Страница:
– Еще не совсем окрепшая нога не даст мне возможности танцевать, но я обязательно побываю на балу.
– Леди Сара, – с удивлением прошептал его величество, – вы только посмотрите, за нами следят!
Оглядев устремившиеся на нее бесчисленные пары глаз, Сара прошептала в ответ:
– Вижу, ваше величество.
– Тогда давайте отойдем туда, где нас не будут подслушивать.
С этими словами король решительно взял Сару под руку, отвел к окну и усадил на кушетку. Живо вспоминая о том времени, когда они первый раз сидели рядом, Сара пожалела о том, сколько страданий она причинила ему тогда, когда не могла разглядеть короля в пылком рослом и элегантном юноше с искренними голубыми глазами, которые сейчас переполняла нежность.
Собравшись с духом, она произнесла:
– Я хочу принести вам извинения, ваше величество.
Ясные глаза затуманились:
– За что же, леди Сара?
– В последний раз, когда мы сидели здесь, я вела себя грубо и раздражительно. Правду сказать, я вообразила, что питаю чувства к известной особе, но, к счастью, недавно обнаружила, что ошибаюсь. Ваше величество, прошлый раз мы выбрали для разговора неудачное время, и я прошу у вас прощения.
– Я уже забыл об этом, – ответил король.
– Неужели, ваше величество?
– Я выбросил эти слова из головы, понимая, что они вырвались из уст леди Сары случайно, и продолжал восхищаться ею.
Его собеседница опустила ресницы, размышляя, было ли это смелое заявление признанием, но тут же испытала разочарование, когда Георг просто добавил:
– Если вы сможете танцевать во вторник, леди Сара, я прошу оставить первый танец за мной.
Она лукаво взглянула на него:
– Я всецело подчиняюсь вашим повелениям, ваше величество.
– Тогда я повелеваю, – ответил он и улыбнулся.
В Салоне царила странная тишина, когда любимица короля возвращалась к своей семье, а сам король – очевидно, из чувства долга, потому что постоянно оборачивался к ней, – направился к гостям. Фокс с удовлетворением заметил, что его родственница просто сияет от радости, как никогда прежде, и сообщил внезапно обеспокоившийся Кэролайн, что Сара наконец-то влюбилась в своего царственного обожателя.
Казначей был прав. Пока Люси разрушала творение месье Клода и расчесывала волосы Сары на ночь, та только вздыхала, но не проронила ни слова. Оставшись одна, она раскрыла дневник:
— Милый Георг! – воскликнула Сидония, откладывая в сторону библиотечный экземпляр книги «Жизнь и письма леди Сары Леннокс». – Если бы только все вышло по-другому! Если бы я могла помочь тебе! Кто знает, чего бы ты мог достигнуть, если бы с тобой рядом оказалась Сара!
Она вновь взяла книгу и продолжила чтение, улыбаясь тому, как был запечатлен первый бал короля с точки зрения Фокса, явно одаренного живым воображением.
С первого взгляда становилось ясно, что он изо всех сил потрудился над своим туалетом. Тем, кто считал его лишенным тщеславия, всего лишь туповатым скучным парнем, показалось, что король Георг III проделал труд целой жизни. Облаченный в темно-голубой бархатный камзол и панталоны, затейливо расшитые золотым и серебряным цветочным орнаментом, в великолепном жилете из атласа цвета слоновой кости и сливочного оттенка чулках, молодой человек внимательно осматривал себя в зеркало, пока камердинер укреплял на его плече голубую ленту-перевязь, украшенную бриллиантами. Сегодня принцу казалось, что он выглядит почти как сказочный герой, принц из книги волшебных сказок, который стремится встретиться с прекрасной принцессой.
Но при этом слове Георг нахмурился, вспомнив о бесконечном списке немецких принцесс-дурнушек, который мать подсовывала ему как раз тогда, когда он мечтал всю жизнь провести с Сарой, делить с ней престол и ложе. Однако как объяснить своей настойчивой родительнице и ее решительному приятелю, лорду Бьюту, что он желает жениться на англичанке, более того – англичанке из рода Стюартов, король просто не знал. Он боялся затевать скандал и отгонял от себя даже саму мысль об этом.
Сегодня его величество, которого обычно не заботила собственная внешность, сверкал не только бриллиантовой звездой. Он надел несколько перстней своего деда и даже прицепил к одежде блестящую рубиновую камею, некогда принадлежащую Фредерику, принцу Уэльскому – бедному Фрицу, который умер, так и не вкусив власти.
– Вы великолепно выглядите, ваше величество, – заметил его камердинер. – Осмелюсь заметить, все лучшие дамы Англии буду смотреть только на вас.
При обычных обстоятельствах камердинер не посмел бы даже заикнуться об этом, но сейчас дворец переполнился слухами о том, что на балу будет леди Сара Леннокс и его величество должен будет наконец сделать решительный шаг.
– Думаешь? – живо переспросил Георг, как будто он был самым обычным беспокойным юношей.
– Сегодня, ваше величество, вы похожи на Принца Очарование, вновь вернувшегося к жизни, – ответил слуга, и с этими утешительными словами король направился встречать гостей.
Последние несколько недель предпринимались все возможные усилия, чтобы бал в честь дня рождения, первый после восшествия его величества на престол, затмил все предшествующие балы. С точки зрения дворцовой прислуги, приготовления были грандиозными. В галерее усадили два оркестра, скрытые за декорацией, расписанной под цвет неба с облаками, мозаичный паркет в зале напоминал траву. Ужин после бала не поддавался никакому описанию – по заявлению Горация Уолпола, он был великолепным повторением роскоши Гарун-аль-Рашида и «Тысячи и одной ночи».
Для такого романтического события Сара выбрала в одежде сочетание белого и алого цветов, и единственным контрастным всплеском стали волны ее смоляных волос, украшенных свежими розовыми бутонами, аромат которых наполнял воздух вокруг нее. Бальное платье Сары было сшито их белоснежного атласа, его юбку украшали алые бутоны роз, в глубине каждого из них блестел крохотный бриллиант. Рукава модного фасона и вырез платья были расшиты узором из алых листьев. Весь ансамбль производил поразительное впечатление, и Уолпол, увидев, как Сара входит в зал, впоследствии писал: «Леди Сара – девятая статуя; если можно так выразиться, эти белоснежный и алый цвета создавали впечатление, что она сотворена из жемчуга и рубинов».
