегодня, в день их рождения, ему придется подойти к брату и задать
несколько неприятных вопросов. Вопросов, связанных с источником могущества
Эндрю. Его положения в военном корпусе.
Корпус? Это правильное слово. Только корпус особый.
"Корпус наблюдения" - вот что они обнаружили. В списке фигурировало и
имя его брата. Восемь невесть что возомнивших о себе офицеров из богатых
семей, которые собирали компрометирующие сведения о генералитете ради своих
тайных замыслов. Кучка офицеров, решивших, что им удастся подчинить себе
Пентагон путем чистейшей воды шантажа. Ситуация могла бы показаться просто
комичной, если бы не улики, собранные "Корпусом наблюдения". И Пентагон
уязвим для страха. "Корпус наблюдения" был опасен и подлежал уничтожению.
И они приступили. Генералы дали санкцию военным юристам вызвать всех
подозреваемых для дачи показаний и попросили не поднимать шума. Возможно,
сейчас не время для разоблачительных процессов и длительных сроков
заключения. Многие были виновны, а мотивы преступления слишком запутаны. Но
было поставлено одно непременное условие: "Выгнать этих зарвавшихся
молодчиков из наших рядов. Очистить наш армейский дом".
Господи! Вот ирония судьбы! В Сан-Франциско Эндрю забил тревогу во имя
устава, во имя закона. Теперь спустя семь лет, тревогу забил он, Адриан. Не
так громко, но, как ему казалось, во имя закона не менее сурового. Им
предъявили обвинение в попытке воспрепятствовать деятельности органов
правосудия.
Многое изменилось. Девять месяцев назад он был помощником прокурора в
Бостоне, радуясь тому, что занимается тем, чем занимается, создавая себе
репутацию, которая открыла бы перед ним любые пути. Создавая ее собственными
силами. Ему ничего не свалилось с неба только потому, что он был Адрианом
Фонтином, сыном Виктора Фонтина, владельца "Фонтин лимитед", или братом
славного воина, знаменитого вест-пойнтского выпускника майора Эндрю Фонтина.
А потом в начале октября ему позвонил человек и попросил о встрече. Они
встретились в-"Копли-баре" часов в шесть. Незнакомец оказался чернокожим,
его звали Джеймс Невинс. Он тоже был юристом и рабе тал в министерстве
юстиции в Вашингтоне.
Невинс был доверенным лицом группы государственных юристов, которые
некогда погорели на политических интригах министерства юстиции. Фраза
"Звонят из Белого дома" в те времена означала, что от них требуют совершить
очередную махинацию. Юристы были не на шутку взволнованы. Все эти махинации
неминуемо грозили превратить страну в полицейское государство.
Юристам нужна была помощь. Извне. Им нужен был кто-то, кому они могли
бы передать имеющуюся у них информацию. Кто-то, кто мог бы трезво оценить
факты, кто мог бы создать и возглавить координационной центр - тайное место
их встреч и консультаций.
Кто-то, кого нельзя было бы запугать. По вполне очевидным причинам на
эту роль подходил Адриан Фонтин. Согласится ли он?
Адриану не хотелось уезжать из Бостона. У него auea отличная работа, у
него была девушка. Мозги у нее, правда, немного набекрень, но девушка
замечательная - он ее очень любил. Барбара Пирсон, доктор философии,
профессор антропологии в Гарварде. Заливистый смех. Светло-каштановые
волосы. Темно-карие глаза. Они жили вместе уже полтора года. Ему трудно было
бы покинуть ее. Но Барбара собрала ему чемодан и отправила в аэропорт,
понимая, что ехать необходимо.
Как и тогда - семь или восемь лет назад. Тогда ему тоже пришлось
покинуть Бостон. Его охватила глубокая депрессия. Богатый сын влиятельного
отца, брат-близнец офицера, которого во всех сводках с полей сражений
называли одним из талантливейших молодых военных.
Что же ему оставалось? Кто он такой? Что ждет его?
