Страница:
– Миранда, – немного подумав, произнесла Николь первое, пришедшее ей в голову шекспировское имя.
Майкл нахмурился.
– Однако это необычный выбор.
Николь вдруг стало скучно.
– Ну, хорошо, какое тебе тогда нравится?
– Нет, пусть будет Миранда. – Вдруг он насторожился. – Кто-то идет сюда. Мне пора. Королевское войско держит оборону в Йорке, а я должен присоединиться к войскам графа Эссекса. Будем надеяться, что Небеса помогут и меня не схватят.
– Тогда поторопись, – произнесла Николь на удивление взволнованным голосом.
Майкл нагнулся, и прикосновение его губ было нежным и приятным.
– До свидания, дорогая. Береги себя и малышку, – с этими словами он положил ребенка обратно в колыбель, нежно качнул ее и проворно скользнул в проем окна.
Его голова исчезла в тот момент, когда дверь открылась и в комнату вошла Эммет. Она успела заметить его, бросилась к окну и выглянула наружу.
– Господи, не может быть, это был господин Майкл! Он страшно рисковал, пробравшись сюда, уж будьте уверены.
– А что было бы, если бы его схватили?
– Наверное, сэр Дензил приказал бы высечь его до полусмерти.
Николь содрогнулась.
– Как жестоко.
Девушка кивнула:
– Конечно, но сейчас жестокое время, госпожа Арабелла. Семьи разделяются, и брат сражается против брата. Один Бог знает, когда все это кончится. И один Бог знает, что станет с вами, если вы сейчас же не поедите. У вас же маковой росинки во рту не было с тех пор, как вы родили девочку.
– Я что-то не очень голодна.
– Но вы должны есть для того, чтобы поддержать силы. Вы кормите грудью ребенка, и вам нужно есть, чтобы у вас было молоко.
Николь согласилась с ней:
– Хорошо, если ты принесешь мне что-нибудь, я обещаю тебе, что поем.
Девушка улыбнулась и направилась к той двери, через которую вошла, но, задержавшись на минуту, спросила:
– С господином Майклом все в порядке? – в ее голосе послышалось смущение.
Подумав о Майкле, Николь почувствовала приятную истому.
– Будь уверена, очень даже в порядке, – ответила она, а потом добавила: – Он в восторге от ребенка. Но, на мой взгляд, для отца он выглядит слишком молодо. Маленький похотливый дьяволенок. Когда он соблазнил Арабеллу?
Служанка уставилась на нее в недоумении:
– Прошу прощения, что вы сказали?
– Когда они с Арабеллой в первый раз занялись любовью?
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– О, ладно, к черту все это! – раздраженно воскликнула Николь. – Лучше я просто буду играть эту роль, только так вас можно в чем-то убедить. Я просто хочу узнать, когда Майкл и Ара… я… первый раз переспали.
Теперь Эммет выглядела явно раздраженной:
– Я не буду отвечать на ваши вопросы, пока вы не перестанете говорить так, будто вы – не Арабелла.
– Хорошо, так когда же они… мы? – поправилась она.
– Вы переспали в первый раз, когда были помолвлены, два года назад, и вы прекрасно знаете об этом. Обе ваши семьи были согласны, чтобы между вами начались эти отношения. Хотя ваш отец был не очень доволен тем, к чему это привело.
Николь была поражена:
– Неужели? А что, это нормально, что молодые спят вместе до свадьбы?
– Конечно, многие так делают.
– А сколько нам было лет?
– Вам – пятнадцать, а господин Майкл был на три года старше.
– Вот это да! – воскликнула Николь, пораженная тем, что услышала. – Так что, Арабелле только семнадцать лет?
Эммет посмотрела на нее укоризненно:
– Все, хватит, не начинайте опять эти глупости, прошу вас.
Она быстро вышла из комнаты, сердито стуча каблуками по деревянному полу.
Вздохнув, Николь откинулась на подушки. Ей следовало все хорошенько обдумать. С каждым новым поворотом событий ей становилось все ясней, что единственный путь, который она может выбрать в этих сложных для нее обстоятельствах, – притвориться, что она Арабелла, и продолжать делать это до тех пор, пока не встретится кто-нибудь, способный понять, в каком положении она находится. Но при всех минусах создавшейся ситуации Николь решила для себя, что это великолепное испытание, а она по призванию – актриса, вполне способная сыграть роль семнадцатилетней инженю, которая по стечению жестоких обстоятельств стала матерью до того, как стала женой, а теперь к тому же оказалась замешанной в события гражданской войны.
– Разделенные мечом, – продекламировала Николь, вспомнив какой-то сериал, который видела еще в школьные годы.
И хотя ее все еще одолевали страх, отчаяние и чувство безнадежности, она впервые ощутила радостное возбуждение от ситуации, в которой оказалась.
«Если я смогу относиться ко всему этому, как к своей новой роли, – подумала она, – если я смогу сыграть ее безупречно, тогда все будет хорошо».
Но сказать и сделать – это не одно и то же, и когда погас дневной свет и комната погрузилась во мрак, Николь уже не была так уверена в себе, она с трудом представляла, что может произойти дальше, и заглядывала в будущее с трепетом и тревогой.
Освободившись от пут, крошечное создание начало дрыгать ножками, и Николь обнаружила, что ее прежнее отвращение к детям исчезло, а вместо него появились любопытство и интерес. Она никогда прежде не видела только что родившихся детей, и ее поразило то, насколько малышка была маленькой и хрупкой. Она решила подмыть девочку и налила из кувшина в небольшой тазик прохладной воды. Потом очень осторожно опустила туда крошечную попку ребенка. Малышка заплакала от холода, но тут же замолчала, как только Николь завернула ее в чистую льняную пеленку. Вдруг Николь поймала свое отражение в зеркале и, слегка нервничая, заставила себя приблизиться к зеркалу и рассмотреть «Арабеллу Локсли» повнимательней.
Хотя девушка, смотревшая из зеркала, не обладала той пикантной внешностью, которая особенно восхищала Николь, ее лицо без всяких сомнений выдержало бы критику тонких ценителей красоты всех эпох. Тяжелые пряди золотистых волос поблекли и спутались из-за того, что ей только что пришлось пройти через роды, но стоит их вымыть, как они вновь засияют жизнью и красотой, обрамляя круглое, нежное личико. Глядя с удивлением на это личико, Николь заметила маленький подбородок, полные чувственные губы и глаза, цвета морской волны, очерченные длинными темными ресницами. Ничего утонченного и светского не было и в помине, вместо этого она видела перед собой классическое миленькое личико, и его вид заставил Николь даже затаить дыхание.
