Лампитт Дина. Изгнание

   – Что это за место, куда мы идем?
   – Раньше это были королевские апартаменты, и хотя теперь они изрядно разрушены, мы, в конце концов, можем там вполне уютно устроиться, и нам никто не помешает, пока вы будете мне рассказывать свою историю.
   – А где солдаты?
   – Они все на среднем дворе замка, прячутся от непогоды кто где может.
   Они вошли в огромную каменную комнату, которая раньше наверняка была роскошным дворцовым залом. Там горел камин, а перед ним стояло что-то вроде походной койки. Кроме того, в комнате был стол, а на нем – кувшин с вином, чашка и тарелка с холодным мясом. К противоположной стене, смотрясь совершенно нелепо и неестественно среди этих холодных камней, был прислонен… роскошный королевский флаг. Николь уставилась на него в изумлении.
   – Почему он здесь? Ведь только сегодня вечером его водрузили у дворца.
   Лицо Джоселина тут же преобразилось: бесшабашный повеса исчез, на нее смотрел другой, серьезный человек.
   – Его чуть не сдуло ветром, и если бы это произошло, не дай Бог, это был бы очень дурной знак. А для меня это было бы просто смертельно, если бы он упал.
   – А вы что, несете за него ответственность?
   – Да нет, во всяком случае, в мои обязанности это не входит. Просто я шел на празднование, и что-то заставило меня выйти посмотреть на флаг. Во время войны он ведь действительно много значит. Тем более теперь, когда почти все вековые традиции оказались под угрозой.
   – Значит, вы – законченный монархист? – спросила Николь, в которой опять заговорило сознание женщины из двадцатого века.
   – Мне просто не по душе общественные беспорядки, вызванные всеми этими призывами против верховной власти. Конечно, король, если к нему приглядеться, – далеко не идеал. Но разве бывают идеальные люди? – он налил Николь стакан вина, который она молча взяла. – Да, у Карла Стюарта – масса недостатков. В молодости на него большое влияние оказывал Бекингем, теперь – жена, но для меня – он символ порядка. Я ответил на ваш вопрос?
   – В полной мере.
   Джоселин повернулся к ней, его философское настроение улетучилось. Теперь это был еще один человек, на этот раз – внимательный и практичный. Николь невольно подумала, что ее первое впечатление о нем меняется с каждой минутой.
   – Ну а теперь расскажите мне, что заставило вас со всех ног нестись к реке в столь поздний час, да еще в такую жуткую непогоду?
   – Говоря простыми словами, сэр Дензил пытался залезть ко мне в постель. Я – его падчерица, между нами нет кровного родства. Так что с тех пор, как я выросла, он горит желанием сделать из меня госпожу или что-то в этом роде.
   – Но это желание никак нельзя назвать взаимным, так я понимаю?
   – Вы что, издеваетесь!? – воскликнула Николь, но тут же сама вздрогнула от своего неуместного восклицания.
   Однако Джоселин, казалось, ничего не заметил, а только слегка кивнул:
   – Понимаю.
   – Не думаю, что вы понимаете все. Дело в том, что Арабелла…ну, то есть я… была помолвлена с Майклом Морельяном, сыном одного из членов Парламента. И наши семьи были не против, чтобы между нами возникли сексуальные отношения, и у меня родился от него ребенок… дочь. Но теперь наша помолвка расторгнута, потому что, как вы сами понимаете, он и его отец оказались на стороне парламентариев. А я оказалась в очень щепетильном положении. Мать-одиночка… ну и так далее.
   Джоселин бросил на нее еще более удивленный взгляд, но сказал только:
   – Продолжайте.
   – Да это, в общем-то, все. Сразу после рождения ребенка сэр Дензил сказал, что постарается найти мне мужа. Но за последние несколько месяцев у меня создалось впечатление, что он сам хочет сыграть эту роль.
   – Я вполне могу его понять. Вы просто удивительное создание, – тут настала очередь Николь посмотреть на него в недоумении, но в его удивительных глазах не было ни капли похоти, в них светилась завораживающая чистота и откровенность.
   – И теперь я не знаю, что мне делать, – продолжала она, – за Майкла я не могу выйти, потому как даже не знаю, где он теперь, да и вообще мы с ним отныне, простите за высокопарную фразу, – разделенные мечом. И конечно, я не могу вернуться и жить с этим недоноском.