Робкая леди Сьюзен, специально по случаю бала прибывшая из Сомерсета, оказалась совершенно в тени, но ни на йоту не пожалела об этом. Она чувствовала себя премьер-министром, советницей короля, особой, с которой он впервые заговорил о своих чувствах к Саре. Племянницу Фокса окружали на балу откровенные взгляды и вздохи, она купалась в лучах славы своей лучшей подруги.
Фокс и леди Кэролайн вошли в зал первыми, как следовало по их положению, но никоим образом не попытались привлечь к себе внимание. Фокс был одет в черный костюм, обшитый кружевом и серебряной нитью, а Кэролайн выбрала платье цвета старого кларета, которое прекрасно сочеталось с нарядом ее сестры, но ничуть не затеняло его цвета. Даже самым завистливым зрителям – а в зале сейчас присутствовало немало таких – пришлось признать, что семья Фокса затмила всех присутствующих и что леди Сара, несомненно, самая прекрасная девушка Лондона, если не всего королевства.
Вечер был устроен так, чтобы предоставить все возможные удобства гостям: позолоченные кресла были расставлены вдоль стен – для пожилых гостей и танцоров, желающих отдохнуть в антрактах, сам король помещался в кресле слева от длинной банкетки. Все моментально заметили, что место рядом с его креслом было заранее оставлено для леди Сары Леннокс.
С самого начала, как только завершились формальности приема гостей, стало ясно, что сегодня его величество не потерпит никаких притязаний на свою персону, а сам намерен отдать все внимание радостям ухаживания и не задумываться о том, как он при этом будет выглядеть. Действительно, лишь только заиграла музыка, король очутился рядом с Сарой.
– Вы обещали мне этот танец, если ваша нога достаточно окрепнет, миледи. Ну, скажите, окрепла ли она?
– Моя нога и я сама подчиняемся королевским повелениям, – смело ответила Сара и повернулась, чтобы встать в пару.
У многих из присутствующих приподнялись брови, кто-то прошептал: «Лорд Бьют!» Мистер Фокс довольно потирал руки, в то время как под светом свечей вспыхивали стекла одновременно поднятых сотен лорнетов.
Не замечая, что творится вокруг, король вывел свою даму на середину зала и без предисловий сказал:
– Я никогда еще не видел вас более красивой. Сегодня вы королева сердец, леди Сара.
– Тогда, ваше величество, вы должны быть королем – для пары, – улыбнулась девушка.
– Пока я смотрю в ваши глаза, для меня ничто другое не имеет значения, – отчетливо выговорил Георг, не задумываясь о том, что его могут услышать.
Неизвестно отчего – то ли от ее недавней болезни, темпа танца, чувств, возникших между ней и высоким юношей, крепко сжимающим ее, – но сердце Сары было готово выскочить из груди.
– Я говорю правду, – еле слышно повторяла она, затем решила рискнуть и не думать о последствиях, – и всегда буду откровенна с вами…
Его величество не ответил, он просто сжал пальцы Сары и продолжал сжимать их до тех пор, пока не отвел ее на место близ королевского кресла.
– Мадам, вы позволите приглашать вас на все танцы? – прошептал он, когда Сара опустилась на место.
– Ваше величество, врач велел мне быть осторожной. Думаю, мне надо немного отдохнуть.
– Если вы будете отдыхать, то и я тоже, – решительно ответил Георг и занял место рядом с ней.
Обмахиваясь веером, Сара чувствовала, что стала центром всеобщего внимания, и едва могла поверить тому, что случилось потом. Без всякого стеснения, не задумываясь о том, как выглядит его поступок, Георг перенес свое кресло поближе к банкетке, склонился над Сарой и начал смотреть ей прямо в глаза, не говоря ни слова. Сара густо покраснела и опустила ресницы.
– Ваше платье удивительно идет вам, – прошептал король.
В шуме его слова было трудно расслышать, и король передвинул кресло еще ближе. Среди гостей поднялся весьма громкий ропот изумления, но его величество пренебрег этим.
– Позволите принести вам вина? – продолжал он. – Я буду рад поухаживать за вами.
Сара смело взглянула на него и увидела, что теперь пришла его очередь краснеть.
– Лучше я отправлюсь вместе с вами, ваше величество. Мне кажется, что за мной следят, если вы понимаете, о чем я хочу сказать.
– Слишком хорошо понимаю, – ответил он и широко улыбнулся, показывая свои прекрасные ровные зубы.
Но, хотя пара мечтала остаться в одиночестве в соседней комнате, их постигло жестокое разочарование. Внезапно оказалось, что все гости, кроме танцующих, захотели освежиться и слуги, подающие чай, негус и вино, буквально сбились с ног. Уголком глаза Сара заметила мистера Фокса и Кэролайн, которые неутомимо бодрствовали неподалеку от нее.
Король громко рассмеялся:
– Я не ожидал такого притока гостей в эту комнату, иначе приказал бы устроить две буфетные.
– Думаю, комната привлекла гостей благодаря вам, ваше величество.
– Есть единственная особа на свете, с которой я хотел бы остаться наедине в этот момент.
Слишком ошеломленная, Сара просто смотрела на него, и прошло несколько томительных минут, прежде чем она нашлась, как ответить.
– Две морские свинки будут помолвлены еще до конца месяца, – прошептал герцог Ньюкасл леди Диане Спенсер.
– Вы имеете в виду немецкую принцессу? Ньюкасл нахмурился:
– Нет, я имею в виду прелестное создание, с которого его величество не сводит глаз.
Леди Диана покачала головой:
– Я слышала из самых достоверных источников, что принцесса Уэльская уже сделала свой выбор.
– Тогда пусть королю помогут небеса, ибо он, кажется, тоже выбрал.
– Он никогда не осмелится перечить своей матери и Бьюту – это общеизвестно.
– Надеюсь, что вы ошибаетесь, – печально проговорил герцог. – Но боюсь, что во многом вы окажетесь правы.