– Да, ты совсем не в моем вкусе, детка, – вслух сказала она, но тут ей стало неловко от того, что она критикует того, кто не может ей ответить.
И все же слова ее были правдой: не было ничего общего между той тонкой женщиной с мальчишеской фигурой, которой гордилась актриса, и этой женщиной, чья красота признавалась во все времена и которая смотрела сейчас на нее из зеркала.
– И фигура у тебя просто ужасная, – сказала Николь, но опять почувствовала себя глупо.
Ведь Арабелла только что родила ребенка, и разве можно было ожидать, что ее фигура будет похожа на холеную, хорошо тренированную и доведенную до совершенства специальными упражнениями фигуру Николь. Однако мысль о том, что ей придется теперь жить с телом другой женщины, начала уже пугать Николь все больше, и актриса поспешила обратно в постель, осознав, что ее начало трясти. Тем более что малышка, которую она положила в колыбель, все продолжала плакать, напоминая тем самым, что ее так и не накормили.
– О, прошу тебя, заткнись, – умоляюще сказала Николь, – я все равно не смогу справиться с тобой одна, – но плач становился все громче, и она была вынуждена взять ребенка на руки.
Но чем сильнее она старалась ее укачать, тем громче кричала девочка.
– Я ведь даже не твоя мать, – пробормотала она, глядя на нее и стуча зубами, – я тебя не рожала.
Тут она вспомнила, какую ужасную боль она испытала, когда проходила сквозь свет. Еще она вспомнила, как огромно было ее желание вернуться назад. Так что, наверное, в какой-то мере она причастна к появлению малышки. Внезапно ей стало жаль бедную крошку, она приложила ее к груди, и та сразу замолчала, начав сосать.
– Это просто невероятно, – вслух произнесла Николь. – Ты можешь себе представить, я ведь никогда даже не хотела иметь детей, а теперь вот у меня есть ты. И даже, представь себе, я дала тебе имя. Ты слышишь? Тебя зовут Миранда. Миранда Морельян, – ей вдруг пришло в голову, как красиво звучало бы это имя на сцене. – Сегодня вечером, – продолжала она громче, – роль Гедды Габлер исполняет наша восходящая юная звезда – Миранда Морельян.
Вдруг она испуганно замолчала. Дверь в комнату начала медленно открываться, и Николь поняла, что, наверное, кто-то уже давно стоял в темноте и слышал все, что она говорила. Не зная, что ей делать, она поступила, как самый настоящий «храбрец» – нырнула с Мирандой под одеяло. Но прежде, чем делать это, она заметила, что из открытого проема двери на нее внимательно смотрит мужчина с тонкими чертами лица и темными, горящими глазами.
– Поздравляю, госпожа Арабелла, вы очень хорошо спали. Ночью вернулся ваш отец. Неужели вы не слышали шум? – спросила она, оглянувшись через плечо.
Так вот что за «привидение» смотрело на нее в ранний утренний час. Николь вздрогнула:
– Нет, я ничего не слышала. Проснулась среди ночи, покормила Миранду, потом снова уснула и спала до сих пор.
– Миранду? Вы так назвали девочку?
– Да, мы с Майклом вчера так решили.
Эммет приложила палец к губам:
– Не произносите это имя. Сэр Дензил запретил упоминать его. Потому что, говорят, король со своим войском захватил Йорк, и теперь вся страна оказалась втянутой в гражданскую войну.
– Сейчас 1642 год? – спросила Николь, вспомнив, что в 1992 году страна отмечала трехсотпятидесятилетие начала гражданской войны.
– Конечно. Мне бы очень хотелось, чтобы вы постарались взять себя в руки.
– Мне кажется, что я отлично с этим справляюсь, – грубовато ответила актриса, – никто больше не собирается закатывать истерик.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, и не собираюсь вас больше слушать, – служанка ответила ей почти сердито, чем снова напомнила Николь всю нелепость ее положения.
В самом деле, какое дело людям, целому народу, которого кучка знати втянула в кровавую войну, где брат готов убить брата, до глупой и непонятной болтовни женщины, чей разум помутился при рождении ребенка?
– О, Господи! – простонала Николь, и Эммет посмотрела на нее с беспокойством.
– Вы себя хорошо чувствуете? Сэр Дензил собирался зайти проведать вас.
– В самом деле? Тогда я встаю.
– Но это невозможно. После родов женщина должна лежать, по крайней мере, две недели.
– Ничего не могу поделать. И потом, я прекрасно могу посидеть в кресле возле камина. Так что давай, помоги мне встать с кровати и принеси горячей воды. Я собираюсь искупаться.
Если бы она только знала, каких усилий потребует это занятие, подумала потом Николь, она бы вполне ограничилась тем, что сказала, что хочет просто вымыться. Но, приняв решение, она твердо решила не отступать и довести дело до конца. С видом преувеличенного недовольства две служанки внесли в спальню огромное деревянное корыто, потом появилось множество слуг, каждый из которых нес ведро, и они довольно быстро наполнили корыто водой. И только когда Николь вступила в теплую приятную воду, она поняла, что ее собираются мыть не мылом, а растирать маслами. Однако она настояла на том, чтобы Арабеллу тщательно вымыли, а потом сама вымыла голову так чисто, как только смогла.
Позже, когда она сушила волосы у огня, Эммет сказала:
– Что происходит? Никогда не думала, госпожа Арабелла, что вы такая аккуратная.
– Это один из моих новых принципов. Увидишь, их будет еще очень много.
– О, госпожа! – воскликнула Эммет с неподдельной радостью.
Платье, которое ей принесли, во всех отношениях просто восхитило ее. Ей всегда нравилось играть в старинных костюмах, а теперь это был не костюм, а настоящее платье, сшитое в семнадцатом веке. Несомненно, Арабелла похудела после родов, и тесемки, поддерживающие юбку, пришлось затянуть потуже, а длинный закрытый лиф с кружевами у шеи и пышные рукава были явно велики.