   – А он что, недоносок? – спросил удивленный Джоселин, и Николь поняла, что допустила ошибку, употребив слово в неправильном значении.
   Она слегка покраснела.
   – Нет, я не это имела в виду. Я хотела сказать «грубиян».
   – А, понимаю.
   – Я бы могла где-нибудь работать. Но что мне делать с Мирандой?
   – С Мирандой?
   Николь сделала большой глоток вина и почувствовала, что голова у нее слегка закружилась.
   – Ну, с малышкой. Понимаете, я так к ней привязалась, – его взгляд опять выразил удивление.
   – Любая мать любит своего ребенка, – сказал он, и актриса поняла, что ей нужно быть внимательней.
   – Да, конечно, не понимаю, почему я так выразилась. Но в любом случае я в безвыходном положении. Если бы у меня была работа, мне не пришлось бы ее бросать. Вы не знаете, можно здесь найти какую-нибудь работу?
   Он рассмеялся:
   – Вы говорите странные вещи, госпожа. Вы же прекрасно знаете, что для женщины вашего положения может быть единственная работа – вести хозяйство и заниматься только своим домом.
   Николь не смогла сдержаться, лицо у нее вытянулось.
   – Да вы что?
   – Конечно.
   Она посмотрела на него совершенно беспомощно.
   – Так что же мне делать?
   Вместо ответа Джоселин сам задал ей вопрос:
   – Сколько, вы сказали, вам лет, Арабелла? – он спросил это очень тихо, и его глаза странно блеснули.
   Может быть, из-за вина, а может быть – из-за успокаивающего тона Джоселина Николь почти потеряла бдительность и чуть было не сказала: «Двадцать семь», но вовремя спохватилась и произнесла:
   – Семнадцать.
   – Тогда вы можете совершенно спокойно выйти замуж, не нуждаясь в согласии отчима.
   – Неужели? – она посмотрела на него недоверчиво.
   – Мое дорогое дитя, женщины по закону становятся совершеннолетними в двенадцать, а мужчины – в четырнадцать. Так что вы уже давно вступили во владение своими правами.
   Решив исправить свою оплошность, Николь быстро проговорила:
   – Пожалуйста, не подумайте, что я такая невежа. Просто у меня было что-то вроде шока. Поверьте, вид сэра Дензила, стоящего в чем мать родила, может любого нормального человека превратить в идиота.
   Джоселин покачал головой и широко улыбнулся.
   – Мне нравится, как вы выражаетесь. Я никогда не слышал ничего подобного. Что значит «в чем мать родила»? Я так понимаю: на нем ничего не было?
   – Вот именно – ничего!
   – О! – воскликнул он и снова улыбнулся.
   Повисла неловкая тишина, в которой стали слышны завораживающие звуки. Там, снаружи, жестокий ветер, чуть не сваливший гордое королевское знамя и превративший небольшую речку в бушующий океан, изо всех сил старался разнести каменные стены старого замка. А здесь, в комнате – веселый огонь, зажженный неведомым слугой, плясал и извивался на потрескивающих сухих поленьях. Николь ясно слышала дыхание Джоселина, стук своего бешено колотящегося сердца и звук льющегося вина, которое переливали из одного сосуда в другой. Вдруг ее собеседник произнес:
   – Вы в любой момент можете выйти замуж за меня.
   Как в замедленном кино, Николь повернула голову и уставилась на него:
   – Что вы сказали?
   – Вы в любой момент можете выйти замуж за меня.
   – Выйти замуж за вас!? – она не верила своим ушам. – Но я же вас совсем не знаю.
   Лицо Джоселина сделалось бесстрастным:
   – Разве это так важно? Мы можем заключить союз, который устроит нас обоих.
   Николь глупо уставилась на него:
   – Я вас не понимаю.
   – Вы в ужасном положении. Война разлучила вас с любимым человеком, в то же время вас преследует похотливый отчим, которого вы ужасно расстроили своим отказом, и он вам вряд ли это простит. Разве у вас есть выбор?