И он сбежал - сбежал от ловушек, подстерегающих его на жизненном пути,
чтобы понять, чего он может добиться сам. Это было его - и только его -
решение. Он переживал это как личную драму и никому не мог объяснить, что с
ним происходит. И его скитания завершились в Сан-Франциско, где шла битва,
смысл и цели которой ему были понятны. Где он мог помочь. Пока не вмешался
славный воин и все не испортил...
Адриан улыбнулся, вспомнив утро после той ужасной ночи в Сан-Франциско.
Он тогда напился вусмерть и очнулся в доме одного адвоката на мысе
Мендосино, далеко за пределами Сан-Франциско. Он чувствовал себя
отвратительно, его рвало.
- Если ты действительно тот, за кого себя выдаешь, - сказал ему адвокат
из Мендосино, - то можешь добиться куда большего, чем все мы вместе взятые.
Черт побери, мой папаша был дворником в мелкой корпорации.
И в течение последующих семи лет Адриан старался вовсю. Но он понимал,
что все в его жизни только начинается.
- Это же конституционное противоречие! Не правда ли, Адриан?
- Что? Извини, я не слушал. Что ты говоришь? Студенты, жарко спорящие о
чем-то у бара, замолкли. Теперь все глаза устремились на него.
- Свободная пресса против предвзятости обвинения, - сказала, запинаясь,
девушка с горящими глазами.
- Мне кажется, это "серая зона", - ответил Адриан. - То есть тут нет
стандартных подходов. В каждом конкретном случае надо выносить конкретное
решение.
Но молодым показались недостаточными его объяснения, и они загалдели,
возобновив спор.
"Серая зона". Сайгонский "Корпус наблюдения" тоже был "серой зоной"
всего лишь несколько недель назад. В Вашингтоне распространились слухи о
группе молодых офицеров, которые постоянно шантажировали рядовых в доках и
на складах, требуя от них копий документов на доставляемые и отправляемые
грузы. Вскоре после этого, при рассмотрении в суде дела о нарушении
антимонопольного законодательства, истец заявил, что документа были украдены
из сайгонского офиса корпорации - Другими словами, улики были добыты
незаконным путем? Дело пришлось прекратить.
В министерстве юстиции заинтересовались, не существует ли связи между
этой таинственной группой офицеров, которые выколачивают накладные, и
корпорациями, имеющими контракты с Пентагоном. Неужели ли военные зашли
настолько далеко? Этого подозрения было достаточно, чтобы направить Джима
Невинса в Сайгон.
И негр-юрист нашел, что искал. На складе грузового порта в Фантхьете.
Там какой-то офицер тайно снимал копии с секретной информации о военных
поставках. На офицера нажали, и он во всем признался. Так было раскрыто
существование "Корпуса наблюдения". В нем состояли восемь офицеров.
Пойманный офицер знал имена только семерых. Восьмой сидит в Вашингтоне. Вот
и вей что он знал.
Список офицеров открывал Эндрю Фонтин.
Ишь ты, "Корпус наблюдения". Остроумные ребята, думай Адриан. То, что
нужно этой стране: штурмовики, мечтающие о спасении нации.
Семь лет назад в Сан-Франциско брат ни словом не намекнул ему о
предстоящей операции, и сирены завыли в Хейт-Эшбери среди ночи. Адриан
поступит более великодушно... Он даст Эндрю пять дней. Не будет ни сирен, ни
беспорядков... и восьмилетнего тюремного срока не будет. Но доблестному
майору Эндрю Фонтину придется расстаться с армией.
И хотя работы в Вашингтоне еще было невпроворот, он вернется в Бостон.
К Барбаре.
Он устал, и ему противно то, что предстоит сделать в ближайший час.
Просто мучительно. Ведь как бы там ни было, Эндрю все-таки его брат.
Ушли последние гости. Оркестранты складывали инструменты. Официанты
убирали столы и подметали лужайку. Небо помрачнело: с наступлением темноты
со стороны океана набежали низкие темные тучи.
Адриан пересек лужайку и спустился по ступенькам к эллингу. Там его
ждал Эндрю: Адриан попросил брата встретиться у стоянки яхт.