Для Николь было странно чувствовать за спиной тяжесть длинных вьющихся волос. И вообще, это было ужасно – готовить чужое тело к встрече с отцом, который, как полагала Николь, был зол и недоволен тем, что сотворила его дочь. И когда она услышала стук тяжелых ботинок, доносящийся с лестницы, и увидела их обладателя в свете дня, поняла, почему голос Эммет начинал слегка дрожать, когда она произносила вслух имя сэра Дензила Локсли.
Отец Арабеллы был высок и строен, его можно было назвать даже худым, но бледное лицо с выступающими скулами, которое Николь мельком увидела ночью, при дневном свете не было таким пугающим. И все же внешность этого человека с горящими глазами и впалыми щеками можно было назвать отталкивающей, и Николь, удивившись, как у него может быть такая красивая дочь, невольно отшатнулась, когда он вошел в комнату и сел напротив нее.
– Значит, ты родила, – сказал он, внимательно осматривая ее фигуру.
«Мерзкий старый баран», – подумала Николь, а вслух произнесла:
– Да, как видите. Несколько дней назад у меня родилась дочь.
– С ней все в порядке?
– Да, она себя отлично чувствует, благодарю вас.
Он уставился на нее:
– А где твои манеры? Ты что, забыла, что мне надо говорить «сэр»?
– Так было раньше, но теперь, когда я стала матерью, я считаю, что в этом нет больше необходимости, – спокойно ответила Николь и увидела, как он побледнел.
«Господи, помоги мне», – подумала она, испытывая все возрастающее отвращение к этому человеку.
– Опомнись. Арабелла, – он не повысил голос, но его свистящий шепот был еще более устрашающим, – пока ты находишься в моем доме, я требую от тебя послушания. Надеюсь, ты понимаешь меня?
Николь захотелось в сердцах нагрубить ему, но она чувствовала опасность, исходящую от Дензила Локсли, и шестым чувством понимала, что этого делать не стоит. Для своей безопасности и для безопасности ребенка ей было бы лучше уступить, но она, посчитав это трусостью, решила пойти на компромисс.
– Я буду делать все, что вы захотите, пока я здесь, – сказала она.
– Что ты имеешь в виду?
– Просто в один прекрасный день я надеюсь покинуть это место.
К ее удивлению, сэр Дензил ответил:
– Это именно то, о чем я уже давно мечтаю.
Николь в изумлении уставилась на него:
– Вы хотите, чтобы я ушла?
– Я хочу для тебя более подходящей участи. Я хочу, чтобы у тебя был свой дом. Если бы это произошло, я был бы действительно рад.
– А, понимаю, – актриса едва сдерживала ярость, – а что, в ваших правилах, чтобы я отправилась на поиски мужа, или вы сделаете это за меня?
На скуластом лице появилось недоумение:
– Ты прекрасно знаешь, что в наших правилах. Найти для своего ребенка здорового партнера с хорошей родословной. Так как мы – семья мелкопоместных нетитулованных дворян, ты была вправе остановить свой выбор на Майкле Морельяне, и его отец, и я дали наше согласие. Но теперь, когда у тебя есть ребенок, а страна разделилась на два лагеря, теперь, уверяю тебя, все будет совершенно иначе.
– И что же будет теперь?
– Тебе придется мириться с новыми обстоятельствами.
– Господи! – не подумав, воскликнула Николь. – Как я рада, что все это только сон.
Повисла неловкая тишина, которую прервал сэр Дензил:
– Будь любезна объяснить свои последние слова, – губы на худом лице превратились в тонкую линию, его выражение свидетельствовало о том, что это далеко не просьба, а приказ.
Тут Эммет, прокашлявшись, попыталась разрядить обстановку:
– Госпожа Арабелла слегка не в себе после родов, сэр. И иногда она не понимает, о чем говорит.
– Это правда, Арабелла?
Она не смогла сдержаться:
– Да, правда. Можно сказать, что после родов я стала совершенно другим человеком.
Даже не глядя на Эммет, Николь чувствовала, что та смотрит на нее полными ужаса и мольбы глазами. Сэр Дензил задрал костлявый подбородок:
– Я полагаю, что сейчас не время для всяких странностей. Надеюсь, ты сможешь взять себя в руки и постараешься сделать это как можно быстрее.
«Жалкий ничтожный негодяй, – подумала Николь. – Представляю, что было бы, если бы твоя дочь действительно сошла с ума. Уж наверняка ты бы посадил ее в одиночную камеру, и это в лучшем случае».
Вслух же она сказала:
– Желаете посмотреть на ребенка?
Он замер, видимо, раздумывая над своими хорошими манерами:
– Конечно. Я надеюсь, что ты назвала ее Констанция.
– Нет. Я дала ей имя Миранда. Но почему я должна была назвать ее Констанция?
Он побледнел еще больше:
– Ты прекрасно знаешь, почему. Потому что так звали твою мать, и твоя дочь должна быть названа в ее честь.
– Боюсь, что теперь слишком поздно. Миранда – это уже решено, – ответила Николь, но потом, подумав, не зашла ли она слишком далеко, добавила, – но, может быть, мы дадим ей второе имя – Констанция?
Мгновенно лицо сэра Дензила передернулось, и он снова побледнел, прошипев:
– Ты не смеешь вести себя так со мной, Арабелла. Я – хозяин в своем доме, и пока ты находишься под крышей моего дома, ты будешь покорной. Сегодня же вечером ребенок должен быть крещен, и девочке будет дано имя, которое назову я.
Вставая, Николь посмотрела на него и подумала: «Интересно, какая девушка могла соблазниться на этот мешок с костями и терпеть всю его брань? Хотя в том столетии, в котором живу я, он был бы совершенным ничтожеством. В лучшем случае – одиноким занудой, которого никто не любит».
Напоследок она сказала:
– Делайте что хотите. Но вы не сможете запретить мне звать ребенка тем именем, которое я выбрала.
Не говоря больше ни слова, сэр Дензил выскочил из комнаты, не удосужившись даже взглянуть на внучку и оставив Николь в еще большем смятении, чем перед их беседой.
– Боже, какая свинья! – воскликнула Николь, как только его шаги стихли. – Бедная Арабелла, она действительно просто страдалица.