   – Но, лорд Джоселин, мы же совсем незнакомы…
   – Дайте мне договорить, – прервал он. – Я тоже одинок. Моя жена умерла почти шестнадцать лет назад, роды слишком ослабили ее. За дочерью следит и выполняет все функции матери моя незамужняя сестра Мирод, она также ведет хозяйство, так что, пока я воюю, дома все в порядке. Но больше у меня никого нет. Мне необходим человек, который бы меня понимал, мне нужен друг, с кем я мог бы обсудить то, о чем не могу говорить ни с сестрой, ни с дочерью. Им это неинтересно. Я не прошу вас любить меня, Арабелла. Честно говоря, я думаю, что было бы глупо предполагать, что у вас ко мне может возникнуть такое чувство. Но для нас обоих это будет спасительный брак, в котором мы оба будем понимать и уважать друг друга. Поэтому я прошу вас, чтобы вы соединили свою жизнь с моей.
   Николь сидела пораженная, пытаясь осознать то, что она только что услышала. Стараясь разобраться в своих чувствах, она полностью ушла в себя. По ее понятиям, любое замужество в конце концов сводилось к необходимости через какое-то время заводить детей. И в той жизни, где сама мысль о детях была для нее неприемлема, она, естественно, не думала и о замужестве. Конечно, появление Луиса немного изменило ее взгляды на жизнь, но Луис был таким лакомым кусочком, что ни одна разумная женщина на ее месте не захотела бы упустить свой шанс. И сейчас человек, которого она совсем не знала, просил ее выйти за него замуж, почти навязывая ей этот брак, так необходимый в ее положении в том времени, где она сейчас находилась.
   Несмотря на то, что это был единственный выход в сложившейся ситуации, Николь позволила себе рассмотреть еще один вариант. Она могла бы спастись от сэра Дензила, если бы вернулась в свою настоящую жизнь и распрощалась с этим мрачным временем навсегда. Но сейчас это казалось ей совершенно невозможным. Она очнулась от звука собственного голоса:
   – Пожалуйста, разрешите мне все обдумать.
   Джоселин вздохнул с явным облегчением, и она удивилась, предположив: «Неужели с ним произошел такой удивительный феномен, как любовь с первого взгляда?». Еще она вспомнила то странное выражение его глаз, которое заметила при первой их встрече, и решила, что оно что-то значило.
   – Хорошо, вам надо поспать, – сказал он, – вы можете лечь на мою постель около камина. Я принесу себе одеяло. Но вы должны ответить на мой вопрос утром, потому что, если мы решим пожениться, нам следует уехать из Ноттингема как можно скорее.
   – Но куда же мы отправимся? – тихо спросила она, поняв в этот момент, что все ее тело прямо-таки ломит от усталости.
   – В Грейз Корт – поместье моих кузенов. Там недалеко есть церковь, в ней можно обвенчаться.
   Николь собрала последние силы, чтобы спросить:
   – Но почему вы все это делаете? Почему ваш выбор вдруг пал на меня? Вы же столько лет были предоставлены самому себе. Неужели за все это время вы не встретили никого, кто показался бы вам достойной, чтобы стать вашей женой? – Джоселин снова стал похож на бесшабашного повесу.
   – На какой из вопросов мне следует сначала ответить? Помогаю я вам, потому что мне так хочется. Мой выбор пал на вас, как вы изволили выразиться, потому что вы совершенно удивительный человек и не похожи ни на одну из женщин, встречавшихся на моем пути. И будучи все это время вдовцом, я ни разу не сталкивался с человеком, способным таким странным образом заинтересовать меня. Вы удовлетворены?
   Она улыбнулась:
   – Слава Богу, что вы не сказали ничего о моей внешности.
   – А что в ней плохого? Вы что, стыдитесь ее?
   – С некоторых пор да, – ответила она, – но, знаете, я уже начала привыкать.
   – Вы сильно утомлены, – твердо проговорил он, – вот ваша постель. Ложитесь.

* * *

   Ей казалось, что она не сможет уснуть и будет всю ночь думать над свалившейся на нее проблемой, но события предыдущего дня и ночной побег от отчима Арабеллы так утомили принадлежащее ей тело, что Николь тут же уснула. Проснувшись, она увидела, что каменная палата залита солнечным светом, а в огонь кто-то успел подложить новых дров. Джоселина нигде не было видно. Чувствуя усталость и легкое головокружение, актриса поднялась с походной кровати и прошлась по комнате.