- С днем рождения, стряпчий! - сказал Эндрю, завидев Адриана. Он стоял
у стены эллинга, скрестив руки на груди, и курил.
- И тебя, - ответил Адриан, остановившись у края мостков. - Заночуешь?
- А ты?
- Пожалуй, да. Старик наш что-то плох.
- Тогда я не останусь, - заключил майор. Адриан помолчал, хотя знал:
брат ждет, что он скажет. Он пока не знал, как начать, поэтому, чтобы
выиграть время, огляделся вокруг.
- Мы тут с тобой когда-то здорово духарились.
- Хочешь удариться в воспоминания? Ты меня для этого сюда позвал?
- Нет... Если бы все было так просто. Майор швырнул окурок в воду.
- Я слышал, ты уехал из Бостона. Теперь в Вашингтоне?
- Да. Ненадолго. Все думаю, когда же мы встретимся.
- Вряд ли, - сказал, улыбаясь, майор, - наши пути не пересекаются. Ты
работаешь на фирму?
- Нет. Можно сказать, консультирую.
- Это лучшее занятие для Вашингтона. - В голосе Эндрю послышались нотки
презрения. - И кого же ты консультируешь?
-Кое-кого, кто весьма и весьма озабочен...
- А, группа местных потребителей. Что же, очень мило. - Это прозвучало
как оскорбление. - Молодец.
Адриан внимательно смотрел на брата. Майор тоже не спускал с него глаз.
- Сейчас тебе лучше послушать, Эндрю. Тебе грозит беда. И я тебе не
смогу помочь. Просто не смогу. Я хочу тебя предупредить.
- О чем это ты, черт возьми? - тихо спросил майор.
- Некий офицер в Сайгоне сделал признание нашим людям. У нас есть
подробный отчет о деятельности группы восьми офицеров, которые именуют себя
"Корпусом наблюдения".
Эндрю шарахнулся к стене. Его лицо исказилось, кулаки разжались, снова
сжались. Он словно окаменел.
- Кто это "мы"? - еле слышно спросил он.
- Ты скоро узнаешь. Из судебной повестки.
- Повестки?
- Да. Повестка будет направлена из министерства юстиции, из управления
по проверке деятельности профессиональных служб. Я не стану называть тебе
конкретные имена адвокатов, но скажу, что твое имя открывает список членов
"Корпуса наблюдения". Мы знаем, что вас восемь. Семь имен нам уже известны.
Восьмой работает в Пентагоне. В отделе военных поставок. Мы найдем его.
Эндрю неподвижно стоял, прижавшись к стене. Он не шевелился, только
желваки ходили под кожей. И снова он заговорил тихим спокойным голосом:
- Что же вы натворили? Что вы, сволочи, натворили...
- Остановили вас, - просто сказал Адриан.
- Да что ты знаешь? Что тебе наплели?
- Правду. У нас нет оснований не верить.
- Для повестки нужны доказательства.
- Нужен вероятный мотив. У нас он есть.
- Одно признание? Да это же чушь!
- Будут и другие. Но сейчас это не важно. Вам крышка.
Эндрю успокоился. Он заговорил, как ни в чем не бывало.
- Офицеры недовольны. Во всех гарнизонах офицеры постоянно выражают
недовольство!
- Но не такими же методами! Граница между недовольством и шантажом
отнюдь не зыбкая. Есть вполне четкая грань. И вы ее переступили,
- Кого это мы шантажировали? - быстро спросил Эндрю. - Никого!
- Вы вели записи, утаивали улики. Намерения очевидны. Все это изложено
в показаниях того сайгонского офицера.
- Записей не существует!
- Перестань! Где-то они спрятаны, - устало сказал Адриан. - Но
повторяю: сейчас это не важно. Вам все равно крышка.
Майор шевельнулся. Он глубоко вдохнул и расправил плечи.
- Послушай меня, - тихо и напряженно произнес он. - Ты сам не
понимаешь, что делаешь. Вот ты сказал, что консультируешь каких-то
озабоченных чиновников. Мы оба знаем, что это такое. Мы же Фонтины. Они же
ни черта не боятся, когда у них есть мы.