– Послушайте, – проговорила Эммет довольно спокойно, но в ее голосе слышались панические нотки, – вы не должны продолжать так себя вести, госпожа. Я начинаю верить в то, что во время родов с вами действительно произошло что-то, вы действительно стали другой, хотя выглядите точно так же. Но если это и так, я умоляю вас не показывать этого. Сэр Дензил всегда был непреклонен, и он просто не потерпит этого. Он был очень жесток с вашей матерью, хоть и был неутешен, когда она умерла. Вашу жизнь он тоже может превратить в ад, если вы будете упрямы. Самое лучшее, что вы можете делать, соглашаться со всем, что он говорит, пока ваши силы не восстановятся, и вы не станете самой собой.
– Но Эммет, дорогая, – сказала Николь, беря девушку за руку, – во мне и говорит та, которую ты называешь «самой собой». Можешь мне верить, а можешь – нет, но у меня самой совсем другой отец, и я привыкла вертеть им, как мне вздумается. И потакать этому старому негодяю – это просто выше моих сил, черт возьми!
Эммет серьезно посмотрела ей в глаза, и Николь в первый раз заметила, что у девушки один глаз светло-коричневый, а другой – голубой.
– Не могу понять, что произошло с вами, госпожа Арабелла. Вы знаете, мне это не по силам. Но все же я очень прошу вас не усложнять себе жизнь, ни себе, ни мне.
Николь кивнула:
– Хорошо. Я постараюсь сдерживать себя, пока не найду способа избавиться от всего этого, – она помолчала, потом добавила: – Однако мне бы хотелось показаться доктору или какому-нибудь лекарю. Кто знает, может быть, кто-нибудь сможет помочь мне. Ты можешь мне это организовать?
На лице служанки отразилось такое облегчение, что Николь стало жаль ее:
– Я сделаю все, чтобы только увидеть вас вновь здоровой. Сегодня же пошлю записку в Оксфорд доктору Ричи, – серьезно ответила она. – А теперь, я думаю, вам лучше снова лечь. Это вообще неслыханно, чтобы женщина так скоро была на ногах после родов.
– Еще минутку, – произнесла Николь твердо.
Она быстро подошла к окнам, открыла одно из них и выглянула наружу. Ей захотелось увидеть хотя бы небольшую часть того уголка земли, куда она так неожиданно перенеслась.
Сады, окружающие Хазли Корт, были посажены, по всей видимости, еще в прошлом столетии. Сейчас же прямо перед собой Николь увидела мощеный, плохо ухоженный двор, окруженный полуразвалившимся забором и стройными тиссовыми деревьями. Справа раскинулся густой сад, наверняка полный всяких диковинных зверей и птиц. Вытянув шею, она увидела вдалеке замерзшую гладь воды и догадалась, что в свое время дом был обнесен рвом. Больше она ничего не смогла разглядеть, кроме простирающихся вдаль снежных просторов, что тут же заставило ее задуматься о том, какое сейчас время года.
– Какой сейчас месяц? – спросила она Эммет, которая тщательно расправляла ее постель.
– Девятнадцатое марта.
– Погода не очень-то весенняя.
– Да, и она держится уже несколько дней. Это ужасно, если учесть, как много людей сейчас перемещаются по стране.
Николь отвернулась от окна и посмотрела на нее:
– Так что же все-таки происходит?
– Ну, я могу судить об этом только по разговорам слуг, но ходят слухи, что король еще в январе уехал из Лондона, и это было ошибкой, потому что он теперь не может вернуться назад. Говорят, что он отправился на юг с жалкой горсткой преданных ему людей и добрался до Йорка.
– И что произошло там?
– Члены Парламента пытаются заставить его подписать новую конституцию. Ваш отец заявил, что он на стороне его величества, а сэр Дэвид Морельян полностью на стороне Парламента. Он верит, что король заключил сделку с дьяволом, и сам не понимает, что творит.
– И в результате целая страна оказалась расколотой на два лагеря?
– Теперь кажется, что это никогда не кончится.
– Самое подходящее время вернуться назад, – сказала Николь.
Она хотела выразить этими словами протест, пожаловаться на свою горькую участь, но вместо этого она неожиданно почувствовала прилив возбуждения, такой же, как ночью.
– Какое потрясающее время!
– Вы улыбаетесь совсем как раньше, – окликнула ее Эммет.
Приложив руки к лицу, Николь обнаружила, что она действительно улыбается.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Майкл нахмурился.
– Однако это необычный выбор.
Николь вдруг стало скучно.
– Ну, хорошо, какое тебе тогда нравится?
– Нет, пусть будет Миранда. – Вдруг он насторожился. – Кто-то идет сюда. Мне пора. Королевское войско держит оборону в Йорке, а я должен присоединиться к войскам графа Эссекса. Будем надеяться, что Небеса помогут и меня не схватят.
– Тогда поторопись, – произнесла Николь на удивление взволнованным голосом.
Майкл нагнулся, и прикосновение его губ было нежным и приятным.
– До свидания, дорогая. Береги себя и малышку, – с этими словами он положил ребенка обратно в колыбель, нежно качнул ее и проворно скользнул в проем окна.
Его голова исчезла в тот момент, когда дверь открылась и в комнату вошла Эммет. Она успела заметить его, бросилась к окну и выглянула наружу.
– Господи, не может быть, это был господин Майкл! Он страшно рисковал, пробравшись сюда, уж будьте уверены.
– А что было бы, если бы его схватили?
– Наверное, сэр Дензил приказал бы высечь его до полусмерти.
Николь содрогнулась.
– Как жестоко.
Девушка кивнула:
– Конечно, но сейчас жестокое время, госпожа Арабелла. Семьи разделяются, и брат сражается против брата. Один Бог знает, когда все это кончится. И один Бог знает, что станет с вами, если вы сейчас же не поедите. У вас же маковой росинки во рту не было с тех пор, как вы родили девочку.
– Я что-то не очень голодна.
– Но вы должны есть для того, чтобы поддержать силы. Вы кормите грудью ребенка, и вам нужно есть, чтобы у вас было молоко.
Николь согласилась с ней:
– Хорошо, если ты принесешь мне что-нибудь, я обещаю тебе, что поем.
Девушка улыбнулась и направилась к той двери, через которую вошла, но, задержавшись на минуту, спросила:
– С господином Майклом все в порядке? – в ее голосе послышалось смущение.
Подумав о Майкле, Николь почувствовала приятную истому.
– Будь уверена, очень даже в порядке, – ответила она, а потом добавила: – Он в восторге от ребенка. Но, на мой взгляд, для отца он выглядит слишком молодо. Маленький похотливый дьяволенок. Когда он соблазнил Арабеллу?