   Санитарные условия были, прямо сказать, весьма и весьма примитивны. Они состояли из складного дорожного клозета, которым Николь вынуждена была воспользоваться, и кувшина с холодной водой. Она кое-как умылась, поливая себе из ковшика, потом надела платье, в котором накануне бегала под дождем, и которое было далеко не в лучшем виде. Завить волосы она даже не пыталась. Они болтались прямыми тонкими прядями, утратив блеск, и Николь просто расчесала их и повязала короткой лентой, которую нашла возле маленького зеркальца, используемого Джоселином во время путешествий, по всей видимости, для того, чтобы бриться. Проделав все это, она вышла из комнаты и пошла прогуляться по двору. Она была совершенно спокойна и ни о чем не думала, но тут увидела флаг, который развевался на прежнем месте, а его светлость шел ей навстречу с буханкой хлеба в руках. Тут она вспомнила, что должна дать ответ на его вчерашнее предложение.
   – Прекрасный денек, – весело проговорил он, и Николь подумала, что в этом мире ничего не меняется: англичанин всегда останется англичанином, и в любом столетии его первые приветственные слова будут о погоде.
   – Да. Я вижу, флаг снова поднят.
   – Мы сделали это на рассвете, до того, как проснулись горожане, но слухи о том, что его сорвало ветром и что это дурной знак, уже поползли по городу.
   – А вы сами в это верите?
   Вся веселость исчезла с его лица.
   – Я вовсе не суеверный человек, хотя и допускаю, что иногда нами управляют неведомые силы. Поэтому я скажу просто: я решил, что будет лучше, если он окажется там, где ему положено быть.
   Джоселин снова улыбнулся, и Николь с удивлением подумала, как этот человек многогранен: только что он выглядел серьезным интеллектуалом, а через минуту превратился в бесшабашного кавалериста.
   – Это что, завтрак? – спросила она, глядя на хлеб.
   – Да. И еще я принес вам немного сыра и пива.
   – Вы очень добры.
   – Послушайте, – произнес Джоселин, – поешьте, пожалуйста, побыстрее. Пока я тут ходил туда-сюда, я встретил сэра Дензила. Он ищет вас по всему городу и, уверен, скоро заявится сюда.
   – Что я должна делать?
   – Я думаю, что мы должны уехать как можно скорей. Я уже распорядился, чтобы мой экипаж подали к главным воротам.
   – Но он же может его там увидеть!
   – Пусть себе видит, разве он обратит на это внимание? У него нет никакой причины связывать вас со мной. Прошлой ночью вы могли оказаться где угодно.
   – Да, это так, – Николь помедлила, беспокойство все еще не покидало ее. – Но когда он услышит о том, что вы так поспешно уехали из Ноттингема, не вызовет ли это его подозрений?
   Ее покровитель снова стал серьезным.
   – Вот поэтому я и считаю, что нам необходимо пожениться как можно скорее. Если он все поймет и кинется за вами в погоню, будет уже слишком поздно, если на вашем пальчике к тому времени будет мое обручальное колечко.
   – А если его не будет?
   – На правах вашего законного опекуна у него будет прекрасный повод заставить вас вернуться.
   – А как же ребенок? Я понимаю, что это глупо, но мне горько от одной мысли, что я ее бросаю.
   – После того, как состоится свадьба, мы пошлем за девочкой.
   – Тогда, кажется, у меня нет другого выбора.
   Лорд Джоселин строго посмотрел на нее:
   – Это решение для вас очень неприятно?
   Николь покачала головой:
   – Просто я вас совсем не знаю. А что если мы не подойдем друг другу, и наши отношения ни к чему не приведут? Что же тогда мы будем делать?
   Прислушиваясь к своим собственным словам, какой-то частью сознания Николь понимала, что уж она-то как раз и есть самый подходящий кандидат для такого союза. Женщина из двадцатого века, оказавшись в семнадцатом, просто не может упустить такую возможность.
   Джоселин тем временем, по-видимому, потерял терпение, судя по жесткому выражению его лица.
   – Арабелла, я точно так же могу пострадать, как и вы. Сейчас другого выбора нет. Или вы решаетесь и отдаете себя в мои руки, или вам придется вернуться к сэру Дензилу, надеясь, что он простит вас. Что вы предпочитаете?
   – Я поеду с вами, – сказала она, потом, сообразив, что это прозвучало не слишком вежливо, добавила: – Охотно.
   Выбора у нее действительно не было. В конце концов, Джоселин далеко не урод, и, судя по его рассказам, у него хороший надежный дом, к тому же он выглядит достаточно умным и образованным для того, чтобы понять ее, а может, даже помочь ей вернуться в свой век. В то время как в руках сэра Дензила она наверняка окажется обречена на смерть.