Ни один из гостей, кто видел, какими нежными взглядами обменивались король и леди Сара, не сомневался в силе их чувств. И, когда король помог ей встать, беспокоясь о недавно сросшейся ноге, все заметили, как его рука обвила талию девушки и некоторое время оставалась там.
– Я прихожу к убеждению, что наилучшее место для тайных разговоров – в бальном зале, – шептал Георг, пока они покидали буфетную.
– Мне кажется, мы могли бы снова потанцевать, ваше величество. Я уже отдохнула.
Король просиял:
– Прекрасная новость. Если вы позволите, леди Сара, я хотел бы привести свою сестру.
В некотором замешательстве девушка села на место, пока король пробрался по залу, разыскал принцессу Августу и вернулся вместе с ней спустя несколько минут.
Пока Сара опускалась в почтительном реверансе, она думала, что в эти дни принцесса стала напоминать скорее лягушку, чем крысенка, как когда-то ее нелюбезно назвала королева-бабушка. Обычные в семье чуть выпуклые глаза у Августы придавали ее лицу выражение амфибии, тем более что ее бледная кожа выглядела зеленоватой. Принцесса недоброжелательно оглядела цветущую Сару, но с усилием улыбнулась, когда любимица брата сделала почтительный реверанс.
– Я рассказал принцессе, – беспечно болтал король, – о танце «Бетти Блю». Мне бы хотелось научить ее. С этим танцем вы знакомы, мадам, – произнес он, глядя прямо на Сару. – Именно потому танец показался мне таким очаровательным, что меня учила ему дама.
Неужели это шутка? Сара опустила глаза.
– Дама, ваше величество? Кто же это мог быть?
– Очень милая дама, – продолжал Георг, пренебрегая забытой в разговоре Августой, – которая прибыла из Ирландии год назад, в прошлом ноябре.
Сара смутилась:
– Вы думаете, я знаю эту особу, ваше величество?
– Я сейчас говорю именно с ней. Это она учила меня танцевать на балу Двенадцатой ночи.
– О, ваше величество, вы правы! Боюсь только, что я не помню об этом.
– Может быть, – продолжал король, игнорируя пышущую яростью Августу, – но я отлично запоминаю все, что связано с этой дамой. К следующему дню рождения короля я сочинил прелестный новый танец и назвал его «Двадцать пятое февраля».
День ее рождения! Сара вспыхнула от удовольствия, и, когда невидимый оркестр грянул веселую мелодию «Бетти Блю», очевидно, увидев знак короля, она удостоилась чести показать танец сестре короля. Как только принцесса усвоила основные па, другие гости, знающие танец, присоединились к танцующим, а Сара вновь обнаружила себя в объятиях Георга.
– Я хочу, чтобы вы дали мне обещание, – прошептал он, склоняясь к ее лицу.
– Какое, ваше величество?
– Что вы сохраните нашу тайну. Это очень важно. Внезапно он стал таким серьезным, что Сара встревожилась:
– Обещаю, ваше величество. Я буду хранить ее столько, сколько понадобится.
– Тогда не рассказывайте никому, даже вашей сестре и леди Сьюзен, что я счастлив только в вашем обществе.
– О, не может быть, чтобы это оказалось правдой! Должно быть, у королей каждый день случается столько восхитительных и приятных событий…
– Они ничего не значат для меня, если я не могу разделить их с вами.
– Прошу вас, тише, ваше величество. Нас могут услышать.
– Я замолчу, когда скажу вам еще одну вещь.
– Какую же?
– Я влюблен в вас, леди Сара, еще с тех пор, как впервые увидел ваше прелестное лицо.
Перед глазами Сары все завертелось: люди, зал, канделябры, и только руки мужчины, который любил ее, помогли ей сохранить равновесие.
– Вы не ответили, – быстрым шепотом напомнил он.
Она могла схитрить и сказать, что она польщена, встревожена, удивлена, – словом, отделаться обычными фразами. Вместо этого воспитанная в духе ирландской честности Сара Леннокс прошептала:
– Какие прекрасные слова говорит мне человек, которому я подарила сердце!
Король издал восхищенный возглас и поднял Сару в воздух, ухитрившись придать своему поступку вид одной из фигур танца. Трудно сказать, многих ли гостей ему удалось ввести в заблуждение, но вся молодежь с восторженными криками принялась поднимать своих смеющихся и краснеющих партнерш.
– Интересно, что будет дальше, – произнесла она, говоря не только за себя, но и за Сару Леннокс.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– Леди Сара, – с удивлением прошептал его величество, – вы только посмотрите, за нами следят!
Оглядев устремившиеся на нее бесчисленные пары глаз, Сара прошептала в ответ:
– Вижу, ваше величество.
– Тогда давайте отойдем туда, где нас не будут подслушивать.
С этими словами король решительно взял Сару под руку, отвел к окну и усадил на кушетку. Живо вспоминая о том времени, когда они первый раз сидели рядом, Сара пожалела о том, сколько страданий она причинила ему тогда, когда не могла разглядеть короля в пылком рослом и элегантном юноше с искренними голубыми глазами, которые сейчас переполняла нежность.
Собравшись с духом, она произнесла:
– Я хочу принести вам извинения, ваше величество.
Ясные глаза затуманились:
– За что же, леди Сара?
– В последний раз, когда мы сидели здесь, я вела себя грубо и раздражительно. Правду сказать, я вообразила, что питаю чувства к известной особе, но, к счастью, недавно обнаружила, что ошибаюсь. Ваше величество, прошлый раз мы выбрали для разговора неудачное время, и я прошу у вас прощения.
– Я уже забыл об этом, – ответил король.
– Неужели, ваше величество?
– Я выбросил эти слова из головы, понимая, что они вырвались из уст леди Сары случайно, и продолжал восхищаться ею.
Его собеседница опустила ресницы, размышляя, было ли это смелое заявление признанием, но тут же испытала разочарование, когда Георг просто добавил:
– Если вы сможете танцевать во вторник, леди Сара, я прошу оставить первый танец за мной.
Она лукаво взглянула на него:
– Я всецело подчиняюсь вашим повелениям, ваше величество.