Служанка уставилась на нее в недоумении:
– Прошу прощения, что вы сказали?
– Когда они с Арабеллой в первый раз занялись любовью?
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– О, ладно, к черту все это! – раздраженно воскликнула Николь. – Лучше я просто буду играть эту роль, только так вас можно в чем-то убедить. Я просто хочу узнать, когда Майкл и Ара… я… первый раз переспали.
Теперь Эммет выглядела явно раздраженной:
– Я не буду отвечать на ваши вопросы, пока вы не перестанете говорить так, будто вы – не Арабелла.
– Хорошо, так когда же они… мы? – поправилась она.
– Вы переспали в первый раз, когда были помолвлены, два года назад, и вы прекрасно знаете об этом. Обе ваши семьи были согласны, чтобы между вами начались эти отношения. Хотя ваш отец был не очень доволен тем, к чему это привело.
Николь была поражена:
– Неужели? А что, это нормально, что молодые спят вместе до свадьбы?
– Конечно, многие так делают.
– А сколько нам было лет?
– Вам – пятнадцать, а господин Майкл был на три года старше.
– Вот это да! – воскликнула Николь, пораженная тем, что услышала. – Так что, Арабелле только семнадцать лет?
Эммет посмотрела на нее укоризненно:
– Все, хватит, не начинайте опять эти глупости, прошу вас.
Она быстро вышла из комнаты, сердито стуча каблуками по деревянному полу.
Вздохнув, Николь откинулась на подушки. Ей следовало все хорошенько обдумать. С каждым новым поворотом событий ей становилось все ясней, что единственный путь, который она может выбрать в этих сложных для нее обстоятельствах, – притвориться, что она Арабелла, и продолжать делать это до тех пор, пока не встретится кто-нибудь, способный понять, в каком положении она находится. Но при всех минусах создавшейся ситуации Николь решила для себя, что это великолепное испытание, а она по призванию – актриса, вполне способная сыграть роль семнадцатилетней инженю, которая по стечению жестоких обстоятельств стала матерью до того, как стала женой, а теперь к тому же оказалась замешанной в события гражданской войны.
– Разделенные мечом, – продекламировала Николь, вспомнив какой-то сериал, который видела еще в школьные годы.
И хотя ее все еще одолевали страх, отчаяние и чувство безнадежности, она впервые ощутила радостное возбуждение от ситуации, в которой оказалась.
«Если я смогу относиться ко всему этому, как к своей новой роли, – подумала она, – если я смогу сыграть ее безупречно, тогда все будет хорошо».
Но сказать и сделать – это не одно и то же, и когда погас дневной свет и комната погрузилась во мрак, Николь уже не была так уверена в себе, она с трудом представляла, что может произойти дальше, и заглядывала в будущее с трепетом и тревогой.
* * *
От души поев и выпив два бокала красного вина, она крепко уснула и проснулась только утром, разбуженная громким плачем малышки, которая требовала, чтобы ее накормили. Поражаясь тому, как ловко это у нее получается, Николь умело вытащила девочку из колыбели, и ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что та вся мокрая и необходимо поменять пеленки. Для этого нужно было встать с кровати и подойти к столу, над которым висело зеркало. Крепко прижимая к себе ребенка, Николь пересекла комнату и, положив сверток на плоскую поверхность стола, развернула квадратный кусочек грубого льна, который в середине семнадцатого столетия, по всей видимости, считался пеленкой.Освободившись от пут, крошечное создание начало дрыгать ножками, и Николь обнаружила, что ее прежнее отвращение к детям исчезло, а вместо него появились любопытство и интерес. Она никогда прежде не видела только что родившихся детей, и ее поразило то, насколько малышка была маленькой и хрупкой. Она решила подмыть девочку и налила из кувшина в небольшой тазик прохладной воды. Потом очень осторожно опустила туда крошечную попку ребенка. Малышка заплакала от холода, но тут же замолчала, как только Николь завернула ее в чистую льняную пеленку. Вдруг Николь поймала свое отражение в зеркале и, слегка нервничая, заставила себя приблизиться к зеркалу и рассмотреть «Арабеллу Локсли» повнимательней.
Хотя девушка, смотревшая из зеркала, не обладала той пикантной внешностью, которая особенно восхищала Николь, ее лицо без всяких сомнений выдержало бы критику тонких ценителей красоты всех эпох. Тяжелые пряди золотистых волос поблекли и спутались из-за того, что ей только что пришлось пройти через роды, но стоит их вымыть, как они вновь засияют жизнью и красотой, обрамляя круглое, нежное личико. Глядя с удивлением на это личико, Николь заметила маленький подбородок, полные чувственные губы и глаза, цвета морской волны, очерченные длинными темными ресницами. Ничего утонченного и светского не было и в помине, вместо этого она видела перед собой классическое миленькое личико, и его вид заставил Николь даже затаить дыхание.
– Да, ты совсем не в моем вкусе, детка, – вслух сказала она, но тут ей стало неловко от того, что она критикует того, кто не может ей ответить.
И все же слова ее были правдой: не было ничего общего между той тонкой женщиной с мальчишеской фигурой, которой гордилась актриса, и этой женщиной, чья красота признавалась во все времена и которая смотрела сейчас на нее из зеркала.
– И фигура у тебя просто ужасная, – сказала Николь, но опять почувствовала себя глупо.
Ведь Арабелла только что родила ребенка, и разве можно было ожидать, что ее фигура будет похожа на холеную, хорошо тренированную и доведенную до совершенства специальными упражнениями фигуру Николь. Однако мысль о том, что ей придется теперь жить с телом другой женщины, начала уже пугать Николь все больше, и актриса поспешила обратно в постель, осознав, что ее начало трясти. Тем более что малышка, которую она положила в колыбель, все продолжала плакать, напоминая тем самым, что ее так и не накормили.
– О, прошу тебя, заткнись, – умоляюще сказала Николь, – я все равно не смогу справиться с тобой одна, – но плач становился все громче, и она была вынуждена взять ребенка на руки.
Но чем сильнее она старалась ее укачать, тем громче кричала девочка.
– Я ведь даже не твоя мать, – пробормотала она, глядя на нее и стуча зубами, – я тебя не рожала.
