Страница:
Квинт покачал головой.
— Нет, не думаю, — ответил он. — Скорее всего у них где-то есть конспиративная квартира или в бухте стоит одно из их судов. Так или иначе, когда ему необходимо переоденься, они предоставляют ему все, что нужно.
Кайл покосился на него краешком глаза.
— Знаете, — сказал он, — я уверен, вы смогли бы прекрасно работать в M5. У вас склонность к такого рода деятельности.
— Что ж, это могло бы стать для меня занятным хобби, — усмехнулся Квинт. — Вселенский шпионаж это, конечно, хорошо, но мне неплохо и там, где я сейчас работаю. Мое настоящее призвание — отдел экстрасенсорики. А вот если бы наш Долгих был экстрасенсом, тогда мы столкнулись бы с серьезными трудностями.
Кайл быстро взглянул на Квинта и успокоился.
— Но он им не является. В противном случае мы легко вычислили бы его без помощи Брауна. Нет, он один из специалистов по слежке, и, надо признаться, хорошо знает свое дело. Поначалу я думал, что он занимает какую-нибудь высокую должность, но вполне возможно, что это задание — самое серьезное, которое он когда-либо получал.
— На вашем месте я не стал бы так уверенно называть его мелкой сошкой. Он человек достаточно высокого ранга, если его имя зарегистрировано в компьютере у Брауна.
Долгих было едва за тридцать. Сибиряк по рождению, из семьи комсомольских работников, он вырос убежденным коммунистом, для которого не существовало в жизни ничего, кроме партии и государства. Он получил хорошую подготовку и даже преподавал в ГДР, Болгарии, Палестине и Ливии. Он был специалистом по оружию (особенно по вооружениям стран Запада), а также по саботажу, терроризму, допросам и слежке. Помимо русского он мог говорить на ломаном итальянском, довольно бегло по-немецки и по-английски. Но его истинным коньком было убийство. Тео Долгих был хладнокровным убийцей.
Благодаря плотному телосложению Долгих издали мог показаться не слишком высоким и полным. На самом деле рост его составлял пять футов и десять дюймов, а вес — около шестнадцати стоунов. Ширококостный, с тяжелым подбородком и круглым, луноподобным лицом, над которым неровной копной вились черные волосы, Долгих казался очень массивным. В московской школе боевых искусств его инструктор-японец часто говорил:
— Товарищ, вы слишком тяжелы для этого вида борьбы. Ваше телосложение лишает вас быстроты и ловкости. Вам лучше бы заниматься борьбой сумо. В то же время в вас практически нет жира — одни мышцы, и это очень хорошо. Поскольку обучать вас искусству самозащиты — пустая трата времени, я лучше сосредоточу внимание на методах убийства. Уверен, что физически и морально вы для этого больше подходите.
Вот и теперь, приблизившись к объектам слежки, в то время как они входили в лабиринт улочек и переулков портового района. Долгих почувствовал, что кровь в нем вскипела и ему очень захотелось выполнить привычную для него работу. О, с каким удовольствием он убил бы эту парочку после гонок прошлой ночью! И сделать это было бы очень просто. Они, казалось, были полностью поглощены изучением одного из самых небезопасных районов города.
Шедшие ярдах в тридцати впереди него Кайл и Квинт вдруг резко свернули на вымощенную камнями улочку, по обеим сторонам которой стояли высокие дома, почти не позволявшие проникать туда свету. Долгих ускорил шаги и вскоре ступил в сумерки, царившие на грязной улочке, где мусор и отходы не убирались уже дня четыре, а то и пять. Во многих местах стоявшие друг против друга дома соединяли арки. После бурного вечера пятницы жители района еще спали. Если бы в задачу Долгих входило убийство этих двоих, лучшего места было не найти.
Шаги эхом отдавались в тишине. Русский агент прищурился, стараясь рассмотреть в сумерках две темные фигуры, скрывающиеся за поворотом. Секунду помедлив, он бросился следом, но вдруг почувствовал чье-то молчаливое присутствие рядом и резко остановился.
— Привет, Тео, — раздался вдруг из темноты дверного проема голос. — Ты меня не знаешь, но зато я хорошо знаю тебя!
Инструктор-японец был прав: Долгих явно не хватало быстроты и скорости реакции. В подобных случаях крупное тело всегда ему мешало. Сжав зубы в ожидании боли от удара тяжелой дубинкой или вспышки выстрела пистолета с глушителем, он обернулся на раздавшийся из темноты голос и поднял тяжелую сумку с инструментами. Высокая темная фигура возникла перед его глазами, человек перехватил сумку на уровне груди и отшвырнул ее на камни мостовой. Глаза Долгих постепенно привыкали к мраку. Было все еще темно, но он не заметил никакого оружия. Его это вполне устраивало.
Опустив голову, он словно живая торпеда ринулся в проем двери.
Мистер Браун ударил его дважды. Это были два профессиональных удара, цель которых состояла не в том, чтобы убить, но лишь в том, чтобы оглушить. Для большей уверенности Браун стукнул русского головой о косяк двери, с такой силой, что от досок полетели щепки.
Через минуту он вышел на улицу и огляделся вокруг, желая убедиться, что все в порядке. Шел дождь, и в воздухе витали запахи отбросов. «А вот и еще одна куча отбросов», — мрачно усмехнувшись, подумал Браун и пнул ногой скорченное тело Долгих.
Вот так всегда и случается с подобного рода крупными людьми: они думают, что они самые важные, самые крутые. Но это далеко не всегда справедливо. Браун весил примерно столько же, сколько Долгих, но при этом был на три дюйма выше и на три года моложе. Бывший военный, он получил достаточно суровую подготовку. По правде говоря, он и сейчас оставался бы в армии, если бы не случившееся с ним однажды своего рода завихрение мозгов.
Он снова усмехнулся, ссутулился, завернувшись в плащ, сунул руки в карманы и торопливо направился к машине...
Глава 8
— Нет, не думаю, — ответил он. — Скорее всего у них где-то есть конспиративная квартира или в бухте стоит одно из их судов. Так или иначе, когда ему необходимо переоденься, они предоставляют ему все, что нужно.
Кайл покосился на него краешком глаза.
— Знаете, — сказал он, — я уверен, вы смогли бы прекрасно работать в M5. У вас склонность к такого рода деятельности.
— Что ж, это могло бы стать для меня занятным хобби, — усмехнулся Квинт. — Вселенский шпионаж это, конечно, хорошо, но мне неплохо и там, где я сейчас работаю. Мое настоящее призвание — отдел экстрасенсорики. А вот если бы наш Долгих был экстрасенсом, тогда мы столкнулись бы с серьезными трудностями.