- Я так не считаю, - вставил Адриан.
- Но это так! - закричал майор. И, понизив голос, продолжал: - Тебе
незачем объяснять мне, чем ты занимаешься, это уже сделали бостонские
газеты. Ты прищучиваешь больших боссов, монополистов, как вы их называете.
Что ж, отлично. Ну а что же, по-твоему, делаем мы? Мы тоже их прищучиваем.
Если вы разрушите "Корпус наблюдения", вы уничтожите лучшую офицерскую
молодежь в армии, вы уберете тех, кто хочет вычистить весь мусор! Не делай
этого, Адри. Лучше присоединяйся к нам! Я не шучу.
- Присоединиться к вам? - недоуменно переспросил Адриан. И добавил
тихо: - Да ты с ума сошел. С чего ты взял, что это хоть сколько-нибудь
возможно?
Эндрю, не спуская глаз с брата, отошел от стены.
- Потому что мы стремимся к одному и тому же.
- Нет,
- Да ты только подумай! Монополия, исключительное право, исключительные
интересы. Ты талдычишь об этом на каждом углу. Я же читал твое заключение по
делу "Теско".
- Это совсем другое. Одна крупная компания подбирает под себя
производство и рынок в какой-то области, где нужен простор для конкуренции.
Но вы-то к чему стремитесь?
- Ты употребляешь этот термин в отрицательном смысле, потому что ты так
его понимаешь. Ладно. Пусть будет так. Но уверяю тебя: на дело можно
взглянуть и с другого бока. Монополисты защищают свои интересы. Мы тоже
защищаем интересы, только не свои. Нам самим ничего не нужно. Наши интересы
- это интересы страны, и у нас огромные возможности. Мы занимаем такое
положение, что можем что-то сделать. И я это делаю. Ради всего святого, не
мешай мне!
Адриан отвернулся и отошел от брата по влажным скользким мостикам
эллинга, уходящим в открытое море. Волны прибоя били в опоры эллинга.
- Ты, Энди, красиво излагаешь. Ты всегда был очень красноречивым,
самоуверенным и упрямым, но теперь это не сработает. - Он взглянул на
майора. - Ты вот говоришь, что вам ничего не надо. Думаю, что надо. Нам
обоим что-то надо. Но то, чего хочешь ты, пугает меня. Я очень хорошо
представляю себе, что в твоем понимании является "достойным". И, честно
говоря, меня это страшно пугает. Этого твоего заявления о "лучших
молодых офицерах", берущих под свой контроль военную
промышленность страны, достаточно, чтобы я побежал в библиотеку конгресса и
перечитал нашу Конституцию!
- Это дурацкая болтовня! Ты же их даже не знаешь!
- Я знаю, какими методами они действуют - и ты вместе с ними. И если
тебе будет от этого легче, то, что ты сделал тогда в Сан-Франциско, было не
лишено смысла. Мне это очень не понравилось, но я воздаю тебе должное. -
Адриан стал возвращаться по мосткам. - Сейчас ты просто потерял голову,
поэтому я тебя и предупреждаю. Постарайся спасти свою шкуру. Постарайся как
можно изящнее выйти из игры.
- Ты меня не запугаешь, - зло сказал Эндрю. - У меня лучший послужной
список среди офицеров. А ты кто такой? Получил какое-то вшивое признание от
офицеришки, сбрендившего под бомбежкой в зоне боевых действий. Чушь собачья!
- Ну, тогда я тебе скажу открытым текстом. - Адриан остановился у
открытой двери эллинга и повысил голос. - Через пять дней - в следующую
пятницу, чтобы быть точным, - будет подписана повестка военной коллегии. До
конца недели будут обсуждаться способы урегулирования. Тут есть что
обсуждать. Но одно условие окончательно. Тебя отправят в отставку. Всех вас.
Майор метнулся вперед, замер на краю мостков, словно собираясь прыгнуть
на своего врага. Он сдержался; отвращение и ярость накатывали на него
волнами.
