Лампитт Дина. Изгнание

   Третьего сентября Руперт вернулся позже обычного, но Николь еще не спала. Эмлин весь вечер капризничал, и она, в конце концов, взяла сына на руки и принялась ходить по всему дому, укачивая его. Она спустилась в гостиную, где в камине еще горел огонь. Тут в комнату ворвался принц Руперт, но, увидев ее, остановился и тихо спросил:
   – Арабелла, дорогая моя, почему вы еще не спите?
   – Представляете, этот маленький негодник кричал не переставая весь вечер! – и она показала на уснувшего ребенка.
   Руперт усмехнулся, глубокие складки, делавшие его лицо озабоченным, разгладились.
   – Что-то трудно в это поверить, – но больше он не стал шутить, а рухнул в кресло, яростно стягивая с себя сапоги.
   – Что случилось? – спросила Николь.
   – Принесите мне бренди, тогда я все расскажу.
   Он залпом осушил полный стакан бренди и снова наполнил его из графина, который она ему подала.
   – Ферфакс передал мне письмо, и черт меня возьми, если я знаю, что ему ответить, – с этими словами он достал из кармана конверт и протянул ей.
   Николь с интересом посмотрела на письмо, которое само по себе имело историческое значение, и начала читать:
    «Я с величайшим уважением отношусь как к Вашему королевскому происхождению и причастности к Английской Короне, Ваша честь, так и к тем великолепным достоинствам, которыми Вы обладаете: мужеству, благородству и отваге, хотя мы и сражаемся по разные стороны. Но должен сообщить Вам, что король, по всей видимости, одержимый сторонниками дьявола, уже давно предал свой собственный Парламент, а месте с ним и свой народ».
   Она подняла голову и с ужасом посмотрела на Руперта:
   – Чего он хочет?
   – Всего лишь, чтобы я сдал Бристоль. Он утверждает, что тем самым я восстановлю свое доброе имя в глазах парламентариев и всего народа, – он осушил еще один бокал.
   – И что вы собираетесь делать?
   Руперт в отчаянии затряс головой:
   – В том-то все и дело, черт возьми, Арабелла, что я не знаю. Эта война у меня уже в печенках сидит. Благородно сдаться – вот единственный способ закончить ее без дальнейших ненужных жертв. Но я пообещал дяде, что буду удерживать Бристоль до его прихода, поэтому мне, наверное, все-таки придется принять сражение.
   Николь недоверчиво посмотрела на него:
   – Неужели принц Руперт, самый отважный воин всех времен и народов, мог разочароваться в войне?
   Он как-то странно поглядел на нее:
   – Вы говорите об этом так, как будто все это было в прошлом.
   – В какой-то степени, так оно и есть. Но оставим это. Так что вы собираетесь делать?
   – В данный момент – уклониться от прямого ответа. А дальше – понятия не имею. Ради всего святого, Арабелла, что мне делать? Нас намного меньше, и я прекрасно сознаю это. Неужели я должен посылать людей на смерть, ради того, чтобы показать, какой я храбрый? Господи, помоги мне! – и он уронил голову на руки.
   Николь тихонько вышла, оставив его одного. Она слишком боялась того, что могло произойти между ними: между ней и человеком, который был последней надеждой короля, человеком, от которого зависела теперь судьба Бристоля.

* * *

   Как Николь и ожидала, принц Руперт тянул время. Он написал генералу сэру Томасу ответ, в котором выражал готовность пойти с ним на переговоры, но не мог назначить точной даты. Ферфакс ограничился пока тем, что построил укрепления вокруг города, которые напоминали заграждения роялистов в Оксфорде, и солдаты его армии расположились там лагерем в полной боевой готовности.
   В окруженном городе нарастало напряжение среди жителей и солдат. Оно усиливалось еще и тем, что вовсю начал свирепствовать тиф. В доме Руперта атмосфера тоже была крайне тяжелой; он почти беспробудно пил, считая положение безнадежным. Николь все время плакала, волнуясь и за него, и за так странно исчезнувшего Джоселина. Наконец, девятого сентября грянули события, которые стали кульминацией так долго тянувшихся неприятностей.
   Принц Руперт, объезжая укрепления в городе и за городом, еще раз убедился в том, что силы врага во много раз превосходят его собственные. Он вернулся домой, ослепший от ярости и бессилия, и молча сел за накрытый к ужину стол.