Кайл быстро взглянул на Квинта и успокоился.
— Но он им не является. В противном случае мы легко вычислили бы его без помощи Брауна. Нет, он один из специалистов по слежке, и, надо признаться, хорошо знает свое дело. Поначалу я думал, что он занимает какую-нибудь высокую должность, но вполне возможно, что это задание — самое серьезное, которое он когда-либо получал.
— На вашем месте я не стал бы так уверенно называть его мелкой сошкой. Он человек достаточно высокого ранга, если его имя зарегистрировано в компьютере у Брауна.
* * *
Квинт был совершенно прав. Тео Долгих никак нельзя было назвать мелкой сошкой. То, что Андропов поручил эту работу именно ему, свидетельствовало о значении, которое придавал он деятельности отдела экстрасенсорики, о его «уважении». Брежнев устроит ему хороший нагоняй, если только Кракович пожалуется на то, что КГБ снова вмешивается в его работу.Долгих было едва за тридцать. Сибиряк по рождению, из семьи комсомольских работников, он вырос убежденным коммунистом, для которого не существовало в жизни ничего, кроме партии и государства. Он получил хорошую подготовку и даже преподавал в ГДР, Болгарии, Палестине и Ливии. Он был специалистом по оружию (особенно по вооружениям стран Запада), а также по саботажу, терроризму, допросам и слежке. Помимо русского он мог говорить на ломаном итальянском, довольно бегло по-немецки и по-английски. Но его истинным коньком было убийство. Тео Долгих был хладнокровным убийцей.
Благодаря плотному телосложению Долгих издали мог показаться не слишком высоким и полным. На самом деле рост его составлял пять футов и десять дюймов, а вес — около шестнадцати стоунов. Ширококостный, с тяжелым подбородком и круглым, луноподобным лицом, над которым неровной копной вились черные волосы, Долгих казался очень массивным. В московской школе боевых искусств его инструктор-японец часто говорил:
— Товарищ, вы слишком тяжелы для этого вида борьбы. Ваше телосложение лишает вас быстроты и ловкости. Вам лучше бы заниматься борьбой сумо. В то же время в вас практически нет жира — одни мышцы, и это очень хорошо. Поскольку обучать вас искусству самозащиты — пустая трата времени, я лучше сосредоточу внимание на методах убийства. Уверен, что физически и морально вы для этого больше подходите.
Вот и теперь, приблизившись к объектам слежки, в то время как они входили в лабиринт улочек и переулков портового района. Долгих почувствовал, что кровь в нем вскипела и ему очень захотелось выполнить привычную для него работу. О, с каким удовольствием он убил бы эту парочку после гонок прошлой ночью! И сделать это было бы очень просто. Они, казалось, были полностью поглощены изучением одного из самых небезопасных районов города.
Шедшие ярдах в тридцати впереди него Кайл и Квинт вдруг резко свернули на вымощенную камнями улочку, по обеим сторонам которой стояли высокие дома, почти не позволявшие проникать туда свету. Долгих ускорил шаги и вскоре ступил в сумерки, царившие на грязной улочке, где мусор и отходы не убирались уже дня четыре, а то и пять. Во многих местах стоявшие друг против друга дома соединяли арки. После бурного вечера пятницы жители района еще спали. Если бы в задачу Долгих входило убийство этих двоих, лучшего места было не найти.
Шаги эхом отдавались в тишине. Русский агент прищурился, стараясь рассмотреть в сумерках две темные фигуры, скрывающиеся за поворотом. Секунду помедлив, он бросился следом, но вдруг почувствовал чье-то молчаливое присутствие рядом и резко остановился.
— Привет, Тео, — раздался вдруг из темноты дверного проема голос. — Ты меня не знаешь, но зато я хорошо знаю тебя!
Инструктор-японец был прав: Долгих явно не хватало быстроты и скорости реакции. В подобных случаях крупное тело всегда ему мешало. Сжав зубы в ожидании боли от удара тяжелой дубинкой или вспышки выстрела пистолета с глушителем, он обернулся на раздавшийся из темноты голос и поднял тяжелую сумку с инструментами. Высокая темная фигура возникла перед его глазами, человек перехватил сумку на уровне груди и отшвырнул ее на камни мостовой. Глаза Долгих постепенно привыкали к мраку. Было все еще темно, но он не заметил никакого оружия. Его это вполне устраивало.
Опустив голову, он словно живая торпеда ринулся в проем двери.
Мистер Браун ударил его дважды. Это были два профессиональных удара, цель которых состояла не в том, чтобы убить, но лишь в том, чтобы оглушить. Для большей уверенности Браун стукнул русского головой о косяк двери, с такой силой, что от досок полетели щепки.
Через минуту он вышел на улицу и огляделся вокруг, желая убедиться, что все в порядке. Шел дождь, и в воздухе витали запахи отбросов. «А вот и еще одна куча отбросов», — мрачно усмехнувшись, подумал Браун и пнул ногой скорченное тело Долгих.
Вот так всегда и случается с подобного рода крупными людьми: они думают, что они самые важные, самые крутые. Но это далеко не всегда справедливо. Браун весил примерно столько же, сколько Долгих, но при этом был на три дюйма выше и на три года моложе. Бывший военный, он получил достаточно суровую подготовку. По правде говоря, он и сейчас оставался бы в армии, если бы не случившееся с ним однажды своего рода завихрение мозгов.
Он снова усмехнулся, ссутулился, завернувшись в плащ, сунул руки в карманы и торопливо направился к машине...
Глава 8
В ту же субботу около полудня Юлиан Бодеску пришел к выводу, что сыт по горло «дядюшкой» Джорджем Лейком. Точнее говоря, он решил, что пришло время использовать Лейка в качестве объекта исследования. Юлиан поставил своей целью узнать, каким образом можно убить вампира, как бессмертный становится мертвецом — умирает навсегда и безвозвратно. Эти знания были необходимы ему для того, чтобы в будущем обеспечить себе максимальную защиту.
Он уже знал, что вампиров губит огонь. Но разве это единственный способ? В романах он встречал упоминания и о других методах уничтожения вампиров. Джордж послужит идеальным материалом для проверки этих сведений. Гораздо лучшим, чем другое существо, которое было всего лишь комком, чем-то вроде опухоли, и совершенно не обладало интеллектом.
«Но ведь когда вампир возвращается из царства мертвых, — подумал вдруг Юлиан, — он становится более сильным, чем был до сих пор».
Ему удалось вложить какую-то часть себя в Джорджину, Анну и Хелен. Но при этом он не убил их. С той поры они безраздельно принадлежали ему. Но Джорджа он убил, точнее, заставил умереть, и тот поэтому не был в его власти. До сих пор, правда, он ему подчинялся. Но как долго это еще продлится? Теперь, когда первый шок у Джорджа прошел, он обретал все большую силу. Возрастал и его голод!