– Тогда я повелеваю, – ответил он и улыбнулся.
В Салоне царила странная тишина, когда любимица короля возвращалась к своей семье, а сам король – очевидно, из чувства долга, потому что постоянно оборачивался к ней, – направился к гостям. Фокс с удовлетворением заметил, что его родственница просто сияет от радости, как никогда прежде, и сообщил внезапно обеспокоившийся Кэролайн, что Сара наконец-то влюбилась в своего царственного обожателя.
Казначей был прав. Пока Люси разрушала творение месье Клода и расчесывала волосы Сары на ночь, та только вздыхала, но не проронила ни слова. Оставшись одна, она раскрыла дневник:
«Завтра же начну упражняться на клавикордах, которые он подарил мне и за которые я, как последняя дура, не смогла поблагодарить его, – писала она. – Неужели мое письмо не дошло? Неужели оно могло лопасть в руки лорда Бьюта? Меня пугает одно это имя, ибо он сам и его „дама“ постараются держать меня подальше от двора».Внизу, в своем кабинете, казначей делал в своем дневнике более оптимистическую запись:
«В это воскресенье, как только он заметил ее в Салоне, чего, разумеется, не ожидал, тут же покраснел…»«…и поспешно подошел к ней, – читала Сидония, сидя на диване в своей квартире, не в силах сдержать улыбку от радости разделенной любви, – … и говорил с ней долго и приветливо. А во вторник на балу он не смотрел ни на кого, кроме нее, и почти них кем не разговаривал».
— Милый Георг! – воскликнула Сидония, откладывая в сторону библиотечный экземпляр книги «Жизнь и письма леди Сары Леннокс». – Если бы только все вышло по-другому! Если бы я могла помочь тебе! Кто знает, чего бы ты мог достигнуть, если бы с тобой рядом оказалась Сара!
Она вновь взяла книгу и продолжила чтение, улыбаясь тому, как был запечатлен первый бал короля с точки зрения Фокса, явно одаренного живым воображением.
С первого взгляда становилось ясно, что он изо всех сил потрудился над своим туалетом. Тем, кто считал его лишенным тщеславия, всего лишь туповатым скучным парнем, показалось, что король Георг III проделал труд целой жизни. Облаченный в темно-голубой бархатный камзол и панталоны, затейливо расшитые золотым и серебряным цветочным орнаментом, в великолепном жилете из атласа цвета слоновой кости и сливочного оттенка чулках, молодой человек внимательно осматривал себя в зеркало, пока камердинер укреплял на его плече голубую ленту-перевязь, украшенную бриллиантами. Сегодня принцу казалось, что он выглядит почти как сказочный герой, принц из книги волшебных сказок, который стремится встретиться с прекрасной принцессой.
Но при этом слове Георг нахмурился, вспомнив о бесконечном списке немецких принцесс-дурнушек, который мать подсовывала ему как раз тогда, когда он мечтал всю жизнь провести с Сарой, делить с ней престол и ложе. Однако как объяснить своей настойчивой родительнице и ее решительному приятелю, лорду Бьюту, что он желает жениться на англичанке, более того – англичанке из рода Стюартов, король просто не знал. Он боялся затевать скандал и отгонял от себя даже саму мысль об этом.
Сегодня его величество, которого обычно не заботила собственная внешность, сверкал не только бриллиантовой звездой. Он надел несколько перстней своего деда и даже прицепил к одежде блестящую рубиновую камею, некогда принадлежащую Фредерику, принцу Уэльскому – бедному Фрицу, который умер, так и не вкусив власти.
– Вы великолепно выглядите, ваше величество, – заметил его камердинер. – Осмелюсь заметить, все лучшие дамы Англии буду смотреть только на вас.
При обычных обстоятельствах камердинер не посмел бы даже заикнуться об этом, но сейчас дворец переполнился слухами о том, что на балу будет леди Сара Леннокс и его величество должен будет наконец сделать решительный шаг.
– Думаешь? – живо переспросил Георг, как будто он был самым обычным беспокойным юношей.
– Сегодня, ваше величество, вы похожи на Принца Очарование, вновь вернувшегося к жизни, – ответил слуга, и с этими утешительными словами король направился встречать гостей.
Последние несколько недель предпринимались все возможные усилия, чтобы бал в честь дня рождения, первый после восшествия его величества на престол, затмил все предшествующие балы. С точки зрения дворцовой прислуги, приготовления были грандиозными. В галерее усадили два оркестра, скрытые за декорацией, расписанной под цвет неба с облаками, мозаичный паркет в зале напоминал траву. Ужин после бала не поддавался никакому описанию – по заявлению Горация Уолпола, он был великолепным повторением роскоши Гарун-аль-Рашида и «Тысячи и одной ночи».
Для такого романтического события Сара выбрала в одежде сочетание белого и алого цветов, и единственным контрастным всплеском стали волны ее смоляных волос, украшенных свежими розовыми бутонами, аромат которых наполнял воздух вокруг нее. Бальное платье Сары было сшито их белоснежного атласа, его юбку украшали алые бутоны роз, в глубине каждого из них блестел крохотный бриллиант. Рукава модного фасона и вырез платья были расшиты узором из алых листьев. Весь ансамбль производил поразительное впечатление, и Уолпол, увидев, как Сара входит в зал, впоследствии писал: «Леди Сара – девятая статуя; если можно так выразиться, эти белоснежный и алый цвета создавали впечатление, что она сотворена из жемчуга и рубинов».
Робкая леди Сьюзен, специально по случаю бала прибывшая из Сомерсета, оказалась совершенно в тени, но ни на йоту не пожалела об этом. Она чувствовала себя премьер-министром, советницей короля, особой, с которой он впервые заговорил о своих чувствах к Саре. Племянницу Фокса окружали на балу откровенные взгляды и вздохи, она купалась в лучах славы своей лучшей подруги.
Фокс и леди Кэролайн вошли в зал первыми, как следовало по их положению, но никоим образом не попытались привлечь к себе внимание. Фокс был одет в черный костюм, обшитый кружевом и серебряной нитью, а Кэролайн выбрала платье цвета старого кларета, которое прекрасно сочеталось с нарядом ее сестры, но ничуть не затеняло его цвета. Даже самым завистливым зрителям – а в зале сейчас присутствовало немало таких – пришлось признать, что семья Фокса затмила всех присутствующих и что леди Сара, несомненно, самая прекрасная девушка Лондона, если не всего королевства.