   – Стоит Ферфаксу лишь пальцем пошевелить, и от нас ничего не останется, – сказал он Николь, выпив очередной бокал вина и закрыв глаза ладонью. – Мы и часа не продержимся, мы просто не в силах это сделать.
   – Тогда, может быть, разумнее сдаться и спасти невинные жизни простых людей?
   – Но король расценит это как предательство.
   – Что для вас страшней? Видеть, как гибнут солдаты и жители города? Или немилость короля?
   – Не знаю, – честно признался Руперт, – я просто не знаю, – и опустил голову на скрещенные руки, как бы пытаясь защитить ее.
   На этот раз она не смогла заставить себя уйти, слишком много горя, отчаяния и ответственности свалилось на этого человека, и она больше не могла быть холодна с ним. Поднявшись со стула, она обошла стол и нежно обняла его.
   – О, Арабелла, помогите мне! – воскликнул он, и она увидела, что у него из глаз текут слезы.
   – Не надо, Руперт. Вы действительно – самый великий воин всех времен и народов. Какое решение бы вы ни приняли, оно будет правильным. Я это точно знаю, – с нежностью в голосе произнесла она.
   – Я буду молиться Господу, чтобы вы оказались правы, – ответил он, сажая ее к себе на колени и целуя в губы.
   Николь внезапно почувствовала страстное желание, на какое-то мгновение она забыла обо всем и с такой же страстью ответила на его поцелуй. Вдруг у нее перед глазами возникло лицо Джоселина, он смотрел на нее так же, как в первый раз, когда они встретились. Она ясно увидела черные кудри, ниспадавшие на белый воротник, его красивое смуглое лицо, но лучше всего она видела его глаза и тот пылкий взгляд, которым он ее одарил.
   – Нет, принц, нет, – сказала она тихо и поднялась, освобождаясь из его объятий.
   Он недоумевающе посмотрел на нее, глаза его пылали страстью.
   – Но я люблю вас.
   – Я тоже вас люблю.
   – Тогда почему вы мне отказываете?
   – Потому что теперь все изменилось, я уже совсем не та женщина, которой была. Я превратилась в совершенно другого человека, в женщину, которая обожает своего мужа.
   На какое-то мгновение по ее лицу скользнула улыбка – Николь Аттвуд поняла, что Николь Холл больше не существует.
   – Значит, мне не на что надеяться? – спросил Руперт, поднимаясь.
   – В этом плане – нет, не на что. Но я никогда не перестану любить тебя как друга.
   Каждая клеточка его тела была напряжена, он пошел к двери, но, дойдя до нее, повернулся к Николь.
   – Я принимаю вашу дружбу, потому что мне больше ничего не остается, – горько проговорил он. – Но знайте, что мне никогда не будет этого достаточно. Я отдал вам свое сердце, Арабелла, и теперь оно навсегда принадлежит вам. И повторяю, я никогда ни на ком не женюсь. Спокойной ночи, – после этого он вышел из комнаты, и она услышала, как он тяжело поднимается по лестнице.
   Сожалея о словах, которые пришлось сказать этому удивительному человеку, но гордясь тем, что удалось проявить твердость характера, Николь задула свечи и уснула прямо в кресле напротив камина.
   Она слышала, как часы пробили два раза, ее разбудил отдаленный выстрел из пушки. Подскочив в кресле, Николь бросилась к двери, но тут она сама открылась, и на пороге возник принц Руперт, одетый небрежно, как солдат, разбуженный по тревоге.
   – Началось, – угрюмо произнес он, и вдруг на его лице появилась мальчишеская усмешка. – Этот подлец Ферфакс наверняка думает, что я сплю, и поэтому специально начал это именно сейчас.
   Николь поцеловала его в щеку:
   – Что мне делать?
   – Ждать меня здесь. Я обязательно вернусь, хотя когда – одному Богу известно. Но если я не вернусь завтра к полудню, идите в доки, нанимайте лодку и возвращайтесь обратно в Девон. Денег хватит?
   – Наверное, нет.
   – Тогда возьмите из моей красной шляпы, я прячу их там и считаю, что это такое же надежное место, как и любое другое, – с этими словами он вышел и растворился в темноте ночи.
   Николь пошла в спальню и легла в кровать. Она не могла спать, слишком велико было волнение за человека, которого она, может быть, больше никогда не увидит.