За прошедшую ночь, которую Юлиан провел в безуспешных попытках крепко уснуть, он дважды просыпался, чувствуя себя подавленным, угнетенным. И оба раза слышал крадущиеся шаги Джорджа, доносившиеся из подземелья. Он тихо пробирался во тьме, тело его ныло, мысли были смятенными. И его мучила чудовищная жажда.
Он пил кровь женщины, своей жены, но она была ему не по вкусу. Конечно, кровь есть кровь, и она в какой-то мере утоляла его голод, но не такой крови он жаждал. Та, которая могла удовлетворить его, текла только в венах Юлиана. И Юлиан это знал. Это послужило еще одной причиной принятого им решения убить Джорджа. Он должен сделать это, прежде чем Джордж попытается убить его (а в том, что рано или поздно такое случится, Юлиан не сомневался) или вытянет все соки из Анны. В противном случае ему вскоре придется иметь дело с ними обоими. Это было похоже на эпидемию чумы, и Юлиана приятно возбуждало сознание того, что он являлся ее источником и носителем.
Существовала и третья причина, по которой Лейк должен был умереть. Где-то там, в лесах и полях, долинах и поселках, освещенных солнцем, прятались люди, которые и сейчас продолжали следить за домом. Чувствительность Юлиана и его власть вампира при дневном свете ослабевали, но тем не менее он ощущал присутствие молчаливых наблюдателей. Они существовали, и он их боялся... немного...
Например, тот человек, что был здесь прошлой ночью. Юлиан послал Влада поймать его, но пес потерпел неудачу, а он так и не узнал, кем же был этот человек, почему он следил за домом. Может быть, возвращение Джорджа не прошло незамеченным? Что, если кто-то видел, как он выходил из могилы? Нет, Юлиан был уверен, что этого быть не могло. В противном случае полицейские, по своему невежеству, непременно упомянули бы об этом в своих отчетах. Возможно также, что полицию не удовлетворили результаты визита и его реакция на сообщение о кощунственном вскрытии могилы.
А что, если однажды ночью обуреваемый жаждой крови Джордж выберется наружу? Теперь он стал вампиром, и с каждым днем сила его возрастала. Сколько еще времени Влад сможет удерживать его взаперти? Нет, лучше всего, если Джордж умрет. Исчезнет без следа, без свидетелей, и тогда не останется ни единого доказательства творимого здесь зла. На этот раз он погибнет как вампир и больше не вернется никогда.
Позади дома возвышалась высокая труба, укрепленная у основания и сужающаяся к верхушке. Она соединялась с огромной железной печью, находившейся в подземелье и построенной далекими предками. Несмотря на то, что в доме теперь было оборудовано центральное отопление, покрытая пылью куча угля все еще лежала возле печи в помещении котельной, ставшей прибежищем мышей и пауков. Дважды в особенно холодные зимы Юлиан растапливал печь и наблюдал, как раскаляется докрасна ее железный цилиндрический корпус в том месте, где он соединялся с трубой, построенной из огнеупорного кирпича. Так ему удавалось согреть помещения в задней половине дома. Вот и сейчас ему придется спуститься вниз и изрядно попотеть, прежде чем он сможет снова растопить печь, только на этот раз с другой целью. Но игра стоила свеч.
В одной из комнат задней половины дома в полу был сделан люк, за которым находился вход в подземелье. С тех пор, как Джордж жил внизу, люк оставался тщательно закрытым и забаррикадированным. Таким образом в подвалы можно было попасть только через вход, расположенный сбоку от дома, а там постоянно дежурил Влад. Юлиан взял с кухни большой кусок сырого мяса, с которого еще капала кровь, и отнес Владу, охранявшему вход в подземелье. Пес, урча от удовольствия, принялся есть, отрывая от мяса куски, а Юлиан спустился по узким ступеням и толкнул дверь.
Едва ступив в темноту, Юлиан мгновенно ощутил опасность... в его распоряжении было не более секунды, но и этого оказалось достаточно.
Мозг Джорджа Лейка и все его существо были охвачены яростью и непреодолимой ненавистью, внутри него кипели и клокотали едва сдерживаемые страсти — вожделение, отвращение к самому себе, звериный голод, столь сильный, что это чувство перешло с физиологического уровня на эмоциональный. Но все эти эмоции перекрывала ненависть, ненависть к Юлиану. В тот момент, когда Джордж уже замахивался, накопившаяся в его сознании злоба, словно кислотой, обожгла мозг Юлиана, и он закричал от боли, уклоняясь от обрушившегося удара.
Новоявленный полубезумный вампир не учел одного обстоятельства: темнота давно стала для Юлиана родной стихией. Юлиан успел увидеть за дверью его скорченную фигуру, и заметить поднятую для удара, направленную на него мотыгу. Он присел, поднырнув под ржавое и страшное лезвие, а потом, оказавшись рядом с Джорджем, железной хваткой вцепился тому в горло. Одновременно свободной рукой он отвел лезвие мотыги, отшвырнул ее в сторону, продолжая снова и снова бить Джорджа коленом в пах.
Будь Джордж обычным человеком, для него все было бы кончено, однако Лейк перестал быть обыкновенным человеком. Крепко удерживаемый Юлианом за горло, он упал на колени, продолжая смотреть на него горящими, как угли, глазами. Сидящий внутри его вампир — комок серой бессмертной плоти — сумел подавить боль и нашел силы для борьбы. Джордж выпрямился и изо всех сил ударил Юлиана по руке, стараясь ослабить хватку. Ошеломленный Юлиан отлетел назад, а Джордж снова бросился на него, готовый разорвать врагу глотку.
И вновь Юлиана охватил страх — он понял, что «дядюшка» почти не уступает ему в силе. Сделав ложный выпад, он с силой отшвырнул Джорджа и схватил валявшуюся на полу мотыгу. Крепко сжав ее в мощных руках, готовый к убийству, он бросился к пытавшемуся подняться на ноги «дядюшке». В этот момент Анна, «дорогая тетушка Анна», словно привидение, возникла из темноты и с нечленораздельным воплем бросилась между Юлианом и своим ставшим бессмертным мужем.
— Юлиан! — взмолилась она. — Нет, Юлиан, пожалуйста, не убивай его! Не убивай... снова! — ее обнаженная скорченная фигура являла собой весьма непривлекательное зрелище, в глазах застыла животная мольба, волосы растрепались. Юлиан отшвырнул ее в сторону, и в это мгновение Джордж снова бросился на него.