Вечер был устроен так, чтобы предоставить все возможные удобства гостям: позолоченные кресла были расставлены вдоль стен – для пожилых гостей и танцоров, желающих отдохнуть в антрактах, сам король помещался в кресле слева от длинной банкетки. Все моментально заметили, что место рядом с его креслом было заранее оставлено для леди Сары Леннокс.
С самого начала, как только завершились формальности приема гостей, стало ясно, что сегодня его величество не потерпит никаких притязаний на свою персону, а сам намерен отдать все внимание радостям ухаживания и не задумываться о том, как он при этом будет выглядеть. Действительно, лишь только заиграла музыка, король очутился рядом с Сарой.
– Вы обещали мне этот танец, если ваша нога достаточно окрепнет, миледи. Ну, скажите, окрепла ли она?
– Моя нога и я сама подчиняемся королевским повелениям, – смело ответила Сара и повернулась, чтобы встать в пару.
У многих из присутствующих приподнялись брови, кто-то прошептал: «Лорд Бьют!» Мистер Фокс довольно потирал руки, в то время как под светом свечей вспыхивали стекла одновременно поднятых сотен лорнетов.
Не замечая, что творится вокруг, король вывел свою даму на середину зала и без предисловий сказал:
– Я никогда еще не видел вас более красивой. Сегодня вы королева сердец, леди Сара.
– Тогда, ваше величество, вы должны быть королем – для пары, – улыбнулась девушка.
– Пока я смотрю в ваши глаза, для меня ничто другое не имеет значения, – отчетливо выговорил Георг, не задумываясь о том, что его могут услышать.
Неизвестно отчего – то ли от ее недавней болезни, темпа танца, чувств, возникших между ней и высоким юношей, крепко сжимающим ее, – но сердце Сары было готово выскочить из груди.
– Я говорю правду, – еле слышно повторяла она, затем решила рискнуть и не думать о последствиях, – и всегда буду откровенна с вами…
Его величество не ответил, он просто сжал пальцы Сары и продолжал сжимать их до тех пор, пока не отвел ее на место близ королевского кресла.
– Мадам, вы позволите приглашать вас на все танцы? – прошептал он, когда Сара опустилась на место.
– Ваше величество, врач велел мне быть осторожной. Думаю, мне надо немного отдохнуть.
– Если вы будете отдыхать, то и я тоже, – решительно ответил Георг и занял место рядом с ней.
Обмахиваясь веером, Сара чувствовала, что стала центром всеобщего внимания, и едва могла поверить тому, что случилось потом. Без всякого стеснения, не задумываясь о том, как выглядит его поступок, Георг перенес свое кресло поближе к банкетке, склонился над Сарой и начал смотреть ей прямо в глаза, не говоря ни слова. Сара густо покраснела и опустила ресницы.
– Ваше платье удивительно идет вам, – прошептал король.
В шуме его слова было трудно расслышать, и король передвинул кресло еще ближе. Среди гостей поднялся весьма громкий ропот изумления, но его величество пренебрег этим.
– Позволите принести вам вина? – продолжал он. – Я буду рад поухаживать за вами.
Сара смело взглянула на него и увидела, что теперь пришла его очередь краснеть.
– Лучше я отправлюсь вместе с вами, ваше величество. Мне кажется, что за мной следят, если вы понимаете, о чем я хочу сказать.
– Слишком хорошо понимаю, – ответил он и широко улыбнулся, показывая свои прекрасные ровные зубы.
Но, хотя пара мечтала остаться в одиночестве в соседней комнате, их постигло жестокое разочарование. Внезапно оказалось, что все гости, кроме танцующих, захотели освежиться и слуги, подающие чай, негус и вино, буквально сбились с ног. Уголком глаза Сара заметила мистера Фокса и Кэролайн, которые неутомимо бодрствовали неподалеку от нее.
Король громко рассмеялся:
– Я не ожидал такого притока гостей в эту комнату, иначе приказал бы устроить две буфетные.
– Думаю, комната привлекла гостей благодаря вам, ваше величество.
– Есть единственная особа на свете, с которой я хотел бы остаться наедине в этот момент.
Слишком ошеломленная, Сара просто смотрела на него, и прошло несколько томительных минут, прежде чем она нашлась, как ответить.
– Две морские свинки будут помолвлены еще до конца месяца, – прошептал герцог Ньюкасл леди Диане Спенсер.
– Вы имеете в виду немецкую принцессу? Ньюкасл нахмурился:
– Нет, я имею в виду прелестное создание, с которого его величество не сводит глаз.
Леди Диана покачала головой:
– Я слышала из самых достоверных источников, что принцесса Уэльская уже сделала свой выбор.
– Тогда пусть королю помогут небеса, ибо он, кажется, тоже выбрал.
– Он никогда не осмелится перечить своей матери и Бьюту – это общеизвестно.
– Надеюсь, что вы ошибаетесь, – печально проговорил герцог. – Но боюсь, что во многом вы окажетесь правы.
Ни один из гостей, кто видел, какими нежными взглядами обменивались король и леди Сара, не сомневался в силе их чувств. И, когда король помог ей встать, беспокоясь о недавно сросшейся ноге, все заметили, как его рука обвила талию девушки и некоторое время оставалась там.
– Я прихожу к убеждению, что наилучшее место для тайных разговоров – в бальном зале, – шептал Георг, пока они покидали буфетную.
– Мне кажется, мы могли бы снова потанцевать, ваше величество. Я уже отдохнула.
Король просиял:
– Прекрасная новость. Если вы позволите, леди Сара, я хотел бы привести свою сестру.
В некотором замешательстве девушка села на место, пока король пробрался по залу, разыскал принцессу Августу и вернулся вместе с ней спустя несколько минут.