Тут она вспомнила, какую ужасную боль она испытала, когда проходила сквозь свет. Еще она вспомнила, как огромно было ее желание вернуться назад. Так что, наверное, в какой-то мере она причастна к появлению малышки. Внезапно ей стало жаль бедную крошку, она приложила ее к груди, и та сразу замолчала, начав сосать.
– Это просто невероятно, – вслух произнесла Николь. – Ты можешь себе представить, я ведь никогда даже не хотела иметь детей, а теперь вот у меня есть ты. И даже, представь себе, я дала тебе имя. Ты слышишь? Тебя зовут Миранда. Миранда Морельян, – ей вдруг пришло в голову, как красиво звучало бы это имя на сцене. – Сегодня вечером, – продолжала она громче, – роль Гедды Габлер исполняет наша восходящая юная звезда – Миранда Морельян.
Вдруг она испуганно замолчала. Дверь в комнату начала медленно открываться, и Николь поняла, что, наверное, кто-то уже давно стоял в темноте и слышал все, что она говорила. Не зная, что ей делать, она поступила, как самый настоящий «храбрец» – нырнула с Мирандой под одеяло. Но прежде, чем делать это, она заметила, что из открытого проема двери на нее внимательно смотрит мужчина с тонкими чертами лица и темными, горящими глазами.
* * *
Проснулась она от холодного солнечного света и пронзительного свиста. Выглянув из-под одеяла, Николь обнаружила, что Эммет, находившаяся в комнате, уже успела позаботиться о ребенке.– Поздравляю, госпожа Арабелла, вы очень хорошо спали. Ночью вернулся ваш отец. Неужели вы не слышали шум? – спросила она, оглянувшись через плечо.
Так вот что за «привидение» смотрело на нее в ранний утренний час. Николь вздрогнула:
– Нет, я ничего не слышала. Проснулась среди ночи, покормила Миранду, потом снова уснула и спала до сих пор.
– Миранду? Вы так назвали девочку?
– Да, мы с Майклом вчера так решили.
Эммет приложила палец к губам:
– Не произносите это имя. Сэр Дензил запретил упоминать его. Потому что, говорят, король со своим войском захватил Йорк, и теперь вся страна оказалась втянутой в гражданскую войну.
– Сейчас 1642 год? – спросила Николь, вспомнив, что в 1992 году страна отмечала трехсотпятидесятилетие начала гражданской войны.
– Конечно. Мне бы очень хотелось, чтобы вы постарались взять себя в руки.
– Мне кажется, что я отлично с этим справляюсь, – грубовато ответила актриса, – никто больше не собирается закатывать истерик.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, и не собираюсь вас больше слушать, – служанка ответила ей почти сердито, чем снова напомнила Николь всю нелепость ее положения.
В самом деле, какое дело людям, целому народу, которого кучка знати втянула в кровавую войну, где брат готов убить брата, до глупой и непонятной болтовни женщины, чей разум помутился при рождении ребенка?
– О, Господи! – простонала Николь, и Эммет посмотрела на нее с беспокойством.
– Вы себя хорошо чувствуете? Сэр Дензил собирался зайти проведать вас.
– В самом деле? Тогда я встаю.
– Но это невозможно. После родов женщина должна лежать, по крайней мере, две недели.
– Ничего не могу поделать. И потом, я прекрасно могу посидеть в кресле возле камина. Так что давай, помоги мне встать с кровати и принеси горячей воды. Я собираюсь искупаться.
Если бы она только знала, каких усилий потребует это занятие, подумала потом Николь, она бы вполне ограничилась тем, что сказала, что хочет просто вымыться. Но, приняв решение, она твердо решила не отступать и довести дело до конца. С видом преувеличенного недовольства две служанки внесли в спальню огромное деревянное корыто, потом появилось множество слуг, каждый из которых нес ведро, и они довольно быстро наполнили корыто водой. И только когда Николь вступила в теплую приятную воду, она поняла, что ее собираются мыть не мылом, а растирать маслами. Однако она настояла на том, чтобы Арабеллу тщательно вымыли, а потом сама вымыла голову так чисто, как только смогла.
Позже, когда она сушила волосы у огня, Эммет сказала:
– Что происходит? Никогда не думала, госпожа Арабелла, что вы такая аккуратная.
– Это один из моих новых принципов. Увидишь, их будет еще очень много.
– О, госпожа! – воскликнула Эммет с неподдельной радостью.
Платье, которое ей принесли, во всех отношениях просто восхитило ее. Ей всегда нравилось играть в старинных костюмах, а теперь это был не костюм, а настоящее платье, сшитое в семнадцатом веке. Несомненно, Арабелла похудела после родов, и тесемки, поддерживающие юбку, пришлось затянуть потуже, а длинный закрытый лиф с кружевами у шеи и пышные рукава были явно велики.
Для Николь было странно чувствовать за спиной тяжесть длинных вьющихся волос. И вообще, это было ужасно – готовить чужое тело к встрече с отцом, который, как полагала Николь, был зол и недоволен тем, что сотворила его дочь. И когда она услышала стук тяжелых ботинок, доносящийся с лестницы, и увидела их обладателя в свете дня, поняла, почему голос Эммет начинал слегка дрожать, когда она произносила вслух имя сэра Дензила Локсли.
Отец Арабеллы был высок и строен, его можно было назвать даже худым, но бледное лицо с выступающими скулами, которое Николь мельком увидела ночью, при дневном свете не было таким пугающим. И все же внешность этого человека с горящими глазами и впалыми щеками можно было назвать отталкивающей, и Николь, удивившись, как у него может быть такая красивая дочь, невольно отшатнулась, когда он вошел в комнату и сел напротив нее.
– Значит, ты родила, – сказал он, внимательно осматривая ее фигуру.
«Мерзкий старый баран», – подумала Николь, а вслух произнесла:
– Да, как видите. Несколько дней назад у меня родилась дочь.
– С ней все в порядке?
– Да, она себя отлично чувствует, благодарю вас.
Он уставился на нее:
– А где твои манеры? Ты что, забыла, что мне надо говорить «сэр»?
– Так было раньше, но теперь, когда я стала матерью, я считаю, что в этом нет больше необходимости, – спокойно ответила Николь и увидела, как он побледнел.
«Господи, помоги мне», – подумала она, испытывая все возрастающее отвращение к этому человеку.
– Опомнись. Арабелла, – он не повысил голос, но его свистящий шепот был еще более устрашающим, – пока ты находишься в моем доме, я требую от тебя послушания. Надеюсь, ты понимаешь меня?