— Джордж! — стиснув зубы, процедил Юлиан. — Ты дважды пытался убить меня вот этим. Посмотрим, как тебе самому это понравится!
Куски ржавчины полетели во все стороны, когда острый угол лезвия мотыги вонзился в голову Джорджа прямо посередине лба. От сокрушительной силы удара Джордж, словно кукла-марионетка, подпрыгнул вверх и вперед.
— Ух! — только и смог вымолвить он, глаза его налились кровью, а нос стал малиновым. Руки вздернулись под углом в сорок пять градусов, кисти затрепетали, будто он превратился в живую электрическую игрушку. В горле у него заклокотало, челюсть отвисла, и он, сделав несколько неуверенных шагов назад, рухнул навзничь с торчавшей во лбу мотыгой.
Пошатываясь, Анна подошла ближе и с воем упала на еще подергивающееся тело. Она была рабыней Юлиана, но Джордж все же оставался ее мужем. В том, что он стал таким, не было его вины. Это явилось делом рук Юлиана.
— Джордж! О, Джордж! — запричитала она. — Мой бедный, бедный Джордж!
— Отойди от него, — резко бросил ей Юлиан. — Помоги мне.
За ноги они потащили Джорджа в котельную. Мотыга громыхала по неровному каменному полу. Возле печи Юлиан, упершись ногой в горло Джорджа, выдернул из его головы мотыгу. Кровь и желтовато-серое вещество мозга хлынули из раны, но глаза Джорджа оставались открытыми, кисти рук трепетали, одна нога спазматически дергалась, стуча пяткой по полу.
— О! Он умрет! Умрет! — всхлипывала Анна, обхватив грязными руками разбитую голову Джорджа.
— Нет, не умрет-, — ответил Юлиан, стараясь растопить печь. — В том-то все и дело, глупая женщина. Он не может умереть — во всяком случае, так легко. То, что находится у него внутри, исцелит его. Даже сейчас оно пытается вылечить его поврежденный мозг. Он стал бы как новенький, даже еще лучше. Но только я этого допустить не могу.
Он, наконец, все подготовил, чиркнул спичкой и поджег бумагу, потом открыл металлическую заслонку, чтобы создать хорошую тягу, и захлопнул дверцу топки. И в этот момент услышал шепот Анны:
— Джордж?
Юлиан резко развернулся на каблуках, и тут им же самим созданное существо нанесло ему сокрушительный удар и швырнуло прямо на дверцу печи. К счастью, она еще не нагрелась, но Юлиан буквально задохнулся от боли. Он, с трудом втягивая в себя воздух, старался не подпустить врага к себе. Сквозь текущие по лицу кровь и мозговое вещество на него неотрывно смотрели горящие глаза Джорджа, на искаженном гримасой лице сверкали острые, как кинжалы, зубы, а руки, словно руки слепого, пытались нащупать тело Юлиана. Его поврежденный мозг действовал инстинктивно, но сидевший внутри вампир уже залечивал раны. В груди Джорджа яростно бушевала неодолимая, сильная, как никогда, ненависть.
Собравшись с силами, Юлиан отпихнул от себя Джорджа. Тот, не удержавшись, рухнул на кучу угля. Ему еще было трудно координировать свои движения, и, прежде чем успел подняться, Юлиан осмотрелся вокруг и бросился к мотыге.
— Юлиан! Юлиан! — попыталась вмешаться Анна.
— Убирайся с моей дороги! — рявкнул Юлиан и откинул ее в сторону.
Не обращая внимания на ползущего следом за ним Джорджа, на скрюченные в попытках ухватиться за него руки, он рванулся к арочному входу, где каменные стены были особенно массивными и толстыми. Там он с разбега ударил рукояткой мотыги о камень. Крепкое дерево расщепилось ровно посередине, а ржавое лезвие отлетело в сторону. Онемевшими руками Юлиан крепко вцепился в получившийся идеальный кол: восемнадцать дюймов прочного дерева, неровно сужающегося книзу и острого на конце.
Что ж, ведь он собирался досконально изучить способность вампира к выживанию.
Джорджу каким-то образом удалось подняться на ноги. Злобно сверкая в почти полной темноте глазами, он, словно адский робот, медленно приближался к Юлиану.
Юлиан взглянул под ноги. Толстые тяжелые плиты пола кое-где приподнялись. Это, несомненно, было результатом трудов другого существа, бессознательно рвущегося наверх. Джордж подошел уже совсем близко. Он что-то хрипло монотонно бормотал, но слов было не разобрать. Подождав, пока искалеченный вампир окажется еще ближе, Юлиан сделал шаг вперед и воткнул кол ему в грудь, чуть левее середины.
Острый конец твердого дерева легко прошел сквозь льняной саван, служивший Джорджу одеждой, и застрял между ребрами. Пронзив сердце, кол практически разорвал его на куски. Джордж, словно проткнутая гарпуном рыба, безмолвно открывал и закрывал рот и беспомощно размахивал руками. У него не было никакой возможности выдернуть кол. Не веря своим глазам, Юлиан удивленно, почти с восхищением, наблюдал за отчаянной борьбой Джорджа за жизнь. «Неужели и меня будет так же трудно убить?» — удивленно подумал он. Вероятно, это действительно так. В конце концов, Джордж приложил для этого немало усилий.
Ударив по обмякшим ногам Джорджа, Юлиан свалил его на пол и отправился искать железное лезвие мотыги. Возвратившись через минуту, он увидел, что Джордж, корчась и извиваясь, все еще пытается вытащить кол. Юлиан за ногу подтащил его к тому месту, где между сломанными плитами виднелась черная земля. Опустившись на колени и пользуясь лезвием мотыги как молотком, он вбил кол глубже в тело и сквозь него в землю. Теперь, зажатый обломками плит, кол прочно останется на месте. Джордж был похож на пришпиленного к доске экзотического жука. Только два-три дюйма кола виднелись над поверхностью груди, но крови при этом почти не было. Глаза Джорджа оставались широко раскрытыми, на губах выступила белая пена, однако больше он не шевелился.
Юлиан поднялся на ноги и вытер ладони о брюки Он отправился на поиски Анны и обнаружил ее в темном углу, где она, скорчившись, дрожала и выла, напоминая выброшенную за ненадобностью куклу. Он поволок ее в котельную, подтащил к топке.
— Разожги огонь, — приказал он ей. — Я хочу, чтобы он был жарче, чем в аду. А если ты еще не знаешь, что такое адское пламя, я тебе его покажу. Я хочу, чтобы эта печь раскалилась докрасна. Но ни под каким предлогом не приближайся к Джорджу. Оставь его. Ты меня поняла?
Она закивала, захныкала и, сжавшись от страха, попятилась.