- Я бы... мог... убить тебя, - прошептал Эндрю. - Я тебя презираю.
- Я так и думал, - ответил Адриан, зажмурился и устало потер глаза. -
Отправляйся лучше в аэропорт, - продолжал он, глядя на брата. - Тебе многое
предстоит сделать. Я предлагаю тебе начать с так называемых улик, которые вы
припрятали. Мы знаем, что вы их копили года три. Передайте их куда следует.
В злобном молчании майор проскочил мимо Адриана и в два прыжка оказался
на лестнице. Он побежал вверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки.
Адриан поспешно взбежал за ним и окликнул брата, когда тот уже шел по
лужайке:
- Энди!
Майор остановился. Но не обернулся, не ответил. И юрист продолжал:
- Я восхищаюсь твоей выдержкой и силой. Всегда восхищался. Как
восхищался и силой отца. Ты его частица, но ты - это не весь он. Ты кое-что
упустил, и я хочу, чтобы мы поняли друг друга. Ты воплощаешь собой все, что
я считаю опасным. И полагаю, это означает, что я тебя тоже презираю.
- Мы поняли друг друга, - ровным голосом сказал Эндрю. И пошел к дому.
Глава 19
Музыканты и официанты ушли. Эндрю отвезли в аэропорт "Ла Гардия". Он
спешил на девятичасовой самолет в Вашингтон.
После отъезда брата Адриан еще полчаса пробыл на пляже в полном
одиночестве. Наконец он вернулся в дом, чтобы поговорить с родителями. Он
сказал, что хотел сначала переночевать, но теперь решил тоже уехать. Ему
надо возвращаться в Вашингтон.
- Что же ты не поехал с братом? - спросила Джейн.
- Сам не знаю, - ответил Адриан тихо. - Как-то не подумал.
Они попрощались.
Когда он ушел, Джейн вышла на террасу, держа в руках доставленное
священником письмо. Она протянула его мужу, не сумев скрыть тревоги.
- Вот, тебе принесли. Часа три назад. Священник. Сказал, что он из
Рима. f
Виктор молча взглянул на жену, его молчание было красноречиво. Потом он
спросил:
- Что же ты не отдала мне его раньше?
- Потому что сегодня день рождения твоих сыновей.
- Они чужие друг другу, - ответил Фонтин, бери конверт. - Они оба -
наши сыновья, но они очень не похожи.
- Скоро все будет по-другому. Вот кончится война...
- Надеюсь, что ты права, - ответил Виктор, вскрыл конверт и достал
письмо. Несколько страниц мелкого, но разборчивого почерка. - У нас есть
знакомый по имени Альдобрини?
- Как?
- Гвидо Альдобрини. Письмо от него. - Фонтин показал ей подпись на
последней странице.
- Что-то не припоминаю, - сказала Джейн, садясь на стул рядом с мужем и
глядя на мрачное вечерне небо. - Ты разберешь? Темнеет...
- Ничего, света достаточно. - Виктор сложил страницы по порядку и начал
читать:
"Синьор Фонтини-Кристи!
Вы меня не знаете, хотя много лет назад мы встречались. Я заплатил за
ту встречу лучшей частью своей жизни. Более четверти века я провел в
Трансваале в заточении за совершенный мною мерзкий поступок. Я и пальцем вас
тогда не тронул, но наблюдал за происходящим и не возвысил свой голос о
милосердии, что было недостойным и греховным делом.
Да, синьор, я был в числе тех священников, которые под водительством
кардинала Донатти появились на рассвете в Кампо-ди-Фьори. Ибо мы поверили,
что совершаем благое деяние ради сохранения Христовой Матери-Церкви на
земле; кардинал уверил нас, что нет ни законов Божьих или людских, ни
милосердия, могущих встать между нашими деяниями и священной обязанностью
защитить Божью Церковь. Наш священнический долг и монашеские обеты о
послушании - не только нашим руководителям, но и высшему авторитету совести
- были извращены всесильным кардиналом Донатти. Я провел эти двадцать пять
лет, силясь все осмыслить, но это уже другой рассказ, неуместный здесь. Надо
было знать кардинала лично, чтобы понять.