   К рассвету звуки выстрелов стали намного ближе. Николь поняла, что «круглоголовые» прорвались сквозь малочисленное оцепление и теперь подошли к самым городским стенам. Около десяти часов утра, весь грязный от копоти орудий и крови, вернулся Руперт. Он был угрюм, как никогда. Увидев слуг, столпившихся в гостиной и жавшихся друг к другу, он не стал им ничего говорить, а пригласил Николь в библиотеку, где они могли поговорить с глазу на глаз.
   – Мы проиграли? – спросила Николь, как только Руперт закрыл за собой дверь.
   – Да. Моих людей так мало, что я даже не могу поставить их по всему периметру городских стен, которые тянутся на несколько миль. Стоит только всем собраться в одном месте, как наши враги начинают атаковать в другом. Рейнсбороу прорвался с востока и захватил Приорх Хилл. За ним вошла кавалерия Кромвеля и отрезала мою охрану от городских жителей, – он замолчал, осушая бокал с бренди, который протянула ему Николь. – Мне остается только засесть в городе и драться за каждую улицу. Но это означает, что такое выгодное место, как Бристоль, – потерян. Они не оставят от него камня на камне. Поэтому мне говорят, что лучше сдаться, и мне кажется, другого выхода у меня нет.
   Она подошла к нему и обняла:
   – Вы сделали правильный выбор. Не стоит жертвовать таким красивым городом и его жителями.
   – Король сочтет меня за обыкновенного труса.
   – Ну и пусть. Люди сами все поймут, – она грустно улыбнулась ему. – А теперь настал час, и нам пора расстаться?
   – Да, мне кажется, что это самый подходящий момент, сейчас можно спокойно покинуть город и отправиться в Девон. Вы уже поняли, Арабелла, что мы проиграли эту войну?
   – Да, – ответила Николь, – понимаю.
   Принц быстро проговорил:
   – Хорошо, я сейчас приму ванну и переоденусь в чистое, чтобы сдаться с достоинством. Уверяю вас, что Черный Том и этот негодяй Кромвель обязательно обратят на это внимание. Вы побудете еще здесь, чтобы проводить меня в этот ужасный путь?
   – Конечно.
   Он нежно поцеловал ее в губы:
   – Когда я уйду, возьмите этот кошелек и немедленно уходите. Вы должны быть на пристани до того, как они начнут все крушить. Вы понимаете?
   – Да.
   – Ну, что ж, я пошел переодеваться, чтобы сыграть весь этот спектакль до конца.
   Через полчаса они все уже были внизу и смотрели на принца, который собирался сдаваться врагу. Николь и Эммет были одеты так неприметно, что даже если бы захотели, не смогли бы привлечь ничье внимание, даже на Миранду они умудрились напялить что-то ужасное. Наконец, появился принц Руперт, он сознавал что, может быть, видит их всех в последний раз. Он помахал им рукой, спускаясь по ступенькам с таким беспечным видом, будто его ничего не заботило. Николь затаила дыхание, глядя на него: он был, как всегда, в своем любимом темно-красном костюме, отделанном очень дорогими серебряными кружевами, все ордена были на нем.
   – Вы выглядите просто великолепно, – прошептала Николь.
   – Да, я оделся, как подобает такому случаю, – скромно ответил он хриплым голосом. – А теперь, дорогая, бегите, пока не стало слишком поздно, – они поцеловались просто как обыкновенные друзья. – Не забывайте меня, – бросил он напоследок.
   Принц надел шляпу, которая идеально подходила к его костюму, и, вскочив на вороного коня, стоящего у входа, помчался прочь.
   – Он очень храбрый человек, – смахивая слезы, сказала Эммет.
   – Мне казалось, что ты его недолюбливаешь?
   – Да, это так, но все равно я считаю его самым великим человеком в мире.
   Снова им предстояло отправиться в путь. Николь благодарила Бога, что дети вели себя спокойно, когда они подошли к Западным воротам и она начала объяснять стражникам «круглоголовых», что она очень волнуется за мужа и решила отправиться на его поиски, он – обыкновенный рыбак, он попросил ее помочь донести домой улов.
   – Попросите его принести часть улова сегодня вечером сэру Томасу Ферфаксу.
   – Конечно, сэр. А куда?
   – В его апартаменты, в замок.
   – Хорошо, сэр. Конечно, он принесет, сэр. Спасибо тебе, Господи, что у меня такой деревенский вид, – тихо добавила Николь, когда охранник открыл ворота, пропуская их.
   В доках было на удивление тихо и спокойно, и, приглядевшись, Николь поняла, почему. Поперек Эйвона стоял вражеский корабль, он был огромен, все остальные суда казались перед ним просто игрушечными.