— Я скоро вернусь, — бросил он ей и возвратился в дом, оставив ее возле печи, в которой уже загудел огонь. Наверху все еще оставался на посту Влад.
— Охраняй! — приказал псу Юлиан.
Войдя в дом, он поднялся наверх и услышал шаги в комнате матери. Он заглянул и увидел, что Джорджина, сжав руки и всхлипывая, ходит из угла в угол.
— Это ты, Юлиан? — дрожащим голосом спросила она. — Ах, Юлиан, что же с тобой будет? И что будет со мной?
— Все, что должно было произойти, уже произошло, — холодно ответил он. — Я по-прежнему могу доверять тебе, Джорджина?
— Я... я не уверена, что сама могу доверять себе, — после небольшой паузы произнесла она.
— Мама, — непроизвольно вырвалось у него, — ты хочешь стать такой же, как Джордж?
— Господи, Юлиан, пожалуйста, не говори...
— Если у тебя есть такое желание, — перебил он, — я могу все устроить. Имей это в виду.
Он вышел и направился в свою комнату. Услышав его тихие шаги, Хелен вскрикнула и бросилась на кровать. Едва Юлиан открыл дверь, она подняла подол своего платья, под которым ничего не было, демонстрируя ему свое обнаженное тело. Сквозь исказившую ее бледное лицо гримасу ужаса она безуспешно пыталась выдавить некое подобие улыбки. Юлиан подумал, что она похожа на кривляющегося клоуна.
— Прикройся, шлюха, — резко сказал он.
— Я думала, что нравлюсь тебе такой, — заплакала она. — Ах, Юлиан, не наказывай меня. Пожалуйста, не делай мне больно.
Она наблюдала, как он подошел к комоду, достал ключ и открыл верхний ящик. Когда он обернулся, на губах у него застыла зловещая усмешка, а в руках был большой нож с сияющим лезвием дюймов семи длиной, тяжелый, как топор.
— Юлиан! — пересохшим ртом почти шепотом выдавила Хелен, сползая с кровати и отодвигаясь от него как можно дальше. — Юлиан, я...
Он покачал головой и рассмеялся своим странным клокочущим смехом. Потом лицо его вновь стало серьезным.
— Нет, — сказал он, — это не для тебя. Тебе нечего бояться... до тех пор, пока ты будешь мне полезна. Сейчас ты полезна мне. Я бы многое отдал за то, чтобы получить такое свеженькое и сладкое существо, как ты. Но потом убедился, что ни одна женщина того не стоит.
Он вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Спустившись вниз и оказавшись на улице, Юлиан заметил столб дыма, поднимавшийся из трубы на заднем дворе, удовлетворенно улыбнулся и кивнул головой. Анна трудилась на совесть. И вдруг, в ту минуту, когда он наблюдал за дымом, в просвет между тучами выглянуло солнце — яркое, горячее, палящее!
Улыбка погасла на лице Юлиана и уступила место звериному оскалу. Он оставил шляпу дома! Но в любом случае солнце не должно быть столь жгучим. Кожу ему будто кипятком обварили, однако, взглянув на обнаженные руки, он не обнаружил ни пятен, ни волдырей. И тогда он догадался, в чем дело: началась последняя стадия его метаморфозы, и изменения происходили очень быстро. Сжав зубы от все усиливавшейся боли, он бросился ко входу в подземелье, стремясь как можно скорее скрыться от солнечного света.
Внизу Анна старательно растапливала печь. По блестевшим от пота груди и бедрам струйками стекала грязь. Взглянув на нее, Юлиан поразился, что это существо когда-то было женщиной, леди. Почувствовав его приближение, она уронила лопату и попятилась. Осторожно, чтобы ни в коем случае не затупить лезвие, Юлиан положил нож и подошел к Анне. Обнаженная, разгоряченная, потная, дрожащая от страха, она возбуждала в нем похоть.
Он взял ее прямо на куче угля, наполнил ее собой и сидящим внутри его вампиром, чья протоплоть бушевала в его теле. Она дико закричала от непреодолимого ужаса. А может быть, от неосознаваемого удовольствия?
Когда все закончилось, он оставил ее распростертой на пыльной куче угля и отправился посмотреть, как там Джордж.
Другое существо уже обследовало Джорджа. Юлиан увидал, что оно, просунув протоплазменные щупальца и отростки сквозь щели между плитам и, буквально привязало Джорджа к полу, обхватив его тело. Эти действия были продиктованы не любопытством, не ненавистью, не страхом — существо неспособно было испытывать ни одно из этих чувств, кроме разве что инстинктивной боязни света. Им двигал лишь голод. Даже безмозглая амеба обладает потребностью в еде. Если бы Юлиан чуть опоздал, оно, несомненно, сожрало бы Джорджа, поглотило его, потому что для него это была всего лишь пища, и ничего больше.
Юлиан зарычал и мысленно отдал запрещающее приказание вялым, бесформенным псевдопальцам, ротикам и выпуклым глазкам.
— Нет, оставьте его! Убирайтесь! — резкая команда Юлиана на уровне сознания ударила по нервным окончаниям существа, лишенного возможности что-либо понимать, но, вне всякого сомнения, отлично понимавшего Юлиана.
Как будто от ожога, отростки резко дернулись, сжались и с хлюпающим звуком исчезли под землей. На это им потребовалось не более секунды. Но они были лишь частью другого существа. Юлиану очень хотелось знать, каких размеров достигло за прошедшее время само существо, сколько места занимает оно там, внизу...
Взяв в руки нож, Юлиан опустился возле Джорджа и положил руку на середину его грудной клетки, как раз под тем местом, куда вошел кол. И мгновенно ощутил, как внутри что-то извивается, конвульсивно дергается. Джордж казался мертвым, он должен был погибнуть, но он не умер, ибо был бессмертным. То существо, которое находилось внутри его и когда-то принадлежало Юлиану, теперь владело телом и разумом Джорджа и выжидало. Одного кола оказалось недостаточно. Впрочем, Юлиан не удивился — он этого и ожидал.
Он поднял с пола нож и вытер лезвие о закатанный рукав рубашки. Лицо Джорджа было серым, его исказила гримаса боли, а желтые глаза, окруженные кроваво-красными пятнами, неотрывно следили за каждым движением Юлиана. Словно пирующая пиявка вампир присосался не только к телу, но и к разуму Джорджа.
Он уже знал, что вампиров губит огонь. Но разве это единственный способ? В романах он встречал упоминания и о других методах уничтожения вампиров. Джордж послужит идеальным материалом для проверки этих сведений. Гораздо лучшим, чем другое существо, которое было всего лишь комком, чем-то вроде опухоли, и совершенно не обладало интеллектом.