Николь захотелось в сердцах нагрубить ему, но она чувствовала опасность, исходящую от Дензила Локсли, и шестым чувством понимала, что этого делать не стоит. Для своей безопасности и для безопасности ребенка ей было бы лучше уступить, но она, посчитав это трусостью, решила пойти на компромисс.
– Я буду делать все, что вы захотите, пока я здесь, – сказала она.
– Что ты имеешь в виду?
– Просто в один прекрасный день я надеюсь покинуть это место.
К ее удивлению, сэр Дензил ответил:
– Это именно то, о чем я уже давно мечтаю.
Николь в изумлении уставилась на него:
– Вы хотите, чтобы я ушла?
– Я хочу для тебя более подходящей участи. Я хочу, чтобы у тебя был свой дом. Если бы это произошло, я был бы действительно рад.
– А, понимаю, – актриса едва сдерживала ярость, – а что, в ваших правилах, чтобы я отправилась на поиски мужа, или вы сделаете это за меня?
На скуластом лице появилось недоумение:
– Ты прекрасно знаешь, что в наших правилах. Найти для своего ребенка здорового партнера с хорошей родословной. Так как мы – семья мелкопоместных нетитулованных дворян, ты была вправе остановить свой выбор на Майкле Морельяне, и его отец, и я дали наше согласие. Но теперь, когда у тебя есть ребенок, а страна разделилась на два лагеря, теперь, уверяю тебя, все будет совершенно иначе.
– И что же будет теперь?
– Тебе придется мириться с новыми обстоятельствами.
– Господи! – не подумав, воскликнула Николь. – Как я рада, что все это только сон.
Повисла неловкая тишина, которую прервал сэр Дензил:
– Будь любезна объяснить свои последние слова, – губы на худом лице превратились в тонкую линию, его выражение свидетельствовало о том, что это далеко не просьба, а приказ.
Тут Эммет, прокашлявшись, попыталась разрядить обстановку:
– Госпожа Арабелла слегка не в себе после родов, сэр. И иногда она не понимает, о чем говорит.
– Это правда, Арабелла?
Она не смогла сдержаться:
– Да, правда. Можно сказать, что после родов я стала совершенно другим человеком.
Даже не глядя на Эммет, Николь чувствовала, что та смотрит на нее полными ужаса и мольбы глазами. Сэр Дензил задрал костлявый подбородок:
– Я полагаю, что сейчас не время для всяких странностей. Надеюсь, ты сможешь взять себя в руки и постараешься сделать это как можно быстрее.
«Жалкий ничтожный негодяй, – подумала Николь. – Представляю, что было бы, если бы твоя дочь действительно сошла с ума. Уж наверняка ты бы посадил ее в одиночную камеру, и это в лучшем случае».
Вслух же она сказала:
– Желаете посмотреть на ребенка?
Он замер, видимо, раздумывая над своими хорошими манерами:
– Конечно. Я надеюсь, что ты назвала ее Констанция.
– Нет. Я дала ей имя Миранда. Но почему я должна была назвать ее Констанция?
Он побледнел еще больше:
– Ты прекрасно знаешь, почему. Потому что так звали твою мать, и твоя дочь должна быть названа в ее честь.
– Боюсь, что теперь слишком поздно. Миранда – это уже решено, – ответила Николь, но потом, подумав, не зашла ли она слишком далеко, добавила, – но, может быть, мы дадим ей второе имя – Констанция?
Мгновенно лицо сэра Дензила передернулось, и он снова побледнел, прошипев:
– Ты не смеешь вести себя так со мной, Арабелла. Я – хозяин в своем доме, и пока ты находишься под крышей моего дома, ты будешь покорной. Сегодня же вечером ребенок должен быть крещен, и девочке будет дано имя, которое назову я.
Вставая, Николь посмотрела на него и подумала: «Интересно, какая девушка могла соблазниться на этот мешок с костями и терпеть всю его брань? Хотя в том столетии, в котором живу я, он был бы совершенным ничтожеством. В лучшем случае – одиноким занудой, которого никто не любит».
Напоследок она сказала:
– Делайте что хотите. Но вы не сможете запретить мне звать ребенка тем именем, которое я выбрала.
Не говоря больше ни слова, сэр Дензил выскочил из комнаты, не удосужившись даже взглянуть на внучку и оставив Николь в еще большем смятении, чем перед их беседой.
– Боже, какая свинья! – воскликнула Николь, как только его шаги стихли. – Бедная Арабелла, она действительно просто страдалица.
– Послушайте, – проговорила Эммет довольно спокойно, но в ее голосе слышались панические нотки, – вы не должны продолжать так себя вести, госпожа. Я начинаю верить в то, что во время родов с вами действительно произошло что-то, вы действительно стали другой, хотя выглядите точно так же. Но если это и так, я умоляю вас не показывать этого. Сэр Дензил всегда был непреклонен, и он просто не потерпит этого. Он был очень жесток с вашей матерью, хоть и был неутешен, когда она умерла. Вашу жизнь он тоже может превратить в ад, если вы будете упрямы. Самое лучшее, что вы можете делать, соглашаться со всем, что он говорит, пока ваши силы не восстановятся, и вы не станете самой собой.
– Но Эммет, дорогая, – сказала Николь, беря девушку за руку, – во мне и говорит та, которую ты называешь «самой собой». Можешь мне верить, а можешь – нет, но у меня самой совсем другой отец, и я привыкла вертеть им, как мне вздумается. И потакать этому старому негодяю – это просто выше моих сил, черт возьми!
Эммет серьезно посмотрела ей в глаза, и Николь в первый раз заметила, что у девушки один глаз светло-коричневый, а другой – голубой.
– Не могу понять, что произошло с вами, госпожа Арабелла. Вы знаете, мне это не по силам. Но все же я очень прошу вас не усложнять себе жизнь, ни себе, ни мне.
Николь кивнула:
– Хорошо. Я постараюсь сдерживать себя, пока не найду способа избавиться от всего этого, – она помолчала, потом добавила: – Однако мне бы хотелось показаться доктору или какому-нибудь лекарю. Кто знает, может быть, кто-нибудь сможет помочь мне. Ты можешь мне это организовать?
На лице служанки отразилось такое облегчение, что Николь стало жаль ее:
– Я сделаю все, чтобы только увидеть вас вновь здоровой. Сегодня же пошлю записку в Оксфорд доктору Ричи, – серьезно ответила она. – А теперь, я думаю, вам лучше снова лечь. Это вообще неслыханно, чтобы женщина так скоро была на ногах после родов.