   – Но как же мы выберемся отсюда? – растерянно спросила Эммет.
   – Не знаю, – ответила Николь. – Думаю, что это судно нам не удастся нанять.
   Вдруг она увидела небольшое рыбацкое судно, способное бросить вызов даже океану. Оно называлось «Уэльский Дракон» и стояло у дальнего причала, его капитан сидел рядом, как будто чего-то ожидая.
   – Послушайте, – окликнула его Николь. – Давайте я найму вас, а я хорошо заплачу. Мне надо добраться до Дартмута.
   Он поднял голову, и Николь увидела черные длинные волосы, совершенно черное от копоти лицо и очаровательную белозубую улыбку.
   – Сколько? – громко прокричал капитан.
   – Восемь фунтов. – Николь понимала, что это ее единственный шанс.
   – Согласен, – ответил он и, когда они быстро подошли, встал и отвесил поклон. – Очень раз подвезти вас, дамы, очень рад. А вас особенно, – он игриво шлепнул Николь, – у нас найдется местечко для такой замечательной попки…
   Она повернула к нему разгневанное лицо, но тут услышала веселый смех.
   – Что, хотите, как следует, мне наподдать? – спросил он.
   Николь поняла, что перед ней… Джоселин.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

   Они двигались вниз по реке Айвон, извилистая и коварная, она должна была вывести их в открытое море. Позади, в городе, подобно звукам мчавшегося поезда, раздавались непрерывные залпы тяжелых орудий. Высоко в небе, раскинув крылья и издавая жалобные стоны, носились чайки – предвестники близости океана. Со всех сторон высились скалы, которые, впрочем, сыграли свою роль в их путешествии: небольшое суденышко благополучно проскочило среди каменных нагромождений, невидимое за пеленой брызг и белыми пенными бурунами. Возле Уэлша им встретился патрульный корабль «круглоголовых», с которого их окликнули, но Рик, полное имя которого было Ричард, показал охранникам рыбину, а указательный палец вытянул в сторону Уэльса – это на всех языках мира могло означать лишь одно: все они рыбаки на этом небольшом рыбацком судне.
   Джоселин и Николь молча стояли рядом на палубе и курили глиняные трубки, которые напоминали ей время, когда она работала в театре. Ребенка она держала у груди, чтобы враги видели, что кроме рыбалки у них и других забот хватает. Эммет отпила из высокой тонкой чашки, а потом дала попить Миранде, которая стояла рядом и, открыв рот, смотрела на корабль «круглоголовых».
   – Проплывайте! – прокричали им с корабля, и Рик, усмехнувшись и откинув со лба прядь волос, прокричал в ответ что-то неразборчивое.
   – Отлично, – тихо сказал Джоселин, улыбаясь охранникам и дымя трубкой с совершенно невозмутимым видом.
   Они уже миновали корабль охраны и скрылись из их поля зрения; теперь вполне можно было расслабиться. Николь и Джоселин продолжали молча стоять и с умилением смотреть на своего сына, наслаждаясь тем, что они опять вместе.
   Николь вспомнила, как близка она была к тому, чтобы изменить мужу с Рупертом.
   – Нам очень опасно разлучаться. Мы никогда больше не должны этого делать, – только и сказала она.
   Не глядя на нее и перегнувшись через перила, Джоселин ответил, как бы прочитав ее мысли:
   – С этого момента мы всегда будем вместе, обещаю тебе. Теперь что бы ни случилось, куда бы я ни отправлялся, ты всегда будешь около меня.
   – Спасибо, – искренне ответила Николь.
   Они миновали русло реки Северн и вышли в спокойные воды Бристольского залива; солнце висело уже совсем низко, его ярко-оранжевый диск медленно опускался в море, окрашивая воду в темно-красный цвет. С палубы суденышка Николь еще различала отвесные береговые скалы и далекую полосу уэлшской бухты. Она обрадовалась, когда Рик повернул на юг, и они зашли в небольшой портовый городок Уочет и причалили к пирсу. Николь с Джоселином, все еще изображая из себя бедную рыбацкую чету, сошли на берег и отправились в город за продуктами.