«Но ведь когда вампир возвращается из царства мертвых, — подумал вдруг Юлиан, — он становится более сильным, чем был до сих пор».
Ему удалось вложить какую-то часть себя в Джорджину, Анну и Хелен. Но при этом он не убил их. С той поры они безраздельно принадлежали ему. Но Джорджа он убил, точнее, заставил умереть, и тот поэтому не был в его власти. До сих пор, правда, он ему подчинялся. Но как долго это еще продлится? Теперь, когда первый шок у Джорджа прошел, он обретал все большую силу. Возрастал и его голод!
За прошедшую ночь, которую Юлиан провел в безуспешных попытках крепко уснуть, он дважды просыпался, чувствуя себя подавленным, угнетенным. И оба раза слышал крадущиеся шаги Джорджа, доносившиеся из подземелья. Он тихо пробирался во тьме, тело его ныло, мысли были смятенными. И его мучила чудовищная жажда.
Он пил кровь женщины, своей жены, но она была ему не по вкусу. Конечно, кровь есть кровь, и она в какой-то мере утоляла его голод, но не такой крови он жаждал. Та, которая могла удовлетворить его, текла только в венах Юлиана. И Юлиан это знал. Это послужило еще одной причиной принятого им решения убить Джорджа. Он должен сделать это, прежде чем Джордж попытается убить его (а в том, что рано или поздно такое случится, Юлиан не сомневался) или вытянет все соки из Анны. В противном случае ему вскоре придется иметь дело с ними обоими. Это было похоже на эпидемию чумы, и Юлиана приятно возбуждало сознание того, что он являлся ее источником и носителем.
Существовала и третья причина, по которой Лейк должен был умереть. Где-то там, в лесах и полях, долинах и поселках, освещенных солнцем, прятались люди, которые и сейчас продолжали следить за домом. Чувствительность Юлиана и его власть вампира при дневном свете ослабевали, но тем не менее он ощущал присутствие молчаливых наблюдателей. Они существовали, и он их боялся... немного...
Например, тот человек, что был здесь прошлой ночью. Юлиан послал Влада поймать его, но пес потерпел неудачу, а он так и не узнал, кем же был этот человек, почему он следил за домом. Может быть, возвращение Джорджа не прошло незамеченным? Что, если кто-то видел, как он выходил из могилы? Нет, Юлиан был уверен, что этого быть не могло. В противном случае полицейские, по своему невежеству, непременно упомянули бы об этом в своих отчетах. Возможно также, что полицию не удовлетворили результаты визита и его реакция на сообщение о кощунственном вскрытии могилы.
А что, если однажды ночью обуреваемый жаждой крови Джордж выберется наружу? Теперь он стал вампиром, и с каждым днем сила его возрастала. Сколько еще времени Влад сможет удерживать его взаперти? Нет, лучше всего, если Джордж умрет. Исчезнет без следа, без свидетелей, и тогда не останется ни единого доказательства творимого здесь зла. На этот раз он погибнет как вампир и больше не вернется никогда.
Позади дома возвышалась высокая труба, укрепленная у основания и сужающаяся к верхушке. Она соединялась с огромной железной печью, находившейся в подземелье и построенной далекими предками. Несмотря на то, что в доме теперь было оборудовано центральное отопление, покрытая пылью куча угля все еще лежала возле печи в помещении котельной, ставшей прибежищем мышей и пауков. Дважды в особенно холодные зимы Юлиан растапливал печь и наблюдал, как раскаляется докрасна ее железный цилиндрический корпус в том месте, где он соединялся с трубой, построенной из огнеупорного кирпича. Так ему удавалось согреть помещения в задней половине дома. Вот и сейчас ему придется спуститься вниз и изрядно попотеть, прежде чем он сможет снова растопить печь, только на этот раз с другой целью. Но игра стоила свеч.
В одной из комнат задней половины дома в полу был сделан люк, за которым находился вход в подземелье. С тех пор, как Джордж жил внизу, люк оставался тщательно закрытым и забаррикадированным. Таким образом в подвалы можно было попасть только через вход, расположенный сбоку от дома, а там постоянно дежурил Влад. Юлиан взял с кухни большой кусок сырого мяса, с которого еще капала кровь, и отнес Владу, охранявшему вход в подземелье. Пес, урча от удовольствия, принялся есть, отрывая от мяса куски, а Юлиан спустился по узким ступеням и толкнул дверь.
Едва ступив в темноту, Юлиан мгновенно ощутил опасность... в его распоряжении было не более секунды, но и этого оказалось достаточно.
Мозг Джорджа Лейка и все его существо были охвачены яростью и непреодолимой ненавистью, внутри него кипели и клокотали едва сдерживаемые страсти — вожделение, отвращение к самому себе, звериный голод, столь сильный, что это чувство перешло с физиологического уровня на эмоциональный. Но все эти эмоции перекрывала ненависть, ненависть к Юлиану. В тот момент, когда Джордж уже замахивался, накопившаяся в его сознании злоба, словно кислотой, обожгла мозг Юлиана, и он закричал от боли, уклоняясь от обрушившегося удара.
Новоявленный полубезумный вампир не учел одного обстоятельства: темнота давно стала для Юлиана родной стихией. Юлиан успел увидеть за дверью его скорченную фигуру, и заметить поднятую для удара, направленную на него мотыгу. Он присел, поднырнув под ржавое и страшное лезвие, а потом, оказавшись рядом с Джорджем, железной хваткой вцепился тому в горло. Одновременно свободной рукой он отвел лезвие мотыги, отшвырнул ее в сторону, продолжая снова и снова бить Джорджа коленом в пах.
Будь Джордж обычным человеком, для него все было бы кончено, однако Лейк перестал быть обыкновенным человеком. Крепко удерживаемый Юлианом за горло, он упал на колени, продолжая смотреть на него горящими, как угли, глазами. Сидящий внутри его вампир — комок серой бессмертной плоти — сумел подавить боль и нашел силы для борьбы. Джордж выпрямился и изо всех сил ударил Юлиана по руке, стараясь ослабить хватку. Ошеломленный Юлиан отлетел назад, а Джордж снова бросился на него, готовый разорвать врагу глотку.
И вновь Юлиана охватил страх — он понял, что «дядюшка» почти не уступает ему в силе. Сделав ложный выпад, он с силой отшвырнул Джорджа и схватил валявшуюся на полу мотыгу. Крепко сжав ее в мощных руках, готовый к убийству, он бросился к пытавшемуся подняться на ноги «дядюшке». В этот момент Анна, «дорогая тетушка Анна», словно привидение, возникла из темноты и с нечленораздельным воплем бросилась между Юлианом и своим ставшим бессмертным мужем.