– Еще минутку, – произнесла Николь твердо.
Она быстро подошла к окнам, открыла одно из них и выглянула наружу. Ей захотелось увидеть хотя бы небольшую часть того уголка земли, куда она так неожиданно перенеслась.
Сады, окружающие Хазли Корт, были посажены, по всей видимости, еще в прошлом столетии. Сейчас же прямо перед собой Николь увидела мощеный, плохо ухоженный двор, окруженный полуразвалившимся забором и стройными тиссовыми деревьями. Справа раскинулся густой сад, наверняка полный всяких диковинных зверей и птиц. Вытянув шею, она увидела вдалеке замерзшую гладь воды и догадалась, что в свое время дом был обнесен рвом. Больше она ничего не смогла разглядеть, кроме простирающихся вдаль снежных просторов, что тут же заставило ее задуматься о том, какое сейчас время года.
– Какой сейчас месяц? – спросила она Эммет, которая тщательно расправляла ее постель.
– Девятнадцатое марта.
– Погода не очень-то весенняя.
– Да, и она держится уже несколько дней. Это ужасно, если учесть, как много людей сейчас перемещаются по стране.
Николь отвернулась от окна и посмотрела на нее:
– Так что же все-таки происходит?
– Ну, я могу судить об этом только по разговорам слуг, но ходят слухи, что король еще в январе уехал из Лондона, и это было ошибкой, потому что он теперь не может вернуться назад. Говорят, что он отправился на юг с жалкой горсткой преданных ему людей и добрался до Йорка.
– И что произошло там?
– Члены Парламента пытаются заставить его подписать новую конституцию. Ваш отец заявил, что он на стороне его величества, а сэр Дэвид Морельян полностью на стороне Парламента. Он верит, что король заключил сделку с дьяволом, и сам не понимает, что творит.
– И в результате целая страна оказалась расколотой на два лагеря?
– Теперь кажется, что это никогда не кончится.
– Самое подходящее время вернуться назад, – сказала Николь.
Она хотела выразить этими словами протест, пожаловаться на свою горькую участь, но вместо этого она неожиданно почувствовала прилив возбуждения, такой же, как ночью.
– Какое потрясающее время!
– Вы улыбаетесь совсем как раньше, – окликнула ее Эммет.
Приложив руки к лицу, Николь обнаружила, что она действительно улыбается.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
После того как доктор уехал, Николь села и уставилась в окно ничего не видящими глазами. Из Оксфорда доктор приехал верхом, саквояж с лекарствами и инструментами был прикреплен к седлу лошади, на которой следом за ним ехал подручный мальчик. Как только врач вошел в комнату, в Николь умерла всякая надежда. Она сразу же поняла, что доктор Роланд Ричи, этот огромного роста честный малый с грубоватым лицом и кристально чистыми голубыми глазами, не поймет ничего, если она попытается объяснить ему правду. И все же, повинуясь слепому желанию и надежде на спасение, актриса решила предпринять еще одну попытку.
– Я слышал, вы сильно пострадали при родах, госпожа, – доктор не стал ходить вокруг да около, а сразу приступил к делу. – Боюсь, что все женщины проходят через это. Но, слава Богу, слава Богу, и вы, и ваш ребенок живы, а это кое-что да значит.
«Да помогут мне Небеса!» – подумала Николь, еле сдерживая нетерпение. Выдавив из себя улыбку, она ответила:
– При родах, доктор Ричи, пострадало не столько мое тело, сколько рассудок. Вы когда-нибудь имели дело с душевными болезнями?
Кристально чистые голубые глаза сузились:
– Вообще-то случаи помешательства при родах мне не известны, может быть, они бывают, но редко, очень редко. Однако, госпожа, осмелюсь вам заявить, что вы совсем не кажетесь мне душевнобольной.
Николь начала говорить, взвешивая каждое слово:
– Я вовсе не сумасшедшая, доктор Ричи. Просто был произведен эксперимент над моим сознанием, и именно об этом я хочу вам рассказать.
Он знаком приказал мальчику поставить вещи и выйти из комнаты.
– Вы сказали – эксперимент? – переспросил врач.
– Да. Дело в том, что часть нашего мозга освобождается, когда человек засыпает. Вы с этим согласны?
Доктор Ричи заерзал на стуле и прокашлялся:
– Это та часть мозга, которая видит сны, да, согласен.
– Так вот, эту часть сознания можно отправить куда-нибудь, это вы тоже знаете.
– Да? – он соединил кончики пальцев и посмотрел на нее с недоверием и интересом.
– Куда-нибудь в путешествие в другое время и в другое место.
– Я слышал, вы сильно пострадали при родах, госпожа, – доктор не стал ходить вокруг да около, а сразу приступил к делу. – Боюсь, что все женщины проходят через это. Но, слава Богу, слава Богу, и вы, и ваш ребенок живы, а это кое-что да значит.
«Да помогут мне Небеса!» – подумала Николь, еле сдерживая нетерпение. Выдавив из себя улыбку, она ответила:
– При родах, доктор Ричи, пострадало не столько мое тело, сколько рассудок. Вы когда-нибудь имели дело с душевными болезнями?
Кристально чистые голубые глаза сузились:
– Вообще-то случаи помешательства при родах мне не известны, может быть, они бывают, но редко, очень редко. Однако, госпожа, осмелюсь вам заявить, что вы совсем не кажетесь мне душевнобольной.
Николь начала говорить, взвешивая каждое слово:
– Я вовсе не сумасшедшая, доктор Ричи. Просто был произведен эксперимент над моим сознанием, и именно об этом я хочу вам рассказать.
Он знаком приказал мальчику поставить вещи и выйти из комнаты.
– Вы сказали – эксперимент? – переспросил врач.
– Да. Дело в том, что часть нашего мозга освобождается, когда человек засыпает. Вы с этим согласны?
Доктор Ричи заерзал на стуле и прокашлялся:
– Это та часть мозга, которая видит сны, да, согласен.
– Так вот, эту часть сознания можно отправить куда-нибудь, это вы тоже знаете.
– Да? – он соединил кончики пальцев и посмотрел на нее с недоверием и интересом.
– Куда-нибудь в путешествие в другое время и в другое место.