Я лишен сана. Недуги, подстерегающие человека в африканских джунглях,
уже заявили о себе, и, благодарение Господу, я не убоюсь смерти. Ибо я отдал
всего себя покаянию. Я замолил свои грехи и терпеливо дожидаюсь суда
Господа.
Но, прежде чем я предстану пред очи нашего Господа, я бы хотел довести
до вашего сведения информацию, утаить которую будет не меньшим грехом, чем
тот, за который мне уже воздалось.
Дело Донатти продолжается. Некий человек, один из трех священников,
лишенных сана и отправленных за решетку по приговору гражданского суда за
нападение на вас, вышел на свободу. Как вам должно быть известно, Другой
покончил с собой, третий умер от болезней в тюрьме. Человек же, уцелевший и
вышедший из тюрьмы по причинам мне неведомым, вновь посвятил себя поиску
пропавших рукописей из Салоник. Я сказал - по причинам мне неведомым, ибо
кардинал Донатти был скомпрометирован и не пользовался доверием в высших
кругах Я Ватикана. Греческие документы не в силах поколебать устои Святой
Матери-Церкви. Божественное откровение не может быть оспорено писаниями руки
смертного,
Сей лишенный сана священник называет себя Энричи Гаэтамо. Он упорствует
в ношении сутаны, которую апостольским указом ему запрещено надевать. По
моему разумению, годы, проведенные им в исправительном учреждении, ни в
малой степени не способствовали просветлению его души и не указали ему пути
милостивого Христа. Напротив, сколько я мог судить, он представляет собой
новое воплощение Донатти. Его следует опасаться.
В настоящее время он прилагает усилия, чтобы добыть хоть малейшие
крупицы сведений о поезде из Салоник, отправившемся в путь тридцать три года
тому назад. Он уже объездил большую территорию, начал с сортировочной
станции в Эдесе, побывал на Балканах, обследовал все железнодорожные пути в
районе Монфальконе вплоть до северных пределов Альп. Он разыскивает всех,
кто когда-либо был знаком с сыном Фонтини-Кристи. Он одержим своей
маниакальной идеей. И он принимает заветы Донатти. Нет такого закона, ни
Божьего, ни человеческого, который мог бы совратить его с пути
"паломничества ко Христу", как он это называет. И ни одной душе он не
открывает цели своего путешествия. Но я-то знаю, а теперь вот и вы тоже.
Вскоре мне предстоит покинуть сей мир.
Гаэтамо живет в небольшой охотничьей сторожке в гоpax близ Варесе.
Убежден, что близость к этому месту Кампо-ди-Фьори не ускользнула от вашего
внимания.
Это все, что мне известно. То, что он попытается каким-то образом
разыскать вас, мне совершенно очевидно. Молюсь, чтобы вас предупредили
заранее, и да пребудете вы в руке Божией.
В горести и вине за мое прошлое остаюсь ваш. Гвидо Альдобрини".
Над водой вдалеке раздался раскат грома. Фонтин даже пожалел, что
символика получилась такой прямолинейной.
Теперь все небо над ними заволокло тучами, солнце село, заморосил
дождь. Он обрадовался перемене погоды и взглянул на Джейн. Она не спускала с
него глаз, каким-то образом ей передалась овладевшая им тревога.
- Иди в дом, - сказал он. - Я скоро приду.
- А письмо...
- Конечно, - ответил он на ее невысказанный вопрос, сложил письмо в
конверт и отдал ей. - Прочти.
- Ты вымокнешь до нитки. Сейчас хлынет ливень.
- Дождь освежает. Ты же знаешь, я люблю дождь. - Он улыбнулся ей. -
Потом, когда прочитаешь письмо, помоги мне снять корсет, и поговорим.
Она постояла рядом некоторое время, он ощущал на себе ее взгляд. Но,
как обычно, она оставит его одного, раз он просил.