Пока Сара опускалась в почтительном реверансе, она думала, что в эти дни принцесса стала напоминать скорее лягушку, чем крысенка, как когда-то ее нелюбезно назвала королева-бабушка. Обычные в семье чуть выпуклые глаза у Августы придавали ее лицу выражение амфибии, тем более что ее бледная кожа выглядела зеленоватой. Принцесса недоброжелательно оглядела цветущую Сару, но с усилием улыбнулась, когда любимица брата сделала почтительный реверанс.
– Я рассказал принцессе, – беспечно болтал король, – о танце «Бетти Блю». Мне бы хотелось научить ее. С этим танцем вы знакомы, мадам, – произнес он, глядя прямо на Сару. – Именно потому танец показался мне таким очаровательным, что меня учила ему дама.
Неужели это шутка? Сара опустила глаза.
– Дама, ваше величество? Кто же это мог быть?
– Очень милая дама, – продолжал Георг, пренебрегая забытой в разговоре Августой, – которая прибыла из Ирландии год назад, в прошлом ноябре.
Сара смутилась:
– Вы думаете, я знаю эту особу, ваше величество?
– Я сейчас говорю именно с ней. Это она учила меня танцевать на балу Двенадцатой ночи.
– О, ваше величество, вы правы! Боюсь только, что я не помню об этом.
– Может быть, – продолжал король, игнорируя пышущую яростью Августу, – но я отлично запоминаю все, что связано с этой дамой. К следующему дню рождения короля я сочинил прелестный новый танец и назвал его «Двадцать пятое февраля».
День ее рождения! Сара вспыхнула от удовольствия, и, когда невидимый оркестр грянул веселую мелодию «Бетти Блю», очевидно, увидев знак короля, она удостоилась чести показать танец сестре короля. Как только принцесса усвоила основные па, другие гости, знающие танец, присоединились к танцующим, а Сара вновь обнаружила себя в объятиях Георга.
– Я хочу, чтобы вы дали мне обещание, – прошептал он, склоняясь к ее лицу.
– Какое, ваше величество?
– Что вы сохраните нашу тайну. Это очень важно. Внезапно он стал таким серьезным, что Сара встревожилась:
– Обещаю, ваше величество. Я буду хранить ее столько, сколько понадобится.
– Тогда не рассказывайте никому, даже вашей сестре и леди Сьюзен, что я счастлив только в вашем обществе.
– О, не может быть, чтобы это оказалось правдой! Должно быть, у королей каждый день случается столько восхитительных и приятных событий…
– Они ничего не значат для меня, если я не могу разделить их с вами.
– Прошу вас, тише, ваше величество. Нас могут услышать.
– Я замолчу, когда скажу вам еще одну вещь.
– Какую же?
– Я влюблен в вас, леди Сара, еще с тех пор, как впервые увидел ваше прелестное лицо.
Перед глазами Сары все завертелось: люди, зал, канделябры, и только руки мужчины, который любил ее, помогли ей сохранить равновесие.
– Вы не ответили, – быстрым шепотом напомнил он.
Она могла схитрить и сказать, что она польщена, встревожена, удивлена, – словом, отделаться обычными фразами. Вместо этого воспитанная в духе ирландской честности Сара Леннокс прошептала:
– Какие прекрасные слова говорит мне человек, которому я подарила сердце!
Король издал восхищенный возглас и поднял Сару в воздух, ухитрившись придать своему поступку вид одной из фигур танца. Трудно сказать, многих ли гостей ему удалось ввести в заблуждение, но вся молодежь с восторженными криками принялась поднимать своих смеющихся и краснеющих партнерш.
«Она покраснела. Еще целый час двое влюбленных предавались милым развлечениям на глазах у переполненного зала, – читала Сидония, которая вдруг обнаружила, что плачет без всякой очевидной причины. – После танца он прогуливался с ней и беспрестанно говорил – казалось, он не в силах оторваться от нее».Сидония перевернула страницу и прочитала заключение самого Генри Фокса:
«…На следующее утро все побывавшие на балу только и говорили что о его поведении, как будто юному королю не следовало проявлять таких сильных признаков влюбленности и стремления к одному из прелестнейших созданий мира, ибо, если такое возможно, в тот вечер она выглядела еще более прекрасной. Ее светлость со своей обычной скромностью отвечала на его чувства с такой нежностью и готовностью, что больше ему было нечего желать. Он влюблен в нее, и сама она влюблена, и если теперь вспоминает о Ньюбаттле, то только как о низком проходимце. Она ненавидит себя за глупую выходку, как я и предсказывал».Сидония Брукс захлопнула книгу и взглянула на часы. Была уже полночь, воскресенье, и вскоре на лестнице послышались шаги Финнана О’Нейла, возвращающегося к себе в квартиру. В.субботу его вызвали ночью в больницу по неотложному делу – должно быть, теперь он был донельзя усталым. Как чудесно было бы жить в то время, когда изъявления любви между людьми предшествовали постели, когда учтивые фразы давали дамам понять, как они желанны, когда люди точно знали, что делают, а не мучились в сомнениях и страхах, что окажутся связанными по рукам и ногам добрыми, но изматывающими отношениями.
– Интересно, что будет дальше, – произнесла она, говоря не только за себя, но и за Сару Леннокс.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Очнувшись от долгого и сладкого сна, Сидония сразу решила, что звуки и запахи в доме совершенно отличаются от звуков и запахов обычного воскресного утра. К десяти часам утра обитатели остальных квартир имели обыкновение еще спать, но сегодня Сидония различила, что проигрыватель Финнана играет «Тоску», а из квартиры Дженни еле слышно доносится мелодия «Времен года» в исполнении Найджела Кеннеди – на взгляд Сидонии, темп был чересчур завышенным.
Запахи тоже были совершенно ощутимыми: пахло беконом, яичницей, домашним хлебом Дженни, «ужасно питательным и полезным для здоровья». Было так приятно лежать у себя дома, прислушиваться и принюхиваться, думать о прочитанной поздно ночью книге, где говорилось об истории Сары Леннокс и Георга III так живо и ярко, поскольку автор приводил подлинные записи из дневников Фокса, леди Сьюзен и самой Сары.