— Юлиан! — взмолилась она. — Нет, Юлиан, пожалуйста, не убивай его! Не убивай... снова! — ее обнаженная скорченная фигура являла собой весьма непривлекательное зрелище, в глазах застыла животная мольба, волосы растрепались. Юлиан отшвырнул ее в сторону, и в это мгновение Джордж снова бросился на него.
— Джордж! — стиснув зубы, процедил Юлиан. — Ты дважды пытался убить меня вот этим. Посмотрим, как тебе самому это понравится!
Куски ржавчины полетели во все стороны, когда острый угол лезвия мотыги вонзился в голову Джорджа прямо посередине лба. От сокрушительной силы удара Джордж, словно кукла-марионетка, подпрыгнул вверх и вперед.
— Ух! — только и смог вымолвить он, глаза его налились кровью, а нос стал малиновым. Руки вздернулись под углом в сорок пять градусов, кисти затрепетали, будто он превратился в живую электрическую игрушку. В горле у него заклокотало, челюсть отвисла, и он, сделав несколько неуверенных шагов назад, рухнул навзничь с торчавшей во лбу мотыгой.
Пошатываясь, Анна подошла ближе и с воем упала на еще подергивающееся тело. Она была рабыней Юлиана, но Джордж все же оставался ее мужем. В том, что он стал таким, не было его вины. Это явилось делом рук Юлиана.
— Джордж! О, Джордж! — запричитала она. — Мой бедный, бедный Джордж!
— Отойди от него, — резко бросил ей Юлиан. — Помоги мне.
За ноги они потащили Джорджа в котельную. Мотыга громыхала по неровному каменному полу. Возле печи Юлиан, упершись ногой в горло Джорджа, выдернул из его головы мотыгу. Кровь и желтовато-серое вещество мозга хлынули из раны, но глаза Джорджа оставались открытыми, кисти рук трепетали, одна нога спазматически дергалась, стуча пяткой по полу.
— О! Он умрет! Умрет! — всхлипывала Анна, обхватив грязными руками разбитую голову Джорджа.
— Нет, не умрет-, — ответил Юлиан, стараясь растопить печь. — В том-то все и дело, глупая женщина. Он не может умереть — во всяком случае, так легко. То, что находится у него внутри, исцелит его. Даже сейчас оно пытается вылечить его поврежденный мозг. Он стал бы как новенький, даже еще лучше. Но только я этого допустить не могу.
Он, наконец, все подготовил, чиркнул спичкой и поджег бумагу, потом открыл металлическую заслонку, чтобы создать хорошую тягу, и захлопнул дверцу топки. И в этот момент услышал шепот Анны:
— Джордж?
Юлиан резко развернулся на каблуках, и тут им же самим созданное существо нанесло ему сокрушительный удар и швырнуло прямо на дверцу печи. К счастью, она еще не нагрелась, но Юлиан буквально задохнулся от боли. Он, с трудом втягивая в себя воздух, старался не подпустить врага к себе. Сквозь текущие по лицу кровь и мозговое вещество на него неотрывно смотрели горящие глаза Джорджа, на искаженном гримасой лице сверкали острые, как кинжалы, зубы, а руки, словно руки слепого, пытались нащупать тело Юлиана. Его поврежденный мозг действовал инстинктивно, но сидевший внутри вампир уже залечивал раны. В груди Джорджа яростно бушевала неодолимая, сильная, как никогда, ненависть.
Собравшись с силами, Юлиан отпихнул от себя Джорджа. Тот, не удержавшись, рухнул на кучу угля. Ему еще было трудно координировать свои движения, и, прежде чем успел подняться, Юлиан осмотрелся вокруг и бросился к мотыге.
— Юлиан! Юлиан! — попыталась вмешаться Анна.
— Убирайся с моей дороги! — рявкнул Юлиан и откинул ее в сторону.
Не обращая внимания на ползущего следом за ним Джорджа, на скрюченные в попытках ухватиться за него руки, он рванулся к арочному входу, где каменные стены были особенно массивными и толстыми. Там он с разбега ударил рукояткой мотыги о камень. Крепкое дерево расщепилось ровно посередине, а ржавое лезвие отлетело в сторону. Онемевшими руками Юлиан крепко вцепился в получившийся идеальный кол: восемнадцать дюймов прочного дерева, неровно сужающегося книзу и острого на конце.
Что ж, ведь он собирался досконально изучить способность вампира к выживанию.
Джорджу каким-то образом удалось подняться на ноги. Злобно сверкая в почти полной темноте глазами, он, словно адский робот, медленно приближался к Юлиану.
Юлиан взглянул под ноги. Толстые тяжелые плиты пола кое-где приподнялись. Это, несомненно, было результатом трудов другого существа, бессознательно рвущегося наверх. Джордж подошел уже совсем близко. Он что-то хрипло монотонно бормотал, но слов было не разобрать. Подождав, пока искалеченный вампир окажется еще ближе, Юлиан сделал шаг вперед и воткнул кол ему в грудь, чуть левее середины.
Острый конец твердого дерева легко прошел сквозь льняной саван, служивший Джорджу одеждой, и застрял между ребрами. Пронзив сердце, кол практически разорвал его на куски. Джордж, словно проткнутая гарпуном рыба, безмолвно открывал и закрывал рот и беспомощно размахивал руками. У него не было никакой возможности выдернуть кол. Не веря своим глазам, Юлиан удивленно, почти с восхищением, наблюдал за отчаянной борьбой Джорджа за жизнь. «Неужели и меня будет так же трудно убить?» — удивленно подумал он. Вероятно, это действительно так. В конце концов, Джордж приложил для этого немало усилий.
Ударив по обмякшим ногам Джорджа, Юлиан свалил его на пол и отправился искать железное лезвие мотыги. Возвратившись через минуту, он увидел, что Джордж, корчась и извиваясь, все еще пытается вытащить кол. Юлиан за ногу подтащил его к тому месту, где между сломанными плитами виднелась черная земля. Опустившись на колени и пользуясь лезвием мотыги как молотком, он вбил кол глубже в тело и сквозь него в землю. Теперь, зажатый обломками плит, кол прочно останется на месте. Джордж был похож на пришпиленного к доске экзотического жука. Только два-три дюйма кола виднелись над поверхностью груди, но крови при этом почти не было. Глаза Джорджа оставались широко раскрытыми, на губах выступила белая пена, однако больше он не шевелился.
Юлиан поднялся на ноги и вытер ладони о брюки Он отправился на поиски Анны и обнаружил ее в темном углу, где она, скорчившись, дрожала и выла, напоминая выброшенную за ненадобностью куклу. Он поволок ее в котельную, подтащил к топке.