   – Даю вам десять минут, чтобы подготовиться к путешествию, – быстро проговорил ее будущий муж. – Съешьте столько, сколько успеете, а остальное возьмите с собой. Как только мы отъедем на достаточное расстояние, мы остановимся где-нибудь поесть.
   – А что вы скажете королю? – с интересом спросила Николь.
   – Что я должен вернуться домой, чтобы завершить кое-какие свои дела. Но что я снова присоединюсь к нему в Ноттингеме через две недели.
   – Значит, вы по-настоящему собираетесь сражаться на его стороне?
   – Да, моя дорогая, именно это я собираюсь делать, – ответил Джоселин, опускаясь на колени и начиная собирать свои вещи.

* * *

   Через час они покинули город и, переехав через Трент, отправились на юг. Гроза так разбушевалась накануне, что, наверное, унесла сама себя, и теперь, когда они переезжали реку по мосту, она была совершенно спокойной, лишь легкий ветерок слегка рябил поверхность воды. На этот раз дорога была пустынной, на ней лишь изредка попадались крестьяне, спешащие на городской базар с разнообразными плодами своего труда. Когда их возница слегка ослабил поводья и сбавил скорость, чтобы дать лошадям отдохнуть, Николь высунулась из окна и оглянулась назад.
   – Нет, он не гонится за нами, – сказал Джоселин.
   Она удивилась:
   – Откуда вы знаете?
   – Он не успокоится, пока не заглянет в городе под каждый камень. А если вы вспомните, сколько ему придется осмотреть пещер, то поймете, что ему понадобится много времени.
   – Пещер?
   – Ну да, Ноттингем называют городом пещерных жителей, вы разве не знали об этом? Там очень много скал, в которых находятся пещеры, подобные лазу Мортимера, и большинство из них заселены. Если вам нужно убежать и скрываться, лучшего места не найти.
   – Но мне совсем не нужно бежать и скрываться, – язвительно проговорила Николь, – меня вынудили это сделать.
   Теперь настала его очередь смутиться:
   – Простите мне мою бестактность, я просто отвык от общества жены, у меня ее так давно не было, – он помолчал. – Скажите, Арабелла, вы считаете, что одной из причин, по которой мы не подойдем друг другу, может быть то, что я старше вас на двадцать лет?
   – Ну почему же на двадцать… – начала, было, она, но вовремя спохватилась, – я хотела сказать, что мы с вами близки по духу, и годы здесь не при чем. И потом я нисколько не считаю вас старым, – на мгновение Николь подумала о странном совпадении: ведь ему было столько же лет, сколько Луису Дейвину.
   Она, должно быть, улыбнулась, потому что Джоселин сказал:
   – И потому смеетесь?
   – Да нет, просто я никогда не считала разницу в возрасте такой уж важной, милорд. И потом я… ну я действительно старше своих лет. В то время как вы в том возрасте, когда о мужчине говорят, что он в полном расцвете.
   – Бог свидетель, вы умеете говорить комплименты, – ответил он.
   Николь видела, что ему это нравится.
   – А что вы скажете обо мне? – спросила она, явно напрашиваясь на комплимент. – Я не кажусь вам неразумным ребенком, который достоин лишь того, чтобы играть с вашей дочерью?
   – Вот в этом-то и есть ваша загадка, – задумчиво проговорил Джоселин, – если бы у меня была причина не верить своим глазам, я бы не побоялся сказать, что вы намного старше, чем кажетесь, что у вас столетняя душа.
   – Что вы имеете в виду?
   – То, что вы держитесь и говорите как женщина, которой много больше семнадцати.
   – Нет, я не о том. Что вы имели в виду, когда говорили про столетнюю душу?
   – В некоторых восточных религиях существует поверье, что после смерти душа не умирает, а переселяется в другое тело.
   – И вы в это верите? Вы можете поверить в то, что душа одного человека может переселиться в тело другого?
   Джоселин Аттвуд повернулся и внимательно посмотрел на нее. Она очень хорошо видела его аристократическое лицо.
   – А вы? – спросил он.
   – Да, – тихо сказала Николь, – я уверена, что такое может произойти.
   – Могу себе представить, – ответил ее покровитель после секундной паузы, – какие интересные споры ждут нас впереди.