Сидония не возвращалась в прошлое с того самого дня, когда ей пришлось заняться бегом, и она каким-то непостижимым образом попала из своего времени в другое. Ее волновало, с какой легкостью прошел переход во времени: она не видела черного вихря, не испытывала слабости – словом, ничего такого, что свидетельствовало о необычности происшествия. Ей казалось, что с каждым разом подобные случаи проходят все легче, как будто некие мысли притягивают к ней прошлое.
Зазвенел телефон, и Сидония встала с постели, думая, что услышит голос матери – она всегда звонила дочери по воскресеньям, когда та не уезжала на гастроли.
– Утро в разгаре, – произнес голос Финнана с более сильным, чем обычно, ирландским акцентом. – Не желает ли леди из большого дома разделить скромную трапезу?
Она рассмеялась:
– К сожалению, мадам еще не приняла ванну, проведя полночи за чтением. Но она просила передать вам, что будет рада встрече через час, если это вас устроит.
– Хозяин считает, что это будет весьма удобно.
– Я передам своей госпоже, сэр, – ответила Сидония и повесила трубку.
Неужели ирландский акцент и впрямь самый напевный в мире или же ей так кажется потому, что обладатель этого акцента невозможно обаятелен? Ведь ее привлекает не только акцент. Его обладатель завладел ее чувствами и наотрез отказывается отдать их обратно. За воскресное утро Сидония уже в сотый раз выругала себя за то, что позволила себе чересчур увлечься, привязаться к этому ирландцу сильнее, чем он к ней.
Телефон зазвонил вновь – на этот раз в трубке послышался голос матери.
– Кажется, у тебя слишком грустный голос, – подозрительно заметила Джейн Брукс. – Что-нибудь случилось?
– Просто устала, вот и все. Гастроли в Японии были слишком утомительными.
– Вполне возможно – столько людей на таком клочке земли.
Сидония улыбнулась:
– Слава Богу, мне пришлось недолго пробыть там, да и в целом гастроли прошли успешно. Я и представить себе не могла, что японцам нравится игра на клавикордах, и тем не менее это оказалось правдой!
Мать Сидонии переменила тему:
– Когда ты приедешь к нам? Почему бы тебе не появиться на следующий уик-энд и не прихватить с собой этого врача-ирландца?
– Вероятно, он будет занят – иногда ему приходится работать по выходным.
– Разве он занимает не достаточно высокий пост, чтобы отказаться от дежурств?
– Это не дежурства, он сам навещает своих пациентов, потому что беспокоится о них. Его никто не заставляет это делать.
Последовала напряженная пауза, а затем мать Сидонии поинтересовалась:
– Почему ты вдруг стала такой раздраженной? Ты просто могла сказать, что еще не говорила с ним о визите.
На другом конце провода Сидония испустила тяжелый вздох:
– Я всего лишь не хочу, чтобы он решил, будто я цепляюсь за него, – ты ведь понимаешь, о чем я говорю, мама? Приглашение повидаться с родителями может быть по-разному истолковано.
Джейн вздохнула:
– Ты права, лучше не настаивать. Но ты приезжай сама, дорогая. Мы уже соскучились.
– Я приеду в субботу, около десяти утра, обязательно.
Когда разговор был закончен, Сидония медленно побрела в ванную, жалея о том, что не смогла ответить матери иначе, не смогла сказать, что будет счастлива пригласить Финнана провести с ними уик-энд. Все было бы гораздо проще, если бы она не задумалась над ответом и будь Финнан просто хорошим знакомым. Но вся беда была в том, что Сидонию ужасно взволновало предложение матери.
– Черт побери, почему я связалась с ним? – раздраженно обратилась Сидония к мыльнице.
Ответа не последовало. В дверь ванной поскреб когтями кот – приближалось время кормежки.
– Черт бы его побрал, – еще раз воскликнула Сидония, отшвыривая белье. – Почему из всех квартир всех домов целого мира меня угораздило выбрать именно эту?
Но тут же ей пришло в голову, что, если бы она переехала в любую другую из квартир, которые осматривала после получения наследства от бабушки, она никогда не увидела бы Холленд-Хаус и не узнала бы его тайну.
Финнан прекрасно выглядел, несмотря на беспокойную ночь, и Сидония не удержалась – она бросилась к нему, уверяя, что рада его видеть. Финнан подхватил ее на руки, закружил и одарил звонким приветственным поцелуем:
– Ну, как дела? Как поживают самураи? Тебе понравилось у них?
– Это суматошный, но очень приветливый народ.
– И тебя не попытался похитить никто из их знаменитых борцов-суми?
– Да, но мне бы не хотелось рассказывать тебе об этом.
Финнан усмехнулся:
– Я просто зеленею от зависти. Мне всегда хотелось плюнуть на все и целую жизнь упорно наращивать вес.
– Мне говорили, что самый тяжелый из борцов весит более пятидесяти стонов. Его называют Громадиной.
– Уверен, ты смогла бы запросто покорить его, – ответил ирландец, – но давай вернемся к более серьезным вопросам. Мы пойдем куда-нибудь на ленч? И что ты будешь пить?
– Вот тебе мои ответы: «да» – на первый вопрос, и «сухое белое вино» – на второй.
– Кстати, о весе, – заметил Финнан, – ты похудела.
– Отлично. Прошлый раз, когда я решила сбросить вес и заняться бегом, я оказалась в компании Георга III.
Он замер со штопором в руке:
– И с тех пор ты больше ничего не видела?
– Нет, но после этого я долго была в отъезде. Финнан, ты веришь мне, правда? Неужели ты считаешь, что я страдаю галлюцинациями?
В первый раз за все утро доктор посерьезнел:
– Помнишь случай с теми двумя девушками в Версале?
– Мисс Моберли и мисс Журден?
– Вот именно. Видишь ли, я читаю книгу, автор которой пытается утверждать, что они были всего лишь ловкими обманщицами, притворялись, что постоянно что-то видят, а тот случай показался им настолько обычным, что они даже не говорили о нем в течение нескольких дней.
Запахи тоже были совершенно ощутимыми: пахло беконом, яичницей, домашним хлебом Дженни, «ужасно питательным и полезным для здоровья». Было так приятно лежать у себя дома, прислушиваться и принюхиваться, думать о прочитанной поздно ночью книге, где говорилось об истории Сары Леннокс и Георга III так живо и ярко, поскольку автор приводил подлинные записи из дневников Фокса, леди Сьюзен и самой Сары.