   Всю ночь они просидели на палубе под открытым небом, тихонько разговаривая. Единственную каюту на судне заняли Эммет и Миранда, сына они оставили с собой на палубе, укутав его потеплее, так как морской сентябрьский ветер после захода солнца был довольно прохладным. Рик спал на свернутых снастях, а Николь с Джоселином, нежно обнявшись, рассказывали друг другу о тех бесконечных днях, которые прошли с момента их прощания. Она поведала ему о том, что было в Нэзби, как она родила Эмлина, о благородном поступке Майкла во время нападения «круглоголовых» на багажный обоз, о том, как ездила в Бернстейпл, а потом в Бристоль, и повсюду она разыскивала своего мужа.
   – Если бы я только знал, – произнес Джоселин. – Ведь я уже поверил в то, что ты покинула меня навсегда.
   – Ты очень огорчился?
   Ярко сверкнули глаза на обветренном лице:
   – Огорчился? Это не то слово, Николь. Я ведь решил, что навсегда потерял вторую половину своей души, которую с таким трудом нашел. Если бы не мысли о Мирод, я бы покончил с собой. Но я подумал, что для нее это будет уж слишком жестоко, – потерять последнего из близких ей людей.
   – Слава Богу, что у тебя хватило здравого смысла, чтобы подумать об этом. Значит, письмо принца не дошло до Раглана?
   – Какого принца?
   Николь слегка смутилась:
   – Принц Уэльский написал тебе из Бернстейпла, что я жива и здорова.
   – Нет, этого письма я не получал. Но я получил письмо от принца Руперта.
   – От принца?
   – Да. Он написал мне, что ты живешь у него в Бристоле, но город находится в опасном положении и может быть в любую минуту захвачен врагом. Он просил, чтобы я скорее возвращался в Кингсвер Холл, куда он обещал отправить и тебя.
   Николь молчала, и Джоселин, оторвавшись от своих мыслей, посмотрел на нее:
   – Каждая страница его письма дышала страстью к тебе. Этот неисправимый романтик не может ничего скрыть. В глубине души ему, наверное, очень хотелось, чтобы я умер, но именно от него я узнал, что ты жива.
   – А где тебя застало его письмо? – тихо спросила она.
   – В Раглан Кастл. Сначала я был там вместе с королем, потом отправился с ним на север, пока ему не пришлось повернуть обратно. Мы лишь ненадолго заехали в Оксфорд, а потом снова вернулись в Раглан. Мне показалось, что его величество смирился с неизбежным.
   – Значит, он понял всю безнадежность своего положения?
   – Я в этом не уверен. Когда мы во время нашего похода на север остановились в Бреконе, он послал принцу Уэльскому письмо, в котором указывал, что тому делать в случае нашего поражения. Видимо, он думал об этом, потому что незадолго до письма от Руперта король попросил меня отправиться на запад страны, в те места, которые я хорошо знаю, и помочь принцу Карлу поправить ситуацию. Оказывается, тамошние военачальники лорд Горинг и сэр Ричард Гренвилл передрались между собой. Гренвилл отказался выполнять приказы Горинга, и они начали войну друг с другом, вместо того чтобы думать о том, как им лучше бороться с врагом.
   – Боже, какие дураки!
   – Любовь и война всех нас делают дураками, – ответил Джоселин. – Теперь позволь мне рассказать конец моей истории. Как только я получил от него письмо, я немедленно покинул Раглан, добрался до первой же рыбацкой деревни и нанял Рика, вернее Ричарда, вместе с его посудиной.
   – Джоселин, – твердо сказала Николь, – пусть принц Уэльский подождет тебя еще немного. Мне действительно необходимо добраться до Кингсвер Холл и остаться там. Разыскивая тебя, я протащила наших несчастных детей через полстраны. Им просто необходимо пожить спокойно где-нибудь в одном месте.
   – Ты – очень хорошая мать, – тихо произнес он.
   – Сама не понимаю, как мне это удается. Если бы ты знал, какой я была раньше, ты бы сам не поверил в это.
   Джоселин задумался:
   – А что теперь будет с ней, с Николь Холл, с той частью тебя, которая осталась в прошлом?
   Николь честно ответила:
   – Я не знаю. Эмеральд Дитч предупредил, что теперь меня ждут перемены, но какие он не сказал.
   – Как ты считаешь, она там, в другом времени, умрет?
   Не в силах сдержаться, Николь расплакалась:
   – Да, да, я думаю, умрет.
   – Бедная Николь, – тихо произнес Джоселин.
   – Нет, – ответила она, качая головой, – она – счастливая, потому что она – это я. Умрет лишь ее тело.
   – Я буду молиться за вас обеих, – сказал он и обнял ее еще крепче.