   – Надеюсь, так оно и будет, – ответила она, и вдруг, неожиданно для себя, наклонилась и поцеловала его в щеку.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Золотой вечер не спеша превращался в серебряную ночь. Незаметно розовые холмы потемнели и приобрели цвет спелой малины и набухших перезревших на летнем солнце слив. Потом, когда солнце скрылось за ними, они сделались того темного загадочного цвета, который имело благородное французское вино, привезенное в Англию первыми отважными моряками. Река, явно не Темза, лениво извивалась среди диких лугов, на ее поверхности не было ни единого паруса, ни единой лодки; в лучах заходящего солнца она казалась малиновой, потом сделалась оловянно-серой. И вот поднялась луна.
   Она начала проделывать свой неизменный путь по небосклону, путь, который начался в незапамятные времена. Луна осветила темную ночную землю и мириады своих неизменных спутниц – звезд. День с его яркими и ясными очертаниями исчез, и его сменила темная загадочность ночи, освещенная серебряным ликом луны. Холмы теперь были огромные, темные и молчаливые, река походила на шелковую ленту, а все впадины и овраги были окрашены загадочным цветом индиго. Королева ночи явилась вместе со своей свитой и превратила реальность дня в ночную фантазию. И в этом лунном сиянии перед Николь впервые предстал Грейз Корт.
   Это место, без всяких сомнений, было обжито еще в средние века: в лунном свете были хорошо видны полуразвалившиеся стены и башни старого замка, они отбрасывали длинные тени на лужайку, окружавшую новый дом. И он, по мере приближения кареты, все больше привлекал внимание Николь, его высокие крыши и многочисленные окна все четче проступали в лунном свете. Она смотрела на дом, не отрываясь, он все больше нравился ей. Она представила себе, как он стоит, высокий и гордый, среди любых бурь и ураганов, хотя сейчас, в конце лета, его фасад выдерживал лишь натиск вьющихся растений. В темноте кареты раздался голос Джоселина:
   – Он вам нравится?
   – У меня просто дух захватывает, – ответила Николь, – очаровательное место.
   В лунном свете мелькнула его улыбка:
   – Может быть, скоро, в один прекрасный день вы увидите мой дом – Кингсвер Холл, он расположен в устье очень красивой реки Дарт. Но в данный момент Грейз Корт даст вам приют, который так необходим.
   – А это очень опасно для нас сейчас – ехать в Девон?
   – Слишком опасно и слишком далеко. Если вы хотите, чтобы сэр Дензил вам больше не угрожал, мы должны обвенчаться немедленно.
   Посмотрев на него внимательней, Николь обнаружила, что его глаза затуманены. Еще раз она убедилась в многогранности его натуры. На первый взгляд он казался прирожденным мошенником, блистательным повесой. Но как же обманчиво было это впечатление! Все его недавние поступки говорили о глубине и разносторонности натуры. Николь на мгновение замерла от мысли, что ей выпадет счастье провести с этим человеком достаточно времени, чтобы как следует узнать его. Однако она, современная женщина, вынуждена будет стать женой человека, которого совсем не знает, и ей снова показалось, что сложившаяся ситуация просто немыслима.
   Лунная сказка тем временем продолжалась. Незнакомец, который скоро должен был стать ее мужем, привел ее в дом, освещенный мягким светом свечей. Она увидела богатые разноцветные ковры, украшенные замысловатой резьбой деревянные стены и мебель, отражающую великолепный вкус ее владельца. Следом за Джоселином Николь поднялась по узкой винтовой лестнице и оказалась на длинном деревянном балконе, окружающем дом по всему периметру.
   – У меня такое чувство, будто я незаконно вторглась в чужие владения.
   – Но почему?
   – Потому что здесь больше никого нет. Хозяева могли бы выйти и поприветствовать нас.
   Джоселин покачал головой.
   – Боюсь, что этого не будет, – он грустно улыбнулся. – Дело в том, что во всем доме не осталось никого, кроме слуг. Мои кузены были очень обеспокоены событиями, происходившими в этом году, и, в конце концов, узнав, что король собирается поднять флаг и начать войну, уехали в Германию, – Николь посмотрела на него пораженная.
   – А что, многие так сделали?
   – Нет, не многие. Только те, кто могли себе это позволить. А бедный люд, как всегда во время войны, должен сидеть по домам и взваливать все тяготы себе на плечи.