Сидония не возвращалась в прошлое с того самого дня, когда ей пришлось заняться бегом, и она каким-то непостижимым образом попала из своего времени в другое. Ее волновало, с какой легкостью прошел переход во времени: она не видела черного вихря, не испытывала слабости – словом, ничего такого, что свидетельствовало о необычности происшествия. Ей казалось, что с каждым разом подобные случаи проходят все легче, как будто некие мысли притягивают к ней прошлое.
Зазвенел телефон, и Сидония встала с постели, думая, что услышит голос матери – она всегда звонила дочери по воскресеньям, когда та не уезжала на гастроли.
– Утро в разгаре, – произнес голос Финнана с более сильным, чем обычно, ирландским акцентом. – Не желает ли леди из большого дома разделить скромную трапезу?
Она рассмеялась:
– К сожалению, мадам еще не приняла ванну, проведя полночи за чтением. Но она просила передать вам, что будет рада встрече через час, если это вас устроит.
– Хозяин считает, что это будет весьма удобно.
– Я передам своей госпоже, сэр, – ответила Сидония и повесила трубку.
Неужели ирландский акцент и впрямь самый напевный в мире или же ей так кажется потому, что обладатель этого акцента невозможно обаятелен? Ведь ее привлекает не только акцент. Его обладатель завладел ее чувствами и наотрез отказывается отдать их обратно. За воскресное утро Сидония уже в сотый раз выругала себя за то, что позволила себе чересчур увлечься, привязаться к этому ирландцу сильнее, чем он к ней.
Телефон зазвонил вновь – на этот раз в трубке послышался голос матери.
– Кажется, у тебя слишком грустный голос, – подозрительно заметила Джейн Брукс. – Что-нибудь случилось?
– Просто устала, вот и все. Гастроли в Японии были слишком утомительными.
– Вполне возможно – столько людей на таком клочке земли.
Сидония улыбнулась:
– Слава Богу, мне пришлось недолго пробыть там, да и в целом гастроли прошли успешно. Я и представить себе не могла, что японцам нравится игра на клавикордах, и тем не менее это оказалось правдой!
Мать Сидонии переменила тему:
– Когда ты приедешь к нам? Почему бы тебе не появиться на следующий уик-энд и не прихватить с собой этого врача-ирландца?
– Вероятно, он будет занят – иногда ему приходится работать по выходным.
– Разве он занимает не достаточно высокий пост, чтобы отказаться от дежурств?
– Это не дежурства, он сам навещает своих пациентов, потому что беспокоится о них. Его никто не заставляет это делать.
Последовала напряженная пауза, а затем мать Сидонии поинтересовалась:
– Почему ты вдруг стала такой раздраженной? Ты просто могла сказать, что еще не говорила с ним о визите.
На другом конце провода Сидония испустила тяжелый вздох:
– Я всего лишь не хочу, чтобы он решил, будто я цепляюсь за него, – ты ведь понимаешь, о чем я говорю, мама? Приглашение повидаться с родителями может быть по-разному истолковано.
Джейн вздохнула:
– Ты права, лучше не настаивать. Но ты приезжай сама, дорогая. Мы уже соскучились.
– Я приеду в субботу, около десяти утра, обязательно.
Когда разговор был закончен, Сидония медленно побрела в ванную, жалея о том, что не смогла ответить матери иначе, не смогла сказать, что будет счастлива пригласить Финнана провести с ними уик-энд. Все было бы гораздо проще, если бы она не задумалась над ответом и будь Финнан просто хорошим знакомым. Но вся беда была в том, что Сидонию ужасно взволновало предложение матери.
– Черт побери, почему я связалась с ним? – раздраженно обратилась Сидония к мыльнице.
Ответа не последовало. В дверь ванной поскреб когтями кот – приближалось время кормежки.
– Черт бы его побрал, – еще раз воскликнула Сидония, отшвыривая белье. – Почему из всех квартир всех домов целого мира меня угораздило выбрать именно эту?
Но тут же ей пришло в голову, что, если бы она переехала в любую другую из квартир, которые осматривала после получения наследства от бабушки, она никогда не увидела бы Холленд-Хаус и не узнала бы его тайну.
Финнан прекрасно выглядел, несмотря на беспокойную ночь, и Сидония не удержалась – она бросилась к нему, уверяя, что рада его видеть. Финнан подхватил ее на руки, закружил и одарил звонким приветственным поцелуем:
– Ну, как дела? Как поживают самураи? Тебе понравилось у них?
– Это суматошный, но очень приветливый народ.
– И тебя не попытался похитить никто из их знаменитых борцов-суми?
– Да, но мне бы не хотелось рассказывать тебе об этом.
Финнан усмехнулся:
– Я просто зеленею от зависти. Мне всегда хотелось плюнуть на все и целую жизнь упорно наращивать вес.
– Мне говорили, что самый тяжелый из борцов весит более пятидесяти стонов. Его называют Громадиной.
– Уверен, ты смогла бы запросто покорить его, – ответил ирландец, – но давай вернемся к более серьезным вопросам. Мы пойдем куда-нибудь на ленч? И что ты будешь пить?
– Вот тебе мои ответы: «да» – на первый вопрос, и «сухое белое вино» – на второй.
– Кстати, о весе, – заметил Финнан, – ты похудела.
– Отлично. Прошлый раз, когда я решила сбросить вес и заняться бегом, я оказалась в компании Георга III.
Он замер со штопором в руке:
– И с тех пор ты больше ничего не видела?
– Нет, но после этого я долго была в отъезде. Финнан, ты веришь мне, правда? Неужели ты считаешь, что я страдаю галлюцинациями?
В первый раз за все утро доктор посерьезнел:
– Помнишь случай с теми двумя девушками в Версале?
– Мисс Моберли и мисс Журден?
– Вот именно. Видишь ли, я читаю книгу, автор которой пытается утверждать, что они были всего лишь ловкими обманщицами, притворялись, что постоянно что-то видят, а тот случай показался им настолько обычным, что они даже не говорили о нем в течение нескольких дней.