* * *

   Через неделю, двигаясь вдоль живописных берегов, они, наконец, приплыли в Дартмут. Путешествие оказалось довольно приятным и спокойным; там, где река Экс впадала в океан, Николь любовалась высокими скалами, потом пошли дикие и пустынные берега Корнуоллского полуострова. Они миновали загадочный Тинтагел и окруженный спокойными водами полуостров Пенвит, на котором возвышалась величественная гора Святого Михаила. Потом на берегу появились строения и, наконец, они увидели мыс Лизард, на котором стоял маяк, построенный в 1619 году. Затем они миновали Фалмут и Плимут и, наконец, миновав небольшой залив Страт-Бей, издалека увидели великолепный Дартмутский замок.
   – Вот мы и дома, – сказал Джоселин.
   – Да, дома, и все вместе, – ответила Николь.
   К этому времени они уже провели ночь вдвоем. Как только судно оказалось на территории, занятой роялистами, они сняли с себя маски, став теми, кем они были на самом деле. Они зашли на ночь в узкий залив, на берегах которого располагался город Боскастл. Море здесь было мелкое и походило на пруд. Лодка пришвартовалась к удобному пирсу, перестроенному сэром Ричардом Гренвиллом, который отправился отсюда драться с испанцами. И именно здесь, в маленькой гостинице, которая называлась «Отдых для рыбака», Николь и Джоселину удалось провести ночь наедине.
   Море окружало их со всех сторон; его шум доносился из открытого окна комнаты, море сияло голубизной с картины, висевшей над простой кроватью, его запах исходил от каминной решетки, сделанной из дерева, когда-то выброшенного на берег прибоем. Комната была вся пропитана его запахом и вкусом. Дыхание океана, чистое с привкусом соли, успокаивало, и они, сами того не заметив, вошли в его ритм, их движения повторяли глухие удары волн, накатывающихся на берег. Эта спокойная сила вечного океана как бы перелилась в их тела, они почти физически ощущали, как усталость и невзгоды покидают их, как чувство любви и тихой нежности обволакивает их. Любовная игра продлилась до утра, и Николь, и Джоселину никогда еще не было так хорошо вместе.
   Теперь семья была почти дома. Они высадились в Дартмуте, попрощавшись с Риком, и наняли маленькую речную лодку, в которой им предстояло проплыть последний отрезок такого долгого пути домой. И вот они приблизились к страшной черте, которую было необходимо преодолеть. Они достигли того места, где Сабина и Карадок, сделав последний шаг, перешли в другой мир и где Эммет чуть не последовала за ними.
   – Ты вся дрожишь, – сказал Джоселин, глядя на служанку.
   – Я просто замерзла, милорд, – ответила Эммет, обещавшая до конца жизни хранить страшный секрет.
   Дом был окутан такой угрюмой тишиной, он казался таким спокойным и безмолвным, что Николь, шагнув за его порог, постаралась наделать как можно больше шуму, уверенная, что сможет разогнать тени прошлого и обитающие в нем души. Мирод тут же выбежала им навстречу, она плакала и смеялась, а потом спросила, долго ли они собираются оставаться в доме.
   – Пока война снова не позовет нас, – ответил Джоселин.
   Но тут вошла Эммет с детьми, и Мирод забыла обо всем, бережно беря на руки Эмлина и улыбаясь вцепившейся в ее ногу Миранде.
   Мирод настояла на том, чтобы они все обедали в большом зале, Джоселин сидел во главе стола, а обе дамы – по обе стороны от него. Служанка принесла колыбель, в которой когда-то спал Джоселин, и Николь уже хотела было положить туда Эмлина, но вдруг ей в голову пришла неприятная мысль, и она спросила:
   – А Сабина не спала в этой колыбели?
   – Нет, – очень тихо ответила золовка, – я приказала сжечь все ее вещи, все до единой. Это было тяжело, но я знаю, что это было необходимо.
   – Очищение огнем?
   – Я подумала о том же.
   И вот теперь спящий спокойно, может быть, впервые за всю свою жизнь наследник Джоселина тоже присутствовал на семейном обеде, а Миранда, которую ее приемный отец называл теперь дочкой, сидела с ними за столом до последнего, она зевала не переставая, но придумывала массу причин, по которым Николь никак не удавалось отправить ее в постель.
   Наконец, оставшись втроем, они перебрались в гостиную и зажгли свечи, на стенах заплясали причудливые серебряные тени.
   – Когда мы поедем навестить принца? – спросила Николь.