— Разожги огонь, — приказал он ей. — Я хочу, чтобы он был жарче, чем в аду. А если ты еще не знаешь, что такое адское пламя, я тебе его покажу. Я хочу, чтобы эта печь раскалилась докрасна. Но ни под каким предлогом не приближайся к Джорджу. Оставь его. Ты меня поняла?
Она закивала, захныкала и, сжавшись от страха, попятилась.
— Я скоро вернусь, — бросил он ей и возвратился в дом, оставив ее возле печи, в которой уже загудел огонь. Наверху все еще оставался на посту Влад.
— Охраняй! — приказал псу Юлиан.
Войдя в дом, он поднялся наверх и услышал шаги в комнате матери. Он заглянул и увидел, что Джорджина, сжав руки и всхлипывая, ходит из угла в угол.
— Это ты, Юлиан? — дрожащим голосом спросила она. — Ах, Юлиан, что же с тобой будет? И что будет со мной?
— Все, что должно было произойти, уже произошло, — холодно ответил он. — Я по-прежнему могу доверять тебе, Джорджина?
— Я... я не уверена, что сама могу доверять себе, — после небольшой паузы произнесла она.
— Мама, — непроизвольно вырвалось у него, — ты хочешь стать такой же, как Джордж?
— Господи, Юлиан, пожалуйста, не говори...
— Если у тебя есть такое желание, — перебил он, — я могу все устроить. Имей это в виду.
Он вышел и направился в свою комнату. Услышав его тихие шаги, Хелен вскрикнула и бросилась на кровать. Едва Юлиан открыл дверь, она подняла подол своего платья, под которым ничего не было, демонстрируя ему свое обнаженное тело. Сквозь исказившую ее бледное лицо гримасу ужаса она безуспешно пыталась выдавить некое подобие улыбки. Юлиан подумал, что она похожа на кривляющегося клоуна.
— Прикройся, шлюха, — резко сказал он.
— Я думала, что нравлюсь тебе такой, — заплакала она. — Ах, Юлиан, не наказывай меня. Пожалуйста, не делай мне больно.
Она наблюдала, как он подошел к комоду, достал ключ и открыл верхний ящик. Когда он обернулся, на губах у него застыла зловещая усмешка, а в руках был большой нож с сияющим лезвием дюймов семи длиной, тяжелый, как топор.
— Юлиан! — пересохшим ртом почти шепотом выдавила Хелен, сползая с кровати и отодвигаясь от него как можно дальше. — Юлиан, я...
Он покачал головой и рассмеялся своим странным клокочущим смехом. Потом лицо его вновь стало серьезным.
— Нет, — сказал он, — это не для тебя. Тебе нечего бояться... до тех пор, пока ты будешь мне полезна. Сейчас ты полезна мне. Я бы многое отдал за то, чтобы получить такое свеженькое и сладкое существо, как ты. Но потом убедился, что ни одна женщина того не стоит.
Он вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Спустившись вниз и оказавшись на улице, Юлиан заметил столб дыма, поднимавшийся из трубы на заднем дворе, удовлетворенно улыбнулся и кивнул головой. Анна трудилась на совесть. И вдруг, в ту минуту, когда он наблюдал за дымом, в просвет между тучами выглянуло солнце — яркое, горячее, палящее!
Улыбка погасла на лице Юлиана и уступила место звериному оскалу. Он оставил шляпу дома! Но в любом случае солнце не должно быть столь жгучим. Кожу ему будто кипятком обварили, однако, взглянув на обнаженные руки, он не обнаружил ни пятен, ни волдырей. И тогда он догадался, в чем дело: началась последняя стадия его метаморфозы, и изменения происходили очень быстро. Сжав зубы от все усиливавшейся боли, он бросился ко входу в подземелье, стремясь как можно скорее скрыться от солнечного света.
Внизу Анна старательно растапливала печь. По блестевшим от пота груди и бедрам струйками стекала грязь. Взглянув на нее, Юлиан поразился, что это существо когда-то было женщиной, леди. Почувствовав его приближение, она уронила лопату и попятилась. Осторожно, чтобы ни в коем случае не затупить лезвие, Юлиан положил нож и подошел к Анне. Обнаженная, разгоряченная, потная, дрожащая от страха, она возбуждала в нем похоть.
Он взял ее прямо на куче угля, наполнил ее собой и сидящим внутри его вампиром, чья протоплоть бушевала в его теле. Она дико закричала от непреодолимого ужаса. А может быть, от неосознаваемого удовольствия?
Когда все закончилось, он оставил ее распростертой на пыльной куче угля и отправился посмотреть, как там Джордж.
Другое существо уже обследовало Джорджа. Юлиан увидал, что оно, просунув протоплазменные щупальца и отростки сквозь щели между плитам и, буквально привязало Джорджа к полу, обхватив его тело. Эти действия были продиктованы не любопытством, не ненавистью, не страхом — существо неспособно было испытывать ни одно из этих чувств, кроме разве что инстинктивной боязни света. Им двигал лишь голод. Даже безмозглая амеба обладает потребностью в еде. Если бы Юлиан чуть опоздал, оно, несомненно, сожрало бы Джорджа, поглотило его, потому что для него это была всего лишь пища, и ничего больше.
Юлиан зарычал и мысленно отдал запрещающее приказание вялым, бесформенным псевдопальцам, ротикам и выпуклым глазкам.
— Нет, оставьте его! Убирайтесь! — резкая команда Юлиана на уровне сознания ударила по нервным окончаниям существа, лишенного возможности что-либо понимать, но, вне всякого сомнения, отлично понимавшего Юлиана.
Как будто от ожога, отростки резко дернулись, сжались и с хлюпающим звуком исчезли под землей. На это им потребовалось не более секунды. Но они были лишь частью другого существа. Юлиану очень хотелось знать, каких размеров достигло за прошедшее время само существо, сколько места занимает оно там, внизу...
Взяв в руки нож, Юлиан опустился возле Джорджа и положил руку на середину его грудной клетки, как раз под тем местом, куда вошел кол. И мгновенно ощутил, как внутри что-то извивается, конвульсивно дергается. Джордж казался мертвым, он должен был погибнуть, но он не умер, ибо был бессмертным. То существо, которое находилось внутри его и когда-то принадлежало Юлиану, теперь владело телом и разумом Джорджа и выжидало. Одного кола оказалось недостаточно. Впрочем, Юлиан не удивился — он этого и ожидал.
Он поднял с пола нож и вытер лезвие о закатанный рукав рубашки. Лицо Джорджа было серым, его исказила гримаса боли, а желтые глаза, окруженные кроваво-красными пятнами, неотрывно следили за каждым движением Юлиана. Словно пирующая пиявка вампир присосался не только к телу, но и к разуму Джорджа.